Принц и Волк

Тяжкий стыд сдавливал грудь так сильно, что нелёгкой ношей был и один вздох морского воздуха, который соленым, но спокойным ветром обдувал принца, стоящего на корабле. Благодаря штилю и скорому приезду домой, он мог бы насладиться умиротворяющими морскими пейзажами, если бы не мысли, осевшие тяжким грузом в чужой голове. Их было не так много, но каждая была настолько четкой и пугающей, что единственное, что мог позволить Ромео, это прикрыть глаза и попытаться прогнать каждую. Но это будто лишь усугубило. Прохладный ветер обдувал горящие щеки, заставляя поморщиться и раздраженно открыть глаза вновь. Даже забыться уже нельзя, будто все внутри против и желает подкинуть этот тяжкий труп здравомыслия и совести прямо под нос принцу, весело усмехаясь и глумлясь. "Кажется, я схожу с ума, с подобными-то действиями и аналогиями",-грустно рассуждал просебя Ромео, глядя на свои руки и сжимая губы, вспоминая все, что он натворил. И лжепринц мог бы справиться, если бы его мучала вина, он мог бы завраться, забыться в легкой поэзии и грязных романах, отбрасывая мысли подальше, но.. Эти, именно эти, будто на зло, веронец игнорировать был не способен. Они били по самому больному и заставляли делать то, что Ромео ненавидел больше всего на свете. Смотреть правде в глаза и признавать ее. И ты даже сделать ничего не можешь, хоть рыдай, хоть бейся в истерике или бей кулаками по полу, рви волосы, но правду, эту мерзкую истину, признать придется. И Ромео придется признать, что вины он совсем-совсем не чувствует, ни за одно свое действие, а стыд-лишь побочный эффект данного осознания. И придется признать, что тягучее, жаркое удовольствие от этакой мести все еще растекается по телу вместе с кровью, насыщая все тело сладостной истомой, слабостью, будто лжепринц истратил все свои силы на Алебарда, зато свершая долгожданную кару, наконец-то отстаивая себя. Придется, просто необходимо, признать, что внутри затаившиеся жестокость и с обидой наконец-то нашли выход, щелочку, через которую смогли выбраться, царапая свою клетку и бущуя, как необузданное зверье. И признавать это так не хотелось, хотелось отвернуться, лишь бы не глядеть в это зеркало, что отражало правду, правду-в которой Ромео ничем не лучше, а может в чем-то и хуже, чем все в этом чертовом, омерзительном дворце, который принц уже, кажется, возненавидел всей душой. Он такой же жестокий, такой же ненастный зверь, как и все там, готовый растерзать любого, кто окажется слабей. Но.. Но ведь быть так не может, не может, чтобы в слащавом, таком слабом принце, что лишь ресурс, что даже постоять за себя сам не может, поэтому ему нужен его шанс, может быть такая же жестокая натура, как и в остальных из королевской семьи! Не может же быть, правда? Он же слишком чист для этого, слишком сладок, слишком...! С умоляющим взглядом глядел в небо Ромео, нервно сжимая руки и закусывая губы, тихо умоляя само солнце дать ему ответы или, хотя бы, намеки. Он недостаточно силен, чтобы дать отпор хотя бы равному, принц все еще слаб, но достаточно жесток, чтобы измываться над теми, кто слабее? Лжепринц сжался, пряча взгляд в воду. Нет, так не может быть! Он же всегда был чище, хотел быть чище! Если уж он такой же как они все, если уж Ромео-не жертва, то кто же он тогда? Вмиг, посмотрев с такой стороны, каждый поступок приобрел более темные и, честно говоря, пугающие оттенки. Особенно.. "Спасение" Пика. Почему надеть на живого человека ошейник казалось такой гениальной и хорошей идеей? Почему все так это приняли? Почему никто даже возмутиться, поспорить, возразить не вздумал?! -О чем думаешь, голубь?-Неожиданно подошел Пик, пугая Ромео так, что тот негромко вскрикнул, схватившись за сердце,-.... Интересная реакция на своего друга. -П-пик!-Чужой голос дрогнул, да так предательски, что услышав себя же, Ромео раздраженно и смущенно отвел взгляд,-Не подкрадывайся так, напугал.. -Это я уже понял, ты чуть за борт не выпрыгнул от ужаса,-Усмехнулся имперец, довольно наблюдая за чужим возмущенным лицом. -Во-первых, это не правда, во-вторых, в этом виноват ты и только ты, тем, что напугал меня! -Да-да, а ты весь такой сахарный, только б воды дотронулся, сразу бы растаял. Хотя, судя по тому как ты порой общаешься... -И чем же тебе моя вежливость и добрата неугодили?-Пик отмахнулся от чужого, искренне расстроенного, вопроса, подходя ближе и смотря на моря, полной грудью вдыхая соленый воздух, стараясь как можно меньше смотреть на принца, грустно повесившего голову. -Так, о чем ты думал? -Это.. Не так уж важно... -Что, в спешке сувенир какой забыл? Или.. Оо, не дааай солнце, или как ты там постоянно бубнишь, ты забыыл свою поэзиююю?.. Она же такааая гениальная, что ее сразу кто-нибудь присвоит,-Ромео недовольно пихнул Пика острым локтем, краснея и чуть посмеиваясь, позволяя себе выдохнуть и позабыть, хотя бы на несколько минут, о тревоге. -Еще как присвоят! Ценителей в мире найдется больше, чем диких, ничего не понимающих в поэзии, настоящей поэзии, волков! -Смотри, чтобы твои эти "ценители", выдуманные, не кончились, -Ромео улыбнулся, останавливая взгляд на чужом, ехидном лице. -А с чего бы им кончаться? Ты их съешь, что ли? Хотя учитывая как ты меня кусал...-Ромео насмешливо улыбнулся, закатывая рукава и, будто бы, специально открывая вид на небольшой шрам от зубов. Пик неловко отвернулся, то ли стыдливо прячась от принца, то ли пряча свое же эго от неприятнейших воспоминаний. -Ты сам лез когда не надо было. Я просто оборонялся,-Оправдывал мальчик, словно больше для себя же самого, чем для собеседника, на что Ромео лишь ласково улыбнулся, поглаживая Пика прямо меж рожек, или "ушек", как считал веронец. -Я тебя ни в чем и не виню,-Шепнул на ухо лжепринц, а затем удивленно отстранился, замечая странную реакцию мальчишки. По чужому телу пробежали мурашки, а сам имперец, весь красный и крайне возмущенный, обернулся на принца с таким сердитым и серьезным взглядом... Что Ромео лишь осталось поднять руки вверх, будто бы сдаваясь. -Прости, за что бы ты не был так зол!-Неловко и чуть нервно усмехнулся Ромео, пока Пик лишь закатил глаза, сердито вздыхая. -Лучше скажи наконец, о чем таком ты размышлял, что даже меня не заметил? -Я же уже говорил, это не так уж и важно,-Ромео отвернулся, наблюдая за спокойной водой и невольно вновь возвращаясь к тем ужасным мыслям, что осели в буйной головушке, пока Пик невольно наблюдал за принцем, сжимая неловко губы, не в силах отвести взгляд. -Что бы там тебя не тревожило, уже скоро мы будем в Вероне, так что, наверное, это уже и впрямь будет не таким важным...-Изо всех сил, но с неопытной неловкостью пытался поддержать Пик, видя, как Ромео съедают тревоги изнутри, словно черви, поселившиеся в подгнивающем яблоке. -Хах, дома забот будет только больше,-Горько засмеялся принц, сжимая что пальцы, что зубы, уже предвкушая с легким налетом усталости и раздражения, как снова окунется в бумажную волокиту, в бесконечные вежливые письма и холодные ответы, споры с министрами самых разных отраслей, вечные придирки строгих репетиторов, что будут вновь жаловаться, что голова юноши забита далеко не тем, и что ему нужно лучше учиться и вечные, будто проклятые самим Солнцем, выходы на публику, что снова будут так утомлять. Нервный смешок сам по себе вырвался из горла, совершенно бесконтрольный, но такой искренний. Ромео бы хотел сейчас больше свободы, больше.. Больше своей, свободной и полной радости жизни! Но он же принц. Он обязан думать о своих, далеко нелегких, обязательствах. Внезапно, захотелось снова окунуться в то состояние безудерженной тоски, коим он страдал до поездки в Зонтопию. Хоть раз Ромео смог позволить себе отдохнуть, пусть и сжираемый чувством стыда. Но более, юный, даже если и фальшивый, принц себе такого не позволит, он банально не может, он же таак грезит и жаждет сделать свою страну всеми силами лучше, даже если и приходиться ради этого надрываться как в не себя. -Это из-за.. Покушения?-Осторожно, непривычно осторожно и даже как-то неуверенно, спросил Пик, будто боясь вызвать у собеседника лишь больше усталых вздохов. -Конечно. Это ж столько писем надо написать, надо будет целый съезд собирать... -Съезд? -Съезд правителей,-Кратко уточнил Ромео, замечая непонимание в чужих глазах,-Это консилиум на который съезжаются правители всех приглашенных стран и на который каждый обязан явиться, независимо от его хотелок. Его собирают только в крайних случаях, когда это касается международных преступников или шпионов, а иногда даже войн! Это крайне серьезное мероприятие, поэтому и собрать его трудно. Последний такой съезд был перед поражением Пиковой Империи. -А зачем? Думали, кто присвоит себе наши земли?-Принц обернулся с жалостью к Пику, что кажется, уже не выглядил ни смущенным, ни неловким. Всякий раз, когда тема касалась Пиковой Империи, между ними повисало напряжение и все кончалось либо слезами, либо молчаливым согласием закончить такой неприятный разговор. Поражение и осознание факта агрессии Империи все еще где-то больно отзывалось в душе мальчика, все еще хотелось верить, что хотя бы в чем-то родители не обманули. Да и трудно было нормально воспринимать то, что его родину спокойно могли разделить как вздумается. -Нет,-Тихо начал Ромео, стараясь не до вести своего друга до слез снова и держа в голове, что перед ним сейчас не имперец-захватчик, что сжигал поля и убивал всех без разбору, а в первую очередь ни в чем не повинный ребенок и его собственный близкий, самый близкий, и единственный друг,-В ходе съезда было решено не трогать вашу территорию и не присваивать ее, пока не будет найдено тело императора. Иначе заявление прав на территорию Пиковой Империи можно будет расценивать как агрессию в сторону Вероны или Зонтопии. Еще никто не отошел от одной войны, чтобы сразу ввязываться во вторую,-Пик, скрестив руки на груди и направил свой мрачный взгляд в воду, перегоняя всю чужую речь в голове повторно, словно обдумывая, а стоит ли этому верить. С одной стороны, это же Ромео, он не обманет, а с другой... Имперец начал теребить ошейник, будто выуживая из него ответы и замечая тяжелый, почти болезненный вздох принца, с неохотой поднимая на него свой взгляд и замечая, как он слишком близко приблизился. -Т-ты,-Неловко раскраснелся мальчик, отшатываясь от жалостливого принца и не успевая договорить, как за его ошейник осторожно, словно боясь то ли самого ошейника, то ли по случайности задушить Пика. -Давай снимем. -Что?!-Удивленно, почти вскрикнул мальчишка, тоже хватаясь за свой ошейник, словно боясь что его сорвут прямо так, без церемоний, а отдавать, отчего-то уже такой родной, ошейник не хотелось,-Не смей!! -Он же неудобный, давай! -А мне удобно, отцепись! -Но он же.. Он же унизителен,-Принц сжал губы под давлением сожаления о том, что он вовсе когда-то его одел на чужую шею. -Смотря для кого,-Недовольно фыркнул Пик, вцепляясь за ошейник со всей своей силы, почти царапая его короткими ногтями,-Он мне, между прочим, дорог, так что не трожь!-Ромео ошарашенно глянул на мальчика, что с остервенением Фурии, защищал свою собственность, что была со стороны лишь унизительной, сковывающей и свызывающей со всем самым неприятным в жизни Пика, ношей. По крайней мере, именно так казалось принцу, что его и одел. Именно так все выглядело в глазах Ромео, что считал ошейник этакой заменой позорного клейма раба, что была ни капли не лучше. -Но почему?-Неверя своим ушам, прошептал веронец, еле шевеля губами и непонятливо хлопая своими длинными ресницами. -Потому что, даже при всей неприятности правды и моем отношении к Вероне, с ним я чувствую себя намного свободнее на чужбине, чем без ошейника на своей родине. Да и этот ошейник-для меня намного больше, чем знак того, что я принадлежу отныне замку. Этот ошейник-твой подарок, обозначение нашей связи, дружбы. Ты показал мне мир, о котором я до этого даже не подозревал и который я все еще не могу принять. И сниму я его лишь тогда, когда смогу принять этот новый, удивительно пышный и теплый мир, когда он станет мне родным вместе с тобой. А до этого, я клянусь,-Мальчик, с торжественной гордостью и рыцарской покорностью сел на одно колено пред принцем, смотря прямо в чужие глаза, будто заглядывая в королевскую душу и демонстрируя весь свой пыл, ту решительность и преданность, что помещается в это детское, неокрепшее тело с трудом, с самым настоящим чудом,-Что этот символ нашей дружбы с меня снимут только с моей головой!-Глаза имперца сверкнули небывалой уверенностью. Пик был серьезен, серьезен как никогда. И его клятва была самой, что ни на есть, честной. У Ромео буквально не оставалось иного выбора, кроме как, с румянцем на щеках, принять эту неожиданную, но переполненную пылом и страстью, клятву. -Пик, я.. Неужели эта вещица так много для тебя значит? -Да,-Без доли сомнений или хотя бы секундной задержки уверенно ответил имперец, беря чужую руку и сжимая ее так крепко, словно желая, чтобы принц не на секунду не отвлекался от речей Пика и смотрел только, и только, на него,-Ведь это был первый подарок за многие годы, от моего первого друга в жизни. И.. И да, мне все еще обидно и больно за свой дом, но если ты говоришь, что с ним ничего не сделали и не собираются, то,-Мальчик, словно набираясь воздуха в грудь и сглатывая скопивщуюся, от стресса, слюну. Он никогда не перед кем так торжественно не клялся, да и учили его, что клятва-это нечто сокровенное, то, чего удостаивается не каждый и что сдержать нужно обязательно. Ведь клясться, по обычаям Пиковой Империи, гоже только перед своею женой, той единственной, которую ты выбрал среди этих холодных и суровых ветров, либо перед своим боевым товарищем, что был бы тебе как брат. Но Пику уже было плевать. Сейчас, ему казалось, что только его единственный друг и настоящий принц достоин всех клятв верности и благ,-Я тебе верю. Ромео, расстроганный, улыбнувшись со всей нежностью, на которую только было способно его сладкое, сахарное сердце, сжал руку мальчика в ответ, вызывая у имперца едва заметную дрожь и смущение, только открывая рот, чтобы хоть что-то ответить, но громкий шум моряков перебил. Все как в один голос кричали, с неподдельной радостью в голосе: "Сушаа! А вот и сушаа!",-и этот веселый моряцкий вой вперемешку с шумом чаек заглушали не только все слова, но даже мысли своей громкостью. Единственное, чем мог довольствоваться Пик в ответ на свою, такую сокровенную и серьезную для себя клятву, это мимолетной улыбкой и небольшим подмигиванием, заманчивого взгляда принца, что быстро ушел в свою каюту.