Принц и Волк

"Сегодня важный день!"-Шестой быстро встал с кровати, на ходу расчесывая свои серые волосы и убегая в ванную, умывать свои голубые глаза, чистить зубы под сонные зевки других мальчишек, что жили с ним в одной комнате. "Сегодня очень важный день!"-Вторил Шестой где-то в своих мыслях, попутно надевая свою парадную форму настоящего куроградского школьника. Белая, чистая рубашка с коротеньким рукавом, черные шорты, еле-еле прикрывающие маленькие коленки десятилетних мальчиков, таких же, как и сам Шестой, а на ногах черные, натертые до блеска, туфли с округлым носом, которые, следуя уставу, что всегда делал мальчик, ведь он был хорошим учеником, да еще из одной из элийтнейших школ Курограда, он просто не мог позволить себе опозрить ее честь, нужно надевать на белые гольфы. Поверх всей формы Шестой надел свой маленький пиджачок, ведь мальчишке постоянно было зябко. Раньше у него был теплый кардиган, который он носил всегда и везде, но затем, перейдя в пятый класс, мальчик банально из него вырос, а заместо кардигана-ему выдали серьезный пиджак, с торжественным: "Вы уже взрослый, товарищ Шестой!", а мальчик лишь грустно кивал. Но теперь, он был даже рад пиджаку, он выглядел намного серьезней своих сверстников, что учась в такой школе, могли позволить себе дурачиться. Шестой, на самом деле, хотел бы так же, но еще сильнее он хотел получить признание и образование, чтобы затем стать ученым и наконец-то снова увидеть родителей которые, по словам его школьного учителя, работали непокладая рук, чтобы быть полноправной частью трудящегося общества. И Шестой хотел точно так же! Он хотел наконец-то заиметь имя, а не номер, который ему бы выдала школа в конце учебы. И вот, сегодня и должен был настать тот день, когда все его пятерки, не единой двойки, да что там двойки, даже тройки, за все пять лет учебы, что, по мнению Шестого, было много, оценят по достоинству и вручат ему почетный красный галстук. Мальчика почти трясло и будоражило от нетерпения. "Какой же важный сегодня день!"-Уже второй раз повторял Шестой, переменаясь с ноги на ногу и заглядываясь на яркие галстуки других ребят, что были по старше, восхищенно мечтая, чтобы на нем красовался такой же. Это ведь будет значить, что он-лучший из самых лучших в своём классе, да что там в классе, лучший из самых лучших пятиклассников! А потом, возможно, он сможет стать лучшим из самых лучших во всей школе, удостаиваясь не только красного галстучка, но и почетного значка-броши с гербом самого Курограда. Только думая о таком, у Шестого уже задрожали руки. Ох... Это была мечта всей его жизни, получить эту брошь на свой пиджачок. Ведь она значила, что тебе будут все двери открыты! Любой университет, любой ВУЗ, училище, техникум... Ты можешь податься куда сам пожелаешь! Ну разве это не чудо? Шестой неловко перебирал пальцы, спеша в класс первее всех, просто потому что боялся не успеть на линейку. Прямо перед дверью мальчик остановился, сжимая губы и нервно потирая ногу о ногу, чуть отводя взгляд от ручки кабинета и, с странным страхом внутри потянул к ней руку. Шестой только сейчас, сжимаясь всем телом, понял, что наверняка там будет его учитель.. Холодный пот пробежал по спине. Весцел Юрьевич, как сам себя убеждал Шестой, не был плохим человеком. Он часто помогал мальчику, объяснял непонятные темы, уделял столько внимания именно Шестому, что одноклассники завидовали и игнорировали мальчишку, называя его подлизой. Но что-то.. Что-то внутри боялось, кричало и верещило от страха, что-то, на уровне подсознания, было мерзким в учителе, некомфортным, отталкивающим настолько, что каждое прикосновение было мерзким. Но выбора нет. Да и эти чувства-всего-лишь чувства, которые можно игнорировать, сам себя убеждал Шестой, открывая дверь и натягивая неловкую улыбку при виде учителя в парадной форме. Весцел был худощав, с крючковатыми пальцами, впалыми серыми глазами, что лаского глядели на Шестого, заставляя того сглатывать от внутреннего страха, с острыми, как лезвие бритвы, скулами и небольшой щетиной и тонкими губами, что расплылись в улыбке, глядя на своего ученика. -Ты как всегда раньше всех, Шестой. -А... Д-да..-Голос мальчика дрогнул, но тот быстро прокашлелся, чтобы не смущать учителя,-Сегодня же важный день.. -Очень,-Весцел Юрьевич, будто играясь с чужим волнением, лукаво улыбнулся, а голос его стал лишь громче и тетче, пугая пятиклассника лишь сильнее,-Сегодня самый важный день для нас, мой красный галстучек. -Вы.. Вы так уверены что я его получу?-Глаза ребенка загорелись надеждой и предвкушением, ловко отвлекаясь от внутреннего страха и, как по указке, по приглашающему жесту ладони, подошел ближе к учителю. -Конечно! Ты же так старался для этого, Шестой,-Весцел с непринужденной легкостью положив свою мазолистую ладонь на чужое плечо, заставляя мальчика сжимать губы и пытаться увернуться от пугающе-жесткого касания,-Ты же мой самый лучший ученик, да, Шестой?-Ласково глядя в чужие голубые, отличающиеся от всего остального серого мира, шептал учитель, видя воодушевление в глазах ребенка с легким смущением и румянцем на щеках от похвалы. -Да... Я.. Я-я ваш лучший ученик!-Улыбался будущий обладатель красного галстука, сжимая от нетерпения кулочки и сводя свои маленькие коленки друг к другу, на которые подозрительно пристально пялил учитель, пока мальчик переминался с ноги на ногу, нервничая уж слишком сильно, даже для такого события. -И тебя сводят на экскурсию на мясокомбинат, вместе с остальными красными галстучками,-Шестой, кажется, почти задохнулся от восторга, красняя до ушей, да так, что он и сам может быть красным галстуком на чьей-то шее. -Правда? Правда-правда-правда?!-Почти запинаясь и на одном дыхании повторял Шестой, не веря своим ушам, пока учитель тихо смеялся, попровляя прядь чужих серых волос, до боли долго задерживая свою руку возле чужого ухо, что сильно бы напрягало, если бы не восторг, затмевающий разум и смирение, выработанное на такие некомфортные касания от Весцела Юрьевича,-Прямо меня? Прямо на мясокомбинат? И даже не на автозавод, куда мы ходим каждый год?!-От всего услышанного руки уже начало потряхивать. Все звучало слишком... Идеально! Как в прекрасном сне, что снились Зонтику каждый год перед этим днем. -Не только тебя, но и всех остальных кто получит красный галстук в этом году,-Чуть осадил мужчина, уже нервно посмеиваясь, глядя на то, как нервничает Шестой,-Но да, на мясокомбинат. И там даже можно будет попробовать самые свежие котлеты,-Мальчик ахнул, открыв рот, уже словно представляя этот чудесный запах, этот большой стол, за которым он будет сидеть вместе с другими ребятами и с самим вождем во главе, красивую белоснежную скатерть и, конечно же, ласковый, такой же ласковый, каким на него смотрит учитель, но более приятный, взгляд вождя на нем. А Весцел Юрьевич, словно заметил как мальчик отвлекся, унесясь подальше в свои фантазии, усадил того на свои колени, поглаживая по голове, медленными движениями крючковатых пальцев перебирая серые пряди. Кажется, это тут же отрезвило мальчика, заставляя Шестого сжаться и на несколько секунд перестать дышать, чувствуя как в груди что-то замерло из-за страха, ощущая все эти до дрожи неприятные касания слишком отчетливо. -Ты чего застыл, Шестой?-Ласково прошептал на ухо учитель, вызывая мелкую и неприятную дрожь, такую, какую ощущаешь в неприятный мороз, или когда холодная сталь угрожающе касается шеи,-Совсем в фантазиях затерялся? -А.. Просто.. П-п-просто я представил как это будет замечательно и.. И я..! -Ты такой замечательный мальчик, ты же знаешь это?-Ощущая чужое дыхание где-то в районе шеи, мальчик быстро закивал, словно от волка, убегая от этого неприятного вздоха,-Но у тебя слишком яркая фантазия, даже слишком,-Щеки Шестого обдало жаром от стыда и он стыдливо спрятал взгляд в темноте своих начищенных туфель, надеясь, что этот стыд не заметят,-Ну-ну, я же не ругаю,-По доброму улыбнулся Весцел Юрьевич, но много ума не нужно было, чтобы понять, что он еще как ругает. К сожалению, этого ума у Шестого было предостаточно. Все это наконец-то остановил детский топот в коридоре, что спешил к кабинету, чтобы успеть на линейку. Недовольно цокнув, Весцел еще один раз ласково улыбнулся своему ученику и спустил его с колен. -Ну, беги на своё место, пока твои одноклассники не пришли,-Шестой быстро, но согласно кивнул, побежав, как маленький котенок, сбегающий от живодера, приманивающего животное едой, лишь чтобы потом удоволетворить свои собственные желания, уселся за свою парту, быстро отворачивая голову в сторону окна, чтобы не встречаться с неприятным, томным взглядом учителя, что все равно он чувствовал на себе. Вскоре остальные дети вошли в класс, наполняя его шумом и полным отсутствием дисциплины, сколько бы раз Весцел Юрьевич не пытался их успокоить. Девочки обсуждали бантики и свои сарафанчики, хорошо ли они сидят на них, красиво ли завязан бант, а мальчики уже обсуждали, как же хорошо, что сегодня линейка и уроки отменили. Среди них всех, Шестой чувствовал себя белой, несуразной и общипанной вороной, которая не должна быть тут. У каждого в классе тоже был лишь номер, да, но еще у каждого была кличка. У каждого... Кроме Шестого. С ним не общались, за спиной обзывая подлизой, а ребята, кто уже знал плохие слова, обзывали его и похуже. И он все это знал. И было больно, до боли в груди, до обиды в сердце. Но Шестой вновь себя успокоил: "Мне не стоит переживать. Сегодня же важный день!" Тишины, и то, неполной, смогли добиться, только тогда, когда все уже шли на линейку. В парах. За ручку. Мальчик и девочка, а за ними еще одни мальчик и девочка, а за ними еще одни мальчик и девочка и это тянулось до какой-то бесконечной многоножки состоящей из одинаковых мальчиков и одинаковых девочек, номера некоторых, Шестой даже и не помнил. И как тут всех запомнить? Все какие-то.. Одинаковые. Единственный Шестой выделялся голубыми глазами и шел за руку с учителем, прямо впереди всей этой странной ученической многоножки, ведь, в классе из тридцати одного человека, всем нашлась пара, всех было почти поровну. Единственный, этот самый "один", что шел после "тридцати", ходил под руку с учителем, и это был Шестой. Было стыдно не быть частью этого вечно шуршащего, но не лапками, а шепотками, этого насекомого. Мальчик чувствовал себя лишь более отчужденно от остальных одноклассников, да и руку из цепкой, будто клешни, ладони учителя, тоже хотелось вырвать. Но нельзя. Неприлично и некультурно же. Шестой на миг закрыл глаза, успокаиваясь. "Нельзя думать о таком. Сегодня важный день!" Всех выстроили в ряд во дворе школы, Шестой, как и всегда, стоял возле своего учителя, нервно теребя заусенцы, обрывая их, но не обращая внимания на это. Он ждал, когда же наконец-то выйдет вождь, но пока, до его появления, время, будто нарочно тянул, толстый старик в костюме, медленно ходя вдоль ширенги, толкая пафосные, но абсолютно бестолковые и утомляющие речи, под веселую музыку. Время шло утомительно медленно, а старик все болтал и болтал, болтал и болтал, раздражая и нервируя бедного мальчика своей медлительностью. Но стоило наконец-то ему остановиться и отойти на крыльцо школы, как все услышали... Металлический, тяжелый и неприятный лязг стали от протеза. Протеза самого Куромаку.. Кажется, будто само время замерло, сглатывая слюну, в ужасе и трепетном уважении перед вождем. Выйдя прямо перед всей ширенгой, оставив позади директора и поставив двух своих помощников рядом, один из которых держал список, а второй небольшой ящичек, наполненый тем, что вызывает нешуточную дрожь и эйфорические содрагания у Шестого. -Дорогие ученики, в День знаний и технологий, я хочу поблагодарить вас всех, за хорошую учебу, за ваше старания и любознательность,-Шестой широко улыбнулся, он ощущал, будто все это говорят лично ему, словно вождь смотрит именно на него, словно.. Словно Шестой особенный,-Вы все-будущие нашего великого Курограда! И каждый из вас, я уверен, будет самым настоящим примером для наших врагов, каким должен быть настоящий, воспитанный по всем идеалам, человек, с большой буквы!-Мальчик задрожал, кое-как удерживаясь на своих тонких ножках, улыбаясь. Да, да, да! Это всё про него! Это он!-И сегодня я торжественно хочу наградить лучших учеников, лучших во всем, чтобы они были примером для вас, других учеников, и для себя настоящих. Примером того, что нужно не прекращать стремиться к знаниям. Прошу, огласите список,-Строгим взглядом оглядел толпу Куромаку и чуть отойдя, позволяя своим помощникам выйти вперед и начать зачитывать номера. В этот момент, у Шестого будто отнялось все тело, кроме сердца, что лихорадочно стучало, томясь, истекаяя кровью и болью, в ожидании своего часа. Своего номера. Своего красного галстучка. -Номер Шесть, просим, пройдите вперед,-Мальчик аж опешил. Его имя появилось как-то.. Слишком резко! Он испуганно отшатнулся, округляя глаза, не в состоянии поверять, что это не момент из очередного сна, а самая настоящая реальность!-Номер Шесть? Мальчик под номером Шесть, подойди сюда,-Начал более настойчиво звать помощник, по имени Курон, так сказать, правая рука одногорукого вождя, на что толпа охотно и очень грубо вытолкнула Шестого прямо к Курону, будто насекомое, изрыгающие свою личинку, прямо в лапки муравьев, что сразу же утащат в муравейник, как только смогут. Курон смерил Шестого подозрительным и даже холодным взглядом, а ребенок в ответ неловко и криво улыбнулся, вызывя лишь раздражение. -За хорошую учебу, ты награждаешься почетным красным галстуком,-Будничным тоном, словно это и не праздник, проговорил Курон, а второй помощник повязал галстук на шее мальчишки, что с усилием дышал, от нервов, что давили на грудь, как пресс, пытающийся сдавить мусор, но Шестому нравилась такая тревога, страшная, но полная предвкушения. Для него это был не праздник, а сбытие мечты, метеоритный дождь, падающая звезда, что упав прямо перед носом мальчика, принесла его мечту на своём хвосте. Замешкав, только из-за чужого кашля, Шестой быстро убежал обратно в ширенгу, любуясь с отдышкой куском красной ткани, что значило для него намного больше, чем значит весь мир! Тогда малыш еще не знал, а возможно даже и не предполагал, что он радуется самому настоящему ошейнику, благодаря которому его лишь хотят посадить на цепь, разодрав кожу на нежной детской шеи. После вручения всех галстуков, Куромаку словно прошел вперед, жестом заставляя своих помощников разойтись. -Ну а сейчас, я хочу пригласить всех людей, что только-только получили свои галстуки, на эскурсию на мясокомбинат, чтобы разжечь в вас желание уже как можно скорей отучиться и пойти работать!-Шестой уже не слушал. Он лишь влюбленно пялился в кусок ткани, готовый в любую секунду расплакаться. Это то, на чем он строил всю свою маленькую жизнь и теперь, это наконец-то в мальчишеских руках. Ребенок настолько забыл о всем остальном мире, считая галстук-центром вселенной, что тащить в машину с остальными ребятами его потребовалось чуть ли не силком. Было видно, что поездка его уже не так интересует, хотя и ей он тоже был безусловно рад, вы не подумайте! Просто... Наконец-то ему будет чем гордиться, что будет его выделять, делая не хуже остальных, а лучше! Ведь такое лишь у единиц, считай, избранных! Уже по приезде, Шестой наконец-то отвлекся от галстука и, чуть не поспевая за остальными, вышел из машины, плетясь в хвосте небольшой кучки учеников, особенных учеников, восхищенным взглядом оглядывая мясокомбинат снаруже. Большое бетонное здание, пугающие своими габаритами и множеством машин, таких причудливых и явно дорогих, таких, каких Шестой никогла не видел, рядом с ним. Мясокомбинат окружал большой, чем-то даже настраживающий забор, возле которого постоянно дежурили пугающего вида огромные охраники, при виде которых, Шестой с трудом сглатывал ком в горле и несься со всех ног за остальными, боясь отстать.. Внутри здание выглядело только более жутко и даже как-то.. Давище. Но на размышления об этом не было времени. Войдя в мясокомбинат, первое, что они увидели, это толпу врачей, в белых халатах, что уже пожелтели от множественных стирок и кровавых, трудновыводимых пятен. Они презрительным взглядом оглядели толпу детей в красных галстуках, что-то записывая в блокноты. -Это наши ветеринары, они следят за здоровьем поступающего мяса,-Шестой вздрогнул от этих взглядов. "Ветеринары"... Мальчик никогда не слышал о такой професси. Хотя что уж. Шестой даже никогда в своей жизни не видел коров, овец и прочий скот, о которых говорят в книгах. Все что он знает, это то, что в столовой у них котлеты из "свинины". Интересно, а как выглядит эта "свинина". Наверное, так же вкусно, как и котлеты из нее! Группкой, они, ученики с двумя учителями, во главе с Куромаку, пошли дальше, проходя через длинные черные ленты, что видимо, разделяли цеха вместо дверей. Пройдя в следующий цех, они увидели.. Целые огромные мешки, забитые непонятно чем. Это непонятно что в мешках даже шевелилось, что немного пугало. -Здесь хранится больное мясо, которое позже отвезут на скотомогильник. Скотомогильник-это массовое захоронение больного скота. Мы держим их тела в мешках, чтобы они не распространяли заразу, пройдемте дальше.-Ученики послушно пошли дальше, и Шестой хотел идти за ними.. Но мальчик почувствовал, как наступил на нечто склизкое. Осторожно подняв ногу, под ней мальчишка увидел мерзкое и склизкое кроваво-мясное желе, что кажется, было органом, пока на него не наступили. Шестой плотно сжал губы, чтобы не закричать и зажмурился, быстро нагоняя остальных, стараясь игнорировать неприятное чувство в горле, будто его вот-вот и стошнит. Это выглядело мерзко, но мальчик оправдывал это тем, что так всего-лишь выглядит мясо. "Кошмарно, мерзко, но это все еще просто мясо"-пытался успокоится Шестой, спещащий за остальными, но все равно плетушийся в конце, как ненужный и даже неправильный, потому что все вокруг него, кажется, даже отчасти наслаждались прекрасными и кровавыми видами, что открылись им, рудимент. По крайней мере, именно так это видел наш мальчик, замечающий странные улыбки у ребят впереди и лелеющий надежды на то, что там будет что-то по приятней, чем то, что он только что увидел. Ох, как же он ошибся. Да так ошибся, что кто бы со стороны не взглянул, не прочел бы в газете "Куроградская правда", которую любил почитывать Весцел Юрьевич на переменах в столовой, все бы улыбнулись от ироничной и жестокой комичности всей ситуации и бледного лица, которое определенно стоило бы напечатать, уж настолько оно было напуганным, даже шокированным. Мальчик увидел тела других людей, от мало до велика, подвешенные за ноги на огромные, устрашающе острые крюки. Эта картина, кажется, въелась в память, выжигаясь и почетно занимая трон самого ужасающего вида, который и по сей день преследует в кошмарах, в маленькой и коротенькой жизни Шестого. Один человек, большой, на вид сильный мужик, толкал бледные, тощие и голые тела, все побритые налысо, но отлично различимые по выбитым номерам на животах и половым органам, на крюках по цеху, на лицах котоых навсегда застыл немой страх, а глаза, похожие на большие впалые блюдца, смотрели в пустоту. Другие же работники принимали крюки и, потраша тушу и снимая с людей кожу прямо на глазах детей, цинично ненужные кости в один мешок, а требуху и половые органы в другой, будто даже не задумываясь о взгляде на бывшего друга или коллегу. А затем, эти тушки толкали на крюках к следующему цеху. И так по кругу. Ужасному, однообразому, замкнутому и кровавому кругу. Кровь внутри Шестого застыла, подчиняясь застывшему сердцу, слезы подступали к глазам, а нижняя губа и вовсе затряслась, при виде ребенка на этом же крюке. Считай, почти ровестника, может младше всего-то на год, которого так же разделали, без дрожи в движениях, без сочувствия во взгляде, без единой эмоций на лице. Ноги подкосились, отказываясь держать Шестого, который полностью подчинился страху, что плотной пеленой окутал его сознание, не давая и шанса хотя бы осознать, что он увидел. А Куромаку, так до омерзение довольно и гордо встал прямиком возле одной из туши, что уже даже не напоминала человека. -А это цех, где мы разделываем привезённое мясо. Обычно, нам свозят слабых и слепых, либо же, недостаточно разумных чтобы следовать законам Курограда, дабы такие больше не смели размножаться. Такие плодят только себе подобных, а это вредно для нашей прекрасной и процветающей страны, запомните дети, в старших классах вы будете проходить биологию, и там вам расскажут о Евгенике. Но не волнуйтесь, даже из таких, мы отбираем самое лучшее, пусть и бесполезное мясо, которое чуть позже откармливаем, дабы вы потом насладились самым вкусным мясом в своей школе,-Будто в подтверждение слов вождя, на крюках подъехала особо толстое, неестественно толстое, тело, такое, будто в какой-то момент человеку пихали еду в глотку насильно, руководствуясь лишь тем фактом, что позже он пойдет на убой. Это, всё это было так омерзительно, что хотелось убежать и выблевать свой желудок. Рвотные позывы лишь увеличились, при осознании лишь одного, но такого кошмарного факта, что глаза сами неволей расширились, позволяя слезам спокойно стекать по щекам. Шестой это ел. Каждый день, он ел себе подобных. И каждый день наслаждался этим мясом, так и мечтая, чтобы и после школы он мог это есть. В голове крутилась лишь одна мысль, которая медленно перетекала, как кровь стекает на ножах мясников после разделки, в самую неподдельную истерику: "Мерзость!" -Но сер,-Поднял руку один смелый мальчик,-Почему нельзя просто выращивать скот на убой?-Куромаку обвел взглядом мальчишку, заставляя того вжать свою голову в плечи, и, стиснув зубы, повел в следующий цех, попутно объясняя таким тоном, словно его спросили нечто настолько очевидное, что даже стыдно было допускать мысль о подобном вопросе. -Большая часть наших полей банально непригодна для скотта, не приживаются у нас. А вот мяса, особенно бесполезного, плодиться много и в промышленных масштабах. Им же много не надо. Лишь пожрать да поспать,-С некоторым отвращением говорил вождь, под восхищенные кивки детей, пока остановившегося Шестого буквально толкали работники, с силой, будто швырнуть пытались, как назойливую псину, что мешает работать, хотя, наверняка в их глазах так все и выглядело. И мальчик шел, на дрожащих и ватных ногах, поджимая свои коленки и закрывая глаза, даже не желая видеть последующие цеха. Но по звукам, по работающим мясорубкам и запаху застоявшейся крови и будто тухлого мясо. Шестой даже отдаленно не хотел знать, что же происходит такое сокрытое там, снаружи, что прячется, пока веки сомкнуты, но стоит только открыть на секунду глаза, как грязная, сальная и полная крови, реальность резали глаза, вызывая все больше слезы. Шестой шел по наитию, что конечно же не осталось в итоге незамеченным. Мальчик, когда вся группа остановилась, врезался лбом в спину своей одноклассницы и открывая глаза, хныча и весь подрагивая, почувствовал, как звуки вокруг остановились. Все вдруг остановилось и замолкло, а все взгляды были направленны на него. Все эти изучающие, опасные взгляды, кажется готовые, да и желающие, сломать, сожрать Шестого живьем, обгладывая каждую косточку. Ведь теперь, для них, он больше не свой. Он слабый чужак, никчемнный предатель, чья жизнь настолько бесполезна, что весь ее смысл-это быть перемолотым либо системой, либо мясорубкой, а позже, чуть погодя, и чужими зубами. Он, теперь, для них всего-лишь мясо. И Шестой это почувствовал. -Что-то не так, номер Шесть?-Медленным, размеренным шагом начиная сближаться, пока Весцел рядом жалко крутился и тихо бубнил, будто боясь Куромаку: "Э-это должно быть, какая-т-то ошибка!" и "Р-р-ребенок просто переволновался, т-такое бывает.." То ли пытался спасти Шестого, то ли пытаясь спасти собственную шкуру, учитель суетился рядом, под тихий шепот детей. Но их всех объединял единый, пугающий и хищный взгляд, будто стая волков наткнулась на упитанную и вкусную добычу. В этот момент, внутри что-то громко крикнуло: "Беги!" и у Шестого не осталось выбора. Он бросился со всех ног из этого проклятого мясокомбината, который останется в памяти отныне навеки, не думая ни о чем, лишь плача и пытаясь выжить в надежде, что он не станет одной из тех туш, что висели на крюках, а сзади громко вдогонку кричали во все горла: "Предатель! Контра! Отступник!" Шестой бежал настолько быстро, что даже смог убежать через ворота, минуя, во многом благодаря своему росту, а не прыти, охрану. Но совсем вскоре, ноги снова затреслись, слезы, подкрадшиеся к глазам мальчика, мешали видеть путь, воздух жесткий больно саднил измотанные легкие. И лишь минутная задержка, позволила охране бедного мальчишку. Дальше, Шестой помнил лишь боль, окутанную пеленой слез и собственной истерики. Он помнил, как его пинали ногами, как были по щекам и зубам, как больно и мерзко хлюпал сломанный нос, а дальше... А дальше Шестой не выдержал, отключаясь, краем сознания слыша крики его собственных преследователей и чьи-то громкие, такие незнакомые и пугающие голоса. Открыть глаза, болящие от слез, мальчику удалось лишь спустя.. Он даже не мог предположить спустя сколько часов. Но синяки и ссадины уже не болели до всхлипов, а значит, прошло далеко и не пару минут. Шестой, в попытках хоть как-то оглядется, лишь понял, что его куда-то везут. Уставшее и все еще шокированное детское сознание смогло различить лишь тихую, но ласковую молитву, а еще ощутить, как его осторожно укрывают чем-то мягким, теплым и приятно тяжелым, заставляя лишь сильнее отдаваться сну, которым уставший и бедный ребенок не мог сопротивляться. -Ты спасен, дитя,-Шепнул милый женский голос и Шестой, а впоследствии Зонтик, устало закрыл глаза, обнимая себя руками и молясь, под собственное тихое хныканье, чтобы эти слова оказались правдой, чтобы никто больше его не ударил, не заставил увидеть этот ужас вновь, чтобы больше никогда не видеть и не слышать про этот ужасный Куроград. Красный галстучек сменился на деревянный крест и синюю иконку, вот только сменилась ли суть?..