Пёс и Тигр

      Путь до Бояна занял чуть меньше суток.       Они прибыли к окраине области к раннему утру следующего дня. Бессонная ночь, впрочем, не принесла никаких последствий. Во-первых, Гювин — заклинатель, а заклинатели даже меньшей силы, чем Зодиак, способны легко обходиться без сна. Во-вторых, он возвращался на родину. Не побывав в Бояне ни разу за долгие пять лет, он бы мог и отшутиться, что вовсе забыл, как выглядят родные земли, но то было бы ложью. Воспоминания о жизни в степях Бояна, прикрытых занавесом острых пиков горной цепи Тайшаня, всегда покоились в памяти — почти каждое мгновение жизни отсылало в первые годы разлуки заклинателя назад, домой; иногда он верил, что, стоит вернуться, и он увидит вновь рыжие деревья Клана Медного Листопада, а на входе в обжитую людьми черту их встретят заклинатели в лиловых ханьфу и с приветливыми улыбками на лицах. И что отец его отругает за то, что Гювин уж слишком надолго пропал.       Позже это ощущение притупилось, и Гювин стал вспоминать о доме чуть реже. Ему вовсе не хотелось возвращаться и видеть вновь лишь погоревшие развалины. Удачей станет, если их разгребли, и на месте Медного Листопада простирается лишь пустырь с крохотными желтыми деревцами, проросшими после пожара. Так Гювин сможет обмануть себя снова, убедив, что дома могло не существовать вовсе. Он был в другой жизни — до того, как Гювин стал представляться Хуан Иченом; или хотя бы до момента становления Тянь-Гоу. Негоже Зодиаку грустить о потерянном…       Гювин вздыхает, отправляя в ножны Цзыде. До населенной местности еще многие ли пешей прогулки. Прибывшим героем следует осмотреть всю территорию Бояна: Орден Юцзымао располагается везде, даже там, куда пастух не выводит крупный рогатый скот. Дело состоит в темных тварях, зачастую сбегающих с вершин Тайшаня. От влияния темной ци, распространявшейся от Цветущей Пустоши, гуев с каждым годом становится все больше. Не обоснуйся здесь Орден Юцзымао, после падения Клана Медного Листопада окраины и вовсе бы не стало.       Шен Гуанчжуй выпускает несколько талисманов в три стороны света, — за спиной их округ Босянь и конец цепи Тайшаня, а, значит, люди Ордена Юцзымао там не водятся.       Если хоть кто-то из ордена до сих пор жив.       — Поиск займет какое-то время, — произносит Шен Гуанчжуй, обернувшись к необычно молчаливому Гювину. Притих заклинатель еще на половине пути. — К сожалению, талисманы, пронизанные светлой энергией, работают медленнее, чем иневская мелодия «Происков».       — Неужели светлая ци проигрывает темной? — не без усмешки вопрошает Гювин. Он развязывает дорожный мешок, выуживая оттуда твердые булочки. Собираясь в дорогу в спешке, заклинатели не смогли позволить себе роскоши захватить свежеиспеченного хлеба. — Будешь?       — Откажусь. Обе энергии ци, как ни крути, создают баланс нашего мира, — рассуждает герой негромко. Его взгляд обращен в даль — в ту сторону, куда улетел один из талисманов. В этом направлении скрывается и потерянный в степях город. — В чем-то одна всегда будет уступать другой.       Гювин невольно задумывается, откусив кусочек чуть черствого завтрака. Голода он не ощущает, а вот нужду занять себя чем-то — вполне.       Если оба типа энергии необходимы для поддержания мироздания таковым, каким оно является, то так ли высока нужда расправы с Цветущей Пустошью, коль на ней держится роль противоположной цзянху энергии? Ответ дался бы сложнее, если бы Пустошь не стремилась к уничтожению светлой ци.       А заклинатели цзянху стремятся уничтожить Цветущую Пустошь.       — Конфликт необходим для существования мира, — словно прочитав чужие мысли, подтверждает их ход Шен Гуанчжуй. — Цветущая Пустошь переходит границы, избирая свой путь сотканным из темной ци. Власть не должна использоваться как средство устрашения и подавления, но как способ воспитывать и направлять — это первая причина порицания их действий. Вторая же состоит в том, что инь сама по себе вредит человеческому духу и делает люд жестоким, бесчеловечным. Поэтому традиционно она хранится в телах тварей, наподобие тех, кто спускается с горы Тайшань. Люди же должны очищать от этих тварей мир — и так будет покой. Абсолютного господства цзянху не сможет заполучить никогда.       — Грустно все это, — заключает Гювин, вздохнув. — Убивает дух или нет — темная ци же все равно способна к подчинению? Я ведь жил как-то…       — И кем закончил? — усмехается Шен Гуанчжуй. К этому моменту рядом с героем вспыхивает последовательно три крошечных молнии-шара, из которых пеплом на землю осыпается нечто наподобие сажи красных оттенков. Оседая, сажа складывается в причудливые иероглифы. Шен Гуанчжуй внимательно вчитывается, пока Гювин закидывает в рот последний кусочек булочки и украдкой глядит на надписи.       Никогда он не понимал этих писаний!..       Гювин почти давится булочкой, вспомнив неосознанно один момент из похороненного прошлого.       О юности своей заклинатель предпочитал не думать: так существовать было легче. Ни о сестре, ни о друзьях он не вспоминал, и лишь образ отца то и дело наставлял его в странствиях. Оттого и быт свой прежний Гювин позабыл, организуя порядок жизни с чистого листа. Однако глядя, как седовласый герой присаживается над сажевыми письменами, Гювин замирает, не способный оторвать взгляда. Все это выглядит знакомо.       — Шен-сюн, — отвлекает друга от работы Гювин. Его голос посажен, а во рту пересохло. — Ты бывал в Клане Медного Листопада и раньше?       — Ни раз, — соглашается Шен Гуанчжуй, искоса глядя на побледневшего заклинателя. — «Десять обратных путей ци»…       — Нет, — перебивает его Гювин. — После этого… Незадолго до разрушения клана. Ты ведь… Я помню тебя.       Шен Гуанчжуй отводит взгляд, возвращая свое внимание к сложенному талисманами отчету на неизвестном языке. Словно это не так важно! Да они знакомы много лет, а Гювин, дурак, предпочитал не замечать свою ложную узнаваемость, а после вовсе списал ее на принадлежность Шен Гуанчжуя к Зодиаку. Да все было вовсе не так просто!       Шен Гуанчжуй был тем, кто обучил Ким Гюри, старшую сестру Гювина, использовать талисманы. Гюри в те дни то и дело бахвалилась перед младшим своими навыками, гордо вскидывая подбородок и демонстрируя непонятную красно-желтую бумажку. Гювин отнесся к этой технике с недоверием, ведь разве мог Зодиак, верховные творцы судеб, так просто отдавать знания свои простому люду? Так еще и в такой низшей форме — талисманы! Бай-Ху представал Гювину или потешающимся над горюющем цзянху Зодиаком, таким сомнительным образом пытавшимся открыть Медному Листопаду глаза на происходящее, или вовсе самозванцем!       Гювин бы юному себе с удовольствием отвесил подзатыльник!       — Шен-сюн! Погоди, так ты меня узнал? — пробует вновь Гювин, приближаясь. — Тогда, в Чжанцю, в нашу первую встречу! Ты ведь потому за меня и заплатил?       — Только это понял? — скептически вопрошает герой, поднимаясь и с холодом глядя на письмена. — Отставь глупости — не время. Вести недобрые.       Гювин подавляет желание вздохнуть или упрекнуть героя в незаинтересованности крайне важными открытиями заклинателя. Ничего уж! Впереди у них бессмертие: Тянь-Гоу расспросит Бай-Ху обо всем, что тот так упрямо скрывает.       Сейчас важно понять, что происходит в Бояне. В конце концов, Орден Юцзымао, как и любая семья заклинателей, играет огромную роль в Поднебесной. Только Юцзымао способен защитить жителей Бояна от вечных нападок темных тварей.       — Не томи, уважаемый герой.       — Никаких признаков светлой ци, — Шен Гуанчжуй расправляет рукава, и поднятый ими ветерок сметает иероглифы с земли. — Как и темной.       Гювин хмурится.       — Как это возможно? Даже если Орден Юцзымао, простите меня Небеса, погиб, Тайшань кишит гуями и призраками. Да даже Цветущая Пустошь лежит по другую сторону горы! Только если Боян не стоит под каким-нибудь куполом. Но мы должны были это почувствовать при приближении. Любое ограничение энергии на территории ощутимо заклинателями!       — Это в самом деле странно, — соглашается Шен Гуанчжуй. — Пойдем. Не разберемся, пока не увидим, что происходит в населенных местах. Соблюдай крайнюю осторожность, бродяжка.       Они принимаются за пеший путь. Как жаль, что больше Гювин не владеет инь! Будь у него темная энергия, любая птица короткой мелодией могла бы подсказать издали, что происходит в Бояне. Сейчас они могут руководствоваться только пятью чувствами, да и то много помощи не несет. Мирно качается трава вдоль холма, на который они поднимаются, шумит листва невысоких деревьев. Удивляет лишь отсутствие всякой живности. Даже насекомые то ли затихли, то ли разбежались в страхе перед… чем-то. Или пустотой.       — Встречал ли ты когда-то такие явления, милый друг? — тихо вопрошает Гювин. Голос его не громче шорохов природы: в безжизненности происходящего хочется затихнуть, чтобы не беспокоить пустынные горизонты.       Шен Гуанчжуй недолго молчит, а после отрицательно качает головой.       — Как ты уже сказал — даже если виной всему некий купол, сдерживающий энергию или ощущение ее присутствия, мы бы его ощутили. Мне доводилось попадать под таковые: они не сдерживают энергию в теле заклинателя, однако чужой почувствовать не позволяют. Часто подобные завесы стоят над большими поселениями или императорским дворцом. Сила, с которой мы столкнулись — редчайшая диковина.       — Уж если Пустошь способна на такое, то Ордену Юцзымао явно не было сладко жить в Бояне, — мрачно усмехается Гювин. Остаток пути они проводят в тишине.       В отдалении начинают вырисовываться силуэты невысоких домиков, раскиданных по территории Бояна. Холмистая степь сменяется плодородными полями, воздух становится ароматнее от сырости земли под ногами. Судя по виду урожая, совсем скоро начнется сезон первой его сборки. Если, конечно, в Бояне остались те, кто будет его собирать.       В последней мысли Гювин сомневается. Издали не видно никаких признаков жизни, и чем ближе к домишкам заклинатели подходят, тем тревожнее становится на сердце. В Бояне рабочий люд часто бродит по улицам в ранние часы, готовясь к торговле или открытию ремесленных лавок; женщины выходят кормить скот, дети выбегают на улицу, поглощенные невинными забавами. Шум пробуждающейся жизни было слышно из ученических покоев Клана Медного Листопада, стоящего под самым Тайшанем.       Тишина же сегодняшнего дня режет слух.       В этой части провинциального городка не оказывается никого.       Обычно живые, подвижные улицы замерли, как замирают золотые статуи в храмах. Ветер владеет заброшенными крестьянскими угодьями, бродит по домам через распахнутые окна, стучится в двери ветвями низких кустов. Пыль поднимается в воздух и быстро оседает. Гювин напряженно вглядывается меж домишек, желая увидеть хоть какую-нибудь кошку, случайно забредавшую в покинутый край, но все без толку.       Пустота омывает тело тяжелым одиночеством, надавливая на плечи и спину. Холодок бежит по затылку, и Гювин шумно выдыхает, желая придать хоть какую-то жизнь пустой могиле.       Они стучатся в несколько домишек и, когда никто вновь не отваривает дверь в последнем, сами заходят внутрь. Как и положено в деревнях, дверь оставлена открытой. В каждом поселении Бояна соседи знали друг друга, и существовали словно одна большая семья. Никто, кроме гуев, не мог потревожить их быт. Это была одна из причин, почему люди не желали покидать опасные территории.       Пусто.       — Отправляйся в гостиную. Я проверю спальню, — наказывает Шен Гуанчжуй. Гювин вздрагивает.       — Я думаю, в сложившихся обстоятельствах нам не стоит разделяться.       — Испугался, бродяжка?       Они слишком хорошо друг друга знают! Гювин хмыкает и, повинуясь желанию доказать обратное, направляется в гостиную.       В маленьких домах и комнаты крошечные — осматривать почти нечего. Мебель стоит там, где стояла всегда, покрытая совсем слабым слоем пыли — такой собирается, когда в помещении не убираются не более недели. Однако личных вещей Гювин не находит. Люди ушли отсюда по своей воле, это ясно как день. Ваза, стоящая на чайном столике в центре комнаты, нетронута, и цветы в ней иссохли. В стоящем у стены сундуке Гювин находит только детские игрушки из льна, набитые рисовой крупой. Куклы своими глазами-ниточками глядят на заклинателя с удивлением, словно они не ожидали быть поднятыми вновь. Гювин большим пальцем проводит по имитированной рубахе игрушки. Каков был ребенок, играющий с ней раньше? Где он сейчас?       Заклинатель легко представляет, как мальчишка, — а это, скорее всего, был мальчишка; на дне сундука лежат деревянные, криво вырезанные войны, — носится с куклой по комнате, представляя, как льняной человечек покоряет горы, или, может, гонит скот от одного поля к другому. Гювину кажется, что он слышит топот маленьких шагов и вздрагивает, когда ему чудится детский смех. Он оборачивается: гостиная остается пуста.       — Демон дери это местечко, — тихо ругается он, больше сетуя на собственную реакцию.       Не успевает Гювин проглотить взявшийся из ниоткуда страх и отложить игрушку назад в сундук, как рядом с ним вырисовывается лицо Шен Гуанчжуя. Заклинатель дергается, роняя бедную куклу на пол.       — Сохраняй приличие, — равнодушно произносит Шен Гуанчжуй.       — Перед кем? — нервно спрашивает Гювин, захлопывая сундук от греха подальше. Вопрос остается проигнорирован.       — Люди покинули это место, — Шен Гуанчжуй подходит к столу и достает из вазы увядший цветок. Растение рассыпается при неосторожных касаниях. — Без спешки, но и не стремясь задержаться. Может, местные жители по какой-то причине переехали ближе к Тайшаню, где влияние Ордена Юцзымао выше — там безопаснее. Однако, это лишь теория.       Гювин присаживается на сундук, подпирая подбородок кулаком. Он наблюдает, как Шен Гуанчжуй рассматривает сухой цветок, погруженный в свои мысли. Гювин бы хотел расслабиться и просто насладиться неслыханной красотой спутника, да только испуг вразумил все мысли в его голове, и рассуждать заклинатель может сугубо холодно-логически. Быть может, Шен Гуанчжуй и сам пережил страх такой силы, что теперь способен столь мастерски дерзать в узде свои чувства?       И снова мрачные мысли! Все дело в атмосфере места — не иначе!       — Здесь жил ребенок, — произносит Гювин, делясь тем, что успел узнать. — А еще в этой комнате обедали. Кухня с той стороны.       — Простая крестьянская семья, — соглашается Шен Гуанчжуй. — В цзинши спали и родители, и сын. Низкого достатка. В спальне я нашел терку для шелковицы. Полагаю, занимались ткачеством, однако вне жилища. Ни следа заклинателей.       — Даже оберегов нет, — подмечает Гювин. — Или заклинателям сильно доверяли, или гуи сюда не доходили. Хотя я помню, что мои шисюны наведывались в эту часть Бояна…       Шен Гуанчжуй вновь притихает. Гювин вслушивается в завывание ветра за окнами: неужели нагоняет бурю?       — Не будет терять время. Скорость — душа войны. Отправляемся ближе к Тайшаню.       Гювин спешно поднимается с сундука и отправляется вслед за героем. По факту говоря, они покидают одно отталкивающее заброшенное место, с великим шансом надвигаясь к такому же — но в разы больше. И все-таки легкая надежда завидеть лица людей тлеет в душе. Гювин никогда не думал, что покинутость может ощущаться физически.       Времени у них в самом деле мало. Сегодняшним вечером выйдут в путь к Храму Даймяо заклинатели, собравшиеся в Лайю. Еще через пять дней начнется первый шаг новой войны с Цветущей Пустошью. Гювин верит в силы заклинателей светлой стороны — их командный дух он успел ощутить, самостоятельно выполняя задачи, поставленные ранее Шен Гуанчжуем в Клане Хуа Ци, — но с помощью Зодиака потери будут меньше, а нападение — искуснее, пускай Гювин до сих пор в полной мере представить себе проникновение в Цветущую Пустошь не мог. Все, что он знал: у Шен Гуанчжуя есть план. Звучало заранее настораживающе, учитывая бесстрашие героя, однако заклинатели и таким словам доверяли, не ведая, сколько в Зодиаке самоотверженности.       Зодиак бессмертен. Каков бы ни был таинственный «план», они справятся, и вскоре Цветущая Пустошь будет стерта с лица земли. Больше семьи заклинателей не будут жить в страхе перед тем, что их ученики погибнут, подвластные воле Яньло-Вана.       Чуть позже полудня заклинатели оказываются в центре жизни Бояна. По дороге им не встретился никто: ни проезжающей мимо торговой повозки, ни мелких грызунов, ни птиц. Боян продолжает упорно молчать и Гювин, оказываясь в самых знакомых ему местах, не может найти правильных слов.       Улицы городка заброшены. Ветер качает подвешенные к столбам фонари, окна многих домов распахнуты и иногда бьются от сквозняка об дрожащие рамы; продовольственные прилавки пустуют. Чудные домики разной высоты замерли, потеряв своих хозяев. Тихо звенят редкие колокольчики.       Гювин стискивает кулаки и жмурится, отгоняя неприятные ощущения прочь. Что бы ни произошло с его домом, они обязаны разгадать эти обстоятельства, а не поддаваться панике почем зря. Он обращается к спутнику своему как можно спокойнее, стараясь подыграть привычному тону друга:       — Что сделаем теперь? Ни единой души.       — Разделимся и обойдем всю жилую местность, — отвечает Шен Гуанчжуй. — Встретимся у статуи в центре ближе к вечеру.       — Ты знаешь о статуе?       Гювин вспоминает холодную фигуру Богини Плодородия, выкованную из камня с примесью дорогих металлов. Стоящая в центре города, Богиня, по крестьянским поверьям, сохраняет их урожай нетронутым от вредителей, и если приносить ей обильные пожертвования, то и собранные культуры приумножатся в разы. В Бояне, правда, не слишком доверяли заклинателям, прикрывая глаза на тяжелую их работу, больше отдавая предпочтение Небожителям — как будто бы они не были теми же заклинателями в прошлом.       — Ты сам сказал, что вспомнил о моем прибывании в Бояне в прошлом, — усмехается Шен Гуанчжуй. — Я осмотрю запад, ты — восток. Будь осторожен, бродяжка.       Неудивительно, думает Гювин, что Белый Тигр отправился на Запад.       Заклинатель оставляет ладонь на рукояти меча и отправляется на исследование знакомых территорий. Единственное, что радует — Клан Медного Листопада тоже построен с западной стороны, и к могиле семьи своей Гювину подходить не придется. На это сил у него уж точно нет.       Несколько часов проходят безрезультатно. Улицы пустуют, а внутри домов Гювин наблюдает ту же картину, что видели герои в отдаленном крошечном поселении: личные вещи пропали, мебель осталась на своих местах, следов погрома не наблюдается. Справедливо выдвинуть теорию о том, что жители Бояна совсем устали от нападков темных тварей и решили покинуть окраину. Куда же они пошли? Что стало последней каплей? И, главное, кто их повел?       В лучшем случае их увели люди Ордена Юцзымао. Заклинатели могли почувствовать грядущую опасность, связанную с их отъездом из Бояна, и смогли убедить местных жителей покинуть свои дома. Однако в Бояне жили старики, готовые погибнуть на родной земле, чтобы продолжить оседлость. Неужели заклинатели говорили с ними столь искусно, что могли переубедить упрямую старость? Впрочем, это все равно исход хороший. Настораживает лишь то же отсутствие всякой энергии вокруг, как и исчезновение живности. Гювин в последний час пытается обнаружить хоть какую-нибудь крысу, которыми раньше кишели подвалы — безрезультатно. Тщательный осмотр города не дает никаких подсказок к разгадке.       Гювин подходит к статуе Богини Плодородия, когда на город ложатся слабые сумерки. Не темно вовсе, но и свет потускнел. В таком глухом освещении Богиня взирает на заклинателя пугающе, словно готовая в любой момент ожить, чтобы создать иллюзию хоть какой-то жизни. Гювин чертыхается и направляет взгляд к нависшей над городом горой. Да уж лучше бы ему повстречались на пути натянувшие на лица маски люди Пустоши, чем абсолютная безжизненность!       Шен Гуанчжуй появляется на главной улице через короткое количество времени после Гювина. Лицо его не тронуто эмоциями, взглядом герой проедает лицо Богини. Быть может, разделяет с Гювином ход мыслей? Однако, когда Шен Гуанчжуй приближается, он спокойно произносит:       — Богиня Плодородия давно не получала подарков. Я зажгу благовония.       — Думаешь, она нас благословит? — усмехается Гювин, но не препятствует. — Обнаружил ли ты что-нибудь, уважаемый герой?       — Город брошен, — отвечает Шен Гуанчжуй, присаживаясь у статуи. У подножья каменной фигуры покоится продолговатая дощечка для пожертвований: такие же расставлены по оставшимся трем сторонам света. — Но мне удалось найти следы светлой ци в одной из лавок. Не больше нескольких часов назад здесь проходил заклинатель. К сожалению, мне не удалось выведать направление его пути.       Шен Гуанчжуй щелкает кремнем, поджигая сандаловую палочку.       — Может, кто-то кроме нас понял, что в Бояне творится что-то неладное? — предполагает Гювин. В нос ударяет душистый запах жженых палочек, обычно кучкующийся в стенах храмов или в залах для медитаций. — В Личене было несколько школ. Может, их патрули наведались сюда?       — Вряд ли, — герой поднимается, позволяя тонкой струе дыма подниматься к ногам Богини без чужого вмешательства. — Здесь был лишь один заклинатель, должно сказать, не великой силы. Быть может, случайный странник.       Гювин понимающе кивает. Хочется вздохнуть: целый день они бродят по его родному краю, и целый день в голове роятся тревожные мысли. В конце концов, это был его дом когда-то, и видеть его покинутым, не хуже сгоревшего Медного Листопада, изрядно сложно. Не выдержав, он выпаливает:       — Весь день насмарку. Не хочу уходить с пустыми руками. Мы ведь даже не знаем, где люди Ордена Юцзымао! Что мы скажем остальным семьям альянса?       — Стоит продолжить расследование на рассвете, — сообщает герой. — План дня заключается в утре. К тому же, ночью могут появится злые духи. То, что мы не обнаружили их присутствия днем, не значит, что они не явятся ночью.       — И где же мы заночуем?       Шен Гуанчжуй кивает на ближайший домишко. Гювин узнает в нем дом местного губернатора: трехэтажный и даже внешне дорогой, он украшает главную улицу не слишком богатого Бояна одним своим видом. Гювин скалится в улыбке: а его спутник знает толк в роскоши! Противится же заклинатель не желает, и потому вдвоем они принимаются за обеспечение защиты их временного приюта.       Если темные твари, вроде гуев, цзянши и яогуай все-таки спустятся с Тайшаня ночью, никакие стены губернаторских домов не уберегут заклинателей от опасности. Самый действенный метод уберечь себя от стычек — наложить несколько защитных талисманов, очертить круг кровью или киноварью, а также зажечь еще несколько палочек благовоний — для защиты духа. Гювин в последних двух вещах разбирается как никто другой. Где-где, но в области истребления темных тварей он мастер. С детства в Клане Медного Листопада заклинателей обучали разновидностям и методам борьбы с различными иневскими существами, и Гювин, пускай ребенком был изрядно в поведении безобразным, больше всего проникался именно этой областью изучения. С двенадцати лет он ходил со старшими на «охоту», помогал патрульным и не стеснялся умничать перед друзьями. Сколько же тогда настрадался терпеливый Гонук! Впрочем, друг всегда составлял Гювину компанию в вылазках.       С защитой заклинатели справляются до темноты. После они зажигают свечи и фонарики в нескольких комнатах дома, — на всякий случай, — и лишь потом осведомляются о количестве спальных мест. В большом доме насчитывалось четыре спальни, ведь губернатор правда редко в чем-то себе отказывал, и несмотря на скупость его, был любим людьми Бояна. На то природа и одарила его редкой харизмой, которая принимает цвет свой лишь в поздние годы жизни.       — Но я против того, чтобы мы спали в разных комнатах, — заявляет Гювин, когда дело доходит до выбора спального места. — Одному из нас будет верно стоять на стороже ночью. Даже если от треклятых тварей мы защищены, нам все еще может «повезти» встречей с кем-то из Пустоши.       — Будем дежурить по очереди, — соглашается Шен Гуанчжуй. — На тебе первая половина ночи, к середине часа Быка я тебя сменю.       — Я мог бы и всю ночь провести на страже! Но коль милый герой не противится, я с удовольствием посплю лишние пару часов.       — В начале часа Кролика нам уже стоит быть на ногах, — мрачно отзывается Шен Гуанчжуй, проходя в спальню первого этажа. Гювин издает недовольный возглас и закрывает за их спинами дверь.       И сколь бы велико не было его недовольство, поступили они верно. У Гювина сна ни в одном глазу. После всех пережитых эмоций, спать хочется в последнюю очередь, а вот несколько часов понаблюдать за спящим героем — вполне неплохо. Конечно, заклинатель сохраняет приличие, — после того, как Шен Гуанчжуй, в тот момент еще не спящий, отчитал его хуже самого жестокого наставника, — и лишь изредка глядит на отвернутое от него тело. Чужое спокойствие вселяет покой и в Гювина, а потому спустя половину положенного дежурству срока заклинателя начинает клонить в сон.       И только стоит ему ненадолго прикрыть глаза, как на улице раздаются шаги. Десятки шагов за ставнями, и Гювин невольно поворачивается к окну, за которым гаснет уличный фонарь. Заклинатель поднимается со своего места и обнажает меч. Что бы это ни было, он готов отразить любую возможную атаку.       Но Гювин никак не ожидает, что в окно врежется искривленный силуэт шипящего цзянши. Его обтянутый слюной рот разевается в беззвучном крике, когда тварь ступает слишком близко к защитному кругу и обращается в пепел. Это пугает других существ, не видных в непроглядной ночной тьме, но слышимых от многочисленных стенаний и булькающих звуков, невозможных для человека.       У Гювина волосы на голове встают дыбом, но он быстро приходит в себя и успокаивается. То, что эти существа показали себя, говорит о том, что не вся жизнь покинула Боян. Быть может, в те дни, когда горожане, предположительно, покинули свои дома, темные твари успели выжрать всю живность, а потому случилось и запустение. И сколько бы логичность мыслей заклинателя не успокаивала, он вздрагивает вновь, когда что-то громко падает на втором этаже.       А затем над потолком раздаются шаги.       Шен Гуанчжуй продолжает мирно спать, когда Гювин, едва держащий себя в руках, повторно проверяет надежность талисманов на двери цзинши. Шаги же на втором этаже превращаются в бег — кому бы они ни принадлежали, это существо носится по комнате над их головами, словно одичавшее от присутствия в доме светлой ци. Гювин выпускает в Цзыде небольшое количество энергии заранее и принимается ждать, вслушиваясь в окружающие бесконечные звуки, которые звучат особенно громко после целого дня затишья.       Если бы не спящий герой, Гювин бы отправился на второй этаж сам и разобрался с нарушителем покоя, демон-знает-как пробравшимся в губернаторский дом. Да этот нарушитель мог оказаться и хитрой иллюзией какого-нибудь гуя! Им выгодно выманить заклинателей из самого защищенного места в доме, ведь сами они туда проникнуть не смогут. А желание разбудить Шен Гуанчжуя критически велико и, как бы стыдно Гювину не было признаваться, от страха. В одиночку он справится, — несомненно! — и все-таки бодрствуй друг рядом с ним, спокойствия это бы принесло больше.       А шаги тем временем стучат по ведущей к их этажу лестнице.       — Грязные фокусы, — шепотом шипит Гювин.       Грохот. Грохот. Грохот. Пронзительный крик.       Гювин и сам чуть не вскрикивает. Женский голос за дверью визжит, словно от болезненной агонии, и заклинатель никак не может совладать с желанием отворить чертову дверь, хотя бы чтобы убедиться, что принадлежит он твари столь мерзкой, что Гювин без всяких сожалений раздерет ее в клочья.       Грохот. Шаги. Визг.       — Шифу!       Все тело его застывает от ужаса. Голос ученика, пронизанный болью, раздается за самой дверью. Гювин слышит всхлипы, неразборчивое бормотание, и нехотя прислушивается, пока во рту его пересыхает, а челюсть сжимается до боли в зубах.       — Шифу! Прошу, помогите, тут… Я не знаю, что мне делать! — молит «Юджин». — Пожалуйста!       — Юд…       Рот Гювина затыкают рукой — и он хочет закричать и взмахнуть лезвием Цзыде, и ему это удалось бы, если бы другая ледяная рука не перехватила запястье. У заклинателя в глазах темнеет, и неистово потеют ладони.       — Тихо, — горячий шепот опаляет ухо. Гювин вздрагивает — любое взаимодействие мира с ним отдается яркими эмоциями, весь он ощущает себя вот-вот готовой лопнуть струной циня. — Это всего лишь мейгуй.       — Мйгфй? — мычит Гювин в руку, и только тогда его отпускают. Он тихо выдыхает, метая взгляд от только проснувшегося Шен Гуанчжуя к двери. Продолжить приходится шепотом. — Откуда эта тварь знает, как звучит голос…       — Шифу! Откройте же дверь!       Шен Гуанчжуй поводит плечом.       — Наверняка этот мейгуй живет здесь более пяти лет, — предполагает герой. — Прислушайся — это не тот голос Юджина, каковой он сейчас.       Гювин удивленно вскидывает брови и в самом деле распознает голос десятилетнего Юджина. Сейчас у ученика голос уже начал ломаться, и даже если совсем взросло не звучал, уж точно не пищал, как тварь за дверью. Гювин бежит свободой от меча рукой по волосам и проводит языком по сухим губам. С улицы продолжают доноситься крики и шипение ночных существ. Да их целое полчище! Еще и мейгуй, мастер мимикрии, каким-то образом угодил в дом, несмотря на всю защиту!       Сумасшествие.       Один только герой сохраняет спокойствие. Белые волосы слегка распушены после сна, но Шен Гуанчжуй не выказывает признаков усталости — разве что раздражения от бесконечных криков о помощи за дверью.       — Бродяжка, — Гювин вздрагивает — будь прокляты эти уродливые иневские создания! — на чужой голос. — Сейчас тебе нужно успокоиться и совершить выброс светлой ци. Таким образом мы сможет прогнать нечисть на ближайшие несколько часов.       — Ты можешь и сам, — упирается Гювин. Он не хочет раздражаться почем зря, но эмоциональное возбуждение движет им куда больше, чем здравый смысл. Шен Гуанчжуй звонко цокает.       — Истинное знание рождается в практике. Тебе нужно научиться пользоваться силой Зодиака даже в критических ситуациях. Холод ума, бродяжка.       — Какое уж там! Да я сейчас…       — Бродяжка, — по ту сторону стены, — отвори дверь. Тот, с кем ты ведешь беседу — не я.       Гювин так и умолкает, ошарашенно глядя на не обратившего внимание на свой голос Шен Гуанчжуя. Герой, — если это не его двойник, — лишь коротко и с осуждением посылает взгляд к закрытой двери, талисманы на которой начинают дрожать. На улице кто-то завывает, как завывает вьюга зимой северных регионов.       Вот теперь Гювин определенно в панике! И даже не потому что какая-то тварь прячется в месте их ночлега, а по той причине, что стоящий перед ним друг может оказаться подделкой! Кто докажет, что на самом деле в комнату бьется мейгуй, а не Шен Гуанчжуй?! Да даже голос Юджина — сознание Гювина может быть искажено, и тогда…       — Гювин, — обращается к нему Шен Гуанчжуй, которого заклинатель способен видеть. — Дыши. Для выброса светлой ци необходимо спокойствие.       — Ты шутишь!       Шен Гуанчжуй закатывает глаза, но Гювин не обращает на это ни малейшего внимания. Цзыде в его руках подрагивает, намекая: «самое время вступить в бой! Чего же ты медлишь?» И, вторая родному мечу, с двери с шелестом сваливается один из талисманов. Шен Гуанчжуй резким движением, — Гювин и отследить не успевает, — подводит два пальца ко лбу заклинателя, и Гювин хотел бы воспротивиться или в самом деле напасть, если бы тонкий, мягкий поток ци не начал бы проникать в сознание. Шен Гуанчжуй делится с ним силами, и чистая, Зодиакальная ци, приводит разбушевавшийся разум в стабильное состояние. Гювин чуть разжимает до боли сомкнутые на рукояти Цзыде пальцы и прикрывает глаза.       Хорошо, мейгуи уж точно не умеют создавать светлую ци.       — Не дай ему обмануть себя! — кричит голос за дверью. Гювин уж более не верит, но взгляд к стене посылает.       — Не отвлекайся, — Шен Гуанчжуй смотрит другу в глаза, вынуждая удерживать на себе внимание. — Дыши.       Грудная клетка совершает свои движения с каждым разом все медленнее. Звуки, до этого глушащие мысли, превращаются в фоновый шум, а дрожь в теле уходит вовсе. Гювин не сводит взгляда с уверенного лица напротив, и украдкой думает, что не справился бы с происходящим, не проснись Шен Гуанчжуй ото сна. Нехотя и эту мысль приходится отбросить: медитативное состояние Гювину всегда давалось с трудом, и ему приходится закрыть глаза вовсе, чтобы в полной мере ощутить, как энергия плывет по меридианам. Он чувствует каждую темную тварь, что сбежалась к их дому, но куда ярче видит перед собой Белого Тигра, щедро делящегося с ним энергией. Спокойствие охватывает его целиком вместе с вернувшейся силой, и тогда Гювин выпускает ее наружу.       Мгновение.       Шипение.       Тишина.       Какое-то время Гювин не открывает глаза. Он прислушивается к себе, к тому, как на секунду всплеснувшая волной энергия оседает в теле снова, возвращаясь к мирному течению. Тепло, касающееся его лба, исчезает. Гювин, недовольный такой потерей, все-таки открывает глаза, заново утыкаясь взглядом в стоящего на своем месте друга. Шен Гуанчжуй тоже сохраняет молчание, а после, убедившись в чем-то, подходит к двери, приступая к восстановлению талисманов.       Все так просто. Гювин прячет меч обратно в ножны, понимая, что он одной лишь медитацией расправился с десятками тварей. Кончики его пальцев омывает слабое золотое свечение, свидетельствующее о проделанной атаке. Зодиак — во истину могущественная сила, которая при правильном обращении способна свернуть горы. А ведь Гювин является лишь вторичным!       Как бы то ни было, от прежнего возбуждения не осталось и следа, и Гювин позволяет себе облегченно выдохнуть. Шен Гуанчжуй фиксирует талисман на том месте, откуда тот свалился, и добавляет еще несколько.       — Отлично справился, — сухо отзывается герой. Вот она, высшая похвала. — Продолжай дежурство. Подменять тебя я не стану.       — Что справедливо, — мрачно усмехается Гювин. Шен Гуанчжуй подходит назад к футону, намереваясь лечь спать, но его останавливают. — Постой. Я хотел сказать спасибо: без тебя я бы не справился. Я был так сильно напуган!       — Даже не смей снова плакать, бродяжка, иначе я лично выброшу тебя на улицу к всевозможным мейгуям.       — Не любишь ты искренность, — без обиды хмыкает Гювин, подходя к другу ближе. — И все-таки я правда тебе благодарен. И за сегодня, и за все.       Шен Гуанчжуй все-таки оборачивается. К удивлению Гювина, герой не выражает неприязни, и снова слегка удивляется, прежде чем улыбнуться.       К черту кануло все гювиного Зодиакальное спокойствие!       Герой столь редко на него смотрел таким взглядом, что Гювин сначала даже теряется, предполагая, что в следующую секунду его все-таки наконец-то отчитают или упрекнут в излишней болтливости. Этого не происходит. Шен Гуанчжуй делает короткий шаг навстречу, и рука его падает Гювину на макушку. Заклинатель не может поверить ни словам, ни ощущениям — герой треплет его по голове, а после, вернув лицу сдержанную умеренность, отходит ко сну. Ощущение холодных пальцев остается с Гювином фантомным прикосновением, и он ошарашенно прикасается к тому участку головы, где покоилась рука героя.       Гювин вплоть до самой смены дежурств не может решить, что из произошедшего за день и ночь поразило его больше. То, что талисманы не находят и следа заклинателей в Бояне? Отсутствие живности? Запустение? Призраки? Или, в конце концов, неимоверно милый и совсем уж нехарактерный для его друга жест?       Засыпает Гювин крепко, утомленный мыслями и нежеланием разбираться во всем происходящем здесь и сейчас.