Проклятая

Ошибки сделаны,

сердца разбиты,

жестокие уроки усвоены.

Черная дымка окутывает разум, проникая щупальцами страха в самые отдаленные уголки души. Хочу закричать, прогнать прочь эту тварь, но крик остаётся в горле немым, царапающим слизистую комом. Я бью наотмашь, готовясь сражаться с противником, но, судя по отсутствию сопротивления кулаку, рассекающему беспросветную мглу, здесь только я. Один? Ощущаю нутром, что нет. Слышу медленное размеренное дыхание, тихие спокойные шаги где-то за спиной. Опираюсь лишь на слух и шестое чувство. Как бы ни старался незнакомец, металлические вставки на подошве издают цокающий звук. Не оборачиваюсь, хочу подпустить того поближе, чтобы удар попал прямо в цель. Откуда-то донёсся поток прохладного воздуха, развивая мои спутавшиеся волосы и убирая назад. Странно, здесь есть ветер? Где, ЗДЕСЬ? Чёрт, я отвлекся, перестал следить за траекторией ходьбы противника по звукам в пространстве. В миг кто-то очень большой закидывает предплечье на мою шею и пытается душить. Мозг рисует картинки в голове, исходя из тех данных, что есть сейчас. Он явно очень высокий, не меньше меня ростом, крупный, мышцы на руке вполне могут тягаться с моими. Напрягаю шею, не давая и малейшего шанса вывести себя из игры. Слегка сгибаю колени в полуприсяде, подаюсь назад и резко встаю, поднимая нападающего, отрывая его ноги от пола. Хватаюсь за руку незнакомца и делаю бросок через плечо. Грузное тело тяжело приземляется на поверхность, выбивая из его груди сдавленный стон боли. Реагирую молниеносно. По звуку определяю, где голова, и бью коленом в ту область. Попал, отлично. Теперь правый кулак летит и встречается, по всей видимости, с шеей. Ничего. Сейчас левой чуть выше. Боль от удара в челюсть отходит на второй план благодаря разогнавшемуся по венам адреналину. Я участвовал в боях без правил, знаю, что делать дальше. Наношу удары ногами в корпус, звук справа — точно выбил несколько зубов. Не на того напал, верзила! Наваливаюсь сверху, чтобы скрутить мерзавца, и чувствую острую боль в области солнечного сплетения. Отталкиваюсь и падаю на землю. Прижимаю ладонь к корпусу и чувствую, как сочится горячая кровь. Мгла начинает развеиваться, даря свету возможность показать, с кем я боролся. В глазах начинает все плыть от кровопотери, падаю на лопатки и сквозь серую пелену вижу, как противник встаёт, отряхивается и наклоняется надо мной. Бледная кожа, белые волосы, светло-голубые глаза… Я схожу с ума? Я боролся сам с собой? И сам же себя погубил… Снова кромешная темнота… Открываю глаза будто после кошмара. Вижу до боли знакомый ринг, немало позвонков я здесь сломал смельчакам, которые думали, что смогут победить «Охотника на шезму». Это странное, но в то же время забавное прозвище мне дал старый араб, что был помощником хозяина подпольного клуба. Он говорил, «шезму» — это слово, что идёт ещё из древней мифологии. Оно означает какое-то могущественное злобное божество. А я, получается, его убиваю? Не знаю, как работала логическая цепочка моих наставников, но они сказали, что это отличное прозвище для меня. Оглядываюсь вокруг, всё как всегда: шумная толпа, все что-то громко обсуждают, передают друг другу деньги, записки и кричат, кто бы на кого хотел поставить. Имена не могу разобрать, да это уже и неважно. Знакомый голос окликает меня, заставляя кровь в жилах застыть. Франциско, сучий сын, я тебя убил сегодня… или вчера?! Какой сейчас день, мать его? Опускаю голову на руки и вижу обмотанные бинтами кулаки, уже измазанные чьей-то кровью. Торс в бурых пятнах, царапинах, а ниже лёгкие черные шорты с красно-огненной надписью «SHEZMA HUNTER». На плечо приземляется тяжёлая ладонь, которую я смахиваю быстро, увидев перстень со змеёй. — Да что с тобой сегодня, сынок? — на меня смотрят два угольных глаза. Два грёбаных глаза Франциска. Я чётко помню, как вчера они потускнели, покрывшись мрачной пеленой. Что, блин, происходит?! — Амен, да что с тобой сегодня? Соберись! Скоро босс приедет, хочет посмотреть на того, кто так удачно подвернулся и устрашает всех вокруг. — Тот самый? Главный босс?! — выпаливаю чуть громче, чем должен был, за что получаю затрещину. — Нет. Для самого главного ты ещё пока не дорос. Но придет тот, кто держит у себя в руке весь Лас-Вегас. Он раньше был правой рукой барона, что в Чикаго. Вот такое вот повышение, — Франциско посмеивается, а я понимаю, что этот разговор уже был. Много лет назад. Осознание, что я брожу по прошлому выбивает из собственного тела, и теперь за всем вокруг я наблюдаю будто сверху. Дверь с шумом распахивается, и в зал входит тот самый босс с кучей охраны. Я был совсем юнцом, но шестеренки в голове крутились отменно. Я знал, что эта гнида причастна к смерти родителей, а потому продолжал идти согласно своему плану: подобраться поближе к этому человеку и убить. Снова темнота окутывает своими огромными лапами. Воздуха не хватает, лёгкие словно наполняются водой. Я тону? Пытаюсь вздохнуть, но вместо этого слышу скрипящие хрипы и какое-то бульканье… тело слабеет, мышцы расслабляются, веки закрываются. Но нет, я просто так не сдамся, не для этого я прошел в своей жизни столько дерьма, чтобы сейчас сгинуть в небытие. Сверху, будто пресс, давит что-то тяжелое, выбивая последнюю каплю сопротивления. Кромешный мрак не даёт сосредоточиться, дезориентирует. Но я помню слова тренера на ринге: «Даже если ты ослеп — сделай из этого преимущество! Расслабься и доверься чутью». Эх, Яхмос, знал бы ты, из каких передряг меня вытаскивал своими нравоучениями. Так и делаю. Выдыхаю остатки углекислого газа, расслабляясь и позволяя воде заполнить лёгкие. Словно в вакууме, погружаюсь в бессознательное состояние. В какой-то момент начинает гореть левая щека, потом — правая, чувствую толчки в грудь, снова горят щеки. Сквозь толщу воды слышу крики и слезы. Они становятся все ближе и ближе, пока я не вырываюсь из лап смерти, как обычно выныривал из реки Колорадо. Открыв глаза, вижу нависающую надо мной заплаканную Эву, с заведённой, видимо, для очередной пощёчины ладонью. Стремительно выставляю свою руку, чтобы не дать продолжить избиение, и чувствую резкую ноющую боль в плече. Понимание, что вообще случилось и сейчас происходит, плавно опускается в сознание. — Ты меня спасла, — проговариваю еле слышно, скорее как утверждение для самого себя. Эва замирает, будто на мертвеца смотрит. А я не могу сопротивляться порыву, завожу правую руку за ее голову и притягиваю для поцелуя. Она не сопротивляется, наоборот, скорее, сама с напором припадает к пересохшим моим губам.

***

Блондин был без сознания около часа. Все это время Эва как на иголках ходила, щупала пульс. Он еле прослушивался, но самое важное, что в принципе был. Амен лежал неподвижно, дыхание было слишком угнетено, но грудная клетка все равно двигалась в такт размеренной подаче кислорода в организм. Девушке было крайне сложно понять, что сейчас делать? С одной стороны, Амен дышит, с другой — единственная ампула с веществом была разлита… Хотя мужчина и не просил взять шприц и сделать укол, съедающие сомнения снова подтолкнули взять ещё один телефон и набрать Дию. Исман оказался рядом и, выслушав то, что дозировано преподнесла Эва, резюмировал: — Амилнитрит — это антидот при отравлении цианидом. Его ни в коем случае нельзя колоть. Только вдыхать пары. Все тело девушки обмякло от облегчения, а сверху нахлынула волной истерика. Смех и слезы смешались воедино, не на шутку напугав ребят по ту сторону телефона. — Эва, успокаивайся. Где вы? Давай я приеду и помогу? Осмотрю Амена, может у него, помимо отравления, есть ещё какие-нибудь повреждения, и тебе помогу, сделаю укол успокоительного. В ответ брюнетка спешно поблагодарила друзей и сбросила звонок. Она выключила гаджет, вытащила симку и сломала ее, не зная точно, как именно отслеживаются телефоны. Дальше оставалось только ждать. Сейчас, когда он находился на грани жизни и смерти, Эва поняла, насколько страшно и невыносимо стало от одной только мысли, что можно потерять этого несносного блондина. А потом приняла свои зарождающиеся чувства к мужчине. Единственное, что не давало покоя и по-истине гложило — это Тизиан. Девушка всё ещё не могла придумать, как можно сообщить парню, что чувства остыли или их и вовсе не было, и что она действительно хочет быть с его другом. Даже в голове проворачивать этот факт было до боли страшно. Не то, что произносить. Она подошла к зеркалу и посмотрела на следы их прошлой бурной ночи, синие отметины на талии, груди и шее. Это не мужчина — это ураган, торнадо, что уносит разум и самообладание куда-то далеко за пределы не то, что штата, континента. Рядом с ним невозможно оставаться собранной и сдержанной. По крайней мере, у девушки не вышло. Как и у десятков, а может и сотен других женщин? Ревность змеёй забралась под кожу, зудя и не давая собрать мысли в кучу. Почесав руку, Эва закрыла глаза и стала снова применять практики дыхания. Да, они не помогали, в основном, но это единственное, что брюнетка могла делать наедине сама с собой. Открыв глаза, девушка метнула взгляд в сторону лежащего на полу в коридоре блондина и заметила, что грудь больше не движется. Страх и резкий выброс адреналина в кровь не дали и секунды на раздумья. Она села сверху и начала руками сдавливать крепкую грудную клетку, имитируя массаж сердца. Ухо подводила к губам — дыхания не слышно. Эва повторяла движения руками. Затем, отчаявшись, начала давать пощёчины. За то, что появился в ее жизни, что перевернул все с ног на голову, что сейчас, когда она усмирила противоречия и приняла тот факт, что влюбилась, он вдруг решил бросить ее. Вот так… Очередной пощёчине не суждено было дойти до адресата. Амен очнулся и устремил взгляд своих васильковых глаз в изумрудные влажные Эвтиды. А потом… Был ли этот поцелуй следствием страха смерти или признанием, что теперь они будут вместе несмотря ни на что — не важно. Главное — они оба этого хотели, жадно сминали губы друг друга, переплетали языки в страстном диком танце и кусали все, до чего могли дотянуться. Первый порыв стал сходить на нет, и девушка, успокаиваясь, стала дышать более размеренно, медленно и глубоко. Эва отстранилась от Амена, вглядываясь в его так быстро полюбившиеся черты лица, бледную, испачканную кровью вместе с пылью кожу, аккуратный ровный нос, идеальные губы и, конечно же, глаза. Амен занимался тем же самым: разглядывал её безупречное лицо. Несмотря на припухшие веки и красные глаза от слёз, которые, к тому же, стали ещё более зелёными, она была всё такой же прекрасной. Боковым зрением мужчина видит занесённую ладонь, снова резко перехватывает её. — Ты что делаешь? Не смей больше никогда поднимать на меня руку. — Это ты что делаешь?! Какого хрена сейчас произошло? Почему ты еле живой приполз на порог нашего дома? — Нашего? — Амен искренне удивился словам сидящей на нем девушки. Удар маленького кулака в солнечное сплетение не обратил бы на себя особого внимания, если бы не ранение. Он шикнул, чем вызвал у Эвы снова противоречивые чувства. Страх, что сделала больно, и злость, что так все вышло… — Прости меня, — блондин тяжело глубоко дышит, — я объясню все. Не хочу, чтобы ты пострадала, поэтому все расскажу. Но давай сначала разберемся с моей рукой? Эва непонимающе смотрит на лицо Амена, после переводит взгляд на перетянутое плечо, морщится, приподнимая внутреннюю часть бровей. — Не переживай, — мужчина тянется и заправляет рукой волосы за ухо Эвы, — я тебе помогу. Скажу, что где брать, как делать. Но от тебя потребуется твердость и стойкость. Кстати. Как ты догадалась, как применить Амилинтрит? Эва тяжело вздохнула, отведя взгляд, чем напрягла мужчину. — Я не догадывалась. Руки тряслись, когда я пыталась открыть ампулу, в итоге выронила ее, расплескав все вокруг, в том числе на тебя. Хотела собрать хоть что-то, чтобы залить тебе в рот, но не получилось. Побежала искать ещё ампулы — не нашла… И прости, но мне пришлось позвонить Дие, чтобы связаться с Исманом, — видя ошарашенные глаза мужчины, она продолжила. — Не переживай, прошу. Он сказал, что ты просто должен был вдохнуть пары и что внутрь ничего не нужно колоть или заливать. Я звонила с одноразового телефона. А потом вытащила симку и сломала ее. Амен заметно расслабился, но все же поспешил уточнить: — Ты долго разговаривала? — Нет, меньше минуты точно. Он спрашивал, где мы, чтобы приехать, но я не сказала. — Умница, быстро учишься, — улыбнулся искренне, чего так мало было в его жизни. — Но больше так не делай. — Я, вообще-то, жизнь тебе спасала. Если не помнишь, то упал ты на пороге, а я ещё и тащила твоё немаленькое тельце сюда. Кажется, что моя спина больше не будет прежней, — она демонстративно согнулась, изображая боль. — Силачка, — одобрительно кивнул Амен, усмехаясь, — значит, буду теперь все тяжёлое тебе отдавать. Там двадцать литров воды в багажнике, принесешь? Эва передразнила его и пошла налить в стакан воды. — А почему ты не позвонила Тизу? — самый отвратный вопрос, который Амен только мог задать, но он должен был узнать это сейчас. — Я не знаю его номер наизусть. А номер Дии знаю. К тому же, Тизиан абсолютный профан в медицине, а через подругу я смогла связаться с Исманом. Вроде бы в её словах есть железная логика, но Амен чувствует, что где-то есть подвох. — Очень странно, что номер парня ты не знаешь, а номер подружки, которую не так часто видишь, запомнила наизусть. — Говорю как есть, Амен. А что, какая-то проблема в этом? — Нет никакой проблемы, Эва, просто… — Ты правда хочешь сейчас продолжить разговор о Тизиане? — Эва, мы с тобой вчера чуть не переспали, сегодня поцеловались, а Тиз — мой лучший и, пожалуй, единственный друг. Если ты просто хочешь поиграть, то не стоит это делать с нами, — говорит слишком твердо. Даже жестоко. От этих слов девушка поежилась, так и не решившись признаться в том, что чувствует на самом деле. — Я не собираюсь ни с кем играть, — проглотив обиду, пробубнила, все ещё стоя у столешницы. Амен коротко кивнул, будто услышанное его полностью устроило и попытался подняться с пола. Полностью встать, естественно, не получилось. Поэтому смог лишь присесть и подвинуться к стене, облокотившись на неё. Эва злится на себя и на него одновременно. Она ведь все решила — хочет быть с Аменом. Но вопрос о Тизе застал врасплох. Неужели блондин передумал? Посчитал все ошибкой? Перебарывает себя, подходит ближе, садится на колени рядом и, смотря прямо в его холодные льдинки, спрашивает: — Как тебе помочь? — Там в левом ящике вверху синяя сумка, неси. Амен готов сам себя по голове ударить. Эта девчонка ему мозги совсем отключила. Поцелуй был взаимный, и все, что их останавливает — это Тизиан. И он, как настоящий друг, просто обязан понять и отступить… Но действительно ли друг? — Ты когда-нибудь что-то подобное делал? — девушка старается себя успокоить, но получается не лучшим образом. Эва поставила стул, достала темную кожаную сумку с бронзовыми металлическими ножками и фурнитурой. Содержимое было весьма увесисто, от чего спрыгнуть с табурета на пол оказалось нелегко. — Сам да, вытаскивал пули. Из меня — нет. Бери черный полевой набор, перчатки, стерильные бинты и спирт в маленьком бутыльке, вскипяти несколько чайников воды и вылей в пластиковый таз. Мне налей скотч и возьми ещё какую-нибудь миску для пули и мусора. Эва заметно поежилась. Она искренне хотела помочь, но не была уверена, что ее и без того шаткая психика выдержит то, что будет сейчас происходить. — Не бойся, прошу, — Амен потянулся здоровой рукой, взял ладонь Эвтиды в свою и пальцем погладил ее костяшки. — Прости, но сейчас я могу надеяться только на тебя. Мой организм ослаблен действием цианида. Хоть попадание в кровь через рану имеет более слабый эффект, но его было достаточно, чтобы вырубить меня. Так что сейчас ты второй раз будешь спасать мне жизнь. — Амен, блин. Ты не помогаешь, — Эва затряслась, вытирая несколько дорожек тихих слез. — Мне очень страшно… — Давай так, я буду тебя отвлекать разговором. На самом деле, тебе просто нужно вытащить пулю и попавшую грязь. Остановить кровотечение… — И не дать тебе умереть, помню! Эва становится на колени перед ним и осматривает залитую кровью одежду. — Я так не смогу ничего сделать, тебе лучше лечь. Кое-как с помощью девушки поднявшись, Амен доходит до стола, выпивает залпом алкоголь и ложится на столешницу. Она рядом на табуретах раскладывает все необходимое. — Смотри, что тебе нужно будет сделать. Первое, освободить от одежды руку, снять повязку. Левой кистью ты берешь спрынцовку и пытаешься отсосать кровь из раны, а пальцем правой руки будешь искать и нащупывать что-то твердое, то есть, пулю. С каждым словом мужчины Эва становится все бледнее. Ещё немного, и она вполне может сравниться с ним цветом кожи. Девушка кивает, будто на автомате, до сих пор не веря в то, что это происходит. — Эва три шприца — это обезболивающее. Сначала ты вколешь один в плечо, выше раны. Потом освобождаешь от одежды и так далее по инструкции. Через десять минут вкалываешь второй. После того, как нащупаешь пулю, необходимо будет вколоть третий шприц и попытаться щипцами с зубчиками ее достать. Я могу орать от боли, но ты должна не останавливаться. Ничего не должно тебя отвлекать от операции. После портативным лазером, если будет необходимость, нужно будет спаять стенки сосудов, почистить рану. Сознание, по идее, я не потеряю, но… на всякий случай, рассказываю все. — Стой. Амен… Блядь, да ты в своем уме, думаешь, я запомню все?! — Тише, тише, маленькая, не ругайся, тебе не идёт, — гладит по руке, шепотом приговаривая. — Запомнишь. И у тебя все получится. Главное… — Что? — вопросительно-умоляющий взгляд взволнованной девушки не оставил его равнодушным. — Главное, когда нащупаешь пулю, перед тем, как доставать, убедись, что это именно она. — А что же ещё? — Кость, например, — слова мужчины исказили прекрасное лицо гримасой ужаса. Амен терпел несколько секунд, а потом бархатисто засмеялся, кашлянул и продолжил. — Ладно, ладно. Не злись. Это шутка у нас такая с ребятами была всегда. Реакция не заставила себя ждать: Эва ударила кулаком в здоровое плечо и шикнула: — Ты пьяный, что ли? С одного стакана так напился? — Не забывай, я сегодня не только под алкоголем. Посмотри, во внутреннем кармане сумки есть лист с написанной от руки инструкцией. Достань, прочитай, все ли тебе ясно? Эва быстро нашла потрёпанный листок и принялась читать вслух, бубня под нос каждый пункт: 1. Перчатки/моем руки/обливаем их пойлом 2. Убираем одежду, очищаем рану 3. Конечность фиксируем 4. Убираем кровь, раскрываем края раны 5. Пальцем ищем пулю, потом пинцетом/плоскогубцами цепляем, достаем. Не перепутать с костью! 6. Убираем остальной мусор 7. Промываем, бинтуем. — К-кто это писал? — вроде дело серьезное, но мужчина не может не любоваться ей. — Доктор, — опять кашляет. — Не похоже, — она снова поднимает свои зелёные мокрые глаза и всматривается в ледяные Амена. — Скажем так, это не врач из больницы. — А откуда? — самые страшные догадки пулями проносятся в голове. — Эва, — тяжёлый вздох, — приближенный местного мафиозного барона. Не нужно вопросов сейчас. Как закончишь, я тебе все расскажу и нужно будет убираться отсюда. Эва сглотнула несуществующую слюну и кивнула. Она проверила, чтобы все перечисленное было в доступе, промыла руки несколько раз, вколола первый шприц. Затем подошла к столу, забралась на него и села сверху Амена. Блондин выгнул бровь с насмешкой, но девушка быстро пресекла попытку отшутиться. — Мне будет легче сидеть так и смотреть на тебя сверху, контролируя дыхание и все остальное. Зачем ты пил? Я, хоть и не медработник, но знаю, что алкоголь только усилит кровотечение. — Не усилит. Да и выпил я всего чуть-чуть, если что, то ненамного усилит. Не беспокойся. Все нормально будет. Но мне нравится твоя сосредоточенность. Ты могла бы стать неплохим врачом. — Нет уж, спасибо, — вздыхает, берет ножницы и начинает разрезать одежду. Освободив не только руку, но и торс, она осмотрелась: как много ран… — Это все от твоей прошлой жизни осталось? — кивает на тело головой, стараясь аккуратно, без резких движений ослабить импровизированный жгут. — И какая же была моя прошлая жизнь? — интересуется Амен, глядя снизу на серьезное лицо и слегка подрагивающие ресницы. Она боялась. И это нормально. Любой гражданский, впервые встретившись с ранением, будет бояться. Но внутри этой хрупкой девушки будто проснулся борец. Это уже не просто сломленный горем человек, который то и дело ловил «панички»… нет… Будто сегодня Амен смог пробудить в ней что-то ещё. Но хорошее ли? Узнать сможет лишь со временем… — Я думаю, что прошлое твое было напрямую связано с криминалом. Но только тогда непонятно, как ты смог стать полицейским. — Прошлое можно стереть. И тогда ты можешь начать с чистого листа. — Точно ли? Уверена, что прошлое всегда тебя настигнет. Как бы ты не пытался сбежать. Я сейчас, — встаёт с мужчины и подходит со стороны плеча, обильно смывая всю грязь и запекшуюся кровь. Затем она вкалывает второй шприц, садится снова сверху. Берет спирт, обливает обильно рану, ведёт носом от сильного запаха и надевает перчатки. — Я буду стараться аккуратно, но… — рука дрогнула. — В общем, уверена, тебе придется потерпеть. Взяв пинцет и отодвинув им края раны, Эва почувствовала сильный рвотный позыв. Тыльной стороной ладони она прикрыла рот и отвернулась в сторону, глубоко дыша и успокаивая выпрыгивающее из груди сердце. Амен положил здоровую руку на бедро девушки и сжал его. — Что ты? — хмурится, а потом начинает понимать… — Чтобы ты переключилась, отвлеклась от чувства тошноты. Она закивала и решила продолжить. Мужчина тем временем рассматривает ее тело, чтобы отвлечься. Смотрит на засосы на шее и правой груди, на следы от его мощных пальцев на талии и ногах. Стыдно ли было ему за вчерашний порыв? Отнюдь. Но зудящие мысли о том, что он снова отбил девушку у друга не дают покоя. Только в прошлый раз они были значительно моложе. И трахал ее Амен не потому что полюбил, а просто потому что захотел. Резкая боль в плече вытолкнула воспоминания из головы. Он стиснул зубы, немного рыча и завывая, пока Эва пальцем искала что-то твердое в кровавом месиве. Непроизвольно он сжимает пальцы на ноге девушки, делая ей больно. Но Эва не пищит, не брыкается, не просит остановиться. Эта боль отрезвляет, делая разум холоднее и расчетливее. — Остановись, — Амен тяжело дышит. — Нет, — четкое, хлесткое, будто командир. — Эва, мать твою, мне нужно передохнуть. — Обязательно этим займешься, когда я закончу, — свела зубы вместе от боли, что доставляют ей пальцы мужчины. Амен не сразу сообразил, что не так, но, когда почувствовал пульсирующую мышцу под рукой, сразу же отпустил. — Зачем? Схвати обратно. Мне так легче не думать о том, что делаю тебе больно и что ковыряюсь в… тебе. Спустя мучительные секунды Эва, наконец, резюмировала: — Я нащупала что-то твердое. Но… Не уверена, что смогу захватить. Мне придется снова соседние ткани травмировать. Она вытаскивает палец, спрынцовкой отсасывает медленно скапливающуюся кровь. Потом снимает окровавленные перчатки, идёт моет руки и делает третий укол. Наливает себе немного алкоголя, что прежде выпил Амен, и опрокидывает стакан. Шипит от боли в горле. — Да… это жесткое… пойло, — говорит медленно, тяжело дыша. — Нужно было сказать, я бы тебе показал, где можно взять что-то поприятнее. — Нет, мне не для расслабления, — Эва подходит и заглядывает в небесные омуты мужчины, что украл ее беспокойное сердце. — Я должна тебе кое-что сказать… — Сейчас? — Я боюсь… мне страшно, что сделаю что-то не так и боюсь, что не… — Успеешь, Эва. Я тоже хочу тебе сказать кое-что. Но давай договоримся. Ты достаешь пулю, бинтуешь… и после уже все откровения? Крови в ране немного, но расслабляться рано. Возможно пуля как раз сейчас пережимает крупный сосуд. И, когда ты ее достанешь, нужно будет действовать очень быстро. Хоть говорить Амену было тяжело, он не мог промолчать и дать страху и панике овладеть сознанием девушки. — Если хочешь, можешь попробовать рассказать что-то на отвлеченную тему. Задать вопрос, к примеру. Эва лишь неуверенно кивнула и дальше делала все, словно по инструкции. Села сверху, надела перчатки, облила их, инструмент и рану спиртом, отсосала спрынцовкой лишнюю жидкость из отверстия. Затем она закрыла глаза, отсчитала в обратном порядке от пяти до одного, подняла веки и приступила. На этот раз края раны необходимо было ещё сильнее раскрыть, чтобы увидеть, куда уйдет пинцет. Но Амен держался стойко. — Третий укол полностью обезболил? — Практически да. От болевого шока, по крайней мере, я точно не умру. Но действие его кратковременное, поэтому… — Поняла, не отвлекаюсь, — послышался скрежет металла о металл. — Я нашла, нашла, — будто ребенок, обрадовалась девушка, — осталось подцепить… Это было нелегко, частично блондин чувствовал боль, и тогда его рука уже привычно сжималась на бедре Эвы. Но вот, наконец, зубья смогли подцепить расплюснутый почти полностью снаряд и потихоньку тащить его вверх. — Не торопись, следи за кровью, — прохрипел, еле шевеля бледными даже для него губами, Амен. Видимого увеличения крови не было, что весьма радовало брюнетку. Потерять мужчину из-за своей оплошности она точно не могла. — Почему Тизиан ничего мне не рассказал? — блондин выгнул бровь, не понимая суть вопроса. — Ну или ты, когда меня встретил. Почему не сказал, что знаешь, что видел во снах, что спас, в конце концов… — Я не мог. Точнее… — кривится от пронизывающей режущей боли, — Я когда спас тебя… Искал же долго. Смирился в итоге, что не ты была в автомобиле, что все это показалось. А когда встретил вот так лицом к лицу в ресторане, настолько опешил, что сказать не смог ничего. Последнее движение, и пуля со звоном падает в стеклянную банку. Эва осматривает рану и щипцами вытаскивает какие-то тканевые кусочки и, как ей кажется, металлические маленькие остатки. Амен продолжает: — А потом Тиз попросил ничего не говорить. Я думал, он сам расскажет, но, как оказалось, зассал. — Почему ты так думаешь? — А как по-другому? Побоялся, видимо, что ты проникнешься ко мне какими-то чувствами за спасение. — А должна была? Ну… то есть… — мешкает, подбирает слова, — я имею в виду, разве должна была я сразу влюбиться в тебя за спасение? Единственное, что действительно должна была чувствовать — это благодарность. Эва проверяет ещё раз, что кровотечения нет, и собирается бинтовать рану, но Амен останавливает. — Лучше зашить. Нити потом сами рассосутся, но хотя бы немного соединить нужно, — девушка сдержанно кивает и делает дальше все, как говорит блондин. Закончив и забинтовав руку, Эва смыла с себя и с инструментов остатки крови, убрала всё обратно в сумку и закинула её опять наверх. — И всё равно я не понимаю, — продолжила Эва, подходя к столу. — Почему ты считаешь, что Тиз боялся, что я к тебе уйду? Были предпосылки? — В общем, когда-то давно у нас случился… скажем так, конфликт интересов. — Как красиво ты завуалировал, что к тебе ушла его девушка. — Не совсем так. Ее звали Анна, она приехала из Восточной Европы и была чертовски сексуальна. Как кошка... Или, с ее характером, скорее пантера. Вроде нравилась Тизу, но и мне тоже. Не знаю, было ли что-то у них серьезное, но… Ревность червем въедалась в сердце Эвы. Но продолжение она хотела узнать больше, а потому выдохнула и, убедив себя, что это все прошлое и к нему нет смысла ревновать, перехватила его рассказ. — Но ты решил взять и трахнуть её первее? — лицо Амена замерло в удивлении. Да, черт возьми, было именно так. Но он, конечно же, хотел все скрасить, обыграть, чтобы снова не опуститься в глазах Эвтиды и не выглядеть просто идиотом, который готов иметь все симпатичное, что движется вокруг. Но горькая правда такова. Он долгие годы совершенно наплевал на все возможные чувства, позволив себе просто развлекаться и удовлетворять низменные потребности. Пока не встретил Эву… но как можно сказать ей об этом теперь, после такого разговора? — Не стал бы так грубо говорить… но да. Я посчитал, что могу сделать так, как хочу. Позже узнал, что Тиз был влюблен в Анну. Но отголоски прошлой жизни абсолютно атрофировали мозг. Он даже не хотел думать о каких-то чувствах. Мне действительно стало стыдно. Она могла стать его девушкой, а стала моей... шлюшкой… А учитывая, как сильно его отец помог мне и Феоное, рискуя многим, я зарёкся и больше не смотрел даже в сторону тех, кто ему приглянулся. По сути, вокруг меня достаточно было своих, которые вешались на меня сами. Снова укол ревности. Да нет, не укол. Это скорее порез, который заставляет сердце захлебываться кровью. Ну а что, Эва действительно была наивной… Ее первым и долгое время единственным мужчиной был Аш. После какие-то странные отношения с Тизианом, где она, скорее из благодарности, решила, что должна быть с ним… а теперь он — красивейший из мужчин сидит и рассказывает, как ему хорошо было с какой-то Анной… тьфу. Сколько же шлюх стоит за его спиной… И мысли привели к весьма печальному выводу: вчера Эва чуть не стала одной из них. Отчаяние и безысходность захлестывало с новой силой. Эва и вправду решила, что бросить Тизиана ради этого белого кабеля было бы хорошей идеей? Единственное, что действительно правильно — это расставание. Но отношения с Аменом в этой цепочке точно лишние. Почувствовав, как слезинка скатывается по щеке, она быстро смахнула ее ладонью. Но блондин все равно успел это заметить. — Я тебя чем-то обидел? — Нет, все хорошо. Тебе нужно воды, наверное. Сейчас принесу. Амен никогда не отличался чуткостью натуры, но рядом с этой девушкой, превращался в другого человека. Замечал малейшее изменение в настроении, поведении, взгляде. Это пугало. Заставляло каждый раз переступать через свои противоречия. Будь на месте Эвы любая другая — он бы пожал плечами и продолжил заниматься своими делами. Но здесь именно она... Девушка, ставшая лучом надежды, что его темная душа достойна искупления. Кое-как поднявшись, он подошёл к брюнетке сзади и обнял одной рукой. Амен положил свой подбородок на ее макушку, закрыл глаза и простоял так некоторое время. Замерев, она не знала, что делать. Позволить так обнимать себя? Или воспротивиться, сделать, как всегда, все наперекор. Решить не успела, мужчина первым нарушил тишину: — Если тебя что-то расстраивает, не молчи. Я не знаю, как назвать то, что чувствую к тебе, — ну да, конечно, не знает он, так и треснул бы сам себе по лбу, но продолжил говорить, — но будь уверена, что всегда готов выслушать. Не осужу, не посмеюсь, если для тебя это важно. Эва повернулась к нему лицом, подняла вверх голову и произнесла, обжигая дыханием шею: — Думаешь, это была месть от Тизиана? Он не похож на человека, который бы стал спать с девушкой ради выгоды. Амен приподнял слегка бровь. — А я похож? — Нет. Но из вас двоих именно ты отымел пол-штата. — Это он сказал? — Это ты сам подтверждаешь каждый раз своими словами. — Не помню, чтобы делился с тобой историями своих похождений. Оба стараются говорить спокойно, но воздух вокруг будто накаляется. Каждая фраза находит сразу ответ оппонента. Они не разговаривают — они сражаются. Снова. — Мне и не нужно знать все твои истории, чтобы выстроить психологический портрет! — Да, и какой же ты нарисовала себе? — Ты пользуешься своей привлекательностью. — Считаешь меня привлекательным? — он опустил голову ниже, чтобы посмотреть ей в глаза. — Считаю тебя болваном! — брыкается, чтобы отодвинуть от себя блондина, но даже раненный он все равно в разы сильнее. — И все же, мне интересно, откуда в тебе столько неприязни? Тебе я ничего плохого не делал, — Амен отходит, предоставив возможность Эве отойти. Но Эвтида не спешит, она обдумывает что-то, вздыхает и отвечает: — Хорошо, да, мне Тиз рассказывал о вашей молодости, о том, что ты вечно был нарасхват у всех девушек и не гнушался постоянно разными связями. Но о ситуации с той девушкой, Анной, не говорил. — Ну понятно, белый и пушистый. Ты правда думаешь, что, будь мы такими разными, оставались бы друзьями? — Он тоже вел себя так же? — Это спросишь у него сама. — Что за загадки, неужели так сложно сказать прямо? — Нет, не сложно, но ощущение есть, что ты это специально пытаешься выведать. Чего ты хочешь? Эва снова молчит, отходит в сторону, садится на стул. Такое поведение настораживает блондина, но он продолжает стоять на месте, ждать, что будет дальше. — Я решила, что нам с Тизианом лучше расстаться. Возможно, твои слова помогли бы чувствовать себя немного... легче, — на выдохе призналась, отчего почувствовала, будто часть груза с плеч ушло. — Почему? — Это имеет значение? — Конечно, важно. Вчера… — Да Господи, сколько можно?! Я помню, что было вчера. И мы все прояснили. — Да, ты сказала, что из-за Тизиана не можем продолжить, но сегодня говоришь, что с ним собираешься расставаться. Да, мне нужна причина. Ты вроде сказала, что не собираешься играть, но пока что я вижу обратное. — Амен, ты идиот, — фыркает, встаёт со стула и собирается выйти, но правая рука мужчины останавливает ее. — Нет, я не дам тебе уйти от ответа. Эва пытается выдернуть запястье, но стальная хватка не позволяет это сделать. Тогда она решат повторить то, что уже умеет. Снова замахивается, для пощёчины. Амен видит это в самой последний момент и уворачивается так, что девушка лишь кончиком пальцев цепляет его нос. — Я тебя предупреждал, — рычит, злясь. — Да мне плевать! Плевать, кого ты там и о чем предупреждал! Из-за тебя, болван тупоголовый, я хотела бросить Тизиана, из-за тебя! Но рассказ про эту вашу супер сексуальную и всю такую замечательную Анну спустил с небес на землю! Я поняла, что просто очередная дура, которая чуть не легла под тебя. Но то, что хотела уйти от Тиза, значит, что мучить его тоже нет смысла. К черту вас обоих! Блондин опешил от признания девушки. Вот так просто? Она хотела быть с ним? Нелепая улыбка расплылась на лице, когда Эва скрылась в комнате его сестры. Амен вколол себе ещё один шприц обезболивающего, чтобы быть в здравом рассудке, сел на диван в гостиной и стал проматывать все случившееся. Спустя двадцать минут он решил пойти в комнату и убедиться, что с Эвой все хорошо. Заглянув в спальню, он застал девушку плачущей, скрутившейся на кровати в позе эмбриона. — Будь добр, выйди и закрой дверь. Я тебе помогла? Помогла. Теперь дай я успокоюсь, позвоню Тизиану и уеду отсюда, — Эва пытается сделать максимально строгий голос, но подрагивание на гласных говорит, что ей тяжело сейчас. Амен ни на секунду не собирается слушать Эву, он подходит к телефону на тумбе, кладет его в карман, потом садится на край кровати и, помолчав немного, решает начать разговор первым: — Ты не можешь позвонить Тизу. — Это ещё почему? — она повернула голову, и Амен увидел вновь красные пятна на лице, мокрые зелёные глаза, что можно было сравнить с малахитом под кристально чистой водой. Он сияет, манит, поглощая на себя все внимание. — Эва, я уверен практически на сто процентов, что он работает на Аша. — В смысле? — девушка поворачивается полностью, садится на кровать, опираясь спиной на изголовье. — Ты же сказал тогда в отеле, что позвонил ему и все в порядке. — Нет, — тяжело вздохнул, — я не звонил. Нельзя. — Ты обманул меня, — разочарованно протянула брюнетка, подняв брови. Этот взгляд сейчас причинял боль сильнее той, что была от пули. От этой боли нет спасения, нет волшебной таблетки или укола. Эта боль уничтожает, разъедая сердце изнутри. Амен очень хотел рассказать ей все, но станет ли слушать, даст ли возможность объяснить? Вроде уже давно не мальчик, но подорвать именно ее доверие стало так страшно, что сердце набатом било, выскакивало из груди, заставляя неокрепший организм работать наизнос. — Прошу, дай объясниться. Я все расскажу, только выслушай. Эва, сама не ожидая от себя, кивнула молча и вперила в него свои изумруды в ожидании исповеди. — Ты была не в себе, боясь за жизнь Тиза. Но если включить холодный рассудок, то можно проанализировать все. У нас с ним есть договор, условия, при которых мы точно не будем звонить и писать друг другу. Причину, по которой он пренебрег этим условием назвать пока не могу… Но уверен, что это связано с твоим бывшим-небывшим мужем. — А если он в опасности? — Аш по какой-то причине не убивает людей, что дороги тебе. Возможно, ещё надеется на воссоединение, — Эва фыркает, но палец Амена, поднятый вверх, заставляет ее замолчать, — либо преследует иные цели, например, добраться до тебя через близких. Поэтому я уверен, что ему ничего не угрожает. Но все это рассказывать на трассе было бесполезно. Ты бы все равно не послушала. — И тебе случайно повезло, что я сознание потеряла? — вопрос девушки подвёл к самому основному. — Нет, не повезло. Ты его не теряла. — В смыс… Ты вырубил меня?! — Эва, спокойно, не нужно криков. — Ты маньяк! — она берет подушку, что была за спиной, и швыряет ее в Амена. — Ты вырубил меня, увез не пойми куда, запрещаешь звонить кому-либо! Да это я ТЕБЯ должна бояться, а не мужа бывшего, это ты ненормальный! Эва срывается с места в попытке бежать, но мужчина снова и снова перехватывает её, прижимая всем телом к стене. — Отойди, или я в твою рану засуну палец! — Ты уже так делала, — ухмыляется, словно сейчас не напугал до чёртиков девушку. — Отпусти, я прошу, — меняет тактику. — Это ненормально, Амен. Тебе помощь нужна. Квалифицированного специалиста. Ты. Меня. Вырубил. Посреди трассы… — Эва, я сделал бы так ещё миллион раз, если бы понадобилось увезти тебя против твоей воли, чтобы спасти! — удивление на ее лице заставляет мужчину продолжить. — Ты ведёшь себя как ребенок. Думаешь, что можешь все разрулить, но, поверь мне, с такими, как Аш, нельзя вести переговоры или договариваться. Такие, как он, понимают только силу. И прежде, чем вернуться, нужно понять, где и как мы можем ее обрести. — Ты ненормальный… — Эва продолжает глазеть на мужчину, но уже не сопротивляется, снова чувствуя, как начинает терять контроль. — Ты видела, что произошло с Ливием… Не хотелось бы встретить твоего мужа безоружным. Амен делает шаг назад, девушка этим пользуется, бьёт кулаком в грудь и намеревается сбежать. — Да блядь. Эва, ну угомонись ты уже! Там может быть опасно. За мной могли проследить те, кто оставил в руке пулю. Последние слова останавливают ее у двери. Это так. Девушка не знает, что произошло и как. Если сбежит, то на чем и куда? А самое главное — какие приключения она найдет на свою задницу без связи, документов и денег. Нужно получить больше информации обо всем. А потому поворачивается, вздернув подбородок, и, скрестив руки на груди, говорит: — Ты обещал мне все рассказать. Я жду. Только не подходи близко. Оба садятся друг напротив друга у кухонного стола. Амен слегка морщится от ноющей боли, Эва внимательно изучает его движения в надежде уловить хоть что-то, что говорило бы о лжи, что дало бы толчок уйти. — С чего начать? Можешь задавать вопросы, — резкая фраза, рассекая молчание, отвлекла девушку. Она подняла взгляд на блондина, пересеклась с его небесными глазами, пытаясь заглянуть через них в душу. Но попытки тщетны. Если Амен не хочет — он не покажет ни одной эмоции. — Давай с самого начала…

***

«Мои родители оба работали. Вели легальный бизнес, но, как узнал после их смерти, с мафией тоже имели дело… Через неделю будет ровно восемнадцать лет, как их убили. В тот день я очень поссорился с матерью. Она хотела, чтобы Феоною с тренировки я забрал и довел домой, потому что у самой была встреча с каким-то важным клиентом, отец тоже задерживался. Я отказался. Хотел пойти с пацанами на встречу нашего района против соседнего… Так тупо звучит, но тогда казалось, что именно это важно. Намного больше, чем сестра, просьба матери… Мне на телефон пришло смс от отца, что дома будет ждать серьезный разговор. Что из-за меня они оба сорвались с работы. Потому что мама застряла в пробке и решила ехать сразу домой, а за Фео помчал отец… Я проигнорировал смс, не желая думать о предстоящем мозгоправстве. Куда интереснее было запугивать пацанов с соседнего района, что к нам соваться вообще «не резон»… В итоге, когда я приехал с друзьями ко двору, там все было оцеплено полицией. Я раскидал кордон и пробился к дому. На пороге в нос ударил резкий запах металла и чего-то сладко-тухлого… Единственное, что я помню — это дикий, даже животный страх. Подсознание нарисовало картину, но верить в нее я не хотел, не мог просто. Чутье подсовывало образы мертвых родных, но я их выбивал из головы. Нельзя верить во что-либо, пока не увидишь сам. А потом осознание произошедшего просто сбило с ног. Я не успел… Ни извиниться, ни помочь… Родители оказались дома только по моей вине. Если бы я забрал сестру, то они были бы живы. Если бы я не поставил свои приоритеты выше, то приехал бы раньше и успел бы увидеть их ещё живыми. Даже в свои пятнадцать лет я уже был выше и шире отца. Возможно, вместе мы бы дали отпор нападавшим… Да, тогда я только и мог, что рассуждать дурацкими предположениями «если бы»… Сжирать нутро отвратительным самокопанием, чтобы выгрызть зубами убийственные картины того дня… Мать убили в их спальне, я забежал в комнату и увидел ее в неестественной позе, с разодранным платьем и двумя отверстиями от пуль. Отца нашел в моей комнате. В него точно так же стреляли два раза. Не помня себя от застилающего разум ужаса, я побежал искать Феоною. Я не мог и мыли допустить, что она будет в третьем гробу… Сестра сидела уже в карете скорой помощи под какими-то мощными транквилизаторами… Исходя из отчетов полиции, отец приехал позже матери, когда убийцы уже были в доме. Феоноя спряталась в подвале, ее не увидели… но она все слышала и видела… Мебель и вещи были перевёрнуты, видимо хотели подстроить ограбление… но Фео сказала, что слышала разговор, и он был точно не краже…» Вижу, как на Эву действует мой рассказ, как она откликается на каждую деталь. Нет, пользоваться этим я не хотел, клянусь, просто решил, что хотя бы перед ней могу выпотрошить душу и рассказать все то, что столько лет нарывающей раной гнило внутри. Она украдкой вытирает небольшую слезу, встаёт и идёт снова за стаканами, льдом и алкоголем. Янтарная жидкость с плеском ударяется о стенки сосуда, плавя лед своей жесткостью. Да, сегодня определенно можно напиться… — Как ты смог пережить это? — А разве был выбор? Мы остались с Фео вдвоем. Я, как старший брат, обязан был за ней смотреть… Раз уж за родителями не уследил… — Ты не должен себя винить, ты же это понимаешь? Они твои родители, не ты за них несешь ответственность. Перекладывать на себя то, что случилось, бесчеловечно по отношению к самому себе. — Я смотрю, месяцы у мозгоправа не прошли даром? — Поверь, мне есть ещё чему поучиться… Но… Как бы тебе не хотелось обвинить себя в их кончине, виноват тот, кто спустил курок, тот, кто отдал приказ. А не ребенок, что хотел поиграть с друзьями. Я не хочу углубляться в это все, не хочу снова продолжать вспахивать поле своих незаживших ран и испепеляющих эмоций. Потому мы почти синхронно выпиваем скотч, а я просто продолжаю… «Эту ночь мы провели в больнице. Нас с сестрой положили в разные палаты, но я снял с себя всякие датчики и пошел к ней, сел рядом с кроватью, взял за руку и пообещал, что больше она не пострадает… Хотелось бы, чтобы был прав. Но даже здесь я оплошал. Фиг знает, что со мной тогда происходило. То ли я ловил галлюцинации, то ли спал, то ли был в пограничном состоянии, но раз за разом перед глазами прокручивался один и тот же ролик. Я смотрел его от первого лица. Был тем самым убийцей. Десятки раз я заходил в дом с пушкой и глушителем, десятки раз проходил в спальню родителей, где избивал мать до полусмерти, насиловал, а потом убивал ее под канонаду диких криков, прятался в комнате, ждал, пока отец пройдет в мою спальню, и убивал его там. Десятки раз я не мог остановить проигрывание в голове этого ужасающего действия. Десятки раз после не мог смыть с рук кровь своих родителей… А потом столько же раз возвращался в дом и рыдал над их трупами, прося всевышнего забрать меня… Очнулся я на больничной койке, привязанный ремнями к бортам. Предполагаю, что буянил, пока все это видел…» Эва тяжело вздыхает, наливает ещё. Замечаю, что себе дозу уменьшила почти в два раза. Правильно. Затем пошла за сигаретами. Хотелось бы возразить, но не сегодня. Она садится на подоконник, подкуривает и переводит на меня пару своих внимательных зеленых глаз. И я продолжаю. «Претендентов на опекунов, как таковых, у нас не было. Дальние родственники отказались от такой проблемой ноши, а я решил действовать так, как считал правильным. После больницы нас забрала соседка к себе на пару дней. Добрая хорошая женщина, пожалевшая двух сироток. Она сказала, что будет нам помогать, пока кто-нибудь из близких не объявится. Я понимал четко, что никого не будет, а потому подошёл к ней с предложением. Она оформляет опекунство, но мы возвращаемся с сестрой жить в дом, нахожу подработку, а деньги, что она будет получать за нас двоих, делим пополам. Но взамен соседка не трогает нас, а мы не беспокоим ее. Сначала миссис Джексон отнекивалась, мол лучше уже возьмёт полную опеку и будет нам вместо родителей, но через некоторое время сдалась. Только с условием, что жить мы будем пока в ее доме. Чтобы в наш не заходить. На этом и остановились.» — Почему ты не захотел полного опекунства? — А зачем? Понимаешь, Эва. Как бы правильно сказать. Я в тот вечер не то, что повзрослел. Мне будто лет тридцать сверху накинули вместе с грузом ответственности, боли и человеческого разочарования. Зачем миссис Джексон такой геморрой? Да и я считал, что обязан сам со всем разобраться, сам найти выход и вытащить меня и Фео из этого дерьма. Вколи еще один, — протягиваю пятый шприц через стол. — А не многовато за день? Отравление, алкоголь и куча обезболивающего? — Нет, не многовато. Этот препарат имеет накопительный и расслабляющий эффект. Я смогу выспаться, хоть немного восстановиться, чтобы потом уехать. Эва берет шприц немного неуверенно. Ну же, почему боишься? Ты во мне ковырялась час назад… Она тихо, словно на носочках, подходит ко мне, ставит рядом стул и со всей серьезностью в голосе говорит: — Ты хоть не здесь уснешь? Я тебя не дотащу до спальни, — вопрос застает врасплох. Я смеюсь, а она продолжает. — Ты мне еще не все рассказал. Что было дальше? Аккуратно делает укол в плечо, прижимает сверху спиртовую салфетку и немного массирует пальцем. Она не отсаживается назад, складывает руки перед собой и, повернув голову, молча смотрит на меня. Я продолжаю… «Гордиться за то время мне нечем, скажу честно. Чтобы уйти от реальности, я подсел на наркоту, которую решился еще и распространять. Несильную, но все же. Обивая пороги полицейского участка, я смог собрать по крупицам информацию о том, что родителей убили какие-то местные мафиозники. Шутка ли, зачем им сдались отец и мать? Решение, как отомстить, пришло в голову моментально. Первое — попасть в криминальные круги. Второе — подняться там. Третье — убить всех причастных. Наивно полагал, что распространение дряни поможет подняться. Деньги это приносило нормальные, я действительно стал откладывать немалую часть. По факту, просто был очередным чмырем, которого могли бы подставить и сдать полиции при любой возможности. Ни о какой карьере, если так можно выразиться, речи не шло. Я неплохо за несколько месяцев заработал, а Феоноя ни о чем не догадывалась и спустя некоторое время продолжила ходить в школу. Я ее везде сопровождал. Наша соседка стала подозревать, что я могу промышлять чем-то криминальным, даже проверяла мои вены. Но наркобизнес давным-давно ушел вперёд. И, чтобы расслабиться, уйти от реальности, достаточно было просто положить марку под язык. Ну не суть. Поняв, что в торговле дрянью мне ничего не светит нормального, стал активнее расспрашивать у своих диллеров об устройстве кланов и так далее. Самым простым вариантом для меня были бы бои. Но попасть туда мальчонке с улицы, да ещё и в таком возрасте — это что-то нереальное. Здесь мне помогла удача. Скинув весь товар, что у меня был, я направлялся домой, когда увидел, что на тощего мужика напали двое. Не мог не вступиться. Разбросал я их за пару минут, а тощим несчастным оказался старый араб, помощник подпольного бойцовского клуба. Он предложил мне подзаработать. Единственной проблемой было то, что мне всё ещё необходимо было появляться в школе, а каждый новый синяк и гематома вызывали у учителей вопросы. С моей-то белой кожей видно все. Феоноя, судя по всему, поняла, чем я на жизнь зарабатываю. Сначала отговаривать пыталась, но после… После вошла во вкус весьма небедной жизни, и, чтобы отмазывать меня в школе, купила какие-то странные белые тональники. Каждое утро у меня начиналось с макияжа видимых частей тела. Тогда мы уже жили в своем доме, оба спали в ее комнате: она на кровати, я на матрасе на полу. Через несколько месяцев на меня пришел посмотреть Дон, что держит Лас-Вегас. К тому времени я уже знал, что именно он отдавал приказ на убийство родителей. А причиной стало небольшое помещение, которым владела мать и отказывалась продавать его за установленную цену. В мафии, как оказалось, крыса на крысе сидит. Они готовы кинуться глотки перегрызать друг другу за любую мелочь. Я очень понравился боссу, и он стал следить за моими успехами на ринге. "Охотник на шезму" стал легендой… Спустя ещё некоторое время, он предложил неплохой заработок. Я должен был стать кем-то типа коллектора, выбивать деньги из должников. Поначалу меня боялись и так: почти два, на тот момент, метра ростом, широкий и действительно огромный не то, что для своего возраста, а даже в сравнении с большинством взрослых. Короткая стрижка и вечно недовольный взгляд помогали завершить образ верзилы. Оружие тоже всегда было при мне, которым я не особо сначала пользоваться умел. Так вот, через несколько месяцев кто-то пустил слух, что мне только шестнадцать исполнилось. И что я сосунок, которого бояться даже не стоит. Тогда Франциско сказал, что мне нужно научиться стрелять и, самое главное, убивать. На очередном таком деле я познакомился с Роуз, где на ее глазах убил первого человека, посчитавшего, что я слишком мал. Но для нее я не был злодеем, потому что, по сути, освободил от долга, который приходилось отрабатывать… натурой…» Вижу, Эва поморщилась. Она хотела знать правду, буду рассказывать ее. — Это ужасно. Я не думала, что такое ещё практикуется в современном мире. — Ну, во-первых, это было около семнадцати лет назад. Во-вторых, и сейчас, уверен, практика такая есть. Хотя, скажем так, то, что было с Роуз, явно не самое худшее. Эва удивлённо смотрит на меня, требуя незамедлительного ответа. — Не уверен, что ты хочешь это знать. — Сказал А, говори и Б. Почему ты вдруг считаешь, что отрабатывать своим телом долг это не отвратительно? — Я не сказал, что это «не отвратительно», я сказал, что это малая из бед. Она трахалась с одним мужиком. Да, он делал с ней такие вещи, что иногда становилось не по себе от рассказов… Но это был один человек, под которого она подстроилась, и уже знала, что ему нужно и как с ним совладать… Боже, Эва. Да не делай такое лицо. Миллионы женщин живут с нелюбимыми мужиками, потому что так надо или так пришлось. Тот мужик мог сдать Роуз в бордель и иметь с нее процент, к примеру… — И она в благодарность решила наградить тебя тем, что умела лучше всего? — ядовитая желчь сочилась сквозь каждое слово. Да ладно, неужели ревнует? — Да, решила отблагодарить, — специально ухмыляюсь, чтобы проверить догадки и продолжаю, — показать мир прекрасного наслаждения. Я считаю, что достойная награда за спасение. — Переоцененная, я бы сказала, — морщит свой милый носик и отворачивается. — Не скажи. В шестнадцать лет это было весьма полезно. Благодаря сексу гормоны не забивали мозг и можно было рассуждать всегда с трезвым умом. — Кошмар, она ещё и несовершеннолетнего совратила. У этой дамочки точно сбит моральный компас. — Не ревнуй… — Амен, не неси чушь, какая ревность? Меня просто поражают такие люди… — Ты просто слишком зациклена на общепринятых рамках, — шепчу ей на ухо и вижу, как по коже волной пробегают мурашки. — Секс для меня был способом получить удовольствие и снять напряжение. Мне хорошо, ей замечательно. Почему бы не радовать периодически друг друга. Не морщи нос, я продолжу? Эва кивает, а сама отворачивается куда-то в сторону, чтобы не смотреть на меня. Но начать не успеваю. — Получается, у вас не отношения были, а просто потрахушки? — Ну да, а зачем мне в шестнадцать лет отношения? — смеюсь. — Вообще не вижу ничего плохого в сексе без обязательств. — Ну то понятно, об этом я наслышана, — ну конечно, мисс воздержание, конечно наслышана, я же такой страшный и ужасный серый волк, что обесчестивает женщин, — но я думала, что в юности ты по-другому рассуждал… Что Роуз стала твоей первой любовью… Я не выдерживаю, смеюсь уже во весь голос, за что получаю очередную порцию осуждения в глазах этой девчонки. — Нет. Роуз не была моей любовью. Она была… скажем так, подругой с привилегиями. — Фу, как это мерзко звучит… — А ещё стала моим первым союзником в борьбе с боссом, — игнорирую очередное «фи» и продолжаю. — Близость физическая помогла нам найти общие интересы и раскрыть немного тайны. Ее мать попала в больницу из-за мафии, их магазин сгорел тоже из-за них, отдать свое тело в пользование того ублюдка Роуз тоже пришлось из-за мафии. Когда цели наши совпали, мы стали выстраивать план дальнейших действий. — Ладно, поняла, Роуз не маленькая шлюшка, а просто жертва обстоятельств, — смешно, как же ей тяжело даётся делать вид, что все равно. — Но если не она была твоей первой любовью, то кто? Вопрос со звёздочкой, на который я всегда отвечаю честно и быстро: — Никто. Как говорил, мне нужна была холодная голова. Отключить один спектр чувств и оставить включенным другой — это бред, миф. Так слетали с катушек. Я же собирался оставаться в здравом уме. А потому было проще не чувствовать ничего. Ни любви, ни жалости, — глаза Эвы отчего-то снова стали влажными, но я не решил заострять на этом внимание. — Продолжу? Кивок, и мои мысли снова уносят в события тех дней. «В общем после этого убийства были и другие. Я стремительно зарабатывал себе репутацию далеко не самого сговорчивого человека. А самое главное — получил карт-бланш от наставника на любые действия, которые могут увеличить доход мафии. Не хочется вдаваться в подробности моей изощрённой фантазии к пыткам, но… Если человек, сидящий в подвале видел меня — он готов был предать мать родную, лишь бы его ногти оставались на месте, а не методично вырывались плоскогубцами. И поверь. Это далеко не самое страшное. Днём стрелял в колени и засовывал грызунов в рот, а вечером прилежно изучал экономику, финансирование и юриспруденцию» — Что? Грызуны в рот? — она поморщилась, борясь с явным рвотным рефлексом. — Ты не хочешь этого знать… — Не хочу… Но мне все равно непонятно… Рассказывай. Если что, я скажу остановиться. — Хм, вот видишь, как у нас стремительно отношения развиваются, уже стоп-слово готовишь. Я засмеялся и снова получил лёгкий толчок в плечо. Вообще эта ее манера делать вид, что бьёт меня, на удивление не раздражает. Наоборот, является чем-то милым, что ли … Год назад я бы нахер послал после такого. Но сейчас готов терпеть это бесконечно. — Ну? Что молчишь. Продолжай, пока я не передумала. — Скажем так, молодые, ещё небольшие особи крыс, которых держут впроголодь сметают на своем пути все. Хоть помои, хоть человеческую плоть. Если человеку зафиксировать голову с открытым ртом и посадить ему туда этого грызуна и заклеить все скотчем… Уверена, что мне продолжать нужно? — Фу, какой кошмар… она загрызла человека, находясь во рту? — Да, язык, горло… Дальше они не пробирались, конечно. Но пару таких, можно сказать, казней, хватило, чтобы при виде крысы в моих руках человек сознался во всем. — Ты же понимаешь, что это ненормально? — Ты же понимаешь, что мне тогда было плевать? — Не вижу и сейчас раскаяния. — А что оно изменит? Вернуть погибших или исцелить искалеченных не сможет. Я не оправдываю себя, но отдаю отчёт в том, что, попав в преступный мир, ты должен ему соответствовать. В противном случае, он тебя сожрёт, перемелет, не оставит даже мокрого места. — Как ты вообще до этого догадался? — Всё просто. Всё изобретено было давным давно до нас. Я читал о таком виде казни, правда, данные были весьма скудными. А потому, я импровизировал, и, как показала практика, весьма успешно. — Ладно, с твоими пытками всё ясно, больше об этом спрашивать точно не хочу… Ты сказал, что вечерами учил или юриспруденцию, экономику. Зачем это? — Я же сказал, что не собирался оставаться в криминале на всю жизнь. В моих планах была лишь месть. А после я намеревался вместе с Феоноей скрыться, исчезнуть. Хоть мои сбережения во время работы на мафию были весьма внушительными, — ты видела мой дом — понимаешь же, что на жалование офицера такое не купишь? Так вот, для того, чтобы жить дальше, двигаться дальше без криминала, необходимо обладать знаниями. В какой именно сфере мне нужны будут знания, я не мог пока определиться, а потому поглощал в себя всё, что видел. — У меня это совершенно не вяжется в голове. Какие-то сплошные противоречия. Уверен, что говоришь мне полностью правду? Эстетика юноши, изучающего ночами финансирование, совершенно не вписывается в картину с тем же человеком, жестоко убивающим и пытающим других людей. — Не вижу ничего противоречивого. Это всё целеустремлённость. В первом случае - обеспечить себе хорошее будущее, во втором - наказать виновных в смерти родителей. — У тебя получилось? — Мне бы очень хотелось сказать, что я довёл это дело до конца… Но всё оказалось не так быстро и просто. «Благодаря своему упорству, да что там таить, бессердечию и жестокости, я достаточно быстро поднялся по иерархической лестнице в криминальном обществе. И познакомился там ещё с одним своим другом — Тори. Как позже выяснилось, он работал на отца Тизина, был агентом ФБР под прикрытием. В семнадцать я уже был помощником правой руки босса. И, кстати, мои знания в сфере экономики, закона и права очень помогли. Отец Тиза возглавлял тогда операцию по поимке самого главного босса в этой грёбаный цепочке. У Тори были не только профессиональные задачи, но и, как оказалось, личные мотивы. А потому мы с ним договорились, что я буду делать свою работу по уничтожению мразей и очищению хоть немного общества, а он будет прикрывать меня. Когда мне удалось узнать, кто именно нажал на курок, кто опорочил мою… маму, я действовал на эмоциях. Когда после я задумывался об этом, то понял, что прокол мой, скорее всего, произошел именно на них.» — Ты им тоже крыс в рот засовывал? — Нет, — под действием немалых доз препаратов вместе с алкоголем тело становилось ватным, и я понял, что мне нужно присесть на диван или лечь на кровать. — Мне нужно переместиться. — Давай в спальню. Там тебе удобнее будет спать. — А тебе удобнее сбежать? — Амен. Если бы я собиралась убежать, я бы сделала это сразу, не раздумывая ни секунды. — Почему ты тогда ещё здесь? — Потому что хочу находиться именно тут. Хочу услышать твою историю полностью. Чтобы, возможно, понять тебя лучше. — Так для этого я тебе душу выворачиваю? Чтобы ты меня «поняла»? — Вряд ли… Душу ты мне свою выворачиваешь, потому что сам этого захотел. А я всего лишь хочу узнать, что с тобой было и почему ты таким стал. Даже если желание спорить и пыталось подняться из недр сознания, я ему хорошенько сверху дал, чтоб опустилось назад. Доказывать что-то и спорить нет желания. В комнате Фео, усевшись на кровать, я похлопал по ней, призывая Эву сесть сбоку рядом. Она немного замешкалась, но после села так, как было угодно именно ей. Упертая. Накидала подушек и приземлилась напротив, выставив свои ноги вперёд, касаясь лодыжкой моего бедра. С огнем играет… Ну да ладно, сейчас я больше похож на сморенного жарой слона, что еле держится, чтоб в сон не провалиться, чем на тигра. Я положил руку на подъем ее ступни, попеременно сжимая, будто делаю массаж, и продолжил. «Тех ублюдков я наказывал с особой жестокостью и эмоциональностью. Не горжусь этим, но и не стыжусь ни капли. Их тела опознанию не подлежали, помог только тест ДНК. Если обычно всех, даже косвенно причастных, я убивал, подставляя другие группировки или конкурирующие формирования, то здесь я посчитал это лишним. А зря. Один из них должен был стать зятем босса. Из-за чего последний назначил награду за поиск наглеца, посмевшего так беспардонно себя повести. Видимо меня кто-то сдал или ещё что, но Тори стал присылать сообщения, что мне пора убираться. Я не мог остановиться вот так, когда до цели оставалось совсем чуть-чуть. Продолжал планировать главный ход, который в итоге поставил под удар и сестру. Через несколько недель после того, как нашли тела убийц моих родителей, мне пришло на телефон видео, где была связанная Феоноя. Голос за кадром сказал, что ее смерть будет на моих бесчестных руках. Я думаю, описывать спектр моих эмоций лишнее, да? Но они просчитались лишь в одном. Как бы я не нервничал и как бы не хотел прийти в главный офис босса и голыми руками оторвать его никчемную голову… Мне было нечего терять. Просто такой небольшой факт, который открывает передо мной все двери. Я позвонил Тори и Роуз, которые к тому времени уже были вместе и сказал лишь одно: Фео у них, мне нужен адрес. Я понятия не имею, как он это сделал, но адрес был у меня в телефоне через десять минут. Пока я мчал на своем корвете к ней, я мысленно уже похоронил сестру. Я слышал голос за кадром. Этот человек не будет растягивать удовольствие. Он ее точно убьет. Если посмотреть на то, что происходило в здании, когда я зашёл туда, это можно назвать неплохим блокбастером. Сначала бросил несколько гранат, а после уже зашёл сам. Я убивал абсолютно всех на своем пути. Мне было плевать, знают они о моей сестре или нет, причастны ли к ее похищению или нет, ждёт ли их дома жена с ребенком или родители. Мне было все равно. Я ехал, чтобы убить, и готов был к смерти в равной степени. Тори с Роуз приехали спустя несколько минут после меня и бежали уже следом по трупам. Ворвавшись в комнату, я увидел картину, которая снова отключила мое осознание от мира. Пока я избивал уже мертвых насильников, Роуз помогла укутать Фео в какие-то лохмотья. Тори оттащил меня от месива, что когда-то было людьми… хотя я бы сказал по-другому: утырками в человеческом теле. Они, блядь, шестнадцатилетнюю девочку втроём насиловали… Я поднял Феоною, пошел в машину к Тори. Роуз села в мою, и мы все поехали к другу домой. Понятно было одно: сейчас срочно необходим был план, как нам улизнуть отсюда живыми и оставаться такими надолго. Тори позвонил своему начальству, и Бен примчался к нам в течение нескольких часов. Так я познакомился с отцом Тизиана. Было принято решение, что мне и Феоное нужно умереть. Фиктивно. Чтобы после уже жить в другом городе, под другой фамилией. Я взял одну из старых тачек семьи, специально проехался в ней под камерами в разных районах. Потом Тори с Роуз ее нашли и подорвали, предварительно закинув туда парочку трупов. Таким образом, было одним выстрелом убито сразу два зайца. Мы могли выдохнуть с Фео, и Тори с Роуз заработали некие бонусы в мафиозных кругах, чтобы после безболезненно отойти от дел.» — Так вот, чем помогли тебе Тори с Роуз… — Да, они были хорошими друзьями, за которых не жалко в замес пойти… Босса мафиозного в итоге посадили, не без помощи Тори. Это, со временем, пронюхали, и нашли их с Роуз. Хотя прошло уже столько лет. И раз уж все равно все пошло к чертям и я оказался здесь — не мог не отомстить. — Это мафия тебя подстрелила? — Мой бывший наставник, учивший убивать людей. Франциско. Он же помогал Тори «избавиться» от меня, не зная на самом деле, что трупы в машине липовые. И он же в итоге отдал приказ убить и мужа Роуз. — А с Тизианом как вы познакомились? — Его отец меня с сестрой по программе защиты свидетелей поселил у себя дома. Мы с Тизом пошли учиться в университет вместе. В итоге у него появились внезапно брат и сестра. Он знал все о моем прошлом, и с того самого момента у нас появился этот договор: если прошлое вдруг настигает, я могу пропасть. Будет предупреждение, что в связи с форс-мажором мне срочно нужно уехать. И мне он не звонит и не пишет. Я сам связываюсь с ним через три дня, может немного раньше. Это время дано для того, чтобы я мог переместиться хоть на другой континент. А действовать стремительно необходимо, чтобы из-за меня не пострадал никто другой.

***

Разговор о парне Эву словно из призрачного тумана выдернул в реальность. Она сидит с Аменом снова на одной кровати. Дёргает ногой, чтобы подтащить к себе, но мужчина не позволяет. Да, девушка вполне осознанно решила, что расстанется с Тизианом, но весь этот рассказ будто свет пролил на их отношения. Они в одном доме жили, как братья действительно стали… Теперь ясно, почему Феоноя за него так ругалась… Ещё и конфликт в прошлом из-за какой-то девушки. Эва чувствует, как Амен тянет ее за ногу к себе. — Я тебе все рассказал. Теперь… — Вряд ли все, но пока что мне и это нужно переварить... М-да... Твои несколько лет жизни были насыщеннее, чем мои все двадцать три... — Ну я бы поспорил, — продолжает тянуть, переходя рукой выше к бедру. — Ты замужем за богом была, забыла? Оба смотрят друг другу в глаза и заливаются смехом. Эве кажется, что все сейчас растает, что они оба проснутся, и окажется происходящее дурным сном. Но Амен с юных лет помнит, что скорее счастливые моменты жизни могут быть игрой воображения, но не то дерьмо, что его окружало. — Ну хорошо, допустим, когда ты был с мафией, понятно, почему ты не позволял чувствам возыметь верх над собой… Но после? Когда вы уже жили обычной жизнью. Почему тогда ты так никого и не полюбил? — А зачем? Все эти чувства усложняют процесс коммуникации. И почему тебя так волнует этот вопрос? — Амен немного навис сверху сползшей с подушек девушки, рассматривая в который раз ее лицо. — Я просто никогда не встречала таких людей. Я даже об Аше могу сказать. Он любил… наверное. Ну, по крайней мере, мне так казалось. — Тогда я думал, что все это не для меня. Любовь, отношения, семья. Когда ты терял и видишь, как можно в миг остаться ни с чем, страшно идти на такое. — Тебе и страшно? — засмеялась Эва, словно не слышала жуткую историю «бывшего убийцы». — Ты не кажешься человеком, которого можно напугать. Особенно после твоих воспоминаний… Амен нежно правой ладонью проводит по лицу девушки, ничуть не стыдясь искреннего и теплого взгляда. — Можно, Эва. Есть вещи, которые пугают намного страшнее своей смерти. Боль и гибель тех, кто тебе дорог, — рука спустилась к шее, где он нежно пальцем провел по оставленным засосам. — Привязываясь к людям, мы заранее обрекаем себя на душевные страдания. Люди не вечны. И обязательно ты потеряешь любимого или он тебя. Стоит ли бороться за чувства, которые так или иначе приведут к горю? Все движения блондина были медленными, нежными, словно он гладил хрупкую сгоревшую статую, что ещё чуть-чуть и рассыплется пеплом в руках. Глаза не горели похотью, но эмоции, что можно было проследить в них, являлись гораздо более глубокими и сильными. Он действительно чувствовал любовь, уже даже не влюбленность. Это пугало и влекло одновременно. Заставляло нарушать все правила и выстроенные годами принципы. Эва поднялась на локтях, приблизившись своим лицом к его. — Я уверена, что даже один день настоящей взаимной любви достоин вечности страданий. Познав это чувство, наше сердце, как и разум, меняется… — Мы становимся похожими на идиотов, ты это имеешь в виду? — Амен тихим бархатным смехом забирается под кожу, разгоняя по ней толпы резвых мурашек. — Нет, ты на мир смотришь под другой призмой, замечая самые незначительные детали. К примеру, как у тебя на кухне красиво становится, когда закатные лучи солнца проникают через шторы в маленький цветочек в комнату. Она будто меняется, становится мягче, теплее, уютнее. Стаканы, что стоят на полках со стеклянными дверцами, переливаются в таком свете, словно бриллианты… Амен наклоняется, почти соприкасаясь губами, и шепчет, опаляя кожу алкогольным дыханием: — Это что, получается, ты познала любовь? Эва понимает, что блондин подловить ее пытается, хочет возмутиться, но тот не даёт сказать ни слова, закрывая рот напористым поцелуем. Он обхватывает Эву здоровой рукой и рывком притягивает к себе, облокачиваясь снова на спинку кровати. Эва быстро меняет позу, садясь сверху и обвивая руками мощную шею. Вот так, без сожаления, без мыслей о будущем, без желания остановиться. Она отрывается от его губ и переходит в наступление. Запах дурманит не меньше прикосновений, кажется, именно так пахнет самый подходящий ей мужчина. Эва ведёт языком по челюсти к уху, прикусывакт его и шепчет томно: — Да, пожалуй, соглашусь, познала… Она всасывает мочку, опускается по шее, покусывая и зализывая отметины от зубов. Амен ещё больше запрокидывает голову, отдавшись полностью наслаждению. Эва жадно впивается поцелуями в каждый миллиметр тела, проводит языком по кадыку вверх, снова припадает к губам. Она ёрзает, трётся сверху на мужчине, чувствуя, как возбуждённый член значительно увеличился в размерах и стал твёрже. Одной рукой она ведёт по голому торсу вниз, к резинке такой лишней и не нужной сейчас вещи, царапая его ноготками и вырывая хрипы из груди, а второй, забывшись, упирается в больное плечо. Вскрик, как ведро холодной воды, обрушивается на обоих. — Прости, прости, пожалуйста, — в девушке борются сразу два чувства. Ей неловко, что сделала больно, и до зуда внутри хочется продолжить, не останавливаясь, но она усмиряет свой пыл, выдыхая. — Прости, пожалуйста, принести воды? Или таблетку, шприц ещё? — Ничего. Я понимаю, увлеклась. Иди сюда, — Амен притягивает Эву снова ближе к себе и шепчет в губы. — Все хорошо, помоги мне лучше. Блондин тянет ткань топа с одной стороны вверх, и девушка помогает ему. Эва знает прекрасно, что сегодня ничего у них не выйдет, но до одури хочет показать себя специально, чтобы он мог насладиться видом, а она, в свою очередь, им. Сквозь кружевное белье Эва чувствует грубоватые ласки и, уже не сдерживаясь, издает тихие стоны. Амен покусывает торчащие соски, а здоровой рукой отодвигает ткань шорт и трусиков, погружая пальцы в обильно сочащуюся смазку. Он делает несколько поступательных движений внутри лона, заставляя Эву сжать стенки, переходит на изнывающий в истоме клитор, стимулируя девушку на новые хриплые стоны. Амен достает фаланги и поднимает их между лицами. Он облизывает пальцы, глядя Эве в глаза, а девушка, поддаваясь необузданному желанию, повторяет его движения со своей стороны. На кончиках они встречаются своими языками, сводя с ума друг друга. — Тебе нравится? Какая ты на вкус… — Да, — севшим от похоти голосом отвечает девушка, — я бы с радостью попробовала и тебя… Словно чека, выдернутая из гранаты, эта фраза стёрла напрочь все оставшиеся рамки. Амен привстает, чтобы спустить штаны, Эва помогает ему, облизывая губы в предвкушении. Она стоят на коленях на кровати, снова целуются, пока девушка своими небольшими на фоне члена ручками гладит его, принуждая дрожь проходиться по всему телу мужчины. Амен подхватывает Эву здоровой рукой, но чувствует, что начинает терять равновесие. Облокотиться на левую сторону не может, и оба ощущают, как летят с кровати вниз. Блондин группируется так, чтобы оказаться под девушкой, и с грохотом приземляется на спину. Эва, сидя сверху и видя скривленное от боли лицо, переводит взгляд на свои руки, держащиеся все это время за член. Смешок, вырвавшийся из ее груди привлекает внимание Амена. Он видит ту же картину, и оба не выдерживают, поддаваясь рвущемуся наружу хохоту. — Блин, прости… Просто… У меня никогда такого не было, — не усмиряя смех, пытается оправдаться Эва. — Поверишь, если скажу, что у меня такое тоже впервые? — Попытка получить удовольствие с раной? — В принципе, вообще все, что происходит. Можешь отпустить его. Ниже пола уже не упадем, — продолжает подпитывать веселье мужчина. Видя немного сменившийся грустью взгляд, он продолжает, — Мы обязательно продолжим. Но не в такой обстановке, без алкоголя и моего такого ранения. Амен привстает, опираясь на одну руку, тянется губами к щеке Эвы и целует ее. Девушка снова улыбается, кивает и встаёт с него. — Я принесу нам воды? — уходит на кухню с полной уверенностью, что сегодня, сейчас она действительно познала то самое чувство, о котором все вокруг зудели. Раньше ей казалось, что она любила Аша, но все было каким-то наигранным, будто по шаблону скроенным. После считала, что полюбила Тизиана, но снова больше было благодарности в ее чувствах. Сейчас же спектр разделился на мириады частей, перекликающихся между собой и создающих в целом эмоцию, что не вмещается внутри, рвется наружу, чтобы всем рассказать: ОНА ВЛЮБИЛАСЬ! Отвиснув от своих размышлений, Эва принесла два стакана в спальню и увидела Амена с телефоном в руках. — Мне нужно подремать несколько часов, и мы поедем. Идеально это сделать ночью как раз. Телефон пусть пока заряжается, будильник сработает через 4 часа. Мне хватит, чтобы прийти нормально в чувства, а ты, если что продолжишь спать в машине. Пойдем на кровать, мне будет спокойнее, если ты будешь спать рядом. Совершенно не сопротивляясь и воспринимая это закономерным, Эва легла под боком у Амена и, утыкаясь носом в его бицепс, тихонько засопела. Эта спальня стала их гаванью спокойствия, действия - началом новой, настоящей жизни... Как и сказал мужчина, через 4 часа противный звон вырвал Эву из неги. Блондин встал и подошёл к телефону. - Просыпайся, а я пока напишу Феоное, узнаю, как обстоят дела. — Но ты же говорил три дня? — Прошло почти три. Тем более, я через одноразовый телефон пишу. Ну и за несколько часов к нам никто не доберется, даже если попытаются отследить. Спустя пару минут в ответ на его смс приходит ссылка на какое-то видео. Амен заметно переменился в лице, когда переходил по ссылке. Эва, желая понять, в чем дело, подошла ближе и так же уставилась на маленький экран кнопочного телефона. Название уже не сулило ничего хорошего «Все тайное становится явным». Пока томительная загрузка медленно отсчитывает проценты, Амен идёт на кухню и, не включая свет, начинает в лучах фонарей с улицы собирать одной рукой сумку. Эва помогает ему, понимая, что все летит к чертям. За десять минут сборов видео загрузилось почти полностью, и вот, оба сидят и смотрят: Девушка блондинка, вся в крови и грязи, избитая, подвешена цепями за руки в разные стороны. Голова опущена, с нее капает кровь. Громила, что стоит сзади, дёргает за волосы, поднимая голову и показывая на камеру лицо. Это Роуз. Ее некогда раздражающее лицо уже не выглядело таким, оно было исполосовано глубокими порезами. Сейчас сердце Эвы сжалось от боли, она ладонями прикрыла рот, чтобы не взвизгнуть от ужаса. Амен сидел неподвижно, будто статуя, внимая каждому движению людей с видео. Теперь в кадре появился Аш. Он ножом прошёлся по одежде, разрезая ее и оставляя на коже кровавые следы. Аш повернулся к камере и начал свою речь о том, что вина за боль и смерть девушки будет лежать полностью на блондине. Пятнадцать минут изощрённых пыток над хрупким телом не выбили из Роуз практически ничего: — Вы все равно меня убьете… Какой смысл в могилу тащить ещё кого-то? Тогда Аш громко рассмеялся и произнеся: — Да, ты права. Но… Я могу тебя убить быстро, а могу продолжать мучить. Как ты хочешь? — его громилы продолжали избивать уже висящее почти без чувств тело. Аш подносит раскаленный паяльник к ней и спрашивает: «Как думаешь, если тебя этим оттрахать, ты станешь более сговорчивой?». Роуз, с ужасом глядя на красноволосого мужчину, стала умолять не делать больше ей больно. Она посмотрела в камеру и со слезами произнесла адрес дома родителей Амена. Выстрел в голову, она больше не мучилась. Но окончательно добил голос ребенка за кадром: — Теперь ей не будет больно? — Да, теперь у нее все будет хорошо! — с несвойственным ему задором ответил Аш. — Пойдем, там должны были торт приготовить. В голосе ребенка Амен узнал своего племянника. Не успев переварить, что там за чертовщина происходила, пока он тут с Эвой отношения налаживал, услышал стук во входную дверь. Он посмотрел на время отправки видео — пять часов назад. Блондин подносит палец к губам, показывая, что нужно молчать. За окнами послышались какие-то голоса, споры, далее последовали выстрелы. Амен повалил девушку на пол, сам лег сверху, защищая ее…