Проклятая

Злодеями не рождаются,

а становятся из-за

стечения обстоятельств.

«Страна сказок. Заклинание желаний»

Крис Колфер

15 тысяч лет назад

— А ну, иди сюда, дрянной мальчишка! — Любимая, зачем кричать, он же ещё ребенок… — Геб, не нужно ему потакать! Он делает это специально. Бегает, кричит, все ломает, наводит вокруг хаос! — Нут, но ведь мы его таким и сотворили. Он ведь будет… — Не мы! Ты. Я хотела сына, подобного Осирису. Сильного, мудрого, послушного. Он созидает, а Сет лишь разрушает все. Маленький мальчик с красными волосами и в льняной одежде, перепачканной сажей, спрятался за углом хижины, вслушиваясь в каждое слово матери. Это не первый раз, когда она сравнивает младшего сына с братом, когда говорит, что тот не достоин быть ребёнком богов. Но что делать мальчику, если он создан был воплощением хаоса и войны? Что делать сыну, если мать в нем видит лишь разочарование? Первое, что придет ребенку в голову — попытаться доказать, что он тоже хороший, что он достоин любви и внимания мамы. Если этот план не сработает, то будет попытка очернить того, кто был примером. Сет стал проказничать уже намеренно и старался подставить своего старшего брата. Но эти попытки быстро пресекались строгим нравом матери. Наказания были каждый раз разными, одно изощрённее другого. Сначала его запирали в пещере на несколько дней, после срок заточения увеличивался. Оставляли без еды и воды. Спускали на землю к людям, где он был изгоем. Но сломить его так и не получалось. Он подслушал однажды очередной спор родителей, где отец пытался защитить сына: — Нут, ты слишком строга. Сет ещё ребенок! — он повышает голос на жену, чтобы достучаться. — Геб, не смей! Ты забываешься. Вспомни, с кем речи свои ведешь? Я породила почти все, что видишь ты. Не смей перечить. — Но… он наш с тобой сын. Мы его таким сотворили. — Если хочешь, он может быть твоим сыном. Которого я сломаю, переломлю и перетру! — Он не игрушка, родная, он... — Должен слушаться меня, повиноваться беспрекословно. Вместо этого бегает и мешается! И делает все назло. — Он всего лишь видит, чем занимаются другие дети. — Сет не другой. Он не должен позорить имя своей матери. Этот разговор должен был остаться тайным, секретным. Нут всегда перед остальными Богами показывала свое великодушие, но не дома. Лишь семья знала истинный характер матери и её склонность к тирании. Оправданием такого поведения была длинная речь о том, что на ней держится весь мир и что она берет ответственность на себя за всех богов. Будучи упёртым ребенком, Сет не позволял себя сломить, упорно раз за разом выдерживая порку или наказание. Но вот однажды Нут нащупала слабое уязвимое место — его Эго. Кто бы мог подумать, что хуже тысячи ударов плетью может быть лишь публичное унижение? Когда все вокруг будут высмеивать его недостатки, когда, вместо поддержки от таких же детей богов, во время показательного наказания он услышит издевательские фразы: «ну да, и он ещё бог хаоса», «да какой он бог, подобием человека даже не назвать», «если мать родная его так бьёт, то, значит, за дело»… Методичные удары наносились беспрекословно отцом под строгий взгляд матери. Когда Сет уже перестал содрогаться и лишь молча смотрел в одну точку — в золотое кольцо на шее Нефтиды, Геб отступил. Он отбросил плеть, чтобы прекратить мучения сына. Но Нут была непреклонна. Она считала каждый удар, наблюдала за каждым замиранием сына. Сто двадцать раз хлестнуть колючей плетью, это разве мало? Но она настаивала, ДОЛЖНО быть сто пятьдесят. Так изначально озвучено. Последние богиня наносила сама, ибо всем присутствующим было страшно, что мальчишка не выживет. После публичного наказания Нут швырнула его в проем в скале, чтобы в одиночестве он наконец приполз к матери и попросил прощения. Но Сет не знал, за что он должен просить его. Нефтида сжалилась над братом, и, пробравшись в ущелье, хотела замазать раны, помочь ему восстановиться, но тот не дал. — Ты не остановила ее, — расплакался изнеможденный мальчик. Его тело было исполосовано тонкими, но глубокими ранами от колючей плети. — Никто из вас! Я один… — всхлипы увеличивались, — один против нее! Так нельзя. Нельзя ей давать силу над всеми, она уничтожит… Нефтида сидела рядом, обнимая брата, слушала и плакала вместе с ним. Она не знала, говорит ли в Сете злость и обида или он действительно прав, но считала себя обязанной утешить его. Когда силы полностью покинули тело маленького бога, сестра стала смазывать его раны зелёной противной массой. Осирис увидел происходящее и позвал мать. Как сильно наказана была за свой проступок Нефтида, Сет не знал, потому как Нут практически лишила его всякой силы и в полубессознательном виде отправила на землю. Маленьким, никому не нужным малышом… Где его спустя почти полный лунный цикл увидела женщина, лежащего на песке, в ободранной одежде с окровавленными ножками и ручками. Он уже не плакал, но на щеках застыла грязь там, где некогда текли соленые ручьи. Пожилая женщина подошла, присела рядом на колени и погладила его по голове. После она взяла мальчика на руки и отнесла в свою обветшалую хижину. Там женщина дала маленькому Сету воды и краюшку лепешки. Но сил у ребенка от этого не появилось. Женщину звали Лилит. Дети ее давно умерли от хвори невиданной. Она считала, что это наказание богов за то, как беспечна была в молодости. А потому остаток дней своих доживала в одиночестве в старой лачуге и как могла помогала другим. Лилит очень испугалась, что малыш, которого она нашла сегодня, слишком долго пробыл в таком состоянии и организм совсем ослаб от голода, жажды и побоев. Она положила почти безжизненное тело мальчишки на твердую циновку, опустилась рядом с ним, обняла рукой и, покачивая, стала петь колыбельную. Маленький Сет впервые за всю свою недолгую жизнь познал тепло и любовь. Единственное существо, что хоть отдаленно могло одарить его похожим трепетом, была сестра Нефтида, которая в будущем стала его женой. Единственной любовью. Но и она не была столь чувственна и откровенна. Лилит проснулась ночью от того, что найденный малыш бился в лихорадке. Женщина побежала в соседний дом к лекарю и, отдав ему единственное украшение, что служило памятью о почившей дочери, взмолилась о помощи. Увидев полуживого ребенка, тот сказал, что помочь ничем не сможет и что мальчику не суждено дожить до утра. Украшение, что было платой за лечение, он не вернул. Всю ночь до утра Лилит обнимала бедного мальчика, качая его и вымаливая у богов исцеление. Так и уснула с ним на полу, оперевшись о стену. Утром женщина проснулась от звона разбившейся глиняной чашки. Она подскакивает с пола, ударяется ногой о лежанку и видит, как маленький мальчик согнулся, закрывая голову руками. Он украдкой выглядывал из-за них в ожидании очередной порки, чем очень напугал добрую женщину. — Как тебя зовут? — говорит мягко и подходит, выставив руки вперёд, показывая, что ей можно верить. Мальчик замер, убрал исцарапанные в кровь синюшные кисти от головы и задумался, как назваться? — Аш, — пальцы до боли сжимают порванные одежды. — Простите, пожалуйста, я не хотел. Это нечаянно, —падает на колени, собирая осколки разбитого предмета, что когда-то был чашкой. — Меня зовут Лилит, — садится рядом, помогая собрать кусочки. — Не переживай, — она гладит по голове, переходя на спину, — не беда, сделаем новую. Кто твои родители, ты помнишь? Как оказался на улице совсем один? Аш помотал головой. Но позже всё-таки произнес: — Меня мама из дома выгнала. Сказала, что от меня только беды, — мальчик храбрится, старается держаться ровно, но в глазах его стоит вселенских размеров обида, боль, что не выгрызть зубами. — Ничего, малыш, ты не против пожить у меня? Маленький Сет был очень сообразительным, шустрым. Он помогал как мог своей второй маме: научился делать глиняную посуду, расписывать ее и ходил на рынок продавать свои изделия. Лилит радовалась, будто снова обрела смысл жизни. Они прожили так чуть больше года. Новая человеческая мама показала ему, что такое любовь и забота. Каждый день перед сном она рассказывала мифы и легенды о богах, восхваляя их, но маленькому Сету не нравились такие сказки. Он знал, что ничего хорошего, никакой любви ждать от богов нельзя. Для человечества они несут лишь погибель. Но сказки о смелости, ловкости и доброте людей слушал с замиранием сердца, мечтая стать таким же. Аш за это время совершенно забыл, как пользоваться божественными силами, ведь ему это вовсе не было нужно. Все, что так важно и необходимо для десятилетнего мальчика было рядом, просто так. Потому что он БЫЛ. Наконец Аш стал счастливым. Лилит же радовалась каждому новому дню со своим ребенком. Она сказала соседям, что родители его были дальними родственниками и они погибли. Потому приняла ребенка и стала жить с ним. Материнская любовь творит чудеса: из неуправляемого хаоса он стал задорным, резвым ребенком, который научился думать не только о себе. Мальчишка очень хотел порадовать матушку свою и откладывал с каждой продажи немножко монет. Аш знал, что в ночь, когда Лилит нашла его, отдала последнее украшение дочери своей лекарю, что даже не постарался помочь. Он пошел к тому домой и выкупил серьги. Они были в виде перевернутых острием вниз конусов, похожие на клыки на небольших колечках. Радостный, что смог договориться с ворчливым дедом и, несмотря на то, что пришлось отдать почти все деньги, Аш выбежал на улицу с криками: — Мама, мама, смотри, что у меня есть для тебя! Но счастье и радость были недолговечными: на пороге их с Лилит хижины возвышалось несколько огромных, выше человеческих, фигур. В них он узнал Мать Нут, Брата Осириса и Сестру Нефтиду. Названная матушка вжималась спиной в дверь и смотрела глазами, наполненными ужасом, на незваных гостей. Аш, что было силы, бросился к ней, чтобы защитить. Он не знал как, знал лишь то, что должен. Протиснувшись между Лилит и своей настоящей семьёй, мальчик расставил руки в стороны, показывая, что не даст навредить земной матери. Нефтида смотрела на брата с сочувствием, с неподдельной нежностью. Нут же, напротив, с презрением и отвращением наблюдала за потугами младшего сына спасти чужую человеческую жизнь. Осирис, словно верный пёс, внимал каждому слову, каждому движению или взгляду суровой матери. Аш не знал, что делать. Божественная сила давно покинула его тело. Или он просто ее заткнул где-то глубоко внутри, чтобы поверить в реальность происходящего: его любят не за что-то, а просто потому, что он есть. — Убей ее, — спокойно сказала Нут, повернувшись к Осирису. Дальше все происходящее отпечаталось клеймом на детском сознании. Сколько бы лет ни прошло, он помнил каждую секунду, каждое движение всех присутствующих на месте бесчестной казни. Нефтида становится рядом с Ашем, пытаясь защитить несчастную женщину, но Нут даёт пощёчину дочери, отталкивая и отбрасывая в сторону. Осирис быстро переводит взгляд на мать, но та не даёт ни на миг возмутиться старшему сыну: — Кто пойдет против меня, будет вечность изгоем ходить обессиленным. Не позволю, чтобы дети мои бунт устраивали. Воспользовавшись минутным промедлением, Аш хватает Лилит за руку и толкает в дом, запирая дверь, судорожно соображая, что делать. — Ну же, Сет. Ты настолько не рад видеть свою маму? — услышав эту фразу, женщина, что стала на земле настоящей матерью, заплакала. — Так ты… ты сын богов? Ты не человек? Почему же молчал? — Прошу, не плачь, я спасу тебя, обещаю! Ты — моя настоящая мама, я подарок тебе принес, чтобы хоть как-то отплатить за доброту и нежность. — Аш, мой милый мальчик… Я полюбила тебя, как сына настоящего, родного. За это не благодарят, — она подходит ближе, наклоняется и ладонями стирает слезы с детского лица. — Ты сильный, ты найдешь в себе силы, чтобы бороться, — она поцеловала в лоб мальчика и сжала его ладошки крепче после того, как увидела в них подарок, те самые серьги. — Мне надоело! — послышался громогласный голос Нут. Дверь в хижину отворилась, слетев с петель. Осирис, пригнувшись, вошёл, оттолкнул Аша в сторону, чуть не переломав тому позвоночник. Он схватил Лилит и поволок на улицу. Там старший брат поднял бедную женщину, оторвав ее ноги от земли. — Это ты виноват, — спокойно произносит мать, глядя на потоки слез. — Ты отправлен был на землю для наказания. Для осмысления своего поведения и повиновения мне. А не для того, чтобы найти здесь пристанище и поиграть в человеческую семью. Нут махнула рукой Осирису, и тот вонзил меч в Лилит. Хрипы женщины стали единственным, что слышал бедный мальчик. Нравоучения и злые слова богини перестали отравлять разум ядовитыми потоками. На смену им пришло куда более страшное и горькое: боль. Душевная и раздирающая сердце в клочья. Осирис вытащил свой меч из умирающего человеческого тела и бросил ее к ногам младшего брата. Последние вздохи и еле разбираемые слова Лилит горькой плесенью въелись в сознание. Аш разжимает окровавленную ладонь и собирается надеть матушке серьги, что так отчаянно хотел подарить ей. Единственное, что сейчас не даёт ему сорваться — это желание совладать с этими непослушными колечками. — Полно, — прохрипела умирающая женщина, положив свои немощные ладони на его трясущиеся руки, — оставь их себе, как память обо мне. Не поддавайся гневу… Он сжимает в ладонях украшение, впиваясь кончиками конусов в ладони, раздирая кожу ими в кровь. — Я тебя… люблю, — успевает он произнести, прежде чем Лилит последний раз вздохнет и ее Ка покинет мертвое тело. Рыдания более нет смысла сдерживать. Слезы текут вниз на матушку, словно Стикс, омывая морщинистые скулы и веки, падая на худые руки, что не хочет разжимать мальчик. Нут с омерзением смотрит на нелицеприятную картину: — Сет, ты позоришь меня. Привязываться друг к другу — это удел человечества. Ты слаб и только показываешь, что не достоин быть сыном моим! Осирис, бери Нефтиду и идём. Нас дома заждались. В тот самый день человечество познало гнев Сета. Все близлежащие земли погрузились в страшную песчаную бурю, а на месте поселений выросли новые барханы. Но богу Хаоса и Ярости более не было дела до страданий людей. Боль от потери самого близкого, родного, пусть и человека, не бога, была слишком велика. Она расколола, перетерла сердце в труху. Сожгла его до пепла. Единственное, что Сет оставил, как напоминание о своей слабости и жестокости богов — это конусные серьги, которые надел на заострённые уши.

***

Стук в до потолка огромную деревянную дверь вырвал Аша из мучительных воспоминаний. Он тряхнул головой и положил подбородок на сцепленные руки. Стук повторился. — Входи, — утомлённо произносит хозяин дома, потирая глаза двумя пальцами, и видит на манжете рубашки капли запекшейся крови. Он брезгливо морщится, вытаскивая запонку, чтобы снять с себя испорченную вещь. В кабинет заходит Кэролайн и резко тормозит у входа, замечая, как тот расстегивает пуговицы. Глаза еще больше становятся, когда тот оголяет бицепсы, стягивая с себя рубашку. Аш, оставшись в одних брюках, поворачивается спиной к девушке и бросает предмет гардероба на массивный кожаный диван с искусственными потертостями, придающими мебели своего шарма и изыска. На лопатках можно увидеть рубцы от старых глубоких ран, их необычайно много, будто он упал на торчащие гвозди; под шеей странная татуировка в виде ветки или плети с шипами; посередине на позвоночнике шрам, длиной около десяти сантиметров, красного цвета, словно получил он его пару месяцев назад. Кэролайн внимательно проходит глазами ниже к талии и видит там тоже россыпь мелких белых отметин, что сильно контрастируют на фоне загорелой кожи. Аш держит голову полубоком, наблюдая за жадным взглядом помощницы, хищно улыбаясь и упиваясь своей властью над бедной девушкой. Он поворачивается, не стирая ухмылку с лица, чем смущает её еще больше. Раскрасневшись, бедная не знала, куда деть глаза. — Вот, мистер Ред, вы просили принести все документы по имуществу вашей... — запинается, не зная, как лучше сказать, — жены. Кэр поднимает голову на своего босса, и по телу разрядом тока проходится пронзительный взгляд карих глаз. Она забывает напрочь обо всем, когда тот проводит рукой по волосам, зачесывая пальцами непослушные красные пряди назад. Сглатывая густую вязкую слюну, скопившуюся в миг во рту, девушка еще больше веселит Сета. — Подойди, — садится и откидывается на спинку такого же, как и диван, большого кресла. Кэролайн делает неуверенные шаги на слегка ватных ногах и, не выдерживая натиска волнения, цепляется носком лодочки о свою же ногу. Она уже приготовилась распластаться перед мужчиной, но тот необычайно быстро подхватил девушку, не дав ей упасть. — Мистер Ред, простите, пожалуйста, я сейчас все соберу, — причитает она, стоя на коленях в узкой юбке и собирая выпавшие из папки и файлов документы, сопроводительные листы. — Извините, пожалуйста, я сейчас рассортирую все и принесу. Мне нужно минут 15. Justin Timberlake - Cry Me a River Руки Кэролайн не слушается хозяйку, пальцы трусятся, подбирая каждый листочек. — Ты боишься меня… — Нет. Что вы, мистер Ред… — Это не вопрос был, — Кэролайн все ещё стоит на четвереньках в безнадежной попытке собрать все документы, а Аш скалой возвышается, глядя на изгибы красивой девушки. Он садится рядом на корточки и кладет свою большую ладонь на хрупкую девичью кисть. Кэролайн снова поворачивает к Ашу голову, утопая в глубоком темном цвете радужки глаз. Она невольно погружается в воспоминания о первой встрече с ее нынешним боссом, не зная, что так открывает ему книгу своих тайных желаний. Он увидел абсолютно все: Как отец избивал Кэролайн и ее мать, как пьяный попытался изнасиловать, как она бежала по ступенькам на улицу, чтобы спастись от родителя, угрожающего ножом. Как падала, сдирала ноги и руки в кровь, как захлёбывалась слезами и кровью от разбитых губ и прикусанных щек. Как кубарем покатилась к двери, выбивая ее своим маленьким щуплым телом, как кричала о помощи, но никого не было вокруг, а отец был все ближе и ближе. Как бежала босыми подранными ногами по осколкам бутылок, что разбили пьяницы и наркоманы на асфальте ночью. Как выбежала из подворотни и столкнулась с нервным раздраженным мужчиной необычной внешности в костюме. Как упала ему в ноги с мольбой помочь. Как наблюдала за непонятными метаморфозами неизвестного ей человека, который, глянув за спину, увидел того, кто вгонял ее в истинный ужас. Как красноволосый незнакомец присел рядом, глядя ей прямо в глаза и сказал заветное: «Жди здесь. Не бойся. Он тебя не тронет». Как после она сидела на попе, закрывая лицо ладонями, и сквозь пелену соленых ручьёв видела, что отца практически разодрали заживо. Она убедила себя, что это привиделось, что просто ей было плохо и воспалённый разум подкидывал странные видения. А после этот самый незнакомец подошёл, поднял на руки, заглянул в ее светлые ангельские глаза и улыбнулся, для нее искренне и по-доброму: — Тебе помощь доктора нужна. Я тебя отвезу. После, спустя несколько дней, он приезжает в больницу, чтобы навестить спасенную, расспрашивает ее о жизни и предлагает работу. Аш и сам помнит тот момент, что неизвестная совершенно девушка смотрела на него, как на героя, спасителя. Да только таковым не считал себя никогда. Но сейчас, взглянув на те воспоминания, которые всплывали в голове Кэролайн, посмотрев на себя ее глазами, он будто открыл что-то неизведанное, странное, но безумно притягательное. Девушка не имела никакого образования, но после предложения работать на Аша, буквально проглатывала тонны информации, ещё лёжа в больнице. Ее свежий, не одурманенный похотью, завистью и другими пороками человечества ум, словно губка, впитывал своды законов, экономические формулы, расчеты и другие важные знания. Она для Аша стала младшей сестрой, о которой необходимо заботиться. Но последние недели, после исполнения восемнадцати лет, Кэролайн будто сама не своя. Дерганная, рассеянная. Аш подумал, что та прознала что-то ужасное и теперь страх встал между ними. А потому решил действовать так, как и всегда. Он проводит рукой по волосам, спадающим на лицо, заправляя их за ухо. Смотрит прямо в глаза и будто гипнотизирует: — Кэр, милая, расскажи мне, что случилось? Девушка смущается, хочет отвести взгляд, но настойчивая рука бога, что держит ее лицо, не даёт это сделать. На глазах выступают слезы, но она продолжает молчать. А Аш, словно змей, пробирается в недры ее сознания, чтобы посмотреть, о чем же думает эта юная дева. Он видит все ее глазами. Как плачет, но не может сначала понять, почему. Аш тревожится. Разве позволит он кому-то навредить этой хрупкой девушке? Из его кабинета выходит очередная пухлогубая и пышногрудая секретарша, что вытирает слегка размазавшуюся в уголках губ помаду и поправляет одежду. Поток слез увеличивается чуть ли не вдвое. Аш, так же присев на пол, хмурится, не понимает, в чем дело. После видит, как она листает в телефоне его фотографии, гладит пальцем экран, на который СНОВА капают слезы. Она просит всевышнего о его здравии и о его внимании. В разговоре с подругой Кэролайн упоминает какого-то хорошего мужчину. Аш снова напрягается, внимая каждому слову. Что за мужчина, ей ведь даже восемнадцати ещё нет. Будто слайды кинофильмов, перед ним листает девушка свои воспоминания, пока тот, опустив руку, не отшатывается назад. Пазл сложился от последней картины. После совершеннолетия Кэр писала ему письмо. Писала, а после сожгла. Письмо-признание. Да, Аш, конечно, видел, какая она красивая, обращал внимание на ее фигуру, ангельское лицо. Но каждый раз давал себе пощёчину. Не за этим спасал. Для секса есть табун скаковых лошадок, которые за сотню баксов сделают ему такое, что не в каждой порнухе увидишь. А она чистая, светлая, девственная. Быть первым у девушки не казалось ему чем-то почетным. Какая разница, если потом она пойдет все равно по рукам похотливых пузатых мужланов? Так он думал всегда, пока не начал отношения в этом мире с Эвой. Она смогла напомнить, что тот ещё живой, что не нужно мерить все лишь похотью. Что можно попробовать поверить в чувства. Кэролайн, будто прочитав мысли босса, придвинулась и положила свою ладонь на острые скулы. Он поворачивает голову и в глазах видит желание. Оно пеленой дурмана окутало разум девушки, не оставив стыду и скромности места. Она садится на его выпрямленные ноги верхом, руками обвивает шею и говорит: — Это правда? Аш слегка наклоняет голову, хмуря брови. — Ты о чем? — кладет свои ладони на ее кисти, чтобы убрать, но девушка не отступает. — Слухи ходят, будто вы, Мистер Ред, мысли читать умеете, заглядывать в самую душу. Я не верила. Но сейчас, кажется, вы сделали именно это. Покопались в моей голове, — она смотрит прямо в глаза, смело, стараясь держаться уверенно, чем забавляет Аша, — и узнали все мои тайные желания. — И каковы же твои желания, Кэр? — он сжимает ее бедра, придвигая вплотную к паху. В глазах совсем юной девушки смешиваются сразу два противоположных чувства: страх и похоть. Аш не собирается пользоваться Кэролайн, как десятками «подстилок», но и отказываться от такого лакомого кусочка не станет, если тот сам захочет быть съеденным. Сет выжидает, сможет ли та решиться, перебороть все предрассудки и позволить ему подарить крышесносное удовольствие. Он не будет в этот раз просто брать, он позволит ей делать то, что хочется. — Вас… Тебя хочу, — с тихим томным стоном Кэролайн касается губ бога, сводя с ума своей внутренней борьбой. Не иначе как дьявол-соблазнитель Аш облокачивается на огромные ножки деревянного стола, давая возможность любить его так, как Кэролайн вздумается. Он прикрыл глаза и отдался полностью ощущениям.

(от Аша)

Столь юна, невинна, а какой запал. Она покрывает все лицо лёгкими поцелуями пухлых губ. Слышу, как сама изнывает от вожделения, дышит так часто, опаляя кожу, словно буря в Сахаре. Но я по-прежнему не шевелюсь, поглощая ее страсть, напитываясь ее необычайно сильными эмоциями. Снова поднимаю веки, наслаждаясь сладкой истомой, смотрю на ее расширившиеся почти полностью зрачки и вижу, что моя маленькая Кэролайн отмела все сомнения, она хочет сейчас лишь одного — меня. Юная дева опускается ниже, оставляя уже не робкие поцелуи на шее, кусая идеальными белыми зубками мои ключицы и напрягающиеся грудные мышцы. Маленькие ноготки проходятся по торсу, не царапая, но щекоча, возбуждая ещё больше. У пояса брюк чувствую, как мешкает. Моя девочка совсем не знает, как вести себя, но рвется в бой. Решаю помочь, убираю подрагивающие пальчики и расстегиваю ширинку сам, слежу дальше, что будет делать. Через ткань боксеров чувствую, как горячая ладошка ложится на уже практически пульсирующий от накала член. Безумно хочется, чтобы осмелела и взяла его в свой слишком маленький ротик. Но я жду, не хочу пугать таким напором. Не должен… Слышу, как она сглатывает слюну, отстранившись от моего тела, после снова покрывает поцелуями торс, опускаясь ниже и ниже. Ну же, не томи, иначе не сдержусь. Но Кэр опять останавливается возле ширинки, поднимая на меня наивные и такие невинные глаза. Ни одна чертова шлюха не смогла бы сыграть такой взгляд, какой бы актрисой ни была. Он остатки разума огнем объял и в пепел превратил в секунду. Не выдерживаю, хватаю за горло и поднимаю к себе, впечатываясь в ее губы своими. Кэролайн стонет так, словно я уже член в нее вгоняю. Мне совладать с собой ещё тяжелее становится. Клыком задеваю припухшие от моего напора губы и слизываю капли выступившей алой жидкости. Нравится ее вкус. Посасывая место прокола, немного пугаю мою партнёршу. — Не бойся, — шепчу на ухо и чувствую, как напряжённые мышцы расслабляются под моими руками. — Можно я попробую?... — все ещё смущается, переводя взгляд на резинку трусов. Приподнимаю таз, стягивая их и брюки сразу же. Вижу, как приоткрылись пухлые губы, слышу, как дышит через них, подсушивая нежную кожу горячим воздухом. Она отодвигается, становясь на четвереньки, берет ствол в руки, наклоняется вплотную, дотрагивается губами до головки, не разрывая зрительного контакта. Не знаю, увидела где-то это или интуитивно действует, но мою крышу унесло нахер. Больше сдерживаться нет сил, и я делаю мах бедрами, проталкивая изнывающий уже от боли возбуждения член в рот. Он доходит до гланд и я чувствую, как Кэр сдерживает рвотный позыв. Беру волосы, наматывая на руку, и поднимаю голову. После снова толкаюсь. Ох, не смотри такими глазами, я и так зверя усмирил. Будь это любая другая шлюха, она бы уже сперму мою глотала. Откидываю голову назад, ударяясь о столешницу. Похер. Этот мандраж возбуждения перебивает сейчас все, что угодно. Отпускаю волосы, давая возможность Кэролайн самой управлять процессом. Она двигается медленно, опускаясь, насколько позволяет умение, и поднимается, выпуская головку изо рта. Все это время продолжает смотреть на меня. Просто не останавливайся. Не в силах что-либо уже сказать, закрываю глаза. Ощущаю, как кончиком языка проводит по уздечке, покрывает поцелуями нежную кожу по всей длине, всасывает головку. Боже, такого нежного минета в жизни не было. Даже Эва не делала так… Хотя я и сам не давал, а надо было… Мысли о бывшей утекают на второй план, когда Кэр ускоряется, помогая рукой у основания. Беру ее вторую ладонь и кладу на яички, показывая, как их нужно ласкать. Она пытается протолкнуть член ещё дальше, останавливаю, чтобы моя малышка не испортила все. На вопросительный взгляд просто целую ее снова. Руками рву блузку и чёртову юбку. Снимаю Кэролайн со своих ног и встаю. Картина маслом: она на коленях в одном белье и я со спущенными штанами и покачивающимся членом перед ее одурманенными глазами. Вижу, что тянется к нему ртом, но останавливаю. Хочу попробовать кое-что другое. Такое было лишь с Нефтидой и Эвой. Я кладу Кэр на диван, раздвигая ноги в стороны. Она с такой жадностью наблюдает за каждым моим движением, что не выдерживаю и кусаю за внутреннюю сторону бедра. Потом облизываю, оставляю засосы, движусь ими к хлопковым милым трусикам. Они просто кричат о невинности их хозяйки. И мне это до зуда в венах нравится. Я уже ровно между ее ног, специально дышу сильно, горячо на ее нежную кожу, вижу, как уплывает от предвкушения. Ну что ж, Кэролайн Форбс, попробуем, какая ты на вкус. Сквозь тонкую ткань трусиков настойчиво провожу языком, цепляя уже набухший комок нервов. Она прогибается в пояснице, падая на лопатки, словно демоны из нее выходят. Только не говори, что ты сама себя ни разу не ласкала. Как могла обделить такую нежную красоту? Отодвигаю ненужную ткань в сторону рукой, пальцем проходя по складкам, размазываю сочащуюся влагу из ее невинного лона. Двигаюсь языком снизу вверх, слизывая полностью все, что попадается на пути. Снова стон, слышу, как задыхается. Кэр, тише, я же только начал. Отзывчивость ее проходится покалывающим током по всем мышцам. Я запихиваю свою божественную силу глубоко в ящик, чтобы не обидеть мою партнёршу. Снова прохожусь языком между ее половых губ, останавливаясь на клиторе и даря ему более нежную ласку, от которой девушка содрогается в сладкой истоме. Язык толкаю внутрь, собирая все больше и больше влаги на него. Ммм… Очень вкусная… Даю ей облизать большой палец, что она делает старательно, будто снова член сосет. Подношу его ко входу во влагалище, обвожу контур и аккуратно проталкиваю на одну фалангу, продолжая ласкать клитор сверху. Она пытается что-то произнести, но стоны не дают даже дышать нормально. Мне нравится, что именно я дарю этой девушке такую ласку. Проталкиваю палец ещё на фалангу, с губ срывается протяжное «А-а-а-ш-ш-ш». Я словно от розетки зарядился, столько мощи и силы давно не чувствовал. Ускоряю движение языка, палец толкаю на всю длину. Ее голос изменился, стал ниже, охрип от пересохшего горла и стонов. Вижу, как одной рукой сжимает мою отброшенную сюда ранее рубашку, а вторую кладет себе на лоб, будто стыдясь того наслаждения, что получает. — Не закрывай, — произношу кратко и снова ныряю вылизывать эту сладкую девчонку. — А? — не понимая, о чем я, будто вынырнув из дурмана, переспрашивает. Ничего больше не говоря, я разрываю лифчик, руками сминая грудь, кладу сразу два больших пальца в рот и, получив слюну, провожу ими по соскам, продолжая изводить ее полностью. Беру обе кисти Кэролайн и ими же сжимаю ее грудь, показывая, что нужно делать. На глазах из невинного цветка она превращается в блудницу, которой все ещё мало ласк. Снова засовываю палец правой руки в лоно, а левой сжимаю бедро до гематом. Я чувствую, как стенки сжимаются, как она трясется вся, но не прекращаю ласки, доводя ее до ещё большего пика наслаждения. Слышу, как пытается сказать «стой», но не остановлюсь, пока она не кончит следом ещё хотя бы один раз. Кусает губу, уже не в силах сопротивляться, руки разбросаны в стороны и лишь страстные стоны, доносящиеся из приоткрытого рта, говорят, что она ещё со мной. Я чувствую, что снова напрягается, что задерживает дыхание и готовится кончить ещё раз, давай, детка. Самообладание выходит нахрен покурить, и я, продолжая ласкать уже пальцами, вставляю член ей в рот, она стонет в него, сильно, настойчиво, не сосет, но мне это и не нужно, я просто хочу почувствовать, как она будет рассыпаться в оргазме на маленькие кусочки. Вторая эйфория обессиливает мою уже не такую уж и невинную девочку. Я достаю член изо рта и целую ее сильно, приводя в чувства. Кэр открывает глаза, в которых я могу читать лишь благоговение передо мной. Я раскладываю диван, чтобы было больше места для нас, накрывать его чем-то считаю уже лишним. Укладываю поудобнее девушку и устраиваюсь между ее ног, беря член в руку и проводя головкой между мокрыми губами. Вижу, что она храбрится, но толика страха все ещё преследует ее мысли. — Я буду осторожен, — говорю и сам не до конца верю себе. Разрываю последнюю оставшуюся преграду между нами в виде белых, в маленький цветочек, хлопковых трусиков, избавляясь от них, как избавлюсь сейчас и от девственности юной девушки. Ее тело покрывается мурашками, пытается привстать на локтях и что-то щебечет про защиту. Успокаиваю ее тем, что успею вытащить и переживать совершенно не о чем. Аккуратно, пока она ещё разгоряченная, приставляю головку ко входу и толкаюсь внутрь. Вижу, как сморщилась и глаза слегка намокли. Даю привыкнуть, пока глажу одной рукой грудь, а второй — низ живота. Мочу палец у себя во рту, кладу на клитор и нежно аккуратно массирую, чтобы дать ей возможность расслабиться. Вижу, как тело обмякает и толкаюсь ещё немного. Она снова кусает губу до крови, сводя меня с ума ещё больше. Добавляю слюны и ускоряю палец, даря ее телу ещё больше импульсов приятной истомы, а сам вхожу на всю длину. Черт, это было резко. Слезы, переполнив глаза, покатились в разные стороны. Но она не просит остановиться, кивает головой, чтобы продолжал. Так же делала в свой первый раз Нефтида и так же храбрилась Эва, желая сделать мне приятно. Аккуратно, медленно достаю член, оставляя внутри одну лишь головку и вижу небольшие красные полосочки, увеличиваю нажим на клитор и снова вхожу, сразу, полностью. Слышу невнятный звук, то ли стон, то ли всхлип, перед глазами СНОВА, будто слайды старых кинофильмов, всплывают образы прошлого. Они смешались воедино и рассыпались по недрам памяти, чтобы в самый неподходящий момент начать свою беспощадную атаку на мой и без того воспалённый разум. Кэр такая узкая, такая смелая, как и те, с кем я думал, что свяжу свою вечную жизнь навсегда. Мне так нравится, как ее стенки пульсируют на моем немаленьком члене. И пусть сейчас это пульсация боли, она чуть позже сменится на нечто более приятное. Я не замечают сам, как, уже совершенно не волнуясь за партнёршу, ускоряю свои толчки. Видя на ее месте своих бывших жен, выхожу резко, переворачиваю на живот и ставлю на четвереньки. Она слушается, делает всё так, как мне нужно. Почти с размаху вхожу сзади, доставляя себе почти оргазмическое удовольствие от тесноты и влаги. Оглушительный шлепок по заднице, и моя пятерня долго ещё будет алеть на белой коже. Вхожу полностью, чувствуя, как что-то капает на диван. Снова пытаюсь войти, но узкая вагина будто сопротивляется. Я настойчиво толкаюсь вперёд, видя, как передо мной извивается лживая Нефтида, как бросает Эва. Божественная сила уже давно вышла из запертого где-то глубоко внутри ящика. Я трахаю так сильно, властно, как хочу, как умею! Беру то, что должно быть моим. Снова пальцы оставляют синяки, снова шлепки, жёсткие толчки. Я не сексом занимаюсь, а наказываю Кэролайн за то, что посмела приблизиться так близко к огню. Слышу всхлипы, это точно не стоны наслаждения, оттягиваю волосы назад, поднимая ее полностью и прижимая спиной к моей раскаленной груди. Перехватываю рукой за горло и заглядываю в красные от слез глаза и приоткрытый рот, в котором скопилась смесь из соленых струек и крови. Я целую ее, развернув голову вбок, продолжая разрывать стенки влагалища своим членом. Мне нравится вкус горечи на ее губах, возможно, вкус сожаления. Так будет со всеми, кто посмел думать, что я хороший и достоин чего-то лучшего, чем ненависть. — Отпусти боль, Кэролайн, боль физическая — это наши рамки, выйди за их пределы! Я знаю, о чем говорю. С каждым словом мой член все сильнее и глубже входит, не давая ей вдохнуть хоть немного воздуха. Глядя в красные уже от полопавшихся сосудов глаза, я повторяю ранее сказанную фразу, заставляя её разум отключить ненужное нам обоим сейчас сожаление. Словно красная дымка, мои силы обволакивают тела, танцуя красным огнем в светлых красивых глазах. Снова откидываю ее вперёд, давя на лопатки, чтобы прогиб был ещё больше и мой изнывающий член, смог, наконец, сделать то, чего так хотел. Подкожные гематомы на бедрах уже не волнуют, когда вижу небольшую лужицу крови под нами. Смотрю в зеркало напротив и вижу свои горящие красным глаза. Вот она, моя истинная сущность. Бог войны, хаоса, ярости. Таким меня создали, таким я и буду всегда. Будто отбойный молоток, продолжаю вбиваться в ее вагину, наплевав на все вокруг. Задерживаю член внутри, замираю, снова достаю и после опять врываюсь внутрь. Ещё раз. И ещё. Изливаюсь сильно, бурно, будто год не трахался. Выхожу. Помутнение постепенно проходит, а за ним наступает осознание, что я наделал, когда вижу, как из лона вытекает перемешанное с кровью семя. Как девушка, единственная, пожалуй, что видела во мне свет, не дёргается даже с места, так и оставшись стоять своей красивой, но исполосованной красными полосками попой кверху. В ужасе, который плохо скрываю, перевожу взгляд на лицо. Некогда красивое, жизнерадостное. Сейчас из стеклянных глаз безэмоционально текут реки слез. Но она даже не плачет. Не шевелится. Просто закрывает глаза и ложится на бок, свернувшись в клубок и продолжая пускать соленые потоки из своих бирюзовых светлых глаз. Не знаю, сколько я так просидел на краю дивана, боясь дотронуться до нее. Но после встал, оделся, достал из шкафа плед, закутал Кэролайн в него и отнес в ее спальню. Я не стал вызывать уборщицу в кабинет. Убрал все вещи Сам. Стирал ее кровь с кожаной обивки Сам. Ненавидел себя тоже Сам. Снова зашёл к ней в комнату, чтобы посмотреть, спит ли. Подошёл и, положив руку на лоб, попытался проникнуть в сознание. Увиденное меня не порадовало. Я надел на нее один из своих браслетов и стёр отвратные воспоминания о себе. А завтра что-нибудь придумаю. По пути в свой кабинет встречаю этих никчемных Дию и Исмана, что наперебой говорят о звонке Эвы. Ну что ж, жена. Поиграем.