Qui Circumdabit Me (Те, Кто Меня Окружают)

Разобравшись в коробке, он большую часть новой одежды он правил стираться, оставив только рубашку и штаны. Так и не одевшись, он подогрел завтрак для Вани и, взяв еще немного лекарств, пошел к нему в комнату. -Доброе утро, Вань, - сказал Шилов, войдя в комнату ребенка. Иван проснулся от этого и, вздогнув и немного подскочив, поднял глаза на Шилова, ответив: -Привет, Эд. -Ты лучше так не прыгай, - сказал Эдмунд, пощупав его лоб, - Ты как себя чувствуешь? Все еще готов завтракать? - после чего произнес: - температура у тебя еще больше. -Стало как-то легче, - ответил Ваня. -Тебе, наверное, кажется, - предположил Шилов, - а так, ты очень горячий. Про аппетит - удивительно, что он вообще у тебя есть. Он достал из кармана штанов градусник, который уже как несколько дней носил с собой, и вставил Ване подмышку. Сразу после этого он взял его за запястье и, померив пульс, сказал: -Так глухо биться оно не должно. Also, знаешь, как угодно, но точно не так. И температура должна быть вообще не такая. Но, что удивительно, ты так борзо бегаешь и разговариваешь. -Нет, реально, так и есть! - попытался заверить его Ваня, - думаю, мне лучше! -Ладно, потом посмотрим, - произнес Шилов, - а сейчас давай попробуем поесть. Он взял тарелку с супом и стал кормить им Ваню, засовывая ему в рот ложку за ложкой. Тот это принял, но сказал после очередной: -Слушай, а может, я сам? -Тебе... координации не хватит ее удежать, - подумав, ответил ему Эдмунд, - мозг еще только в полсилы работает, так что ты, also, это прими и сживись пока с этим. Судя по тебе, ты пока не только не сможешь ходить, но и даже ложку держать. Он сидел и смотрел на Ваню. Тот, уже после разговора, который был сегодня утром, он только-только начал оживать и приходить в чувство. Он все еще был бледный и казался все еще немного обезличенным и с кожей сероватого оттенка. Иван сидел прямо на своей кровати, выставив ноги прямо и оперевшись на подушку, что позволяло ему сидеть более-менее прямо. Он сидел и смотрел то на противоположную стену, то на Шилова, на этот раз почти никогда на смотря ему в глаза. Ваня чувствовал, как кружится голова и бьет озноб. Сердце у него в груди билось и, казалось, рычало, как старый мотор, который пытаются завести на морозе. Пусть он и сидел ровно, не двигаясь, его все равно укачивало и мутило в голове. Глаза все еще оставались такими же мутными, но за ночь картинка в них прояснилась, и различал он предметы перед собой уже более четко. Огромная температура, пусть уже и не угрожала ему буквально расплавить голову, все еще нависала где-то на лбу и знобила все остальное тело. Шилов, когда наконец докормил его, пощупал его за похолодевшие руки и попытался согреть их в своих, не сказав при этом ничего. Он, осмотрев ребенка, пришел к выводу, что тому только показалось, что стало лучше, главным образом из-за некоторого ослабления температуры. Шилов внезапно стал жадно вдыхать воздух, будто хотел распробовать его. "Душно," - подумал он и сказал: -Как-то у тебя слишком жарко. Давай я пока буду готовить, а ты со мной на кухне посидишь, ладно? Ваня ничего не ответил, но еле заметно кивнул. -Как хочешь, - ответил ему Шилов и лихо сбросил с него одеяло. Ваня, который сидел под ним полуодетый, вздрогнул от холода, но Эдмунд, придержав ему поврежденную ногу, аккуратно повернул его к себе и стал осторожно одевать. -Ничего сложного тут нет, успокойся, - сказал он, отбивая попытки Ивана отбиться и одеться самостоятельно, - мне не тяжело, реально. Завязав ему шнурки на длинных ботинках, Эдмунд спросил его в очередной раз: -Не туго? -Нет, - неожиданно для него тихо ответил Ваня, - кстати, ты еще рубашку не одел. Шилов, шокированно посмотрев на свой голый торс, понял, что так и есть и сгонял к себе в комнату, где спешно накинул на себя новую рубашку. Ту, которую он дал Ване, он решил не забирать обратно и оставить ему на всякий случай. Даже не застегнувшись, он вернулся к нему и стал прикидывать, как его поднять, чтобы отнести на кухню. -Тебе не холодно, Эд? - спросил его Ваня, на удивление для него по-детски непосредственно. -Нет, воообще нет, - улыбнувшись и абсолютно искренне ответил Шилов. Иван задумался на секунду, как бы ему ответить. Не придумав ничего более толкового, он потом так же непосредственно задал вопрос, который потом ему самому показался глупым: -И ты не заметил? Переместив взгляд сначала на окно, а потом на него, Эдмунд произнес, улыбнувшись так, что чуть не рассмеялся: -Знаешь, вот абсолютно нет. И, что интересно, не холодно было вообще. Кстати, если бы ты не напомнил, я бы даже этого не почувствовал. -Не почувствовал? Правда? Шилов не стал думать, испытывает ли ребенок его или все говорит искренне. В самом деле, ходить полуголым ему было абсолютно не холодно, и он, подумав секунды с полторы, понял, что это не от того, что дом, построенный из бутового камня, хорошо держит тепло. Так и не поспешив одеться за то время, которое пошло от утреннего разговора с Ваней до этого момента, он толком не замечал, холодно ему или нет, и, когла тот спросил про это, на самом деле ему приврал. Поэтому Эдмунд, только добродушно улыбнувшись, ответил: -Да, правда не холодно. Ваня решил не доводить разговор до допроса и не проверять больше Шилова. Подумав: "Как ему может быть не холодно?", Иван ничего больше не говорил и вопросов не задавал. Эдмунд, несмотря на это, моральо приготовился к тому, что ребенок продолжит его расспрашивать, но не рискнул заговорить первым и поэтому просто поднял и потащил его на кухню. На кухне было темнее и прохладнее чем в комнатах на втором этаже. Через окна внутрь попадало больше света, но самым освещенным местом на ней все равно были оконечность обеденного стола ближе к плите и она сама. Эдмунд нес Ваню такм же способом: подхватив под ноги и руки, закинув правую из них себе за плечо. Посадив его на стул ближе к плите и развернув его в полоборота, он поставил сначала кипятиться чайник, а потом поставил греться духовку и достал из нижних закрывающихся полок шкафа муку и яйца. -Ну что, Вань, как я думаю, мы давно не делали пирогов, - сказал ему Шилов, - тем более, ты же их вообще никогд не пробовал, так что, думаю, пора бы тебя будет угостить. -Долго, наверное, - сказал Ваня. -Да куда там, - усмехнувшись, ответил ему Эдмунд, - дел всего-то минут на двадцать, из которых десять духовка греется. Он достал из шкафа боку старую железную форму для выпечки и быстро, ловкими движениями рук измазал ее сливочным маслом, после чего взял немного муки и обсыпал ее стенки. Также он, накрыв днище пергаментом, вынул еще одну кастрюлю и, насыпав в нее граммов двести пятьдесят грубо помолотого сахара, разбил в нее четыре яйца. -Ну, в принципе, нам не надо уж прям четверть кило сахара, - сказал он между делом Ване, который сидел сзади него и не подавал голос, - у нас и так груши будут сладкие. Мне just на днях всучили кучу груш, а я, по доброте душевной, взял. Стоят сейчас в углу и тухнут, а сладкие такие еще... also, just жалко их. Сказав это, используя слова-паразиты из английского, он взял из дальних шкафов удлиннитель и, воткнув его одной стороной в розетку у плиты, протянул его в сторону кухонного стола. Он вставил в его конец миксер и дал его Ване: -Ну, Вань, сказал он при этом, усмехнувшись и не забыв проиронизировать, - сейчас ты покажешь на что ты способен. Сейчас проверим твою координацию. Поставив ему в руку ручку от него, он поставил венчики в кастрюлю, где должно было в будущем образоваться тесто и сказал: -Короче, твоя задача - водить им по кругу. Посмотрим, сколько ты продержишься. -Не утоплю? - спросил Ваня. -А в чем он может утонуть? - спросил Шилов, - так что ты пока покрути, а я посмотрю, насколько этого хватит. Он потихоньку раскрутил миксер на максимальную мощность, а Иван стал усердно им вращать по часовой стрелке. Он согнулся в три погибели над кастрюлей, смотря прямо ей в днище, и усердно месил жужжащим прибором густую массу. Он был не только жужжащий, но и тяжелый и дребежжащий. Голову все мотало, и поэтому мешать им аготовку для теста ему было очень тяжело. Голова не держалась и падала то на один бок, то на другой, и поле зрения ходило так же туда-сюдавслед за ней. Он не дышал и мещал, смотря в одну точку на дне кастрюли и вцепившись в нее мертвой хваткой. Ване казалось, что он вот-вот потеряет сознание, и он был готов закричать, что больше не может. Но сзади незаметно подкрался Эдмунд, уже нарезавший груши и тихо, под шумок правой рукой взял Ивана за шкирку, а левой выключил миксер. -Ты, конечно, извини, пожалуйста, но по-другому у тебя было его не отобрать, - уняв приступ смеха, произнес он. Для него это выглядело и комично, и больно. -Ты уже? - спросил его Ваня. -Да, уже, - по-доброму улыбнувшись, произнес Эдмунд, - у меня же просто рука набита, и перемельчить полкило груш мне было вообще легко. После этого он сначал откинул Ивана на спинку стула, чтобы тот приходил в себя, а потом заглянул в кастрюлю и сказал: -Надо сказать, тест на координацию ты провалил, но зато с тестом перестарался. Теперь я просею туда муку и перемешаю, а ты пока отдохни. Ваня выдохнул с облегчением. Он закрыл глаза и прилег, запрокинув голову, которая немилосердно кружилась, а в это время Шилов просеял в кастрюлю двести граммов муки, сказав, премешивая ее с яичной массой: -Но зато как пахнет! Даже муку из этого делать как-то жалко. Перемешав, он выложил в железную бадью эту смесь и, от души насыпав в нее груш, перемешал их. -Ну что сказать, координации тебе не хватило, - сказал Шилов, - но, с другой стороны, минут через сорок будем пробовать. Он поставил пирог печься, и, отмыв всю использованную им посуду, сказал: -Ну, в общем, что, Вань, я просто поболтать хотел, - сказал Эдмунд, сев на стул рядом с Ваней, - просто мне тоже скучно одному. Ладно? Ваня одобрительно кивнул, поскольку сам уже давно ни с кем не разговаривал. Ему с трудом удавалось смотреть в глаза Шилову, но тот и не обращал на это внимания, сам смотрел то на него, то в воздух. -Как ты сегодня спал? - спросил он его. -Да ничего, - ответил Иван. -Просто знаешь, я сегодня специально пришел к тебе пораньше, чтобы разбудить. Я боялся, что повторится то же самое, что и позавчера. -А что? - спросил его Ваня. -Просто я переживаю за тебя, - ответил ему Шилов, - просто тогда, когда ты вдруг ночью начал задыхаться, я переживал очень и не знал что делать. Я даже тогда тебя в чувство приводил на угад, даже до сих пор не могу сказать что это было. -А что там такое было? - спросил Ваня, - я же ничего не почувствовал. -Страшно было, - не дыша, сказал Шилов, переведя на секунду глаза на кухню, - ты там так дышал так, будто у тебя астма начинается. Но я, как только тебя не осматривал, ее не нашел. Психика, без учета депрессии, у тебя вполне сохранная. Может, это паническая атака... Но у меня догадки теряются. Солнце за окном уже почти взошло. Оно осветило откуда-то сверху облака, нависающие над землей. За окном небольшая часть двора, которая была ограничена забором, вдруг вышла из тени и стала в целом светлее. Длинные сосны на этой стороне вдруг осветились: солнце прошлось сквозь их игольчатые ветви, с выцветшими травянисто-зелеными иголками и серыми ветвями, которые в последнее летнее время были более яркими и светящимися. Небо стало понемногу проясняться, позволяя себя покаывать частые кусочки неба сквозь слоеные потолки облаков. Ване, который в тот момент только-только пришел в себя после оглушительного звона венчиков, показалось, что в доме за последние минут десять стало гораздо более светло. Он временами, пока Шилов готовил, смотрел в окно и мог разглядеть только этот клочок земли между домом и забором. Свет не мешал ему в глазах, и, пусть на кухне уже стало чуть светлее, включенные лампочки с теплым светом показались ему лишними. -Короче говоря, нет у меня догадок, - сказал Шилов, - наверное, паническая атака. На минуту Ваня задумался, что же это реально было. У него у самого не было догадок: более того, он не чувствовал и не помнил, что же такого было вчера ночью. Он попытался вспомнить и проанализировать свои сны, но осознал, что помнит их поврехностно и боится засыпать. Шилов, то ли ожидая что он саажет, то ли не вожидая, все еще сидел напротив, смотря то на ребенка, то на стены вокруг. Он не занимал собой все поле зрения Вани, а сиде на стуле напротив него, вытянув ноги и перевшись одной рукой на стол. Оглядываясь на телефон, он проверял время. -Я тебя не смущаю? - вдруг оживившись в лице, спросил он, - ты не думай, что я тебя допрашиваю, совсем нет. Немного посидя молча и подумав, он сказал ни с того ни с сего: -Да, тебе вспомнить тяжело.