Qui Circumdabit Me (Те, Кто Меня Окружают)

"Как мне тогда ехать обратно в штаб?" - подумал Шилов, выпив чай. Он был горький и соленый, такой, рацепт которого местные введали еще века назад. В помещение то входили, то выходили гости. Постепенно время шло к вечеру. Эдмунд видел машину одного из шоферов. Такие здусь были только у русского и американского штаба. Темнело, и бедные районы города, начинавшиеся буквально сразу после еще двух перекресткови шоссе, казавшейся границей в мир только что отстроенного балгополучия, напоминали Шилову Тупик Прядильщиков в городу Коукворт в районе того же Солсбери. Но, в отличие от английского рабочего гетто, где Шилову пришлось провести некоторые годы своей жизни, все эти разваливающиеся домишки казались светлыми и теплыми. "Была же у меня молодость", - иронично подумал Шилов, вспоминая детские, подростковые и некоторые юношеские годы. В том самом Тупике он и его семья, в семидесятых-восьмидесятых годах, когда Англия была совсем другая, жили. Дома в том тупике были наполовину деевянными и разваливающимися, однотипными и от смога, сырости и плесени серыми. На той улице, где и не везде был асфальт, не было ни одного дерева, ни даже машины. На крыше старой, рассыпающйся на кирпичи и шифер ткацкой фабрике плодились грызуны, вороны и прочие неприятные животные, шныряли по крыше. Те, у кого ома было оружие, часто постреливали в них ради забавы. Но, несмотря на сложную и часто тяжелую жизнь в молодости, Шилов никогда о ней не вспоминал плохо и не жаловался. И не только потому, что это он считал непристойным: часто ему казалось, что все его существование, которое он имеет сейчас, не было бы таковым без этого трудного времени. "Надо же," - подумал Эдмунд, допивая чай с солью и глядя на кучку босых детей, одетых как попало и носящихся вокруг хозяина чайной, будучи такими счастливыми, будто и не было всей этой окружающей их бедности и разрухи, - "Я, получается, когда-то таким же был. И, что интересно, к Малфоем в первый раз приехал в ещё советской куртке, потому что она была единственная приличная". Бедность, в которой он жил некоторую часть жизни, не была для него чем-то страшным и зазорным. Он только недавно сделал для себя такой вывод. Подтверждения тому были буквально на каждом шагу: в то время три четверти Багдада состояло из районов, таких как Тупик Прядильщиков, и там, в полутрущобных домишках, которые, как казалось, нарочно лезут друг на друга, жило множество таких же парней: общим числом своим они, по-видимому, составляли где-то полгорода. Таковы были и все без исключения таксисты Багдада. Почти все они работали, даже и в "зелёной зоне", на русский и американский штабы, расположенные буквально напротив друг друга - через мост и реку. Один из этих парней, только средних лет, как и Шилов, такого же достатка как и он сорок лет назад, зашёл в чайную. Машина, такая же как у всех - белая, местного производства и из-за самого своего происхождения отвратительно дребежжащая, выданная на работе, была самым дорогим имуществом у этого мужчины. Он, чем-то похожий на Северуса Снегга, коим и являлся Эдмунд Шилов в прошлом, с тем различием, что шофер был не патлатый и худощавый, а коренастый, с жёсткой щетиной, смуглый и стриженый под ёжика. "Пора бы ехать," - подумал Эдмунд, решив не затягивать и воспользоваться такой возможностью, - "Тем более, я его помню. Сдав на мойку пиалу, Шилов, высокий, метр девяносто ростом, черноволосый и костлявый, с узкими плечами, как у подростка подошёл к импровизированной барной стойке и спросил у водителя, говорившего в тот момент с хозяином чайной, только вступив на эту точку дороги в свою смену: -Уважаемый, не доведете до русского штаба? -Как раз меня сюда прислали, - ответил таксист на английском, - а я, кажись, тебя помню. Обещав хозяину чайной вернуться позже, он сказал Шилову: -Уж садись, командир. Эдмунд, уже выйдя с шофером на улицу, сел в белую машину, однотипную для Багдада. Она была такой же, как и та, на которой он приехал из Мосула: пусть и новой и даже все ещё пахнущей свежей пластмассой, но такой же крайне некачественной и смешной в сборке, с дребезжащими дверями, которые при сильном хлопке заставляли телегу наподобие этой под воздействием отдачи, как и от оружейного выстрела, откатываться назад. Вновь понеслись перед глазами багдадские улицы по обеим сторонам шоссе. Шилов загляделся в стекло справа от себя и заметил, что большинство этих домов, в принципе, похожи на английские: они были выстроенными такими же линейками и были примерно одинаковых квадратных и прямоугольных форм. Кончалась зелёная зона, и этих домов, не скорую руку отстроенных администрацией от временного правительства, стремящейся решить жилищный вопрос хоть как-то, становилось все больше и больше. Над городом и шоссе, по которому повез Шилова шофер, тянулись гигантские оранжево-серые облака: не то из песка, не то из пыли. На белую краску новых, но бедных кварталов нещадно сыпалась песчаная пыль. На секунду Шилову показалось, что начинается песчаная буря и что уместнее было бы переждать ее ещё в "зелёной зоне", в более благоустроенном месте. Но сомнение такое быстро прошло: пыль, которая как будто хотела осесть на земле и начать клубиться, то улетучивалась, то возникала. "Гигантский Тупик Прядильщиков," - подумал Шилов. Шофер, работавший в американском штабе и который вез его в тот момент в район русского штаба, по его мнению, жил в одном из таких же домов, прямо как Северус Снегг, перебиваясь время от времени то посменной работой, то частным извозом. Шилов решил тогда, планируя поездку в Ирак, снять квартирку в районе русского штаба, в районе улицы Ярмук, прозванной российскими военными воротной. Жить в "зелёной зоне" куда селили других высокопоставленных штабистов и приглашенных гражданских, таком себе городом в городе, похожим на европейские или, по крайней мере, российские, Шилов в свое время отказался. Этот обособленный район был относительно далеко от штаба, и жить там он счел глупым и нелогичным. Вместо того он разместился в новостройке через дорогу от штаба. Своим неостанавлевыемым ходом неслась и громыхало шоссе. Оно проходло через небольшую промышленную зону, разбитую здесь, почти что в самом центре, ради нужд "зеленой зоны" и двух штабов. Трафик здесь, даже на основном ходе, пусть и несся достаточно быстро, но был плотный, а дублеры дороги стояли в пробках уже долгое время. Шилов заметил перед собой, в левом окне, бесчисленно много однообразных складов с темно-синими железными крышами, между которыми все загружались и разгружались все приезжающие машины. У авторемонтной мастерской, расположенной в недавнее время на углу с другой улицей в старом ангаре, скапливались машины. Вдалеке, уже в районе высот на выезде из города, вовсю дымила газовая станция, дававшая ток Багдаду. Ее должна была заменить новая, еще большая станция, строившаяся в районе дороги на Эль-Кут и Басру. -Я ведь постоянно видел что-то похожее в Тупике Прядильщиков, - нечаянно озвучил Шилов мысли вслух. Шофер, как казалось, не придал этому значению. Он ехал, держась правой рукой за руль, а левую высунув в открытое окно, в которое так и норовила залезть пыль, которая вилась своими ядовитыми серо-песчаными клочьями буквально везде за пределами "зеленой зоны". Остановившись на нерегулируемом перекрестке и выжидая, когда можно наконец пролезть через нескончаемый поток, идущий поперек, он сказал, оглянувшись на Шилова: -Кажется, я тебя уже не первый раз вожу. -Есть такое, - ответил Эдмунд, - ты же на американский штаб работаешь? -Ну такое, - объяснил водитель, - пока есть смена - развожу твоих коллег из обоих штабов, если нет - так, на себя работаю. Немного погодя, водитель произнес: -А ты ведь командир? -Почему ты так решил? - спросил Шилов. -Ну, ты в форме полковника в прошлый раз появлялся, а сегодня - в штатском. Ты, видимо, полевой командир. Шилов, услышав, казалось бы, такой простой вопрос, задумался. Генерал Арсеньтьев, командующий группировкой войск в Ираке и товарищ Эдмунда, выдал ему, чтобы тот при необходимости мог сливаться с общей массой офицеров и служащих, форму полковника вооруженных сил. Естественно, она была поддельная: Шилов никогда не служил в армии и даже пистолет, который ему выдали двадцать лет назад для самообороны, расчехлял всего пару раз и стрелял из него крайне неумело. "В какой-то мере, мы все командиры," - подумал он и сказал: -Ну когда как. Некоторое время они все ещё ехали по этому шоссе. Только свернув на другое, достигнув крейсерской скорости, водитель, оглянувшись по сторонам, спросил Шилова от нечего делать: -Вот скажи мне тогда, командир, зачем тебе это все надо? -Ты к чему? - ответил Эдмунд чисто английским способом - вопросом на вопрос. Вздохнув так, будто странный, как казалось, залётный пассажир замучил уже своими вопросами, шофер обратился к воспоминаниям, но уже из своей молодости. -Ну вот погляди что вокруг. Скажем честно: одна степь и дерьмо. Все совсем не так было раньше - все тогда ещё новое, что ли, было. Лучшее время этой страны уже прошло. Что вам там маяться? Не прыгали бы до потолка: сейчас главное, чтобы не было хуже. Саддам был - хоть как-то жили. А потом вот все вы навалились. -Я и мои друзья из правительства, на самом деле, много чего делаем, - усмехнувшись, возразил Шилов, - новую электростанцию, например. Скоро и нефть подешевеет, и ее можно будет на свет сжигать со спокойной совестью; да и свет у нас будет не на четыре-пять часов в день. А там, как подешевеет - мы за счёт много чего другого скомпенсируем. Взять тот же состав ВВП: ещё год назад он был на сто процентов от нефти, а сейчас - только на девяносто: все остальное - производство и сфера услуг. -Все вы так говорите, - произнес, снова вздохнув, таксист. -Да я знаю, - поняв его настроения, ответил Эдмунд, - да и я-то это все только в своей голове нарисовал. Таксист решил срезать и свернул в ещё один новый район, на дорогу, в качестве временной меры отсыпанную крошкой. Все в нем ещё только строилось и закладывалось: от дороги здорово валило пылью, так, что пришлось закрыть окно. Крыши низких домов, собранный из железобетонных панелей, занесло похожим на рассыпчатый снег, тот, что выпадает в самом начале зиму, когда очень сухо. Посреди дороги, в разделителе между двумя полосами, стояли вкопанные на деревянных столбах провода. В одном из кварталов, в котором находилась новая школа, мелкие смуглые дети перебегали дорогу прямо под перекрестком, и шофер, обильно нагудев на них из клаксона, выругался обильно на арабском и, выжав сцепление и снова включив первую передачу, снова двинулся. -Опять деревню построили, - по-своему выругался Шилов, - ни зебры, ни светофора. Хоть бы дворника поставили чтобы дорогу перекрывал. -Чего захотел! - чуть не рассмеявшись, ответил ему водитель, - ты, случайно, не работал учителем? -Было и такое, - ответил Шилов, - был и учителем, хотя, по большей часть, учёным. Вот и люблю строить всякие разные новые теории. Чего только не напридумывал. -А что изучал? -Физику, - соврал Эдмунд, чтобы не думать о том, как объяснять ему, далёкому от науки, а тем более магической, что такое зельеварение. Чуть поже, когда они, срезав в этом районе загруженный участок шоссе, они вновь повернули на него. Шилов , отстаивая свою точку зрения, произнес: -Ты пойми, тут ни в каком не патриотизме дело, если бы он вообще существовал. Я, наверное, в какое-то времябы такой же, как и ты. Шифер задумался, с чего бы ему начать свой рассказ и как приплести его к заданному ранее вопрсу. Почсав лоб, он попробовал заговорит: -Ну вот слушай. Был Саддам - я был в армии полковником. Здорово крови нанюхался: и в Иране, и в Кувейте. Как пришли сначала америкосы - я быстренько ухилял в пустыню и там сидел, вооруженный до зубов. А потом вылез и стал извозчиком. А так-то я, вообще, однокурсник Арсеньтьева. -Вы вместе учились? - полюбопытствовал Шилов, - в "Академии Генерального Штаба"? -Нет, в МВОКУ - "Кремлевские Курсанты", если не знаешь. -Ну, так может, я напомню ему про тебя? - предложил Эдмунд, - может, Арсеньтев вспомнит? -А оно мне зачем? - грубо усмехнувшись, ответил таксист, - я и так нормально живу. Гораздо безопаснее спокойнее, нежели полковником; пусть и беспонтово, но все-таки.