Раздели тоску со мной

      Я нуждаюсь в нём. Как в сигаретах на пару с кофе, музыке, чтобы не слышать своих мыслей, и снотворных, ибо без них не усну вовсе. И как же сильно его ненавижу, всё, касающееся Фэнга: низкий, хриплый голос, от которого вянут уши и вместе с этим кожа покрывается мурашками; карие глаза, почти всегда спрятанные за тёмными линзами солнцезащитных очков; массивные плечи и спина, за ней чувствую себя беззащитным и слабым. Мне это не нравится. Жизнь будет лучше, не будь в ней Фэнга.       Руки не охватывает тремор, как необычно. Знаю, что Фэнг не перестанет звонить. Достанет из могилы, лишь бы вывернуть ебучие проблемы, а потом захлопнет прогнившую крышку гроба обратно. Использует, как личного психолога и дневник. Или же считает, что мой разум — пустой и не имеющий ничего — захочет заполниться тем, что он скажет в состоянии алкогольного опьянения.       Плевать. Беру трубку и кидаю телефон под подушку, отчего в ухо отдаёт вибрацией от льющегося из динамика мата и тяжёлого вздоха, заставляющего поморщиться. Всё, что улавливаю, даже не по своей воле — «Еду». Может, сегодня случится чудо, и Фэнг попадёт в аварию?       Я в Бога не верю, а Бог не верит в меня. Через полчаса Фэнг долбится в дверь, но тут же вваливается в квартиру, ведь она открыта. Всегда для него. Разбрасывает обувь, тараторя что-то. Обнимаю себя руками, стоя в одной лишь длинной рубашке, еле прикрывающей ноги выше колен, опираюсь на стену, просто смотрю за действиями Фэнга, не говоря ни слова. Хочется, чтобы он понял, что его здесь не ждут.       Звонко отлетает крышка напитка, отскакивает и падает на пол коридора. Фэнг отпивает дешёвое пиво, отчуждённо, наконец-то, молчит, а после просто протягивает бутылку. Его рука дрожит. Вздыхаю, принимаю пиво, мимолётно касаясь ледяных рук. Делаю пару глотков, надеясь почувствовать на языке что-то кроме горечи. В этот раз яда тоже нет.       — Ненавижу эту тупую шлюху, — Фэнг стягивает с себя джинсовку, особо не церемонясь, кидает её на тумбу, а не вешает на пустой крючок.       — Тогда перестань вестись на этих же шлюх, — грубо отрезаю и иду обратно в комнату.       Я плюхаюсь на кровать, хлещу пиво, словно воду, закатываю глаза, как только Фэнг оказывается рядом, занимая больше положенного места. Врывается в личное пространство, вовсе не завидя никаких стен.       — А ты типа святоша.       — Отъебись. Не говори со мной, вали домой.       — Не хочу.       Возразить на эти слова нечем. Ставлю алкоголь на пол, разворачиваюсь спиной к Фэнгу и смыкаю веки. На талии оказывается чужая рука, меня тянут на себя, чувствую, как больно врезается в плечо острый подбородок, а по бедру щекоткой проходится ладонь. От Фэнга несёт сигаретами, спиртом и морепродуктами — видимо, были закуской — но объятия как всегда тёплые, пускай не сразу, но наши продрогшие тела создают идеальную комбинацию. Минус на минус — плюс, верно? На ухо дышат тяжело, часто-часто.       — Помнишь, как…       — Фэнг, я не буду слушать.       Но я помню, примерно представляю, в какие воспоминания мог окунуться Фэнг. От них все внутренности ошмётками разлетаются во мне. Ничего из прошлого не повторится, в какой-то мере я этому несказанно рад. Мы оба изменились, как раньше уже не будет. Порой хочется вернуться во времена, когда рядом с Фэнгом я чувствовал себя счастливым и нужным. Взглянуть бы в глаза ему тогда и увидеть что-то большее, чем сегодняшнюю пустоту, которая внедрилась в карие радужки, кажется, навек. В тот день рождения мне надо было загадать никогда не встречать Фэнга, во второй — бежать, не оглядываясь, в следующий, третий, что будет через пару месяцев, я обязательно пожелаю избавиться от балласта, тянущего меня на дно запаянного аквариума. Кто-нибудь разобьёт его?

***

      В городском парке фонари горят всю ночь, не стихают чьи-либо шаги, громкие разговоры пьяных людей и просто прохожих. Сижу, поджимая под себя ноги и надеясь на скорейший рассвет. Снова выгнали из дома. В грёбанный день рождения. Щека всё ещё горит от звонкого удара по ней, а губа при каждом движении вновь сочится кровью. За пеленой слёз яркий свет расплывчатый. Обнимаю свои колени, стараясь согреться. Несмотря на то, что на календаре всего-то двенадцатое сентября — температура не радует.       — Эй, соточка найдётся?       Вот же ж… Вздыхаю и игнорирую, прокручивая крик матери в голове и её слова, что больнее ударов оставили синяки на сердце. Я точно позор и разочарование. Меня начинает трясти, лавочка от этого тоже шатается, устраивая тошнотворный аттракцион. Горло саднит и горит, когда вдыхаю ртом.       — Глухой что ли?       — Да отвалите от него.       Поднимаю рассеянный взгляд, осматриваю компанию парней, заграждающих вид на речку. Крепкие. Видимо, наконец добьют, и я окажусь в месте получше. Один смотрит не так враждебно и презрительно, кидает в меня кожаную куртку. Тёмно-синие волосы беспорядочно развеваются во все стороны, заслоняя и так сокрытое за солнцезащитными очками лицо. Он в них вообще что-то видит?       Так или иначе беру подачку, накидываю на плечи. Чувствую себя дворовым псом, которому кинули шмат полуфабрикатов. Поскорее бы они ушли.       — Тебе идти некуда? — этот же парень подсаживается ко мне, машет рукой, после чего его дружки улюлюкают и уходят восвояси.       Двигаюсь к концу скамьи, подальше от незнакомца. Ноги в тряпичных кедах ледяные, стараюсь трением подошвы проходиться по дырявому асфальту. Становится страшно за себя, хоть и умереть я мечтаю довольно давно. Пялюсь на него боковым зрением, оцениваю возможность того, что рядом со мной маньяк или серийный убийца.       — Как зовут тебя? — опять спрашивает, но расстояние не сокращает, только наваливается на спинку, заводит руку за лавочку, второй снимает очки. Его черты лица острые, выдающие худобу, лёгкая щетина на пару с мешками под глазами придают уставший вид.       Молчу.       — Будешь?       В бок врезается пачка сигарет, совсем новая. Вздрагиваю и читаю марку, удивляюсь тому, что курю ту же. Арбузные.       — Буду, — первое, что говорю за последние две минуты охрипшим голосом. Он протягивает ещё и зажигалку. Ладно, может, поговорить стоит. — Эдгар. А вас? — добавляю после того, как жутко кашляю. На ладони остаётся еле заметная капля крови.       — Фэнг. Думаю, можно на «ты», сколько тебе?       — Сегодня исполнилось семнадцать.       Щёлкаю колёсиком, пламя десятками искр вспыхивает, отчего кончик сигареты сразу же загорается красным. Возвращаю зажигалку, затягиваюсь. Разум потихоньку расслабляется, а события двухчасовой давности притупляются, но в груди всё равно режет и колет.       — С днём рождения, а мне… — он смотрит на ручные часы, выжидает, пока я активно вдыхаю никотин, а после улыбается, — сегодня тоже. Теперь мы одногодки.       Ох. Я почему-то подхватываю эту глупую улыбку, несмотря на то, что вот-вот готов рассыпаться. Удивительное совпадение. Хотя бы кто-то успел поздравить меня… Мама же и не вспомнила, а подарком мне послужили саднящие побои на теле.       — И тебя с днём рождения, — неловко проговариваю, после чего стряхиваю пепел в сторону.       — Спасибо. Учишься? — аналогично закуривает.       — Нет, не смог поступить.       — И поэтому ты тут сидишь?       — Ну, много причин, — я вздыхаю, делаю паузу, но после не намереваюсь сказать что-то ещё. Разве Фэнгу есть до этого дело?       — Не парься, говори, — он окидывает меня быстрым взглядом, пустым, практически неживым. Кажется, будто помощь нужна здесь вовсе не мне. Ловлю себя на мысли, что он достаточно красив.       Зарываюсь пальцами в волосы. Фэнг ждёт, не торопит, сидит, потупя в сторону мелководной речки. Фонарь мигает, и в какой-то момент мы остаёмся в полутьме, на островке, к которому никто не осмеливается приблизиться и держится светлых безопасных участков.       — Что ж… Если коротко, то с матерью отношения плохие. Она только по поводу поступления и разговаривала со мной. Одни вопросы об учёбе, целое ничего о том, как я вообще себя чувствую.       — Как? — надевает очки и вскидывает их ко лбу, тем самым убирая чёлку. Прочищает горло, перехватывает другой рукой сигарету, кладёт голову на спинку скамейки, вглядываясь в густые кроны пожелтевшей липы.       «Никак». Проделываю то же самое, устраиваясь поудобнее. В чужой куртке становится так комфортно, как не было даже в своей кровати. Наверняка материнские объятия такие же. Не знаю.       — Так, будто уже в адском котле, — нервно усмехаюсь.       — Долго ещё будешь вариться?       Смотрю на догорающий фильтр, до пальцев вот-вот дойдёт жар. Мог бы — давно выполз, но жизнь переломала мне конечности. Если мир — открытый океан, то я не умею плавать. А среди изящных павлинов я буду похуже голубя.       — Меня некому спасти, — вздрагиваю, роняю сигарету, что обожгла кожу. Давлю ту обувью, после чего сую подрагивающие пальцы в карманы.       Фэнг лишь продолжает курить, возможно, обдумывает мои слова. Скольжу по нему взглядом: кожа на его губах потрескавшаяся, под нижней, справа, запёкшаяся кровь; костяшки побитые, а на предплечьях порезы и синие пятна. Дрался. Густой дым выходит с его выдохом неожиданно красиво, подхваченный ветром уносится выше и выше. Его взор отстранённый, вместе с этим будто сквозит душевной болью. Он замечает то, как долго я на него смотрю, поворачивает ко мне голову лениво. Лампочка над нами загорается вновь. Карие глаза Фэнга тусклые, а практически весь белок занимает куча кровеносных сосудов, местами лопнувших. Он глядит вдруг серьёзно, сканирует меня, и, увидя для себя что-то своё, замирает. Становится не по себе. Под прицелом его сливающихся с радужками зрачков сутулюсь, готовясь сжаться до спичечного коробка.       — Что-то не так?       На нос что-то капает, задираю подбородок, получаю ещё каплю на лоб. Фэнг вскакивает, выкидывая недокуренную сигарету куда попало, хватает мою руку и тащит за собой. Асфальт быстро темнеет под напором дождя. Темп нарастает, и мы уже бежим, наступая на новообразованные маленькие лужи.       — Эй, подожди, — кричу, загнанно дышу, ведь не привык к таким марафонам.       С плеч норовит упасть кожанка Фэнга, я придерживаю её свободной рукой. Его ладонь оковами вцеплена в моё запястье, и потяни он ещё сильнее — растрощит кости. Машины на огромных скоростях разъезжают по дороге, отчего брызгают во все стороны. Всё чуть ли не меркнет передо мной, ощущаю, как вот-вот просто упаду, а Фэнг поволочит моё обмякшее тело по грязным улицам. Не могу и звука издать, чтобы он наконец обратил внимание на меня, доводится лишь перебирать ногами, видя перед собой его спину как ориентир. Дождь попадает за шиворот, в глаза, кеды, промокаю просто за секунду, мчась против ветра и непогоды.       Фэнг всё же останавливается, нахожу нас под навесом бетонной остановки.       — Далеко живёшь?       Практически падаю на скамейку, готовясь выплюнуть лёгкие. Зажмуриваюсь, прикладываю руку на сердце, отсчитывая ненормальный пульс. А мне всего-то семнадцать. Ливень грохочет по крыше, но в укрытии это звучит достаточно умиротворяюще. Деревянные палки прогибаются под чужим весом.       — Нормально всё?       Киваю неуверенно, сглатываю неприятную сухость и горечь никотина.       — Обязательно… — хватаю воздух ртом, — надо было бежать аж сюда? — спрашиваю с ноткой упрёка.       Фэнг хмурится, смахивает с мокрых прядей влагу, тыльной стороной ладони вытирает лицо. По его примеру выжимаю из чёлки воду, как перед нами со скрипом останавливается бело-синий трамвай.       — Едем? — в его зрачках проскакивает что-то новое за эту ночь, схожее на мимолётное взятие на слабо, детскую шалость. Всё же Фэнг умеет быть не чёрствым.       — Куда?       Говорим одними лишь вопросами. Он расплывается в улыбке, за ним и я начинаю прыскать со смеху, дрожа всем телом от холода. Транспорт может уехать в любую секунду. Фэнг чуть склоняет голову в бок, мол, давай, пожалеешь, если не согласишься. Вмиг мы одновременно поднимаемся на ноги и забегаем в пустой вагон. Двери закрываются сразу же. Трамвай покачивается, заставляет нас приложить усилия, дабы удержаться на ногах, а после постепенно набирает скорость на рельсах.       Фэнг выше меня порядком десяти сантиметров, потому легко хватается за поручень, а мне остаётся вцепиться в спинку сидения. Почему-то в голову не приходит то, что все места свободны. Мы стоим, как дураки, переглядываемся. В больших окнах видно только отражение приглушённого освещения и наши смазанные фигуры, за ними — бьющиеся капли, растягивающиеся от скорости в длинные наклонные полоски по всему стеклу. С прилипающей одежды стекает вода и смешивается в одно поблёскивающие пятно на сером полу.       — А как же твои друзья? — голос утопает в гуле двигателя, понимаю, что по губам Фэнг ничего не разобрал.       Ко мне наклоняются, баритоном доходит:       — Повтори.       От контрастирующего по температуре выдоха всё тело прошибает жаром, оттого передёргивает в судороге. Слишком близко. Облизываю пересохшие губы. Всего лишь доля секунды смятения отзывается во мне чем-то непривычным. Фэнг пахнет дождём и лавандой, сигарет не различить, ведь я сам ими пропах. Долго в этом положении не задерживается: поворачивается, дабы услышать, что скажу. Его мокрые синеватые волосы, превратившиеся из ровных в волнистые, касаются моих чёрных. Повторяю, а он снова опаляет дыханием, говорит вкрадчиво «Подождут».       — Ты обычно отмечаешь свои дни рождения с ними? — слегка вытягиваюсь на носочках, чтобы сказать прямо в ухо.       — Это мои одногруппники, мы не так уж и кентимся. Все мои друзья предали меня. А ты как празднуешь? — переводит тему.       Видимо, я затронул то, что нельзя было.       — Не очень люблю этот день…       Как же. Когда был совсем маленький, то специально для мамы отмечал маркером дату в календаре, но она только кричала на меня, ибо я испортил то, что ей подарили. У меня ни разу в жизни не было шариков, походов на батут, да даже жалкого торта со свечками. Меня не поздравляли ровно в полночь, не тянули за уши столько раз, сколько исполнилось, я не приносил конфеты в школу. Некому. У меня никогда не было друзей. Ненавижу. Ненавижу, что мама не сделала аборт. Я только всё порчу.       — Ты чего? — кладёт ладонь на моё плечо, сжимает.       Поднимаю на него сокрушённый взгляд. Нужно поскорее успокоиться.       — Всё в норме.       — Молодые люди, за проезд заплатите! — доносится от водителя. Трамвай, оказывается, встал на конечной.       — Бежим, — Фэнг мигом выскакивает на улицу, а я за ним.       Ливень стих, но с листьев всё ещё капает на макушку. Позади слышу крик, приказывающий остановиться, а впереди смех и «давай, чуть-чуть осталось». Фэнг, наверное, живёт в своё удовольствие. Пробегаем треть знакомого мне проспекта, после чего вваливаемся в круглосуточный магазин. Девушка за кассой косится на нас, отчего мне становится некомфортно. Прохожу вглубь, осматриваю стеллажи.       — Хочешь что-нибудь? — Фэнг следует по пятам, его руки сложены за спиной в замок.       — У меня всё равно нет денег, — хлопаю по карманам, хотя заранее знаю, что там пустота. Желудок урчит протяжно и громко.       — Тогда я тебя угощу, — так просто говорит и тянется за хот-догом на полке. — Поделим.       Кассирша пробивает еду, с неприязнью отдаёт чек. Усаживаемся на мокрых ступеньках у входа. Фэнг открывает упаковку, ломает булочку пополам и действительно отдаёт мне часть.       — Спасибо…       Несмотря на то, что выпечка явно не первой свежести, сосиска, будто бумага, а кетчупа и горчицы производители пожалели — это самое вкусное, что я когда-либо ел. Жую с грустью, смотря на то, как постепенно в руках остаются лишь крошки. Фэнг наблюдает за мной, не торопясь есть.       — Ешь всё, — он протягивает мне свою порцию.       — Да нет, ты что, — категорично верчу головой. — Это нечестно.       — Я поем на вписке, — вручает мне хот-дог. — А ты, видимо, давно не ел. Считай это подарком.       — Спасибо ещё раз, — неловко откусываю. Это правда первый приём пищи за последние сутки. — Расскажешь что-нибудь о себе? — с набитым ртом интересуюсь.       — Ну, поступил на электрослесаря, просто потому, что не знаю, куда податься, чем хочу заниматься по жизни. В последнее время тошнит от всех и вся.       — Совсем не нравится учиться?       — Ага. А ты на кого хотел?       — Я подавал документы в ближайшие от дома универы, а специальность случайно из списка выбирал. Фортуна не на моей стороне, никуда не смог попасть. В незнании будущего мы, наверное, похожи.       Встретить человека, который, как и ты, потерян, — успокаивает в какой-то степени. Вокруг лишь все трещат об «успешном» успехе, замотивированные работать, учиться, постоянно улучшать качество своей жизни. А я сутками напролёт не имею сил и желания даже встать, не то, чтобы поесть.       — Разве в нашем возрасте мы должны знать, чем заниматься всю оставшуюся жизнь? — Фэнг подпирает щёку рукой, рассматривает ползущего червя под ногами.       — Нет. Но необязательно же заниматься чем-то одним, — пожимаю плечами. — Пробуй себя в разных сферах.       — Страшно.       — Понимаю, — печально вздыхаю, тру глаза тыльной стороной ладони.       — А ты прикольный. Дашь свой номер телефона?       Кусок морковки по-корейски попадает не туда, припадочно кашляю. Фэнг бьёт меня по спине, пока мои мысли мечутся от «мой первый контакт в телефоне помимо матери» до «ему точно будет интересно со мной?».       — Прикольный..?       Он кивает, достаёт телефон и протягивает мне. Хлопаю ресницами, но всё-таки набираю неуверенно цифры, после чего возвращаю устройство.       — Тогда приму это уже за свой подарок, — подмигивает.       В руках остаётся только упаковка, потому мы покидаем привал и бредём в обратную сторону. Не знаю куда, да и это для меня не особо важно. В свете оранжевых уличных фонарей и возле постепенно пустующих дорог Фэнг рассказывает о своих бывших друзьях, что так или иначе причинили ему много боли. Вываливает всё скопившееся, на поддержку даже не надеясь, однако я нахожу какие-то слова, вызывающие у него благодарственную улыбку.       Кажется, что стоит только лучам рассвета подняться на миллиметр из своего ночного укрытия и озарить крыши хрущёвок, Фэнг растворится и закончится, как лучший сон, что после пробуждения покажется едва ли различимыми фрагментами, а в течение дня забудется. Может, он плод моего воображения? Небо пасмурное, наверное поэтому я продолжаю слышать его осипший голос и видеть бок о бок с собой.       — Мы ещё встретимся, правда? — с некой надеждой спрашиваю, когда доходим до какого-то подъезда, вероятно, мы пешком прошлись к нужному ему месту.       — Обязательно, спасибо, что выслушал. Я напишу тебе.       Подавляю в себе «буду ждать», протягиваю ему его кожанку, он улыбается и машет рукой. Домофон пиликает, Фэнг скрывается за дверью.       Оглядываюсь, нахожу пустую качель на площадке, хотя таковой её назвать язык не поворачивается: небольшая горка песка, даже без деревянных ограждений песочницы, ржавая карусель и ряд вкопанных в землю шин.       Я снова окунаюсь в привычное одиночество, но теперь оно ощущается не спокойствием, а грустью. Тоскливо становится вдруг не слышать очередную историю от Фэнга, а ночную тишь со сверчками. На эти несколько часов мне совсем позабылась наша с матерью ссора, однако в груди кольнуло, напоминая о том, что пора возвращаться в болото самобичевания.

***

      За спиной скрипит дверь. Опять не стучится.       — Бездельничаешь, — мать встаёт в проёме, оглядывает меня, будто прикованного к кровати. — Мало тебе, да? А я ещё ударю, может, мозги наконец появятся.       Она ловко складывает полотенце пополам и заряжает в плечо. Место удара горит, тем не менее и бровью не веду, иначе влетит ещё больше.       — Я понял, — говорю в нос, ибо мои похождения с Фэнгом добром не кончились: температура, насморк, слабость, больное горло.       — Хватит сопли возить, ты работу ищешь? Думаешь, раз в ВУЗ не взяли, то на шее у меня сидеть будешь? Хрен тебе, вот исполнится восемнадцать — полетишь пинком под зад отсюда.       — Хорошо.       — Нахлебник, — кидает напоследок и выходит, как всегда не закрывая дверь полностью.       Поворачиваюсь на бок, обнимаю одеяло. На кухне слышится грохот, а после маты и хохот. Снова жалуется на меня своим собутыльникам по звонку. Что ж, даже у неё есть друзья… Телефон вибрирует, сначала думаю, что мне кажется из-за готовой вот-вот перевалить за тридцать девять температуры, но на экране блокировки светится неизвестный номер.       — Алло?       — Это я, Фэнг. Хочешь погулять?       Улыбка невольно тянется сама, в груди трепетом разливается тепло. Всё-таки про меня не забыли, хоть и прошло всего-то два дня. Не хочу признавать, что гипнотизировал всё это время смартфон в ожидании.       — Прости, — кашляю, пальцами сжимаю горло, лишь бы оно позволило прохрипеть ещё что-нибудь, — я заболел.       — Мне прийти? Ты только скажи куда, — из динамика доносится его мягкий голос, от него в животе тянет.       — Не стоит, мать не будет рада.       — Ничего, перетру с ней. Давай, говори, я уже в пути. Ну, ща, только пойму в какую хоть сторону двигаться.       Прикрываю глаза, шепча адрес, может, Фэнг не услышит, но он мычит и бросает трубку.       Просыпаюсь от того, что мать тормошит меня. Веки словно налиты свинцом, еле продираю правое, чтобы понять в чём дело.       — К тебе какой-то парниша пришёл, говорит, друг твой. У нас двор проходной или что?       Не успеваю ответить что-то, как в диалог вклинивается ещё кто-то.       — Прошу прощения за вторжение, в следующий раз точно принесу гостинец. Простите на первый раз, а? У вас такие.. крутые ресницы.       Стелется-то как…       — Ну-ну, ладно, — мать щурится на Фэнга, пальцем касается своих ресниц, о чём-то раздумывая, и оставляет нас.       — Круто я придумал? — он подходит ближе и склоняется над моей кроватью, осматривая. — Ну ты как труп.       Ничего в нём не меняется с нашей последней встречи, только сегодня он в чёрной толстовке, больше его в несколько раз, а волосы убраны в пучок. Приподнимаюсь на локтях, жалея о беспомощности: в комнате срач, который убирать уже поздно.       — Да уж, спасибо, — смахиваю прилипшую к влажному лбу чёлку. — Рад, что ты пришёл.       — Ну, я же обещал. Рассказывай, как у тебя дела, — Фэнг выпрямляется, оглядывается по сторонам. — Я присяду?       — Как видишь, не очень, — опираясь спиной о стену, поджимаю под себя ноги. — Садись, если не боишься заболеть. А у тебя что?       Он валится рядом, отчего пружинный каркас протяжно прогибается и издаёт противный звук. Меня обдаёт его запахом.       — Отпраздновал я знатно: блевал утром дальше, чем видел, — улыбается, затем бьёт себя несильно по ляжке. — Я протупил, надо было и тебя позвать, познакомились бы ближе. Думаю, кому-нибудь да понравился бы там. Столько всего было!       — Та ладно, — отмахиваюсь, — не хочу навязываться.       — Перестань, — складывает руки на груди, делает вид, что дуется, — короче…       Ложусь обратно на подушку, ведь «короче» точно не выйдет, это я ещё понял в нашу первую встречу. Около получаса его рот не затыкается, но в целом я только этому рад. Весёлое лицо, задорные карие глаза и жестикуляция не дают провалиться в сон, в тоже время действуют успокоительно. Родинка Фэнга забавно бегает по его щеке, стоит ему не сдержать смеха, порой проявляются еле заметные ямочки. Смотрю на него, как на последнюю причину жить в этом бренном мире.       — Ты сегодня какой-то другой, — подмечаю я.       — Какой?       — Повеселее. Что-то хорошее случилось?       — Ничего, — Фэнг перестаёт натягивать улыбку, что, видимо, давалась ему с трудом, ибо краешек губ дёргается с несколько секунд. Он трёт лоб, вздыхает и не говорит дальше.       — Прости, — опускаю глаза к одеялу. Надо было продолжать просто слушать, а не лезть в душу.       — На самом деле я всегда хотел перестать при знакомстве натягивать маску, чтобы всем понравиться, избавиться от вранья изначально. С тобой я был настоящим, правда.       — И ты только что шутил от чистого сердца или…?       — Нет, — он медленно укладывает голову на мой живот, — можно я просто помолчу?       — Конечно.       В тишине и капли неловкости не проскакивает. С каждым моим вдохом его висок даже через ткань одеяла особенно чувствуется, давит не на органы, а на необратимый процесс, запущенный ещё тогда, когда мы посмотрели друг на друга впервые. Что-то потихоньку собирается, как белоснежные облака в громадные тучи, что, возможно, станут дождевыми. Странно загадывать на будущее, не зная о человеке буквально ничего, но Фэнг будто бы другой. Совершенно не похож ни на кого, в его голове творится так много всего, мне до безумия интересно это слушать. И какая-никакая, но честность уже невооружённым глазом заметна.       Может, я встретил своего человека?       А может, это просто мой больной от температуры и простуды разум убеждает меня в существовании чего-то нереального. Если это моя родственная душа, то Вселенная, прошу, дай мне знак.       Я и сам не помню в какой момент в нашем диалоге начало накапливаться всё больше и больше сообщений. Мы говорили ни о чём, обменивались смешными картинками, но в то же время проскакивали полотна текстов, такие важные, сочащиеся эмоциями, которые в жизни рассказать считалось непосильной задачей для нас обоих. Общаясь с Фэнгом, мне думалось, что мы знакомы не несколько недель, а целую вечность. Он принимал меня таким, какой я есть: молчаливым, чрезмерно думающим, зашуганным поначалу, наивным. Фэнг не просил выворачивать нерадостное прошлое, не расковыривал шрамы. Засиживался со мной допоздна в переписке, даже через экран от него передавалось тепло, держащее на плаву.       Но даже несмотря на нового человека в окружении, я стал мучиться бессонницей. Опять. Как бы я ни уставал в течение дня, как бы ни ворочался под успокаивающие видео, как бы ни пил лавандовый и мятный чаи — тщетно. Мысли о будущем пугали, собирались в огромную лавину тревоги, подбирали на своём пути мелкие страхи и обрушивались на меня ледяным ковром. На тумбочке, заставленной чашками и заваленной учебниками, бельмом на глазу появилось снотворное.       За окном темнеет, — таблетка, одеяло и нескончаемые события, не желающие покинуть уставший мозг. Тогда я брал телефон, руки сами находили чат с Фэнгом. Но иногда он не появлялся в онлайне день, а бывало и двое суток, после чего бросал лишь сухое «занят» на волнующие меня темы, не отвечал ни на одно сообщение из двадцати, кроме последнего «где ты?». В такие моменты меня, очевидно, оставляли сидеть на скамье знакомых, не собираясь подпускать ближе.       С ним я впервые столкнулся лицом к лицу с термином «эмоциональные качели».

***

      — Знакомься, это Кольт, Бастер, Честер и Драко, — Фэнг представляет всех поимённо, но от нервов боюсь неправильно назвать своё, не то, что запомнить сразу несколько.       — Привет, я Эдгар, — давлю улыбку, оглядывая новых людей.       — Расслабься, они крутые, — уверяет Фэнг. Компания выстроившихся парней кивает.       — Тебе пива или чего покрепче? — спрашивает один из них, кажется, Бастер. В нём узнаётся человек, просивший деньги в мой день рождения.       — Я не пью, мне… — спешу отказать, но договорить не дают.       — Ты что, так дело не пойдёт, хозяина не обижай, — парень с длинными красными волосами неодобрительно качает головой. — Сегодня пьют все, пойдём за знакомство стопочку хряпнем. Раскрепостишься, и поболтаем! — он хватает меня за локоть и тащит подальше из коридора.       Всё же стоило остаться дома. Фэнг долго уламывал на эту вылазку, согласился я только из уважения к нему. Вру. Просто хотел провести с ним время. Вместо ожидания ответа в мессенджере я выбрал пойти куда угодно, но с Фэнгом. А всё новое — интересное. Полтора месяца вполне хватило для того, чтобы мы считались друзьями, по крайней мере так думаю я. Порой это пугает: вот совсем недавно и мечтать не мог о подобном, как из ниоткуда появляется Фэнг. Правду ли говорят о том, мол, мечты сбываются?       Гостиная вмещает в себя уж больно много народу. Воздух пропитан спиртом, чьими-то ужасными духами и потом танцующих студентов. Наверняка здесь все с одного университета. Драко вручает мне белый пластиковый стаканчик.       — Залпом.       Принюхиваясь к содержимому, ничего не распознаю, хотя в своих познаниях алкоголя преисполнился ещё в лет двенадцать, когда маме пришлось вызывать скорую из-за отравления палёной водкой. А потом ей подарили дорогущий коньяк, вот его запах въелся даже в наш диван, вместе с блевотиной…       — Давай, вот закуска, — прерывает плохие воспоминания Драко, протягивает тарелку с нарезкой колбасы.       — Я пока воздержусь, спасибо, — беру со стола апельсиновый сок и лью в новый стакан.       — Драко! — слышится сквозь музыку женский голос. Мы оба оборачиваемся. — Пойдём танцевать, — розововолосая девушка крадёт его из-под моего носа, подмигивает и уводит в центр, ближе к толпе.       Обвожу взглядом всю комнату, но Фэнга ни в ком не различаю. Слишком некомфортно. Сажусь в кресло в углу и вслушиваюсь в громкие биты популярных треков — полная безвкусица — безразлично гипнотизирую потолок, на котором бегают разноцветные пятна света. Вокруг столько людей, однако я совершенно один. Когда надоедает пялить вверх, то бесцельно метаюсь по веселящимся. В глубине души мне завидно от того, что всего-то название социального статуса делает их не такими отбросами, коим являюсь я. Бурная студенческая жизнь когда-то была мечтой маленького меня, но даже повзрослевшая версия не смогла подступиться к желаемому хотя бы на миллиметр. Для всех здесь мой силуэт — всего лишь дымка, сливающаяся с задним фоном, я — неиграбельный персонаж, которого не существует, пока он не появится в поле зрения. Если не пьёт, тогда зануда, не разодет в модные тряпки — бедняк и отброс, никто с ним не говорит — тогда и остальные не посмеют. Общество молодёжи это не моя среда обитания, а самый главный страх. С ним не борюсь, а избегаю: листаю главный экран телефона, захожу и выхожу из приложений.       — Как ты, малыш? — Фэнг усаживается на подлокотник. По его румяным щекам понятно, что алкоголь своё дело сделал.       — Не называй меня так больше, — кривлюсь, скептически смотрю на его физиономию. — Я старше тебя на день.       — Ну, — тянет расстроенно, крутит стаканчик, из-за чего жидкость чуть ли не выплёскивается. — Выпьем за нас, а? — кладёт руку на плечо и сжимает, заставляя смотреть глаза в глаза. Он не моргает, отчего зачем-то так же перестаю без особых усилий. Зрачки чуть ли не искрятся, Фэнгу определённо весело, и это безумно идёт ему. — Смелее, — улыбается, а потом подбивает выпить. Наверное думает, что у меня тоже спиртное.       Залпом осушаю оставшийся сок, однако по горлу разливается жжением явно что-то ещё. Кашляю и беру со стола кусок яблока.       — Упс, — хихикает Фэнг.       — Когда ты успел?       — Ловкость рук и никакого мошенничества! — он хватает первую попавшуюся бутылку со стола и наливает сначала мне, потом себе. — Тост не скажешь?       — Мне нельзя мешать со снотворным, — хочу поставить, но Фэнг не даёт этого сделать, ловит запястье и стискивает.       — Сегодня без них уснёшь, обещаю. Давай повеселимся, — ведёт подушечками пальцев по локтю выше. — Ради меня.       — Только один раз.       Он самодовольно щурится, наблюдая за тем, как я глотаю что-то похожее на коньяк. Фэнг продолжает говорить тосты, пить и подливать, не позволяет стаканчикам опустеть.       — В следующем году поступишь, только не к нам, позорище пиздец. Никакая нормальная не даст, если говоришь «я электрослесарь».       — Фэнг, — смеюсь, — зато у тебя будет образование и работа. Все профессии нужны.       — Тогда иди на говночиста, раз такой умный! — прыскает он и чокается со мной уже который раз, не считаю.       — Пойду, если надо будет, — закатываю глаза и вливаю в себя порцию виски, с трудом глотаю. — Мне кажется, что уже хватит.       — Если до сих пор адекватно отвечаешь, то это повод выпить ещё.       В ход идёт всё, что попадается Фэнгу. Кольт, наверное, разозлится, ведь половину всего накрытого стола выпили мы. Я точно не хочу просыпаться завтра, бурный коктейль разных градусов в желудке уже вырывается наружу, стоит лишь подумать о последствиях.       Спустя полчаса откидываюсь на спину, расстёгиваю две пуговицы рубашки. Я опьянел. Настолько, что, сидя неподвижно, ловлю ощущения американских горок. Боюсь, что если встану — упаду и не пошевелюсь больше никогда.       — Пойдём покурим? — тормошит меня. Обдумываю вопрос слишком долго, кошусь в его сторону.       — Далеко?       — Не-а, — он вертит головой.       Поднимаюсь, параллельно опираясь на так удобно расположившиеся ляжки Фэнга. В голове стреляет тупой болью, хватаюсь за виски́, пока всю комнату погружает в чёрную пелену на несколько секунд. Но вместо вялости и неуправляемости в теле чувствую что-то между готовым вот-вот взлететь и к чертям разбиться, странная смесь. Мы выходим из квартиры. В ногах такая лёгкость, чуть ли не бегу вприпрыжку, пока не упираюсь в холодный парапет, за которым простирается бесконечное количество девятиэтажек, таких же серых и скучных, таких же, как я. Не без усилий сажусь на ограждение, задирая голову выше безо всякого страха. Перед глазами только звёзды, едва видные в таком световом загрязнении города.       — Ух, ну и выкрутасы, — Фэнг хватает меня за ноги, удерживая моё равновесие, а сам еле стоит. — Чё там?       — Что-то круче, чем то, что здесь.       — Не может быть, — его лицо, смазанное пятнами и плывущее, вытягивается в таком удивлении, что я прыскаю от смеха.       Холодный воздух дует в спину, но мне по-прежнему тепло. Фэнг оказывается между ляжек, сокращает расстояние между нами и вглядывается в небо, уже через мгновение возвращает внимание ко мне. Смотреть на него сверху вниз непривычно. Меня шатает из стороны в сторону, а просто сидеть и ждать любезно протянутой сигареты становится скучно. Поддеваю резинку, держащую синие волосы в хвостике, спускаю её под растерянное выражение лица. Запускаю пятерню в его шевелюру, вовсе не отдавая отчёта действиям. Фэнг вдруг улыбается и ластится, прикрывая веки, а когда открывает вновь на мгновение — кожа покрывается мурашками. Его губы прилипают к моим.              Фэнг целует.       Жадно.       Мозг не может связать логическую цепочку, она рвётся, а два конца со скоростью света разбегаются в разные стороны. За шею тянут наперевес к себе, чужие пальцы ложатся на затылок, так, будто спасают от неминуемого падения спиной назад. Я бы сделал ебаное сальто, однако сердце опережает и делает это первее.       Приятно. Внизу зарождается что-то так стремительно, а среагировать не удаётся, как и распознать. Поцелуй, мой первый, выходит болезненным: Фэнг, подобно голодному стервятнику, вгрызается в и так объеденную мною кожицу, ловит кислород в секундном перерыве и тут же отдаёт его мне, как тонущему. Наши носы, зубы, лбы порой встречаются в неприятном стуке, ведь темп уловить не могу, тем не менее всё забывается в новой порции прерывистого дыхания и бьющего ключом адреналина. Только бы он не отстранился, посчитав неумелым. Фэнг отдаёт своё тепло, самым ярким бликом оставляет отпечаток воспоминаний этой осени, внутривенно вводит свою личность в меня всего-то одним действием — нежным поглаживанием скулы. Я таю.       Фэнг, не отвлекаясь от губ, помогает мне спрыгнуть, я, будто ребёнок, несмело делаю шаги, но тут же оказываюсь впечатанным в стену. Он жмётся ко мне, заставляя лопатки неприятно заныть от глухой боли в результате встречи с преградой. Мне как-то всё равно. Плевал я с высокой колокольни на окружающее пространство, на холод, на своё состояние. Нет, в данную секунду, когда язык Фэнга проникает в рот, а затем сцепляется с моим, состояние взлетает в космос. Я готов слиться со стеной, да хоть лужицей разлиться из-за притягивающей за талию руки. Его живот к моему животу. Его стояк.. к моему. Блять.       Ледяные пальцы проскакивают под толстовку, пока в шею врезается нос Фэнга, а жадные губы оставляют влажную дорожку. Меня просто колошматит от ощущений, дрожу и липну к бетону, словно он отрезвит меня. Это так неправильно, но туман перед глазами, когда мне намеренно оставляют засос, болючий и что точно пробудет со мной минимум неделю, возвращает меня в пучину опьянения. В ебучий водоворот желания. Не хочу думать.       — Фэнг, — шепчу его имя жалостливо, отчаянно идя по тонкому тросу между двумя островками благоразумия.       — Не отказывай мне, — фаланги обводят нижнее ребро, — прошу. Не думай о правильности, наслаждайся моментом. Я хочу тебя.. можно?       — Можно, — с радостью проваливаюсь в бездну. Буду ли я жалеть, когда отрезвею? Возможно. Сейчас это уходит не на второй план, а на самый последний из всех возможных.       Фэнг выжидает моего точного кивка, а после ведёт обратно в шумную квартиру. Никто не бросает на нас и взгляда, в пьяном угаре решаю, что мы единственные в мире получили способность невидимости. Вяло плетусь за торопящимся парнем, пока он активно ищет укромное место. По итогу во всех комнатах занято. Фэнг открывает последнюю дверь в конце коридора, не успеваю рассмотреть уборную, как освещение скрывается, проворачивается замок несколько раз.       — Без света? — спрашивает достаточно громко, чтобы перебить играющую в зале музыку.       — Да, — тянусь к нему сам, будто он мне откажет и пошлёт сейчас же.       Кажется, Фэнг опускает крышку унитаза, после чего падает на неё и усаживает меня сверху на свои колени. Только сейчас понимаю, насколько горячо чувствуется чужой вставший член. Нахожу опору в его плечах, пока он инициирует очередной поцелуй и украдкой расстёгивает ремень. Всё, что могу — боязливо мазать губами по его. Фэнг потирает паховую область через джинсы неторопливо, исследует.       — Я… Я девственник, — честно признаюсь, на что чувствую его хищную улыбку и оголённые зубы. Это сносит мне крышу даже в темноте. На деле светодиодная лампа прямо над нами до сих пор слабо светит, видимо, кто-то недавно заходил сюда, и в глазах Фэнга это отражается тусклыми бликами, прячущими возбуждение и желание.       — Не бойся, — вновь припадает к шее. — Ты же дрочил когда-нибудь?       Следом за вопросом вспыхивают щёки, благо он этого уже не видит. Выдыхаю полустоном тихое «да», стоит ему миновать нижнее бельё.       — Я просто сделаю тебе хорошо, ты ведь умеешь делать это себе?       — Н-наверное… — почему звучу, как ломающаяся школьница? Мысленно даю себе щелбан. Он опытный, но нет ничего плохого в том, что моё либидо плавает на дне. — Я не часто это делал, не хотел.       Член стискивают в кулаке. Жмурюсь, хоть это довольно бесполезно, невольно открываю рот в предвкушении, с него сразу вылетает слабый ох.       — Всё просто, — Фэнг проговаривает почти что игриво, точно осознавая своё положение. Впервые он предстаёт передо мной в таком духе, отчего понимаю одно: мы всё же не знакомы достаточно. — Самая чувствительная часть вот здесь.       По телу пробегает дрожь, я вздрагиваю и сдерживаю норовящий вырваться выдох. Чужой большой палец давит в уретру, его другая рука принимается делать поступательные движения, отчего оттягивающаяся кожица порой накрывает головку. Мычу, не могу ровно и спокойно сидеть.       — Нет ничего сложного, правда? Не скрывай то, что тебе нравится.       Он ускоряет темп. Если до этого мне хотелось запрокинуть голову назад, то сейчас я просто наваливаюсь на него. Фэнгу доводится упереться поясницей в сливной бочок.       — Постонешь на ушко? — с толикой гордости и ликования спрашивает, ведь меня выворачивает наизнанку от его умелых действий.       Едва опознаю его ухо и услужливо хныкаю, по-другому не выходит. Горло дерёт и сушит, слюны категорически не хватает, дабы смочить его. Не замечаю того, как между ладонью и моим стволом затесался его собственный. Хочется что-то сказать, но меня просто уносит благодаря неразборчивому хриплому произнесению моего имени. Фэнг будто знает, когда надо скрутить кисть под определённым углом, когда накрыть головку ладонью, когда впиться зубами в ключицы.       Жарко невыносимо, хорошо так, что самовольно толкаюсь бёдрами. Футболка на мне взмокает, прилипает неприятно. Смущение покидает меня с одной трясущейся ногой. Я вот-вот кончу. Не могу. Чувствую, что полезу на стенку, если попытаюсь оттянуть оргазм хоть на миллисекунду. Вжимаюсь своей грудью в его, отрываю ступни от ковра и изливаюсь в сладостной судороге в подставленный кулак. В ушах звенит, голова кружится.       — Молодец, — зачем-то хвалит, кладёт мою руку на его пульсирующий орган, накрывает своей чистой и продолжает хрипеть моё блядское имя. Стараюсь изо всех сил, чтобы сделать приятно и ему. — Эдгар, Эдгар, ты такая умничка, блять, как же…       Прикусываю язык, выслушивая комплименты и надеясь, что у меня не встанет снова. Фэнг вдруг затихает, замирает, его тёплая сперма брызгает, а после стекает по пальцам. Он ловит мои губы, лениво оттягивает нижнюю, хотя нам двоим сложно дышать только через нос.       Еле наступаю на пол, всё затекло, а спущенные джинсы чуть ли не устраивают свидание носу со стиральной машиной. Облокачиваюсь о раковину, смываю холодной водой семя, нагибаюсь и отпиваю из крана. Из зала доносятся приглушённые крики и гогот.       — Насчёт этого всего, — решаюсь подать голос. — Это просто по пьяне или… Сам понимаешь.       Не отвечает, потому включаю свет. Фэнг, уже вовсю спящий с до сих пор видным всему миру упавшим членом, бубнит нечленораздельное, закрывает лицо руками, прячась от яркости лампы. Щёлкаю выключатель. К чёрту это всё. Тошнота при каждом движении заставляет наконец найти место, где отрублюсь. Ванна оказывается как раз мне по росту, до чего удобная. Фэнг не соврал: уснул я без снотворных.

***

      Стук. Стук дождя, ложки о стенки чашки, пальцев по клавиатуре. Стук моего сердца. Громкий и учащённый. Только рядом с ним. «Фэнг, Фэнг, Фэнг», — отдаёт оно по слогам его имя. А при виде самого него окаменевает на мгновение, а Фэнг улыбается, и чёртов механизм восстаёт фениксом из пепла, собирается по частицам обратно и качает кровь в бешеном ритме. Я всегда считал, что любовь — неосязаемое пятно определённого цвета, в котором бы никогда не погряз, придуманное для всех, кроме меня. Абсолютно каждому раздали инструкции, а я отличился.       В один день синий — оттенок его прекрасных волос — всё-таки появился, и больше не вымылся ни с рук, ни с души. Фэнг стал ультрамариновым океаном, заменяющий невиданный настоящий, его объятия и поцелуи показались волнами, подкидывающие меня от разбитости до седьмого неба. Я полюбил. Улыбка тянулась до ушей, ибо мне приходили его сообщения; в наушниках на повторе играли песни, ставшие неотъемлемой частью ассоциаций с Фэнгом; наши разговоры и прогулки мотивировали проживать до захода солнца ежедневно; хотелось разгадывать его, срывать замки недоверия с петель; слышать малейшее изменение в голосе, когда Фэнг обращается ко мне на…       — Малыш.       Послышалось? Фэнг хватается за качель, тем самым останавливая её, отчего я упираюсь ногой в землю сильнее, снижая набранную ранее скорость.       — Что такое? — смотрю на него из-под чёлки.       Он стягивает ветровку, подходит вплотную и накидывает её на меня.       — Мне не холодно, — начинаю смущаться от этого жеста. Это так похоже на нашу первую встречу, и, кажется, Фэнгу тоже приходит такая мысль в голову.       — Ты слишком легко простужаешься, — его тон походит на родительский, отчего сердце словно обволакивает шипастой сеткой, давит всё сильнее. Фэнг берёт мою руку в свою. — Холодные.       — Твои тоже, — замечаю я, но лишь начинаю поглаживать пальцем маленькие гладкие шрамы.       Неосвещённая физиономия напротив выглядит загадочно, притягательно, а его родинка всё равно выделяется даже в самых тёмных участках двора. Я узнаю её из тысячи, определю расположение с лёгкостью и до того точно, как если когда-нибудь потеряю зрение. Она мне нравится. Но сам Фэнг нравится мне больше.       Тянется ко мне, однако опережаю на какую-то долю секунды и оказываюсь быстрее. Его губы по вкусу никакущие, но изо рта тхнёт сигаретами едва ли. Может, опять начинаю заболевать? Либо же я настолько привык к Фэнгу, что его запахи теперь для меня незаметны. Стали родными и такими нужными.       — Хочешь зайти? — отстраняется на несколько сантиметров, дышит ртом в губы.       — А можно?       — Тебе можно всё.       Люблю. Мы не спеша идём к подъезду ближе, после поднимаемся на лифте. И хотя наше знакомство случилось два месяца назад, в его квартире сейчас побываю впервые. Седьмой этаж, правая дверь, измотанный жизнью входной коврик.       — Не стесняйся, — с ухмылкой говорит Фэнг, пока разувается. — Никого кроме нас тут не будет.       Щёки розовеют точно от двусмысленности сказанного, либо я сам много надумываю.       — А твои родители?       — За границей, работают, — отчеканивает без особого энтузиазма, проходит дальше из коридора и включает свет, видимо, на кухне. — Чай, кофе?       — Чай.       Пока чайник кипятит воду, мы моем руки и усаживаемся за стол. Рассматриваю безделушки: плетёная салфетница, сахарница и солонка в виде грибов, скатерть. Мелочи, но по ощущениям Фэнг выкинул бы их при первой возможности. Либо он просто пытается создать уют, будучи совершенно в тишине.       — Кстати, мы не говорили о хобби. Кроме вписок. У тебя есть какие-нибудь? Или то, что хотел бы попробовать, — сразу обозначаю развлечения, на что Фэнг скрещивает руки на груди.       — Не знаю, — разливает кипяток по чашкам, одна из них начала менять свой рисунок с одетой женщины на… оголённую. — Раритет, скажи? От деда осталось.       — Да уж. Ни музыка, ни танцы?       — Если только слушать что-то. Может, будь у меня мотивация, то испёк бы в духовке выпечку, но не уверен.       — Почему? Люди, умеющие готовить — крутые. Я бы съел всё, чтобы ты ни приготовил.       — Тогда называй меня мистер крутыш, малыш, — хихикает, — я ещё и рэп читать умею походу.       — А готовить только макароны и пельмени?       — Зато какие вкусные! — Фэнг находит, наконец, себе место и перестаёт мельтешить перед глазами. — А тебе что-то нравится?       Мешаю ложкой сахар в чае, раздумывая, отгоняя, как мух, вариант «ты». Он откидывается на стул, качается на нём и сидит вполоборота к окну.       — Гитара. Любая, наверное, мне всё равно они недоступны.       — Помнишь Драко? Он на этих гитарах шпарит, что надо. Давай попрошу у него дать тебе пару уроков или просто побрынчать.       — Тебе не будет сложно? — с искренним недоумением произношу и отпиваю из чашки.       — Он парень понимающий, — уверяет.       — Тогда давай испечём печенье, например? Тебе ведь ничего не мешает это сделать.       Фэнг смотрит на меня, как на дурака. Его брови из расслабленного состояния переходят в мою любимую напряжённую, не знаю почему, тем не менее выглядит забавно, особенно долгие мыслительные процессы в чужой голове.       — Это же типа женское занятие.       Почти давлюсь чаем.       — Нет! Давай, вставай, у тебя есть мука и яйца? И масло сливочное, наверное, тоже понадобится, — подскакиваю и шагаю к холодильнику, пока не останавливаю самого себя. Я в чужой обители, лучше без разрешения не трогать. Фэнг подходит сзади, через меня открывает дверцу и смотрит на полки.       — А ты за это шаришь?       — В интернете рецепт найти делов-то, — достаю телефон и ищу простые инструкции по готовке.       Ещё никогда выпечка не была настолько успокаивающей, пускай с буянящим Фэнгом и парочкой желтков на полу. Мать не позволяла подойти к печке даже на метр, а в её отсутствие из духовки доставались лишь сгоревшие кексы и пироги. Готовить вместе — намного интимнее секса, запоминается больше и радует не только чувствительные точки, но и желудок. Я хоть и делал почти всю работу, однако Фэнг не отходил, следил за процессом, шутил и напевал включенную на колонках музыку. Люблю.       — Точно не горят? Когда мы уже поедим? — не устаёт задавать однотипные вопросы, крутясь у стекла, через которые видно поднимающиеся шоколадные печенья. Фэнг говорит, что столько ингредиентов у него это праздник, потому на повтор надеяться не стоит.       — Ещё минут пять, — поглаживаю его по локтю. — А давно твои родители живут не с тобой?       — Лет восемь, наверное, до этого за мной дед смотрел, но и он уже своё отжил.       — Ох, прости.       — Да забей. По нему скучаю, правда, а вот к родителям отношусь равнодушно. Приезжают раз в год навестить, — опирается на кухонную тумбу и тянется за сигаретами. Больная тема. — Всё из-за сестры, — бубнит под нос.       — Что-то натворила? — спрашиваю, хотя лучше бы держал язык за зубами. Фэнг кривится, откидывает пачку и зажигалку подальше.       — Долгая история, конец плачевный, — его зрачки сужаются, чернота в них будто сереет на полтона. Бросает взгляд на меня, скорее всего колеблется над решением рассказывать дальше или умолчать. — Её изнасиловали и расчленили, когда мне было десять. Какой-то бухой мужик, блять, я бы его саморучно убил.       — Он понёс наказание? — роняю гнусное.       — Через три месяца на зоне самоубился.       Не говорю ничего, только заключаю Фэнга в объятия. Ему пришлось через столько пройти, как бы ни было, он остаётся весёлым, возможно, не так часто, как бы я хотел. Убийство сестры, отъезд родителей, смерть дедушки — при таком раскладе ему точно было одиноко, даже сейчас.       — Разделить тоску с тобой?       — И печенье тоже, ладно? Я столько не съем, — кладёт подбородок на мою макушку. — Оно же не горит, пока мы тут грустим?       Не горит. Только мои чувства к тебе. Выдержишь ли ты эту температуру?       Выключаю духовку и с помощью полотенца достаю противень. В лицо сразу лезут клубы пара, а запах разносится неимоверный. Фэнг, поджимая губы, не сводит цепкого взора.       — Знаешь, ты напоминаешь мне кое-кого. Поведением, да даже внешностью. Не сестру, не подумай. Я заметил это, когда мы на лавочке познакомились, сначала глазам своим не поверил.       Дышать вдруг всё тяжелее и тяжелее. Вот почему смотрел тогда так. Киваю, делаю вид, что очень занят перекладыванием выпечки в тарелку. Чёрт, почему так больно слышать от него о других? Мы не пара, нельзя ревновать. Но как же я хочу стать для него особенным, непохожим ни на кого.