Я такой же как и все, но я слышу зов

***

С тех пор что-то снова изменилось: и в отношения Славы и Мирона Яновича и в отношениях отца и дочери. Они стали обедать и ужинать втроём, только на завтрак господин не хотел так рано просыпаться. Он стал чаще заглядывать на занятия или вообще предлагал перенести урок, когда позволяла погода, в беседку. А там все вместе читали, разговаривали на английском, французском, сочиняли истории и сказки, рисовали, решали математические задачки и даже ставили физические эксперименты благодаря оборудованию, которое господин Фёдоров специально заказал в Берлине. Причём, оказалось, что Мирону Яновичу точные науки, несмотря на всё его образование, давались трудновато - он явно был гуманитарием. А вот Анушка любила математику и легко делала выводы из физических опытов. - Вся в моего отца! - говаривал Мирон Янович. А когда Слава спросил, шутя, как же ему удаётся содержать дела в порядке при отсутствии склонности к математике, хозяин сказал, что просто у него талант зарабатывать и преумножать деньги и сколько у него миллионов ведут споры во всех светских салонах Петербурга - от салона графини Рыбаковой до гостиной семейства Форобосовых. Слава ничего в этом не понял, но сразу почувствовал, что это очень серьёзно! А ещё Мирон Янович всё-таки вздумал учить Славу держаться верхом, Славе не нравилась эта затея, он чувствовал себя абсолютно безнадежным и до глупого неуклюжим! Но господин не отставал от него и заставлял каждый день тренироваться. Пока Слава едва перепрыгивал естественные небольшие преграды или по лугу скакал на Агхори, пытаясь удержать её в медленном шаге, отец с дочерью внимательно наблюдали за ним: Анушка с восхищением, а Мирон Янович, хоть и поругивался на то, что Слава не "держит" лошадь, не берёт инициативу на себя и неуверенно сидит в селе, но смотрел, кажется, с мягким умилением. - Папа, посмотри, у него уже получается! - вздыхала Анушка с восторгом. - Нет! До этого ещё далеко! - Папа! Но посмотри какой он красивый на твоей лошади! Мирон Янович задумался и кивнул: - Пожалуй! В такие моменты девочка была бессознательно благодарна учителю, ведь столько времени с отцом она ещё никогда не проводила вместе! Она даже попыталась пару раз взяться своей маленькой ручкой за руку отца, но он напряжённо убирал свою ладонь через несколько секунд. - Папа, а можно мне тоже научиться на лошади? Мирон Янович удивлённо опустил взгляд на дочь: - Зачем тебе? - Мне очень нравится твоя лошадка, она такая красивая! И я хотела бы уметь скакать на ней как ты! Отец нахмурился: - Тебе ещё рано! И такую возможность надо заслужить, Анна! А ты очень несерьёзная! Тебе надо учиться, чтобы не быть как твоя мать! - Но папа, я же хорошо учусь, спроси у Славы! -Я всё сказал! Закрыли тему! Анушка недоумевала и расстраивалась от таких вспышек отца - она не понимала от чего он иногда почти ласков с ней, а иногда беспричинно строг! Тем временем наступила глубокая осень - деревья уже стояли в жёлтом убранстве, постоянно моросили дожди, на улице теперь бывали редко. Зато в доме Славе теперь, в отличие от первых месяцев, казалось тепло и уютно. Всегда, когда господин не уезжал по делам, они обязательно проводили время втроём и учитель с трепетом наблюдал как медленно, совсем небольшими шажочками продолжали меняться отношения отца и дочери и как отец очень аккуратно позволял своему ребёнку стать роднее. Мирон Янович, такой уверенный и сильный, боязливо и с опаской сближался с дочерью, узнавал её и открывал ей возможность узнать себя. Анушка тянулась к нему, но, по-прежнему, боялась и не понимала, в отличие от Славы, которого она горячо полюбила и считала своим настоящим другом. Мирон Янович тщательно пытался скрыть свою, немного наивную, ревность и как мог старался тоже завоевать доверие дочери. А Слава ему незаметно помогал, рассказывая Анушке наедине какой замечательный у неё отец, называл его именем самых добрых и смелых героев сказок, которые сочинял для девочки. Вечером, когда господин хотел почитать дочери книжку на ночь, а она отказалась, попросив сделать это своего воспитателя, Мирон Янович обиделся. "Как дитё малое, ей-богу" - улыбнулся про себя Слава, когда спустился, усыпив Анушку. Хозяин сидел у камина, надутый и обиженный. -Ну что со мной не так, а, господин учитель?! -Всё так! Мирон Янович, дайте ей немного времени! Она очень Вас любит и тянется к Вам, просто не знает чего от Вас ждать и поэтому боится. Вы иногда бываете добры к ней, а иногда очень уж строги, а ведь она - ребёнок! -Я в её возрасте жил в большей строгости и в больших ограничениях! И отец требовал от меня гораздо больше, хотя видел я его при этом крайне редко. -Но неужели Вам не хотелось ласки и теплоты? Мирон Янович вскинул внимательный взгляд на Славу: - Мы не всегда получаем то, что хотим - это правда жизни, к чему нелепые мечтания! - Но если не мечтать, то зачем же жить? - А о чём мечтаешь, ты, Слава? Слава даже не задумался над ответом: - Побывать в Вашей библиотеке! Мирон Янович попытался скрыть секундную досаду, как будто ожидал что-то другое услышать в ответ, но Слава её заприметил, удивился и лёгкий трепет снова затопил его. А назавтра Слава вдвоём с Анушкой начали втайне готовить подарок Мирону Яновичу. Идея родилась у Славы, который от всего сердца мечтал, чтобы отношения отца и дочери стали близкими и доверительными, чтобы у них получилось быть настоящей семьёй, пусть без матери, но чтобы девочка чувствовала, что у неё есть семья! Ему казалось, что так будет правильно и принесёт всем только тепло : Анушке, которая всю жизнь была нежеланным, никому не нужным ребёнком, рождённым случайно и мешавшим всем; и Мирону Яновичу, который незаслуженно видел от людей только предательство, корысть, жестокость и забывший, что он сам - не такой и заставивший всё, что было в нём хорошего, доброго, божественного, спрятать где-то глубоко и закрыться ото всех. А какой он был на самом деле? Интересным, тонко чувствующим, умным, начитанным, чутким и трогательным. И... каким-то... беззащитным. Всё это вызывало у Славы жгучее желание оберегать, открыть господину Фёдорову самого себя и подарить ему... Что? Своё тепло, понимание, разделить с ним любую боль, помочь справиться со всеми трудностями, укрыть от всего мира и дарить... любовь?! Слава боялся даже подумать об этом, даже назвать то, что он чувствовал. Да и был уверен, что его чувства, которые постепенно заполонили всё внутри и всё вокруг, конечно, останутся без ответа, а тот интерес, который проявлял Мирон Янович ему только чудился. Кто он для него? Просто прислуга, нищий учитель, неуклюжий и неловкий, ничего не умеющий бедняк. Но, ни на что не надеясь, Слава всё сильнее и сильнее влюблялся в господина. Вскоре подарок был готов! И в один из вечеров, теперь уже таких привычных и необходимых, когда Мирон Янович спустился в гостиную, Анушка подошла к нему и озорно заглядывая в глаза, сказала: - Папа, у нас со Славой есть подарок для тебя! - Но сегодня не день моего рождения! К чему подарки? Анушка заметно расстроилась и, растерявшись от холодного тона отца, повернулась к учителю в поиске поддержки. - Мирон Янович! Мы сделали подарок для Вас просто так, без причины, разрешите Анушке его Вам вручить? - мягко попросил Слава. - Мне никто никогда не дарил подарки, тем более просто так. Все только требовали их от меня! Да и вообще мне только матушка в детстве делала подарки, это было очень давно - Мирон Янович говорил быстро, сбивчиво, ни на кого не глядя, как будто боялся остановиться, не зная что ему делать и как реагировать. Слава подозвал Анушку, они что-то достали из-за кресла и дочь, подходя к отцу, протянула холст в раме: - Папа, посмотри, пожалуйста, что мы сделали для тебя! Мирон Янович как-то даже боязливо взял из рук дочери холст, неверяще посмотрел на него, потом на дочь, на Славу и снова на подарок. Анушка стояла, неосознанно сложив ладошки вместе как будто в умоляющем жесте, она даже затаила дыхание. Отец положил картину рядом и подозвал дочь, протянув к ней руки: - Анна, подойди ко мне! А когда она подошла, он неловко обнял её, наклонившись, а она тут же, в ответ, обхватила его ручками за шею. Слава облегченно выдохнул и улыбнулся, кажется, не зря он всё это затеял. После коротких объятий и "спасибо", Мирон Янович вновь взял картину и начал с интересом разглядывать: на ней явно Славиной рукой были изображены две фигуры - мужчины и маленькой девочки, которые держались за руки. А, по всей видимости, рукой Анушки был украшен аппликацией окружающий пейзаж: настоящие маленькие жёлтые листочки, веточки, подобранные по размеру, аккуратные шишки и расстелающийся ковром мох, на котором и стояли герои картины. Но более всего выделялись глаза на лице мужчины - два ярких голубых пятнышка. - Что это? - удивлённо спросил Мирон Янович. - Твои глаза, папа! - Я п-понял, но из чего?! - Это бирюза! - ответил Слава смущённо - тут есть один умелец в ближайшем городке, он обрабатывает минералы, вот и нам с Анушкой помог. На самом деле, уездный ювелир не просто помог, а выгодно продал свои услуги, а Слава потратил всё своё ежемесячное жалованье на эту деталь и не так дорога была бирюза, сколько её обработка, ведь камни должны были получиться совсем крохотными, чтобы соответствовать картине и ярко голубыми, без примесей - как самые прекрасные глаза на свете - глаза Мирона Яновича! Эти глаза сейчас заворожённо смотрели на свой подарок. - Я тронут, правда! Это настолько неожиданно и приятно! Славе даже показалось, что необыкновенно пышные ресницы господина Фёдорова немного задрожали. Обстановку разрядил звонкий голос Анушки, которая бросилась к Славе: - Ему понравилось! Понравилось! И Слава, кажется, первый раз заметил немного нежности во взгляде, которым Мирон Янович проследил за дочерью. А потом он перевёл взгляд на самого Славу. От этого взгляда потемнело в глазах, заложило уши, сердце сильно-сильно забилось и закружилась голова. Слава судорожно схватился за спинку стоящего рядом кресла. Мирон Янович, заметив это, улыбнулся. Не надменно, а нежно. - Анна, благодарю тебя ещё раз, это, действительно, красиво и мне очень понравилось, а сейчас иди спать, детка! Ты же заснёшь сегодня одна? Анушка с улыбкой подбежала к отцу и, присев в реверансе, произнесла: - Да! Спокойной ночи, папа! Рука отца, кажется, первый раз в жизни опустилась на голову дочери и он потрепал её по рыжеватым кудряшкам, почти тепло ответив: - Спокойной ночи, Аня! После того как девочка пожелала "спокойной ночи" воспитателю и убежала к себе, в гостиной, затопленной осенними сумерками, повисло долгое молчание. Мирон Янович всё это время пристально смотрел на Славу, а потом медленно подошёл к нему. Это была опасная близость, у Славы что-то скрутилось в районе солнечного сплетения и волной накатил жар. Мирон Янович уверенным, сильным жестом, положив руку Славе на затылок, притянул его к себе, заставив немного нагнуться, чтобы компенсировать разницу в росте, и поцеловал. С этого момента Слава уже ничего не понимал, он так долго ждал этого, а если честно признаться себе, ждал этого с первого мгновения как увидел своего господина. Всё его существо, каждая клеточка организма, весь Слава сейчас больше всего на свете хотел просто подчиниться этой властной ладони, этим требовательным губам, но он оцепенел от переизбытка эмоций. Мирон Янович так настойчиво, так страстно его целовал, а Слава не мог пошевелить ни руками, чтобы обнять так желанное тело, ни губами, чтобы ответить на поцелуй. Он не мог поверить, что Мирон Янович мог проявить к нему такой интерес и просто застыл, как будто стал он весь из ваты и как бывает во сне - не мог пошевелиться. Мирон Янович, видимо, истолковав это по-своему, недоуменно отстранился, так и не получив отклика. На его лице отразилось какое-то болезненное разочарование, но буквально через пару секунд он взял себя в руки и выражение сменилось на жёсткое, надменное, которое Слава уже давно не видел. - Извини, видимо, я всё не так понял. Забудь! - и господин, развернувшись, быстро вышел из гостиной. Слава так хотел побежать сейчас за ним, обнять крепко-крепко, сказать какой он необыкновенный, объяснить, что тот всё понял верно и Слава влюблён и даже не надеялся на ответное внимание. Но совсем растерялся, расстроился и пока решал насколько это будет уместно или совсем глупо в глазах господина, время было упущено окончательно, не может же Слава пойти в комнату Мирона Яновича, это немыслимо. Совсем поникший, Слава ушёл к себе и бросившись на кровать, даже не раздевшись, сразу забылся тревожным сном, а назавтра господин Фёдоров не вышел к обеду. Не вышел он и к ужину, Слава совсем извёлся, и даже пошёл к Дарье Григорьевне уточнить что с господином. Та неприятно удивилась такому вопросу и сказала, что хозяин попросил приготовить ему лошадь ещё вчера ночью и уехал, не предупредив куда и когда вернётся, впрочем, выделила экономка, он никогда и прежде не считал нужным сообщать на сколько уезжает. Тоном, фразами, взглядом Дарья Григорьевна ясно дала понять, что Славе не стоит лезть не в своё дело и спрашивать про господина. Совсем расстроенный Слава ушёл: получается Мирон Янович уехал сразу после той странной сцены в гостиной, рассудив всё по-своему, совсем не верно! Слава ругал себя последними словами, что всё так вышло, ведь это его глупость и неопытность всему виной. Застыл, замер от какого-то несвоевременного страха, от того, что не поверил, что так может быть в реальности, вместо того, чтобы ответить Мирону Яновичу на поцелуй, сказать всё, что так хотел сказать уже давно, отпустить свои чувства наконец-то на волю. А вместе этого что? Какой же неотесанный болван! Господин всё не возвращался, Слава каждый день ходил на конюшню посмотреть не вернулась ли Агхори, не привезла ли своего хозяина домой, где его так ждал Слава, чтобы всё объяснить, чтобы бесстрашно признаться в своих чувствах! Но всё бесполезно! Шёл уже десятый день отсутствия и даже Анушка заметила, что Слава совсем поникший, да и сама она очень скучала по отцу, с которым так сблизилась в последнее время и постоянно спрашивала почему того так долго нет. Слава переступил через себя и снова пошёл к Дарье Григорьевне узнать не передавал ли весточку господин, бывало ли раньше, что он так долго не бывал дома, а, может, съездить в Петербург, узнать, вдруг, с ним что-то случилось. Все эти вопросы и предложения экономка недовольно отвергла, сообщив, что хозяин никогда ни перед кем не отчитывался и незачем его беспокоить в Петербурге. Слава почти не спал ночами, всё это съедало его изнутри. Засыпая ненадолго, просыпался, бывало с мокрыми от слёз глазами, а иногда так хотелось кричать от отчаяния, что он прихватывал зубами край подушки, чтобы сдержаться. Погода вполне разделяла его чувства - круглыми сутками шли проливные дожди, гулко отдаваясь каплями на стеклах и в душе у Славы. Дом вновь стал совсем чужим и напоминал теперь темницу. В одну из ночей Слава проснулся от приближающегося лошадиного топота. Эта ночь была совсем скверной - завывал сильный ветер, лило как из ведра, темнота была непроглядной, на небе ни звёздочки. Слава подскочил к окну, благо выходило оно как раз на парадный вход. Сквозь темноту, с замиранием сердца, с трудом разглядел Мирона Яновича на своей Агхори. Тот не остановился у входа, проскакав в сторону конюшни, а Слава остался ждать у окна, волнуясь, что в такую погоду господин наверняка вымок и замёрз. Через какое-то время Мирон Янович прошёл в дом. Сегодня первый раз Слава проспал всю ночь, точно решив, что завтра, нарушив все правила и границы, сам пойдёт к господину, если тот не выйдет к обеду, чтобы объяснить ему нелепую заминку!