
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Эта история произошла где-то около Санкт-Петербурга. Нелюдимый и замкнутый богатый помещик Мирон Янович Фёдоров нанимает для своей нелюбимой дочери гувернера, который кардинально меняет жизнь этой маленькой несчастливой семьи. Слава и сам пережил достаточно страданий, но сохранил много нерастраченной любви, которая способна растопить сердце одинокого господина Фёдорова и которая принесёт не только радостные яркие мгновения, но и испепеляющие страдания.
Примечания
"Чёрт бы побрал этого господина Фёдорова с его таинственностью, кричащим отсутствием, умным и надменным лицом и голубыми глазами, которые особенно не давали покоя, потому что эти же глаза он видел ежедневно - у Анушки, которая внимательно и доверчиво смотрела на Славу, хлопая длиннющими, как у отца, ресницами"
Посвящение
Любимым ребятам Мирону и Славе! Если не знаешь как выразить любовь - пиши фанфик!
Часть 5
03 марта 2025, 06:49
***
На следующий день от волнения Славу отвлекали только занятия с Анушкой, но он всё равно с трудом дождался обеда. В столовую Мирон Янович предсказуемо не вышел и Слава насмелился пойти к нему сам, прямо в его комнаты, надеясь, что тот никуда не ушёл. Но на лестнице он встретил экономку, которая хоть и имела очень озабоченный вид, но Славу строго остановила. - Вы куда? - Я.. Мне... Мне надо к господину! - Нельзя к нему! - Но почему?! - Он хворает - нехотя призналась Дарья Григорьевна. - Как? Почему? Он же только вчера приехал! - В том и дело! Скакал весь день под дождём и ледяным ветром, а как приехал, даже камин не зажёг в спальне! - Как же так? Ему плохо, да? Я... Я готов помочь! - Нет! - отрезала женщина - сами разберёмся! Я послала мужа за лекарем, а хозяину обтираю лоб холодным полотенцем и даю травяные настои! - Но я тоже могу что-то сделать для него! Могу я хотя бы навестить его? Зайти? - Нет, мне не нужны помощники, а Мирону Яновичу визитёры! Занимайтесь ребёнком! Слава не смог, просто не смог сегодня заниматься с Анушкой и разрешил ей просто поиграть, а сам весь извёлся - так переживал за Мирона Яновича. Он решился всё-таки пойти к нему, поддержать, помочь! Но опять встретил экономку, которая бросила на него недовольный взгляд. Тогда он надумал схитрить и спрятался под лестницей, чтобы выбрать момент и проскочить на второй этаж, избежав встречи с ней. Когда она спустилась, унося в сторону кухни поднос с полотенцем и стаканом, Слава вынырнул из-под лестницы и, перепрыгивая через две, а то и три ступеньки за раз, побежал наверх. Перед дверью комнаты он перевёл дух, попытался усмирить бешено колотящееся сердце, и, насмелившись, постучал. Он постучал снова и чуть громче, не услышав ответа, но снова - тишина. Но, может, господину совсем плохо?! Слава, сам себя не помня от страха за Мирона Яновича и от собственного чувства вины, наплевал на все правила приличия и вошёл! Первой была небольшая строгая комната с диваном, секретером и небольшии чайным столом с креслами, а внутренние дубовые двери, вели, по всей видимости, в спальню. Слава, замирая, аккуратно подошёл к распахнутым дверям и увидел массивную высокую кровать внутри и на ней маленький комочек, завернутый в пуховые одеяла. Даже отсюда было видно и слышно тяжёлое нервное дыхание господина, прерываемое кашлем. Слава снова тихонько постучал, но, поняв, что Мирон Янович спит, тихо подошёл к кровати и сел на пол, на колени, рядом со спящим с краю, свернувшимся калачиком на боку, господином. Слава смотрел на бледное лицо и любовался. Эти необычные черты казались такими прекрасными: строго сжатая челюсть с напряжённо очерченной линией, длинные густые ресницы, которые подрагивали, пухлые, чувственные губы. Господи! Как хотелось сейчас дотронуться, отдать с этим прикосновением все свои силы господину, чтобы он снова был здоров, чтобы снова стал сильным! Слава понял, что на него тоже смотрят. - Ты что... Что ты тут делаешь? - Я к Вам пришёл! - Зачем? - Мирон Янович! Я... Я ждал Вас, я видел, что Вы приехали...Я очень ждал... Вы заболели... А мне очень надо Вам кое-что сказать... Очень - Слава торопился, сбивался. Ему не дала договорить экономка, которая вошла с микстурами и чистым полотенцем. - Я же сказала, что к Мирону Яновичу нельзя! Уходите! Быстро! - она говорила резко, даже грубовато и Славе почудилось, что она будто догадывается, что причина этого внезапного отъезда и долгого отсутствия хозяина - Слава и в болезни, значит, виноват тоже он. - Я не уйду, я сам буду за ним ухаживать! - вдруг у Славы даже изменилось выражение лица, оно стало упрямым и жёстким - давайте сюда ваши микстуры, я сам всё сделаю, Вы можете быть свободны! - Но как же это? Вы почему хозяйничаете здесь? - лицо Дарьи Григорьевны вытянулось от удивления - Что же это творится, Мирон Янович? - в бессилии она обратилась к господину. - Пусть побудет он, отдохните! - слабым голосом проговорил Мирон Янович. Когда обескураженная экономка ушла, господин обратился уже к Славе: - Что ты тут устроил? Зачем тебе здесь сидеть? Я так то не самый весёлый собеседник на свете, а уж в таком состоянии и подавно. К чему меня терпеть? Я не заставляю, можешь идти, я лучше один полежу, без этих противных микстур - это он заметил как Слава отмерял лекарство. - Мирон Янович, я от Вас не отойду ни на секунду, хоть что со мной делайте, я останусь, хоть убейте меня! - Ну пока я вряд ли смогу это сделать, но предложение стоящее. - Привстаньте, надо выпить настойку! Мирон Янович скривился. - Надо! Тут написано одну ложку! Всего одну, смелее! Он помог хозяину приподняться, поднёс ложку, влил в приоткрытый рот микстуру и аккуратно уложил, тщательно накрывая одеялом. - Зачем ты пришёл? - через пару минут Мирон Янович вновь открыл глаза. - Мирон Янович, я хотел сказать Вам сразу, просто побоялся. А Вы уехали, Вас так долго не было! Я хотел даже ехать в Петербург Вас искать, но Дарья Григорьевна, она мне вообще запретила о Вас спрашивать. А я, я весь извёлся! Потому что тогда, в гостиной, когда... - Ты можешь ничего не говорить и не объяснять, ты не обязан! Я всё понял и так! - лицо господина исказила болезненная гримаса: то ли от воспоминаний, то ли от плохого самочувствия - иди, я не хочу больше слушать! Слава снова опустился на колени у кровати, и подвинулся так, чтобы можно было смотреть господину прямо в глаза, близко-близко: - Мирон Янович! Я не ответил на Ваш поцелуй не потому что не хотел, я просто растерялся, испугался. Ведь я совсем не ожидал, что Вы, Вы захотите меня поцеловать! Я даже не надеялся. А хотел я этого очень очень давно, Вы мне понравились с первой нашей встречи, с самой первой! Я не мог забыть Ваших глаз, Вы снились мне почти каждую ночь! Я не знал, что Вы... что я Вам тоже могу нравиться. Тот поцелуй, это было так неожиданно, я хотел сразу всё исправить, честно Вам признаться, что влюблён, но Вы уехали... - Постой, я, кажется, догадался: ты что, пожалел меня из-за болезни? И поэтому пришёл с этим всем? - Да нет же! - Слава даже закатил глаза и сжал кулаки - с чего Вы взяли, ну с чего? Я каждую секунду ждал Вас, не переставал думать. Мирон Янович поднял на него больные глаза, посмотрел внимательно и отвернулся, перевернувшись на другой бок. - Я не верю тебе - тихо прошептал он. Слава, охваченный бессильным отчаяньем и забыв, в порыве, о каких-либо нормах, правилах и границах, попытался перегнуться через лежащее тело, чтобы продолжить говорить в лицо, а не в затылок, неловко подогнул руку и буквально упал на Мирона Яновича. Тот попытался перевернуться на спину. - Ты совсем забылся? - вложив в свой тихий сегодня голос всё удивлённое возмущение, уточнил господин. - Мирон Янович, я люблю Вас! - отчаянно прошептал Слава из своей нелепой позы. - Что?! Но вместо ответа Слава коснулся чужих губ своими. Слава начал целовать, изумился собственной наглости, смутился от своей неопытности и практически застыл, просто накрывая губы Мирона Яновича своими губами, но почти не шевелясь. Через мгновение, которое показалось уж очень длинным и тому и другому, Мирон Янович приоткрыл губы и, теперь уже сам проявил инициативу, явно пытаясь спасти эту почти комичную сцену. Он целовал Славу хоть и слабо, но явно зная в этом толк, поэтому непрошенный помощник тут же совсем потерял разум от возбуждения, хотя, впрочем, кажется, он сегодня вообще не руководствоваться этим самым разумом. Вдруг, Мирон Янович отодвинул Славу с яросным шёпотом: "Сюда идут!". И, действительно, Слава тоже услышал голоса, доносящиеся с лестницы. Он вскочил, поправил свою одежду и одеяло хозяина, отошёл на два шага и потерянно остановился. Через несколько секунд вошла Дарья Григорьевна и пожилой мужчина с небольшим чемоданчиком. - Мирон Янович, доброго денёчка! Ну как же так? Как умудрились? Ох, молодёжь, молодёжь, не бережёте вы себя! - голос у доктора был скрипучий и довольно тихий, Славе приходилось прислушиваться, ему важно было убедиться, что Мирон Янович поправится. Но доктор не дал возможности остаться, указал им с экономкой на дверь. А уж там Дарья Григорьевна быстро напомнила Славе о его обязанностях и отправила восвояси. Но уж чего-чего, а упрямства Славе было не занимать! Он поджидал доктора у выхода и минут через 20 ему удалось узнать, что у господина хрипы, жар и требуется лечение, а ближайшие три-четыре дня самое важное - это постоянный и серьёзный уход за больным, иначе не исключены осложнения и придётся везти в больницу в Петербург. - А знаете ли Вы, молодой человек, что такое больницы в Санкт-Петербурге? Это гадость, вот что! Рассадник инфекций и бактерий - брезгливо проворчал доктор, бережно убирая в карман врученные экономкой купюры за визит - поэтому советую хорошо позаботиться о Вашем хозяине, ну а я уж буду приезжать как смогу! - Я всё сделаю, что надо! - Слава смотрел на бумагу, врученную доктором, где неразборчивым размашистым почерком были расписаны рекомендации. Следующие три дня, действительно, были тяжёлыми. Господина то бросало в жар, то морозило так, что даже зубы стучали. Он кашлял, казалось, непрерывно, надсадно, почти не приходил в себя. Слава всё взял в свои руки, экономке и её супругу выдавал чёткие указания, но к Мирону Яновичу практически не подпускал. Сам же был рядом и днём и ночью, ненадолго засыпая на кушетке, перенесённой из входного кабинета к кровати хозяина. Выходил он из покоев только чтобы попросить о необходимом Дарью Григорьевну и встретиться с Анушкой, которая очень переживала и по-детски настойчиво требовала от Славы рассказывать ей как чувствует себя папа и передавать ему через воспитателя о том как сильно она его любит. Слава, в свою очередь обещал, что как только больному станет легче, он обязательно позволит ей тоже ухаживать за отцом и будет рад её помощи! Анушка зажимала кулачки, шептала "Пожалуйста, пожалуйста, пусть папа поправится" и убегала к себе. А Слава снова шёл к Мирону Яновичу, чтобы положить на лоб холодное полотенце; обтереть грудь и спину самодельной водкой, за которой ходил в деревню Николай, муж экономки; влить микстуру, приподняв голову; укрыть получше одеялом, которое сбрасывал господин, метаясь в бреду по постели. Слава давно не верил в Бога, но в эти дни молился. Молился истово, от души! Он так просил за здоровье Мирона Яновича, что был уверен - Бог, есть он или нет, не может остаться глух! - Помоги ему! Помоги! Прошу! Что тебе пообещать за его выздоровление? Что ты хочешь? Разве заслужил он так мучаться? Он такой хороший, он же самый лучший! Он столько плохого видел в своей жизни, это нечестно! Он должен быть здоров, он заслужил счастья! Он любит свою дочь, он нужен ей! Пожалей ты хотя бы ребёнка! И... меня, я ведь тоже его люблю... Как можно найти его и сразу потерять? Это жестоко! Это слишком жестоко! В бреду Мирон Янович то звал отца, то просил прощения у кого-то, Слава никак не мог разобрать имя, которое называл господин: Паша или Даша, Маша, Саша? Кто это? Чем провинился он перед этим неведомым человеком, за что так извинялся? То просил оставить его навсегда, то начинал жалобно стонать и даже слёзы текли у него из закрытых глаз. В такие моменты Слава старался взять руку Мирона Яновича в свою и гладить, приговаривая: - Всё в прошлом! Прошли все печали, всё будет хорошо, я обещаю! И Мирон Янович затихал, успокаивался. На четвёртый день Слава, обесиленный и отчаявшийся, всю ночь обтиравший лоб и наносивший на грудь хозяина мазь, выписанную доктором, просто упал под утро на кушетку и уснул. Он провалился глубоко-глубоко, без снов, как того требовал уже давно изможденный организм. Из этого забытья его поднял слабый голос, который позвал его: - Слава! Слава! Он вскочил тут же и мигом оказался у постели хозяина, который искал его слезящимися глазами. -Я здесь! Я рядом! Вы очнулись! Бог, наверное, всё - таки есть! -Давно я так? - слабым голосом уточнил господин. -Вы три дня не приходили в себя, у Вас был жар, бред, мы все ужасно переживали. Я делал всё, что прописал доктор, но ничего не помогало! -Почему ты? А не Дарья Григорьевна? -Мирон Янович! Я не мог иначе! Простите! Я сейчас сбегаю, попрошу Дарью Григорьевну сварить Вам горячий бульон! Теперь-то Вы точно у меня встанете на ноги! -У тебя? - бровь хозяина по обыкновению поползла вверх, но сил подняться полностью явно не хватило и она смешно замерла где-то на пол-пути. Славу это рассмешило, а вопрос - смутил, поэтому он быстро выскочил из комнаты, успев сказать хозяину про дочь: -Мирон Янович, Анушка тоже за вас очень-очень переживала, я её обрад, что Вы пришли в себя! Можно же она навестит Вас?! Вопрос был задан, не требуя ответа, а будто бы констатируя истину. И Слава сбежал с лестницы, пьянея и от собственной смелости и от безумной, почти неудержимой радости от того, что кризис, кажется, миновал и господин теперь обязательно поправится, только надо очень заботиться о нём, ухаживать как за самым прихотливым цветком. Самым красивым, самым любимым цветком.