Black Butler: Book of the eternal death

      Туманная мгла накрывала деревья, обнимая их стволы мягкой дымкой, которая, соприкоснувшись с корой, медленно опадала к выпирающим из земли корнями, застилала молочным покрывалом всё внизу и скрывала это в своей пелене где-то по щиколотку. То ли из-за плохой видимости, то ли просто потому что Ребекка даже не смотрела под ноги, озираясь куда-то по сторонам, она успела споткнуться несколько раз, и сейчас только заканчивала отряхиваться. И всё же, здесь было спокойно. Вот примерно в такое место она бы и сбежала в действительности, но сейчас приходилось перебиваться только сном, ход событий которого она в кои-то веки смогла подчинить собственной воле. Лес был тем же, как и из ночных кошмаров в цирке, только теперь в нём не было ни головорезов, — возможно, потому что их поубивали ещё в предыдущий раз, — ни чудовища, которое она сейчас так тщетно пыталась отыскать. — Эй! — как-то неожиданно даже для самой себя выкрикнула она в тишину в полный голос. — Демон! Лес, впрочем, ответил ей лишь глухим эхом, оттолкнувшимся от деревьев и утонувшем в глубине чащи. — Чтоб тебя, почему вы все разом вдруг решили меня нахрен оставить, а? — как-то совсем уж расстроено задала Ребекка больше риторический, чем в действительности требующий на себя ответа вопрос. А и вправду, почему? Последний сон с его участием случился перед выступлением на комиссии. Тогда, пережив ещё несколько ночей без особых происшествий и визитов, девушка приняла его отсутствие как вполне обычное явление. В конце концов, он снился ей не постоянно. Да и если демон — не её галлюцинация, а что-то, что может приходить к ней в видениях по собственной прихоти, то, может… он просто занят? Почему бы и не быть такому? Но когда Ребекка прочла письмо Гробовщика, ей показалось вполне логичным искать встречи с отголоском прошлого самостоятельно, чтобы… получить ответ хоть на какой-нибудь из вопросов, в конце-концов. Ведь в какой-то момент она просто запуталась. И в себе, и в своих чувствах, и даже в мироощущении. И, кажется, переставать понимать, что происходит вокруг, уже вошло в привычку и не казалось чем-то сверхъестественным, но всё ещё достаточно раздражало, чтобы принимать это как данность. Но так или иначе, в этом лесу сейчас она была совершенно одна. Холод постепенно объял девичье тело, тонкими призрачными пальцами опутывая её плечи, а ноги продолжали беспорядочно утопать в болотистой сырой земле. Идти становилось всё тяжелее, будто сама почва высасывала из неё жизненные силы, и всё это уже переставало походить на сон, потому что усталость начинала ощущаться вполне реальной. Лицо её в очередной раз встретило тонкую, незаметную в темноте паутинку, Ребекка зажмурилась и отмахнулась от слегка липких тонких нитей, а после остановилась совсем. — Как же меня всё это достало, — прошептала она, опускаясь ближе к корням и опираясь спиной о ствол многовекового дерева. — Кажется, ты и правда всего лишь иллюзия. И, видимо, чтобы ты появился обратно, мне стоит перестать колоться при любом удобном случае. Прямо как завещал Гробовщик. Знаешь его? Вот он тебя, судя по его реакции, кажется, знает. И вы оба так удобно вдруг исчезли из моей жизни, что даже как-то одиноко стало. Она хмыкнула собственной мысли о том, что, верно, сходит с ума. Сидит в собственном сне, в каком-то лесу из детских страшилок, и изливает душу в пустоту. — Ладно, демон, хватит на сегодня монологов. У меня один раз за всё время вышло осмысленно прийти сюда, а тебя и след простыл. Кажется, пора вернуться в реальность и забыть весь этот парад идиотизма.

***

      С немалым трудом выбравшись из тернового куста, юноша ступил на территорию леса. Февраль ещё не закончился, а уже успел передать власть и полномочия началу весны, снег давно растаял, обнажая природную для данного времени года черноту, утренние заморозки сменились ледяной росой на едва живых после суровых холодов кое-каких растениях и земле. Утренний туман вокруг поместья графа уже давно развеялся, в то время как здесь его передвижению будто бы помешали деревья, отчего он обвалился вниз плотным облаком, ограничивая видимость до нескольких футов. Передвигаться было практически невозможно, под ногами постоянно, одна за одной, попадались колючки, крупные ветки и корни, что-то мерзко и влажно хрустело и отдавалось неприятным ощущением в ноги через тонкую, совершенно не сезонную обувь. Мальчик безыдейно уставился в непроглядную белую мглу. Ему не было страшно, наоборот — где-то внутри даже дремал некий интерес, со временем, правда, гаснущий. Не так давно он услышал от других, что где-то здесь можно встретить фею. Достаточно лишь сказать нужные слова, и она исполнит его желания. Ну, или желание… Хотя бы одного было бы достаточно… вот только какого? Тем не менее, сейчас энтузиазм спадал на нет, и с каждым шагом сомнения брали верх над детской наивностью. Поглядев на еле различимые в тумане деревья где-то с несколько минут, он, кажется, растеряв любопытство окончательно, развернулся к выходу из леса, но что-то тут же больно укололо его где-то внутри. Парень тяжело вздохнул и, подняв руку к воротнику, будто тот начал сдавливать горло, расстегнул пару пуговиц, обнажая фрагмент шеи, весь усыпанный фиолетовыми кровоподтёками. За спиной, зловеще скрипя сухими ветками сверху, пронеслось что-то крупное. Джим, — так звали мальчишку, — повернулся на скрежет. Только сейчас холод вместе с каким-то совершенно неприятным чувством накатывающей паники просочились сквозь его лёгкую одежду, и начали доставлять дискомфорт. Подняв голову, чтобы оглядеться, он удостоверился — всё по-прежнему было скрыто за белёсой пеленой. Проглядывались, разве что, стволы деревьев, разветвляющиеся сверху странным образом. Будто… походившие своими ветвями на громадные фигуры пауков… Засмотревшись на них, он не заметил, как на щёки опустилось что-то мелкое, будто бы растаявшее, тут же соприкоснувшись с кожей. — Снег? — растерянно пробормотал юноша вслух, поднимая палец к лицу. Снег всегда был не к добру. Ведь тогда станет холоднее, и его жизнь, бывшая сейчас под невидимой угрозой, сразу же оборвётся, либо же не изменится совсем, если не станет в разы хуже. В общем-то и жизни у него никакой нет. В прошлый раз, когда пошёл снег, из поместья на холод выкинули сразу нескольких мальчиков, о судьбе которых оставалось лишь молиться. И вот сейчас возможность лишиться крова, пусть и такого сомнительного, могла представиться и ему. Он смахнул с щеки кусочек прохлады и к удивлению своему обнаружил на ладони след от пепла. К тому моменту на его светлые волосы уже опустился тонкий слой золы, очиститься от которой можно было бы только искупавшись с мылом. А там, где Джим сейчас жил, это было роскошью раз в две недели. Мальчик чертыхнулся и неосознанно развернулся, пошёл дальше в лесную глубину, не обращая внимания на свой путь, лишь пытаясь в движении оттереть макушку. Ладони потемнели, а пепел продолжал предательски падать, загрязняя его светлые волосы, хотя ни запаха, ни звука не свидетельствовало о том, что что-то горит. Замявшись и не видя, куда он идёт, парень лицом угодил в паутину, снова выругался чем-то из лексикона жителей деревни и, вспомнив их искажённые в страхе и предсмертных криках лица, широко улыбнулся, не взирая на тонкие волокна, прилипнувшие к зубам. Но счастье недолго продержалось на его физиономии и оборвалось то ли из-за дальнейших воспоминаний, следовавших за сгоревшей дотла деревней, то ли потому что мальчишка понял, что потерялся. Дневной свет монотонно просачивался сквозь голые кроны деревьев и, смешиваясь с туманом, едва ли доходил до темнеющего настила из холодной земли, жухлых прошлогодних листьев и веток. Одна из них впилась в ногу мальчику, отчего он тут же повалился на колени, и, ойкая от боли, нехотя прикоснулся к грязи руками. Теперь слуги графа точно узнают, что он сбегал куда-то, посему Джиму обязательно достанется снова. Но лучше поголодать пару деньков и быть избитым, чем изнасилованным. Пальцы его непроизвольно вдавило под мягкий грунт, юноша с трудом вытянул их обратно и поднёс ближе к лицу, чтобы рассмотреть, насколько они испачкались. Но вместо грязи чернозёма на его руках была уже остывшая липкая кровь. Он вскрикнул и, не поднимаясь на ноги, попятился куда-то спиной вперёд. Слухи про то, что здесь обитали какие-то феи, оказались ложью. Либо феи отсюда были совсем не похожими на дружелюбных существ из сказок. Истерика захватила мальчишескую голову, и вместе со слезами, вмиг остывающими на щеках, послышался его тихий вой ужаса и страха. — Смелость или глупость? — раздался над головой раскатистый рокот. Джим глянул вверх. За туманной прослойкой с места медленно сдвинулась огромная неразличимая фигура. Неразличимая, но точно не человеческая. На мальчика опустилась тень. — Ч-что..? — Я имею в виду, что привело сюда такого, как ты? Смелость или то, насколько ты глуп? — нехотя повторило невидимое нечто. Пока оно заговаривало ему зубы, вниз, к рукам и ногам парня, опускалась паутина, сливающаяся по цвету с пеленой вокруг. — Т-ты не фея, да? — чтоб уж наверняка переспросил Джим, чувствуя, как конечности опутываются, а тело начинает тянуть вверх. Кажется, ему и шанса не оставляли сбежать отсюда и рассказать остальным мальчишкам из поместья, что нет в тут в лесу никакой феи. Зато есть огромный монстр. — Нет, не фея, — среди хруста и стрекотания маленьких паучьих лапок даже послышался смешок. — Очень лестно, но ты перепутал, малыш. Я — демон. Чем выше от земли поднимался Джим Маккен, тем ближе к нему становилась эта громадная, устрашающая и такая таинственная тень существа. Тело неожиданно зачесалось, отвлекая его от рассматривания хоть намёка о том, как выглядело чудовище, и, опустив голову, он понял — по нему всему расползаются мелкие пауки. Он вскрикнул, зажмурился, плотно закрыл рот, боясь, что они проберутся в него, и бессильно обмяк, вися на паутине подобно легкомысленной бабочке, угодившей в чужие владения. Сверху прозвучал с каждой репликой всё менее зловещий и в этот раз уже вполне разборчивый голос: — Итак, у тебя есть что сказать? Ты же не просто прогуляться сюда пришёл? Снова задрав голову, юноша встретился взглядом совсем не с тем, кого предполагал увидеть, хотя маленькие членистоногие, оккупировавшие его тело, должны были подать наводку с самого начала. На него сверху вниз смотрел гигантский паук. Семь крупных чёрных глаз, не считая одного повреждённого, отзеркалили его лицо, а шелковистые нити под лапами с острыми шипами дёрнулись в унисон пойманной добыче, присыпаемой хлопьями пепла. Но парень быстро успокоился, что даже вызвало некоторое недоумение у нечестивого: — А если просто так? — Тогда мы бы не встретились. — Но, если ты не фея, значит, ты и эти крохи съедите меня сейчас? — Я не нападаю на детей, — отстранённо пророкотало нечто. — …И на тех, кто вызывает у меня малейший интерес. Сразу. — Ну а потом? Ты ведь не можешь исполнить моё желание, значит, просто сожрёшь меня? — Почему же… — на мгновение демон замолк, а в голове его раздался зовущий женский голос. — Исполню. А потом уже съем. Это зовётся контрактом. Что тебе нужно? Месть? Безмерные богатства? Или же, быть может, хочешь, чтобы я всё-таки отпустил тебя? Расскажешь своим товарищам по несчастью, что в этот лес за феями лучше не приходить. Ты не выглядишь как дурак, которому хочется променять душу на какую-то… — Нет-нет, стой… — мальчишка даже растерялся от неожиданно представившейся возможности, будто прослушал всё, что следовало за утвердительным "исполню". — О, кажется, я ошибся, — безучастно заметил Паук. — Мы… Мы можем встретиться снова? Позже? Я хочу подумать. Был бы монстр сейчас в более… человеческом обличии, по его лицу бы точно пробежала тень некоторого разочарования. Возможно, он даже возвёл бы все свои несколько пар глаз к небу. Ведь нашёлся же наглец, что, мало того, назначает ему повторные встречи, так ещё и перестал его бояться за такой короткий срок. Прямо… как она… — Я тебя не пугаю? — всё ещё слушая очевидно недовольный девичий бубнёж, доступный только ему одному, задался вопросом демон. — Там, где я сейчас живу, так несладко, что и смерть уже не страшна, — Джим пожал плечами, равнодушно рассматривая восьмилапых, оплетающих его тело паутиной. — Хотя… ты же и так уже всё узнал, да? Ты сказал про мальчиков. Я думаю, многие из них лучше бы согласились быть убитыми и сожранными тобой, чем встречаться по вечерам и утрам с этим проклятым стариком с жухлым членом и вонью изо рта. Демон расхохотался. Смех его, отталкиваясь от невидимых стен, разноголосо зазвучал со всех сторон сразу. Будто вместе с ним смеялись и все его разноразмерные членистоногие помощники. Джим снова поднял к собеседнику голову, чтобы посмотреть, как может выглядеть смеющийся паук, но теперь встретился взглядом с вышеупомянутым стариком. — …Фу… — его лицо само собой скривилось, не успел он и произнести вслух звук отвращения. В случае встречи с действительным графом его реакция была бы значительно другой, но сейчас перед ним была всего лишь нечисть, принявшая чужой облик, поэтому он дал себе волю наконец-то выказать настоящие чувства. Ведь когда ещё быть настоящим, как не перед смертью? — Значит, и так тоже не пугаю, — продолжал упиваться Паук. Его хохот, витавший в самом воздухе, звучал так маняще, что у подвешенной добычи на пару мгновений что-то перемкнуло в голове. — Смешно, но да, — придя в себя, согласился Маккен и снова обратил взор на собеседника. Но вместо демонической сущности либо же осточертевшей морды графа Транси он увидел вполне обычное лицо. Даже, как ему показалось, по мужским меркам красивое. Белоснежное, завораживающее, больше не пугающее чудовищно острыми паучьими хелицерами и не вызывающее отвращения обвисшими морщинами и старческими пигментными пятнами. Лишь очи его невероятно светились в тени светлой мглы, да длинные чёрные волосы спадали перед лицом. Демон заправил их за ухо, перед этим запутавшись в прядях когтистыми пальцами, словно каждый раз, когда менял свою форму, он забывал, как владеть человеческими руками, и наклонил голову, с неподдельным интересом изучая мальчишку своими жёлто-оранжевыми, цвета плавленого янтаря глазами. Зрачки его в дневном свете мутно отливали кровью, а из приоткрытых губ виднелись острые клыки, что, казалось, закрой он плотно рот — сразу же порежется. — Совсем не смешно, — покачал он головой. — Так я могу… подумать? — Джим смущённо отвёл от него взгляд. Слишком уж необычно было видеть человека там, где секундами ранее был монстр. Тем более… такого человека. Ведь демоны так и пудрят жертвам их мозги — сладкими речами да невероятно привлекательной внешностью. Хотя, бесспорно, подобное было больше в стиле первородных, коим Паук не являлся. Он добывал себе еду иными способами. И то ли его облик сам по себе вызывал какой-то трепет в груди, то ли травмированный от ежедневных психологических и физических атак разум мальчика не мог больше видеть в мужчинах привычных мужчин, но факт того, что смертельно страшный гигантский демонический паук превратился в столь прекрасного человека, был бесспорен и в какой-то степени забавен. И то, что он сейчас смотрел на него без какой-либо насмешки и похоти, — что только и знал в своей жизни Джим, — заставляло сердце биться чаще. — Можешь. Найди своё желание, — он гипнотически улыбнулся, сильнее обнажая дьявольски острые зубы, которые так и говорили всем своим видом о том, что за приятной внешностью всё ещё скрывалось чудовище. — А потом возвращайся сюда. Мои дети покажут тебе дорогу. Держащие его нити тот час же ослабли, а вскоре оборвались с концами, и мальчишка полетел вниз, встречаемый сыростью вперемешку с пеплом и остывшими кровавыми ошмётками. Демон же остался где-то наверху, скрывшись в недрах тумана. На земле Джима тут же окружили пауки, мелькающие под ногами и ловко уворачивающиеся от мальчишеских движений невпопад. Они подталкивали его к тропе на выход из леса, но он продолжал глупо запрокидывать голову, пытаясь разглядеть хоть какие-то очертания своего нового знакомого. А в голове отпущенной жертвы тем временем не было уже ни единой мысли, кроме одной, в которой он так возжелал заполучить этого демона себе. Пусть и на короткий срок. Пусть и ценой собственной души. Проводив взглядом заплутавшего гостя, неожиданно превратившегося из ежедневной закуски в возможного контрактора, Паук прикрыл глаза, пытаясь сконцентрироваться на услышанном ранее женском голосе, но, поняв, что более его в голове нет, облегчённо улыбнулся и спрыгнул с ветки на землю. Кажется, пора было уже раз и навсегда избавиться от этого призрака прошлого.

***

— Теория и тезисность у тебя действительно хороши, — из-за стопки исписанных бумаг показались глаза Уильяма. — Я даже удивлён… — Что, думал, я настолько тупица? — не дослушав его, самозабвенно вскинула голову Ребекка. Уж в чём-чём, а в своём ведении документации она была уверена на все сто. — А, ну как же так, Ребекка Нокс может делать что-то правильно. Обосраться! — Уймись, пожалуйста. …удивлён и даже приятно. Но в третьем департаменте отчёты составляются немного иначе. И я тебе показывал, как именно. Не надо игнорировать наставления. Тебе не составит большого труда быстро переучиться. — Я просто растерялась от таких частых свиданий с трупами. К этому сложнее привыкать, — она фыркнула и сложила руки на груди, утонув в диванной обивке так, что остались на виду лишь рыжая макушка сверху подлокотника да ноги с другой стороны, в нетерпении притоптывающие на одном месте. Вдохнув и выдохнув пару раз, она уняла взявшийся из пустоты запал, и снова подала голос: — Несмотря на то, что с цирком было покончено не так давно, и мы столько душ забрали… всё равно странно ощущать себя жнецом, а не офисной молью. — Тебя это больше радует или расстраивает? Т. Спирс встал с места. Эмма, скучающе дожидавшаяся, пока он закончит с проверкой бумаг, тут же вспорхнула со своей жерди и приземлилась на его плечо, напрашиваясь на поглаживания и возможное угощение. Ребекка мимолётно окинула птицу и её хозяина отрешённым взглядом и вспомнила прошедшее дело, отчёт по которому она и предоставила.       Вновь вернуться к сбору плёнки с умирающего оказалось ожидаемо нелегко. Молодая девушка, изрешечённая вломившимися в дом грабителями. Просто попалась под руку будучи служанкой, даже не представляющей, где в доме могли бы находиться какие-либо ценности помимо столового серебра. Её остекленевшие глаза всё ещё удерживали в себе влагу, готовую выплеснуться из век при малейшем движении, а опустошённый, лишённый былой искорки взгляд пронзал всё на своём невидящем пути. Ребекка и сама чуть было не заплакала, почувствовав себя около её тела так глупо и так беспомощно, и вместе с тем одиноко, вспоминая, сколько таких же безжизненных глаз было в тот злополучный вечер, и как далеко разверзлась пропасть между ней и окружающими, спокойно относящимися ко всему происходящему. Нина и Артур периодически возвращали ей веру в жнецов как в не совсем потерявших человечность существ, про Уильяма она, кажется, всё уже поняла, но вот Рональд… Они помирились, но с каждым днём, проведённым в стенах одного офиса, — а их прошло всего-то пять или шесть, — казалось, их отношения, вместо того, чтобы окрепнуть после перевода, медленно но верно трещали по швам, и не было ни одного разговора, в котором они бы не начинали спор, даже если предметом его являлись сплошные пустяки. Новые коллеги сторонились её, как и она их, ограничив свой круг общения до пары человек. Разве что продолжала пытаться наладить отношения с братом посредством вечерних ужинов и прогулок. Периодически Ребекка навещала свою старую опустевшую квартиру, лежала на кровати лицом к стене, смотрела на оставленные собой же записки, количество которых стало на одну больше, и думала о будущем, замечая за собой, что ей от этого ничуть не легче. Печаль съедала её, но не ходить сюда как будто бы было ещё тяжелее. Быстро опомнившись от комментария наставника, раздавшегося где-то за спиной, о бардаке, который устроили разбойники, она мигом вонзила в мёртвую свою косу смерти. Но застывший в своём испуге и удивлении взгляд продолжал следить за каждым движением, даже когда плёнка наполовину перекочевала из её тела в ножницы. Не долго думая, Ребекка прикрыла девушке глаза, и только тогда смогла огласить краткую информацию об объекте сбора. — Не знаю, Т. Спирс, — отозвалась она, вернувшись в реальность. — Наверное, лучше я сидела бы себе на заднице ровно в роли не самой коммуникабельной секретарши. — Мне не нравится твой настрой, — он присел рядом и протянул ей ладонь, на которую тут же, думая, что это для неё, приветливо кряхтя, перебралась Эмма. — Ну давай, расскажи мне, что тебя беспокоит? Ребекка подняла на него глаза, без комментариев пропуская сороку к себе на руки: — Просто как-то погано на душе и всё. — И всё? И с чем связана поганость? — Да так, пустяки. Не вижу смысла делиться этим с тобой хотя бы потому что ты мой начальник, и ты без моих подробностей о себе знаешь больше, чем я сама. — Кажется, ты будешь припоминать мне это всё оставшееся посмертие, — хмыкнул Уилл. — Естественно, — Ребекка наклонилась, коснувшись головы Эммы, и легонько погладила её щекой. — Я просто устала. — От чего? От меня? — Конечно. От твоего вечного рабоче-кислого лица, которое и кирпичом не помять, разве что. Улыбайся почаще, Т. Спирс, — девушка встала с места, передав сороку хозяину обратно, хотя той явно не хватило ласки, и направилась к выходу из офиса. — Это идёт тебе значительно больше. До завтра. — Мисс Нокс, — голос куратора заставил её оглянуться, нарушив всю пафосность ухода. — Завтра перепишете отчётность по правилам, потом у нас ещё два дела, и вам пора выбрать свою птицу, помните? — Помню. — И ещё кое-что. — М? На пару секунд в кабинете, до двери которого Ребекка так и не дотронулась, воцарилась тишина, которую мужчина, поняв, что она затягивается, тут же прервал: — Про улыбку. Это и тебя касается. Она растянула губы в не самой позитивной и искренней мине и молча вышла из комнаты, прикрыв за собой тяжёлую дверь. Каждый раз, когда девушка это делала, в голове всплывала та сцена после их с Уильямом громкой ссоры, когда входное стекло чуть не разбилось, попав под её горячую руку. Стажёр хмыкнула и оглядела офис. Вечером тут всегда было меньше народа.       Пара коллег, Кевин и Джаспер, еле помещаясь на одном стуле, по третьему кругу перечитывали своё совместное дело с вынесением вердикта, чтобы заранее подготовиться к выезду. За столиком у стены сидела Вероника, с волнением, проглядываемом на едва ли выражающем эмоции лице, выводящая закорючки в каких-то своих документах стажёра ПСО. Над ней, опираясь сильными руками о столешницу, нависал и без того громадный Джеймс, который на фоне миниатюрной девушки выглядел настоящим медведем, и что-то вкрадчиво объяснял, мягко постукивая пальцем по странице книги жизни какого-то очередного самоубийцы. Чемберс, когда-то также проходивший свидетелем по делу Сатклиффа, только недавно заступил на вечернюю смену. Он вышел из-за стеллажей, прикрывающих кухонную зону, с чашкой кофе и кивнул Ребекке. Ближе к окну и её рабочему месту мечты, которое ей, конечно же, выделил Т. Спирс по доброте душевной, находился стол Рональда. Тот дописывал отчёт, сгорбившись на стуле от нетерпения закончить с работой, подпирал туловище ногой, одной рукой быстро чиркал что-то на бумаге, а второй постукивал по стеклянной баночке с его коллекцией перьев и ручек, которая слегка подрагивала в такт. — Рональд, — тихо позвала девушка брата, боясь напугать его. — Ты скоро? Смена заканчивалась у обоих. Пару дней назад они запланировали прогуляться после работы по городу, пока погода конца февраля ещё позволяла это сделать, и, может быть, ещё зайти куда-нибудь перекусить. Так называемое налаживающее отношения мероприятие. — Да-да, сейчас, Бэлла, — не оглядываясь пробурчал брат. — Чего? — А, — его спешка не пошла на пользу, а чужое имя, вырвавшееся изо рта так уверенно, всё-таки заставило его прервать писанину и обернуться. — Ой. — Что "ой"? — настороженно и так же шёпотом переспросила Ребекка, начиная чувствовать внутри необъяснимый, быстро нарастающий и всё сжигающий на своём пути гнев. И это было ох как не к добру. Как минимум — к неконтролируемому свечению её глаз, которое девушка непонятно как до сих пор умудрялась скрывать от других. Рон почесал затылок, непринуждённо улыбаясь: — Ну… Я думал, наша прогулка отменяется, нет? Мы же поссориться успели раза два. — И что? Эти прогулки и должны были служить улучшению наших отношений, а ты, как только появилась возможность, сразу же свиданье с очередной девчонкой, чёрт бы её побрал, назначил. — О нет, давай не начинай, — видя как сестра закипает, вздохнул старший. — И это не я назначил, а Бэлла, а я просто согласился. — Знаешь что, — Ребекка прикрыла глаза мысленно посчитала до десяти, как ей однажды посоветовал Гробовщик, чувствуя под веками знакомое "червивое" движение. — Делай что хочешь. Она развернулась к нему спиной и направилась в сторону выхода, когда вслед услышала скрип стула и шаги: — Подожди! Пойдём выйдем. Кевин и Джаспер притихли, одновременно прекратив обсуждение дела и подняв головы на разверзающийся вулкан в лице Ребекки. Винсент Чемберс отпил глоток из кружки и, сделав вид, что напиток чертовски горячий, повернул обратно на кухню, якобы долить холодной воды, хотя всегда любил кофе в адски кипящем виде. Вероника под Джеймсом вжалась в стол ещё сильнее, будто вовлечённая в собирающийся скандал, а её куратор наоборот — выпрямился, готовясь разнимать родственников. Рональд махнул ему рукой — дескать, не стоит, и, как действительно рассудительный и старший брат, легонько подтолкнул младшую к выходу.       Вместе дойдя до общего балкона в абсолютной тишине, они вышли на свежий воздух, и не успела входная дверца хлопнуть замком, как у Ребекки во рту уже оказалась сигарета. Она судорожно подкурила её, предвещая от разговора своё сплошное враньё, которое так ненавидела, и отвернулась от Рона, уставившись в туманную темноту. — Бекк, что происходит? И что ей нужно было ответить на этот вопрос? Что происходит? Ничего. Она просто чувствует себя очень одиноко, даже если каждый день мимо неё проходит дочерта фигур. Все они безлики и одноголосы. И абсолютно не интересны. Ей ничего не хочется: ни пить, ни колоться, ни даже есть. От запаха некогда любимой пекарни её начало тошнить. Ну а опиум… и без него стало прекрасно спаться, с уходом-то того демона. Вот только снов она больше не видела. Будто всем, от чего она зависела по-настоящему, оказались не алкоголь и наркотики, а близкие ей люди, которых оттягивало от неё что-то невидимое. То ли сама Ребекка со своими проблемами, то ли дела и личные заботы, явно куда важнее её. Ведь кто она? Просто какая-то неуравновешенная девчонка, готовая загнать себя в угол, дай ей только повод. И она всегда охотно будет им пользоваться. Словно в тайне наслаждаясь своими страданиями. Но Ребекка не наслаждалась, она просто желала быть кем-то любима, кому-то нужна. Она всего-то хотела почувствовать рядом чью-то душу. Может, так и начинал своё действие этот пресловутый Шип Смерти? — Нич… — Не надо мне тут "ничего". Я прекрасно вижу, что ты с каждым днём всё понурее и унылее. Только вот не знаю почему. Не поделишься? Нокс затянулась, продолжая остекленело смотреть в загороженный дымкой лес и вместе с тем в никуда. Может, и правда стоит вывалить сейчас брату всё, что тяжёлым камнем лежит на душе? Правда, прозвучат её слова совсем уж полоумно. Нина готовится к собственной свадьбе? Ну, будет бредово винить её в такое-то время! О ком ей ещё сейчас думать, как не о себе и о будущем муже? Ссоры с братом, единственным родным человеком здесь, участились? Что ж, у него своя жизнь, у тебя — своя, хватит навязываться и лезть к нему так, будто вы одни против всего мира. Пора бы уже понять, что это осталось исключительно в прошлом. В живом прошлом. Покинул друг, к которому она чувствовала что-то очень большое и сильное? Так он же преступник и дезертир, Ребекка, ты что, с ума сбрендила с такими водиться? Хочешь превратиться в такую же? Из головы исчез таинственный мужик, напоминающий о прошлом? Так, дорогая, пройдём-ка в медчасть, ничего не будет, дядя просто посмотрит. — Ну? — робко проговорил парень, накрывая ладонью её плечо. — Что случилось? Мы же никогда друг от друга ничего не скрывали. Да, Рональд, ещё немного, и у тебя точно получится расколоть эту и без того трещащую скорлупу. Главное при себе иметь носовые платочки и бутылку виски. Ребекка же, осмыслив всё положение дел, поняла, что раскрывать ему сейчас весь свой внутренний хаос будет целой проблемой. И для неё самой, в первую очередь, и для брата… да для всех. Рональд уж таким человеком был и всегда будет: если его что-то заботило, об этом узнавал целый департамент. А значит, если она сейчас выложит ему всё на блюдечке, он отставит работу на второй план, растрещит об этом всем, включая начальство, конечно же, выбьет Нину, как лучшую подругу сестры, из приятных свадебных хлопот… А, ну и поднимет на уши всë досье Легендарного, до которого Ребекка так и не добралась. Ведь если потенциально опасный преступник исчезает под предлогом дел, значит — жди беды. Либо же Ребекка была слишком большого о себе мнения. — Не знаю, может, весеннее обострение, — она повернулась к брату и обняла его, попутно, пока он не видит, дёргая носом в попытках отогнать накатывающие слёзы. Она никогда не могла скрыть от старшего своего настроения, но то ли трещина в их отношениях, то ли приобритённый жизненный опыт в какой-то момент заставили её научиться лгать. — Да весна ещё так-то не пришла, — он не нарочно хихикнул и ободряюще погладил её по спине, чувствуя напряжение и скованность в мышцах. — Может, сходишь к врачам тогда? — Да, схожу чуть попозже… на выходных, — вот и опять Ребекка солгала. — Ну и славно. Потом скажешь, как всё прошло, да? — а он повёлся как доверчивый мальчишка. — Угу. Ты иди, Рон, у тебя же отчёт, да и… Бэлла… — Нет, хочешь, я отменю? — Не стоит. Я схожу в птичник, — девушка отстранилась от брата и улыбнулась куда правдоподобнее, чем в предыдущий раз, перед начальством. — Уильям сказал, что нужно уже выбирать себе птенца, пойду как раз погляжу, проведаю соечку. — Так уж и быть. Как раз имя ей придумаешь. И не молчи, если тебе плохо, хорошо? — Хорошо.

***

      Ребекка поднялась по винтовой лестнице на один из верхних этажей башенки, полностью населённой пернатыми. Так уж пошло, что птицы были единственными существами помимо жнецов, которым было доступно Потустороннее, поэтому со времён его сотворения они всегда и при любых обстоятельствах сопровождали воплощения смерти. Либо же являлись её вестниками. Башня была открыта круглосуточно, и еë обитатели всегда могли спокойно перемещаться из этого искажённого пространства в мир живых — просто полетать или же для поддержки своим хозяевам, если таковые у них имелись. В основном помощь эта заключалась в перемещении чего-то грузоподъёмного: от документов до небольшого размера кос смерти, но кто-то даже умудрялся дрессировать питомцев в боевых подручных, которые могли наносить по врагам ещё более неожиданные удары, чем их хозяева. И как бы это прискорбно это ни звучало, такие неоднозначные манипуляции с животными порой заканчивались их гибелью. Поэтому в большинстве своём птицы служили просто спутниками. Кто-то выдвигал теории, что в них превращались совсем уж отъявленные преступники, покончившие жизнь самоубийством, дескать, не ставить же таких в ряды с обычными жнецами. Некоторые наоборот — верили в их мифологическую принадлежность к божествам. Точного ответа дать никто не мог, потому что самые первые жнецы уже давно затерялись в потусторонней истории. Но как бы ни обожествляли их верой и передающимися из уст в уста рассказами, птицы не приобретали здесь неуязвимости и долголетия, свойственных их хозяевам. Просто проживали здесь в более благополучных условиях, окружённые маломальской заботой со стороны двуногих. Ребекка обожала животных. Видела в них какую-то искреннюю открытость и честность, чему, возможно, даже беззлобно завидовала. Потому что в какой-то момент ей самой перестало её доставать, наверное. Удивительно, но они взаимно тянулись и к ней то ли из-за её ярко выраженной любви к ним, то ли из-за не ощущаемой угрозы, что было присуще жнецам в принципе. Вот только не все они действительно были так безобидны, как это могло казаться их братьям меньшим.       Здесь, в птичнике, можно было отыскать доживающую свои дни голубку Молли. Её Ребекке показал Т. Спирс, когда они впервые пришли сюда. Наверняка и сейчас она находилась на своём привычном месте — в обустроенном каким-то добряком гнезде ниже уровнем, ведь голуби, будем честны, строили одни из самых отвратительных гнёзд в мире. Молли вернули сюда, когда она начала подавать первые признаки старости и слабеть, уже не в силах удерживать и обычную папку с документами. Противоположно ей, на высоте, где ютилось самое меньшее количество крылатых, прописался вполне молодой ястреб Эйс. Натренированного боевого хищника вернули сюда, когда он получил травму от демона — лишился глаза, отчего перестал нормально ориентироваться в пространстве. Бывшему хозяину доставляло хлопот ежедневно добывать ему пищу в виде мелких грызунов и кур методом траты денег, да и как гонец Эйс, соответственно, тоже изжил себя. К посетителям, не дошедшим до верхних этажей он спускался исключительно по перилам лестницы. И таких птиц тут приходилось где-то голов пять на пару тройку десятков. За подобными калеками и стариками, как, в общем-то, и за всеми остальными здесь ухаживали обычные жнецы, без выделения специальной должности для миролюбивых самоубийц. Они составили график, пожертвовав несколькими часами своих выходных, чтобы убираться здесь, приносить еду и следить за образовавшимися парами и их яйцекладками. Ребекка тоже вписалась в их число, на будущий март, вместе со своим наставником, который, видимо, лелеял мысль, что в скором времени она уже станет полноправным жнецом. Либо же ему было совсем не жалко своего единственного отгула. И, тем не менее, приходить сюда ей нравилось и без обязательств, тут можно было подумать в приятной компании под курлыканье и забавный стрекот, послушать песни, особенно вначале весны, которые гордо голосили самцы, показывая все свои таланты женским особям, перегладить половину населения, особенно ласковую во время линьки. В общем, почувствовать себя наедине с природой, хотя бы с её кусочком. Да и как-то легче ей было находиться среди общества животных, а не людей. Девушка плюхнулась на раскладное кресло и вытащила из рюкзака припасенные заранее угощения. Кому-то достанутся сухофрукты и орешки, для растущих организмов она даже раздобыла мучных червей в рыболовной лавке Питерхеда, хищники же получат свежую курятину и умерщвленных мышей из фермерской зоолавки, частыми посетителями которой являлись всякие богатеи с экзотическим зверьём в домашних террариумах. Отдельно за этими деликатесами пришлось спускаться к живым после разговора с братом, чтобы они не успели испортиться. Тратить деньги на подобные вещи ей доставляло какое-то особое удовольствие. — Ну что, птиченьки, — рядом с её местом посадки гнездовалась молодая сойка, которая решила не терять времени зря, и сразу же перебралась на девичью ладонь, как только посетительница коснулась сенного настила и зашуршала бумажной упаковкой из-под вкусностей. Но этот звук вызвал интерес не только у неё, и к Ребекке начали выбираться из своих полочек и остальные. — Как у вас дела, малыши? Нокс присмотрела эту конкретную сойку, усевшуюся сейчас на её ладони, ещё в прошлый свой визит. Ей нравилась мысль, что их с братом птички могут быть одной породы. Хоть что-то же у них должно быть общее. Разве что никак не могла выбрать для неё будущую кличку. Как и следовало видовому окрасу, она была рыжевато-коричневой, с голубыми отметинами на "плечах", которые переходили в чёрные, как и на хвосте, перья. Молодая птичка с большим аппетитом приняла сушёные яблочные дольки и в ответ любезно заворковала и уткнулась головой в кончики пальцев, когда над головой с шумом пронеслось что-то крупное. Ребекка вгляделась вверх, но не увидела там никого из птиц, потому что нечто успело с грохотом приземлиться куда-то за пределы её поля зрения и сейчас страшно скрежетало когтями по деревянному полу. От задумчивого осмотра верхнего этажа её отвлекли просьбой добавки, а затем лестничным скрипом ниже: — Я думала, ты уже ушла отсюда… фух, — из пролёта сначала показался жёлтый бант, а затем выглянула и кудрявая голова Вероники Сеймур. Она наконец отпустила дребезжащее ограждение и уже спокойнее ступила на не шатающуюся твёрдую поверхность. — Как же страшно по такой лестнице ходить, ужас. Того и гляди полетишь вместе с ней вниз. Ребекка угрюмо оглядела её покрытое румянцем, слегка запыхавшееся лицо, затем опустила взгляд на жёлтый, в цвет банта, ярким пятном мельтешащий короткий пиджак, за которым сразу следовала длинная пышная юбка с высокой талией. И чего это она пришла в такое место одетая чуть ли не как на праздник? Кажется, побыть в одиночестве здесь уже не представится возможным. — Для птичника ты слишком нарядная. Надеюсь, тебе не жалко эти вещи. Ты меня искала? — Нет! — выпалила Вероника смущённо, но затем поправила саму себя: — то есть, д-да… И… это моя обычная повседневная одежда. — И зачем? — без малейшего интереса к теме нарядов задала рыжая логичный вопрос, попутно вручая птичке ещё один сушёный фрукт. Сеймур зарделась ещё сильнее. С Ребеккой всё их общение свелось к знакомству, когда та появилась в отделе, да редким приветствиям на рабочем месте. Нокс на контакт особо не шла, то ли нарциссично ставя себя выше остальных, как это могло показаться на первый взгляд, то ли, возможно, просто боясь социума, и Веронике ничего не оставалось делать, как вести себя подобным же образом, не пытаясь навязаться в друзья.       Когда Рональд, куда более приветливый и обходительный старший брат Ребекки, вернулся обратно в офис, Вероника продолжала штудировать важные аспекты для пограничного следователя под присмотром Джеймса, её наставника, который, наверное, был в этом месте самым приятным и комфортным для неё человеком. Хотя и, как она не желала признаваться себе до последнего, выбранная профессия начинала угнетать уже с самого начала её изучения. — Мисс Сеймур, вы не можете мне помочь? Девушка отвлеклась от учебника, ткнув пальцем в строчку, которую только что читала, чтобы не забыть, и подняла голову на зов, перед этим мельком с сомнением оглядев Рейвена, словно ища в том поддержку и опору. — В зависимости от того, с чем именно, — она отодвинулась от стола и уже полностью оглядела явно озадаченного Рональда. — Я понимаю, что вы с Ребеккой почти не общаетесь, но, как по мне, ты некоторыми повадками, эм… графскими, или как там… в общем, неважно, походишь на её подругу, вот я и подумал… кхм. Собственно, ты не могла бы с ней поболтать? Чисто по-девичьи? — Кто? Я? — девушка теперь уже нервно снова перевела взгляд на Джеймса, который, по всей видимости, не собирался её "оборонять". — Да она же пошлёт меня куда подальше! Рональд не сдержавшись прыснул: — Не пошлёт, мисс Сеймур, я ручаюсь! Это она так хмуро выглядит просто внешне, в душе она лапочка! — он молебно сложил руки и жалостливо посмотрел в женское лицо. — Но мы же ещё не за… — Вероника, — наконец-то вмешался наставник, который в этот момент, подумалось ей, лучше бы сидел и молчал дальше. — Почему бы тебе и правда не сделать перерыв на сегодня? К тому же, мы засиделись. Да и пора уже заводить друзей в отделе. — Да мне и так хорошо… — Мисс Сеймур. Стажёрка нехотя встала с места и, сделав пометку в книге карандашом, положила между страниц закладку. После она, взяв со спинки стула свой пиджачок, наклонилась ближе к мужчине и тихо, но от этого не менее недовольно пробубнила: — Вы, мистер Рейвен, предатель. На это заявление тот только улыбнулся и, проводив уходящую взглядом, вернулся к Рональду, который, как только получил удовлетворительный ответ, сразу побежал дописывать свой отчёт. — Скажи мне, Рон, вот что, — старший придвинул стул и сел, поставив его спинку к себе передом, чтобы опереться о неё локтями. — Что с твоей сестрой? — Да не знаю я, — не отрываясь от писанины, бросил через плечо Нокс. — Она в последнее время странная. Сатанеет по щелчку пальцев, спасибо хоть на остальных не бросается. Я, если честно, удивлён, как они за неделю, — на этом месте он, всё так же уткнувшись в бумаги, кивнул в сторону кабинета Т. Спирса, — не посрались ни разу. — Это и правда очень интересно. И всё же, я имел в виду, причины. — Говорю же: я без понятия. Она от меня точно что-то утаивает. Типа… такого не было никогда, мы всегда делились друг с другом всем, а в последнее время она закрылась, и как только я её о чём-то личном спрашиваю или шучу… или затрагиваю рабочие темы, звереет и накидывается в ответ… И наоборот: закатывает скандал, если я начинаю вести себя подобно ей. Иногда я вообще не узнаю в ней ту Ребекку, с которой… с которой познакомился заново. — Ну а ты? — Джеймс сощурился, оглядывая его скрюченную над документами спину. — Ты сам себя нормально чувствуешь? — А чего мне ненормально себя чувствовать? Я в полном порядке. Даже сказал бы, прекрасно себя чувствую. А вот ей бы не помешало к врачу сходить. Мы только недавно, пока у неё была сломана шея, говорили о том, что нельзя стать наркозависимым, если вся эта хренотень не действует, а теперь, как ни приду к ней, в мусоре постоянно ампулы валяются… Только цыц, ты этого не слышал. — Конечно, я молчок. Но… она, получается, и сейчас под их действием? — Наверняка после обеда приняла, и эффект уже кончается. Может, опиум и снижает её агрессию, но скоро она, кажется, начнет каждый час колоться, потому что без него Ребекка порой просто невыносима. Веришь ли нет, Джеймс, но однажды мне показалось, что у неё светились глаза. Но тогда она, получается, рассказала бы мне про встречу с демоном? Но от неё ничего не было. — Хочешь сказать, ты отправил мою стажёрку хищнику на съедение? Рон остановился. Непонятно было, просто дописал отчёт или от осознания ошибки своего действия. И повернулся к старшему со сконфуженным лицом: — Ой…       Вероника опустила руки за спину и волнительно смяла подол юбки. Неизвестно чего можно было ожидать от Ребекки. Её выступление в академии, заставившее отвлечься от наблюдения за тем странным ярким жнецом, который пришёл с ней, естественным образом не осталось не прокомментированным Абраханом. И о мисс Нокс весь выпуск тогда до конца занятия слушал не самые положительные рецензии. — Я..? Да, эм… просто поболтать пришла, — каким бы ни было у неё настроение, по большей части разговаривала Сеймур монотонно, что многих вводило в заблуждение по поводу её натуры, либо успокаивало или, напротив, сердило ещё больше. — Извини, я могу звучать надменно, но это у меня просто голос такой. Мы с тобой не особо общаемся, и я подумала, почему бы не… эээ… начать? Ребекка оглядела все пути отступления, но нашла ровно один — тот, который собой закрывала нежданная собеседница. Поэтому взяв сойку в руку, она поднесла почти не сопротивляющуюся птицу к уху и неожиданно выдала: — Извини, у меня срочный звонок. Алло-алло, да? Ой, мне нужно идти! И при этом осталась сидеть, в упор смотря на девушку. — Это намёк, чтобы я ушла? — вопросительно выгнула бровь Вероника. В остальном же лицо её по-прежнему ничего не выражало. Ребекке даже показалось, что она была бы неплохой женской версией Т. Спирса, только, разве что, с совсем уж выкрученной до отрицательного значения эмоциональностью. — Нет, просто мои шутки — как твоя манера разговора, такие же монотонные и неоднозначные, — рыжая вздохнула, в голове пронеслась мысль о Гробовщике. Он бы, наверное, лопнул с этого её действия. Здесь же не последовало ровно никакой реакции, что даже немного обидело, нежели разозлило. — Ну и о чём же ты хотела поболтать? Работа? Мальчики? Девочки? — Кхм, — новенькая замялась, понимая, что совершенно не подготовилась к разговору по пути в птичник. — Ну, давай хотя бы начнём со знакомства… — Ребекка Нокс, — девушка поднялась с места и, высадив сойку обратно в её гнездо, подала руку. — До поступления в отдел Т. Спирса работала во Втором Департаменте. Я тебя помню. В смысле, видела в академии. Думала, Абрахан вам потом все уши прожужжал, типа я немногим лучше, чем обычный демон. — Есть такое… — кивнула Вероника. — Но, как видишь, я тут, и чихать я хотела на этого престарелого нарцисса. — А вот это мне уже нравится. — Чего таить, ты тогда сказала правду. Не понимаю, как можно держать его около новеньких, всё желание обучаться пропадает, — она потупила взгляд в пол и призналась: — меня он почти не трогал, я отставала больше по физическим дисциплинам, но и любимицей у него не была, боже упаси. А вот большинство моих знакомых получали за любой вздох в неправильную сторону. — Надо же, — Ребекка оглядела её ещё раз, вспоминая, на каких девушек в её классе ни разу не оказывалось Абрахановское давление. В их число закономерно входила Анна Кинг — главный её антипод, и ещё несколько девиц из богатых семей. И, что удивительно, Нина. Которая, в общем-то тоже при жизни на бедность не жаловалась. Сложив два плюс два, она ухмыльнулась: — а, ты же из состоятельной семьи. — С чего ты сделала такое предположение? — Э… ну… — и тут Ребекка поняла, что проговорилась. — По тебе видно. Ты холеная, одеваешься нарядно и стильно. — Хорошо. В какой-то степени ты угадала, — пожала плечами Вероника и, раз уж разговор завязался, ненавязчиво поинтересовалась: — А что за жнец был с тобой в тот день? — Когда я пришла за документами? А, Сатклифф. Местный маньячила. К нему лучше не приближаться, — на этих словах сверху снова послышался скрежет, секундами позже сменившийся на звук пикирования, и на голову Ребекке обрушилось нечто крупное и чёрное. Она отодрала от волос огромного грача, который тут же задёргал когтистыми лапками и истерично разорался. — Ну что ты за задница с крыльями, тебя не учили нормально садиться?! Птиц вырвался из рук и снова запрыгнул на её голову, не успела Нокс пригладить волосы обратно, затем клюнул в макушку и ещё раз гаркнул. — Возможно, он намекает на несправедливость раздачи угощений, — поправила очки жестом всезнайки Вероника, пока её ещё не такая близкая знакомая пыталась спугнуть грача. — А нормально попросить у него видимо воспитания не хватает. Ну держи, — Ребекка протянула ему кусочек фрукта, вмиг исчезнувшего из её пальцев, которые следом оказались зажаты мощным клювом. — Да отпусти же ты меня, чертила такой! — Я думала, все птицы здесь относительно дружелюбны из-за частого общения с людьми. — По большей части так. Ты уже была тут? — Да, Джеймс показал мне птичник как одну из местных достопримечательностей. Сказал, что где-то через месяц-два мне нужно будет выбрать себе помощника. — И что, приглядела кого-нибудь? — Нокс тем временем, безуспешно предприняв все попытки убрать вертлявого пернатого вымогателя с себя, продолжала задабривать его угощениями, чтобы не получить по голове снова. — Ох, нет. Но хотелось бы, чтобы моя будущая птица была поспокойнее, чем твой ворон. — Это не ворон. Видишь, у него клюв только на кончике чёрный, а дальше, почти до глаз всё светлое и без перьев? Это значит, что перед тобой взрослый грач. Это их главное отличие. Ну и ещё вороны крупнее и как будто темнее, а у грачей окрас отливает фиолетовым на свету. И, слава богу, он не мой, я уже решила взять себе вон тот сойка-телефон. — А он, кажется, выбрал тебя, и его не волнует твоё мнение, — Веронику даже удивило, насколько Ребекка сведуща в вопросах орнитологии. — Хотя такие устрашающие птицы больше подходят мужчинам… мне кажется, он тяжёлый. — Да нет, — Нокс наконец-то выдворила грача с головы на руку и медленно подвигала ею вверх-вниз, как бы взвешивая живой груз. — Они не устрашающие, это ж не стервятники. А весит, наверное, чуть больше Диты. Это ворона моего друга, очень дружелюбная, но жуткая попрошайка, отдаст тебе все его отчёты за кусочек варёной курицы. — Забавно, — всё тем же преспокойным тоном констатировала Сеймур. — Не думала, что ты можешь быть такой разговорчивой, когда дело касается животных. — Я их очень люблю, — Ребекку снова перебило гарканье. — Да держи свои яблоки, попрошайка номер два. А ещё у меня конь есть. Ездила когда-нибудь на лошадях? — Да, моя бабуля держала старичка Джинджера. Он прихрамывал, но никогда не отказывал мне в поездке по окрестностям. Думаю, понятно, почему его так назвали. — Потому что рыжий? — Правильно. Кстати о рыжих… — девушку смутил такой резкий способ сменить тему, но сильнее разговора о зверюшках её интересовало обсуждение другого индивида. — П-почему ты назвала, эм… Сатклиффа маньяком? — Да потому что он человека грохнул прямо на моих глазах, да и не одного. Я думала, его посадят минимум на пару лет, знаешь, хотя бы для галочки, но кое-кто решил впрячься за него, поэтому он сейчас на расслабоне протирает себе полки в библиотеке и зарабатывает аллергию на пыль, что как будто бы не спр… не тянет на нормальное наказание. В общем, в отделе не появляется, и на том спасибо. — А… да? Ну… В отделе? В смысле, в нашем, что ли? — казалось, Сеймур удивительно точно пропустила мимо ушей часть про убийства. Либо же мигом забыла об этом незначительном нюансе. Ребекка смерила её взглядом, полным недоумения и сомнения, и вздохнула, понимая, что опыта унимать чей-то романтический интерес не имела. — Послушай, если он тебе вдруг понравился, то лучше забить на это всё на начальной стадии, — и пока она произносила эти слова, перед глазами назойливо мигал до боли знакомый образ того, кто убил гораздо больше человек. На мгновение она даже поймала себя на ощущении полного диссонанса и ушам собственным не поверила. Ребекка, которая однажды влюбилась в официального преступника, в серийного убийцу с тёмным прошлым и просто адским количеством скелетов в шкафу, с умным видом рассказывала сейчас другой девушке, что преступников любить нельзя. Какая же умора. — Никто мне не понравился, — не дала ей договорить брюнетка. — Просто у него интересный стиль. Да и давай будем честны, я уверена, каждый второй хотя бы раз марал руки либо тут, либо ещё при жизни. И в образовавшейся тишине, не найдясь что сказать, она добавила совсем тихо и неуверенно: — Я вот… мужа своего отравила. Ребекка даже хмыкнула от её неожиданного откровения. — Несчастлива в браке, — пробубнила он, припоминая слова миссис Сеймур о собственной дочери и в упор задумчиво пялясь в глаза собеседнице. — В чём-то я тебя понимаю… В смысле, насчёт влюбленностей в отъявленных говнюков. — Я же говорю: ни в кого я не влюбилась, — фыркнула Вероника. Минимально пробившаяся на её лице эмоция при всём апатичном виде показалась даже чересчур яркой. Щеки, от раздражения ли, или отрицания действительности покраснели, и она сложила руки на груди, приняв закрытую позу. Разве что дым из носа не выпустила да ногой не топнула. — И вообще, откуда тебе известно про то, была я счастлива или не была? Ты моё дело читала? — Нет, — сглотнув отрезала Ребекка и отвела от неё взгляд. Это же надо было так плохо держать рот закрытым. — А откуда ты тогда знаешь..? — Ну-уу, многих девушек в твоём возрасте, — она снова прикусила язык, — а, в смысле, кх… выдают замуж за малознакомых мужчин, которые потом их кошмарят, вот. Вероника недоверчиво нахмурилась. — А вообще, я гадалка, — в шутку, уже не зная, куда себя деть, выдала Ребекка, секунду спустя согласившись с собой же во внутреннем дискурсе, что способ перевести тему получился, мягко говоря, идиотским. — Могу сказать о тебе ещё пару фактов, хочешь? —…Ну давай. Рыжая медленно помахала руками с сидящим на одной из них грачом перед лицом девушки и зажмурилась: — Уу-уу, вижу! Вижу, что родители твои тебя очень любили, и очень сожалели о твоей утрате! И похоронили тебя в значимом для тебя месте! — Так и обо всех сказать можно, — скептично бросила Вероника. — А ещё вижу! Вижу, что бабуля твоя, с которой ты провела почти всё детство, живёт очень далеко от твоего родного дома! Рядом обрыв… или мыс! Да-да, мыс! Там тебя и закопали! И ещё! Ты носишь имя своей семьи, а не мужа, потому что его родственники отрекли тебя от их фамилии за самоубийство! Уу-у… Та теперь уже вполне доверчиво округлила глаза: — Стой, откуда… — Я же говорю, я — гадалка! — Я и представить не могла, что у жнецов есть подобные способн… — Да шучу я, Сеймур. Просто довелось как-то с одним… директором похоронного бюро ездить за тобой на Лэндс-Энд. — Ах вот оно что… — на лице брюнетки проступила лёгкая улыбка. — Лондон и правда иногда напоминает большое село, все знают всех. То есть, ты, получается, знакома и с моими маменькой и папенькой? — Ага, твоя мама оказалась такой боевой женщиной, хех… Даже хотела свести меня с их будущим дворецким. — О, это вполне в её стиле, — впервые за разговор рассмеялась Вероника. Картина, явно непривычная и редкая. — Но, я думаю, лучше не встречаться со смертными. — Да, согласна. А вот, кстати, Сатклифф встречался. Убивал на пару со своей кралей проституток в Лондоне. А потом и её тоже зарезал. Прямо пилой вот сюда, — она показала на себе и подняла взгляд на собеседницу. — Нехорошо, да… — Ладно, я поняла, что тебя это не заботит. В общем, я думаю, когда ты встретишься с ним лицом к лицу, ты разочаруешься. Я тебя останавливать не буду, сама в это болото заходила и знаю, о чем говорю. Розовые очки так крепко и долго держатся, даже если твой объект воздыхания — ебучее чудовище, кромсающее людей просто так. — Подобными словами ты интригуешь уже меня, Ребекка. Я думала… ты с Т. Спирсом? — сконфуженно пролепетала Сеймур. — Т. Спирс — просто мой наставник. Хотя есть в нём что-то бесспорно. Он, конечно, на чудовище не тянет, но тоже со своими тараканами в голове. А вот кому-кому повезло, и её мужчина больше похож на божий одуванчик, так это моей подруге. Надо будет вас познакомить, я думаю, вы должны поладить. Впрочем, это потом. Лучше скажи, что мне делать с этим приставучкой? Кажется, он не хочет с меня слезать, да и почти все угощения в одно лицо съел. — Я уверена, что познаний в птицах всё же больше у тебя, чем у меня, но… Почему бы тебе просто не оставить его у себя? — Да ну нет… я как-то не готова к таким взрослым и противным… Думаю, что лучше взять молодую птичку, — Ребекка повернулась к пернатому: — Где твоя полка? Грач в ответ снова гаркнул и сильнее вцепился в рукав её накидки. — Да не буду я тебя высаживать, просто хочу посмотреть, как тебя зовут. Птиц с подозрением прищурился и наклонил голову, прекрасно понимая её слова, но через пару мгновений всё же оттолкнулся от девичьего запястья и пошатываясь из стороны в сторону взмыл на пролёт выше. Ребекка последовала за ним по дёрганной лестнице. Около нужного гнезда висела железная рамка, в которой, испачканный птичьими выделениями, был прикреплён листок с рукописным текстом:

"Гёте

Примерно 8-10 лет, сдан.

Бывший хозяин, — сверху было приписано чернилами другого оттенка, — (был убит демоном, точно не заберёт обратно), — а ещё выше: — (И СЛАВА БОГУ), — бил, нарушена координация, он криво летает и не может нормально приземляться, имеет бесноватый характер, не кормить большим количеством сладкого!"

И внизу дополнено уже другим почерком:

"П. С. Будете бить — оторвём руки!"

Девушка дочитала и с сожалением глянула на летуна. Тот, в свою очередь, снова наклонил голову, чёрными бусинками глаз исследуя её печальное лицо. — Сиди тут, малыш, — тихо проговорила Нокс, приглаживая перья на его голове. Не входило в её планы брать себе столь взрослую, уже воспитанную под другого хозяина особь-инвалида. Да и желание иметь сойку, как у брата, давно сидело в ней и периодически заявляло о себе, когда речь заходила про будущего питомца. И всё же ей стало его жалко. Как будто в нём Ребекка увидела собственное отражение. Такое же покалеченное и бесхозное. — Извини… Она быстрым шагом стала спускаться по лестнице, пытаясь не оборачиваться, когда на голову снова мешком обрушилась чёрная туша. Опустившись к её уху, Гёте в очередной раз закряхтел в него, скорее всего, что-то очень обиженное на своём птичьем языке, а после рыжая опять получила клювом в темечко. — Кажется, ты всё-таки избранная, — Вероника подошла ближе к исходящим в движении ступенькам и поглядела наверх, наблюдая за схваткой за здоровую голову. Странно было видеть в подобной ситуации счастливую улыбку у той, кого так и норовили клюнуть в лоб.

***

      Войти в первый попавшийся дом какого-то крестьянина не составило труда. Дождавшись пока живший здесь еле перебирающий конечностями дряхлый старик покинет жилище для утреннего сбора яиц в курятнике, сдерживая свой время от времени накатывающий голод, демон отыскал в одной из скромно обставленных комнаток сундук с пожитками. Рядом с ним, выше на стене висели старые, почти стёртые пожелтевшие дагерротипные фотографии. На одних, по всей видимости, был сам хозяин дома, ещё молодой, с женой и ребёнком, на других целое собрание жителей деревни, снимки видов незнакомого города и ещё несколько семейных фотокарточек. Рядом, в рамке, удивительно схожий реалистичностью с фотокарточками, был изображён он же в военной форме и со знаменем в руках, гордо стоящий рядом со взрослым мужчиной с более роскошными погонами на плечах и повязкой на глазу. Под стеклянной плашкой, защищающей рисунок от пыли и времени, в углу виднелась подпись автора на неизвестном языке и дата: 15.14.1812. Паук оглядел изображения и опустился к сундуку. Среди старого тряпья, на самом дне, заботливо обёрнутая полотном, лежала ещё одна военная форма, точь-в-точь та, которая была на юноше с картины. Демон прикрыл глаза, пытаясь промотать в голове события указанного на полотне года, и вдруг широко улыбнулся, обнажая клыки. Явно что-то вспомнив, он с довольным выражением лица принялся освобождать вещь от тряпичной обёртки. Уже стоя перед зеркалом в этом цветастом и старом шмотье, он забавы ради прикрыл лицо ладонями, и спустя пару мгновений, сопровождающимися хрустом плоти, из отражения на него посмотрел парень с портрета. Всё в нём было идентично исходнику: светлая короткая стрижка, уложенные бакенбарды по бокам, вздернутый короткий нос и крючковатые губы, обрамлённые сверху пышными усами, и, конечно же, рост и комплекция. Да и насколько идентично изображению сияла юношеская ухмылка на лице. Разве что хищные и дикие глаза никуда не делись, выдавая в нём фальшивку. Глядя на себя, демон посмеялся — было бы смешно выйти сейчас во двор в таком виде и до смерти напугать старика его же молодой копией. Но идея быстро наскучила, пёстрые вещи не пришлись по вкусу, он передумал, вспомнив, насколько сухо и одиноко выглядел некогда гордый военный, и вернул собственную внешность — бледную, почти прозрачную кожу, привычно спутанные тёмные волосы, да телосложение покрупнее. После он принялся растёгивать зелёный мундир, сидевший на нём настоящем почти что впритык. За спиной, из недр дома, раздался дверной скрип, заставивший его остановиться и, уходя из "гостей" обратно в окно, прихватить с собой ещё вещей в охапку без какого бы то ни было выбора. Так и пришлось ему отступать обратно в лес — в этой нелепой и устаревшей форме победителей.

***

      Звон цепей на двери не значил ничего хорошего. Джим, как услышал его, поёжился в лежанке на холодном полу и натянул тонкое одеяло на голову — авось его просто не заметят и выберут кого-то другого. Отбрасывая от небольшого источника света длинную чёрную тень, в подвал, озираясь по сторонам будто в первый раз, медленно вошёл кто-то из прислуги. — Ты, ты, ты и ты со мной, — немногословно прогудел визитёр. Казалось, выбор был произведён наобум, разве что не слышалось звуков считалки. Четыре человека. На один раз для старика было, мягко говоря, много. Дождавшись пока последний из мальчиков пройдёт мимо, Джим тихо привстал и глянул им вслед. Неужели, подумалось ему, их прямо сейчас выгонят на улицу? Точно Га́мельнский Крысолов, шедший перед детьми высокий мужчина резко остановился, пропустил делегацию вперёд, обернулся на проскользнувший шорох от подстилки и бегло обвёл взглядом всю комнату, останавливаясь на одном определённом лице. Огонь в подвешенном к стене кострище колыхнулся, и глаза слуги отзеркалили его свет, на мгновение устрашающе перелившись алым. Он наклонил голову, всматриваясь в ошарашенного парня, а после вернулся к своему строю, и, больше не отвлекаясь, произнёс: — Не шуметь. Джим вздрогнул от визга несмазанного замка, последовавшего за грохотом закрывшейся двери. Кажется, его братьев по несчастью только что утащили на съедение.

***

— Я почему-то так волнуюсь, — неожиданно поделилась Ребекка своими переживаниями с рядом идущим Т. Спирсом, когда в поле видимости попало нужное им здание. — Давай, заговори меня какой-нибудь ерундой. — С чего бы тебе волноваться? Ты уже который день выходишь на дела и показываешь себя вполне хорошо. Сегодня просто тел больше. — Да я откуда знаю? Просто мурашки по шее какие-то бегают недобрые, как будто волосы дыбом встают. — Это всё ещё не звучит как оправдание, чтобы не забирать чью-то душу. Люди они, конечно, были неприятные, но, судя по документам, мы не должны застать их за чем-то отвратительным. — Надеюсь, ты не будешь против, если я отпинаю его тело за Кельвина. А то в прошлый раз мне не дал это сделать тот демон. — Его — это чье? — Графа, конечно же. Остальные из списка не настолько конченные. — Не буду. — И ты мне ещё мороженое должен. — Точно. Что же ты не напомнила? — А что же ты забыл? Ребекка перенеслась на территорию за высокую ограду и, оглядев огромный, пустой в силу времени года сад при поместье, сливающийся на горизонте с чернотой небосвода, достала пачку сигарет. — Как твой питомец? — Успокоился, вроде бы. Правда, пока бегает и срёт по всей квартире, только успевай оттирать, но хотя бы перестал кричать по ночам. — Знаешь, не так уж и плоха была идея взять взрослую птицу. С неоперенными младенцами в сотню раз больше мороки. Ты не думала приводить его на смену? — О нет, Т. Спирс, тогда он всем работать не даст. Да и Гёте ведь, ты сам сказал, взрослый уже, зачем его таскать с собой везде? — Тут дело не в том, сколько ему лет, а в частоте нахождения рядом. Он должен к тебе привыкнуть, особенно если это птица, у которой уже был хозяин. И пока ты будешь оставлять его дома в одиночестве, его доверие зарабатывать придётся дольше. Поэтому для большинства желанны совсем молодые птенцы. Ты их и выкармливаешь сам, и находится он с тобой сутки напролёт, отчего думает, что ты его мама. — С Эммой так и было? — Именно. Пока была маленькая, она сидела у меня в нагрудном кармане, иногда выбиралась из него и грызла зажимы для галстука. Тогда оказалось, что драгоценные металлы слабее чем клюв трехнедельной сороки. — Ох, вот как, — затянулась она посмеиваясь. — И всё же, Эмма выросла хорошенькой и воспитанной, можешь гордиться собой и своими полегшими в бою зажимами. Тогда завтра приду с Гёте. И можно я отчёт тоже завтра сдам? — Хоть где-то я состоялся как отец, — многозначно хмыкнул жнец. Ребекка украдкой глянула на него и, вспомнив упоминание о его дочери, больно прикусила собственные щёки за сказанную глупость. Уилл, тем не менее, не имел и минимального налёта укора в тоне. — С чего бы вдруг завтра? — Уже поздно, а мне нужно сегодня встретиться с Ниной и Вероникой… в смысле, с ними обеими. Буду их знакомить. И ещё нужно кое-какие женские делишки обсудить. — Женские делишки, значит, — усмехнулся он. — Хорошо, Нокс. Рад, что ты подружилась с мисс Сеймур. Она, кстати, изъявила желание перейти в диспетчеры, пока не успела многому обучиться в ПСО. — Серьёзно? — она мягко пихнула наставника локтём в бок, но радостная улыбка тут же сменилась недоумением. — Мне она не говорила. — Она сказала, что ещё подумает. — И кого ты поставишь к ней в наставники? Чемберса? — Нет, — Т. Спирс тоже зажёг сигарету. — Сатклиффа. — О нет… — Почему же? Рональд отзывался о нём как о достаточно сносном кураторе. Срок его наказания подходит к концу в начале марта, и у Вероники как раз будет время принять решение. — Она уже знает, что её поставят с ним в случае выбора диспетчерства? — Да. — Понятно. — Не стоит так расстраиваться. Может, Сатклифф с тобой и не поладил, но это не отменяет его отличную подготовку и мастерство. Да и тебе от того, что Сеймур поставят под его наставничество, чаще общаться с ним не придётся. — Да срать мне хотелось на отношения с ним. Как бы он не угробил её — вот, о чем стоит переживать.       Огромная двустворчатая дверь поддалась на толчок с приложенной силой, впуская вместе со жнецами в тёмное пространство полупрозрачный лунный свет, только спутник успел выйти из-за туч. В огромном холле не горело ни единой лампы или же свечи, отчего пришлось вытаскивать зажигалку и озарять себе путь самостоятельно. — Кажется, я догадываюсь, кто растрепал ей всё про его проступок. Вероника поделилась со мной этим, но я бы не сказал, что данный вопрос сильно тревожил её. Мы сошлись на том, что в случае форс-мажора она сразу же обратится ко мне. — Да, это была я. — А тебе не кажется, что пугать других преступным прошлым их возможного товарища — звучит для тебя особенно иронично? — Ой, только не начинай, — его шутливая нападка с открытым намёком на дезертира впервые не рассердила, а заставила Ребекку со смешком закатать глаза. Не то чтобы ей стало как-то легче, или же она смирилась с уходом Адриана. Скорее, в этот раз просто не услышала от Уильяма должного укора. — Так уж и быть, не буду. — Уж спасибо большое. Первый должен быть где-то тут, — посветив огоньком в выписанные поочерёдно имена и примерные места смерти на бумажке, всунутой между страниц одной из папок, которые она несла с собой, тихо пробормотала Ребекка. Её полушепчущий голос, так или иначе, всё равно раздался негромким эхом. — Н-да уж, акустика тут прямо как в театре. — Вот он, — Т. Спирс отвлёк её от перечитывания списка и подошёл ближе, подняв руку с огнивом вверх. Слабый свет тут же стал чуть ярче, отразившись от блестящих и влажных внутренностей. Молодой мужчина в чёрно-белом костюме поместного слуги висел на стене, в завершении широкого лестничного пролёта, прибитый чем-то к рукам и голове. Туловище его вместе с порванной одеждой оканчивалось совершенно неожиданно: под выглядывающими из-под испачканной рубашки рёбрами, едва держась друг за друга, свисали органы, больше напоминающие погремушку над детской кроваткой. Второй половины туловища рядом не находилось, и внизу, на полу, так же поблескивая на свету, в луже крови лежали его распустившиеся кишки. — О господи, — медленно прошептала Ребекка, широко распахнутыми глазами осматривая эту кошмарную картину. Т. Спирс лишь взглянул на неё из-за плеча и отступил в сторону, оценивая реакцию и давая пройти подопечной ближе для сбора плёнки. Нокс вытянулась на носочки и вонзила собранные ножницы в остатки тела. — Кто так постарался? — Без понятия. Мы же читали их дела. Они были так напуганы, что повествование исказилось, и там ничего не разобрать. — Вот об этом я и говорила, Уильям, — девушка дотронулась до задней части шеи, чувствуя под рукой твердеющую гусиную кожу, по которой неприятной щекоткой прокатился холодок. — А их таких тут ещё двенадцать человек по поместью лежит… или висит. Нам нужно разделиться. — Да уж, ведь такими темпами ты всë-таки опоздаешь на своё женское собрание, — мужчина покачал головой и достал ещё одну сигарету. — Знаешь, что мне напомнило это тело? — Александр Фоллз, двадцать шесть лет, убит, ох… да просто зверски убит, — закрыв глаза на подробности, продекламировала Ребекка. — Что напомнило? — Только, пожалуйста, не говори об этом мисс Маккей. Это очень похоже на то, как выглядели убитые в «Белгравийском Инциденте». — Что?! Ты там тоже был? — Я прибыл туда как Надзорщик. Нас было несколько в инспекции. Элис и слова не могла выговорить, её экстренно положили под препараты и терапию, нам нужно было что-то решать, описать подробности для протокола, по возможности, конечно же, поймать чудовище, которое смогло это сделать. И всё, что мы увидели там — это просто невероятное кровавое месиво из людей и жнецов. По предположению это был демон, но его так и не нашли, дело в пользу единственной выжившей засекретили. Поэтому пожалуйста, не вздумай и словом об этом обмолвиться, я прошу тебя не как начальник, а как человек. — Да не скажу я ничего! Какой ужас… — Ребекка невротично и глубоко вздохнула, но запах свежего человеческого мяса тут же ударил ей в нос, отчего по телу пробежала дрожь, а челюсти плотно сжались в попытке пережить рвотный позыв. — …Я не представляла, насколько большой кошмар она пережила. — Здесь же, конечно, мог постараться и человек, Нокс, но я в этом ох как сомневаюсь. Хотя демона не чувствую. Мы можем разделиться, но при условии, что при малейшей угрозе ты уходишь из поместья к… да просто обратно в департамент. — А ты? — А я как-нибудь справлюсь, — жнец отвернулся от трупа и, вглядевшись в танцующие тени на лице девушки, слабо улыбнулся: — Ты меня поняла? — Так точно, сэр. — Тогда на тебе правое крыло со всеми этажами соответственно, а на мне левое. Что в записях у графа? Ребекка отрезала пустой фрагмент плёнки, смахнула кровь с лезвий и открыла его дело с конца: — Всё смутно, сейчас он в своём кабинете, пытается дозвониться до… эм… приёмной королевы? Ого… — Тогда встречаемся за три минуты до его смерти около кабинета. Какой этаж? — Второй. Комната, хм… тут не написано. Просто кабинет. — У нас двадцать минут. Нокс осталась молчаливо стоять рядом с самодельным распятием, безмолвно, но ярко гласившим, что дальше бога нет, когда Т. Спирс, взявший у неё несколько папок, отошёл к лестничному повороту на второй этаж здания. Она довела его до края перил взглядом и с тающей решимостью спрятала оставшиеся дела в рюкзак, ограничившись только напоминанием в виде исписанной именами бумажки. Будучи уже ни в чём не уверена, девушка примерилась к косе смерти, разрубив пару раз воздух перед собой, и в конце концов решила разделить ножницы пополам, ведь оружие хорошо тогда, когда может выполнять несколько функций. Второй по счёту труп поджидал её в столовой, "украшая" собой длинный обеденный стол. Отделённые друг от друга, его части тела лежали по одному на широких тарелках под металлическими или стеклянными куполами у каждого посадочного места. Некогда белая скатерть была в кровавых пятнах и ошмётках, а одно из блюд, находящееся во главе стола, пустело. В нём тоже что-то находилось, судя по красными разводам и следам. Будто давало понять, что если собрать человека по кусочкам подобно картинке из пазлов, в иллюстрации так и останется одно пустое место. Ребекку хватило на четыре "порции". Впервые не испытывая к жертвам вообще ничего, на чувства её больше пробирала сама отвратительность и мерзость сцены: так заботливо разложенные по тарелкам с каёмочками органы, куски мяса и просто отдельные части тела, из которых без усилий обломанно, походя на сухие ветки, торчали кости. — Двадцать минут, ха, — потерянно пробормотала она себе под нос и, наконец отыскав сердце, проткнула орган одним из клинков. Плёнка хаотично вывалилась из него и начала медленно отматываться, всасываясь в чёрный металл. — Кажется, ты у нас Эндрю Болдери, ещё один зверски убитый, двадцать три года. Боже, да как тут отчёт-то писать… Под монотонный звук перемотки ленты, когда Ребекка, сев подождать её во главе стола перед опустевшей посудой, закурила, где-то совсем недалеко раздался мальчишеский визг. Не крик, а именно визг. Недолго думая, девушка оставила половину оружия на столе и ринулась на шум. От осознания, что убийца всё ещё бродит по поместью, её всю будоражило, поджилки в ногах подрагивали, а в животе плотным узлом сжимались собственные органы, практически такие же, как те, лежащие сейчас под крышками, словно ожидающие приёма изголодавшихся гостей. Криков больше не было. И в опустившейся противоречиво оглушающей тишине слышался каждый собственный вздох и шаг. Загривок выше по шее снова похолодел, каждая волосинка на нём приподнялась, будто у испуганной кошки вставшая дыбом шерсть, но Ребекку так и тянуло всё глубже и глубже в недра огромного дома. Ноги, не слушаясь, шли сами собой, иногда спотыкаясь в оставленных кем-то складках толстого коврового настила, глаза, привыкшие к темноте, ежесекундно осматривали всё на своём пути, пытаясь не упустить ни одной мелочи, а руки, иногда опирающиеся о разного рода поверхности, словно по чьему-то приказу извне раскрывали дверь за дверью.       Когда она обнаружила только-только приговорённого к смерти вполне взрослого мужчину, крик которого уверял в принадлежности совсем уж юному молодому человеку, — настолько что-то его испугало, — Ребекка поняла, что заплутала. Она остановилась в центре комнаты и обвела её антураж взглядом, затем перечитала бумажку, про себя думая, как же умно было написать её ещё в офисе. В очевидной спальне, кажется, принадлежавшей кому-то из состава слуг, нежели гостевой или хозяйской, помимо единственного фрагмента, царил порядок. Всё здесь было расставлено по своим местам, на вешалке у кровати висели подготовленные на завтра выглаженные сорочки, на спинке стула около полупустого рабочего стола, уже со стрелками, были аккуратно расположены брюки. На прикроватной тумбе стоял небольшой женский портрет, около него дымом тянула свеча, хотя кровать всё ещё была идеально застелена. И только раскрытый платяной шкаф, из которого были хаотично выброшены вещи, свидетельствовал о недавнем погроме. Помимо шмотья из него выглядывали ноги, скорченные в предсмертных муках. Ребекка заглянула в раскрытые дверцы. В этот раз тело было целым, и только голова, совсем недавно раздавленная, окрашивала оставшуюся висеть в шкафу одежду. Кусочки мозгов вперемешку с кровью и осколками черепа с отвратным звуком медленно стекали вниз по задней стенке мебели, витражно отражая собственной влажностью огонёк из зажигалки, а одна из рук мёртвого до сих пор продолжала конвульсивно дёргаться. Казалось, коснись сейчас Ребекка тела, её запястье бы схватили и потащили в шкаф. Подобные странные мысли заставили её ногой ткнуть в мужской ботинок. А после, задав сама себе вопрос, может ли обезглавленный смертный внезапно наброситься на неё, стажёр даже нервно усмехнулась. Свежесть тела резко натолкнула её на предположение, что убийца нашёл спрятавшегося в шкафу только сейчас, а значит, уйти он должен был не настолько далеко. Оставив труп на своём месте, девушка медленно, чтобы та не скрипнула, приоткрыла дверь и безмолвно высунулась в коридор. Длинный и зловеще тихий, сейчас он был наполнен только лунным светом, просочившимся в окно с незадёрнутой шторой. Голубоватые полосы, кажется, разрезали само пространство, подсвечивая его так плотно и чётко, будто в окно светили целым театральным прожектором. От того, что она никого не увидела, легче не стало. Должно быть, тот, кто сделал всё это, передвигался с неимоверной скоростью, да и разбитая вдребезги голова и взорвавшееся под нажимом наполнение черепной коробки уже и без того давали понять, что человеком здесь и не пахло. Ребекка сглотнула и вернулась к телу. Последний раз она из демонов видела только Себастьяна, дворецкого семьи Фантомхайв, у поместья Кельвина. В поведении его не читалось абсолютно никакой агрессии ко жнецам, особенно к ней почему-то, в то время как от него даже в человеческом обличье постоянно исходила слезоточивая аура кровожадности, да и он не пытался изощряться над трупами, а лишь преследовал цель защитить хозяина. Здесь же совсем не чувствовалось чужеродного присутствия, что в купе с абсолютной жестокостью действий настораживало и… попросту пугало. — Сид Паркер, тридцать пять лет, кхм… смерть от болевого шока, перегрузки давления и, эм… потери головы. — Она присела на корточки и быстро записала общую картину, после зачеркнула третье имя в списке и, перечитав свой бриф, вздохнула. — …ну и бредятина. Всё так же сидя, она запустила руку в сумку, отодвигая пока что ненужные папки чтобы втиснуть туда недавно взятую, и, случайно угодив ладонью во внутренний карман, нащупала в нём бумажный пакетик с остатками сухофруктов. Улыбка мимолётно пронеслась по её лицу, ведь голову на мгновение, отставив переживания и ужас на второй план, посетили мысли о Гёте. Он сейчас, наверное, спит, предварительно изгадив половину квартиры, перевернув что-то на кухне или в прихожей и поужинав забытым на столе бутербродом, который Ребекка хотела взять с собой на обед. И всё же, сама идея о том, что у неё теперь есть питомец, грела и одновременно с тем заставляла с печалью и тоской вспоминать об Имоне. Где он сейчас? Взаправду ли ему хорошо? Кормят ли его? Выпускают ли его на прогулку? Он ведь так любит резвиться в открытой местности и совершенно смертельно скучает в загоне… Нокс не хотела прощаться с мыслями о своих животных, хотя время бесспорно подгоняло её встать с места и идти дальше. А лучше, по-хорошему, вернуться за вторым клинком. Но она продолжала по-детски обнимать свои коленки вместе с рюкзаком на них и буквально заставлять себя сдвинуться с места, в то время как за ней с потолка, вжавшись в дальний, скрытый тенью угол, что-то наблюдало, изредка моргая и при движении слабо посвечивая глазами. За спиной в тишине раздался шорох. Будто что-то шаркнуло откуда-то сверху. Ребекка моментально повернулась на звук, но не нашла в нужной стороне никого. Приятные размышления тут же развеялись, уступая место страху, соперничающему за первенство с решимостью доделать работу в срок. Ей, как никак, ещё встречаться с девчонками. А это уже тянуло на повод поскорее свалить из этого проклятого поместья. — Ну же, соберись, — девушка легонько потрепала себя по щеке, пытаясь прийти в чувства. Как будто до последнего была уверена, что всё это — один сплошной и длинный кошмар. Но просыпаться от щипков и похлопываний она не спешила, и на фоне пробирающего внутренности ужаса и побочных эффектов от приёма наркотических веществ, кажется, галлюцинации переходили в реальность. Рональд, обсуждая сестру с Джеймсом, был прав. Сегодня Ребекка действительно сделала себе укол и, провалявшись в кровати под действием опиума всё обеденное время, даже забыла поесть, и тот злосчастный бутерброд, приготовленный ещё утром, остался лежать на столе, ожидая, когда им перекусит новый обитатель квартиры. Сейчас же действие наркотика спало уже как несколько часов, и только крепкий жнецовий организм, отличный от еë пошатывающейся психики, не давал бессильно упасть посреди чужого дома, прямо рядом с трупом, и начать трястись в ознобе и ломке. Вернувшись обходными путями в столовую, Нокс поняла: ножничной половины нет. Как и сердца, в которое она была воткнута. Становилось предельно ясно — теперь уже за ней по пятам может следовать чудовище. Она подсветила циферблат: заданные двадцать минут близились к завершению, искать сейчас того, кто мог утащить её оружие, было решением опрометчивым. Лучше она дождётся Уильяма, точку встречи с которым нужно будет ещё отыскать, и они уже вместе будут отталкиваться от положения и решать проблемы по мере их поступления. Она пронеслась мимо развалившегося у подоконника очередного слуги. Его головой разбили одну из оконных створок, и уцелевшее, не обсыпавшееся стекло вокруг него подобно нимбу на иконах "украшали" кровавые брызги. Бедняга явно предпринимал попытку сбежать если не через замкнутые двери, то через окно, когда его схватило нечто, и после оглушительного лязга осколки оконного стекла со всех сторон вонзились ему в шею. На бегу Ребекка глянула в список. Должно быть, это был дворецкий Чарльз Кэмел. В сравнении с остальными его смерть выглядела по-божески милосердной, будто чудовище, как и сама Нокс, торопилось.       Альфред Транси был зол. И напуган. Напуган гораздо сильнее, чем зол. Он порывисто метался по комнате, иногда останавливаясь у двери, чтобы отдышаться, медленно надавливал на ручку, удостоверяясь в её неподвижности, проверял заряд и предохранитель в револьвере, засовывал его обратно в карман штанов, затем хватал позолоченную телефонную трубку, слышал там лишь тишину, перебивающуюся шорохом и треском линии, клал её на место, а после раскрывал окно и пробовал на прочность кованые решётки. И начерта только их поставили? Эти действия он совершал бездумно и на автомате раз за разом, то ли чтобы занять себя чем-то в ожидании помощи или же смерти, то ли надеясь, что алгоритм сменится сам собой, в замкнутый на ключ кабинет никто не зайдёт, оружие обязательно не подведёт против монстра, уничтожающего его персонал, из трубки кто-то ответит, а искусно оформленные в форме порослей плюща чугунные решётки на окнах свалятся к чертям собачьим от малейшего применения силы. Из-за двери, ведущей из кабинета в коридор, послышался отчаянный вопль. В который раз. Граф вздрогнул и как оголтелый начал молиться то ли про себя, то ли шёпотом, причмокивая беззубым ртом. Из угла, заполненного тенью, до куда не доставал лунный свет, послышался вздох. — Что, пацан, страшно? — хмыкнул старик, вытирая со лба испарину. На вопрос ответа не последовало. — Вот и мне тоже. В какой-то момент он потерял терпение и снова схватил телефон, начав водить толстыми пальцами, не вмещающимися в миниатюрные окошки, по круглому циферблату. — Алло! Алло, чёрт возьми! — не решаясь повысить голос, в полушёпоте кряхтел он, плюясь в трубку. — Соедини меня с королевой! Или с гвардией! Или с полицией! Паук Её Величества в опасности, сучья ты дочь! Его ругательства, впрочем, не ускоряли процесс, и через пару минут из шипящего динамика в опустившейся на кабинет тишине послышался усталый мужской голос: — Мы уже направили вам наряд, сэр. Но дорога до пригорода займёт двадцать минут. Постарайтесь нас дождаться, по возможности избегая опасности. Ответ на отвали. Как и ожидалось от служащего, которого за последние полчаса выдёргивали с поста раз десять, — ровно по звонку в три минуты, — только чтобы послушать гневные упрёки и проклятия всего, на что падал божий свет: от его детей и жены, которых у него и в помине не было, до королевской спецгвардии, "самых лучших" членов которой, на минуточку, нужно было собрать из разных частей города и отдать приказ. Визги и ругагательные описания происходящего в поместье Транси не вдохновляли уже после первого звонка, и как будто бы новость о страшном чудовище, в одиночку справляющимся с дюжиной подготовленных слуг, начали навевать скуку. — Ну какая опасность, папочка, — послышался из тени мальчишеский смешок, как только трубка со звоном опустилась на рычажок. — Ты мне тут не шути, щенок. Сам, что ли, не слышишь, что творится за дверями? — Слышу, — расплылся в улыбке названный сын. Он легко и бесшумно спрыгнул с дивана на пушистый ковёр и подобно змею-искусителю обнял графа со спины, приблизившись к его уху: — Не хочешь ли поразвлечься напоследок? — Да что ты, дьявол тебя побери, несёшь такое? — спокойствие юноши нервировало Альфреда ещё сильнее, чем крики прислуги. Он повернул к нему голову, чувствуя от того сладковатый шлейф парфюма — духи его покойной жены, и оглядел идеальное и чистое подростковое лицо, скрытое в полумраке, — одну из вещей, возбуждающих в нём похоть и властность. И несмотря на весь абсурд и ужас ситуации, в его пропитанных волнительным потом брюках всё же показалось некое движение. — Сейчас не время со мной заигрывать, паршивец. Но Джиму было далеко безразличны его упрёки. Своими нежными ладонями он скользнул по плечам графа, опустился ниже по выпирающему возрастному животу и уткнулся в жухловатый член, скрытый за тканью штанов, начав его приглаживать, вместе с тем посмеиваясь. Их небольшую междоусобицу, переходящую в непристойный акт педофилии, прервал совсем тихий скрип замка. Транси дёрнулся под ладонями парня, заставив его убрать от себя руки, и широко распахнутыми, мелкими словно у свиньи глазками нервно впился в дверь, попутно пытаясь нащупать припрятанный револьвер. — Не это ли ты ищешь, папочка? — за спиной раздался зловеще звучавший даже от мальчика хохот. Тем не менее, он не заставил и на дюйм отвлечься от медленно поворачивающегося в замке ключа. — За-зачем ты его забрал? — повернув голову, но не отведя взгляда, заикаясь пролепетал граф. Волнение росло, пот, жирно пропитавший редкие белёсые волосы, крупными каплями начал стекать по лбу и вискам. А ключ продолжал невыносимо медленно двигаться. — Можешь побыстрее, — повысив голос, дозволительно обратился юноша к нечту за дверью, попутно крутя кольцо затвора пистолета вокруг пальца. Но нечто продолжало. — Господи, да что происходит?! — теряя самообладание, граф снова встал, наконец-то повернувшись ко входной двери спиной, открыл окно и с усилием затеребил чугунные лозы. — Ты что, в сговоре с этим монстром? — А ты что думал, старый? — по-простецки поинтересовался Джим, уже более не строя из себя легкодоступную проститутку. — Что будешь упиваться беззащитными до конца своей жизни? Ты — бесполезный кусок вонючего дерьма, который собрал вокруг себя кучку готовых за бабки делать всякую херню людишек. Они тебе и мальчиков находят, и говно за тобой убирают, и жопу вытирают небось, а ты только и можешь, что пихать свой жухлый отросток в слабых и пересчитывать свои богатства. Ты никакой не Паук Её Величества. Как только он закончил свою речь, замок щёлкнул, возвещая о полном повороте, дверь со скрипом отворилась, открывая вид на кромешную темноту коридора. Свет из окна не дотягивался и до половины комнаты, и глаза пробывшего на его территории Альфреда Транси совсем не привыкли к настолько сильной черноте. Из неё, впрочем, показались две кроваво-красные точки. Казалось, даже светились, настолько ярко они выделялись из темноты. В окутанный тенью кабинет ступила одна нога, затем вторая, и в полумраке появился высокий, одетый только в какие-то поношенные старые штаны, бывшие ему явно короткими, испачканный в крови человек со странными узорами на теле и невероятно длинными, словно сама ночь, чёрными волосами. Старик, бросив попытки отделить приваренный чугун от кирпичной стены, повернулся к нему лицом и с усилием сглотнул. — Наконец-то ты пришёл! — счастливо возликовал Джим. — Это он! Можешь забрать его скудную душонку как входную плату. — И правда… фу, — усмехнулся Паук, с ног до головы оглядев графа и его одежду, в силу старческого недержания намокающую с каждой секундой сильнее и сильнее. — Я положил здесь столько людей в более опрятном виде, а ты говоришь мне забрать его душу? — Хочу, чтобы он мучился в геенне огненной, — искренне рассмеялся мальчишка. — Ну и тех тоже можешь прихватить заодно. — Боюсь, уже не смогу, — отрешённо проговорил демон, припоминая жнецовью фигуру в одной из служебных спален. — Что ты сделал, уродец?! — истерично повизгивая и заикаясь завопил Альфред. — Тебя ждёт такой же ад, как и меня, сучёныш. По мере приближения чудовища, которое каждый шаг делало нарочито медленно, явно наслаждаясь окутавшей маленькое помещение смеси страха и паники, граф вжимался в оконную раму с такой силой, будто надеялся пройти через стену. Быстро вытащив из внутреннего кармана небольшой ножик, он выставил руки вперёд, угрожающе помахивая ими из стороны в сторону. Паук подошёл ещё ближе и резким движением схватил его за держащее холодное оружие запястье, а потом, раскрыв полный острых зубов рот, впился лезвием в собственный длинный язык с такой силой, что у мужчины слышимо треснули суставы. Он закричал не то от боли, не то от близко представленной картины, где демон обливается собственной кровью, мешая её с брызгами чужой на коже. Закончив со странного рода устрашением, которое здесь и не требовалось, монстр растянул улыбку, показательно облизал разрезанным надвое языком кровь с подбородка и, взявшись за нож, выкинул его в сторону с лёгкостью, будто отнял у новорожденного зубочистку. А затем вытолкнул графа от окна в более тёмную часть комнаты. Джим наблюдал за всем этим действом с затаённым дыханием. Всё в демоне приводило его в абсолютный восторг, начиная с внешнего вида и заканчивая психопатическими маниакальными действиями, направленными на его мучителя. Ему вряд ли удастся увидеть то, что он сотворил с остальной прислугой, но одно только представление этого в голове доставляло удовольствие. Паук тем временем упивался оцепенелостью своей жертвы. Дверь за спиной графа была раскрыта, оставляя призрачную надежду сделать хотя бы шаг по направлению к ней, но он продолжал стоять перед ним, пялясь в его чудовищные глаза с переливающимися зрачками, точно гипнотизируемая добыча перед змеёй. Недолго думая и явно утомившись от изощрений, демон дёрнул рукой в направлении графа. Тот даже опомниться не успел, как в груди его появилась дыра. Выдернув из тела сердце, от которого, пуская кровавые пузыри, исходили оторванные ошмётки артерий и вен, безымянный провёл по нему раздвоенным языком. Вкус старческой крови был не столь приятен, но он уже достаточно испытал себя голодом, перекусив перед этим только чьим-то сердцем и лёгкими, чтобы сейчас принять почти что любую еду. Тем более на десерт его ждала душа. Старик покачиваясь сполз на пол, заливая всё под собой тёмно-красной жижей и открывая обзор на дверной проём, в котором в ступоре, с непроизвольно раскрытым ртом стояла девушка. — Йохан..? — одними губами безмолвно прошептала она ярко отобразившееся в памяти имя. Имя, которое назвал Гробовщик. Имя, которое она знала при жизни. Не от вида чужой смерти, но от заполонивших голову обрывков прошлого, глаза Ребекки наполнились влагой. Она моргнула, позволив слезам свободно покатиться по щекам и бездумно сделала шаг вперёд. Зрачки её снова неестественно заблестели, перекликаясь с алым свечением в демонических глазах. В наступившей тишине графское сердце с поистине громогласным звуком шлёпнулось о ковровый настил. Руки демона безвольно опустились вниз: — Ты… Вот он, посетитель её снов, голос из головы, стоял сейчас перед ней воочию, такой настоящий и осязаемый, и даже не просвечиваемый насквозь лунным светом. Взгляд его приковало к Ребекке, смотрел он ровно ей в в лицо, будто и сам не верил, что она сейчас стояла перед ним… живая. — Кто это?! — нарушив священную тишину воссоединения, о своём нахождении здесь напомнил Джим, попятившись ближе к Пауку, будто пытаясь отыскать в нём защиты. Он перетянул на себя внимание жницы, уже всерьёз взяв в руки револьвер и выставив дуло в её сторону. — Ты её знаешь? — Постой… — девушка подняла руки, в одной из которых держала перепачканный останками слуг клинок, и сделала ещё один шаг вперёд. Демон молчал, продолжая сверлить её взглядом. Внутри себя он делал выбор: закончить с пактом и защитить от возможной угрозы своего нового хозяина, либо же… а либо что? Болезненное чувство предательства, как и противоположная ему радость, разрасталось внутри с невероятной скоростью, хотелось бросить всё к чёрту в самом начале пути, схватить и больше никогда не отпускать её и одновременно вцепиться ей в глотку, чтобы уж точно раз и навсегда умертвить. — Не подходи! — испуганно воскликнул будущий контрактор, целясь трясущимися руками в неизвестную. Ему никогда не доводилось стрелять, но вот как обращаются с оружием он видел достаточно. Хотя бы от "папочки". Граф Транси, может, давно и обрюзг, постарел и с головой погрузился в похоть и разврат, но чувствовалось, что родовой титул передавался не только со званием и фамилией от отца к сыну, но и по крови. Он прекрасно обращался с огнестрельным оружием, владел на неплохом уровне искусством фехтования и, конечно же, отлично служил Королеве вот уже столько лет. Последние годы его почти не тревожили делами, предпочитая пользоваться услугами воспитанников из спецгвардии или же другими теневыми организациями и знатными родами, отчего всё, что ему оставалось делать — так это тихо сходить с ума и красоваться перед молоденькими юношами своими боевыми умениями, ведь более он их ничем не мог удивить. И Джим был одним из его зрителей. Он одёрнул предохранитель и нажал на курок. Крупнокалиберная пуля с грохотом и вспышкой вырвалась из дула и полетела в Ребекку, которая инстинктивно выставила вперёд свою косу смерти. Но не успела. Когда раздался второй выстрел, первый снаряд с треском и горячим шипением вошёл в её тело, прямо в грудь, отталкивая и сбивая с ног, а также вскрывая поток крови, обжигая мясо и мышцы и проламывая рёбра на своём пути. Вторая пуля отскочила рикошетом от чёрного металла в окно, разбив двойное стекло. Третий и четвёртый боеприпасы, залпом подряд последовавшие за предшественниками, угодили в ногу и плечо. Само время здесь и сейчас замедлило свой ход. Паук схватился за дуло, чтобы отвести его в сторону и больше не допустить выстрелов, одновременно с этим злясь сейчас больше на мальчишку, чем на предательницу, и от этого теряя контроль над собственной демонической способностью. Сила притяжения в этой маленькой комнатке начала меняться, из-под ног уходил пол, и девушку вместе с чертовски больными ударами в тело будто сильным шквалом встречного ветра резко понесло назад. Она, потеряв равновесие, полетела в стену, по расположению превращающуюся в пол, в то время как пол стал стеной. Демон же, стоя на ней, не пошатнулся ни на толику, только успел окончательно выхватить оружие из мальчишеских рук и отшвырнуть его в сторону, но под собственной тяжестью оно полетело в сторону жницы, как и сам мальчишка, спотыкаясь о свои же ноги. Йохан вцепился в руку будущего хозяина и, притянув к себе, схватил его за шкирку как слепого котёнка. Осколки оконного стекла с треском посыпались вниз, прямо в девушку, которая из-за головокружительной боли не успела закрыться хотя бы руками. Один, самый большой, почти полностью вошёл точно в девичье горло, вспоров его, перекрыв дыхание и вызывая потоки крови и внутри, и снаружи. С такой силой, как если бы он весил фунта два, не меньше, или же был намеренно ускорен. Мелкие стёклышки впились в грудную клетку, живот и конечности, остриём своим оставляя глубокие царапины, разрывая связки и погружаясь в мягкие ткани. — Ты теперь одна из них, значит, да? — инфернально прогремел искажённый голос чудовища. Но Ребекка не могла ответить. Её глаза перекрыла белеющая пелена, и слова демона звенели в ушах подобно церковному колоколу, вызывая боль в голове и заставляя сознание ускользать из реальности. Паук отделил от брюк привязанный к ноге чьим-то галстуком её второй клинок и, наблюдая, как жизнь покидает её тело, выставил его вперёд лезвием: — Это твоё, Ребекка? Терпеть боль было сложно, ещё сильнее из колеи выбивало то, как обернулась их встреча. Она молча виновато кивнула, жмурясь и плача. Она уже не видела ни его лица, которым овладевало сожаление на смену ярости, но очень хорошо чувствовала себя так, как он её назвал — предательницей. Ведь если на неё злились, значит, было за что..? — Ну так забирай, — и с этими словами демон отпустил из рук её оружие. Но за сим ничего не последовало. Нокс приоткрыла едва видящие глаза. В комнату, оттолкнувшись от коридорной стены, влетел Т. Спирс. Выбирать ему сейчас не приходилось, ведь если бы коса смерти пронзила ей сердце, Ребекка бы погибла. Как жнец, как человек, как физическое воплощение собственной души. Тонкое, остро заточенное лезвие насквозь пробило ему ладонь, которую он выставил вперёд, прикрывая подчинённую, в то время как его секатор с бешенной скоростью понёсся по направлению к демону. Собрав в себе последние силы, Нокс сделала рывок и ногой отбила его в сторону. — Ты что творишь? — ошарашенно бросил ей Уильям. Но она уже не имела возможности ответить, ведь кровь из рассечённого горла почти полностью наполнила её рот, выливаясь из краёв, стекая по щекам в уши и образовывая лужу под головой. — О! И ты здесь! Конечно же! — при его виде у Йохана окончательно снесло остатки сдержанности. Он отшвырнул Джима, который с визгом полетел на перевёрнутый диван, и помахал у горла плотно сложенной ладонью, показывая жест казни через обезглавливание и вместе с тем маниакально улыбаясь: — Ну?! Давай ещё раз! Щёлк-щёлк! Уильяма ставили перед выбором: даст ли демон так просто убить себя или всё это — один сплошной блеф? Угроза в виде острых лезвий на шее была достаточной, но он мог затянуть бойню, как это сделала его помощница, которую он встретил во второй части поместья. На такой случай времени не было, Ребекка теряла сознание, и пока оно окончательно не покинуло её тело, нужно было уходить. Да и он сам сейчас был частично ранен. Жнец приблизился к девушке, угрожая монстру готовым в любую секунду быть примененным оружием, и, схватив её за запястье, исчез с ней в густом облаке дыма. Демон ещё с минуту молча и недвижимо смотрел в место, где только что была Ребекка. Он успел пройти через столько стадий принятия, чтобы встретить её вновь и вновь потерять. Отчаяние, боль, обида и гнев, отрицание действительности, торг с совестью и медленно тянущееся ожидание, когда эта буря уляжется внутри. Кто же мог вообще представить, что смертный человек способен оставить после себя столько чувств? — Й… Й-Йохан? — боясь навлечь на себя остатки не выплеснутой энергии, тихо произнёс Джим, выглядывая из-за спинки дивана. — Ты знаешь их? — Не используй это имя, — отрезал демон и, наконец, вернул кабинету прежнее положение. — В обмен на контракт, у меня тоже есть условия. И это одно из них. Мебель с мальчишкой подъехала к его ногам, когда он сдвинулся с места и, опустившись на корточки, подобрал сердце старика. Затем он вернулся к юноше: — Второе и последнее условие: не упоминать её. Место на теле? — Л-лю-любое… — пролепетал тот, согласно кивая уговору, в страхе и одновременном восхищении вглядываясь в его дикие глаза. Не успел он закончить фразу, как щёки его крепко сжались испачканными руками. — День в ночь, — Паук раздавил орган одной рукой, и в кровавом месиве заблестело что-то крошечное. Джим молчал. — Сахар в соль, — он поглотил душу графа, но никак не отреагировал на её вкус. Хотя такие вещи у непервородных были своего рода деликатесом от мира еды. Мальчик не двигался, лишь водил глазами, пристально следя за приближающейся к нему рукой. — Живых в мертвецов, — закончил безымянный, сжав челюсти контрактора, распахнул ему рот и насквозь пронзил когтями язык. В приступе неожиданности и поразившей его боли Джим закричал, давясь собственной кровью, смешивающейся с графской и стекающей в глотку. Перед глазами всё начало хаотично меняться. На долю секунды он оказался не в привычном кабинете а стоящим в жидкости, похожей на нефть, по щиколотку, а перед ним, на береге, горящие человеческие фигуры в жутких страдающих позах. Сзади простиралась длинная железная дорога с застывшим на ходу пылающим поездом. Ещё секунда, и в чёрную субстанцию его потащили чьи-то руки, и вот он уже окружён высокими соснами с подвешенными на них телами, с которых, окрашивая массивные стволы красным, сочилась кровь. Миг, и сотни, нет, тысячи пауков расползаются по абсолютно белому, неосязаемому пространству, открывая какой-то знак в форме звезды. Мальчик не запомнил, сколько точно он увидел всего — боль не давала ему сконцентрироваться, и перед тем, как упасть без сознания, перед глазами его промелькнуло женское лицо. Лицо той, в кого он, кажется, совершив самую большую ошибку в мире, выстрелил.