Black Butler: Book of the eternal death

14 сентября 1888 года. Пятница.

Час спустя убийство Мэри Келли. 

      Уильям появился в своём кабинете, заполняя его густым чернеющим дымом, среди которого едва заметно мелькали крошечные багровые молнии. Он разжал пальцы, которыми так и держал словленную пилу маньяка, и оружие тут же с грохотом повалилось на пол, оставляя на нём ошмётки плоти и капли крови, с поражающей быстротой образующие огромную лужу. Затем мужчина переключил внимание на полуживого товарища и пинком отправил его на диван. — Ну что, Сатклифф, пора бы нам наконец-то серьёзно поговорить, да? Грелль уже пришёл в сознание, но всячески не хотел этого показывать. Злоба, ревность и какая-то абсолютно отключающая разум жестокость начали таять в нём и отходить на дальний план. Осталась только тошнотворная боль на физическом и ментальном уровнях. — Отъебись. Т. Спирса не заботило ни единое его оскорбление, и не успел его товарищ договорить, как в его лицо, набрав ускорения, впечатался тяжёлый кулак.  — Нет, не отъебусь, — он нагнулся ближе, опершись руками о колени и уставился на него ярко горящими в темноте глазами. Словно змея, поймавшая ужин, гипнотизировала жертву в последний раз. Сатклифф был весь в крови — своей, Ангелины Дюлес, Мэри Келли, всё это смешалось на нём будто на палитре, увы не рождая никакого нового оттенка, и лишний красный поток, открывшийся от только что разбитой брови, не придавал его внешнему виду какой бы то ни было новизны. Виновный заёрзал на диване, располагаясь на нём поудобнее, а затем откинул голову на спинку, оценивающе-нагло смотря на Уильяма. Как-то и плевать было, что ли, на то, что он сейчас абсолютно невменяем. Было бы даже неплохо, если бы он тут его на месте и прикончил. — Ты глухой, что ли? Повторяю для слабослышащих: от-ъе-би-сь.  И по некогда красивой физиономии снова прокатился громогласный удар. — Грелль-Грелль-Грелль, — Т. Спирс опустил взгляд вниз, рассматривая свой окровавленный кулак. Звучал он сейчас жутко и угрожающе, и с виду картина эта уж очень напоминала, как некогда сама Мадам Рэд отвешивала оплеух Келли. Разве что не с такой ужасающе нечеловеческой силой. Ведь будь Сатклифф смертным, его череп уже давно бы пошёл трещинами, впиваясь осколками в и без того помятый мозг. — Грелль. Ты меня не слышишь.  Алый жнец воспользовался заминкой и, как только товарищ вновь поднял на него глаза, из последних сил врезался ему лбом в лоб, одной рукой ударил в живот, а второй — в лицо, встречаясь костяшками пальцев с его губами. Может, умереть тут от рук друга и являлось бы хорошим вариантом, вот только, на самом деле, это было не в стиле Сатклиффа. Да и перемещаться он никуда не стал, лишь решил в кои-то веки подраться со старым другом. Один раз он уже дострадался до того, что порезал себе руки, ушёл из жизни, и тут же воскрес заново, превратившись в чудище из детских страшилок. И новый потусторонний мир принял его таким, какой он есть — вечно сомневающимся в себе и своём теле, иногда говорящим о себе, как о леди, меняющим одежду с классического костюма тройки на абсолютно развратные платья и наоборот. Как настроение позволит.  В оглушении старший по званию пробыл недолго и, опомнившись, успокоил коллегу вновь, вписывая его обратно в диван ногой. После он, будучи уверен, что Грелль не предпримет больше попыток сопротивляться, закурил и сел рядом с ним, протягивая пачку сигарет. Слишком уж хорошо они выучили друг друга за столько лет работы бок о бок.  Обстановка за считанные секунды переменилась с угрожающей на нейтральную. — Что ты хочешь от меня услышать, Уилл? — устало спросил Сатклифф, попутно подкуривая и действительно более не предпринимая никаких действий. — Ты будто не видел всё своими глазами.  — Видел, — согласился Т. Спирс. — Но не понимаю, начерта ты это делал. И ещё более не понимаю, на кой хрен ты её убил.  — Ты же любил когда-то. Смертную, — осторожно начал рыжий и, видя периферийным зрением, что тот весь во внимании, повернул к нему голову. — Значит, слухи были правдой.  — Любил. И что с того? Я же её не убивал.  — Да что ты. Зато сделал больно по-другому. И, в итоге, где она сейчас? Уилл, я правда её полюбил. Ангелина однажды обмолвилась, что последнее, чего бы она хотела, так это попасться с поличным на глаза Сиэлю, он ведь на поводке у Королевы, а той вообще до пизды, что он тринадцатилетка. Отправит расследовать и такое дело. А ещё она сказала, что лучше умрёт, чем переживёт это всё.  — Грелль, ты жнец. Неужели нельзя было лучше следить за ребёнком? — Т. Спирс, прежде окунувшись в воспоминания о бывшей возлюбленной, услышал про Цепного Пса и даже как-то усмехнулся. Он ведь и правда ребёнок. Пусть даже с демоном на поводке.  Служащий Королеве человек, заключивший контракт. Как же это всё ему было уже знакомо…   — Смешно тебе, да? — Потрошитель снова затянулся. — Это единственное, что я мог сделать для неё. Да, меня накрыла ревность и агрессия, когда она сказала про Винсента, но мы уже давно всё трезво решили. Точнее, я решил.  — Решил убить её на глазах у племянника? Сатклифф, ты ебанулся? У него и так травм на всю короткую жизнь.  — Ты не понимаешь, идиот, — Грелль чувствовал, как шея перекрывается какой-то невидимой удавкой, отчего говорить с каждым разом становилось всё труднее и труднее. Ком встал у него посреди горла, не давая проглотить себя и всю эту ситуацию, нос пощипывало, а на глазах проступили слёзы. — Я решил взять всю ответственность за её деяния перед ним на себя. Чтобы последняя мысль об Ангелине у Фантомхайва была только та, где она остаётся хотя бы минимально хорошей... Чтобы он не ненавидел её…    Т. Спирс вздохнул. Слишком это было возвышенно для Сатклиффа. Но на что только ни способны любого вида существа, когда хотят оградить любимого от опасности. Если, в данном случае, опасностью считать посмертный позор и ненависть единственного оставшегося родственника. — Ты ведь понимаешь, что даже если мальчик и поверил в то, что главным злодеем был ты, это ничего не смягчит? Тебя начнут искать, не найдут и повесят все дела, в которых, на самом деле, маньяком была она, обратно по адресу.  — Да пусть что хотят делают. Главное это то, что о ней думает Сиэль. Для неё это было единственно важным, когда он появился. Анне было плевать на правосудие, на то, что она может попасть после смерти в ад и прочую дребедень. Какое-то время она даже перестала убивать, переключила всё внимание на него, когда он вернулся с демоном. А я подбил её сделать это снова.  — Вау, как неожиданно! — злорадно отрезал Уилл. — Вот это больше в твоём стиле, нежели спасение утопающих. Сатклифф, на кой чёрт? — Ты тоже убивал! — оскалился в ответ Грелль.  — Да! Но, блять, не невинных проституток, которым не нужны дети. Это разные вещи, тупица.  — Да знаешь что? — не сдерживая уже слёз прокричал он. — Ты никогда не поймёшь мои чувства. Я был готов на всё, лишь бы быть с ней. Хоть кого убивать: детей, котят, проституток, политиков. Мне было до пизды! Я делал с ней то, что приносило хоть какую-то отдушину в её отвратительную жизнь, Уилл. Наперекор всему. И когда она прекратила убивать девок, которые к ней чуть ли не штабелями каждый день за абортами ходили, ей начало становиться плохо ментально. И даже Сиэль не помогал уже. Поэтому я и повёл её на убийство. И ты, блять, видел бы её лицо. Оно было счастливым! И тебе бы стоило у меня поучиться! Да, чёрт бы тебя побрал, поучиться! Делать то, что радует твоего любимого человека, блять! — У меня была жена, спасибо, я в курсе, что нужно было делать, — сухо отрезал старший, затягиваясь табаком. — Как помнишь, ей это не особо сильно помогло. — Да нихрена! Ты остался верен своим принципам, поэтому твою жену спасти мог, разве что, Господь. Ты думаешь, я не в курсе, что случилось с той смертной, а?  Уилл по-прежнему выглядел спокойным, хотя глаза его светились подобно яркому костру в ночи. — Это было несколько лет назад, Грелль. И это была вынужденная мера. И никто не мог предположить, чем это обернётся.

***

Ребекка осмотрела холодильник на предмет хотя бы одной бутылки алкоголя, но ничего не нашла. Они действительно за ночь выпили весь её запас? Звучало идиотично. Ещё идиотичнее был сам факт того, что под действием этого самого запаса произошло.  На душе тут же стало тяжело. Ведь с полностью выветрившимся из её организма алкоголем она всё ещё уверенно понимала, что эта симпатия, превратившаяся с их последними действиями во влюблённость, никуда не делась. Анекдот целый: Ребекка Нокс, такая якобы правильная, такая вся из себя справедливая, влюбилась в преступника. И, как бы сильно она не желала скрыть сей факт за похожей на его собственную маской притворства, наедине с собой переваривать всё случившееся было чертовски тяжело. Хотелось всё бросить сейчас и вернуться к нему в похоронное бюро. Чёртовы гормоны. Почему они вообще работают на бессмертных.  Да, конечно, сейчас она перенесётся в Лондон, сходит в магазин, купит несколько новых бутылок вина, выпьет с Ниной… Но когда подруга спросит, — а она точно это сделает, — как прошло их пресловутое свидание, что ей на это ответить? И как не расплакаться от всей абсурдности ситуации.  — "Да, знаешь, Нина, я вот влюбилась в Легендарного, мы целовались под дождём, чуть не переспали по пьяни, но решили, что мы теперь друзья, как-то так!" Крамер бы явно оценила её умственную деятельность на, дай бог, два из десяти. — "Легендарный? Это тот, кто сделал что-то там такое страшное и ужасное, — никто не хочет говорить, что конкретно, — и свалил от правосудия?" Хотя, возможно, ещё бы отмочила что-то в духе: — "Так а чего не переспали-то в итоге? Друзьями можно и после такого оставаться!"   Это было достаточно в её духе. Ведь, как же известно, Потустороннее открывает попавшим сюда некоторые свободы.  Идиотизм.  Нельзя ей говорить.  И нельзя быть слабой и бесхребетной в его глазах. Да и в своих тоже, желательно. Ребекка же хочет, чтобы они остались друзьями?  Хотелось, бесспорно, ещё и другого. Найти все документы по его делам, узнать о его преступлениях, понять, что им двигало. Ведь девушка вообще ничего о нём не знает. Будто влюбилась не в него самого, а в одну из его масок. Хотя в таком случае, будь преступник с фальшивым именем фальшивым и с ней, стал бы он всё это говорить по пьяни? И почему же тогда не воспользовался ею? Девушка вернулась к подруге, одновременно держа в руках бутылку, бокалы и тарелки с нарезанными закусками, которые она расположила на предплечье, словно официант, пытавшийся унести весь заказ сразу.  — Как ты? Не уснула, пока я шарилась? — Ребекка опустила всё принесённое на постель и снова убежала из комнаты, а через секунду уже притащила обеденный столик.  — Не-а, но воспоминания так и лезут сами в голову…  — Тут я тебя понимаю, — согласно кивнула она Нине, снова мыслями возвращаясь к директору похоронного бюро. — Но ничего, сейчас мы это исправим. Две бутылки спустя, где рыжая всё время делала каждый раз по глотку, одновременно продолжая играть роль официанта и злостно подливать подруге по полбокала, их разговор о работе и том, что происходило в отсутствие офисного бюрократа, ожидаемо сделал поворот ровно на девяносто градусов и встал перед выбором: отношения Нины Крамер или же отношения Ребекки Нокс? — Ну давай, выкладывай, — уже достаточно… даже слишком расслабившись, сделала выбор за двоих первая. — Что там с твоим свиданием? — Ну что-что..? — тихо вздохнула подруга. Так она и не успела придумать что-то более-менее вразумительное. Да и, будем честны, не любила она врать. Ни Рональду, ни Нине. Ещё немного, и она не смогла бы соврать и Гробовщику. — Вообще всё так быстро закрутилось… Короче, мы напились и поцеловались. И всё.  Нина подозрительно выгнула бровь, смеряя её каким-то недовольным взглядом. Будто ожидала услышать совсем не эту, больше похожую на обрывки разговора из туалета женского пансиона, историю.  — Вы че, — пьяно пробормотала она, — школьники какие-то, что ли?  — Ну как вышло, так и вышло… — Ребекку её обиженный тон лишь сильнее смущал. — Вообще-то было… ну… неплохо…  — Ну вы и тупицы. Да у тебя же вся шея фиолетовая! Сразу видно, что это было твоё первое свидание, на котором вы напились как свиньи, и только алкоголь остановил вас, тютя. Ну ничего, — Крамер, будучи достаточно сведущей в подобных делах, даже как-то приуныла. Ведь накидывалась она, чтобы пережить горе и ужас прошлой схватки, с целью забыться, и было бы крайне неплохо послушать ещё и какие-нибудь отвлекающие горячие подробности. Делились же они друг с другом всем, в конце-концов. — Я-то подумала сначала, что вы типа просто удовлетворить друг друга решили, как многие делают. Ну, ты знаешь. А у вас там романтика, все дела… Ну нич-чо, ещё не вечер, так сказать. — Да, вообще-то… ничего уже и не будет, — робко прошептала Нокс и тут же легла на кровать, продолжая не сводить глаз с лица подруги.  — Почему? — уставилась на неё в ответ Нина.  Такой простой вопрос, зато какой сложный должен выйти ответ на него.  — Ох, Крамер, — девушка устало прикрыла лицо руками, раздумывая, с чего бы начать.  — Погоди, а кто он вообще?  — Блять, — Ребекка вскочила обратно, показывая ей своё раскрасневшееся лицо. — Мне нужно от тебя обещание!  — Не поняла…Ик… Это что, не Т. Спирс твой, что ли? — девушка даже потёрла глаза, будто бы желая удостовериться, точно ли подруга сидит перед ней. Благо макияж с её лица уже давно смылся кровью, потом и слезами, и ничего не размазывалось.  — Нина, сестра, не забывай, что мы с Т. Спирсом заключили договор на то, кто кому лицо начистит. И если наши отношения и двигались куда-то, то, разве что, к чёрту на куличики. А в последнюю встречу он вообще как последняя скотина повёл себя… Да и я хороша. Короче, нет, и нахрен надо. Просто поклянись, что обещаешь никому ничего не рассказывать.  — Боже, да когда бы такое было ещё! Кому я расскажу? У меня и подруг-то кроме тебя нет! — Бургхардту, например.  — Ой, знаешь ли, у нас с ним и так достаточно тем для разговоров, — она горделиво дёрнула головой, но тут же, при упоминании ещё официально не возлюбленного, но уже и не просто товарища, погрустнела. — Хотя я, перед тем, как мы зашли тогда в то дрянное поместье, обмолвилась, что ты на свидание пошла. И он сказал, что надеется, что тебе не попался плохой кавалер…  Ребекка заметила перемену в её настроении и сдалась. — Ладно, Крамер, хрен с тобой. Знаешь, кто такой 136649? — Ну, блять, ик… естественно! — Нина даже сначала не поняла, почему ей задали такой глупый вопрос, но потом в её пьяную голову медленно пришло осознание. — Стоп… — Да, Ниночка…   Девушка залпом выпила весь бокал и тут же потянулась налить себе ещё. — Хочешь сказ-зать, ик… что ты встречае-аешься с, мать его, преступником, к-которому девятьсот лет в обед? Ребекка, ты щ-щ-щас шутишь?  — Боже, зачем я тебе это рассказала, — Нокс потёрла переносицу, анализируя новую информацию о возрасте своего предмета влюблённости. — Ебануться, ему реально девять веков? — Да! Я думала, ну… Ты в курсе, с кем целуешься, а! Мне Артур так, ик… и сказал. Он ещё, это… секундочку, — она опёрлась о стол и начала медленно вставать, одновременно с этим наклоняясь к своей упавшей трости. Ребекка тут же сорвалась с места, протягивая ей костыль и подставляя подруге руку помощи.  Проводив её до туалета, она села на место и зарылась пальцами в волосы, тряся головой. Да что она делает? Господи, да Гробовщик — чёртово древнее ископаемое! — Так вот, — не заставив себя долго ждать, высунулась из-за угла Нина. — Что-о-оо мы там обсужды-али? А! Твоего доисторического мужчинку, точно! Нокс стащила с волос руки и шлёпнула ладонью себя по лбу. — Нина, он не мой мужчина, перестань! — Так ты с ним, это самое… — она, видимо, в секундном беспамятстве, снова указала на её лиловую пятнистую шею. — Да не было у нас с ним ничего кроме поцелуев, уймись, христом-богом прошу! — А, да, точно-точно. Соблюдаем средневековые традиции в пятьсот тысяч свиданий, перед тем как потрахаться, — подруга плюхнулась на кровать, заумно кивая головой.  — Всё, хватит тебе уже пить! Какая же ты невыносимая! — Да! Я! И ты меня за это и любишь! — Безусловно, солнышко. Мы остановились на том, что ему, эм… много лет, если что.  — Точно-точ-ч-чно. Так вот, мы когда начали стажировку, и я стала работать с Артуром, он как-то обмолвился, что тебя поселили в квартиру какого-то преступника, ну-у-у-у, и я так, мимоходом и расспросила у него, чего да как. Он мне толком не сказал ничего, только его примерный возраст, и как давно этот твой Легенд-ик-дарный свалил из департамента, не оставив тут камня на камне… фух…  — Ну, ничего нового, кроме его возраста, я не услышала.  — Ребекка, как тебя угораздило его найти вообще? — не унималась Крамер. — Его же разыскивают, как… что… ох! Я вообще уже запуталась.  — Не разыскивают его. Он оставил свои шмотки в квартире, а уже твой Артур разболтал какой-то слух о его местоположении. Так что из-за него и нашла, — Нокс пожала плечами и мысленно поблагодарила за это лежащего ныне в лазарете жнеца. — И не вздумай соваться в это дело, он опасен. Хотя я, если честно, в нём угрозы вообще не вижу. — Ну так если он в тебя тож-жж-же влюблён, то чего ему тебе угро-ик-жать? — Мило звучит, конечно. Может, ты и права... Нина снова взяла в руки бокал и, поднеся к губам, принюхалась, тут же дёргаясь от рвотного позыва. Потом поставила его обратно на стол и вздохнула: — Пожалуй, х-х-хватит с меня алкоголя уже… А что касаемо твоего дезертира, то, ммм, — она окинула петляющим взглядом подругу и вздохнула. — Это всё очень опасно, но я спать ночами не смогу, если, помимо этой демонической рожи в кошмарах, не узнаю, почему вы всё-таки того. — Мы сошлись на том, что это всё неправильно, и строить отношения, будучи по разные стороны баррикад — очень глупо, — о его тайных и, так и оставшихся для неё загадкой, делах Ребекка решила всё-таки умолчать. — Он не хочет возвращаться сюда, и не хочет, чтобы я становилась преступницей. В смысле, сообщницей. У нас же законы так работают. Поэтому мы решили не двигаться дальше. Собственно, что-то типа того… Хотя, знаешь, мне так ностопиздело здесь находиться, что держите меня в Потустороннем только ты да Рональд. А так, я бы с радостью отсюда свинтила.  — Очень приятно, подруга, — сливая слова воедино, пробормотала Нина, медленно перебираясь по кровати к подушке. — Надеюсь, этого никогда не случится. — Я ведь и правда в него влюбилась, — Ребекка запнулась, чувствуя, как глаза начинают видеть расплывчатее даже за линзами очков. — Глупо, да? — Не-не, — жница не доползла до изголовья кровати и, лишаясь сил, повалилась рядом с ней, положив голову на её ноги. — Ты чего думаешь, я спустя три года только втюрилась в Артура? — Нет, конечно, ты же мне все уши прожужжала про него за всё это время. Причём, встречаясь с другими.  — Ну, ф-фыа-фактически, я просто к нему-у-у присматривалась, ик.. Ну вот и делай выводы теперь, ик… да и вообще, а как же "влюбиться с первого взгляда"?  — Уж изволь, но это какая-то приукрашенная шляпа, Нина, — Нокс поудобнее улеглась, заботливо перебирая светлые волосы подруги. — Да и всё это случилось не за один день, хах… Она припомнила все их встречи, где, с каждой новой, он подбирался к ней всё ближе и ближе, рассказывал что-то интересное, помогал советами, да и не только ими, слушал её, выстраивал доверие, затмевая собой всё остальное в её голове. Ну ведь, если бы ему было что-то нужно от Ребекки, он бы легко мог это получить. Или же это всё было сплошным театром из манипуляций..? В следующий свой визит, она обязательно спросит это у Гробовщика.  — А какой он вообще, Бекк? — Нина сонно зевнула и помахала забинтованной рукой перед её остекленевшими глазами. — Боже, да-д-да не грусти ты так, вы же типа… всё равно останетесь друзьями?   — Ага, останемся… Надеюсь. Он, знаешь… Он странный. По-своему. Его очень сложно прочитать, он загадочный, оттого он ещё сильнее вызывает интерес к себе. Он очень внимателен… был ко мне. Мы, когда расстались с тобой после дела Колдуэлла, я схитрила и пошла к нему за кое-каким делом по поводу моего оружия, а до этого мы с ним не виделись три года. Он тогда принял меня как ни в чём не бывало, плечо перебинтовал и дал заживляющую мазь. О, кстати, надо будет тебе одолжить! Ну и с того дня мы и начали чаще видеться. Да и… не знаю, как сказать. Гр… В общем, он просто невероятный.  — Ах ты хитр-тра-а-я! Свалила от меня тогда. Ай, ну и пофиг, сколько времени-то прошло. Это-то понятно, — Крамер сдула с лица выпавшую из рук Ребекки свою же прядь и снова прикрыла глаза. — Тебя бы другой и не привлёк. А внешность? Внешность у него какая? — А тебе ещё зачем? Я же сказала… — Да нахрен он мне нужен, — хихикнула жница, начиная разговаривать всё медленнее и медленнее. — Расслабься. — У него очень длинные волосы. Такие, типа, похожие цветом на чистейший пепел. Светлые ресницы, глаза… они одновременно и приглушённого, и сразу же глубокого жёлто-зелёного оттенка. Не знаю, как описать. Очень красивые. И просто бессчётное количество шрамов. Я его, когда в первый раз увидела, даже рот раскрыла. Ну, представь, это отступник, о котором знают в любом уголке обоих департаментов, он какой-то сверх сильный, может рушить здания, в общем, кошмар любого жнеца. И, когда я шла к нему, то думала, что там какой-то многолетний, опытный такой, знаешь, ветеран. Кто бы ещё знал, что ему ого-го сколько лет. Так бы я его вообще ещё старше представляла. А там красавчик вместо какого-то деда… дед, хех. А ведь он при мне называл себя стариком пару раз, а я ещё тогда подумала: "да пизди больше", ха-ха-ха.  В ответ ничего не последовало, и Ребекка опустила голову, желая увидеть хоть какую-то реакцию на вышесказанное. Но увидела лишь провалившуюся в сон от алкоголя и усталости подругу.  Она улыбнулась и погладила её по голове, где-то внутри себя надеясь, что та забудет этот разговор.  Так и прошёл их вечер. Нина спокойно спала, изредка переминаясь и меняя бок, а Нокс сидела рядом на кровати, перед этим спустившись к живым и купив поесть. Она покурила на кухне, перекусила пирожком, отмечая в голове, что с таким образом жизни скоро потеряет все свои красивые мускулы и перестанет помещаться в двери, разлеглась рядом с Крамер и, включив лампочку на тумбе, раскрыла книгу, которую не могла нормально прочитать вот уже неделю.  Сейчас наконец-то буквы не плыли перед глазами, и лишь мысли об отступнике приятно разливались по телу и не то чтобы мешали, а, скорее, изредка переключали внимание от сюжета главы. Ребекку же это не раздражало, хотя сам факт того, что она, как влюблённая дурочка, — хотя почему как, — вздыхает по "другу", должны были её изрядно напрягать. Но никаких усилий для того, чтобы отгонять их, она не предпринимала и, поддавшись, лишь плыла по течению и строкам, которые иной раз приходилось перечитывать заново. 

***

      Нокс дождалась пятницы и появилась в пустом проулке, тут же направившись к похоронному бюро. В нерешительности остановившись перед дверью, она провела рукой по кнокеру и её ручке. Наверное, всё-таки стоит зайти с официального входа.  — Тук-тук..? Алло-алло? — по обычаю своём помещение пустело, отчего в голову закрадывалась мысль, что она сюда заходит чаще, чем какие-либо клиенты.  Ответа между тем не последовало, и Ребекка, плотно прикрыв за собой дверь, прошла вдоль приёмной и заглянула вглубь закрытой для других части агентства.  Гробовщик принимал новое тело, сейчас только покинувшее пределы каталки, еле умещавшейся в узком коридоре, по которому они из стороны в сторону шатались пару дней назад. На лице его снова болталась чёлка, недосягаемо разделяя глаза отступника и мужчину, привезшего труп, который, выгрузив огромный мешок на стол, стоял рядом и ждал, пока директор подпишет какие-то бумаги.  Закончив с документами, патологоанатом проводил того до двери и вышел вместе с ним на улицу, прикрывая вход. Ребекка пошла за мужчинами, но остановилась и оглядела плотное чёрное полотно чехла, в котором лежал мёртвый человек. Забавно. Ведь даже уйдя из жнецов, он всё равно продолжил работать с трупами.  Она вышла в задний двор, продолжая предаваться воспоминаниями, и, наблюдая, как он закрывает ворота за повозкой, достала пачку сигарет.  — А я почувствовал твоё присутствие, — отступник отвернулся от железных прутьев и направился к девушке, попутно убирая с лица волосы. — Привет! Ребекка не смогла сдержать улыбки. Какой же он, всё-таки… — Здравствуй, Адриан, — она зажала папиросу зубами и ответила на его объятия, понимая, что внутри снова всё сходит на нет.  — Ты забыла у меня свою кошачью зажигалку, — тихо проговорил он у самого её уха.  — Спасибо, но можешь оставить её себе, я подумала, что потеряла её, поэтому взяла другую, — Нокс вытащила из кармана свою новую, со свежим рисунком того же животного, но уже другого цвета. Если предыдущая киса на гравировке была рыжей, то нынешняя имела чистейший чёрный окрас и разного цвета глаза. — Хотя с этой я ходила три года, хех. Купила её, проиграв спор с товарищем по экзамену, и не расставалась с тех пор. Она даже подстёрлась уже.  Как же тяжело ей было носить эту идиотскую маску, будто ничего не произошло. — О, большая честь, что ты решила оставить мне свою реликвию, — мужчина раскрыл железную крышку зажигалки и протянул ей огонь, давая возможность подкурить. — Ты как раз вовремя пришла.  — Мне кажется, я не выдержу запаха, — девушка уселась на лавку, снова вспоминая, какое непотребство тут происходило, отчего даже проглотила дым и закашлялась.  Адриан приземлился рядом и сам, как ей показалось, слегка приуныл. Но ничего не сказав на этот счёт, лишь продолжил их обоюдную игру в притворство.  — Не переживай, там совершенно свежий человек, буквально из-под косы жнеца. Криминал почти всегда приезжает в таком виде, только если тело не нашли спустя месяцы в каком-нибудь бетоне на дне реки, хах, ну или… гниющим в лесу…    Они вернулись в бюро, и стажёру в ту же минуту была предложена ваза с ирисками, ведь, как упоминалось ранее, их сладость успешно забивала рецепторы и давала спокойно находиться даже рядом с полуразложившимся трупом.  — Надеюсь, тебя это не смутит, но напомню, что вскрываются люди обнажёнными, — уточнил он, быстро расстёгивая на балахоне пуговицы и направляясь к висящему на крючке фартуку.  — Ох, ну надеюсь, что переживу! Не то чтобы я часто их видела, но, наверное, за всё время моих немногочисленных выездов, где-то разок натыкалась… Ах да, точно, — она припомнила одно из своих дел, на которое пришла где-то года полтора назад вместе с Фоксом. — В квартире, в которой произошло убийство, находился живой человек. Женщина. Она была обнажена и избита, и именно она и убила того, за кем мы пришли. Этот урод хотел её изнасиловать, а она, защищаясь, ударила его ножом несколько раз. Где-то три-пять или… пятнадцать…  Гробовщик улыбнулся факту её сбившегося счёта и нахмурившемуся задумчивому лицу, но тут же вернул серьёзную мину.  — И такое в жизни бывает, как бы прискорбно это ни было. И ведь, самое глупое, что её, наверное, посадили в тюрьму за оборону. — Если честно — без малейшего понятия о её дальнейшей судьбе. Мы дождались, пока она уйдёт успокаиваться и одеваться в другую комнату, а к концу сбора в дверь уже ломились копы. Фокс тогда… — она скривила лицо, вспоминая подробности. — Ещё такую сальную шутку отпустил, это, наверное, и было одним из первых звоночков, что я работаю с мудилой. Сказал, что убитый мужик был красавчиком на лицо, и что девушке нужно было всего-то расслабиться и получать удовольствие… фу…  — Боже, что за мерзость, — от слов её начальника, переданных Ребеккой, он как-то сердито хмыкнул. — Сейчас мне кажется, что утащить тебя оттуда было не такой уж и плохой идеей.  И её снова что-то болезненно-приятно кольнуло в грудь.  Терпи, Ребекка, терпи.  — Ага, — она подняла ноги на стул, который приставила к секционному столу для лучшего вида, и опустила голову на колени. — Знаешь ли, я уже поняла, что мир полон несправедливости и мерзости, и пытаться что-то кому-то доказать — это пустая трата времени.  — Припоминаешь дело Потрошителя? — Гробовщик тем временем готовился ко вскрытию, уже завязав волосы в высокий хвост, неожиданно нацепив на глаза очки и надев фартук, и перекладывал инструменты из спиртового раствора в отдельную железную тару.  — Да, — угрюмо буркнула девушка. — Ты проводишь вскрытия в очках? П-погоди, а как ты вообще видишь без них?  — Скажем так, эксперименты прошлого избавили меня от плохого зрения, но копаться в органах всё же лучше при полной видимости. Да и, если брызнет кровь, то хотя бы в глаза не попадает. — Интересно, что это за эксперименты такие, — она, впрочем, понимала, что дезертир вряд ли поделится с ней чем-то настолько личным, но, тем не менее, не спросить тоже не могла. — Им уже почти пару сотен лет, — мужчина потянул руки, чтобы приподнять опущенные манжеты рубашки. — Да и морально хорошо я себя без очков чувствую. Они напоминают о бывшей работе. — Помочь подкатать рукава?  — Лучше не надо. Там следы от этих самых экспериментов, — он натянул перчатки и горько усмехнулся, перекидывая от них через спину верёвки. — Тебе вряд ли понравится. Лучше завяжи-ка мне их, пожалуйста.  Подруга поднялась с места и подошла к нему, накручивая между пальцами сизаль, из которого и были сотканы тонкие канатики.  — Не туго? — В самый раз.  Ребекка затянула узелок и, продолжая стоять за его спиной, опустила голову. — Тошно как-то мне от этого всего. — Ты о работе? Или о…  — О работе, да, — хотя, странные ощущения она испытывала и от нахождения рядом с ним. Но от это было не тошно, скорее — как-то болезненно невыносимо. Она ведь всё-таки была влюблена, а какие-то идиотские обстоятельства мешали ей сейчас бросить всё, вцепиться в него и не отпускать. Ну, образно, естественно…  — Это не единственный произвол, которым полнится Потустороннее, и, как бы смешно ни звучало, к этому нужно морально быть готовой. Но рассказы мои вряд ли тебя вдохновят, потому что всё это познаётся со временем, прямо пропорционально тому, как ты к этому привыкаешь. Привыкла к одной абсолютно несуразной вещи — тебе тут же подают новую, — он наконец-то повернулся к ней и оглядел грустное девичье лицо. — В какой-то момент я поняла, что ничего хорошего нет ни тут, ни там. С каждой ситуацией ловлю себя на мысли, что и правда привыкаю ко всей этой херне. И, если честно… меня это пугает. Будто от меня кусок, как от статуи, откалывают, а я этому и не сопротивляюсь и становлюсь похожей на этих истуканов с каменными лицами. Ну типа, тот же Т. Спирс, — Ребекка уселась обратно на своё место и опёрлась о спинку стула. — Не самый лучший пример в этой истории, милая… — на обращении он замялся и как-то неловко взглянул на её реакцию, но, казалось, она пропустила её мимо себя и даже не дёрнулась. Или, может быть, просто привыкла? — Он слишком полон собственных принципов и имеет голову на плечах. Ну, насколько я вообще могу судить о нём спустя несколько десятков лет. Как будто бы всегда делал всё по-своему, игнорируя и презирая большинство того, перед чем склоняются другие. Иногда мне даже казалось, что если он приблизится к такому сроку службы, как я, он тоже решит уйти оттуда вообще куда-угодно, даже с учётом того, что он возглавлял отряд, когда я открыто пошёл против них всех. И когда он пришёл ко мне на прошлой неделе, весь такой злой, с демоническим заражением в крови, я, если честно, даже не понял — тот же это Уилл передо мной или нет.  — Ты был его наставником, да? — выдала Ребекка ему свою, построенную ещё на разговоре после визита Сеймуров, теорию.  — Угадала, — с какой-то ностальгией улыбнулся отступник. — Вы чем-то похожи с ним. Упрямством, наверное, опять-таки принципами. Только в тебе больше жизни и эмоций. И мне крайне не хотелось бы, чтобы ты потеряла хоть какую-либо часть себя в этом сером, богом забытом месте.  Девушка дождалась, пока он пойдёт дальше заниматься своей подготовкой ко вскрытию, утёрла нос рукой и промокнула влажные глаза.  — Знаешь, Адриан, — решила она признаться, пытаясь отвлечься, и ткнула пальцем в свою разделённую бровь. — Мы с ним знатно подрались на предэкзамене. Это он оставил мне этот шрам.  Гробовщик тут же вернулся к ней и пригнулся, осматривая затянувшееся боевое ранение. Он улыбнулся одними губами, а после, не сдержавшись, тихонько рассмеялся.   — Я даже не знаю, что и сказать, если честно. Но кличку "нахал" мы ему дали, видимо, вполне заслуженную.  — Я тогда была куда нестабильнее, чем сейчас. В психологическом смысле. И он меня как-то задел за живое, разозлил, и я голову потеряла, накинулась на него, порезала руки и шею, покусала…  — Я смотрю, кусаться ты любишь, — окинул он её взглядом и многозначительно провёл подбородком по воротнику рубашки.  Лицо её тут же покраснело.  — Ну, в смысле, не так… — девушка начала оправдываться, но тут же прервала сама себя, сделала глубокий вдох, чтобы как-то успокоиться, и почувствовала, как дёргается её нижнее веко. — Я его за руки покусала, чтобы он отвалил от меня… Да и… могу сказать то же самое о тебе.  Она с вызовом уставилась ему в глаза, натягивая улыбку и, как бы невзначай, перекинула с плеч пряди волос. Сегодня на ней была её любимая фиолетовая выходная блузка с высоким горлом, и из-за него, сливаясь по цвету с тканью, тут же выглянули несколько пятен. Повисла неловкая пауза. — Да, — без малейшего стеснения, опомнившись, кивнул мужчина. Он наконец-то раскрыл мешок и, разрезав его вдоль ножницами, начал стягивать полотно из-под мёртвого. Зато смущалась за них обоих Ребекка.  — Я заметила. В общем, я ему ещё нос случайно затылком своим сломала, Рональд даже сказал, что мне крупно повезло, что я смогла задеть его хоть раз. Ну а он… прокатил меня по земле лицом, отдубасил и кучу порезов на теле оставил. Но вот они, что удивительно, зажили быстро, а эта фигня от промёрзлой грязищи так и осталась. — Поддавался? — с иронией спросил Гробовщик. — Поддавался. И мы тогда, в медотделе заключили пари. Типа, кто победит в дуэли, когда я стану полноценным жнецом, тот молодец, и за ним желание.  — Я понял, — прогоготал хозяин бюро, — что ещё делает вас похожими. Вы оба до жути азартные.  Он отбросил чёрное полотно на пол и принялся осматривать одежду. — Возможно. Я же вообще пришла к тебе в первый мой визит не только, чтобы познакомиться, а ещё спросить, можешь ли ты меня научить чему-нибудь в боевом плане?  — О, нет-нет-нет, Ребекка, не могу, — расхохотался Гробовщик. — Почему? — Потому что в бою, даже в тренировочном, я очень жесток. Не хочу тебя случайно поранить или убить.  — Да ладно, одним жнецом больше, одним меньше, — улыбнулась она на его реплику. — Может, тебе всё-таки помочь чем-нибудь? Как будто бы я всё ещё твоя ассистентка? — Было бы чудесно. Как правило, пока я произвожу вскрытия, я попутно записываю всё, что вижу. А в перчатках это не особо удобно делать. Ну и мыть потом перья с чернилами тоже, сама понимаешь.  Ребекка встала с места и обошла стол, выискивая глазами планшетку с бумагами и письменные принадлежности. Она остановилась за спиной Адриана и, будто что-то вспомнив, выглянула у него из-за плеча.  — Кстати о годах. Ты не говорил, что ты старше почти пяти Великобританий. — Ну кто же о подобном будет рассказывать. Есть такое ощущение, что как будто бы возраст в восемьсот семьдесят восемь лет должен отпугивать, не находишь?  — Не нахожу. Ты же столько всего повидал, это же наоборот — до ужаса интересно, — она рассмотрела его, будто тот факт, что он древнее всех её коллег, вместе взятых, должен был добавить хоть одну морщинку на его лицо. — Ну и, могу предположить, что ты уже устал от всего этого.  — Да нет, почему же. За такое долгое время ты постоянно учишься чему-то новому, наблюдаешь прогресс и то, как меняются города и люди. Это всё и правда интересно. Хотя… когда ты работаешь в департаменте и света белого не видишь, за исключением спусков за плёнкой, не особо-то и сильно замечаешь, как творится история. Куда быстрее летит время, когда ты знакомишься со смертным и осознаёшь, как скоротечно он стареет, слабеет и умирает, — он вздохнул и повернул к девушке голову, гуляя взглядом по её лицу. А ведь она такая же, вечно молодая. И он никогда бы не увидел, как она умирает. Уж этого-то он точно бы не позволил. Так и захотелось пригнуться к ней ближе, но вместо этого он лишь кивнул в сторону. — Бумага и перья вон там.  Ребекка уселась обратно, поставив баночку с чернилами на полку шкафа и положив планшет с ещё пока пустыми листами на колени. Гробовщик осмотрел окровавленную одежду, прошерстил все карманы, логично оказавшиеся уже пустыми после приезда из Скотланд-Ярда.  — Давай-ка посмотрим, кто это у нас тут, — Адриан взял записку, которую ему передал мужчина, доставивший труп, и пробежался по ней взглядом. — Томас Анкорд, пятьдесят восемь лет, был найден в собственной квартире убитым, ага.  Он расстегнул рубашку и, оголив грудь мужчины, подставил к отверстиям линейку. Потом разрезал его рукава ножницами, и наконец-то полностью освободил удивительно поджарый для человека его лет торс от одежды. Повернул его туловище, с двух сторон рассматривая спину, и наконец сообщил Ребекке: — Ну что ж, записывай. На момент первичного осмотра верхней половины тела составлены предположения, что мужчина умер от пулевых ранений в брюшную и грудную области. На верхней половине тела отверстий — шесть, три в правой области груди, одна в левой и две в верхней части живота. Следов борьбы не обнаружено, ссадин не найдено, под ногтями, предположительно, чисто. Точнее будет указано далее, когда я проведу анализ. На спине обнаружено пять отверстий из шести сделанных, пули прошли навылет, одна, что в животе, застряла в теле. Присутствуют старые шрамы в виде порезов и царапин. Замечание: кровоподтёков куда меньше, чем должно быть в случае огнестрела. Калибр оружия похож на сорок четвёртый. Первая догадка — револьвер Кольт Уокер. Интересно-интересно, тебя, значит, могли убить американцы? Или же англичане с нелегальным оружием… А…, — он мотнул голову к девушке. — Это не записывай, просто мысли вслух.  Ребекка еле поспевала за ним, попутно набирая в перо чернил и иногда поглядывая на его сосредоточенное лицо. Сейчас Гробовщик был весь в работе, такой собранный и серьёзный, и разговаривал ещё так… на профессиональном языке. От этого её сердце замирало лишь сильнее. И, о боже, как же много он мог сказать об умершем, всего лишь глянув на него. Впрочем, это было достаточно обычным делом для специалиста с его опытом, но Нокс этот факт не заботил, а лишь восхищал. Она дописала и утвердительно кивнула, сопровождая это действие тихим "угу". Не хотелось сейчас отвлекать его болтовнёй.  Отступник продолжил. Он расстегнул ремень, вытянув его и отмечая, что подобный очень похож на военный американский, отложил его в сторону и начал разрезать штанины.  — А разве следствию не нужна будет одежда в целости? — подала голос Ребекка, тихонько встав на стуле на колени и сама осматривая труп. — Зачем? Я её, конечно же, всю передам обратно полиции, но им будет достаточно пометок на бумаге. И… лучше подготовься, если такого не видела раньше.  Он кивнул головой в сторону паха лежавшего и приподнял почти прозрачные брови, как бы намекая, что ей стоит переставить стул от ног мёртвого к его голове.  "Ассистентка" тут же послушалась его и, прихватив склянку с чернилами, заскрипела по напольной плитке деревянными ножками, вызывая своим видом, где она еле удерживала в руках папку с бумагой, плещущуюся в пузырьке чёрную жидкость, перья и стул, смешок у старшего. Полностью сняв одежду с покойника, мужчина прощупал его ноги.  — Готова записывать? — снова начал он и, получив в ответ утвердительный кивок, стал диктовать. — Первичный осмотр второй половины тела не показал явных свежих ран. Пулевых отверстий более не обнаружено. Но на ногах у мёртвого присутствуют старые следы от выстрелов, шрамы, предположительно, осколочного типа, а также, на лодыжке была замечена… Он снова приложил линейку к ноге. — Татуировка птицы, где-то дюйм на дюйм. Птица похожа на ястреба. Могу предположить, что раз труп связан с Америкой, то татуировка может быть её символом — белоголовым орланом. Но это чисто навскидку. Половые органы не повреждены и не имеют характерных изменений. Переломов не обнаружено. Кажется, ты, Томас, вовсе и не британец, да? Мужчина повернулся к лицу мертвеца и начал обследовать его мутные глаза и рот.  — Разговариваешь с трупами? Я иногда тоже так делаю, как будто они ещё могут что-то слышать. Ты… — Ребекка перечеркнула случайно записанное ею обращение к Анкорду и подняла голову, заговорщически щурясь на собеседника. — Никогда не думал попробовать ударить труп электрическим током… в… грудь? Ну вот, к примеру, кого-то свежего, без пулевых ранений. Только-только отъехавшего? Типа, я, конечно, совсем далека от всего этого, но… вдруг можно завести его сердце там или… не знаю, плёнку ему не обрезать и обратно затолкать..? Её слова прервал глухой стук по железной столешнице. Гробовщик так резко и с грохотом опустил на неё свою руку с пинцетом между пальцами, что это испугало девушку.  — Что случилось? — она, округлив глаза, с удивлением посмотрела на него. — Кажется, я ошибся в своих домыслах, — с какой-то неведомой эмоцией, расхохотался отступник. — Боже, как я сразу не понял этого.  Да ведь она такая же, как он. — Я и не сразу, и не сейчас всё ещё не понимаю, объяснишь, может? — растерялась она.  — Да так… — он тут же переключился обратно к Томасу и пальцем показал на его голову. — Видишь, у него покраснения на лице пятнами, в глазах очень много разорвавшихся сосудов, а во рту еле заметное пожелтение?  Ребекка снова привстала на стуле и оглядела голову мёртвого. — Да… и? — Помнишь моё замечание, что кровоподтёков значительно меньше, чем обычно бывает при попадании пуль в живое тело? — Да-а-а? — Это не огнестрел, а отравление, хм… возможно, цианистым калием. Чтобы за раз убить им человека, нужно примерно до двух миллиграммов на один килограмм веса, если быть точнее — один и семь. И то это работает пятьдесят на пятьдесят. Ну и тогда он бы выглядел сейчас куда хуже. Его же намеренно травили в течение определенного времени микродозами, чтобы он потихоньку умирал, мучаясь от каждодневных болей. А пули от кольта это лишь попытка замести следы в другую сторону. Хах, да у нас тут дело явно не для Скотланд-Ярда! — А нахрена… И что делать? — Без понятия, зачем и кому это всё было нужно. Видимо, кто-то считает, что в Скотланд-Ярде работают болваны вместо судмедэкспертов, хотя… если мне так легко отдали полномочия работы с криминалом, то, возможно, так и есть. А что делать? Продолжать. Я тут лишь посредник, Ребекка. Передам результаты вскрытия, а мистером Анкордом займётся уже королевское подразделение, его заберут из полиции, показав им свои привилегированные значки, и начнут расследование.  Он взял в руки скальпель, круча его между пальцами. — Что, прямо сейчас? — она встала с места, подошла ближе, случайно бросила взгляд на нижнюю половину трупа и, нарочито смешно зажмурившись, тут же отвернулась от него к Гробовщику, строя страдальческое лицо. — Мои глаза-а-а, о нет, я ослепла! Может, перекур? — Ну не так уж оно и страшно выглядит, — усмехнулся он, наблюдая её забавную реакцию на мужской половой орган. — Конечно, иди.  — А ты… не пойдёшь? — она как бы невзначай потянула за верёвочку на его спине, развязывая узелок, тут же очерняя невинное лицо хитрой гаденькой улыбочкой. — Ой… — Только если ты завяжешь его обратно, — он снял перчатки и фартук и, отмечая, что такого выражения на ней он ещё не видел, направился к раковине помыть руки. — Наше счастье, что мистер Анкорд приехал свеженьким.   — Обещаю завязать! Они выбрались на улицу, прищуриваясь от дневной яркости. В сравнении с прохладой в помещении, сентябрьская погода сегодня была куда теплее. Да и спокойнее, хотя небо ещё с утра заволокло тучами, дул лёгкий ветерок и всё шло к тому, что снова, где-то через часа три, должен был начаться дождь. Как никак, сезон к этому и располагал.  Ребекка опустилась на лавочку и протянула пачку Гробовщику. — Ты так хочешь, чтобы я курил? — с сомнением в голосе спросил он. — Не настолько, чтобы принуждать тебя это делать, — она спрятала упаковку обратно в карман, взяв сигарету лишь себе, и подожгла её противоположный конец, попутно затягиваясь. — Пока мы тем вечером сидели тут, перед огнём, на мою подругу и её… кхм, товарища напал демон. — Всё в порядке? — он как-то машинально придвинулся к ней ближе, разглядывая непонятные эмоции на её лице.  — Сейчас уже да, они живы. Но их изрядно помотало. Нина почти со всем перевязанным телом, это чудовище ей кости в ноге раздробило, она с тростью пока что ходит, а Артур лишился зрения и куска плеча… — она вздохнула, вспоминая испуганное плачущее и всё в ссадинах лицо Крамер и невротично затянулась снова. — Мы с ней навещали его вчера в медотделе. Я за себя так не переживаю, как за других. За неё, за Рональда… очень боюсь, что с ним может случиться что-то подобное. А он — опездол опездолом иногда бывает. Нарывается на драки, лезет к демонам, хотя… Это у нас, наверное, семейное. Знаешь, мне, наверное, даже стоит попросить тебя не убивать его, если он когда-нибудь встретится на твоём пути.  — Хорошо, Ребекка, не буду только ради тебя и нашей дружбы. Я видел своих коллег, полностью разорванными демонами. Это всё всегда выглядит как один огромный кошмар. И здоровый эгоизм ещё никогда никому не мешал. За себя тоже нужно переживать, — он, не поворачиваясь, чтобы не видеть её грустного, но от этого не менее прекрасного лица, почувствовал, как она положила голову ему на плечо. — Не забывай, что о тебе так же могут переживать, и что ты тоже для кого-то важна и любима.  — Для Нины и брата? — Как минимум для них и ещё одного недочеловека. Нокс беззвучно и горько улыбнулась. И зачем они вообще всё это делают и говорят друг другу. От этого же только больнее.  Мужчина наклонил голову, касаясь её макушки щекой.  Как же, чёрт возьми, невыносимо.  — Я так не могу, Адриан, — она мигом слезла с лавки и, сделав последний вдох, кинула окурок в мусорку, невротично выпуская изо рта дым. — Постой, — он встал следом и подошёл к ней. — Тяжело находиться рядом, да? Девчонка лишь молча кивнула, чувствуя такое надоедливое и привычное пощипывание в носу.  — Нина вот часто на свидания ходила, и ей хоть бы что, а я… — она опустила голову, утыкаясь её ему в грудь. — А я смотреть на тебя, как на друга, больше не могу. Может, лучше нам пока не видеться вовсе?  Он обнял её, прижимая ближе к себе и вдыхая смесь табака и духов с её волос. — Если тебе так будет легче. Да и мне, наверное, тоже. Я же прекрасно понимаю твои чувства. Делать вид, будто ничего не произошло, стало как-то сложно. — Не хочу терять такого человека, как ты. Что бы ты мне тут ни рассказывал, я не вижу в тебе преступника, — Нокс обхватила его спину ладонями. — Пусть я, может, и буду выглядеть в твоих глазах как слабачка бесхребетная, но честно скажу — пока мы рядом, меня слишком сильно тянет к тебе.  Мужчина поднял руку, поглаживая её голову и зарываясь пальцами в волосы. Он уже не улыбался, и лишь смотрел куда-то, будто сквозь саму материю мироздания.  — Я так люблю твои эмоции, милая, — бывший жнец отстранился от девушки и стёр с её щеки катившуюся слезу. — Даже то, как ты плачешь — невыносимо и одновременно потрясающе… Хах, звучит, будто я психопат… В любом случае, не растеряй себя в этом празднике безжизненности. От этих слов даже сердце замирало и тут же начинало биться чаще вновь и вновь, будто Ребекку постигла тахикардия.   — Скажи, может, тебе было что-то нужно от меня? — она всхлипнула и грубо потёрла мокрое лицо рукавом. — Я, если честно, до сих пор не понимаю, почему ты со мной общаешься. — Если ты имеешь в виду шпионаж за департаментом или какая-то информация, то нет, — улыбнулся он. — Я сам могу узнать всё, что хочу. Мне от тебя ничего не нужно было, кроме твоей компании, особенно, когда я догнал, что ты мне нравишься.  Ребекка рассмеялась. Так до сих пор было странно понимать, что в ней кто-то видит не только ходячий журнал с расписанием рабочих смен для отдела.  — Может, где-то несколько месяцев придётся не удостаивать тебя своей компанией, извини…  — Ничего страшного. Для такой древности, как я, это как моргнуть, — он поцеловал её в лоб. Девушка подняла голову, смотря в его поблёскивающие зелёные глаза.  — Я такая жалкая, Адриан. — Нет. Мы оба жалкие. Будто из дрянных «Ромео и Джульетты». — Тебе что, не понравился Шекспир? — выпалила она и прыснула со смеху, продолжая одновременно с этим лить слёзы.  — Только не это произведение. А тебе..? — Не-не, мне тоже, — она деланно нахмурилась и безуспешно состроила серьёзное выражение лица. — Пока читала, меня стошнило от их страданий. — Не притворяйся, я так и вижу, как ты рыдала над книгой, — он заправил прядь ей за ухо и нагнулся к ней ближе, дотрагиваясь её лица. — Знаешь, из нас двоих я, наверное, всё-таки более жалок, Ребекка. Что-то там говорил про "завтра", обещал, клялся себе, а тут ты пришла, и у меня снова крышу снесло… И раз уж это наша последняя, скажем так, встреча… — Мы оба неебаться какие жалкие, — понизив голос, перебила она бывшего жнеца, обхватывая его губы своими. — У меня тоже чердак потёк. — Кажется, мне всё-таки придётся делать пометки самому, да? — сквозь поцелуй прошептал отступник.  — Угу. — Только не забудь завязать мне фартук. В этот раз, возможно, из-за отсутствия алкоголя как посредника, вместо какой-то первобытной страсти была в их жестах, объятиях и касаниях друг друга лишь нежность. Спустя несколько минут топтания на одном месте и беспрерывного поцелуя, они всё же отстранились друг от друга, не пресекая объятий.  — Береги себя, — он в последний раз чмокнул её в щёку и сильнее прижал к себе, попутно вздыхая. — Хотя бы ради тех, кому ты не безразлична. И не забывай, что ты — невероятна и прекрасна. Ребекка улыбнулась и вжалась в его руки, а после отдалилась, рассматривая мужское лицо, и откинула упавшую ему на глаза чёлку:  — Постараюсь. Спасибо тебе. Пойдём внутрь, а не то я сейчас снова разрыдаюсь. Вернулась в морг, к дожидавшемуся их Томасу Анкорду, они оба замолкли. В неловкой и тяжёлой тишине Гробовщик накинул на себя рабочее обмундирование и встал к девушке спиной, ожидая, пока его плечи не стянет узел верёвки. — Ещё увидимся? — почувствовав, как она завязывает ему там какой-то невероятно сложный бантик и шмыгает носом, он слегка повернул к ней голову.  Спустя секунду, проникая под тяжёлое прорезиненное полотно фартука, его корпус обвили женские руки: — Обязательно увидимся.  И она, обнимая его, так и исчезла, оставляя после себя лишь пучок слабо горящих искорок и призрачный след от прикосновений. Кажется, это стало привычкой — уходить на пике. Гробовщику осталось лишь продолжить работать. 

***

Протокол слушания по делу Грелля Сатклиффа.

Заседание открыто 21 сентября 1888 года в шесть ровно после полудня.       Комиссия в составе председателя заседания К. Осмонда при секретаре А.А. Холденстер, с участием обвинителя Ю. Митчелла, обвиняемого Г. Сатклиффа, защитника [обвиняемый отказался от защитника], следователя У. Келли дж., рассмотрела в открытом заседании постановление следователя о возбуждении дела Г. Сатклиффа, обвиняемого в совершении преступления, предусмотренного статьёй тринадцать, пункта С, части четвёртой — пособничество смертному в совершении им преднамеренного серийного убийства двух и более лиц смертных.  Секретарь заседания докладывает о явке участников процесса: Обвинитель — Ю. Митчелл — явился. Обвиняемый — Г. Сатклифф — доставлен конвоем. Адвокат — отклонён обвиняемым. Следователь — У. Келли дж. — явился. Председатель заседания — К. Осмонд — явился. Участники комиссии по делу обвиняемого — явились все.  Свидетель по делу обвиняемого номер один — У. Т. Спирс — явился. Свидетель по делу обвиняемого номер два — Р. Нокс — явился.  Опрошенный позднее по делу обвиняемого [коллега Г. Сатклиффа], для составления более внятного портрета обвиняемого — В. Чемберс — явился. Устанавливается личность обвиняемого: Грелль Сатклифф, 29 октября 1754 года рождения, место рождения Оксфорд, Великобритания. Место работы — Четвёртый Отдел Сбора Душ, Третий Департамент Великобритании. Должность — Старший Диспетчер по Сбору Душ, заместитель У. Т. Спирса в работе Четвёртого Отдела Сбора Душ. Официального партнёра не имеет, холост, прижизненная память — присутствует. Обвиняемому Г. Сатклиффу разъясняются процессуальные права. Обвиняемый Г. Сатклифф: Права понятны. Председатель разъясняет участникам процесса регламент заседания и предупреждает их о мерах воздействия за нарушение порядка в заседании в соответствии с правилами поведения на заседании. Председатель выясняет у участников процесса, имеются ли у них какие-либо заявления. Ходатайство следователя У. Келли дж.: Прошу приобщить к материалам дела сопроводительное письменное заявление обвиняемого с признанием всех совершённых преступлений. А также все дела жертв с оформленными отчётностями независимых работников других отделов, в которых гласится, что ни одна жертва не была важна для Хода Событий. Возражений нет. Комиссия постановила: Ходатайство следователя приобщить к материалам дела. Иных ходатайств не поступило. Следователь У. Келли дж. обосновывает ходатайство о предоставлении признания обвиняемого и предоставлении отчётности по каждой жертве уменьшением срока несения ответственности обвиняемого. Комиссия вместе с председателем заседания исследовали письменные материалы. Вопросов, замечаний и дополнений по исследованным материалам дела от участников процесса не поступило. Следователь У. Келли дж.: Заявленное ходатайство поддерживаю в полном объеме. Прошу удовлетворить и избрать иную меру пресечения, скрываться от следствия Г. Сатклифф не намерен, воздействовать на лиц, участвующих в деле не имеет возможности, так как свидетели ранее уже допрошены и присутствуют на заседании только в качестве слушателей, и дело передано комиссии. Г. Сатклифф помогал следствию и не утаивал иной информации. Обвинитель Ю. Митчелл: Заявленное ходатайство не поддерживаю в полном объеме. Прошу удовлетворить наполовину. Обвиняемый Г. Сатклифф: Заявленное ходатайство поддерживаю, хотя от защиты отказался, не согласен с предустановленным сроком меры пресечения и несения ответственности. Иных реплик нет. Председатель заседания и участники комиссии удаляются в совещательную комнату для вынесения решения. Решение вынесено и оглашено 21 сентября 1888 года в шесть часов двадцать минут после полудня.  «Признать Г. Сатклиффа виновным по статье тринадцать, пункту С, части четвёртой и вынести ему меру пресечения в виде добавления пятнадцати лет к общему сроку отбывания Посмертного Наказания, исправительных работ во благо общества Потустороннего в течение шести месяцев с даты вынесения и оглашения решения, изъятия косы смерти, которая участвовала в преступлениях обвиняемого, на тот же срок, сокращения выезда на рабочие дела, непосредственно связанные с профессией, до двух в неделю и только по Чёрному Грифу.» Председатель заседания разъясняет участникам разбирательства порядок и срок обжалования решения. Председатель разъясняет участникам процесса о том, что ходатайство об ознакомлении с протоколом заседания подается сторонами в письменном виде в течение трёх суток со дня окончания судебного заседания, а также порядок ознакомления с протоколом заседания и принесения на него замечаний в трехдневный срок. Председатель разъясняет обвиняемому право пригласить защитника для участия в рассмотрении уголовного дела судом апелляционной инстанции, в случае неявки приглашенного защитника в течение пяти суток комиссия вправе предложить пригласить другого защитника по своему усмотрению; право отказаться от защитника, отказ от защитника не лишает права в дальнейшем ходатайствовать о допуске защитника к участию в производстве по делу обвиняемого; право ходатайствовать перед судом о назначении защитника. Обвиняемый повторно отказывается от защитника и объявляет, что обжаловать решение не намерен. Расписки обвиняемого о разъяснении ему вышеперечисленных прав приобщены к материалам дела. Заседание закрыто 21 сентября 1888 года в шесть часов сорок минут после полудня.