Клевер.

      Чего больше всего хочет изголодавшееся по чувствам сердце? Той любви, признания и ласки? Или детским сердцем управляет уже взрослый разум и хочется лишь власти, богатства и.. признания хочет всё также.              Сколько не вбивай ты в людей страх, их "уважение" никогда не будет искренним. А разве можно делать по-другому, если тебя этому не учили? А кого в этой жизни вообще чему-то дельному учат?              К кому из верхушки не обратись, да только дай им высказаться о молодом наследнике графа Бако. Молодой, высокий, умный и находчивый юноша, что не оставит без своей обворожительной улыбки ни одну даму на званном вечере. Мальчик всегда помогал родителям, в дела бизнеса был введён ещё с десяти лет. Под стать отцу интересовался политикой и экономикой. Ходили слухи, что и с королём он был лично знаком.              Вот только не мог никто получить от юного господина ответ на самый интересный для публики вопрос. Что же он собирается делать в будущем? Куда поведёт дела отца? Как сделает их лучше? Как он видит развитие Парадиза в ближайшие десять, двадцать и обязательно сто лет.?              Кольт умел рассуждать глубоко, да только оставил свое мнение он уже давно где-то.. ах да, в той самой детской комнате, по середине которой он сидел ещё мальчишкой, и через пелену слез вглядывался в шрамы на руках от деревянной указки учителя. Ночи тогда были до безобразия длинными, и от того ненавистными, особенно, если не получалось уснуть.              Он не понимал, за что его могли бить. Он же просто высказался, что его интересует другое. Он имеет другое мнение, отличающееся от мнения учителя. Ладно если бы это был молодой человек, который действительно хочет поднять Парадиз с колен и идти в ногу со временем. Но это был всего лишь старик, который вцепился в устои прошлого гнилыми зубами и осуждал всех, кто посмел посягнуть на его правду.              Почему папа и мама могут высказываться, а он нет? Хотя, если так подумать, мама тоже не могла. "Как надо" она говорила только после их бесед с отцом. Когда же он отсутствовал, то и мать дома не задерживалась и в лучшем случае возвращалась к двум часам ночи. В худшем за Кольтом днями пересматривала только прислуга.              Так почему папе можно? Он взрослый? Или дело в его силе? Или в его этом постоянном голосе, что орет только дома, и только тогда, когда он недоволен именно Кольтом. На мать он не орал ни разу, хватало одно его взгляда, и она замолкала. Кольту это нравилось, потому что "просто так" его мать говорила что-то только невпопад. Как она вообще связалась с его отцом? Они ведь абсолютно разные, и Кольту иной раз думалось, что мать для отца - украшение или социальный статус.              Что делать? Что мне сделать? Если ребёнок задаётся вопросом своей "неправильности" слишком рано, а для ребёнка это всегда рано, то пути обратно уже не будет. Это как зайти в пустой лабиринт, ожидая найти сокровища, которые пока никто не создал.       

***

      Тогда все началось с маленьких уловок и игры в детектива. Кольт, тщательно скрываясь по углам, внимательно наблюдал за всеми старшими в просторном поместье.              За служанками, предпочитавшими отлынивать от своей работы и все свободное время тратить на сплетни и карты. Им было запрещено это делать, и Кольт сдавал нескольких отцу. За "стукачество" не получал, а за "внимательность" хвалили. На влиятельных гостей было смотреть интереснее. Они все были такие разные!              Приходили и важные командующие, которые только и лелеяли свои "героические" подвиги. Хотя единственный их подвиг, что их до сих пор не понизили в звании, и то только потому, что они вовремя нахвалили чью-то личность. Их жены были все как на подбор кокетливые и румяные. В один вечер Кольту подумалось, что одна из них больно смахивает на бывшую проститутку. Когда он случайно выразился об этом рядом с матерью, то уже ожидал оскорбления в свой адрес, но почувствовал, как его ласково погладили по голове и сказали насмешливое:              - Так и есть!              Насмотреться можно было и на ученых! Но важных, как главнокомандующие. Все бледные, ведь днями не покидают своих пропитанных травами лабораторий. Кольту ужасно не нравилось их слушать. Они специально употребляли в речи такие названия, что иной человек не поймёт как и произносить, и уж тем более не поймет, о чем идет речь. Так эти ученные показывали, что они здесь умнее всех, и что другим обязательно стоит расположить к себе их компанию.              Были и богатые застройщики. Скучные до смерти! Были, как сломанная пластинка или выброшенная фарфоровая кукла. И все на одно лицо хмурые и гордые. Будто все должны их веселить, ведь если бы не они, то у всей этой свиты не было бы жилья. Кольт поклялся себе, что никогда таким не будет, и будет хотя бы улыбаться!       

***

      Ему никогда не доносили мысль, что он классом выше какого-то другого населения. Ждали, что сам поймет? Дождались. А случилось это случайно, когда отец решил в очередной раз взять сына с собой на собрание. Вымотанный нудными речами мальчик увидел на улице очень красивую девочку. И красота ее была не в дорогих шелках или завитых волосах. Она была "в обносках", по мнению родителей. И волосы были растрепаны. Но она так радостно улыбалась и заботливо играла с щенком, понятной породы - дворняжка, что Кольту она показалась красивой. Потому что была настоящей. Искренней и беззаботной. Все люди в их поместье улыбаются только натянуто, смеются только над кем-то, общаются только с целью выгоды. А эта девочка.. Другой, запретный для него мир. Тогда, когда он случайно залюбовался, отец отдернул его за руку, сказав:              - Она нам не ровня.              Он не стал относиться к людям хуже. И хорошо, что отец эту девочку тогда не оскорбил. Может, тоже завидовал ее свободе? Кольт лишь стал выполнять гибкую социальную работу. Давать людям то, что они захотят. Это происходит, когда что-то внутри тебя ломается, но замечаешь это слишком поздно.              Отец хочет видеть его в своем бизнесе?              - Да, конечно, я уже готов предложить нашим партнерам новые направления развития на ближайшие месяца, - он потянется к стопкам документов, разложит их так, как ему надо, и укажет инвесторам на потенциальные "золотые горы".              Мать хочет поговорить о политике?              - Да, я тебя выслушаю. Вы, матушка, только извольте извинить, если ничего не скажу в ответ. Устал работать с отцом, - он же не будет дураком, чтобы поддерживать или даже обсуждать ее ничем не обоснованные мнения.              Графини хотят, чтобы их дочери вышли за него?              - Как заработаю достаточное состояние для обеспечения вашей дочери, так сразу, - а потом мысленно помолится Святым, чтобы этот момент как можно дольше не наступал.              Толпа переживает за армию, ведь все хорошие люди - служили?              - Да, конечно, я пойду в разведку, - как-то на массовом мероприятии ответил им Кольт. Его ответ заставил ахнуть даже самых отдалённых от сплетен персон.              Граф Бако оттянул галстук и исправил сына:              - Не переживайте, он отслужит в лучшем отряде военной полиции, после чего немедленно вернется к делам семьи, - и сразу все расслабились, будто каждый до этого со всем своим никчемным трепетом переживал за жизнь наследника графа.              "А так хотелось умереть, жаль", - повел плечами Кольт и снова натянул на лицо свою фирменную улыбочку. Не пугать же гостей своим плохим настроением.       

***

      В темных залах плакала его новая подружка. Она тоже пострадала от влияния общества. Марина была очень эмоциональной, и последнее время ей это и мешало. Её за это наказывали, и очень жестоко. У несчастной девушки красные уголки от слез сохранялись уже на постоянной основе.              - В жизни много несчастного, неужели из-за этого плакать? - Кольт опустился рядом с ней, пересадив Марину себе на колени. Она сейчас больше походила на маленького зяблика, переносившего большое горе. Её жизнерадостность и искренность смогла бы спасти и поддержать многих людей, но в нынешнем обществе правильность была сродни изъяну.              - Когда-нибудь я точно выросту. И сердце сделаю свое каменным. Или пустым вовсе! Оно определенно тогда будет самым легким, ну или их языком - легкомысленным. В нем не будет чувств, как и крови. Весьма чудесно на первый взгляд - не чувствовать. Но потом я боюсь стать от этих чувств зависима. И уже что угодно - больно, слезы, истерика - за частую плохие, но такие нужные. Но лучше я буду надрываться и реветь, чем выслушивать от родителей, какая я уродливая в душе. Может, меньше я буду смеяться, - взглянула она на него с редким трепетом и лаской. - Но буду хотя бы улыбаться. Причем обязательно правильно! Не слишком широко и едва показывая зубки. Судные ночи во мне также сменятся рассветом. Или, по крайней мере, морем горя, - излив ему душу, Марина нежно опустила голову ему на грудь. С Кольтом спокойно, и он всегда ее поймет. Марина считала, что ей с ним очень повезло.              - Святые! Ты, конечно, характерная, но не нужно делать из себя полностью искусственную, - если Марина станет очередной марионеткой общества, то Кольт боится ее разлюбить. Марине ведь будет мешать говорить ее эта правильная улыбка и образ лапочки-дочки.              - Ты прав. Я просто хотела тебя провести,- она рассмеялась, а ему стало тошно. Марина соврала? Если да, то как он вообще должен ей теперь верить? Ведь раньше между ними даже не вставал вопрос лжи, а теперь... в их встречах просто не будет смысла. Вранья он и в зале встреч наслушается.              - Ты верно думаешь, что я не воспринимаю твою натуру всерьез? - сам не понимал, что говорил. Слишком остро начал ощущать, что с каждым днем они сильнее менялись, и не мог понять, сближает это их, или отдаляет.              - В яблочко!              Кольту нужно было слишком многое обдумает. Хочет ли он видеть в своем будущем эту девушку? Нужна ли вообще ему спутница, если есть вероятность, что она будет, как сейчас мать для отца - простой аксессуар. Кольт также думал, раз Марина - девушка тонкой души, то и ожидает она от него, в данный момент, красивых и приторных речей.              - Я потеряюсь в твоей судной ночи и утону в твоем море горя. Поняла? - будто действительно говорил не на своем - допустим, рассудительном. А на ее - душевном. Ему не понравилось, ведь это было не логично. Кольт предпочитал делать, а не говорить.              - Нет, - девушка отвернулась, портя такой момент. - Мне этого не надо.              - А чего тебе тогда надо? - Кольт считал позором не неприязнь общества, не бедность, не несбывшуюся карьеру; а именно не знание своих желаний. Если человек чего-то хочет и верит, что он это получит - то всё у него будет.              - Да я и не знаю. Изменения меня идут параллельно изменениям моих желаний. Сегодня то, завтра это, - Марина крутила между пальцев завитую прядь золотых волос, пока Кольт пленительно смотрел в ее сапфирово-синие глаза.              - Но ты говорила, что по жизни самая главная ценность - постоянство.              - А я и не говорю, что я от нее отрекаюсь!              Кольт молчал, понимая, что для их дальнейших хороших отношений им придется меньше разговаривать.              - А знаешь, что у нас есть определенно общего? Губы!              - И? - ему уже в край надоело додумываться до истинных мотивов ее слов.              - Так может переплетем их?              - Хамка, - но отказать он ей не смог.       

***

      Его коробило от лжежизни, как от наркотиков, что начали недавно распускать в восточных районах стены Сины. Дешевые, наваренные из всего, что только попадалось под руку. Откуда знал? Жаждущий тепла полезет и в пекло, просто к слову.              Кольт понял, что свободен в выражениях тот, у кого на стороне и сила, и власть, и деньги, и люди. Чем больше всего, тем лучше.              И он находился среди пока слабых и ничего не добившихся.              Нельзя сказать, что у Кольта все выходило хорошо. Чем больше годов проживал, тем больше обязанностей падало на его плечи и тем больше ролей ему приходилось играть. Помогала наркота. Она сжимала сознания только до момента "здесь и сейчас", оставляя проблемы где-то далеко за горизонтом. Он понимал, что нельзя и что вредно, но другого выхода пока не нашел, но понимал, что пора завязывать. Такими темпами его не начавшаяся карьера пойдет только ко дну. Единственное, что всех ему подобных пугало, так это то, что Кольт всегда молчал, употребив дозу. Всех штырело, делало раскрепощёнными. А он опускался на пол и молчал, закрыв глаза. Никому не говорил, что дурь обеспечивает ему самое любимое. Тишину.       

***

             И в одну из летних душных ночей он вновь ошибся.              - Это что, - отец тычет ему в грудь пустым пакетиком из-под белого порошка, а мать стоит от них поодаль и закуривает сигарету. Конечно, ей как всегда все равно и она бы сейчас предпочла спать. Но чтобы не выслушивать от отца, что она мать херовая, стояла здесь и наблюдала за всем этим.              Кольт и не знал что сказать. Солгать - побьют. Оправдываться бесполезно. Не избежать тех же часов лекций "что такое хорошо, а что такое плохо". Будто каждый третий друг графа не коротает свои вечера там же, где и Кольт.              - Прости?              - ... - отец недовольно потер пульсирующие виски. - Я понимаю твою больную голову и молодой возраст. Но подумай об образе нашей семьи. Нормально же справлялся, будто я по тебе не вижу, что ничего тебе не сдалось. Потерпи еще лет шесть, - цифра отдалась эхом в голове Кольта, только больше подталкивая его на свершение плана. Шесть лет - это уже перебор. Он уже натерпелся.              - Потерпи? - переспросил. А они уже умереть собрались через лет шесть?              - Да. Нас потерпи, - ответ графа оставался не понятным.              - А вы меня будто не терпите? Не проще меня уже исключить из наследников и выкинуть к чертовой матери! - Кольт перешел на крик. Уже не выдерживает всей этой пляски перед плебеями и сливками общества. Как они его задрали! Ничего не стоят, ничего не делают, а только нажираются и строят из себя богов.              - Так же терпим. За твои проделки только нам и отчитываться, - граф слишком устал, чтобы объяснять сыну, в каком тоне с ним разговаривать не стоит.              - Я могу идти? - любимые слова Кольта. Потому что за ними всегда следовало самое искреннее.              - Да катись ты к черту! Дома к восьми утра чтоб был. На молитву.              Тот самый ритуал. Чтобы все видели, что стены стоят только не потому, что разведчики сотнями гибнут за пределами стен и пытаются прорваться через титанов, а потому, что граф Бако и вся его семья молятся за Парадиз. Каждую. Гребаную. Ночь.              Проходя мимо охраны, Кольт отчего-то осознал, что в его руках появилось больше власти. Или больше возможностей обогатиться. Создатель той самой дури оказался не просто химиком-любителем, а как минимум азартным человеком. Еще три дня назад упаковки стали распространяться с привязанными к ним бумажками.              "Дорогие наши клиенты! Раз у вас так плоха жизнь, что вы любите наш товар, то мы предлагаем вам, возможно, в последний раз поучаствовать в игре с огромным призом! Вам нужно в течении следующей недели следовать по нашим подсказкам и вы получите свое самое большое состояние! Телегу золота!"              Когда это вообще читали вслух, все, сквозь пелену дури, услышали только про "телегу золота". Кольт задумался, что людям среднего класса будет кишка тонка лезть в это дело. А богатым не за чем, ведь всё сделают за них. Но вот вопрос. Откуда так много золота? Ответ всплыл как раз к сегодняшнему вечеру - королевский двор ограбили. И тому, кто найдёт краденное - предложат даже в два раза больше. Как будто не пристрелят на месте, аргументируя, что подозревали в краже.              "Сомнительно, но сносно", - так подумал Кольт о плане заявить о себе не как о сыне графа Бако, а как о.. От мыслей кем он хочет стать голова разболелась ещё сильнее.              До сих пор он не придумал, кем он хочет стать. Но ведь эта гонка за золотом точно должна. Нет. Обязана принести ему новых связей и вместе в ними ответ. О какой-то конкретике он подумает завтра. Сейчас он постучал в дверь дома, в котором его уже ждали.