Drive

Было что-то до омерзительного приятное в том, чтобы делать абсолютно не так, как говорят, а потом получать за это по заднице, с оттяжкой и до красных следов от ладони, иначе Хан не мог оправдать то, что он оказался вновь на байке, да ещё с Хваном прицепом. Они должны были быть в мастерской, точнее Джисон должен был копаться под капотами развалюх, что клиенты называют автомобилями премиум класса, а Хёнджин валяться на диванчике, чиркая карандашом по плотной бумаге. Но они не в мастерской, даже не на пути к ней, если на чистоту. — Ну и нахер мы сюда приехали? — Хёнджин звонко, как на показ, щелкает замком шлема и спрыгивает с хвоста байка, потому что задница уже квадратная, а позвоночник выгнулся под неестественным углом. В своём личном рейтинге мотолюбителей Хван бы поставил Джисона на почетное первое с конца место, зато заслуженно. Район обычный, спальный, с натыканными кое-как домиками этажей в пять, а то и меньше, с протянутыми между ними проводами, что того и гляди рухнут какому-нибудь зеваке на лысый от возраста череп, избавив от бремени проживания здесь. Аминь. Солнце уже садится, заставляя немногочисленных постояльцев увеличивать свои счета за электричество лампочками накаливания, и даже если звучит это романтично, Хван таковым это место не находит. Помойка — если одним словом, район для рабочего класса — если четырьмя. Хёнджин предпочитает первый вариант. — Слишком уныло для твоей душевной организации? — Добродушно язвит Джисон, пока сам не встаёт в лужу, воняющую прокисшим молоком и аммиаком (парень хочет верить, что это был именно он). Это неприятно, но они здесь по делу, точнее ради сделки. — Губы успел накрасить дома? — А тут что, дресскод? — Мычит старший с сигаретой в зубах, что тщетно пытается поджечь почти сдохшей зажигалкой. «Надо было слить у хёна бензинчика», — грешным делом проносится в голове мысль, но потом пламя всё-таки появляется, а кончик тонкой сигареты загорается алым, точь-в-точь летний закат. Он делает одну затяжку и тянет руку в сторону притихшего Джисона, предлагая. Травиться лучше в компании, чем одному, так совесть меньше гложет. И парень не отказывается, пусть и не отрывается от своего телефона, тянет губы в сторону фильтра, что на вкус реально отдаёт клубничным бальзамом, и как он мог сомневаться. — Ну, ты скажешь, зачем мы здесь, и самое главное, почему с тобой я? — Сигарета вновь оказывается между белоснежных зубов, а руки тянутся к экрану мобильного, что Хан не особо то и прятал. — В общем, — парень на секунду затихает, думает, как так преподнести новость, — я хочу купить байк. Лицо Хвана чуть вытягивается, а эмоции пробегают на лице с вопроса «ты?» до «в этой дыре?», но губы продолжают держать обсосанный фильтр. — Kawasaki теперь в стоп листе у Чан~хёна, правильно, поэтому я захотел купить тебе новую игрушку. Не такую приметную, но со своими прикольчиками. А тебя взял, чтобы скидку выбить, больше ты ни на что не пригоден, если по-честному. — Голос Джисона ровный с нотками скуки, но красное, даже багровое лицо, красноречивее чистосердечного, Хвана это веселит. — Ты решил купить мне байк, Сон? Я думал, мы завязали с травкой. — Ухмыляется старший, за что получает несильной, но ощутимый толчок под рёбра. Чтобы не возникал. — Очень смешно. Я, между прочим, не меньше остальных за твою великолепную задницу переживаю. — Хан дуется, будто даже натурально, а Хёнджин не находит варианта лучше, как просто обнять его за плечи и чмокнуть в щеку, прежде наконец выплюнув бычок на покрытый ямами асфальт. Было между ними всегда что-то особенно, так же как и между остальными, просто менее очевидное. Они не сошлись характерами сразу, когда ещё даже семьей не были, лишь командой, а когда Джисон начал спать с Минхо, делая вид, что засосы на шее просто раздражение от нового крема, Хван и вовсе решил не замечать его. Точнее — делать вид. Их отношения завязывались на конкуренции, и если для кого-то секс был способом снять напряжение, то для Хвана — способом сравнять счёты. Это было абсурдно и смешно, но необходимо, как глоток воды, а пили они жадно. Настолько, что не заметили, как очередной целью друг у друга стали они сами. Сейчас Хёнджин уверен, что их секс был лишь вопросом времени, и возможно, весь балаган начался именно из-за того, как сильно их тянуло друг к другу, но вслух всегда произносил другую версию — случайность, не забывая добавлять, что самая прекрасная в его жизни. Прошло много лет, аж вслух произнести страшно, но это не изменило хода вещей. Они всё ещё конкуренты, разумеется, не за сердца остальных шести горячих, как адское пламя, гонщиков, но за место номер один в рейтинге — однозначно. Они не жульничали, не подставлялись и не подставляли, просто видели мотивацию в спинах друг друга. Хёнджин всегда ценил это. — Прости, просто правда не думал, что ты решишь помочь мне с гонками. — Не перегибай, — хмыкает Хан, — собственник сказал, что эта штука не ездит быстрее сотни в час, поэтому обогнать на нём ты сможешь разве что бабульку на электросамокате. — Ты утрируешь. Самая шустрая бабка, которую я видел, гнала не сотню, а девяносто, и не на самокате, а на инвалидной коляске. — Хёнджин шумливо толкает парня в плечо, с умилением наблюдая, как тот мило надувает свои пухлые губы и щурится, пытаясь сдержать смех. — Так она была с ручным приводом. — Хан не сдерживает смех, приваливается к стройному и гибкому телу, обращая свой взгляд к весеннему закату. — Пошли уже, иначе Ликса не успеем со смены забрать. — Он сегодня опять без байка? — Хёнджин проснулся этим утром достаточно поздно, чтобы пропустить момент, когда их домашнее солнышко рвануло на работу. Феликс часто пользовался услугой «попроси хёна подвести», чтобы не запариваться с парковкой и тем, что кто-то поцарапает краску. — Его Чанбин~хён отвёз утром, а я обещал, что заеду вечером. — Хан подталкивает Хвана вперёд, прижимаясь лбом к лопатке старшего, чтобы скрыть пылающее огнём лицо. Идти не далеко, до ближайшего дома с гаражом, но Хану этот путь кажется вечностью, особенно когда Хёнджин начинает рассуждать насчёт модели и возможного цвета внезапного подарка. — Неужели красный! — Выдвигает последнюю гипотезу Хёнджин перед тем, как врезаться в чью-то грудь лицом. — Чёрт! — А по сторонам смотреть? — Мужчина, вытаскивая докуренную до фильтра сигарету изо рта и сплевывает вязкую желтоватую слюну себе под ноги, заставляя Хвана ещё раз пожалеть, что он сунулся в это место. — А на дороге не стоять? — В ответ язвит Хван, предварительно ещё раз смерив взглядом человека в старой байкерской куртке. Алкаш, коих здесь полным полно, Хван обошёл бы его, если бы не Хан, который зажимает ему рот рукой и отпихивает в сторону. — Здравствуйте, сэр, я писал вам по поводу байка. — Хан улыбается так лучезарно, что у Хёнджина челюсть отвисает. Джисон никогда не отличался незаурядными навыками в подборе мотоциклов, но чтобы так влипнуть. — Шутишь?! — Хёнджин хватает друга за рукав. — У него?! — Заткнись, Джинни, я прошу тебя. — Цедит сквозь зубы младший, продолжая давить из себя улыбку. Найти такой мотоцикл по ТАКОЙ цене было очень непросто. Мужчина хмыкает и вновь сплёвывает собравшуюся в горле мокроту и скалится, обнажая жёлтые после табака зубы: — Родители знают, что вы здесь? — Ага, меня папочка довёз. — Хёнджин умел быть занозой в заднице, когда кто-то начинал действовать ему на нервы, но им сейчас это вряд ли на руку, парень читает это по побледневшему лицу Хана. — Джинни, умоляю, закрой свой прекрасный рот, у меня не хватит денег на все твои выебоны. — Джисон даже не оборачивается, чтобы посмотреть на слегка, мягко говоря, разгневанного Хвана. Изначально, он планировал даже ещё сбить цену, но одно присутствие старшего рядом, кажется, подняло её раза в два. Несмотря на то, сколько слов крутится на языке, Хёнджин молчит, всё же решая посмотреть поближе, ради чего такого они приехали сюда. Он бредёт за Джисоном, считая шаги и насвистывая какую-то мелодию, просто для душевного спокойствия. Он даже не вслушивается в короткие фразы, которыми перебрасывается Хан со старым бугаём, предпочитая этому рассматривать прилипшие к асфальту жвачки и окурки. Отвлекает парня лишь запах плесени, коем пропитана вся парковка, под небольшим четырехэтажным зданием. Увидел бы это Сынмин, ещё неделю бы просыпался в холодному поту, а в мастерской бы заставил поставить Чан~хёна новые осушители. Только конченные не понимает, как вредна для краски и электроники сырость. Хван уже собирается собирается сказать своё однозначное «нет», но всё же предварительно решает взглянуть на заложника данного гадюшника. Хёнджин никогда не верил в любовь с первого взгляда, даже в старшей школе, когда гормоны управляли телом эффективнее, чем разум, но если чужие глаза не смогли ежесекундно завладеть сердцем парня, то золотые диски определенно справились с этой задачей. — Скажи, что это не сон. — Требует Хван у скалящегося Джисона, продолжая взглядом исследовать чёрный матовый корпус. Он был определенно не во вкусе Феликса или Айена, что предпочитали более классические варианты, но сам Хёнджин в экстазе. — А красавчик, что, смыслит что-то в мотоциклах? — Мужчина отходит в сторону, чтобы шокированный зритель мог наконец прикоснуться к сему произведению искусства. — Слюнями не испачкай. Но Хёнджин и эту колкость пропускает мимо ушей. Он готов даже пару раз в морду получить, если это будет основным требованием владельца, чего уж говорить о безобидных подъёбах. — Двести лошадок, на пустой прямой трассе можно до трёх сотен в теории набрать. — Хан нежно проходится пальцами по сгорбленной над приборной панелью спине старшего, а уголки его губ тянутся к ушам, заставляя кожу вокруг глаз собраться в лучистые морщинки. — Скажи честно, ты отсасал за него? — Уши Хана заливает густая краска, а он сам теряет дар речи, похоже, как и продавец, что ещё мгновение назад собирался отпустить новую колкость, но теперь просто хлопает жёлтыми веками без ресниц, пытаясь прояснить зрение. — Я пошутил. Кому он принадлежал? Хёнджин прекрасно разбирается в байках, особенно в таких, а ещё в целях, по которым тот или иной толстосум покупает подобные аппараты. Их обычно две: отыметь кого-то во время заезда или после него. Этот мужик не выглядит, как завсегдатай гонок или постелей шлюх. — Есть один ценитель. — Со смешком уклончиво отвечает продавец. Его взгляд странно поблескивает, и возможно, если бы Хёнджин не был так очарован золотым отблеском алюминия, он бы уделил этой детали больше внимания. — Ну что, долго её облизывать собираетесь или наконец о деле поговорим? Вполне разумный вопрос от продавца звучит немного оскорбительно, но прежде, чем Хёнджин успевает заявить, что они вообще-то не пачку гондонов в аптеке покупают, Хан пихает мужчине в руки конверт и одним взглядом просит Хвана завалить, пока это не сделал он самостоятельно. Что ж, сегодня Хёнджин действительно паинька. — Могли бы накинуть пару сотен за испорченное настроение. — Тянет мужчина, а его мозолистые пальцы небрежно скользят по краям купюр, в попытке сосчитать. Хёнджин даже представить не может, сколько попросил алкаш за этого красавца, но по сведённым бровям Джисона становится понятно, что вполне достаточно, чтобы сейчас спокойно ковылять в закат, прихрамывая. Но мужчина ждёт, нагло вскинув бровь и прикусив новую сигарету, будто воздухом дышать не умеет, засранец. Хёнджин почти уверен, что у Джисона вряд ли припасена лишняя наличка, учитывая, что они покупают байк в тайне от хёнов, но тот всё же достаёт бумажник и две жёлтые купюры из него, а после протягивает довольному мерзавцу. — Больше нет. — Это копейки, из-за которых бы стал торговаться лишь последний козёл, но именно с ним они и имеют дело. Хан был готов к этому. — Отдадите ключи? Хвана тошнит от вежливости, пусть и виртуозно сыгранной, что наполняет слова Джисона, но он старается не показывать этого, чтобы не расстраивать младшего, тот и так из-за него огрёб. А мужчина действительно больше не пытается выпендриваться, просто кладёт брелок с ключом на подставленную ладонь и как-то слишком дружелюбно салютует, приложив ребро ладони к виску. — Поаккуратнее с ним, — в напутствие, — сейчас всякое случается. И опять Хёнджин не придаёт словам никакого значения, просто фыркает, будто сам не знает, и вставляет ключ в замок зажигания, уже представляя, как свалит в закат.

***

— Гю, принеси ещё сливок! — Феликс кричит, бросая полный надежды взгляд на настенные часы. Как же он хочет поскорее вернуться домой, выходные закончились слишком быстро, он совершенно не успел насладиться компанией своих парней, учитывая, что Чан и Чанбин, как минимум сутки, провели в мастерской, выполняя срочные заказы. Он даже не уверен, что виной всему усталость, скорее банальное человеческое желание наконец оказаться окруженным тёплом и прикосновениями любимых. Бомгю бросает на старшего гневный взгляд, даже не удосужившись выбраться из под стойки, где до этого искал нужные кофейные зёрна, но Феликс не обращает на него никакого внимания, продолжает просто натирать и так чистый стакан махровым полотенцем. — Ты пользуешься тем, что я люблю тебя, — змеёй шипит Чхве, разгибая затекшие колени и поясницу, а взгляд продолжает сверлить безразличный профиль Феликса, мало ли у того совесть проснётся. — Жирные? Вопрос доходит до слуха Ёнбока вместе со звоном колокольчиков над дверью, и в любой другой ситуации парень бы сначала ответил на вопрос друга, а потом бы обслужил клиента, но Ли просто теряется, чего не скажешь о мужчине, замершем на пороге. Он выглядит весьма собранным и даже немного воодушевленным, его глаза горят азартом. — Добрый вечер! — Бомгю, может, и замечает короткую, но тем неменее неловкую паузу между двумя парнями, но вида не подаёт, просто улыбается своей знаменитой чеширской улыбкой и вежливо наклоняет голову. — Чего желаете, господин? Парень мягко отодвигает Феликса плечом в сторону и самостоятельно занимает место за кассой готовый принимать заказ, но гость не двигается с места, а его пытливый взгляд упирается в смущенного и сбитого с толку блондина. — Феликс, это что твой очередной парень? — Бормочет Бомгю, потому что других вариантов, почему гость может быть настолько заинтересован Ёнбоком, у него нет, а уши и щеки того заливает густой румянец. — Я просто задумался, — мягко и едва смущенно объясняется гость, наконец делая несколько шагов к потерянным в своих мыслям баристо. — Не каждый день встречаю таких красивых людей, я поражён. Лицо Чхве чуть искажается выражением, которое описать можно лишь одним способом «ещё чуть-чуть и его стошнит», а Феликс прочищает горло, пусть и не собирается говорить. — Кофе? — Вновь пытается разрулить сложившуюся ситуацию Гю, но гость опять следит лишь за трущим уже идеально чистый стакан Феликсом. — Господин, не знаю, что у вас сейчас на уме, но это кофейня, тут люди едят, а не пристают к работникам, надеюсь я достаточно ясно изъясняюсь. Бомгю ожидает любой реакции, даже плевка в лицо, ну что, всякое же бывает, но только не того, что срывается с губ гостя: — Давно не видились, малыш. Ты стал только красивее. Чхве давится воздухом, когда понимает, к кому обращается мужчина, а стакан, что так усиленно натирался до блеска, разбивается вдребезги о кафельный пол. Значит Гю не показалось. Феликс смотрит на гостя, как мышка на взъерошенного кота, что собирался вцепиться в её маленькое тельце, а потом уставляется на свои руки, что сжимают столешницу, потому что его мутит. — Я не видел мотоцикла на парковке, — невзначай замечает гость, но Феликс уверен, что за этим последует что-то отвратительное и унизительное. — Неужели Чан наконец понял, что хороши вы только в постели? Бомгю задыхается от возмущения, а его губы распахиваются раньше, чем он обдумывает, что собирается сказать. Этот парень явно пришёл не с благими намерениями. — Слушай, ещё одно подобное высказывание, и я лично тебя выкину отсюда, понял? — Угроза звучит довольно смешно от человека, который выглядит как маленький пушистый щенок, но Бомгю довольно редко не исполняет свои обещания, поэтому стоит задуматься. И гость действительно его недооценивает, просто хмыкает, а потом растягивает губы в ещё более противной улыбке. Он похож на маньяка, выслеживающего свою жертву в тёмных извилистых улицах Сеула, у Бомгю от взгляда чёрных глаз мурашки бегут по коже. — Я буду американо, — как ни в чём не бывало заказывает гость, указывая пальцем на первую строчку меню, — и я бы хотел, чтобы меня обслужил более вежливый официант. — Мы не официанты! — Выкрикивает Чхве вслед удаляющейся спине парня, а Феликс просто цепляет его за руки и мотает головой, решая не развивать конфликт. — Он типо твой бывший? Какого хера он себе позволяет? Пидорас. — Ты довольно близок во всех своих суждениях, — буркает Феликс, засыпая молотый кофе в рожок. Он не собирается рассыпаться подробностями, это не в его стиле, пусть Бомгю сам себе что-нибудь придумает, парня это вполне устраивает. — Постарайся сделать вид, что тебе плевать. Бомгю ещё с минуту смотрит на напряженную спину друга, активно занимающегося приготовлением американо, и с тихим «айщ» наконец возвращается к поиску зёрен под стойкой. Он хороший друг во всех смыслах этого слова, он не собирается давить на какие-то триггерные точки Ликса, даже несмотря на собственную кипящую в венах кровь. Переживёт. Когда в небольшом стаканчике наконец появляется дымящийся от температуры напиток, руки Феликса начинают немного дрожать. Он знает, что должен что-то сказать, наверное, это будет правильно, но язык сухой, да и мыслей никаких нет в голове, лишь гул. Он рад, что напарник скрылся в подсобке, явно специально, дав Ёнбоку немного пространства на самостоятельное решение своих проблем. — Ваш кофе. — К моменту, как картонное донышко касается гладкой столешницы, Феликс так и не решает что именно должен сказать, поэтому решает остановиться на нейтральной любезности. И гостя это забавляет. Он улыбается, рассматривая поверхность не прикрытого крыжечкой напитка, и кивает на место перед собой, предлагая парню присесть. — Я на работе, — напоминает Ли, — и если у вас всё, я вернусь работать. — А как же поинтересоваться, как у меня дела? Неужели совсем не соскучился по хёну, котёнок? — Не называй меня так. — Рыкает на мужчину Ёнбок, а потом отдергивает себя, разворачивается на стойку, чтобы проверить Бомгю, но там, к счастью, никого нет. — Зачем ты пришёл, Уджин? Поглумиться? Мне плевать на твои колкости, поэтому можешь допивать свой кофе и уёбывать. Кожа Феликса краснеет от злости, а зубы сжимаются, чтобы не позволить себе лишнего. Голова Уджина опущена достаточно низко, чтобы парень не смог разглядеть его выражение лица, но Феликс знает парня достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что тот испытывает совершенно другие эмоции. — Ты свалил на шесть лет, а теперь делаешь вид, что урод здесь я, ты противен мне, хён! — Последнее слово парень практически выплевывает, хлопая ладонями по столу. И наконец Уджин поднимает свои глаза на Феликса, смеющиеся. Это не удивляет, но заставляет ярость вспыхнуть лишь сильнее. — Ты же знаешь, детка, что слава дороже любви. — Парень ухмыляется, а сердце Феликса разбивается вновь, хотя казалось, это уже невозможно. До этого момента Ёнбок был твёрдо убежден, что переболел, пережил тот момент, когда просыпаешься каждое утро, шаря ладонью по кровати, надеясь почувствовать чужое тепло рядом, отказываясь верить, что вас больше ничего не связывает, но похоже, он всё же ошибался. Уджин ничуть не изменился, как был тщеславным продажным ублюдком, так им и остался, и Феликс даже рад, что Чан выпер его когда-то за порог, проглотив собственные чувства и выбрав будущее, а не настоящее. — Пей свой кофе и уходи, — безэмоциональным голосом просит Феликс и бросает быстрый взгляд на часы. Хочется домой, к семье, забыть всё, что принёс этот день. Но раньше, чем Феликс успевает отойти от места, занятого Кимом, тот хватает его за руку, заставляя застыть на месте. Это не приносит боли, что странно, потому что Уджин никогда не скупился на физические проявления эмоций, и Феликс ничего не может поделать с тем, как громко заходится в груди сердце. — Я не хотел обидеть тебя, детка, ни тогда, ни сейчас. Раз уж то на то пошло, я даже рад, что увидел тебя сегодня здесь, по твоим глазам нельзя не соскучиться. — Их взгляды встречаются — шокированный Ликса и виноватый Уджина, а пальцы бегут чуть выши вдоль предплечья, оставляя за собой след из мурашек. — Ты достоин большего, чем может дать Чан, во всех смыслах этого слова. — Нашей команде нет равных на дорогах. — Парирует парень, а Ким встречает эту попытку лишь противной усмешкой. — Ей не было равных. — Поправляет старший и наконец отпускает чужую руку, чтобы Феликс чувствовал себя спокойнее. — Времена меняются, скоро всё станет по-другому на дорогах, не хочу, чтобы за ошибки Чана расплачивались вы с мальчиками. — Не делай вид, что мы хоть что-то значим для тебя. — Феликсу противно от лицемерия, которым пропитаны слова мужчины, он помнит, как тот не брезговал подрезать на гонках своих же парней, прикрывая это тем, что работал на благо команды. — Ты променял нас на бабки, не тебе говорить про ошибки Чана~хёна. Уджин не меняется в лице ни капли, ему всё равно, либо хочет сделать вид этого, и Феликс решает просто ударить по тормозам, не пытаться выиграть в этой схватке, пусть всё остаётся как было, все недосказанности и обиды. Ноги сами делают шаг назад, увеличивая расстояние между собеседниками до комфортного, и плечи Ёнбока наконец немного расслабляются. Не произошло ничего такого, чего он не ожидал от Кима, так даже лучше, обидно было бы, если бы тот начал строить из себя принца на белом коне. А вот Уджин наоборот заметно напрягается и даже ударяет себя по карману джинсов, где явно находится пачка сигарет. Его маленькие чёрные глаза упираются в острую линию челюсти младшего, а собственные губы размыкаются. Ким не закончил. — Я знаю, что ты ненавидишь меня, котёнок, но мне всё ещё хочется, чтобы у тебя с мальчиками всё было хорошо. Подумай об этом, Ликси, может стоит поменять союзников. — Уджин поднимается именно в тот момент, когда за окном останавливается черный Yamaha с золотыми дисками и матовый чёрный BMW, а на столе остается маленькая визитка, что хранит лишь номер, без имени и адреса. Он даже не успевает выйти, потому что его фигура действует на Хана и Хёнджина, как красная тряпка на быка, но это абсолютно его не расстраивает. — Что ты здесь делаешь, ублюдок? — Хёнджин на правах старшего оттесняет Хана за свою спину и встаёт лицом к лицу с человеком, которого всеми силами пытался забыть. — Мне повторить вопрос? Что ты здесь делаешь? — А я везунчик, — хмыкает Уджин, — раз меня окружили такие красавчики. И тебе привет, Джинни. — Пасть закрой, — рычит парень сквозь сжатые зубы, — или ты решил, что недостаточно низко упал в наших глазах? Ким поджимает губы, а выражение его лица чуть ужесточается, Хван умеет надавить на больное. Уджин всегда любил внимание, чтобы в ногах ползали и боготворили, особенно его собственные парни. Он мечтал быть лучше Чана, настолько, что в какой-то момент испортил ему двигатель, что едва ли не стоило лидеру жизни. — Я кофе зашёл попить, не знал, что у вас тут уже занято. — Взгляд указывает на нетронутый напиток, оставленный остывать на столике, и скользит чуть в сторону, чтобы отметить, что визитка исчезла. Это не значит ничего особенного, Ёнбок может её порвать и выкинуть, но само осознание того, что парень не хочет делиться этим с остальными, веселит. — Если с любезностями закончено, то я пойду. Мужчина учтиво обходит Хвана, держа между их телами безопасное расстояние, и приветливо улыбается Джисону, нервно кусающему губы. — Давно не виделись, сладкий. Одна фраза рушит выстраиваемые в течение шести лет стены вокруг воспоминаний, которые Хан мог описать не иначе, как болезненными. Тревога заполняет каждую клеточку тела, а подушечки пальцев покалывает от притока крови, ещё чуть-чуть и простой приступ нервозности перерастет в паническую атаку, Хан не хочет тешить такой реакцией самолюбие Уджина. — Уходи, Уджин, и забудь, что мы вообще когда-то знали друг друга. — Бросает Хёнджин вслед старшему, а тот замирает с противной ухмылкой. — Классный мотоцикл, Джинни, в твоём стиле. — Уджин переводит взгляд на окно, напротив которого были припаркованы два байка, но обращает внимание лишь то, что с золотыми дисками. — Будь осторожнее, скорость не щадит никого. Хёнджин не успевает опомниться, фигура мужчины уже скрывается в ночи, опустившейся на Сеул, оставляя все рвущиеся наружу слова царапать язык и горло. — Козёл. — Выплевывает Хван себе под ноги и оборачивается на застывшего у столика Ёнбока. — Как ты, детка? — Как будто в ледяную воду головой опустили. — Феликс делает глубокий вдох, пытаясь привести мысли в порядок и отойти от внезапного столкновения со своим прошлым, но не выдыхает, потому что взгляд приковывает мотоцикл, который раньше Ли никогда не видел. — Откуда он? — Ханни подарил, — спокойно отвечает Хван, прослеживая за взглядом младшего, — но сейчас речь не о новом байке. Что он хотел от тебя? — Я и сам не разобрался. — Феликс тянется к карману, где лежит кусочек картона с номером телефона, что оставил Ким, но почему-то в конечном итоге, оставляет визитку внутри, а пальцами сжимает теплый картон. Он просто не хочет их волновать этой мелочью, потом выкинет. Хан прерывает затянувшееся молчание шумным вдохом и таким же выдохом: — Какого хера только что произошло? У меня сейчас сердце остановится. Это чувствует каждый, просто озвучить отважился лишь Джисон. Похоже травма, нанесенная Уджином, оказалась намного глубже, чем они все предполагали, а ещё свежее. — Я закончу через пятнадцать минут, подождёте на улице? — До слуха доходит щелчок замка двери в подсобку, а щеку начинает царапать пытливый взгляд Бомгю. — Напарник. — Шёпотом добавляет парень, а остальные не задают вопросов, думать о чём-то помимо призрака из прошлого нет сил. Феликс остается стоять один посреди зала, прикованный к месту тяжестью визитки в кармане и слов в памяти. Уджин появился в кофейне не просто так, в их жизнях он появился не просто так, остается лишь разобраться в мотивах.