Из света и тени

Где ярче свет — там тени гуще. Иоганн Гете

      

14 декабря 1907 год Российская Империя, Санкт-Петербург

      Громких театральных премьер в тот год не было. По крайней мере, декабрь прославился только провалом оперы «Матео Фальконе», детали которого так активно обсуждались в газетах. Наверное, поэтому ни Дмитрий, ни его сестра не обрадовались, когда лакей сообщил им, что этим вечером они едут в Петербург, в театр. Дмитрий планировал провести вечер с книгами, присланными ему на днях из Парижа, Мария — в обществе новой гувернантки, нанятой для младших детей Его Величества. Молодая москвичка, образованная, галантная и, ко всему прочему, достаточно остроумная, сразу привлекла внимание княжны. Дмитрий даже находил их отчасти похожими внешне, но молчал, понимая, как это может задеть женскую гордость. Он был просто рад, что его сестра нашла себе друга в чьем-то еще лице во всей холодности дворца. Даже теперь, едва закончив сборы, Мария сбежала на первый этаж и разговаривала с девушкой, сияя от удовольствия. Дмитрий, наблюдая за ними со второго этажа, только улыбался.              Вечер обещал быть долгим.              В карете Дмитрий молчал. Молчала и Мария, чьи беззаботные разговоры и шутки обычно так занимали Великого князя. За окном в таком же молчаливом величии падал снег, и время ощущалось бесконечным. Однообразный стук кареты и шорох копыт утомлял. И не было ничего ни впереди, ни за каретой. Только глухой зимний вечер и резко выделяющиеся верстовые столбы, будто чьи-то призрачные силуэты. Словно лешие выступали из темноты и провожали взглядом каждый экипаж. Дмитрию казалось, что за ним кто-то следит. Никогда не угадаешь, насколько необитаем лес в каком-то десятке верст от столицы. И, может, вовсе не ветер шевелит кусты и ветви деревьев. С одного из них на крышу кареты сползла шапка снега, ударилась громко. Мария вздрогнула от неожиданности и вцепилась брату в руку.              Когда вдали замаячили огни города, Дмитрий почувствовал какое-то облегчение. Ощущение слежки постепенно проходило. Прежде он и не замечал, что темнота может настолько действовать на нервы. Даже в детстве ничего подобного не было. Другие проблемы вытесняли столь мелочный страх. А теперь вот, и Дмитрий совершенно не знал, откуда взялось это липкое ощущение и как с ним бороться, если оно возникнет вновь.              По улицам ходили люди. Другие повозки мчались мимо, и некоторые извозчики с откровенным любопытством заглядывали в окна кареты. Дмитрий поднял воротник и поежился.              — Ты замерз? — удивленно спросила Мария, впервые за все это время заговорив.       — Нет. Просто как-то нехорошо себя чувствую. Пожалуй, мне не стоило ехать, но что уж теперь говорить, — нехотя отозвался Дмитрий. Ему не хотелось говорить правду — слишком глупой она казалась. Кроме того, Дмитрий полагал, что в театре его займут разговоры и пусть, преисполненные формальностей, они будут крайне скучны, но все равно отвлекут от бессмысленных предрассудков.              — Ты еще можешь поехать обратно. Осип успеет отвезти тебя и вернуться к концу представления, — продолжала сестра. Дмитрий почувствовал, как ее рука сжимается на его предплечье.       — Это пустяки, правда. Не бери в голову.       Мария смерила его оценивающим взглядом и кивнула. Вряд ли она поверила его бодрому тону, но смирилась с упрямством точно.              Ближе к центру города становилось все более шумно. Еще были открыты кабаки, и из них доносились сиплые песни. Озорно смеялись дети, лошади ржали. Где-то в отдалении пронзительно выла собака. Из открытых окон большого розового особняка звучала музыка. Дмитрию среди живых людей стало почти легко. Он смотрел в окно, ловил взглядом каждый встречный образ и вежливо улыбался, если кто-то узнавал его и удивленно прижимал ладонь к губам. Или, может, что-то другое удивляло их в его образе. Дмитрию было неважно. Порой он радовался такому вниманию, радовался, что значит хоть что-то для абсолютно незнакомых людей, но в такие вечера, как этот, оно утомляло. И подчеркивало, обостряло страх, вызывавший то ли желание оказаться в толпе, у всех на виду, то ли в полном одиночестве, вдали от всего мира. Но, впрочем, улыбка, даже наигранная, немного спасала. Будто и в самом деле становилось чуть веселее. Маленькому мальчику с рыжей кошкой на шнурке Дмитрий даже помахал и подмигнул.              Наверное, Мария тоже заметила, что брату стало легче. Она перестала кидать на него взгляды, полные осуждения и опасения. Расслабилась. Дмитрий и ей подарил одну из своих улыбок и мягко утешил:       — Надеюсь, сильно скучно сегодня не будет. А если что, может, никто и не заметит, если мы уйдем в середине акта?       Сестра ободряюще улыбнулась в ответ. Они прекрасно знали, что никуда не уйдут до самого конца, если того не захочет Император. И даже умирая от скуки и отвращения к потраченному впустую времени, будут сидеть в своей темной ложе и развлекать друг друга приевшимися шутками о сценарии и актерской игре. В детстве это приносило куда больше удовольствия.              В детстве вообще все казалось другим: ложа — просторнее, свет — ярче, люди — интереснее. И поездка в театр была почти праздником, что бы там ни ставили. Теперь Дмитрий со скучающим и грустным видом осматривал заполняющийся партер и барабанил пальцами по перилам. Александра Федоровна с дочерями и Мария остались в вестибюле, Его Величество отправился к губернатору, и пустота ложи удручала еще больше. Со своего места Дмитрий уже приметил несколько знакомых лиц, но ни с кем из них заводить диалог сейчас совершенно не хотелось. Он не имел права показаться глупым или растерянным, а представлялся себе сейчас именно таким. Почти случайно Дмитрий вспомнил свою Анастасию, пригляделся к нескольким девушкам в партере и удрученно выдохнул. Он полагал, что если бы знал о планах государя еще с неделю назад, то непременно бы успел ее пригласить. И они бы сидели сейчас вместе. Или пили бы шампанское в буфете. И столько всего хорошего и смешного могло бы произойти…              В приступе отчаяния Дмитрий опустился в свое кресло с приглушенным стоном и подпер голову рукой.              — Ваше Высочество! — оклик из аванложи заставил Дмитрия обернуться, изображая на лице вежливую заинтересованность. — К вам гость. Он попросил не представлять его, но назвался вашим другом.       Дмитрий удивленно нахмурился. Казалось, что и сам театральный работник растерян странным посланием, которое ему нужно было передать.       — Мне не стоит разрешать ему заходить?       — Нет-нет, — Дмитрий небрежно махнул рукой. — Пусть пройдет.       И тут же пожалел. Только Даниил мог представить подобным образом, а его видеть сейчас Дмитрию не хотелось тоже. Конечно, разговор с прежним другом скрасил бы скуку в ожидании начала оперы, отвлек бы от мрачных мыслей, но…              — Великий князь, я в вас почти разочарован!              Дмитрий даже не заметил, в какой момент он поднялся на ноги — почти вскочил, на самом деле. Ему было стыдно, немного страшно, непонимание путало мысли. Эта встреча, как он полагал, не должна была произойти, не в таких условиях, но парадоксальным образом… Второй раз. И второй раз так нелепо, странно и неправильно.              Феликс прошел к перилам, глянул вниз и снова посмотрел на князя. На тонких губах змеилась улыбка, исчезнувшая в единый миг. Его лицо стало серьезным и почти строгим.              — Почему вы не пришли на прием, который я давал для друзей? Вы были больны? Я чем-то оскорбил вас при знакомстве? Простите, если так, я даже не мог подумать!       — Нет, Ваше…       — Феликс. Обойдемся именем. В конце концов, я даже не князь, — на секунду, словно не явь, а преломление света, на его лице возникла театрально разочарованная гримаса.       — Простите… Феликс. Я не понимаю, о чем вы. Мне не приходило приглашение, — растерянно отозвался Дмитрий, путаясь все больше и больше. Ледяной взгляд, в котором невозможно было отличить насмешку от настоящей обиды, пугал.       — Не может быть, — Феликс помотал головой. — Я несколько раз сверял с Даниилом список. Он не мог забыть про письмо вам.              Даниил. Дмитрий похолодел, вспоминая, с какой уверенностью сжигал конверт, даже не открыв его. Он не хотел снова сближаться со старым другом, не хотел напоминать себе о липком предательстве, не хотел снова разочаровываться… Он полагал, что, ограничив общение лишь случайными встречами, убережет себя от лишних переживаний и позора. Вышло наоборот.              — Вспоминаете? — оживился Феликс, явно заметив какие-то перемены в лице Дмитрия. А значит, предположил князь, заметил и то, как он побледнел, пожал губы, на секунду болезненно зажмурился.              Позор.              — Кажется, я не могу быть уверен, — пробормотал Дмитрий. — Прошу простить, я…       Феликс отмахнулся и снова посмотрел в партер. Его зрачки быстро перебегали с человека на человека, он словно искал кого-то в толпе, но, как понял Дмитрий позже, на самом деле просто рассматривал людей. Это всегда немного забавно, особенно когда речь идет об аристократии.       — Пустяки, Великий князь. Просто в следующий раз внимательнее просматривайте почту, хотя я и представляю, как это скучно.       — Такого больше не повторится.       — Я надеюсь, — Феликс улыбнулся уголком губ и развернулся, опираясь спиной на перила. Он молчал и не двигался, так что Дмитрий смог несколько раз спокойно вдохнуть и все обдумать. Встреча была слишком неожиданной, поведение самого Юсупова — почти наглым, но разве не они всего несколько дней назад обсуждали нелепость и бесполезность формальностей и напускной вежливости?              — С вами ведь правда ничего не случилось? — вдруг спросил Феликс, поворачивая голову. — Вдруг вы просто не хотите меня расстраивать. Никто не болен?       Дмитрий слабо улыбнулся, думая о том, как одна обида и детская глупость могут испортить человеку жизнь.       — Я не смог бы солгать вам, Феликс. Это слишком низко.       Тот в ответ лишь рассмеялся.       — Ложь во благо, Великий князь. Или вы считаете, что ее не существует?       — Зависит от ситуации, — с готовностью отозвался Дмитрий. — Скажем, я не стал бы говорить сестре, что иду на дуэль, но сказал бы вам, если бы не смог присутствовать на каком-то приеме из-за того, что разнылась простреленная рука.              Феликс снова засмеялся. Однако в этот раз смех его оборвался резко, как от удара хлыста. Он замер, глядя на Дмитрия исподлобья. В темных глазах отразилось недовольство.              — Не следует шутить про это, Великий князь. Не в наше время.       — Простите, я…       — Просто не шутите так больше, — Феликс тяжело вздохнул. — Шутить можно обо всем, стоит только знать подходящую компанию. Но сейчас смерть ходит слишком близко. Вам повезло, что я не очень суеверен. Но…       Он усмехнулся. А Дмитрий подумал, что в этом «но» слишком много недосказанного. А еще подумал, что, говоря о дуэли, совсем не шутил, но спорить не стал. Его собеседника слишком растревожила какая-то собственная мысль, так что, следуя правилам этикета, стоило сменить тему или распрощаться.              Однако в этот момент в аванложе послышалось движение, голоса… Дмитрий бегло взглянул на часы: опера должна была начаться с минуты на минуту.              — Полагаю, мне пора, — сказал Феликс, протягивая Дмитрию руку. — Не думаю, что мы увидимся в антракте, но я был крайне рад встрече с вами. А ложь, юмор, смерть и суеверия мы обсудим в другой раз. Прощайте, Великий князь, и до скорой встречи.              И он, слегка поклонившись, исчез, едва Дмитрий коснулся длинных пальцев рукопожатием. Еще было слышно, как Феликс приветствует Его Величество с женой и детьми, Марию (Дмитрий только теперь понял, что, наверное, большая часть гостей театра, проходя мимо Юсуповых по коридорам, даже не догадывалась, с кем им пришлось столкнуться плечами) и кто-то смущенно смеется. «Какая встреча!», «Приятно познакомиться», «Приятного вечера»… Дмитрий сел на свое месте и потер лоб ладонью. Остаток дня был то ли безнадежно испорчен, то ли спасен.              Опера, первые пронзительные ноты которой грянули в тот же миг, была совершенно отвратительной. Его Величество твердо решил уйти после второго акта (хотя его супруга и Мария настаивали на том, чтобы не дожидаться даже конца первого), и Дмитрию оставалось только, забавы ради, одними губами проговаривать заученные наизусть стихи и прозаические отрывки да перемножать числа. Но вскоре наскучило и это. Он высунулся из ложи, сощурился, вглядываясь в темноту бельэтажа, балконов и других лож. Перед ним, как и с полчаса назад, мелькали узнаваемые черты хороших знакомых и тех, кого доводилось лишь случайно встречать в городе, но все они едва ли были интересны в этот вечер. Где-то среди них, таких простых и скучных, прятались Юсуповы, укутанные в свою тайну, как в богатые меха.              «А я этой тайны коснулся», — подумал Дмитрий и зарделся от гордости и удовольствия. Он вполне понимал и принимал, что ему дозволили видеть ничтожно мало, что он никто для знаменитой семьи — один из сотни, но этого было пока что достаточно. Терпение и искренность сделают остальную работу. И Дмитрий, холодея от волнения, впервые признавался себе, что хочет большего. Он хочет дружбы, а еще разгадок, ответов на вопросы, будоражащие все общество.              Дмитрий вцепился в подлокотник кресла и закрыл глаза. Ему казалось, что это нездорово, неправильно, похоже на помешательство. Словно уже не гордость, а гордыня кружила голову.              А после он подумал, что Феликс, так беззастенчиво отчитывавший дирижера, тоже не выдержал бы и одного акта столь отвратительной игры музыкантов при сравнительно неплохом либретто. Может, он даже знал заранее, что все будет так, и поэтому сказал, что они не встретятся в антракте. Зачем же тогда вообще приехал?              От всех этих вопросов не становилось легче, но время, кажется, текло чуть быстрее, так что, когда занавес опустился и раздались первые скромные овации, Дмитрий даже удивился. Он осмотрелся по сторонам: императорская чета с детьми покидала ложу, Мария расправляла складки на юбке и явно собиралась что-то спросить, глаза ее хитро блестели. Она дождалась, пока в ложе не останется никого, кроме нее и брата, и повернула голову, сверкая лисьей улыбкой.              — А он хорош!       — О чем ты?       — Будто ты не знаешь, — усмехнулась Мария. — Теперь я понимаю, почему ты был так рассеян после бала: представить целую семью подобных людей и их дом…       — Ты же почти не разговаривала с ним! — Дмитрий вскинул брови и мысленно вздохнул: смеет ли он называть Феликса при сестре так просто, почти фамильярно — по имени, как ему разрешили.       — Почти! — возразила девушка, а потом покачала головой. — Не в словах дело. Ты пробовал хоть раз заглянуть в его глаза?              Дмитрию не нужно было вспоминать, чтобы ответить. Татарская кровь, издревле текущая в жилах Юсуповых, делала их глаза особенно глубокими, но это не мешало им будто светиться изнутри. Заглядываешь в лицо — и падаешь в бездну, пытаясь по пути не растерять остатки самообладания и собственного Я. На самом деле, секунды хватало, чтобы опомниться, но на эту секунду, как казалось, душа попадала в чью-то чужую руку, под линзу огромной лупы.              — Зачем мне это? — пересохшими губами спросил Дмитрий, но, не в силах соврать, кивнул.       — Он странный, — отозвалась Мария и отвернулась. Тонкие пальчики постукивали по перилам. — Смотришь на него — воплощение золотого дворянства, какого и не увидишь теперь, чистота крови и манер, обаяние, ум. Но как-то немного жутко, будто что-то не так, только нельзя понять что. Знаешь, как эти новые куклы! И атласная, как у человека, кожа, и совсем розовые губы, и реснички, и платья… Только лицо совсем не двигается, и от этого страшно, выглядит по-прежнему искусственно. Очень живо и одновременно очень искусственно.              Дмитрий не думал, что Феликс похож на куклу. Скорее, на мраморное изваяние, раз уж о том пошла речь. Особенно когда замирал в задумчивости, смотрел перед собой и будто даже не дышал. Подобная скульптура могла бы украсить полузаброшенный сад, где скамейки и беседки обвиты темно-зеленым кустарником и солнце не достигает земли, или старинный замок, где из каждой ниши смотрят пустые глазницы или тянется обломанными пальцами рука.              Уже через час или полтора Дмитрий, конечно, признается сам себе, что излишне драматизировал, но возникшие в голове образы никуда не исчезнут.              — Все в их семье такие? — спросила Мария, когда молчание брата затянулось.       — Более или менее, — он пожал плечами. — Я едва ли общался с остальными. Брата и вовсе только видел издалека. Он вообще показался мне не очень общительным.       Мария понимающе кивнула и оглянулась, будто испугалась, что Феликс все еще стоит там и подслушивает и что на губах его — тонкая опасная улыбка. Но никого, предсказуемо, не было. Девушка заметно выдохнула и слабо сжала ладонь брата.       — Я очень хочу верить, что они хорошие люди. Мне просто стало немного…страшно. Что такого у них происходит, чтобы так прятать себя от людей?       — Милая! — Дмитрий даже рассмеялся, чувствуя себя одновременно растроганно и очень неловко. — Ты слишком опекаешь меня и ищешь заговор, где его нет. Не замечал за тобой такого прежде. Вот что, я обязательно попрошу пригласить тебя на следующий бал, чтобы ты своими глазами увидела, что доверять Юсуповым можно. Их тайны — это не скелеты в подвалах, а просто…прихоть? Да, я думаю так.              Он сжал руку Марии в ответ, улыбнулся. В ее глазах не отразилось ничего. Она молчала, размышляя о своем, и Дмитрий быстро отстранился. Не хватало еще поссориться.              Все в этот вечер складывалось слишком странно. Дмитрий откинулся на спинку кресла, возвел глаза к потолку и закрыл глаза. Петербург, Царское село, дворец Юсуповых, сожженное приглашение, встреча в театре… Он думал, что жизнь начинала сама собой ускоряться, и находил в этом относительную похожесть на книги, которые ему доводилось читать в течение последних лет. Стремительно подбиралась юность, шальная жизнь, приключения, Дмитрий был в этом уверен, и он не ждал, что сестра его поймет. Не сейчас.              Завтра Дмитрий возьмет лошадей и отправится в лес до самого обеда. И ему будет совсем неважно, что скажут во дворце о его отсутствии. В голове накопилось слишком много разрозненных едких мыслей, и никак их не собрать. Поможет только одиночество, небо, да долгая дорога, уходящая за горизонт. Он будет мчаться меж стройных деревьев, чувствуя, как снег попадает за воротник, усмехаться и быстрее гнать коня, захлебываясь ледяным воздухом. И все, непременно, станет понятнее и чуть проще. Это всего помогает.              Так же хорошо Дмитрий понимал, что никуда он не поедет. Но мечтать никто не запрещал.