Из света и тени

Мои мечты — священные чертоги, Моя любовь — немеющая тень. Александр Блок

      

27 ноября 1907 год Российская Империя, Царское село

      Но ни следующим утром, ни следующим днем Дмитрий Анастасии не написал. Он вспоминал о ней, раз за разом восстанавливал в памяти те моменты, когда их взгляды пересекались и она смущенно краснела под легким слоем румян, но дальше приветствия не продвинулся, испортив при этом два листа английской бумаги. Найдя подобные траты неприличными, он отложил работу с письмом до вечера, надеясь, что подходящие мысли придут хотя бы тогда.              И все же… Анастасия была не единственным украшением вечера. Только оторваться от мыслей о ней все равно было трудно. Дмитрий давно знал, что увлекается он непозволительно часто и быстро, но перестать представлять дальнейшие встречи с новой знакомой не мог. От самых невероятных, несбыточных идей всегда сложнее всего избавляться. И Дмитрий снова и снова думал о том, что, если бы каждый божий день дома его встречала Анастасия, жизнь была бы намного лучше. Что там, такая жизнь казалась ему совершенно идеальной. Проблема заключалась лишь в том, что подобные фантазии рисовались перед ним слишком часто — менялись лишь женские лица, вставленные в них, как детские рисунки в рамку. Это Дмитрий понимал тоже.              Но эти же мысли, непрошеные мечты гнали прочь из дома. После обеда погода заметно улучшилась: выглянуло солнце, хотя температура оставалась достаточно низкой, сухой мороз щипал кожу тем немногим, кто выходил на улицу. Дмитрий был в их числе. Он прятал руки в карман, нос — в воротник, но это мало помогало. Однако думалось на свежем воздухе как-то легче. По крайней мере, ничто тут не отвлекало. Давно знакомый пейзаж уже не искушал взор, а только порождал новые мысли, вдохновленные прекрасным.              Дмитрий прошел к пруду, уже затянутому коркой льда, и закрыл глаза. Летом тут намного живописнее. И только летом, иначе и представлять невозможно, стоит прогуливаться вдоль берега с возлюбленной и подмечать каждый её осторожный восхищенный взгляд. А потом можно скрыться в тени деревьев и невесомо касаться губ, жмурясь от стыда. И все это будет так неправильно и сладко, что запомнится непременно на всю жизнь, пугая и очаровывая до самой могилы.              Это — запомнится, а детские мечты — нет. Их слишком много, чтобы сохранять в голове каждую. Дмитрий охотно признавал и порочность и ошибочность поражающих его идей и собственную слабость, но просто не знал, как остановиться. Он сам находил, что причиной этих фантазий может быть тот факт, что в его жизни еще ни разу не было хоть какой-нибудь любви. Пусть даже и детской и бессмысленной. Дмитрий, конечно, невероятно любил сестру, но это совсем не то. И потому, как продолжал он размышлять, его разум отчаянно искал это чувство в каждой встречной. В конце цепочки его рассуждений значилось, что с возрастом это непременно должно пройти и что тогда он точно сможет полюбить по-настоящему.              А пока Дмитрия терзали образы, равно трогательные и греховные. И письмо, начатое им утром, по кусочку, как мозаика, теперь складывалось в голове. Он уже представлял, как вернется в свой кабинет, снимет пиджак, небрежно повесит его на спинку стула и примется писать, покусывая кончик ручки, как великие мыслители и писатели на портретах. Все это вдохновляло.              Дмитрий уже собирался возвращаться во дворец, когда, отвернувшись от пруда, едва не столкнулся с сестрой, направлявшейся к нему по протоптанной в снегу дорожке.              — Ты так мне ничего не и не рассказал! — Мария угрожающе нахмурилась, и на секунду Дмитрию действительно допустил мысль, что она его ударит. — Александра Федоровна сказала, что тебе стало нехорошо и ты рано уехал. Что-то случилось?       — Я действительно рано уехал, но со мной все в порядке. Я просто очень устал, — Дмитрий небрежно повел плечом и подставил сестре локоть, понимая, что допрос продлится еще очень долго. — Прогуляемся?              Они шли молча где-то с минуту. Дмитрий знал, что Мария сгорает от любопытства, но не находил подходящей темы или детали, чтобы начать рассказ. Под ногами хрустел снег, мимо изредка проходили гвардейцы или пробегали с поручениями лакеи. Поглощенные своими делами, они даже не замечали бесшумно бредущую пару, что, впрочем, было даже отчасти приятно. Подобного безмолвия и спокойствия приходится порой ждать месяцами, если ты принадлежишь к высшему свету.              Наконец, Мария не вытерпела:       — Там очень красиво, да?       Дмитрий не сдержал ухмылки.       — Гораздо более, чем ты можешь себе представить. Или, — быстро поправился он, заметив недовольный взгляд сестры, — по крайней менее, более, чем представлял я. А еще, мне странно это говорить, но там уютно. Я не видел прежде такой гармонии богатства и лаконичности.       Мария сдержанно улыбнулась — Дмитрий спокойно выдохнул. Больше всего он боялся, что сестра начнет ему завидовать, но она оказалась выше этого, что было, впрочем, предсказуемо, но все равно вызывало толику беспокойства.       — Главное, не говори этого при Нем.       — И при Ней, — Дмитрий чуть смущенно и оттого криво улыбнулся. Шутить про Императора и его семью (к которой он и сам в каком-то смысле относился) он не очень любил и потому всякий раз чувствовал себя неловко.              — А Юсуповы? Я слышала, что княгиня Зинаида невероятно красива… А ведь она уже не молода. Это тоже правда?       Дмитрий с долей мечтательности вздохнул, воскрешая в памяти образ Анастасии. Она, конечно, была не Юсуповой, но теперь непременно ассоциировалась с ними и их особняком, как если бы совершенно не могла существовать отдельно от минувшего бала. Как если бы была лишь узором, вплетенным в роспись потолком, но самым удивительным и чудесным.       — Правда. На самом деле и она, и князь выглядят очень молодо и хорошо. И в их поведении нет ни малейшей черты скуки и раздражительности. Манеры, образование — да, но у них и душа… Ты понимаешь, о чем я.       — А их сыновья?              Точно… У Феликса был брат. Только теперь Дмитрий понял, что за человек часто появлялся рядом с ним, хмуро оглядывая зал. Можно было догадаться раньше: Николай (а старшего наследника Юсуповых звали именно так) был очень похож на отца.              — Гордость семьи, не иначе, — Дмитрий улыбнулся. — Я общался с Феликсом, и он показался мне таким…простым. Ты знаешь, я не люблю тех, кто излишне кичиться своим происхождением и боготворит золото и весь высший свет, и он, кажется, тоже. Я думаю, мы найдем общий язык.       Он как можно более небрежно пожал плечами. «Найдем общий язык. С Юсуповым. А звучит», — подумал он почти невольно и меркантильности собственной мысли устыдился.              Мария тоже улыбалась.              Изредка поднимающийся ветерок царапал щеки и нос. Оставался еще час, может, чуть больше, и небо начнет постепенно темнеть, а пока солнце почти ослепляло, так что приходилось щуриться или смотреть под ноги. Холодный блеск отражался от окон и облицовки дворца. И Дмитрий в очередной раз почувствовал странное отторжение, рождающееся в нем при одном взгляде на это здание. Пусть оно было и не таким уж вычурным, но вырваться из этого плена хотелось отчаянно. Дмитрий был благодарен Императору за опеку и заботу, но любить — хотя бы отчасти — не мог. Не получалось.              — А танцы какие были? — вдруг спросила Мария. Дмитрий ответил машинально, не особо задумываясь, а потом даже остановился, словно озаренный.       — Хочешь, я поговорю с Феликсом? Я уверен, он не откажет пригласить и тебя. Я могу!       — Вы еще не настолько близки, — Мария негромко рассмеялась. — Даже если он и проникся к тебе определенной симпатией, не стоит быть таким навязчивым с новыми знакомыми. Ты порой слишком нетерпелив. Кроме того, я почти уверена, что если ты им понравился, то они предположат, что сестра должна быть хотя бы отчасти столь мила.              И она, смеясь, направилась дальше, оставив Дмитрия, насупившегося от смущения. Впрочем, уже через полминуты он нагнал сестру и принялся оправдываться и отговариваться от странного комплимента. Мария даже не пыталась его слушать. И в тепло дворца они возвращались, еще продолжая шуточный спор. Лакеи только украдкой переглядывались, не скрывая того, что и их происходящее забавляет.              Мария поднялась за Дмитрием в его кабинет и, упав в глубокое кресло, принялась листать первую попавшуюся книгу. Ею оказался сборник сочинений Платона, который на днях так же, не вникая в смысл, листал Дмитрий.              — Знаешь, я встретил у Юсуповых Даниила.       Мария вскинула голову.       — Даниила? Этого проклятого льстеца! Он же…       — Можешь мне не рассказывать, — Дмитрий покачал головой. — Но он слишком хорошо прячется. Обидно, что они этого еще не видят. А если я расскажу им, то они сочтут, что я клевещу на хорошего человека… Он там, похоже, частый гость.       — Главное, чтобы он не начал рассказывать там о тебе. Кто знает, что придет ему на ум.       — Вчера мне показалось, что ему не так уж противно мое общество. Он вел себя достаточно любезно, да и мне рядом с ним вовсе не неприятно. Но просто странно это, учитывая их подход к отбору гостей.              Мария молча согласилась. На самом деле, она не была так уж хорошо знакома с Даниилом, но рассказов Дмитрия было достаточно. В Москве они проводили вместе почти все свободное время. Даниил — любитель приключений, талантливый ученик и верный друг — нравился Дмитрию, и тот не раз пользовался связями, чтобы решать проблемы близкого человека. Возможно, слепоту усугубляло то, что иных друзей в Москве Дмитрий так и не нашел. Зато Даниил, кажется, общался со всеми в городе, и незадолго до отъезда по воле случая Дмитрий узнал, какими словами его порочил за спиной и высмеивал тот, кому он доверял едва ли не больше, чем сестре.              Зачем теперь судьбой им была суждена встреча в Санкт-Петербурге, оставалось загадкой. Впрочем, Дмитрий был рад, что так и не признался другу, что все узнал, иначе впечатление от бала было бы совершенно испорчено. Да и знакомство с Феликсом могло не произойти. Пока что все складывалось неплохо.              Отвлекаясь от размышлений, Дмитрий снова сел за свое письмо, пока сестра изучала его небольшую библиотеку. Изредка она задавала какие-то вопросы, получала односложные ответы и снова затихала. И Дмитрий совсем не замечал (или, по крайней мере, делал вид), как Мария заглядывает через плечо, пытаясь разобрать, что и кому он пишет. Природное любопытство, с детства ей присущее, не уменьшалось с годами. Однако уже после первого абзаца она разочаровалась и тихо вышла из кабинета. Дело было в том, что Дмитрий совершенно не умел писать письма, если это не было какое-то официальное сообщение. Хотя, как отмечала Мария, в последние пару лет стало несколько лучше. Хотя практики ощутимо недоставало.              А на следующей неделе, когда Дмитрий собирался отправить письмо, написанное на двух листах мелким почерком, предварительно перечитав его еще раз, лакей отдал ему конверт, подписанный только двумя инициалами. От раздражения и злобы ему захотелось спалить письмо в тот же самый миг.