KINGDOMS

      В то же самое время на далеком и холодном севере жизнь текла своим чередом. И в этот день, ровно как и во все другие, Тадэус озвучивал прописные истины. По крайней мере, ему так казалось. Ситуация с Лили была максимально неприятной, но Инис и Дэус видели ее совершенно с разных ракурсов.       — Мне самому не лестно от того, что ты не ощущаешь от меня поддержки, пойми, — продолжал Тадэус, мельком отвлекаясь на полки пыльных книг в библиотеке, где они были совершенно одни. — Я хочу донести до тебя всего одну мысль, как мне кажется, довольно простую и даже элементарную. И об нее разобьется любой твой аргумент.       Инис тяжело выдохнул и откинулся спиной на книжные полки, еле сдержав свои глаза, которые очень хотели провернуться в глазницах. Ведь он все понимал! Дэус его за идиота, что ли, держит?! Опять он начнет про все эти правила и иерархию в этом прогнившем высшем свете! Но Тадэус вдруг озвучил все ту же мысль, но теперь словно в другом контексте:       — Твое понимание ошибки, любые твои терзания, и даже самый светлый порыв, который тебя побудил поступить так, как, например, с этой девочкой… — тут Инис все-таки не сдержался и закатил глаза, — будет абсолютно неважен, когда тебя повесят. Или отрубят голову. Или сожгут. Или не тебя, а меня, например? Как ты думаешь, осознание того, что ты всего лишь запаниковал, покроет тот ужас, который может последовать после? — инквизитор нахмурился, когда Инис снова решился спорить, ведь с чего тот взял, что все должно идти только по такой ветке с обязательной казнью в конце?! — Я сказал может! И это может быть, Инис! Так и будет, поверь мне! Я слишком неугодная персона, к тому же наделенная властью. Претендентов сильно сговорчивее на мое место так много, что ты себе не можешь этого даже вообразить. И эти претенденты жаждут этой власти ради тщеславия и богатств. Я не могу утверждать, что я сам не тщеславен, но я очень богат, а потому мое слово нельзя купить за деньги. Но можно сделать меня рабом тайны, какую мы делим с тобой уже не только вдвоем. И, поверь, этого уже достаточно, чтобы быть в самом зависимом положении.       — Тадэус, я все это понимаю, — виновато начал вор, но инквизитор его грубо оборвал.       — Этого недостаточно! — он вновь нахмурился и даже сжал переносицу пальцами. — Я это и пытаюсь до тебя донести, но не знаю уже как! Этого недостаточно! Ты понимаешь и все равно делаешь, поддавшись порывам, которые обуяли тебя здесь и сейчас, не давая себе времени на обдумывание того, к чему это может привести! Я не сержусь, что ты так переживаешь за ребенка, это даже похвально, что в твоей душе есть столько сострадания и желания помочь. Возможно в столице я подумаю над тем, как это можно реализовать и поощрить тебя в этом. Но я в бешенстве от того, каким путем ты пошел, как все исполнил, что вновь позволил эмоциям взять над собой верх, тем самым подставив не только себя, но и меня. Ты мой подопечный, Инис. И все, что ты делаешь, как ты это делаешь, что ты говоришь и кому… все имеет значение. Я не удивлюсь, если весной, когда снова будут ходить корабли, здесь окажется кто-то, кто будет спрашивать скучающий люд обо всем. Или они уже были? Принц Вилмар… тоже неугодная персона в каком-то смысле, ведь не просто так погиб Мерон, а следом и Его Величество не передал власть сыну… Эта история шита белыми нитками, но мой отец велел мне в это не лезть, и я не стану. И за Вилмаром могут следить даже здесь, на краю света. И это может происходить у нас прямо под носом. Откуда тебе знать, что говорит кухарка и кому? Или любой другой слуга или дозорный? Ты можешь верить в этих людей и видеть в них лучшее, что, несомненно, хорошо, но ты не знаешь, какие черти спят в чужой душе. У всего есть цена, Инис. Кухарка могла бы что-то ляпнуть просто из любви потрепаться, но человек, который задавал правильные вопросы, который сделал ей кучу комплиментов, а, может, даже спал с ней… вот у него есть цена. Я сам оплачиваю таких людей, и потому знаю, о чем говорю. Здесь все может сойти с рук, и только поэтому я могу выдохнуть хоть немного, но меня в дрожь бросает, когда я представляю, что ты вычудишь то же самое в столице. И не надо мне говорить, что ты не станешь! Ты уже говорил это, но все равно исполнял. И только поэтому мы с тобой снова все это проговариваем.       — Я обещаю, этого больше не повторится, — понуро выдохнул плут, потому что ровным счетом ему больше нечего было сказать. Он готов был поклясться, что не сделал бы нарочно ничего, что могло бы хоть как-то навредить Тадэусу, но своими порывами, которые в моменте казались ему правильными, он постоянно доводил все до этого треклятого разговора. О как он его уже ненавидел!       — Очень на это надеюсь, — Дэус даже улыбнулся, но несколько заискивающе, а потом продолжил, — и по поводу этой несчастной девочки…       — Лили, — тяжело вставил Зуар и на немой вопрос Тадэуса уточнил, — ее зовут Лили.       — Это неважно. Хоть Лили, хоть Мари. С этими детьми, всеми, — подчеркнул инквизитор, — мною все решено. Мое решение должно быть исполнено так, как я распорядился. И только я это решение могу изменить. Не ты. И если я наказал что-либо, твое дело простое, исполнить без лишних вопросов. Ни больше, ни меньше. Если возникли вопросы, спроси. Я повторюсь, твой порыв достоин похвалы…       — Да, именно поэтому ты сношаешь меня здесь уже целую вечность! Я все понял! — вздохнул Азарис, — если коротко, то мне ничего нельзя!       Тадэус тяжело вздохнул.       — Если тебе так легче думать, пускай будет так, — пожал он плечами, — но я прошу относиться к этим сиротам одинаково, никого не выделяя ни по возрасту, ни по какому-либо еще признаку. Если тебе сложно, оставь их вовсе, видит Бог, мне самому уже будет легче от этого. Но, полагаю, ты уже не сможешь, потому что привязался, верно? — предугадал Тадэус. — И они по твоему мнению несомненно сочтут тебя самым большим предателем в их жизнях.       — Но ведь это правда так и есть, как я теперь могу их оставить? — нахмурился Зуар, только сейчас осознав, как сильно прикипел к этим детям со всеми их раздражающими несовершенствами.       — Тебе придется. Потому что мы тут, надеюсь, надолго не задержимся. Рано или поздно это случится, но я тут не давлю… хочешь, продолжай присматривать за ними. Но, пожалуйста, извинись искренне перед Люсией. И перед ее мужем. Оскорбив ее, ты оскорбил и его в том числе. И завтра верни девочку в храм.       — Что? — не понял вор. — Завтра? Уже?       — Ты мне сказал, что жар спал, не так ли?       — Да, но…       — Инис, наш уговор был, что я даю тебе время на то, чтобы жар спал. Жар спал. Поэтому, пожалуйста, верни ее в храм. Если твоей помощнице очень нравится за ней ухаживать, то пусть навещает ее в храме до полного выздоровления, а заодно осмотрит всех детей, чтобы хоть как-то компенсировать явный фаворитизм. Можешь предложить Люсии оповестить горожан, что в один из дней храм сможет оказать лечебную помощь всем нуждающимся по велению принца Вилмара. Если ты все это провернешь, я донесу все Вилмару так, что он точно не откажет. И тогда я дам указание Ролву от имени принца подготовиться к этому мероприятию. Кина с Ветой могут лишь помочь ему приготовить нужные смеси для отваров и прочее, но самим им лучше не участвовать во всем этом, даже если они захотят. Они сейчас в постоянном контакте с принцем, им нужно держаться подальше от всякой заразы.       — Я бы хотел, чтобы она побыла тут хотя бы до выздоровления, — все же подал голос Инис, не скрывая своего разочарования, — но если ты считаешь, что ей лучше вернуться, то я ее отвезу.       — Я считаю, что ее вообще тут не должно было быть. И если вдруг Люсия осмелится спросить тебя, почему же ты привез ее обратно все еще больной, скажи, как есть. Что жар спал, и я велел вернуть ее обратно. И на будущее, я запрещаю водить сюда любого ребенка или бедолагу, над которым ты сжалишься. Это не твой дом, не мой. И приводить кого-то сюда ты не имеешь права, даже если тебе очень хочется. Если вдруг подобная ситуация повторится…       — Да понял я, я не стану! — огрызнулся Инис.       — Я не об этом, — спокойно продолжил Дэус. — Если вдруг ты захочешь кому-то помочь в беде, подойди ко мне, объясни ситуацию. И я подумаю, что можно сделать и нужно ли. Договорились?       Разбойник с изумлением вгляделся в лицо светловолосого мужчины и на мгновение потерял дар речи. С Тадэусом порой было нелегко, точнее с ним было нелегко в большинстве случаев. Инквизитор был упрямым и категоричным, да и порой казалось, что кроме вора его кандидатуру вообще мало кто мог вытерпеть долгое время. Однако Тадэус как никто другой знал, как заставить Иниса чувствовать себя лучше. Спокойнее, увереннее. Азарис не знал почему, но в такие моменты он готов был забыть все разногласия, которые у них были, и вновь искренне улыбаться инквизитору.       — Дэус… прости меня, пожалуйста, — проигнорировав вопрос, вдруг тихо начал Зуар, которого, казалось, вновь догнала совесть и неприятно кольнуло где-то в груди. — Прости. Я клянусь, я больше не допущу подобного. Я буду с тобой советоваться, обсуждать… я обещаю, что больше не поддамся эмоциям и не допущу провала. Прости.       Инис хотел было сделать шаг вперёд, чтобы обнять Первосвященника, он даже протянул к нему руку, но затем резко отдёрнул, вспомнив, где они находятся. В голове вдруг возникла мысль, что кто-то может решить посетить библиотеку в самый неподходящий момент.       Инквизитор же тяжело выдохнул. О как он хотел быть с Инисом мягче, менее требовательным! Но разве он мог? В голове яркими образами вспыхивали до абсурдного удручающие эпизоды: громкие речи о том, о чем вообще стоило бы молчать, его выходки в столице, продолжающиеся мелкие кражи. Чего стоило только то, что он чистосердечно выложил всю правду об их связи Вилмару? А эпизод с этим псевдотроном в этом северном замке и королевской мантией? Тадэусу становилось до одури плохо, когда он представлял на месте Вилмара Вильгельма, последний бы не пощадил никого из них, ведь даже за невинные игры с короной маленького мага высекли до полусмерти, а будь на месте мага обычный слуга, никто бы и не задумался оставить его в живых.       — Я очень надеюсь, что этот разговор между нами последний, — спокойно, но строго ответил Тадэус. — Мне не в радость каждый раз быть живой летописью твоих выходок на грани, поучать тебя, как маленького ребенка. Я могу закрыть глаза на многое, но если в эту летопись войдет хоть один недруг, не твой, — уточнил он, — а мой, принца или Лазария, то та сказка, которую ты хочешь слышать каждую ночь перед сном в мгновение ока превратится в кошмар и очень страшно оборвется. Помни об этом всегда, я уже не прошу, а умоляю. Береженого бог бережет, слышал же? Так, молю, будь осторожен. Когда ты так рвешься в кострище, буквально выпрыгивая из моих рук, настанет день, когда я не смогу тебя удержать.       Инис поджал губы, снова порываясь извиниться, но Дэус прижал кончики пальцев к его губам.       — Полно на этом, лучше слов будут только действия, — он улыбнулся, — а теперь беги расхлебывать ту кашу, которую заварил.

***

      Такой же неприятный разговор назревал и между принцем и придворным магом, но первый максимально его оттягивал, все еще терзаясь внутри себя. Вилмар так и не понял, хотел ли утолить свое любопытство и спросить у Лазария обо всех подробностях языческого вечера, или все-таки ему следовало бы никогда не поднимать эту тему? Вдруг знания, которые ему откроются, сделают лишь хуже? Даже убийство Мерона, каким бы ужасным поступком это ни было, не вызывало в принце столько противоречивых чувств разом. Ведь Мерона он ненавидел с самого детства, а если отец передал бы власть ему, Вилмар бы этого точно не пережил. Потому в мире живых мог остаться лишь один из них, а второму не следовало возвращаться в этот мир даже навязчивыми образами.       Подобная сдержанность в данном вопросе удивила даже Паскаля, который был готов выслушать рассказ принца о том вечере, ведь Вилмар так или иначе всегда рассказывал о своих приключениях. Здесь, на севере, языческий праздник, затянувшийся до самого утра, был настоящим приключением и глотком свежего воздуха! Но принц за все дни ни разу даже косвенно не обмолвился о том вечере, подогревая тем самым любопытство пажа. Ведь в то утро принц явился в окровавленной одежде, но никто не задавал лишних вопросов. Паскаль не знал, видели ли сами лекари его одежду, ведь принц был в своей мантии и мог раздеться самостоятельно за ширмой перед перевязкой. Однако когда паж забирал одежду на стирку, он ужаснулся от вида его рубахи и верхних одежд, которые были хоть и сухими, но почти полностью пропитаны кровью. Внутреннее чутье подсказало Паскалю выстирать эти одежды самостоятельно и только после отдать на повторную стирку прачке. Он не задавал вопросов, хотя с удивлением отметил, что пусть одежды и были грязны, на самом наследнике следов крови не было. Да и даже кровь можно было списать на языческое жертвоприношение, ведь он знал о купленном яке. Но как было интересно! А принц почему-то не бравировал хоть какими-нибудь подробностями. Быть может, это даже верное решение, ведь ему не престало участвовать в чем-то подобном. А потому Паскаль смиренно ждал, когда все уляжется в голове принца, и тот разбавит эту унылую серость будней хоть маленьким очерком своего языческого опыта.       Когда Паскаль вновь вошел в покои принца, чтобы забрать все после завтрака, он, как ему и полагалось, обратился к нему:       — Ваше Ве… — голос пажа оборвался от испуганного вдоха, когда он увидел принца на полу. Подорвавшись к принцу в то же мгновение, готовый звать стражу на помощь, Паскаль не сразу сообразил, что пыхтения, которые он слышал, были вовсе не от сильной боли. Юный лев на трясущихся руках еле-еле отнял грудь от пола.       — Тише, Паскаль, — сдавленно отозвался наследник и рухнул грудью на пыльный ковер, а потом перевернулся на спину, тяжело дыша. Он был страшно раскрасневшимся, в испарине. Паскаль не знал, как давно Вилмар отжимался, но по виду у того была очень тяжелая тренировка.       — Но Вам нельзя! — опешил паж, метнув взор на ту часть тела, где под рубахой была его рана.       — Я сам решу, что мне нельзя, а что можно, — только и ответил принц и тяжело вздохнул. Отжимания дались ему очень тяжело. Поднявшись с пола, принц одернул рубаху и посмотрел на пажа, — подготовь мне воду, я хотел бы освежиться.       — Да, Ваше Величество, — заторможено кивнул парень и поспешил выполнить поручение.       — Никому об этом не говори, — попросил принц, когда подошел к медному тазу и ополоснул лицо холодной водой. — Даже Лазарию…       — Но, Ваше Величество, это опасно для Вас! А если Ваша рана разойдется от этих активностей? Вдруг она снова начнет гнить? Я не переживу, если по моей вине Вы снова сляжете…       — Уверяю тебя, с моей раной все в полном порядке. Мне нужно вернуть свою форму. Коль уж отец нас помиловал и велел в скором времени вернуться, у меня не так много времени. Я не могу вернуться домой таким жалким, каким выгляжу и ощущаю себя сейчас, — твердо ответил Вил и вновь ополоснул лицо в тазу. Зачесав пальцами волосы со лба к затылку, Вил тяжело выдохнул и посмотрел на себя в зеркало. Он так сильно исхудал за недели своей болезни, что сейчас все прошлые издевки о принцессе он сам готов был озвучить в свой адрес. Если отец увидит его таким, то вряд ли удержится от ядовитых издевок. Как назло в памяти снова вспыхнул образ Мерона и мертвого, и живого одновременно. Тот всегда был очень крепким на вид, хоть и не отличался сильно развитой мускулатурой, как тот же Тадэус, к примеру. Переведя взгляд на потерянного пажа, Вил все же улыбнулся. — К тому же меня наблюдают лекари каждый день. Если что-то пойдет не так, поверь, они прикуют меня к постели кандалами.       — Это точно, — поддержал Паскаль. Ведь ни старому Виктору, ни его помощнику Ленцу не хотелось лишиться своих голов, если с Вилмаром случится беда по их вине.       — Но чтобы избежать таких же воплей, как твои, — продолжил принц, — о моих активностях никому ни слова, ты понял?       — Да, Ваше Величество, — покорно кивнул слуга.       — И поговори с главным гвардейцем моей охраны. Боюсь, его привилегию не дежурить ночами придется отменить. Накажи ему отныне вступать в ночное дежурство каждый день.       — У Вас есть опасения, что покушение вновь произойдет ночью? — побледнел паж.       — Нет, не думаю, что молния так скоро ударит в одно место второй раз, — хмыкнул молодой лев, — но мне нужен самый способный боец. Ночью все спят, а потому мои тренировки пройдут без лишнего мельтешения и порицаний…       — Хочу Вас предостеречь, мой господин, но Его Светлость Лазарий иной раз бродит ночами по замку, словно привидение…       — Тем хуже для тебя, Паскаль, — усмехнулся Вилмар, — тебе надо обставить все так, чтобы он ничего не узнал.       Бедный Паскаль даже придумать не мог, как предугадать ночные скитания мага. Он ведь не дежурил ночами у двери в покои принца, а узнавал только от дозорных, что ночью мимо проходил Лазарий, словно проверяя, действительно ли охрана держит свой пост. И тем более парень не знал, как эти ночные похождения вовсе пресечь. Ведь ничего плохого не будет, если он просто пройдет мимо, но вдруг магу по какой-то нелепости захочется именно ночью пройти к арене? Но к счастью Паскаля в ту часть замка, где была арена, не захотел бы идти ни Лазарий, ни кто-либо другой. Когда принц первый раз покинул свои покои ночью, у его двери все равно остались дозорные. Паскаль сопроводил принца на арену, услужливо зажег все факелы, какие мог, чтобы хоть как-то осветить это темное место. Ему ничего не оставалось, кроме как тихо сидеть на скамейке и наблюдать, хотя беднягу страшно клонило в сон, да и это место не отличалось теплом и уютом и при свете дня, а ночью холод и влажность ощущались еще сильнее.       — Мой принц, пожалуй, на сегодня стоит закончить, — отозвался гвардеец, отразив слабую атаку наследника. Принц выбился из сил и, честно говоря, даже этот ржавый меч в руке весил по ощущениям целую тонну. Оперившись на согнутом колене о меч, воткнутый в песок, Вилмар только что-то невнятно промычал, не в силах отдышаться. Как он был слаб! И как его это выводило из себя!       Паскаль, который от сидения в этом сыром зале уже не чувствовал ни пальцев рук, ни пальцев ног, тут же подорвался с места и стал топтаться на месте, чтобы хоть немного согреться. Принцу же было даже жарко, он весь вспотел, поэтому паж быстро поднес ему теплую накидку, чтобы его не продуло в этих сквозняках.       — Как долго я буду восстанавливаться? — спросил Вилмар, игнорируя поданную ему меховую мантию.       — Сложно сказать, — уклончиво ответил мужчина, — Вы очень слабы сейчас. Полагаю, что на восстановление формы уйдет все время до отплытия. Вы едва держите меч…       — Видимо, тренировка с Его Преосвященством грозит мне нескоро? — хмыкнул принц и недовольно поджал губы. Одолеть Тадэуса ему не удавалось даже раньше, что уж говорить о нынешнем состоянии? Он снова почувствовал себя уязвленным и слабым, ровно как в детстве, когда единственным желанием было добиться похвалы короля. Вильгельм не баловал своего законного наследника подобным, а потому маленький лев твердо решил, что и без отца добьется успехов. Успехи были, да, полученные тяжелым трудом и самодисциплиной, но и те сошли на нет. Отец, желая сломить сына, отправил его к черту на рога, даже не подозревая, что сломит его даже не сама ссылка, а случайное покушение вкупе с отравлением проклятой водой Мертвого озера.       — Верно, — не стал лукавить гвардеец, — но все не так плохо. Чтобы окрепнуть, нужно набрать вес, полагаю, у вас сейчас нет аппетита и вы почти не едите…       — Это верно, — вздохнул Вилмар, который всю свою жизнь до этих событий никогда не жаловался на аппетит. Последний раз, когда ему хоть как-то хотелось есть, был омрачён самим блюдом — ритуальное блюдо варваров к празднеству. Мысль о том, что он ел яйца животного, даже сейчас вызывала тошноту.       — Вам нужно что-то с этим сделать, но Вы это и без меня знаете, — продолжал воин, — Вашему телу неоткуда брать силы. Нужен хороший отдых, завтра не стоит повторять тренировку, однако следует хорошенько выспаться и восполнять все силы едой.       — Почему мы не можем повторить тренировку завтра? — нахмурился Вил, который не хотел терять ни одного дня. Однако ответ был на поверхности, потому что уже утром, когда он проснулся позже обычного, у него так болело все тело, что он едва мог шевелиться. Теперь рекомендации к отдыху приняты были совсем в другом ключе. Вил уже и не помнил такой боли мышц, потому что раньше так или иначе он всегда был активен. У него могло ломить тело после хорошей тренировки, но чтобы все так болело! А ведь они и часа не тренировались! Он должен был вопреки всему стать сильнее! Но как, если даже наверстать свою форму требует так много времени и сил?

***

      На удивление Паскаля проведывать Вилмара стала приходить одна лишь Вета, с которой принц всегда желал остаться наедине. Ничего постыдного в этом, конечно же, не было, ведь до отплытия своих фавориток он часто уединялся с одной из них. Однако любопытства ради Паскаль прислушивался к звукам из покоев наследника из своей комнаты и ничего не слышал: ни звонкого смеха, ни стонов, ни даже разговоров. Да и Вета уходила слишком скоро и не выглядела хоть сколько-то уставшей или смущенной. Если она приходила лишь для перевязки раны, то ее быстрые визиты говорили лишь о том, что здоровью принца ничего не угрожало, потому что в противном случае она бы приходила хотя бы с одним из лекарей. Но, что странно, после языческой ночи лекарей в покоях Вилмара Паскаль не наблюдал ни разу.       — Пригласи ко мне Лазария, даже если он сильно занят с Тадэусом, — попросил Вилмар, сидя в кресле в своей спальне после небольшой разминки в виде отжиманий, которые все еще давались ему невероятно тяжело. Вил по своей натуре был достаточно ленив, потому излишняя боль от упражнений и слабосилие были для него сильнейшим демотиватором в своем выздоровлении. Однако вопреки всему он все еще продолжал, мечтая одним днем проснуться в великолепной форме тела.       — Вы желаете с ним отобедать пораньше? — уточнил Паскаль.       — Нет, хотя, может, ближе ко времени мы и отобедаем вместе, — ответил он.       Паскаль без лишних вопросов направился за магом, который в это время помогал Тадэусу с архивами. Вилмар иногда мог тоже присоединиться к этому, но часто скучал в этих монотонных отчетах и старых записях, что быстро терял всякий интерес и отвлекал разговорами, а потому старался лишний раз вообще там не появляться. С Лазарием он общался ровно как раньше, но теперь из-за ночных тренировок принц мог уйти на дневной сон, а потому их общение словно как-то само сократилось. Но Вил был слаб, и отдых никем не возбранялся, особенно чаровником, который даже не подозревал о магическом исцелении принца. Конечно, для Ларры такой исход был наилучшим вариантом из существующих, но маг хоть и надеялся на лучшее, всегда оставлял место природному скептицизму.       Пока Лазария не было, Вилмар продолжал бороться со своим любопытством. Он был невероятно измучен незнанием, жаждой познания, он был бессилен и слаб, а потому очень уязвим и постоянно зол. В таком состоянии полного отсутствия хоть какого-то равновесия находиться было уже невозможно. Он даже не услышал, как Паскаль привел к нему мага. Вилмар выглядел настолько погруженным в себя в этом кресле, что Лазарий, отпустив Паскаля, сначала даже попытался заглянуть в его сознание, но внезапно ощутил мощную преграду. Он и раньше редко мог подглядеть или подслушать его мысли, да и ни на ком другом Лазарий никогда и не пытался этого делать (так как для подобного все же нужна была какая-то особенная связь), но в этот раз он нутром почувствовал, что мысли Вилмара не просто сложно расслышать или разобрать, они вовсе для него закрыты.       — Вил? — уже в третий раз позвал чернокнижник и осторожно коснулся ладони принца, от чего тот даже вздрогнул.       — Господи! — резко выдохнул он, одернув ладонь к груди. — Прости, я не заметил, как ты вошел…       — Да, я понял, — выгнул брови Ларра. — Не заметил, как я вошёл, отослал Паскаля и начал с тобой разговаривать… — чуть обеспокоено перечислил Лазарий, а затем вздохнул и добавил, — Вил, с тобой все хорошо?       — Почему ты спрашиваешь? — Вил поднял взгляд на мага и посмотрел ему в светлые глаза.       Лазарий нахмурился, уже через зрительный контакт попытавшись залезть в голову принца, но ничего не получалось, словно он лишился этой способности вовсе.       — О чем ты так задумался? — все же спросил колдун.       — О том вечере, — сдался принц и тяжело вздохнул. Любопытство все же победило опасения, — что конкретно там произошло?       Ларра чуть заметно нахмурился. С одной стороны, он прекрасно понимал, что Вилмар рано или поздно начнёт расспрашивать про случившиеся на празднике, поэтому был готов объяснить принцу все то, что ему следовало знать. С другой — где-то в глубине души он надеялся, что Вил просто примет все произошедшее, как данное.       — Ты про ритуал? — собравшись с мыслями, начал маг. — Если да, то он был направлен на передачу сил от быка к человеку. Такие ритуалы часто используют народы Севера. Иногда он работает, иногда нет. Но это природная магия, которая направлена исключительно во благо, можешь не переживать, — озвучив лишь то, что посчитал нужным для ушей принца, проговорил Лазарий. — Но судя по всему, ритуал если и сработал, то сработал частично, так как ты явно все ещё чувствуешь слабость… к сожалению, — закончил маг, слабо улыбнувшись.       — А если сказать мне правду? — выгнул бровь Вил, продолжая смотреть в глаза чернокнижника. Лазарий от такого вопроса даже немного растерялся.       — В смысле? Это и есть правда, — спокойно изрёк Ларра.       — Я не маг, Лазарий, и многого могу не понимать, но я все же не идиот, — наследник нахмурил брови и поднялся со своего кресла, тем самым возвысившись в этом диалоге. Вилмар постоянно так делал, когда чисто интуитивно желал занять доминирующую позицию в обсуждении чего-либо. И пусть он сильно потерял в весе, но парень был все же выше Лазария. К слову, на мага никогда это не действовало: если он чувствовал себя в чем-то правым, он оставался уверенным в любой позиции. То же касалось и обратных ситуаций — если Лазарий чувствовал, что проигрывает своему оппоненту, то ему неважно было стоит тот или лежит, маг бы все равно ощущал себя проигравшим.       — Я не понимаю, о чем ты, — нахмурился маг, хотя в груди что-то мерзко сжалось: почему Вилмар вообще решил расспрашивать про ритуал? И почему не верил магу? Причиной могли быть несколько вариантов: или после ритуала произошло что-то, о чем Вилмар решил умолчать, но его это очень беспокоило; или же во время ритуала принц увидел что-то, что его напугало.       — Неужели? — иронично подхватил лев.       — Слушай, ты что, решил сам себя казнить за участие в языческом ритуале, раз этого не сделал Дэус? — решил все перевести в шутку колдун. — Там ничего особенного не произошло, Вил, я тебя уверяю. Передача силы от здорового животного больному человеку. Да я в своей башне провожу ритуалы намного интереснее.       — Могу ли я тогда с подробностями описать этот опыт в письме для матери? — спросил принц, строго глядя на мага, который продолжал открыто смотреть Вилу в глаза.       — Я не думаю, что это хорошая идея, — как можно спокойнее поговорил Ларра, пожав плечами.       — И почему же? Если там ничего особенного не произошло? Обычная магия природы, так ты сказал?       — Да, именно так я и сказал. Но твоя матушка против тех практик, где требуется жертвоприношение, — ответил Лазарий и слабо улыбнулся, — она вообще мой подход к магии не жалует, если ты не помнишь.       Лазарий не знал, насколько все хорошо запомнил принц в ту ночь, да и все самое ужасное произошло уже после того, как Вилмара начали уводить от костра… Но могла ли Оливера по его описанию понять, что именно произошло в тот день? И как бы отреагировала? Конечно, риск был очень велик. Узнай она всю правду, она бы была вне себя от злости. «Возможно, меня бы сослали обратно на остров. Или казнили», — мельком пронеслось в голове змееуста.       — Почему же? Учитывая, что я чуть не умер, думаю, она могла бы сделать исключение, разве нет?       — Она бы лечила тебя травами. Долго и упорно. Жертва исключает светлую магию. Она даже корону решила заговаривать лишь из-за очень большего страха, что с тобой что-то случится… — невозмутимо продолжил маг, — но если ты очень хочешь сделать так, чтобы по прибытию королева была бы мной недовольна и расстроена, то можешь написать ей. Я сделал лишь то, что считал нужным. Я не хотел тебя потерять.       Вилмар снова свел брови и даже поджал губы. В его представлении перед угрозой смерти даже Оливера могла бы поступиться принципами, лишь бы ее сын не умер. Но Вилмар и не умер, для этого не нужны были ритуалы с жертвоприношением. Однако его рана затянулась за одну ночь, и за это должна была быть плата, потому Вилмару и хотелось узнать, чем он должен будет отплатить за свое здравие?       — Но тогда ответь и ты мне честно и открыто, что случилось? Ты заметил последствия ритуала? Что именно тебя так обеспокоило? — начал контратаку чаровник.       — Хватило и того, что я видел Мерона так, как вижу тебя сейчас, — ответил принц и отошел в сторону, наконец прервав зрительный контакт. — И мне пришлось совершить свой грех дважды… Я уж не знаю, как это выглядело для вас, для меня там все было совсем иначе.       — Мерона? — вскинув брови, еле слышно усмехнулся Лазарий. — Так вот почему ты до последнего не отпускал быка… — изрёк маг, чуть задумавшись. — Все просто, Вил, тут дело было в тебе и твоём сознании, а не в ритуале. Ритуал должен был пробудить в тебе силы для борьбы и… как оказалось, они у тебя были спрятаны в той самой ненависти к кузену. Поэтому именно его ты и увидел в быке. И ещё… — вновь заглядывая принцу в глаза, начал змееуст, — теперь я точно против, чтобы ты описывал ритуал матушке. Рассказывать ей, что тебе явился образ твоего сводного брата, которого ты прирезал, как скотник, не самое лучшее решение. Особенно если учесть, что нашу вину в смерти Мерона так и не доказали открыто.       Последнее Ларра произнёс намного тише и даже обернулся через плечо на дверь, чтобы убедиться, что та закрыта. Вилмар ничего не ответил, лишь вновь повернулся к колдуну и внезапно посадил его в свое кресло.       — Тогда я хочу показать тебе еще кое-что, раз уж ты здесь, — тоже обернувшись на дверь, проговорил Вил. Ларра в ступоре поднял взгляд на принца, который в одно движение скинул с плеч верхнюю одежду, оставшись перед магом в одной рубахе.       — Вил?       Вместо ответа Вилмар быстрым движением потянул рубаху за шиворот и, наконец, выпрямился перед магом, так и продолжая держать одежду перед собой. От вида полуобнаженного парня Лазарий слегка опешил, силясь понять, что именно он хотел ему продемонстрировать.       — Вил, я не совсем понима… — запнувшись, начал Лазарий.       — О, расслабься, Лазарий, та отрава, которой ты поил меня, напрочь усыпила во мне все плотские порывы, — хмыкнул молодой лев не без недовольства и самоиронии, а потом отвел руку с рубахой в сторону, открыв магу свою затянувшуюся уже старым рубцом рану. Лазарий не сразу опустил взгляд вниз, но когда увидел шрам, то сильно воодушевился.       — Так ритуал сработал! — ощерился маг и подался к Вилу поближе. С запозданием протянув ладонь, он все же коснулся рубца. — Это же здорово!       — Конечно, если бы я знал, какую плату теперь за это должен.       — Думаю, те две несчастные животины были достаточной платой, — ответил Лазарий без запинки и поднял светлый взор на принца. — Я безумно рад, что все получилось!       — Как ты уже сказал, жертвоприношение исключает светлую магию, а темная всегда имеет последствия, — тяжело вздохнул Вил и надел рубаху обратно, — если ко всему прочему набору дерьма, что я имею за спиной, добавится еще и какое-нибудь проклятье, на которое ты меня подписал без моего ведома, скажу прямо, я вряд ли буду в восторге.       — Боги, Вил, поверь, если бы я тебя проклял, твоя рана вряд ли затянулась бы, — мягко проговорил Лазарий, улыбнувшись. — Поверь мне, все теперь будет просто отлично!       Если так подумать, Ларра даже не обманывал Вилмара, ведь все последствия и риски маг взял исключительно на себя.       — Надеюсь, — подняв с пола свою одежду, Вилмар надел ее, а после присел в соседнее кресло. — У меня к тебе есть одна просьба.       — Какая?       — Это даже не просьба, а поручение, — поправил себя принц. — Хочу, чтобы ты научил меня своему языку. Меня ему не обучали, естественно, потому что он языческий. Но я хочу понимать его на равных с тобой.       — А могу ли я узнать причину такого любопытства к языческим обычаям и языку? — вскинул бровь чернокнижник.       — До обычаев мне нет дела, — пожал плечами наследник, — по крайней мере до тех, которые меня не касаются.       — Ты мне не доверяешь, Вил? — коротко улыбнувшись, поинтересовался маг. Уж слишком много совпадений было за сегодня: казалось, Вилмар был слишком обеспокоен ритуалом и его последствиями, ведь раньше принца совершенно не беспокоило отсутствие познаний в древнем языке.       — А должен? Тебе ведь нечего скрывать, верно? — подловил Вилмар. — Я думал, ты будешь польщен, что я хочу узнать твою культуру поближе. В любом случае, я так хочу, разве этого мало?       — Что ж, — со смешком протянул маг, — когда хочешь начать уроки?       Лазария даже забавляла вся эта ситуация: неужели Вилмар испугался произошедшего? Или он действительно решил, что Ларра продал его душу какому-нибудь черту?       — Ну, дам тебе время подготовиться, как будешь готов, мы начнем.       Змееуст положил ладони принцу на плечи и чуть наклонившись улыбнулся:       — Начнём с алфавита? Ты хочешь только разговаривать и понимать язык или ещё уметь читать?       — Для начала давай с понимания, если я не безнадежен, то дойдем и до письменности, — улыбнулся принц. Письменность мало его интересовала, он не мог себе представить ни одной ситуации, где это бы ему пригодилось.       — Хорошо, тогда легче. Мы можем начать прямо сейчас, — пожал плечами Лазарий.       — Давай, — улыбнулся Вил, чем даже удивил мага. Вил ненавидел учебу и находил дюжину причин, чтобы избегать своих учителей. Больше всего его раздражали уроки с Арахни, потому что его уроки были вдовесок бесконечному расписанию занятий. Лазарий улыбнулся, хотя причина интереса вызывала у него все же смешанные чувства.       — Тогда начнем, мой принц.

***

      Очередной отчет о сыне казначея вряд ли впечатлил Стэла. Мужчина вальяжно расположился в широком кресле и продолжал слушать слугу.       — И это все?       — Да, Ваше Преосвященство, — кивнул ищейка. — Вычислить, с кем именно он спал, не представилось возможности. Более того, как мне кажется, девушки, что туда вхожи… спят со всеми, а иногда и разом.       — Вряд ли, — хмыкнул Стэл. — Возможно девушки и доступны, но, как я уже успел понять, этот парень слишком брезгливый. А что по поводу его ночных купаний, ни разу никто не присоединился? Даже слуг не было?       — Нет. Так как вода поступает из горячего источника, то он сам себя обслуживает. Ему не нужны слуги, чтобы греть воду.       — Это странно… — произнес он мысли вслух. — Зачем же так тщательно мыться глубокой ночью, пока никто не видит? Разве не от большого желания стереть что-то?       Стэл снова задумался. Да, Гайро не вел примерный образ жизни, но и чего-то вопиющего не делал, а свою интимную жизнь тщательно скрывал. По факту про Стэла он знал больше! И это невероятно раздражало. Больше всего кардинала бесил вообще сам факт, что ему приходилось играть в эти грязные игры с этим сосунком. Поэтому одной из ночей Стэл решил сам проследить за Гайро. Может, ищейка был неплох, но вдруг в купальне парень был все же не один?       Уличив время, мужчина дождался, когда парень скроется за дверями купальни и последовал за ним многим позже. В передней была лишь одежда, но в ее карманах не было ничего интересного. А заглянув в саму купальню через щель в двери, он смог разглядеть герцога, который действительно всего лишь расслаблялся в горячей воде. Они были действительно одни, сколько бы Стэл не охранял эти двери. Ни любовницы, ни тем более любовника. И все же кардиналу казалось, что Гайро водит его за нос. Не было ведь ни одной другой причины мыться так поздно в полном одиночестве!       Стэл следил за парнем, лишая себя сна и карауля в ночи недалеко от купальни. Гайро не приходил каждую ночь, но бывал здесь практически через день. И каждый раз наблюдая сквозь щель, Стэл терял веру в здравие своего рассудка. Ясно же было, как день, что Гайро был слишком осторожным, а потому не привел бы сюда объект своей страсти. Но Стэл из раза в раз жертвовал сном, чтобы разглядывать это бледное тело, розовеющее от температуры воды.       «Я видимо не в своем уме. Это все нужно заканчивать», — думал про себя мужчина, когда в очередной раз встал у двери в купальню. В этот раз дверь была приоткрыта чуть шире, чем обычно.       На самом деле, Гайро довольно быстро обнаружил за собой слежку. Единственное, парень не сразу понял, кто именно за ним следил. Сначала сын казначея думал, что это ищейки Первосвященника. Но как-то вечером он уловил тонкий запах духов, который на его памяти использовал только один человек. Остальным настолько дорогой аромат был просто не по карману. Поэтому в этот раз он специально оставил дверь приоткрытой чуть больше, чем обычно, чтобы услышать незваного визитера, хоть тот и оставался всегда незамеченным.       Стэл в свою очередь пообещал себе, что, если уж и сегодня Гайро будет один, он бросит это дело. Ему что, заняться больше нечем, чем подглядывать за этим молокососом?!       Но в этот раз наконец из купальни раздался сдавленный тихий стон. Быстро вглядевшись, Стэл начал искать взглядом спутника герцога, но Гайро и в этот раз был один. Разве что этой ночью он решил удовлетворить зов плоти самостоятельно. Картина, где он ласкал себя, сидя на борту купальни, была столь откровенной и завораживающей, что Стэл не мог двинуться с места. Гайро не только дрочил себе, но иногда гладил себя от груди до живота, впиваясь пальцами в кожу до розовых полос. Раскрасневшееся лицо было сосредоточено на ощущениях, глаза прикрыты, губы алели от того, как он их закусывал и постоянно облизывал, а когда он сжал свой сосок пальцами, Стэл с ужасом понял, что его возбуждает эта картина. И до конца осознав этот факт, мужчина почти окаменел не только ниже пояса, но и выше. Он пытался поймать Гайро на чем-то грязном, но по итогу эту грязь нашел в себе самом. Право, от этого Стэлу стало действительно не по себе, но он не смог сдвинуться с места, пока Гайро не достиг пика.       Парень, блаженно прикрыв глаза, продолжал водить ладонью по своей плоти. Спустя время, тяжело вздохнув, он устремил взгляд на дверь: «Ну что, Ваше Преосвященство, довольны ли Вы своей ночной вылазкой в этот раз?»       Гайро ещё с минуту гипнотизировал дверь своим хищным взглядом, а затем, когда понял, что по ту сторону точно никого нет, тяжело вздохнул и опустился в воду. Знал бы этот сукин сын, как долго решался франт на это представление. Гай не хотел представать перед Стэлом настолько незащищенным и открытым. Он долго себя уговаривал на этот цирк, подбадривая вином и мыслями, что потом сможет использовать всю эту неоднозначную ситуацию себе во благо. Конечно, Стэл мог бы все отрицать, но в глубине души он бы осознавал, что пойман мальчишкой с поличным. Однако то ли вино и горячая вода ударили в голову, то ли до этого не посещавший Гайро стыд возымел весьма странный эффект, но вся эта ситуация ввела сына казначея в неописуемый восторг, граничащий с эйфорией. Происходящее показалось Гайро откровением, которое тому обязательно хотелось повторить.       Кардинал же повторять этого не желал и больше не следил за франтом самостоятельно. Бредовая затея лично убедиться, что герцог действительно один в купальне, вышла из-под контроля. В самом деле, разве пары ночей не хватило убедиться в этом? Казалось, что Стэл как завороженный не мог сомкнуть веки до тех пор, пока не увидит этого мальчишку голым! Ведь если отбросить все, то эти ночные подсматривания иначе и не назвать.       С силой хлопнув себя по лицу, чтобы прийти в чувство, Стэл рухнул в кресло, а потом и вовсе согнулся, закрыв ладонями лицо. Какой стыд! Но стоило векам сомкнуться, как картина ласкающего себя франта почти выжигала его подсознание. В рукоблудии не было ничего такого, любой этим занимался. Гайро был один в купальне, не было причин сдерживать себя, но заставший все это незваный свидетель теперь не мог выбросить все это из головы.       — В самом деле… — для рукоблудия все же было слишком уж чувственно.       В любой другой ситуации, если бы такая информация была у него от ищейки, где он бы не знал подробностей, а лишь сам факт, он мог бы вписать в свою литургию пару слов о вреде рукоблудия, чтобы пристыдить парня. В целом ему ничего не мешало это сделать и сейчас. Но так как свидетелем был все же он сам, и во всем этом вуайеризме он находил и свой собственный грех, то его чтения были обычными. Да и для того, чтобы кольнуть франта, тот должен был ходить в церковь, а Моро не всегда мог затащить сына на утреннюю службу. Только иногда парень появлялся в церкви сам и то, чаще всего под самый конец на причастие.       Однако, что странно, Гайро вдруг стал присутствовать на каждой вечерней, которую проводил Стэл в церкви столицы. И что хуже — его обычно скучающий и безучастный вид куда-то исчез. Столь прожигающий взгляд франта сложно было не заметить, тот буквально дыру в нем готов был протереть своими гляделками. Стэл даже смотреть на него не мог, потому что, случайно встретившись с ним взглядом, он почему-то сразу вспоминал его голым, тающим от наслаждения, которое был вынужден доставлять себе сам.       В один из таких дней, Стэл вдруг обнаружил, что франт больше не сверлил его своими пронзительными голубыми зеркальцами. Парень сидел тихо на заднем ряду, опустив голову и прижавшись лбом к сложённым вместе ладоням. Будто этот еретик действительно молился в тот момент. Более того, после службы Гайро поднял голову и его глаза были мокрыми и покрасневшими. «Неужели это слезы?» — неожиданно, но осознание этого факта вдруг заставило Стэла испытать весьма противоречивые чувства: вид парня был несчастным и подавленным, из-за чего Первосвященник ощутил даже какое-то сочувствие и жалость к нему. А когда их взгляды случайно пересеклись, сын казначея вообще как-то виновато посмотрел в сторону, что заставило сердце Стэла неприятно сжаться. «Как ты это делаешь…» — пронеслось в голове мужчины, который правда не мог понять, как у этого грешника выходило выглядеть настолько невинно. К слову, Стэл всегда удивлялся, как в этом мерзавце вообще могли существовать две эти крайности. И через пару дней Гай лично напомнил ему об этом.       В этот раз паренёк вёл себя как всегда нагло и беспардонно разглядывал Первосвященника всю проповедь. После, во время причастия, Гайро как обычно подошёл к Стэлу, чтобы испить из кубка вино.       — Ваше Преосвященство, — тихо проговорил Гай, буквально заставив Стэла обратить на него внимание. Мужчина опустил на паренька суровый и недовольный взгляд, вскинув брови.       Парень наклонился, чтобы испить вина, но вместо того, чтобы принять из рук кубок, Гай положил свои пальцы поверх рук Стэла и, не разорвав прикосновения, начал пить злосчастное вино.       И все бы может и ничего, со стороны это не выглядело как-то странно или подозрительно, по крайней мере для окружающих, но этот взгляд после… Отхлебнув вина, будущий казначей поднял на Стэла глаза, в которых практически можно было разглядеть пляшущие огни адского пламени, настолько откровенно парень смотрел на Первосвященника. А затем паренек и вовсе хитро улыбнулся.       Знали ли родители Гайро, что породили дьявола? Стэл не знал. Но он точно знал, что ещё пара таких выходок, и он лично сожжет этого одержимого на костре. Эта смесь из невинности и блуда просто сводила его с ума.       Что ж, кульминация всей этой бесовщины не заставила себя долго ждать.       — Ваше Преосвященство, — обратился Гайро после вечерней службы, когда понял, что Стэл продолжал игнорировать его присутствие из раза в раз. Теперь, когда он обратился к нему при свидетелях, у него не было выбора сбежать. Да и как-то это печально, разве Стэл уже сдался? А как же их игра? Которая, к слову, шла совершенно не по тому сценарию, что нарисовал себе в голове Стэл.       Кардинал устремил взгляд на эту нахальную физиономию и чуть скривил губы, дав понять, что игра не закончена. Он не выглядел растерянным, в его лице ничего не изменилось, однако во время чтений он постоянно избегал его взгляда. Отчего же?       — Неожиданно видеть тебя в церкви так часто, когда раньше лишь розгой можно было загнать тебя в эти стены. Неужели так душа ноет от грехов, что сил твоих больше нет? — тихо и с издевкой спросил мужчина.       — Бог мой, как Вы облегчили мне задачу, — прыснул франт под недоумение собеседника, — Я-то думал, Вас упрашивать придется.       — О чем ты? — нахмурился кардинал.       — Ну как это? Исповедь! Знаете, Ваше Преосвященство, я недавно хотел исповедоваться одному своему бли-и-изкому другу, но он всего лишь купец, — как и ожидалось, взгляд Стэла сразу стал стальным, — он сказал, что мне надо идти в церковь.       — Поздравляю, до церкви ты дошел, — хмыкнул кардинал. — Но я не слушаю исповеди.       — Странно, я был уверен, что вы любите исповедовать людей… Как жаль, — наигранно поджал губы франт. — Что ж, неужели мне придется рассказать обо всем этом другому? Честно сказать, своё откровение я бы хотел доверить именно Вам и никому больше.       — Обо всем этом?       — Ну… о своем друге, — широко улыбнулся Гайро, — о его постыдных связях, я ведь так за него переживаю. А еще он так похож на Вас! Меня аж дрожь берет от этого сходства. Но, думаю, я и другому исповедаюсь, все равно же, верно? Ведь никто об этом не узнает, есть же тайна исповеди и все такое? Я правильно понимаю правила этой… — «Игры», — в голове произнёс Гай, а вслух добавил, — этой процедуры.       Стэл сам не понял, как с силой дернул парня за руку к себе ближе. Гайро аж поморщился от боли и тихо зашипел.       — Не нарывайся, друг мой.       — Я вовсе не нарываюсь, — состроив совершенно безучастный вид, отозвался Гайро, опустив взгляд на ладонь мужчины, что продолжала больно сжимать предплечье. — Просто хочу исповедоваться Вам. Мне это важно, — уже серьёзнее добавил Гайро.       Стэл смерил юношу недоверчивым взором, заметно нахмурившись: «Придушил бы его прямо в этой кабинке».       — Да будет так, — сжато проговорил мужчина, расслабив ладонь. — Тогда пошли, — кивнул в сторону исповедальни Стэл и сам двинулся к кабинкам. Гайро покорно проследовал за ним.       Уже когда они оба были внутри и сели по обе стороны плотной решетки, что почти скрывала образ исповедующегося и кардинала, Стэл тяжело вздохнул. «Мне это не по душе», — билось в сознании.       — Что ж, у меня совсем нет времени, поэтому попрошу выражаться как можно яснее и короче, — собрав все своё терпение и волю, изрёк Первосвященник.       — А разве не наоборот? — усмехнулся франт. — Кажется, я должен говорить абсолютно все, что у меня лежит тяжёлым грузом на сердце. Нет?       — Говори, — сжав зубы, выдохнул Стэл, уверенный, что у таких бесов сердца вовсе нет.       — Ваше Преосвященство, — начал Гай, — я в грехе и смятении.       Представив, какой цирк сейчас начнётся, Стэл уже несколько раз пожалел, что согласился на все это. Мужчина устало вздохнул и прикрыл ладонью глаза.       — Недавно я понял, что за мной следят. — начал парень. Стэл аж руку от лица убрал. Разве он не про Самуила тут хотел рассказать? — Я, конечно, не удивился этому, ведь многим по той или иной причине интересна моя персона. Все бы ничего, но в этот раз… преследующие меня оказались не обычные ищейки или шпионы, — продолжал с интересом и запалом рассказывать франт. От последних слов кардинал даже выпрямился и с волнением уставился на мелкую решётку, через которую почти невозможно разглядеть исповедующегося: «Неужели он знает? Не может такого быть! Он не мог заметить!» Стэла уже не волновала подача всей этой присказки или насколько та будет долгой, его теперь волновал лишь один вопрос: действительно ли Гайро его застукал? Или тот блефует? Но если это блеф, то слишком уж близкий к правде!       — За мной стали следить люди из высшего света… И можете не смеяться надо мной, я не параноик! Знаете, есть одно большое отличие от обычного ищейки, который вечно воняет сыростью и грязью, и от преследователя из высшего общества… знаете какое? — хитро протянул Гай, наклоняясь к решетке ближе. Парень придвинулся почти вплотную к перегородке, а затем с силой втянул носом воздух. — запах…       От последних слов у Стэла похолодело все внутри. Неприятный хоровод мурашек прошел по спине. Неужели? Неужели он каждый раз чувствовал его духи? Каждый чертов раз, когда Стэл приходил подглядывать за ним в купальню? Ответ не заставил себя долго ждать.       — У моего преследователя очень приятный и дорогой аромат. Обычный человек не может себе позволить столь тонкий и изумительный запах. А когда он смешивается с ароматом ладана, то становится просто поистине божественным, — низко проговорил Гай, ещё раз с силой вздохнув. — Знаете, у Вас очень похожий запах.       Кардинал тяжело сглотнул. Неужели среди всех парфюмов, какими благоухал весь двор, Гайро смог отличить аромат Стэла? Хотя мыслью позже паладин с самоиронией вспомнил, как капризно мог выбирать ароматы, чтобы пахнуть исключительно.       — Но сейчас, к сожалению, не об этом, — вдруг резко переключился сын казначея, отпрянув от решетки и выпрямившись. — Так вот, этот преследователь зашёл слишком далеко. Я больше не чувствую себя в безопасности. Он стал приходить ко мне тогда, когда я совсем беззащитен. Переставляете? Я уж начал задумываться всюду брать с собой меч! Он начал следить за мной даже в купальне! Это очень неловко… Но даже не в этом кроется вся проблема и грех, Ваше Преосвященство! Вы не поверите… как-то он застал меня за… за весьма греховным, но обыденным делом. Я касался себя. Касался очень интимно, — снова понизив тон, протянул Гай. — Он смотрел. Он смотрел на меня. Смотрел до самого конца, и кажется ему нравилось, — со смешком изрек юноша.       «Какая чушь!» — едва не вырвалось у Стэла. Что этот парень возомнил о себе и за кого его принимает?! Конечно, глупо было полагать, что вся эта исповедь была именно исповедью. Этот паршивец просто уличил его и преподнес это лично, сделав шикарный ход в этой игре. Стэл невольно скривил губы. Он не желал признаваться в том, что следил за ним, но что бы он ни сказал, по сути, будет лишь прелюдией в этом поединке. Гайро, выдержав паузу, решил все же добавить:       — Но знаете, что самое страшное? Мне тоже это нравилось.       — Прости? — вырвалось у Стэла от неожиданности.       — Мне это понравилось, — повторил франт. Ох, как жаль, что он не видел лица кардинала. И почему в этих кабинках всегда так темно? «Ну и как тебе быть застигнутым врасплох, а?» — ликовал герцог.       — И что же ты хочешь от меня услышать? — поинтересовался Стэл. — Что рукоблудие это грех, и мне следует отхлестать твои руки? Или тебя будоражит предаваться похоти при свидетелях? Или ты неожиданно раскаиваешься в своих пороках? Раскаяния я что-то не услышал, — подметил Первосвященник, — а что до твоей мании преследования… То это даже звучит абсурдно. Есть ли хоть что-то интересное в твоей жизни, что оправдало бы слежку за тобой? Тем более кому-то, кто, как ты говоришь, из числа знати.       — Я не знаю, Ваше Преосвященство, — ничуть не смутившись, повёл плечами Гай. — Я думал, Вы ответите мне на этот вопрос. Есть ли в моей жизни что-то интересное, что заставляет такого занятого и высокопоставленного человека следить за мной лично? Мне очень лестно, но все же, — широко ощерился мерзавец.       — Но тебе же нравится, так в чем проблема? — усмехнулся Стэл, благодаря всех святых за эту решетку, что скрывала его вид. Если б эта беседа состоялась в открытом месте, мужчина не был уверен, что смог бы принять совсем уж безучастный вид. Однако сдаваться он был не намерен.       От сказанных слов Гайро на секунду даже растерялся, а затем залился громким смехом.       — Простите пожалуйста, я знаю, что смеяться на исповеди нельзя, просто, — силясь подавить смешки, изрёк парень, — я даже не догадывался, что Вы настолько остроумный! — ничуть не лукавя, восторженно проговорил Гайро, а затем добавил уже не сдерживаясь, — что ж, Вы правы! Мне понравилось и… судя по всему, моему преследователю тоже. Но не значит ли это, что мне бы хорошо найти и поймать этого извращенца, а затем… затем нам бы хорошо вдвоём прийти на исповедь? Чтобы покаяться! Как Вы считаете?       «Это он меня назвал извращенцем? — возмутился Стэл, — и сомневался в моем остроумии?!»       — А сам покаяться не хочешь? — спросил Стэл и даже улыбнулся. — Боюсь, твои грезы о преследователе всего лишь грезы. Уверен, это лишь твое воображение. Не могу представить, чтобы кому-то понравилось наблюдать за тобой даже в столь интимные мгновения.       — Вы правда считаете, что мне показалось? — мягко протянул Гай. — А насчёт покаяния… я бы хотел все же каяться или вместе с моим преследователем, или с глазу на глаз, а не через деревяшку.       Губы Стэла вновь искривились. Отрицать было глупо, но самым обидным для паладина было то, что его и правда могли вычислить по аромату. Вряд ли Гайро действительно мог разглядеть его через щель, скорее он просто знал, что лишь Стэл заинтересован в слежке за ним.       — Но-о-о, коли Вы уверены, что мой новый знакомый воображаемый, то… Когда у Вас там будет свободная минутка для этого, Ваше Сиятельство? — мелодично поинтересовался франт, вновь придвигаясь к решетке чуть ближе.       — Для тебя, грешное дитя, у меня всегда найдется время. Твои раскаяния я могу послушать и сейчас.       — Так приятно, — чуть тише отозвался голубоглазый, — очень приятно, что лично для меня у Вас найдётся минутка другая. Что ж, я готов рассказать Вам все, абсолютно. Готов отвечать честно на любые вопросы. Клянусь семейным крестом. Но! Только лично. Без этих игр в гляделки через щели… этой решетки, разумеется.       — У меня нет вопросов, — вдруг отозвался Стэл. — Исповедь ничто иное как речь души, и раскаяние есть то, что не нужно вытягивать вопросами. Если ты не готов, то на этом и закончим. Бог всегда готов выслушать. Ах, и еще… — Стэл поднялся на ноги, готовый выйти из кабинки, — хоть и выглядело это довольно чувственно, рукоблудие все же грех. Подержи пост пару дней в качестве епитимьи. Во имя отца, сына и святого духа, аминь.       На этих словах Стэл вышел из исповедальни, оставив парня в таком откровенном смятении, что у него аж дар речи пропал.       — А? Серьезно? — едва смог выдохнуть он в пустоту.       Кардинал почти сразу раскаялся в том, что вообще поддержал провокацию франта. Стоило ли говорить с ним на эту тему? Не слишком ли он подыграл ему? В конце концов, он ведь не признался, что действительно подглядывал: картина рукоблудия в купальне и без свидетелей могла быть чувственной, не так ли? И все же Стэл корил себя за дерзкие ответы, которые давали Гайро право продолжать весь этот фарс.       Решив дать себе передышку, Стэл перестал лично вести службы, в конце концов у него было полно других вопросов, требующих внимания. Однако вопрос с Гайро требовал практически безотлагательных действий. Стэлу не хотелось проигрывать, ведь в рукаве у герцога был козырь сильнее — он знал о тайной жизни Стэла, о его отдушине, которая помогала ему не сойти с ума в этих непрекращающихся интригах и борьбе за власть. И хоть он и придумал чудесную и правдоподобную легенду, сам факт того, что Гайро знал о столь личном для кардинала был непростительным обстоятельством. А противопоставить Стэлу было решительно нечего.       — Но терпеть его клоунады тоже порядком надоело, — вслух размышлял мужчина, вспоминая выходки парня. Наверное, стоило бы последовать примеру Саламона? Ему нет нужды пересекаться с Гайро чаще, чем тот бывал на собраниях, а во всем остальном он смотрел на все сквозь пальцы, лишь про себя делая выводы. Возможно, паладину тоже стоило не обращать внимания на Гайро. Но не будет ли это его поражением? Словно позволив заглянуть за закрытую дверь, Стэл покорно сложил руки и признал первенство за этим чертякой?! Противоречий в душе Первосвященника было слишком уж много!       Когда мужчина вновь оказался за дверьми купальни, вглядываясь в проем, чтобы разглядеть там Гайро, внутри все болезненно сжалось. Какого черта он снова сюда пришел посреди ночи?! В этих редких огнях от свечей и ламп, что отражались от глади; под шум воды, которую загоняла в трубы и вела в эту купальню сама мать природа; Стэл с ужасом понимал, что не хотел быть здесь. Он даже не помнил, как здесь очутился! «Мне это не по душе», — тяжело придавила мысль. Поджав губы, он вновь вгляделся внутрь, но парня там словно и не было, но разве это возможно? Что-то сподвигло кардинала осторожно приоткрыть дверь шире, чтобы увеличить обзор. В этот момент его взор упал на парня, что лежал чуть в стороне рядом с купальней, опустив лишь одну ногу в воду. Гайро медленно гладил свое тело двумя руками от плеч и ниже, минуя эрегированную плоть. Дыхание его было тяжелым, на границе с томными постанываниями. У Стэла перехватило дыхание от этого зрелища. «Мне понравилось», — прозвучал голос герцога в голове.       — Вы смотрите? — вдруг раздался тихий голос, который все равно оглушил свидетеля. С этого ракурса Гайро не мог видеть его! И следом парень продолжил, — Ваши духи, я снова их чувствую… Запах серной воды довольно специфический, поэтому приятный аромат сильно выбивается…       Стэл тяжело сглотнул. Он хотел все это закончить, почти смирился с поражением, но теперь, застигнутый буквально с поличным, его поражение было слишком болезненным и унизительным.       — Мне нравится, что Вы наблюдаете, — повторил Гайро и в этот раз не стал игнорировать член, сжав его в ладони. Столь откровенные ласки тела доводили до исступления даже самого кардинала, хотя он точно знал, что так быть не должно. Его никогда не интересовали мужчины! А милых мальчиков с тоненькими голосами было предостаточно в его окружении. Так почему сейчас свет клином сошелся на этом парне?!       — Скажите же что-нибудь, — голос Гайро надломился стоном, и он немного выгнулся, быстрее скользя ладонью по члену. Свободная рука плотно прошлась по груди, и он стал истязать свой сосок. В этот момент Стэл с ужасом понял, что его собственный член стоит колом, в паху аж ломило от возбуждения.       — Мне это не по душе, — сдался Стэл, не смея к себе прикоснуться. Не хватало еще опуститься до рукоблудия, наблюдая за парнем! Горечь от осознания происходящего вызывала нестерпимое чувство вины и стыда.       Гайро снова томно вздохнул, а после дыхание у него стало рваным. Ласки стали быстрыми, и он, выгнувшись, кончил, стоило Стэлу подтвердить свое присутствие.       — Стэл, — томно протянул Гайро.       В этот момент сердце кардинала готово было выскочить из груди. Его всего покрыло потом, что одежда почти прилипла к телу. «Это какой-то ад!» — вопило сознание. Однако, когда мужчина резко открыл глаза, он понял, что находится в своей постели, а все, что было, было сном. Но Стэл и правда слышал удары своего сердца в ушах, ночная рубашка прилипла к телу, а низ живота ломило от возбуждения. Тяжело задышав, мужчина с остервенением откинул в сторону одеяло. Рукоблудие все же грех, но, слава богу, здесь он был точно один.

***

      Гайро при этом окончательно и бесповоротно увлекся их игрой и теперь ни за что не желал ее заканчивать. Он понимал, что Стэл старался его избегать, хоть и делал это довольно виртуозно, а не как последний трус, поджав хвост, воткнул в землю белый флаг. Сам герцог намеревался исполнить свое церковное наказание и подержать пост, но вскоре слуга накрыл стол на завтрак, и Гайро решил свою епитимью отложить на потом. Он не переставал ходить на церковные службы, хоть вел их и не Первосвященник. Такое поведение было ему только на руку, потому что даже отец, услышав от друзей о частых визитах сына в церковь, очень его похвалил и почти уверовал, что его отпрыск наконец-то взялся за голову. Этим вечером после причастия он все же увидел Стэла, который стоял в кругу своих подчиненных. Молодые служители церкви о чем-то беседовали с ним, а одному из них Стэл положил ладонь на плечо. Правда, когда кардинал почувствовал на себе буквально прожигающий взгляд и встретился глазами с Гайро, он через секунду убрал свою руку от священника, словно ошпарился. Такая реакция только позабавила франта. Стэл же, измучившийся за эти дни тяжелыми думами и ночными кошмарами, вдруг сам поймал себя на мысли, что вот так искать телесного контакта с этими послушниками довольно странно, не так ли? И давно ли он вообще взял в привычку так или иначе касаться своих подчиненных?       — Ваше Преосвященство! — все-таки Гайро подошел к ним. — Могу ли я поговорить с Вами?       Удивительно, но его слуги тут же покинули пространство, оставив своего кардинала на поле битвы, где бой уже слишком уж шел против правил.       — Что тебе нужно, Гайро? — дернул бровью Стэл, одарив парня весьма недружелюбным взглядом. Он не мог трусливо сбежать, этот чертенок никогда подобного не дождется! Но так или иначе все это нужно закончить как можно быстрее. — Исполнил ли ты свое наказание за эти дни?       — Я как раз об этом… Как-то пока не вышло, — без тени раскаяния ответил парень, широко улыбнувшись. Могла ли у него быть улыбка не дерзкой? Или это лицо было создано лишь для провокаций? Видит бог, Моро породил самого дьявола!       — Завязывай, Гайро, это переходит границы, — Стэл тяжело вздохнул, сжав переносицу. Только сейчас Гайро заметил, что вид у мужчины был довольно измотанным.       — Вы как-то непривычно бледны, Ваше Преосвященство, — подметил франт. Он оглядел мужчину, чуть нахмурившись. Со стороны могло даже показаться, что Гай действительно обеспокоен здоровьем кардинала. — У Вас все хорошо? — подкупая своей серьёзностью, поинтересовался голубоглазый. — Может, Вам стоит пройтись по саду? Подышать свежим воздухом? Это очень помогает от бессонницы. Нельзя себя так загонять скитаниями по коридорам ночного замка. Это может лишь усугубить состояние, — мягко улыбнувшись, проговорил сын казначея.       Паладин почти скрипнул зубами. Ничего подобного он не делал! Однако в своих чертовых снах купальня была его постоянным местонахождением.       — В отличие от тебя, у меня много обязанностей, — ответил кардинал.       — Так у меня тоже, просто я после тяжёлой работы хорошо отдыхаю. Вы как-нибудь тоже попробуйте, — кивнул парень. — Если хотите, я могу Вам с этим помочь. Хотите?       — Ты? Помочь? Мне? — усмехнулся паладин. В самом деле, эта роль ему не к лицу, какие бы гримасы он ни строил.       — Да, а что в этом такого? Да и после всех Ваших жалоб, отец постоянно напоминает мне о необходимости наладить с Вами отношения…       Стэл некоторое время стоял в замешательстве. Гайро же в ответ на это лишь улыбался, потому что лучшей реакции для него и быть не могло.       — Давай отойдем? — предложил он и поманил парня за собой в кабинет. В кабинете кардинала Гайро был впервые. Закрыв за ними дверь, Стэл внимательно осмотрел парня. Гайро прошёл чуть вперёд, оглядев комнату. «Роскошно», — усмехнулся франт про себя, хотя странно было ожидать другого.       — Я думаю, пора остановиться, — все же проговорил кардинал.       — Зачем? — не отвлекаясь от разглядывания интерьера, повёл плечами Гай. Юноша произнёс это так обыденно, будто они сейчас обсуждали не их игрища, которые явно осуждала церковь, а очередные бумажки на собрании.       — Зачем? — усмехнулся Стэл. — Затем, что у меня нет ни малейшего желания, да и времени играть с тобой в эти бессмысленные игры. Я так и быть признаю, что ты невероятно удачлив, раз оказался в нужном месте в нужное время, иначе как еще ты бы смог обнаружить меня в том доме? Но если сначала все это казалось интересным, то сейчас все идет… сильно иначе моих ожиданий. Все это дурно пахнет, а мне это не по душе.       — Ой, перестаньте, — едко усмехнулся Гайро, наконец, повернувшись к Первосвященнику. — Судя по всему, время у Вас есть. Да и насколько я понял, желание тоже. И хочу напомнить, я Вас обнаружил в доме в весьма интимной обстановке, а затем Вы меня обнаружили… не в менее интимной, — перестав паясничать, открыто начал голубоглазый. Парень больше не играл роль затейливого фигляра, теперь он выглядел взыскательно и даже опасно. Казалось, овечка, наконец, сбросила шкурку и под ней оказался весьма внушительных размеров волк.       — Хотелось бы знать, каковы были Ваши ожидания? Вдруг они схожи с моими, а я просто путаюсь в направлениях…       Стэл внутри невероятно напрягся. Увидеть личину Гайро оказалось для него испытанием не из легких, хоть он не сильно был удивлен увиденным.       — Мои ожидания были очевидными, — все же ответил кардинал, — поставить тебя на место. Я уже говорил тебе и не раз, что меня возмущает твое поведение. Не меня одного, кстати, но я взял на себя роль воспитателя, о чем, честно говоря, уже пожалел. Более бездарного ученика сложно даже вообразить. Для тебя мои методы или слишком жестоки, или… — тут Стэл осекся, потому что совершенно не знал, как закончить фразу. — В любом случае, ты и сам понимаешь, что все пошло не в то русло. Предлагаю на этом остановиться.       — А, может, они недостаточно жесткие, — иронично протянул Гайро. — И мне казалось, что все как раз пошло именно в то самое… русло. Особенно после нашего общего откровения, — не сводя пронизывающего насквозь взора, добавил парень. Гай смотрел прицельно в глаза своему оппоненту, будто ища там что-то. Юноша даже сделал медленный шаг вперёд, видимо, чтобы разглядеть это «что-то» получше, или же он сделал это лишь для того, чтобы сократить дистанцию между ними.       От столь пристального взгляда в глаза, Стэл все же стушевался и опустил взгляд в пол. Потому что ему было стыдно! Кому бы не было? Гайро мог как угодно играть с ним, но ведь только Стэл знал, какие мысли крутились в его воспаленном сознании. Герцог даже не догадывался, в каком омуте сейчас плескался, каких чертей будил в душе самого святого человека Бронзы. Да и если уж говорить совсем откровенно, Стэл сам не знал, а потому ему действительно было страшно. Было не по себе даже смотреть ему в глаза, потому что стоило взглянуть, как его разум сжигала агония из самых постыдных картин.       — Гайро, — все же он нашел в себе силы взглянуть в эти бесстыжие голубые глаза, но чисто рефлекторно отступил к двери. Такое поведение было для него нехарактерным, но в данной ситуации он боялся вовсе не парня, а себя самого. — О каком откровении ты говоришь?       Ему пришлось взять себя в руки и вновь закрыться за стальной маской. Господи, да что этот парень от него хотел?! Ведь Стэл уже и без того сдался! Гайро сам не смог бы ответить на этот вопрос. Но те чувства, что пробудил кардинал, буквально полыхали в нем и отнюдь не святым огнём. Парень не понимал, чем именно он его смог так зацепить? Он даже не понимал, что именно чувствовал. Неужели действительно эта маленькая игра подвела их к точке невозврата? Точнее, Стэл пытался вернуть все назад, только вот Гайро с завидным упорством тяжеловоза, подталкивал их вперёд, куда-то в бездну, как лично считал сам Первосвященник.       — Ты же прекрасно понимаешь, о чем я, — переступив последнюю черту приличия, почти шепотом проговорил Гай. — К тому же, мне кажется, наше откровение случилось намного раньше, чем я застал тебя в том доме. Лично я его почувствовал тогда, на репетиции, когда ты сжал мою ладонь с крестом. Я помню твой взгляд… а ты?       Кардинал ушам своим не верил, что Гайро осмелился говорить с ним в такой манере, в таком контексте, в такой обстановке! Возможно, зря он перенес разговор в столь уединенное место: чужие глаза и уши могли сдержать парня, который до сего мгновения был невероятно аккуратным и осмотрительным.       — Как я могу помнить свой взгляд? — тихо спросил Стэл, силясь припомнить свои эмоции. Но он почти всегда был банально недоволен парнем, разве нет?       — Могу напомнить то ощущение, — продолжал наступление франт. Он вдруг вытащил из-под одежды свой крест, потянув за цепочку. Сжав свой крест в ладони, он приблизил сжатый кулак к мужчине.       — Ты серьезно? — выгнул бровь он. Но парень явно был настроен решительно. — Ну, если уж ты желаешь искупления за весь цирк, что тут устроил…       Лучшая защита — нападение. Стэл решил, что терять уже нечего, уж слишком много Гайро себе позволил. Резко сжав его кулак в своей ладони, он взглянул парню в глаза. Концы креста вновь впились в нежную ладонь франта, и он поморщился.       — Ну и, раскаиваешься ли ты, дитя мое?       Как и в прошлый раз, мужчина вызвал в парне отнюдь не раскаяние. Даже хуже, взгляд и эмоции парня сейчас были ещё откровеннее и ярче, чем тогда: голубые глаза заискрились от эйфории. На беду Стэла, именно этого действия Гайро и ждал от него. То ли от переполняющих чувств и волнения, то ли от боли, герцога даже повело, от чего тот вновь приблизился к кардиналу непозволительно близко.       — Черт, — загнанно выдохнул франт, по инерции уткнувшись лбом в грудь мужчины. На секунду парень даже сам испугался, ощутив, как эмоциональное напряжение достигло своего пика. «Что я творю вообще?!» — промелькнула единственная здравая за весь вечер мысль.       Стоило, наверное, все же признать, что именно в этот момент Стэл очень ярко ощутил то откровение, о котором говорил Гайро. Этот взгляд еще долго не удастся забыть, но произошедшее после вовсе разорвало что-то в груди. Какую бы маску он ни натянул на свое лицо в эту минуту, но это бешеное биение сердца Стэл скрыть все же не мог. Его так захлестнули эмоции, что даже в горле сдавило. До тошноты было приятно. Мужчина сокрушенно прикрыл глаза, так и продолжая сжимать его руку. Но разве он не должен взять на себя ответственность? Они оба тонули. Точнее, тонул Гайро, раскрывшись перед кардиналом настолько с неожиданной стороны, что это топило и его самого. Разве не этого он желал? Он мог раздавить мальчишку на раз-два, но в данной ситуации вряд ли бы получил от этого удовольствие. Ослабив руку, он обнял парня очень мягко, что совершенно не соответствовало атмосфере. «Видимо, мне нужно тебя спасать», — вздохнул он, понимая, что сам в ситуации не менее скверной. От объятия Гайро заметно вздрогнул. Франт будто очнулся, отчётливо ощутив, как сердце бьётся у него где-то в глотке. Лицо горело, а ноги предательски подкашивались, становясь ватными. Ладонь болезненно пульсировала.       Голубоглазый в одночасье испытал такой невероятный шквал эмоций, который в конце своим контрастом разорвал его на части. Кто бы мог подумать, что так неожиданно применённая нежность смогла возыметь такой эффект. «Волк» был побежден. Он просто стоял не шевелясь, не смея поднять головы.       — Ты немного не в себе, — тихо и спокойно проговорил мужчина. На мгновение парень даже восхитился тому, как тот держал свой голос, ведь сердце у мужчины билось ничуть не тише. Гайро в его руках сейчас почти не дышал, с ужасом осознавая вообще все, что сейчас произошло. — Должно быть, тебе тоже нужен отдых.       Чуть похлопав парня по спине, он все же отстранил его от себя и даже улыбнулся, но вовсе без издевки. Улыбка Стэла была даже несколько смущенной, что говорило о том, что он сам уже был безоружен. Сердце продолжало биться где-то в горле у обоих. Гай так и продолжил смотреть куда-то в пол, не в силах даже пошевелиться.       — Мой экипаж уже готов, я мог бы захватить тебя с собой ко двору, — заботливо предложил кардинал, — не думаю, что тебе стоит сейчас направляться в одно из тех злачных мест, где ты бываешь.       Гайро наконец ожил, сбросив оцепенение. Он тяжело вздохнул, будто вспомнив, что ему вообще-то нужно дышать. А затем скрестил руки, обхватив себя, будто защищаясь от чего-то.       — Выпустите меня, пожалуйста, — не повышая тона, попросил сын казначея. — Я не смогу поехать с Вами.       После случившегося парень не то, чтобы не хотел ехать со Стэлом в одной карете, он вообще в ближайшее время не хотел показываться ему на глаза. Гайро хотелось куда-то уйти и спрятаться, чтобы побыть наедине со своими мыслями и чувствами. Что-то явно пошло не так.       Кардинал не мог винить парня за это желание, потому что его собственное было таким же. В глубине души он даже обрадовался, ведь каждое мгновение наедине с ним было действительно тяжелым испытанием.       — Конечно, я не настаиваю, — Стэл открыл дверь и отошел в сторону. — Был рад снова видеть тебя здесь. Надеюсь, ты продолжишь приходить на службу.       Хотя Стэл уже прекрасно понимал, что скорее всего парня он в ближайшее время не увидит не только в церкви, но и при дворе.       Гайро быстро удалился. Кардинал закрыл за ним дверь и присел на стул, чуть запрокинув голову назад. «В самом деле, что все это значит?» — ответа на вопрос не знали они оба. У Стэла от дикого эмоционального перенапряжения не было сил даже злиться. Он с ужасом понимал, что остановиться стоило намного раньше, сейчас они оба попали в какую-то ловушку. Отрицание в душе еще сильнее подкатило к горлу. Он ведь искал вовсе не свои грехи, так почему же? Слишком много вопросов роилось в голове, но одно было ясно точно. Игра не закончилась, но они оба в ней проиграли.

***

      После произошедшего в кабинете Гайро долго не мог заставить себя даже мысленно вернуться в тот день. Это было тяжело. Герцог правда испугался. Испугался себя и своих желаний. Но больше всего его страшило другое. Он предстал перед Стэлом настолько открытым и, как ему показалось, беззащитным, что становилось тошно. Как он мог допустить подобное? Он же всегда был настолько скрытен, осторожен и предусмотрителен! Гайро просчитывал на десять, нет, двадцать шагов вперед. Однако в этот раз просчитался. Но где?       Гай должен был поставить жирную точку в их конфликте, доказав, что именно он устанавливал правила. Как тот, кто так виртуозно манипулировал людьми чуть ли не с младенчества, мог оказаться в уязвлённой позиции? А самое ужасное, вместо злости, раздражения и ненависти, которые франт был готов стерпеть и даже больше! Он был готов упиваться этими чувствами и продолжать играть на них! Герцог получил в ответ от кардинала снисхождение, сочувствие, понимание. И это было самое отвратительное. Слишком искреннее. Юноша, который привык не просто участвовать, а жить дворцовыми интригами и фальшью, был не готов к такой проникновенности. Это затрагивало слишком глубокие переживания, которые франт лишний раз даже сам старался не будить.       Поэтому Гайро ничего не оставалось, кроме того, как он обычно решал все свои проблемы. А именно бессмысленные развлечения и курительные смеси.       Будущий казначей старался отвлекать себя как только мог: парень объездил все намечавшиеся званные вечера, побывал во всех элитных лавках, которые знал. Он появлялся даже у тех знакомых, которые и не надеялись, что он когда-то соизволит почтить их своим присутствием, да еще и под конец года, когда вся столица практически вымирала, уезжая в свои загородные имения.       И, конечно, финишной прямой стал дом художника Клавдия. Ведь там герцог мог позволить себе больше вольности, чем обычно.       В этот раз у Клавдия не было званного ужина или вечернего перфоманса. Мужчина уже давно приглашал юношу на небольшую семейную посиделку, где можно было бы пообщаться без кучи народа и суеты. Художник обещал показать новые картины, а потом его жена должна была поделиться своими впечатлениями от недавней поездки в другую часть страны (там проживала одна ее дальняя родственница).       Раньше Гаю не было дела до таких скромных вечеров, но сейчас голубоглазый был готов занять себя чем угодно. К тому же у художника всегда были дорогие и интересные смеси, которыми он всегда с большим удовольствием угощал Гайро. Поэтому юноша не долго думая и заглянув по дороге к дому Клавдия в небольшую лавку, где прикупил симпатичный браслет в качестве подарка для жены художника, направился на семейный вечер. Каково же было удивление франта, когда его встретил в доме лишь Клавдий и его дворецкий.       — Тали не сможет сегодня присутствовать, к сожалению, — мягко улыбнувшись, выдохнул художник. — Ей пришлось задержаться в поездке.       — Что же, — улыбнулся Гайро, — было бы хуже, если бы не было тебя.       Его, конечно, сильно напряг этот факт, но он уже пришел. Было бы странно сейчас уйти, верно?       Клавдий оценил ответ друга и пригласил его в залу, где было непривычно тихо и просторно. Не было ни музыкантов, ни натурщиц, ни других гостей. Здесь не было душно от дыма, не пахло алкоголем. Гайро словно был здесь впервые. А ведь все же приличное место!       — Присаживайся, друг мой, — указал художник на диван, и парень послушно сел на него. Клавдий сел в кресло рядом, — желаешь вина или закусок? Или чего покрепче?       — От чего покрепче я бы не отказался, — улыбнулся франт. Он уже столько вина выпил за эти дни, что оно больше его не брало.       — Отличная мысль!       Так спустя короткое время они начали распивать крепкий алкоголь, хотя на столе вместо закусок была лишь трубка и шкатулка со смесями. Они весело беседовали об искусстве, о картинах, о предстоящей выставке.       Клавдий вел себя очень дружелюбно и ненавязчиво, словно лишившись антуража своих вечеринок, он вдруг превратился в тихого домоседа, который мог немного выпить с хорошим другом. Переживания Гайро даже немного спали, ведь изначально он немного нервничал, что они были наедине. Моментами в его голову хаотично врывались воспоминания о Стэле, и герцог выпивал свою порцию горячительного до дна, чтобы горечь и дурман взяли его скорее и обволокли разум теплой и беззаботной пеленой.       — Куда ты так бежишь? — удивился Клавдий.       — Да никуда, — отмахнулся Гайро, — просто не берет…       — Правда? Хм… — Клавдий сделал глоток терпкого напитка. — Что же… Я могу подобрать для тебя курительную смесь, если желаешь.       — Да, было бы неплохо. Дела навалились в таком количестве, что у меня голова взрывается от мыслей, — пожаловался Гайро. Клавдий раскрыл свою шкатулку и начал что-то смешивать в трубке. Завершающим были темные капли, очень похожие на лауданум.       — Ты же не возражаешь? — все же уточнил художник.       — Это настойка? — удивился Гайро.       — Нет, честно говоря, я сам точно не знаю, что это, — обезоруживающе улыбнулся художник, — мой друг привез это с Сингапура. Обычно в этой жидкости вымачивают табак, но у меня нет заготовленного.       — Ты уже пробовал?       — Конечно, очень расслабляет. Не так, как опиум, конечно, но все же.       Герцог пожал плечами. По большому счету ему было все равно, он бы и от опиумной трубки не отказался.       Когда Клавдий раскурил свою трубку, в комнате запахло очень резко и горько. Сделав несколько затяжек, Клавдий расслабился в кресле и протянул трубку гостю. Гайро не растерялся и тоже сделал несколько затяжек. Дым был весьма едкий, но парень был уже привыкший, а потому дурман, который так быстро накрыл его, даже вызвал некоторое удивление.       — Надо бы и мне заказать эти капли, — хохотнул герцог.       — Ну что, пробрало? — усмехнулся мужчина.       — Можно было бы чего-нибудь и крепче, но так тоже хорошо, — кивнул парень. Время для него словно остановилось, а ненужные мысли постепенно покидали голову. Он даже не помнил, о чем они говорили и говорили ли вообще? Лишь спустя время Клавдий несколько раз его окликнул.       — ..ро! Гайро! — хохотнул он. — Друг мой, промочи горло.       Франт бездумно принял кубок и отхлебнул оттуда какую-то гадость. Это был не алкоголь, а какой-то отвратительный отвар, порошок каких-то трав и, казалось, песка скрипел на зубах.       — Фу, ну и мерзость! Что это? — вода из болота и то была приятнее.       — Это тоже заморский сувенир, — рассмеялся Клавдий и отпил из того же кубка. — Кажется, я всыпал слишком много порошка…       «Порошка?» — только и пронеслось в голове герцога. От мыслей, что он не знает, что именно это за дрянь, стало даже как-то не по себе. Вместо долгожданного спокойствия парня вдруг начала поглощать тревога и страх. Голубоглазый вдруг почувствовал, как проваливается куда-то, веки сами собой начали закрываться. Когда Гайро вновь посмотрел на Клавдия, то неожиданно очутился вообще в другой комнате. Здесь было темно, меньше места, и он уже вовсе не сидел на диване, а лежал на чем-то мягком. От такой резкой смены локации парень впал в ступор и рефлекторно прижал ладонь к груди. Было жарко, может, поэтому его верхняя одежда куда-то делась? На Гайро была лишь рубаха, да и та вытянута из штанов. Голова нещадно кружилась, он снова зажмурился, и будто вновь оказался в зале на диване, абсолютно одетый. В этот раз рядом с ним сидел Клавдий, правда совсем уж рядом, а не в своем кресле.       — Гайро, все хорошо?       — Кто здесь? — вдруг спросил парень, оглядываясь. Ему упорно слышались чьи-то голоса, словно в этой зале прятались другие люди, которые наблюдали за ними и перешептывались.       — Мы здесь одни, эй, глянь-ка на меня, — Клавдий подвинулся на диване ближе и, прижав руки к лицу, заставил посмотреть на себя. — Кажется, для тебя это слишком… Ты меня слышишь?       Гайро продолжал оглядываться. За ними наблюдали из всех темных углов. Парню упорно мерещились посторонние осуждающие взгляды. Разве Клавдий не видел этого? Они здесь, чтобы уличить Гайро в чем-то грязном, они все знают! Все всё знают… От этих мыслей прикосновение художника к лицу стало болезненным, и парень мотнул головой. Все снова заплясало перед глазами, и, кажется, Гай снова потерял сознание, ведь он вновь очутился в темной комнате почти голый.       — Гайро? — тело Клавдия слишком уж неожиданно оказалось сверху. Он словно летал, иначе как ему быть сверху? Мгновением позже Гай осознал, что прижат к постели тяжелым телом мужчины. Сердце франта безумно забилось, силясь выпрыгнуть, в грудине стало как-то нестерпимо жарко и даже больно.       — Клавдий, какого черта? — только и смог выдавить франт, оттолкнув от себя мужчину. Он попытался скрыться, но вместо этого упал с дивана, вновь оказавшись в зале. Правда в этот раз ему так тяжело было дышать, что он сам расстегнул свою одежду.       — Эй, парень, тебе нужно немного успокоиться, — Клавдий попытался взять ситуацию под контроль, но Гайро уже был в какой-то своей реальности. Когда мужчине удалось усадить его в кресло, он навис над ним, чтобы лучше рассмотреть его глаза. Беда была в том, что сам Клавдий хоть и понимал все, но тоже был на своей волне наслаждения, а молодой парень перед ним давно был в списке его желаний.       — Как же тут устоять? — улыбнулся Клавдий, вновь прижав ладонь к щеке герцога. Он не хотел пользоваться ситуацией, да и насильно брать ему было неинтересно. Клавдий любил предаваться наслаждению только тогда, когда его партнер сам желал того же. Гайро почти пылал и очень ярко почувствовал прикосновение. Честно говоря, ему хотелось раздеться, потому что одежда неприятно его сковывала, но остатки рассудка не давали ему этого сделать. Клавдий провел большим пальцем по сухим губам парня, заставив того облизнуть их. — Как бы я хотел написать то, что вижу сейчас…       Гайро в каком-то тумане едва различал Клавдия. Ему в одночасье показалось, что он умирает. Тело не слушалось, юношу то и дело охватывала паника. Он чувствовал чужие пронзительные взгляды. «Это безумие», — неприятной пульсацией отозвались мысли в голове Гая.       Он вновь облизнул пересохшие губы и рвано задышал, и для Клавдия это был почти призыв к действиям. Парня в любом случае нужно было отвлечь, не так ли? Но в любом случае, если бы Гайро оттолкнул, художник не стал бы упорствовать. Потому мужчина наклонился ближе и жарко поцеловал Гайро, влажно облизав его все еще сухие губы. Герцог не сразу осознал, что именно происходит: он не отвечал художнику в поцелуе, лишь шире открывал рот, чтобы было чем дышать. А когда голубоглазый наконец понял, что произошло, он резко дёрнул головой в сторону, уходя от прикосновений чужих губ. После одурманенному и воспалённому сознанию и вовсе показалось, что Клавдий пытался стянуть с него одежду. А от мысли, что при всем этом он сейчас беспомощен и дезориентирован, Гайро вообще пришёл в ужас. При этом, он просто кожей чувствовал чужие взгляды, а в ушах звенели голоса и смех. С каждой секундой невидимые наблюдатели становились все ближе и ближе, что просто сводило с ума. Казалось, именно это дало парню силы чуть прийти в себя и… на ещё один опрометчивый поступок. Собравшись, Гайро вдруг ударил нависшего над ним Клавдия по лицу. Причём это была не пощечина, а самый настоящий удар кулаком. От неожиданности и боли художник аж отшатнулся и чуть не упал, вовремя схватившись за диван. Пока мужчина пытался переварить столь быструю смену настроений и отойти от на удивление точного удара в челюсть, герцога будто и след простыл. Клавдий даже опешил от такой прыти, ведь пару минут назад Гайро еле ползал.       — Гайро! Стой! Подожди, я не хотел… — прокричал он ему вслед, а потом тяжело осел прямо на пол. Откуда у него столько сил? Мужчина был прибит к полу вовсе не ударом, а укачивающими волнами плотного наслаждения.

***

      Стэл этим днем решил наведаться в свое тайное убежище, чтобы дать поручение Фивее. И раз уж он решил и завтра быть тут, то и заночевать решил здесь же. События последних дней были слишком насыщенными, и он давно не появлялся, странствуя с товарами на востоке согласно легенде. И все же пора было вернуться хотя бы на короткое время, чтобы перевести дух. В этом доме интриги и события двора его мало волновали, ведь здесь Стэл примерял на себя роль простого человека.       — Фивея, завтра хотелось бы к списку продуктов добавить некоторые изменения, — проговорил он. — Малена все еще разносит продукты?       — Да, господин, что Вы желаете? — улыбнулась женщина. Не нужно быть образованной, чтобы понять, какие отношения связывали его с этой девушкой. Впрочем, Фивея не осуждала никого из них. Такому мужчине и она бы подыгрывала, будь она так же юна, как Малена. А что до последней, то ей повезло быть у него в милости.       — Я бы хотел сносного вкуса сыр и, если найдется, запечённое мясо, знаете, которое подается холодным, как закуска? И два небольших пирога. Возможно, фруктовый и мясной.       — Хм… Молоко, хлеб и яйца тоже?       — О, еще сливочное масло, — кивнул купец.       — Вы ожидаете гостей? — удивилась женщина.       — Нет, я просто страшно устал и не хочу ходить обедать куда-то, — тяжело вздохнул он. — У меня не бывает гостей, я тут бываю лишь проездом, чтобы заручиться с кем-то дружбой, а рабочие моменты решаются в клубах.       Женщина улыбнулась.       — Это печально слышать, Вы такой хороший человек и постоянно один! — снова безуспешная попытка хоть как-то выведать чуть больше о личной жизни господина, ведь где-то есть его семья, о которой он никогда не говорил. Стэл в ответ только улыбнулся.       — Что ж, пойду принесу воды.       Фивея была слишком стара и больна, чтобы таскать ведра с водой на второй этаж. Стэлу в целом несложно это было сделать самому. Полноценно помыться в этом доме можно было, если б был постоянный штат прислуги, которая грела бы воду и готовила ванну. Потому здесь Стэл мог лишь ополоснуться холодной водой, ну или теплой, если ведра долго стояли у горящего камина.       Столь щедрый и редкий заказ продуктов был обусловлен тем, что он давно не видел Малену и в целом хотел ее порадовать. Сегодня вечером или завтра ранним утром она узнает, что он вернулся в город, а потому возьмет лишь его заказ и несколько вечерних, если захочется. Она обычно и без того задерживалась у него, но в этот раз Стэл желал провести с ней времени больше, чтобы отвлечься. Скорее всего он быстро заскучает от беседы, поэтому можно ее накормить чем-нибудь вкусным.       Когда Фивея закончила свои дела и ушла, Стэл разжег камины, чтобы прогреть дом на ночь. И уже ночью в его дверь кто-то затарабанил. Стэл, у которого никогда не было таких поздних посетителей, даже не понял, что произошло. «Пожар?» — была первая мысль. А, может, там какие-нибудь бандиты, которые, наконец, решили обчистить часто пустующий дом? Но сегодня по дыму из трубы было видно, что в доме есть люди. Или как раз хозяин и был нужен, ведь при нем могут быть ценности?       Кардинал с опаской и подозрением подошел к окну и попытался разглядеть, кто же так долбил по двери. В темноте, к сожалению, разглядеть было невозможно.       — Кто там? — все же спросил Стэл, так и не открыв дверь. Он никого не ждал здесь точно, ведь у Самуила не было друзей и знакомых.       — Ты здесь? — растерянный голос резанул уши.       — Гайро? — удивился паладин и даже рассердился. Какого черта он снова сюда приперся, да еще и в такой час?! Хотел застать его с кем-то, чтобы хоть как-то уравнять то представление, что устроил в церкви?! От этих мыслей Стэл даже вскипел, но довольно быстро взял себя в руки. Будет даже приятно посмотреть на его разочарованную физиономию.       Кардинал отворил дверь и тут же растерял весь свой запал. Гайро выглядел совершенно безобразно! Растрепанные волосы, одежда, что обычно сидела на нем безупречно, была грязна и расстегнута, рубашка свисала поверх штанов. Он был весь в испарине, руки нервно тряслись.       — Что произошло? — он тут же впустил его в дом.       Гайро не ожидал, что Стэл действительно будет здесь. В своем состоянии он не смог даже сообразить заглянуть в окна или посмотреть на трубу. Он точно не знал, ночевал ли кардинал здесь хоть когда-нибудь. Просто по какому-то странному стечению обстоятельств это место показалось ему самым безопасным. И даже если бы Стэла не оказалось, он бы нашел способ проникнуть внутрь даже незаконно, лишь бы спрятаться от этих высокомерных взглядов, от этих противных голосов! Гайро тут же начал озираться по сторонам.       — Я один, — недовольно проговорил мужчина, — кого ты высматриваешь? Гайро, ты явно не в себе…       Гайро явно был пьян, так как от него разило алкоголем. И если он действительно решил поймать Стэла с женщиной, то выбрал для этого довольно странное время, ведь ему уже известно, что Малена была замужем. Ночью отсутствие жены выглядело бы слишком подозрительным.       — Ты точно один? — формат речи, голос. Стэл сильно нахмурился и осторожно проследовал с парнем в гостиную, где хотя бы было светло за счет камина и масляной лампы. И только сейчас Стэл смог разглядеть лицо герцога.       — Эй, Гайро, что с тобой?       Парень продолжал озираться, буквально съеживаясь на месте.       — Они всюду следят за мной, смотрят, говорят обо мне. Даже сейчас они где-то рядом! — у Гая неимоверно пульсировала голова, а в ушах стоял гул. Причём именно этот звук он принимал за какофонию голосов и перешёптываний. Сердце стучало так, что будущий казначей ненароком думал, что оно просто не выдержит такой нагрузки и остановится.       Стэл на мгновение даже почувствовал укол совести, подумав, что парень говорил о его шпионах. Но Стэл с того вечера в церкви вовсе не следил за ним!       — Никто не следит, о чем ты? Мы здесь одни.       Вид герцога был поистине диким. Он недоверчиво осмотрелся, а затем прошел ближе к свету. В этот момент Стэл позволил себе схватить парня за подбородок, чтобы посмотреть ему в глаза. Его яркие голубые глаза было почти не видно, потому что зрачки были невероятно расширены. Такого не бывает от алкоголя. В эту минуту поведение парня стало для кардинала совершенно понятным, ведь тот действительно был не в себе.       — Что ты принял? — Стэл был удивлен. Но больше удивлен тем, что в таком состоянии он пришел конкретно сюда. Как должны были сойтись вероятности, чтобы именно этой ночью Стэл действительно оказался здесь? Да и сам факт, что Гайро пришел к нему, в целом говорил о многом. Перехватив дрожащие руки, Стэл опустил парня в кресло, присев перед ним на корточки, чтобы не быть с позиции сверху, так как Гайро и без того готов был сжаться в комочек.       — Эй-эй, послушай меня, мы здесь одни, никого больше нет, только я, — тихо проговорил он, — слышишь? Здесь только я. Тебе нужно попить воды. Я принесу.       На все это парень лишь смог кивнуть. Ему было безумно страшно. Он не знал, что делать. Но на удивление, как только Гайро попал в дом кардинала, где-то в глубине души он начал чувствовать безопасность, хоть и малую ее долю.       Стэл быстро вернулся с графином воды и глиняной кружкой. Гайро с сомнением взял кружку, вглядываясь в темную воду (из-за цвета глины). Ему за вечер уже хватило одной такой странной жидкости.       — Тебе нужно попить, чтобы немного успокоиться, — объяснил Стэл. Гайро осушил кружку, следом еще одну. Он только сейчас понял, как сухо у него во рту. Отставив все на чайный столик, Стэл снова осмотрел парня. Он понятия не имел, как помочь ему, потому что тот продолжал озираться, словно правда слышал чьи-то голоса и пытался вслушаться, что они говорили.       — Гайро, может, еще воды? — Стэл протянул кружку, потому что хотя бы в тот момент, пока тот пил, он вроде бы отвлекался. Однако в этот раз кружка выпала у парня из рук, остатки воды разлились по ковру.       — Ничего страшного, — снисходительно проговорил кардинал. Он поднял кружку и убрал на столик. Гайро плотно сжал губы, а потом и вовсе обхватил ладонью шею. Ему так резко поплохело, что он совсем потерял контроль над своим телом. Согнувшись, его вырвало прямо в ноги. Стэл как прибитый к полу стоял всего в полушаге от него, а потому рвота забрызгала его обувь и полы одежды. Глаза франта широко расширились, а в уголках появилась предательская влага. Все это было больно, страшно и унизительно.       — Ничего страшного… — только и повторил Стэл. Он мог бы разозлиться или впасть в ярость, в конце концов, даже возликовать, что Гайро настолько оступился перед ним! Но ничего из этого не было, Стэл даже близко не подумал, что эту ситуацию можно использовать против парня. Его, напротив, настолько все потрясло, что единственное желание, которое заполняло его всецело, было желание ему помочь. В эти моменты Стэл при всех своих недостатках все же оправдывал свое положение. Разве он не слуга бога? Разве помощь тем, кто в ней нуждался, не его миссия? Это работало не всегда, но с Гайро других мыслей и не было.       Опустившись все же на корточки, Стэл заботливо приобнял его за плечи, потому что Гайро почти скрутило от спазма.       — Не сдерживайся, дай этой дряни из тебя выйти, — мягко попросил он. — Хочешь воды? Хотя бы для того, чтобы промыть желудок.       Франт остатками своего сознания пытался держать себя в руках, но ему было слишком плохо. Спазмы разрывали его нутро. Он понимал, что происходит какая-то лютая дичь, но уже не мог ничего сделать. Его невероятно рвало прямо на пол, на ковер. Стэлу от этого приятного было мало, но он прекрасно понимал, что парню плохо. Краем сознания он даже немного паниковал, вдруг в такой ситуации нужно найти лекаря?! Но кого он сейчас мог найти?       — Мне кажется, я умираю, — тяжело выдохнул Гайро, прижав руки к лицу. — Только не говори отцу, что я умер такой позорной смертью. И самое главное маменьке…       Стэл закусил губу, оглядываясь по сторонам.       — Не говори ерунды, тебе просто нехорошо…       — А они все еще обсуждают меня, да? — нервно перебил франт и рассмеялся, что звучало даже дико.       — Гайро, мы здесь одни. Здесь тебя никто не обсуждает, не осуждает. Тут безопасно, — попытался успокоить его кардинал. — Подожди немного, я принесу еще воды…       Стэл вновь глянул на пол и чуть сморщился, просто потому что зрелище и ситуация в целом не могли быть приятными. Вернулся он уже с тазом воды и несколькими простынями. Опустив таз недалеко от кресла, он бросил одну простынь на пол, чтобы та хоть немного впитала рвоту. Другую простынь он промокнул в воде и вытер лицо Гайро, снова внимательно посмотрев в его глаза. «Почти полностью черные», — мужчина поджал губы. Более того у парня явно был жар, потому что он был горячим.       — Я умираю, — снова сказал Гайро, прижав ладонь к груди. Паника снова начинала заполнять все его тело. Он рвано задышал, дико осматриваясь вокруг.       — Эй, я здесь, ты в безопасности, ты не умираешь. У тебя небольшой жар, нужно просто отдохнуть. Пойдем, тебе нужно прилечь.       Стэлу с трудом удалось уговорить его подняться с ним наверх. Когда Гай увидел постель в свете камина, его охватила паника другой природы и тот дёрнулся назад, но кардинал быстро схватил его за плечи.       — Я ничего не сделаю, просто тебе нужно отдохнуть, — Стэл уже сам не знал, что делать. — Нужно снять сапоги и твою одежду, они грязные… Я сделаю тебе прохладный компресс.       Когда мужчина смог уложить парня в штанах и выпущенной рубахе, он тихо присел рядом. Благо, за водой не нужно было спускаться вниз. Предусмотрительно поставив пустое ведро рядом с постелью, Стэл подготовил графин с водой и кружкой, а также прижал сложенную прохладную ткань ко лбу франта. Но тот буквально не мог спокойно лежать, он то и дело подрывался, потому что ему невесть что мерещилось. Стэлу ничего другого не осталось, кроме как наспех переодеться, так как его одежда была в рвоте, и прилечь рядом. Разве что мужчина поднялся выше к изголовью, уперевшись в него верхней частью спины. Уложив парня у себя на груди, чтобы тот банально не дергался, он почти убаюкивал его, повторяя, что они здесь одни и никого другого нет, что здесь безопасно, и он тоже ему не враг.       То и дело промокая лицо прохладной тканью, он прижимал его к себе и вслушивался в потрескивающие звуки камина.       — Тебе нужно поспать, твой разум в агонии, — тяжело вздохнул Стэл, а после тихо зашептал молитву. Он не знал, что еще сделать в этом аду, кроме как просить помощи у бога. Гайро сильно нахмурился, услышав отзвуки молитвы.       — Умоляю, не надо. Меня будто уже отпевают, — хрипло прошептал голубоглазый. — Если… если я умру сегодня, пожалуйста, сделай так, чтобы никто не узнал, как именно это произошло.       — Прости, я просто растерян, — вздохнул Стэл. — И перестань говорить о смерти, это грех, знаешь ли…       Кардинал старался говорить непринужденно, чтобы хоть как-то разрядить гнетущую Гайро атмосферу.       — Тебе нужно успокоиться, ведь мы здесь одни, и нас здесь никто не знает… Тут пусто и очень тихо.       — Мне хорошо с тобой, — вдруг выдал откровение Гай. Он действительно это чувствовал где-то внутри, за стенами ужаса и паранойи, которые выстроили алкоголь и наркотические смеси. Парень тяжело вздохнул и, наощупь отыскав руку паладина, сжал ее своей ладонью. Где-то на подсознании юноша понимал, что отмыться от всего этого позора уже было невозможно, так что Гайро уже было нечего терять.       Это признание прозвучало как гром среди ясного неба. Стэл не знал, что ответить, а если бы знал, то не решился бы произнести что-то в ответ. Единственное, на что его хватило, это сжать его ладонь в ответ. Он не помнил, сколько так пролежал, изо всех сил сдерживая дыхание и сердце. Вглядываясь в огонь в камине, он вслушивался в треск поленьев, иногда вслушивался в дыхание парня, коротко посматривая на него в своих руках. Гайро засыпал или старался уснуть, но иногда все же неожиданно напрягался; в эти моменты Стэл крепче его обнимал и тихо повторял, что они в безопасности.       Хоть он и любил поспать, но долг его положения обязывал просыпаться засветло. И если внутренний режим по каким-либо причинам сбивался, слуги всегда его будили. Однако у купца слуг не было. Стэл проснулся от того, что кто-то настойчиво стучал в дверь. Тело страшно затекло, потому что он так и заснул с парнем в обнимку. Осторожно выбравшись из постели, мужчина быстро обулся и побежал вниз. Дело шло к полудню. Открыв дверь, он увидел лучезарную Малену с полной корзиной в руках.       — Ох, я уже думала, что опоздала! — в сердцах вырвалось у девушки. — Господин, Ваши продукты!       Она с улыбкой вошла в дом. Стэл был так растерян, что не сразу сообразил забрать тяжелую корзину из ее рук.       — Самуил, я так скучала! — пролепетала та, бросившись с объятиями к нему.       — Малена, душа моя, сам бог послал тебя сегодня сюда, — нашелся Стэл, но телом все же отпрянул. — Мой друг здесь…       Девушка тут же оцепенела. Она инстинктивно вгляделась в гостиную.       — Я не знала, что Вы не один, — тихо проговорила она.       — Это случилось неожиданно, — не стал врать паладин, — ему очень плохо. Я не смогу поговорить с тобой, к сожалению, но у меня есть к тебе огромная просьба.       — Ничего страшного, я все понимаю. Просто рада снова видеть Вас в городе, — улыбнулась та, но, конечно же, она была очень расстроена. Что за друг интересно? А вдруг тот странный парень, который в прошлый раз прогнал ее? — Что за просьба?       — Передай, пожалуйста, Фивее, чтобы в следующий раз она взяла с собой помощницу и хорошенько навела здесь порядок. Моему другу было очень плохо, так что…       — Оу, может, я могу помочь? Я бы могла прибрать что-то, если нужно.       — Сейчас не нужно. Он всю ночь не спал, и теперь, наконец, отдыхает. Думаю, к вечеру ему станет лучше, а завтра Фивея пусть придет пораньше.       — Я ей помогу, — не сдавалась Малена, — мне это будет только в радость.       — Я бы не хотел принуждать тебя к труду, но если ты настаиваешь, то я хорошо заплачу за твою помощь. Спасибо большое.       — Тогда я пойду?       — Да, ступай. Спасибо, что принесла продукты. Они сегодня будут очень кстати.       — Тогда до встречи? Вы же не уедете слишком быстро?       — Честно говоря, не знаю. Но я обязательно передам весточку, если буду свободен, — улыбнулся Стэл. Заплатив девушке, кардинал затворил дверь и понес корзину сразу наверх. В гостиной было слишком не прибрано даже для купца, поэтому лучше уж поесть в спальне.       Когда Стэл снова вошел в комнату, Гайро, казалось, все еще спал. На самом же деле парень проснулся сразу же, как услышал шум у двери. На секунду голубоглазому даже показалось, что в дверь ломятся стражники отца или кто ещё похуже. Однако он предпочёл изобразить из себя спящего.       Признаться, он понятия не имел, что ему делать и как смотреть в глаза кардиналу. Он лишь частично помнил, что произошло ночью. И даже те крупинки были ужасны. Ему было чертовски стыдно. Где-то отдалённо он даже решил, что проще было, если бы он действительно умер этой ночью. Его мысли прервало прикосновение мужчины ко лбу, а после тот даже с облегчением вздохнул.       — Как ты меня напугал…       От услышанного сердце Гайро неприятно сжалось, и он ощутил лёгкую тревогу, как тогда в церкви. Его все ещё пугали те чувства, которые он начинал ощущать, когда Стэл проявлял к нему заботу и сострадание.       Чуть переведя дух, Гай все же нашёл в себе силы открыть глаза, правда поднять их на мужчину он так и не смог, чувствуя дичайший стыд.       — Я тоже очень испугался. Спасибо тебе… Вам… за все…       Опустив корзину на тумбу у кровати, Стэл мягко улыбнулся. Гайро все же проснулся, что было уже хорошо! Прошлой ночью Стэл изо всех сил гнал мысли, что же ему придется сделать и пережить, если парень испустит дух у него на руках?       — За это не нужно благодарить, — ответил кардинал, — но я рад, что ты все же испугался… Надеюсь, ты не станешь повторять этот опыт.       Ему хотелось отчитать его по полной, но сейчас приходилось сдерживаться, чтобы нравоучения не возымели обратный эффект и не вызвали волну негативных эмоций.       — Выглядишь все еще неважно, — по-доброму усмехнулся Стэл, чуть потрепав его кудри, — нужно привести тебя в порядок. Сам справишься? — Гай невнятно что-то промычал, похожее на «угу». — Я пока приберу тут немного…       Решив дать парню немного прийти в себя и осознать ситуацию, Стэл подхватил ведро и поспешил вниз, чтобы как минимум разжечь печь и вскипятить воду для чая. Гайро был готов провалиться сквозь землю, прямиком в ад, от смеси из стыда, неловкости и позора. С другой стороны герцога так нещадно начало знобить, стоило тому подняться, что мысли об адском пекле звучали не так уж и плохо.       Ещё с минуту юноша просто сидел на кровати и пытался заставить себя подняться. Он то с силой зажмуривался от приступов мигрени, то пытался заставить зрение сфокусироваться и оглядеться. В процессе последнего, Гайро вдруг наткнулся взглядом на свои сапоги и одежду. Обувь, выполненная на заказ из дорогущей кожи, была вся испачкана и, к сожалению, Гай знал чем. Кафтан был не в лучшем состоянии — казалось, сын казначея пока добирался до дома кардинала успел обтереть все возможные фасады улиц, а ещё попутно поваляться где-то в грязи. «Сколько раз я падал? Мог ли это кто-то видеть? Как я вообще допустил подобное?» — вопросов было слишком много, на половину из них Гай искренне не хотел знать ответы. Франт мельком оглядел свои ноги и ладони, на которых красовались синеватые пятна и красные ссадины.       — Достаточно. Я падал достаточно, — еле слышно пробормотал парень. Хорошо, что ещё ничего не сломал и не разбил голову, с другой стороны, об остальных увечьях он узнает уже позже. К примеру, сломанные ребра могут начать болеть отнюдь не сразу. С каждой минутой Гайро все больше приходил в себя, и появляющиеся вместе с этим ощущения ему совсем не нравились. Так парень наконец отчётливо уловил кислый запах своего тела, который вместе с потом пропитал рубаху, а также отвратительный привкус во рту, от которого снова начало мутить.       Гай быстро схватил кружку с водой, так кстати налитую Стэлом, и осушил все залпом, сдержав рвотный позыв.       — Паскудство, — выругался юноша, прижав ладонь к лицу. И в таком виде видел его Стэл? Как он мог допустить это? Как это вообще возможно? Гайро теперь было дико вообще находиться с ним рядом, а уж о совместных перепалках и играх в шантаж и речи не могло идти.       — Позорище, — в сердцах высказался франт и постарался подняться с постели. Что ж, с четвёртой попытки ему действительно это удалось. Он, пошатываясь, быстро прошагал к комоду и упёрся в него ладонями. Переведя дух, парень приоткрыл его и заглянул внутрь. Раз уж Стэл видел, как сын казначея обблевывал все вокруг, включая себя, то не шибко оскорбился бы от того, что он к тому же взял его рубашку. В любом случае, хуже уже точно быть не могло.       — Надо умыться, — констатировал юноша. Гай огляделся в поисках какой-то чаши или ведра с водой, но на свою радость обнаружил ванную комнату. Выдохнув, голубоглазый заставил себя дойти до небольшой комнатки и даже смог прикрыть за собой дверь.       Ванная комната была очень скромно обставлена: в ней находилась небольшая деревянная ванна, зеркало, стояли ведра с водой, а также небольшой столик, на котором лежали расчёска, мыло, духи, а ещё чуть дальше были сложенные простыни и чистая сменная одежда. К слову, сейчас этого для парня было более чем достаточно. Мельком оглядев себя в зеркале и словив очередную порцию унижения, Гайро начал раздеваться. Вода была холодной, но выбора у франта просто не было. Нужно было привести себя в порядок.       Кардинал в это время хлопотал на маленькой и темной кухне. Он редко ею пользовался по назначению, а потому не так умело со всем справлялся. Стоило бы отметить, что Гайро, попав сюда, вообще бы ничего не смог сделать. Вельможам невдомек, как готовится их еда и сколько труда это стоит. Стэл в силу своей церковной службы был обучен всему. Да и он был обычным священником, когда женился. Жизнь в браке тоже многому его научила.       При большом желании он сам бы мог вычистить дом, только вот желания не было. Зачем напрягаться, если уже сегодня его не будет, а к следующему визиту тут снова будет чисто?       Но раскочегарить печь и вскипятить воду для чая все же пришлось. Ополоснув простенький чайный сервиз, он заварил чай и расставил все необходимое на деревянном подносе. Когда он вышел с подносом к лестнице, Гайро как раз был на ее середине. Стэл не мог не заметить свою одежду на нем, как минимум потому, что она была ему велика и слишком уж была простой (ведь это не выбеленные рубахи знати, а желтоватая рубаха купца), а потому смотрелась довольно нелепо на этом фарфоровом теле. «И все же мило», — подумал Стэл.       — Лучше вернуться назад, — предложил кардинал, — в гостиной не прибрано.       Гайро едва не схватился за голову, когда отрывки воспоминаний с особой жестокостью вонзились острыми осколками в его гордость. Вспомнив, как его полоскало прямо посреди гостиной, Гай сокрушенно прикрыл глаза. В самом деле, лучше было бы все-таки умереть, чем испытывать такое острое чувство стыда!       Тем не менее он развернулся и поплелся обратно. Стэл поставил поднос прямо на кровать, а потом подошел к окнам, сильнее рассшторив их, чтобы впустить больше света.       — Я очень извиняюсь за все, что тут произошло, мне очень стыдно, — прибито проговорил парень, не в силах даже поднять взгляд на паладина. Стэл развернулся к нему и подошел ближе, подняв его лицо за подбородок к свету из окна. Глаза Гайро вновь были голубые, хоть белки и были все в красных сосудах.       — Так вот какой ты, когда все же испытываешь это чувство? — спросил кардинал. В любой другой ситуации Гайро бы очень хлёстко ответил, но сейчас вновь опустил взгляд вниз. Стэл был жесток. — Что же, — продолжил он с улыбкой, отступив от парня, — полагаю, ты или страшно голоден, или тебя мутит от одного вида еды… Но в любом случае тебе придется поесть. Забирайся на постель.       Мужчина был прав. Франту кусок в горло не лез просто потому, что ему хотелось провалиться сквозь землю от водоворота эмоций и ощущений.       — Я заварил довольно крепкий чай, тебе нужно его попить. И поесть хоть что-нибудь. Тут, конечно, выбор не велик, но… К счастью, сегодня в этой корзине помимо хлеба и репы есть чем поживиться, — кардинал стал разбирать корзину, вытаскивая свертки с мясом, сыром, пирогами. Нашлись даже вареные яйца, хотя сырые больше бы помогли от похмелья, — столового серебра здесь нет, так что тебе придется отступить от этикета и поесть руками, — продолжал хлопотать Стэл.       Признаться, если отбросить всю неловкость от ситуации, Гайро впервые видел Первосвященника таким. Ведь при дворе это был самый невозможный элемент: он был придирчивым ко всему, капризный, с раздутым самомнением, невозможно себялюбивый, окруженный роскошью равной роскоши самого короля. Здесь же, в этом невзрачном месте, с обычными угощениями простых работяг Стэл вел себя так, словно и не знал другой жизни. Конечно, Гайро было известно, что Стэл не сразу стал Первосвященником, да и вообще не должен был им стать; до своего назначения он вел самую простую жизнь и даже был женат, пока его супруга не скончалась. И если раньше ему были не интересны детали той прошлой жизни, то сейчас Гайро вдруг поймал себя на мысли, что он желал узнать Стэла намного лучше.       — Тебе добавить в чай молоко? — поинтересовался Стэл. — Гайро?       Мужчина щелкнул пальцами, чтобы привлечь внимание франта.       — А? Да, спасибо, — очнулся герцог, посмотрев на поднос, который теперь был заставлен едой. Есть все еще не хотелось, но вовсе не потому, что еда была не его уровня. Поэтому Гайро с благодарностью принял кружку чая с молоком.       — Тебе все равно придется поесть, даже если здесь ничего не отвечает твоим вкусам, — подметил Стэл. — Яблочный пирог должен быть неплох.       — Дело не в еде. Она выглядит весьма вкусно, — выдохнув, сдался франт. — Мне очень приятно, что Вы проявляете ко мне заботу. Но мне кажется, самым разумным вчера было просто выкинуть меня из окна за все, что я сделал. Возможно, я бы ударился головой и умер от кровоизлияния, а не как сейчас от унижения и стыда.       Гай ещё раз тяжело вздохнул и, прикрыв глаза, добавил:       — Я не знаю, почему в таком состоянии пришёл сюда. Мне было страшно. Но это… это непозволительно. Правда.       Правду говорить было намного тяжелее, чем плести интриги и беззаботно выдумывать сплетни и фантазии. К тому же, к своему сожалению, парень знал, почему пришёл именно сюда, к Стэлу.       — Тебе невероятно повезло, что я вообще здесь оказался, — пожал плечами мужчина, — но я рад, что ты пришел сюда. Твое состояние было… — Стэл даже не знал, как описать его, — я к тому, что было бы хуже, если бы все, что случилось тут, застало тебя где-либо еще. Можешь не переживать, я не стану использовать это как-то против тебя. Ты нуждался в помощи, и я рад, что смог ее оказать. Назовем это исповедью? Значит, мы связаны клятвой ее тайны. Но за эту исповедь я все же назначу тебе наказание, — Стэл чуть свел брови, — я бы хотел, чтобы ты больше не принимал ничего такого, если это возможно… Но если ты от этого в какой-то степени зависим, то я хотел бы помочь это побороть. Хотя, возможно, для этого мне снова придется следить за тобой…       Где-то в глубине души Гайро был рад, что Стэл, по крайней мере по его уверению, не станет использовать все произошедшее в корыстных целях. С другой стороны, из-за таких разговоров и мыслей, что кардинал действительно беспокоился о его здоровье, в груди франта вновь отзывалось то ноющее чувство, которое изначально и привело его в дом художника.       — Забавно. Я так хотел исповедоваться Вам, что по итогу это действительно свершилось. Не могу сказать, что мне понравилось, — с иронией хрипло усмехнулся герцог. — А насчёт последнего… ту дрянь я точно принимать больше не буду. Клавдий… — начал голубоглазый и вдруг осекся: в его памяти всплыла картина, как он врезал художнику по лицу. «Черт побери… ещё же он. Клавдий видел меня в таком состоянии. За что я его ударил? Он распускал руки? Кажется, да…» — воспоминание явно не принесло юноше ничего приятного, от чего тот даже болезненно поморщился. По расширенным глазам и даже немного напуганному лицу, можно было понять, что произнесенное имя заставило парня вспомнить нечто неприятное. А когда Гай вдруг резко приподнял рубашку и без особого стеснения быстро начал осматривать живот и чуть ниже, и вовсе можно было решить, что это что-то неприятное касалось чего-то интимного. Но, на счастье франта, никаких отметин не было, да и неприятных ощущений тоже. Конечно, если не считать моральное состояние.       Стэлу были известны и имя, и человек, которому оно принадлежало, но он не подал вида. Его больше заинтересовало поведение герцога. Когда тот в панике стал проверять свое тело после этого имени, кардинал сильно нахмурился. Он вспомнил, какая паника была у парня, когда он привел его в эту спальню и сколько сил ему стоило его успокоить. Могло ли быть такое, что этот художник воспользовался состоянием парня и надругался над ним? Хотя разве есть какие-то другие причины у такой реакции? Подумать только, ведь он все же убедился в своих догадках, но открывшаяся его воображению картина ему не нравилась. Мужчина хотел узнать, что же вчера случилось, но у него не было прав спрашивать об этом.       — Было бы здорово, если бы ты с ним больше не пересекался, — дернул бровью кардинал. — Смею предположить, что твое состояние его рук дело?       Гай вдруг на мгновение задумался: «А действительно, это же он сделал». Гай никогда так не напивался и сколько бы он ни употреблял, такого эффекта не было. Да ещё к тому же после пытался склонить его к близости. В голове франта вдруг начала складываться донельзя приятная картинка: где не сам герцог был идиотом, который опозорился и перед художником, и перед кардиналом, а такая, где во всем был виноват Клавдий. Голубоглазый был всего лишь жертвой обстоятельств. Да, Гайро его ударил и, может, даже жаль, что всего один раз. Что ж, раз уж все это произошло, грех было не использовать ситуацию в свою пользу.       — Да. Он мне что-то подмешал в обычную курительную смесь, — серьезность голоса парня не могла не подкупать. — Потом ещё дал что-то выпить. Я не помню, что это было. Но помню, что после стало очень плохо… черт, он потом ещё пытался… Пытался мною воспользоваться, — наконец, Гайро поднял ясный взор на паладина: ох уж этот взгляд дьявола, который нашёл в собеседнике сострадание и жалость и теперь требовал все эти чувства сполна обратить на себя. — Я его ударил по лицу. Сильно. Я боюсь, что он кому-то расскажет про случившиеся, пожалуется на увечья, — проговорил сын казначея и прикусил нижнюю губу.       Стэл прикрыл глаза, чтобы скрыть взметнувшуюся ярость. Его опасения слишком быстро обрели под собой фундамент. Вернув себе самообладание, кардинал вновь обратил взгляд карих глаз на парня.       — Я это улажу, — чуть помолчав, проговорил Стэл. Уж у него в арсенале были все рычаги, чтобы заставить молчать кого угодно. — Не думай об этом. Давай лучше поедим.       — Спасибо, — с искренней улыбкой проговорил Гайро. Что ж, после такого оглушительного провала все начало складываться довольно неплохо. К тому же, на удивление, ему действительно верилось, что Стэл сможет ему помочь. Ведь именно это ощущение и привело юного герцога ночью сюда.