Дис`Ландия Белых Дюн

Не столь уже любопытно, но всё ещё интересно, интересно было всегда… Как это — отрывать крылья бабочкам, как это — видеть удушающую боль на лице тех влюбленных в него, разбивая их надежды о его вылизанную идеализированную реальность, какова на вкус человеческая кровь, в прямом и переносном значении… Отличается ли стрельба по мишеням от стрельбы по живым… существам? Как это — жить? Любопытство и интерес к препарированию своей и чужой жизни увлекал, не давая заскучать, был занятен и даже полезен, особенно, если уж развлекаться за чужой счет страданий и краха судеб. Потому всегда было любопытно. Вот и сейчас серый, все ещё не стёршийся в прах, интерес заставляет быть здесь, подмывает видеть шоу уродцев до конца. Поэтому он продолжает слушать в пол уха, медленно и выверено вычищая последние внешние детали на дробовике, перепроверяя механизм, пока те, кто ещё может, в последней своей инстанции, называться адекватными и более что-то пережившими, доказывают друг другу о необходимости обороны и дальнейшего существования в этом могильнике. Все их планы идут к черту под копыта, и всё из сказанного в страстном угаре сторожил и мастеров несбыточно и истончаемо — тот же песок сквозь пальцы. Ему даже не приходится закрывать глаза, чтобы представить зловещую картину опустошенного засыпанного пылью могильника, где твари жрут нынешних в виде падали. Даже с галлонами топлива, что ещё есть в этой земле, даже с нескончаемыми складами БК и разным арсеналом — им не пережить холодные песчаные бури, насыщенные поднятыми частицами распадающегося урана. Не пережить и нападений оголодавших тварей. Только тупые люди с тупыми, уже не соображающими рационально, мозгами доказывают в своем фанатичном угаре, что вновь превозмогут. Живущие в закате цивилизации по-прежнему стараются в нескончаемую иронию выживания, обнадеживая молодняк и наугад пытаясь в победу над устрашающей нынешней природой и реальностью. Блэк смотрит на всё это со скучающим безразличием, спокойно, едва осматривая нечитаемым взглядом собравшихся, видя, как по их бледным лицам расползается живое нетерпение, и пустые глаза пытаются зажечься надеждой. Две несовместимых и ненавистных для него эмоции — хуже выедающего легкие тумана в загрязнённых холмах. Презрение бессмертного быстро сменяется полным равнодушием; ведь и эти туда же — решили, что смогут изменить свою нахуй загнивающую жизнь. Как будто ранее… Его всё же отвлекают, приглашая присоединится, предлагая новые планы укрепления и прося задержаться. Будто ему не стало абсолютно похуй на них минуту назад. Его разочарование — их смерть. — Нам бы переждать бури, а после подлатать уцелевшие броневики, да с полными баками дизельного пуститься через выжженные земли, через третий холм Пустошей. Арки знаюче говорят, что если преодолеть рвы и все три холма, то и Дис`Ландия откроет нам свои врата, впустит в новый мир! Пусть даже для нас он станет недолгим прибежищем перед вечным… — Ковщик пускается в распаленный трёп, истинно веруя в эту ебаную чушь, которую последнее поколение смертников передает, как ебаную спасительную легенду-байку. А он ухмыляется, глядя поверх глупцов, откладывая дочищённый дробовик и смотря вдаль открытых серых пустынь. Зная наверняка. За третьим холмом ничего нет, кроме белых плато. Там, на уёбство случая, даже мутанты не выживают, учитывая обширную площадь поражения, вечные солончаки и пробитый озоновый, в результате чего жара за восемьдесят по Цельсию, зашкаливающая радиация и прямой поражающий УФ. Да, там сука бело, но это не их святыни Белых Дюн. Выжженная белая, непреодолимая равнина, нескончаемая, с острым привкусом ржавчины и соли, с потрескавшейся белой землей, где никогда не бывает смога, тумана, облаков, лишь сухой раскалённый воздух и только солнце напрямую выедает всё живое, поглощая жарой, выжигая моментально, а ночью температура резко опускается до нуля, и вновь всё бело из-за измороси, покрывающей солончак. Переждут же бури здесь? Первая нормальная, из активных изотопов, в придачу со статикой, снесет половину пригородных укрепленных башен, вторая, засыплет насыщенной пылью, из-за чего дышать станет практически невозможно, а после придут оголодавшие твари — третья волна. Те мутировавшие второй или даже третьей формой, с Севера, и тогда выжившим идиотам останется тупо пустить себе пули в рожу, чтобы это было не так болезненно, когда их начнут жрать живьем, медленно, со смаком. Но раз их так тащит с мысли о несбыточной ублюдской новой жизни — он и слово не скажет. Его разочарование имеет стойкий серый в эмоциях, и похоже с этим местом тоже проёбано, ведь и эти туда же — поверили, что достойны и смогут в спасение. Каждая тварь хочет жить, правда ни одна из них не знает зачем. Не знает и почему так стремиться выжить, на убогой подыхающей планете, где ни осталось и кусочка нормальной земли, где кроме смерти и уродства, ржавчины и заражения нет ничего, никого, и ни о чем даже нормальном, не то чтобы о возвышенном, и речи идти не может. А он не многословен, впрочем, как и всегда; игнорируя под ноль все последующие пламенные речи и адресованные в его сторону вопросы, оставляя всё это на решении и суд местных. Здесь ему более оставаться незачем. Блэк лишает их права своей защиты, спуская на тормозах, поднимается, забирая дробовик и уходя из смотровой, выходящей одним панорамным на серые горизонты пригорода, вниз. Настроение, и вовсе паршивое после восстановления и изумления новых скелетов, окончательно портится, слыша, как старые местные, до хрипоты продолжают за его спиной доказывать о силе их возможностей и надежде для младших. Младших, это каких? Тех полудиких, что притащились с Севера пустошей, преодолев холод? Или тех скелетов-распадников, которым мало-по малу остается год-два жизни? А с учетом бурь — ещё меньше. Недоебаное в свое время человечество пытается в альтернативную жизнь, называя это благом? Что-то это начинает ему напоминать, аж до блевоты… Так ведь и произошло тогда. Эквилибриум пошатнулся из-за любви к себе… Всё верно? Он останавливается резко, словно спотыкаясь о собственные мысли, что совпали с пятном на одной из стен. Питч поворачивает голову и с презрением смотрит на самодел нынешнего достояния скелетов. Рваный кусок засаленной и потрёпанной замши в несколько метров на которой чернотой выведен всего один символ — римская единица, обведенная неровным кругом. Знак Нового Бога, сотворившего сей нынешний монохромный мир. Не зная нихуя, кроме своих догадок и конспирологии тех, кто сорок лет назад был свидетелем Армагеддона, теперь же, доживающее поколения верят в эту хуйню, даже не понимая, что такое теология. Холодный взгляд Блэка скользит по вкось начерченному чёрному, словно изучая путь руки рисовавшего, и одновременно отторгая увиденное, не понимая эту логику и приверженность хоть кому-то высшему. Смысл оставлять символы, предполагаемо относящиеся к тому, кто и подарил нынешним этот проклятый мир? Или логика такова: чем хлеще и страшнее наказание для людей от бога, тем круче этот самый бог? И если так, то он смилуется и всё исправит? Он опасно прищуривается, и желание посмотреть, как бури и мутанты погрызут этих ебанутых и нихуя не соображающих, пробуждается более острое, гадкое, оседая на кончике языка горечью. Ему так легко представить: сидеть где-то на вершине небоскреба и смотреть, как ещё один город с выжившими разумными уходит в небытие и не остаётся ничего, кроме голодных тварей, которые уже даже не люди. Уж лучше так, чем видеть, как и эти деградируют окончательно. Вновь веруя. Надежда на счастливое будущее в том пиздеце, в котором все они живут — это первый признак деградации, не замечая угнетения происходящего и считая, что завтра будет лучше. А он бы посмотрел. Но по-хорошему, если не хочется ебнуться следом, то пора вновь валить и причем подальше. Давно пора на Восток. Покидать к чертям эти Пустоши, перебираясь дальше. Здесь лишь скоро будет так же, как и на Севере: холоднее, опаснее, опустошительней, и эти чертовы города не выстоят с последним поколением изуродованных смертников. *** Он не оставляет им и шанса: собираясь на съёб и самое необходимое для себя, доукомплектовывая оружие, патроны, доработанные наконечники на стрелы, различные другие игрушки взрывного типа, заливает баки до краев, зная, что вернется уже тогда, когда здесь некого будет спасать и некому будет сторожить башни. Наивняк вновь кружит рядом с открытым ангаром, надеясь и восхищенно обещая ждать и становится сильнее, извечно что-то на перебой, но благо шепотом, втирая друг другу, храбрясь и пытаясь выслужиться. Но как было, так и есть — ему поровну на их усилия, плевать и на разнузданный трёп. Однако: — …да… Но по квадратам пятых широт сейчас лучше не гонять, Пепельный захватил… А он тормозит, так и не выводя байк, прислушиваясь к неожиданному словосочетанию — «Пепельный» и «Пятая широта». Схуяли эти два наречия делают вместе в одном предложении, на целых две секунды становится для него неясным. — Что ты сказал? — Блэк оборачивается к замершему скелету, видя, как все остальные равно притихают, и он, так и оставляя байк незаведенным, резко ставя на подножку, в один момент оказываясь рядом с бледняком, которого прихватывает за глотку, приподнимая в воздух. — …Ш-широты… — дернувшись в стальном захвате, хрипит скелет, — С-с третьей по шестую сейчас под контроль фракция Пепельного взяла, у н-них воинов и пешеходов больше, с этими… Ракетами… воздушными, ручными, как их… — С РПГ? — в ответ судорожный кивок, на что Блэк поднимает бровь, но смертника отпускает, интересуясь дальше: — Откуда у Пепла свои установки и Базуки? Да и у него своя территория только по четвертой широте проходит. — Потому что вас не было… — откашливаясь, хватаясь за красное горло, шипит парень, — А д-дикари всем Могильникам растрепали, что Пепельный договорился с фракцией… с Фейра. Она им теперь поставляет за топливо и блестяшки, у нее завод свой в черном Могильнике ведь. Говорят, через нее Пепельные хотят все широты заполучить, подкопав под себя фракции Голд с Нортом. — И-и-и?.. — понимая, что это не всё, что знают от дикарей скелетики, тянет бессмертный, ощущая, как воздух накаляется возле него, и остальные пятятся назад, подметив, как разгорается его взгляд тем самым веселым безумием. — Белый Лик решил, что его Пепельные будут править на Пустошах в ваш обход, уже как четыре месяца не утихает его трёп об этом. А дней восемь назад он ещё проговорился, что у него есть что предъявить…уничтожить оружием само Бессмертие. Вой на это стоял даже у Отверженных за холмами… Во всем этом информативном веселом ахуе Блэка удивляет только одно: — Откуда тупые дикари столько знают? — Да дикари у них на подшибках!.. Бегают, тащат с мелких Могильников всякую дрянь, со старых заводов, мелкоштучку, железки, переговариваются трепом с местными, знают порядки фракций, а после и к нам, тоже сбывают на переплавку, особенно патронаж. Выгодно, а им весело в обмен на белое счастье* из загашников башен. Охуеть какой в этом месяце интригующий сценарий получается. Блэк улыбается теперь во всю, чем до усрачки пугает распадников, которые отскакивают от него, как гребаные кролики от удава. То есть по мнению старых ебанатов наверху этих башен — пережить бури здесь и после отправится искать иллюзорные Дюны важнее того, что Пепел решил на него пасть открыть? Больше ему вверится в то, что уродцы решили специально показаться ещё более тупыми, пытаясь на два фронта карту разыграть. А он в этой карте, получается, разменная монета или главный приз? Но надо им всем отдать должное — такого насыщенного на события дня не было уже почитай лет… пять? Шесть? Надо же! Кто-то всё же решил взбрыкнуть и позабавить его, объявить на него же охоту!.. А Лик и вовсе ёбу дал, ну или окончательно залил себе мозги лимфой запытанных, пытаясь сохранить подыхающее тело и разум. Всё то же коварное любопытство всегда было его гребаным минусом… Потому Блэк плюет на байк, приказывая увести вновь в ангар; у него появился новый повод заглянуть в башни, и безо всякого суда и следствия размозжить бошки усыхающих уродцев. Старые слухи, что пущенные дикарями, что местными могильников вот уже который раз бесят, но то что Лик решил сунуться на его территории и вдобавок попытаться предъявить оружие — новая глава. Действительно любопытно…. Что ебанутый на всю голову распадающийся бледняк, мнящий себя новым Мессией, решил создать, дабы его ебнуть? Новую боеголовку с урановым зарядом? Бессмертный ухмыляется этой мысли, мельком представлялся, а смог бы он пережить это, находясь в эпицентре радиуса поражения? А если и нет… Это стало бы столь забавно и символично? С другой… Это не то, по чему можно поностальгировать. А потому, вряд ли у Белого найдется что-то, что может действительно навредить ему. Он уже оказал Лику услугу двадцать лет назад — перепробовал всё что было можно и нельзя. А на смотровой всё те же крики и споры, когда он возвращается. Не теряя времени и передергивая затвор, Питч с первого выстрела лишает башен авторитетного механика; кровь и ошметки мозгов попадают на всех остальных, заставляя в момент заткнуться и скривиться, панически ища глазами пути отхода. И первый такой уникум находится: всё тот же, с обрюзгшими складками на лице и по телу, ковщик, низенький и коренастый, он, как гном, пытается дёрнуться левее, сбежав по дальнему спуску, чем провоцирует, моментально получая отстреленную правую руку, отдачей отскакивая к стене и взыв в голос на всю смотровую. Паника доводит их всех до тотального ужаса, и больше уродцы с места не двигаются, да и не с их реакцией и тупостью пытаться в удачу жизни. Блэк оскаливается азартной улыбкой, чуя очень интересный поворот событий от их дальнейших слов, и наставляя дробовик на следующего задохлика, шипит в своей довольной манере: — Разговор появился. Неожиданно, правда?