Если кто видит, то чего ему и надеяться?

«Скорби сердца моего умножились; выведи меня из бед моих,

призри на страдание мое и на изнеможение мое и прости все грехи мои»

Псалом Давида 24:17

      Спустя месяц пребывания в этом — Свисс выучил новое слово — дурдоме он сделал для себя несколько выводов.       Во-первых, Первородный мир ломал демонов. Ломал нещадно, превращал в умалишенных и, как бы выразился Мефисто, мягкотелых гаргулелюбов.       «Любить гаргулью словно питомца может позволить себе только совсем глупый демон, паршивец» — Мефисто повторял это Свиссу каждый раз, когда находил демоненка в каком-нибудь закутке замка, искусанного мерзкой тварью, к коим Свисс питал странную привязанность.       Во-вторых, это было не так плохо, как могло показаться на первый взгляд. Никто из стаи не следовал законам Инферно, но, как оказалось, соблюдение правил иногда только все усложняет. Намного проще жить, когда знаешь, что за любой подкол старших ты не получишь десять ударов кнутом. Главным плюсом было то, что ему не приходилось пресмыкаться. Даже воздушное трио не пользовалось своим явным преимуществом над ним. Никто из стаи ни разу не попытался вызвать Свисса на дуэль за странный взгляд, непочтительный комментарий или, не дай Владыка, за спор. Он не привык к тому, что все разногласия решались исключительно «словами через рот», хотя это было очень даже приемлемо.       В-третьих, все тут были слишком безалаберными. Никто не объяснил Свиссу в чем будет состоять работа, да и он не видел, чтобы стая хоть как-то занималась тем, для чего их сюда отправили. Как восемь часов игры в мортал комбат может помочь Владыке захватить Первородный мир? Каким образом просмотр всех сезонов «Игры престолов» — Маунтин сказал, что это лучший сериал века, и Свисс просто обязан его увидеть – поможет Владыке поработить неразумных? Ответа на эти вопросы Свисс так и не нашел, а члены стаи, когда он пытался узнать, в чем же гребанный смысл, только несли какой-то бессвязный бред. Свисс хотел посвятить себя Владыке, хотел доказать свою полезность и привязанность, но никак не мог понять, как провернуть это среди расслабленных и явно наслаждающихся жизнью — чем тут можно было наслаждаться? — демонов.       Свисс предавался тяжким раздумьям, лежа у себя в комнате и поедая уже третью пачку доритос, когда почувствовал его. Этот всплеск силы — Свисс мог поклясться – он узнал бы из тысячи других. Гасион. Гасион находился в Первородном мире.       Гасион.              Гасион.              Они виделись всего один раз, но его Свиссу хватило с лихвой.       

***

             Фидем накрыла снежная буря. Свисс уже представлял, как он ступит на Арену, как его босые ноги погрузятся в кашу из гальки, талой воды и крови. Каждый пируэт мог закончиться смертью. Каждый неверный выпад. Каждый шаг.              Кровавый пир был устроен в честь Владыки, снизошедшего до подданных, первый раз посетившего бои за последние четыреста лет. Шестихвостый, статный, облаченный в черный шелк, Люцифер лениво раскинулся в своей ложе. Мефистофель, грузный и несуразный рядом с ним, восседал рядом, нежно держа тонкую кисть Владыки в своих огромных лапах.              Свисс смотрел на Него и не мог насмотреться. Он первый раз видел Его. Первый раз дышал одним воздухом с Ним. И все это в тот день, когда он был обязан выйти на арену в первый раз. В этот день должно было произойти слишком много первых разов, которые должны были поменять жизнь демона.              С приходом Люцифера правила боев подверглись изменениям. Сегодня проигравших не выносили с Арены, потому что нечего было выносить. Абсолютно. Свисс смотрел на то, как огненный демон с сигилом на спине вспарывает брюхо своему оппоненту. Свисс думал, что кишки были должны вывалиться на гальку мешком, но, оказалось, что так не бывает. Они просто чуть-чуть вывалились из разорванного живота. Всего-то.              Тошнота подкатила к горлу. Свисс отвернулся, сделал вид, что затягивает кожаные наручи на предплечьях, а не трясется от страха и отвращения. Страх смерти, как оказалось, у него все же был.              «Паршивец, ты же знаешь, как работает душа, да? Ты — демон. Даже если твое тело разорвут на куски, а потом сбросят в лавовое озеро, ты не умрешь на самом деле. Твоя душа будет скитаться в Чистилище, но потом уйдет на круг перерождения, Свисс. Ты не умрешь в полном смысле этого слова» — тогда, в тусклом свечении ледяных кристаллов вблизи тюрьмы Иуды, Свисс подумал, что Мефисто прав. Переживать ведь не о чем, да? Смерть лишь концепт, новый этап. Смерть грозит всем. Всегда и всем.              Свисс пропустил начало следующего боя, застав только то, как демон, недавно убивший воздушного, начал раздирать грудную клетку следующему.              Он выломал четвертое ребро, швырнул его куда-то за ограждение. Жертва взвыла.              Демон довольно, сыто осклабился, остановился. Кость начала регенерировать. Жертва захлебывалась в крови.              Демон снова вырвал ребро. Жертва пронзительно завизжала.              Демон запустил когтистую лапу в грудину, покопошился там, словно в корзине с фруктами, выбирая самый сочный из всех. Голова жертвы повисла.              Демон медленно вытащил сердце и швырнул его в толпу.              Свисса скрутил спазм. Его рвало желчью. Мерзкая горечь обжигала горло. Его колотило, скручивало, казалось, что суставы начали выворачиваться. Хотелось бежать. Бежать так далеко, как позволят ему ослабшие ноги.              Громогласный крик судьи огласил следующий поединок и Свисс, лишенный выбора, перемахнул через ограждение, свалился в месиво из внутренностей, воды и гальки. Ступни увязли. Сердце замерло. Он шел к центру Арены медленно. Время превратилось в лаву, неспешную и тягучую, разъедающую плоть.              Красные глаза с вытянутыми, драконьими зрачками, казалось, насмехались над Свиссом. Этот черноволосый, бесхвостый и клыкастый отпрыск клана Гасиона пугал. Вселял не то что страх, а первозданный ужас, с которым Свисс справляться не умел. Он никогда и ничего не боялся: ни тогда, когда Мефисто тащил его за шкирку из родного гнезда, ни тогда, когда он первый раз вытащил свой кнут, ни тогда, когда он выламывал его кости на тренировках. Ни тогда, но теперь. Сейчас.              Вой литавр обозначил начало схватки, и Свисс пропал. Даже спустя года он не мог вспомнить, что происходило в тот день. В день, когда все произошло впервые.              Он не помнил, как метался по Арене под смех толпы. Он не помнил, как падал на гальку, разбивая ноги в кровь. Не помнил, как слезы боли душили его, когда ему в первый раз оторвали руку. Не помнил, как молил о пощаде, о быстрой смерти, когда его поджигали на потеху зрителям. Не помнил, как оказался на коленях, униженный и растоптанный, сломанный и покоренный. Свисс, который никогда не сдавался. Свисс, который славился в замке крутым нравом и горячностью, гордыней и веселостью. Именно этот Свисс не помнил ничего и не помнил себя в этой кровавой метели.              Но то, что случилось дальше, Свисс помнил. Помнил так четко и ярко, что иногда в ночи хотел вырвать себе глаза, хотел прыгнуть в ледяное озеро Фидема и сгинуть там, только бы никогда больше не вспоминать, не чувствовать, не думать.              Не существовать.              Когда когтистые пальцы уже залезли в рот Свисса, уже ухватили его язык, все резко прекратилось. — Бой окончен.              Мефистофель скалился. Он выламывал запястье огненного демона, заставляя того позорно скулить.              Свисс смотрел на Светоносного, возвышающегося в своей ложе. Смотрел, как Он пригубливает вино. Смотрел, как Он подзывает к себе раба с блюдом, наполненным какими-то фруктами. Смотрел, как из-под шелковой рубашки выползает змея и обвивает Его шею.              Толпа резко замолчала. Мертвую тишину разрезали хлопки крыльев.              Нагой, смуглый и статный Гасион спустился на Арену. Он парил над кровавым месивом.              Свисс смотрел, как змея трется головой о щеку Владыки. — Мефистофель, не сочти за грубость, но ты уверен в том, что делаешь? — Гасион презрительно сощурил свои алые глаза. — Это тебя не касается, — Мефисто предостерегающе рыкнул, заслонил своим хвостом Свисса, пытаясь скрыть его от мерзкого взгляда.              Свисс не смотрел. — Так дорожить этим посмешищем… Дело твое. Я требую выкуп!              Толпа взревела. Шквальный ветер почти повалил Свисса на землю, но хвост Мефисто обвил его, не давая расшибиться о гальку. — Я чувствую, — Гасион взмыл ввысь. — Я чувствую, что это ничтожество, недостойное называться бойцом, невинно!              Демоны повскакивали со своих мест. Литавры угрожающе завопили. — Владыка, позвольте мне! — Гасион заискивающе понизил тон до почти шепота. Его звучный, красивый голос заставил Свисса открыть глаза и невидяще уставиться в спину Мастера.              Люцифер зевнул и кивнул. Белоснежные пряди упали ему на лицо.              Ликующий вой прервался громогласным ревом Мефистофеля.              Люцифер улыбнулся. Змея зашипела. — Если тебе так дорог паршивец, то сделай это сам, — Владыка откинулся на спинку трона. — Сейчас.              Свисс не смотрел на ослепительного Владыку. Свисс не слышал победного смешка Гасиона и криков. Свисс не чувствовал холода метели. Свисс не думал о том, что произойдет.              Свисс смотрел в фиолетовые глаза Мастера, наполненные гневом, болью и всеобъемлющей жалостью. Он смотрел на его широкие, подрагивающие плечи. Смотрел на его загнанно бьющуюся вену на шее.              Свисс слышал хриплый шепот извинений. Он слышал просьбы потерпеть. Слышал мольбы о прощении.              Свисс чувствовал жгучую боль. Он чувствовал рваные, мощные толчки бедер. Чувствовал нежные поглаживания хвостов.              Свисс думал о том, что было бы милосерднее позволить ему умереть. Он думал о том, что больше всего ему жаль Мастера. Думал о том, что судьба впервые обошлась с ним так, как он этого заслуживает.              И это происходит от Господа Саваофа: дивны судьбы Его, велика премудрость Его!       

***

      Он хотел успеть, хотел посмотреть в эти краснющие, издевательские, мерзкие глаза того, кто показал ему правду Мироздания. Он хотел отомстить тому, кто сломал их. Кто сломал его, кто унизил единственного, кого Свисс мог назвать стаей, кому Свисс доверял, кого Свисс принимал. Он хотел вцепиться зубами в глотку Гасиону, хотел вырвать его серебряные, не изъеденные Падением крылья. Хотел уничтожить, растоптать, умереть от его рук, умереть и забыть все.              Свисс не успел. Сила испарилась так же внезапно, как появилась, оставив после себя только серный смрад, тянущийся в подвалы Министерства.              Демон выбежал из стайного крыла и, словно ищейка, понесся по следу. Его не заботило то, что неразумные в ужасе расступались и что-то орали ему вслед, его совершенно не волновало, что он снес дверь с петель, пытаясь поймать добычу. Но то, что он увидел за дверью, заставило его замереть на месте.              Огромную купель накрыл пар. Чаша, выложенная белым мрамором, была полна розовой воды.              Голая Кумулюс трепетно обнимала Дьюдропа, свернувшегося калачиком на ее руках. Казалось, что он стал еще меньше. Неприкрытая уязвимость — вот, что читалось в главе стаи. Он вжимался в Кумулюс, цеплялся за ее полные руки, прятал лицо в изгибе ее шеи и тихо, надсадно выл. Маунтин, всегда спокойный и надменный, нежно обтирал спину Дьюдропа, где алел воспаленный сигил Гасиона.              Нежность. Абсолютное доверие. Любовь. Вот что видел Свисс. Видел и не смел издать ни звука.              Он дрогнул, когда Маунтин посмотрел в его сторону. Его черные глаза, в которых никогда не читалось и толики чувств, были наполнены немой просьбой.              Мольбой.              Свисс, словно под гипнозом, стянул с себя черную толстовку. Снял джинсы с бельем. Стащил кроссовки с носками. Пошел.              Пол, выложенный камнем, был мокрым и теплым. Мрамор был горячим. Вода не обжигала.              Свисс подошел к Кумулюс, спокойной и собранной, попытался что-то сказать, но Дьюдроп, почувствовавший движение, вскинулся и грозно зашипел. — Прости, я не хотел, Дью, — Свисс отшатнулся. Ему было страшно.              В алых глазах не было и намека на сознание. Огненный демон отпрянул от Кумулюс, просяще протянул руки в сторону Свисса.              И Свисс принял его.              Взял на руки, прижал к себе, ощутил загнанное биение сердца. Почувствовал, как тонкий и нежный хвост оплел его бедро, как слабые пальцы вцепились в его плечи, как сухие, искусанные губы прижались к его шее.              Почувствовал, как Кумулюс обняла его со спины, как Маунтин сжал его руку.              Почувствовал, как его собственное сердце надсадно заныло, болезненно зашлось в бешеном ритме.              Почувствовал, как стих вой литавр.