Сказка под звёздным небом

      — Кто вообще додумался до такой идеи? Она же…       Мэй задумчиво наблюдала за молодым математиком, ворвавшимся в учительскую. Санеми Шиназугава решительно замер в центре помещения, взглядом цепляясь за каждое лицо. Всё в его облике выдавало бурлящую энергию и жгучее желание вступить в спор: в глазах пылала ярость, дыхание было сбивчивым, а плечи напряжены. Хмурые брови, сморщенный лоб и презрительно искривлённые губы дополняли картину кипящего негодования. В руках он держал листовки, размахивая ими в беспорядочном порыве.       «Не позавидуешь тому, кто попадётся под его горячую руку…» — подумала Мэй, вспомнив, как недавно математик обрушился на бедного коллегу за неосторожный взгляд.       Тем временем Санеми, охваченный яростью, громогласно выкрикивал, отчаянно ища новую жертву для своей неукротимой злобы. А Кавасаки мысленно вознесла молитву, надеясь, что их долгожданное спасение вскоре явится в учительскую.       — Ох, это я придумала! — раздался позади Шиназугавы нежный женский голос, и он замер, осознав, кто подошёл к нему.       «Вот и наше спасение!»       В одно мгновение весь гнев, бушевавший в Санеми, улетучился; его лицо сначала побледнело, а затем стремительно залилось румянцем — но вовсе не от злобы. Всё из-за смущения. Ведь рядом с ним стояла Канаэ Кочо — его главная слабость и спасение всех несчастных обитателей школы. Она кокетливо намотала на палец шелковистую прядь тёмных волос, и её взгляд, полный лукавых искорок, устремился на Шиназугаву. На лице математика отразился вихрь чувств — смущение, восхищение и сокровенная надежда. В одно мгновение природное изящество и притягательность Канаэ сделали Санеми совершенно беспомощным.       «Тайная» любовь Санеми к Канаэ была очевидна всем, кроме него самого. Он, быть может, и считал свои чувства надёжно скрытыми, но каждое неловкое движение, каждый случайный взгляд бессознательно выдавали его привязанность. Канаэ же, с изяществом игривой кошки, наслаждалась его растерянностью, иногда поддразнивая лукавой улыбкой, словно играясь с котёнком, которого легко поймать за пушистый хвост. И хотя вполне вероятно, что чувства были взаимны, Кочо избрала более тонкий путь: скрывая свои эмоции, она позволила Шиназугаве самому осознать свои истинные переживания, терпеливо ожидая подходящего момента.       — Идея великолепна! Я полностью её поддерживаю! — затараторил он, активно жестикулируя руками.       Мэй прикусила губу, стараясь сдержать улыбку.       «Неужели и мои чувства так же очевидны?» — размышляла Кавасаки, вспомнив, как неуклюже проявляла свою любовь, искренне надеясь, что окружающие видели в ней скорее скромную девушку, нежели безответно влюблённую обожательницу Ренгоку.       Её мысли прервал знакомый смех — низкий и чуть хрипловатый, тот самый, который Мэй узнала бы из тысячи. Сердце Кавасаки пустилось в пляс, забившись так стремительно, что зазвенело в висках. Вздрогнув, она осторожно обернулась через плечо, и её взгляд остановился на Кёджуро, который, скрестив руки на груди, смотрел на неё с лёгкой улыбкой. Как только он появился в её поле зрения, всё вокруг утратило значение — исчезли шум учительской, разговоры коллег, и даже её собственные мысли приглушились, оставив лишь неистовое биение сердца. Воздух едва ощутимо трепетал от нарастающего волнения, а в груди у Мэй разлилось щекочущее тепло.       Воспоминания о вчерашнем дне стремительно нахлынули на учительницу ИЗО, и её щёки залились нежным румянцем. В душе переплелись смущение и радость, образуя неописуемый вихрь эмоций. Ей едва верилось в то, что произошло недавно. Теперь новое волнение охватило её, сбивая с толку и заставляя сердце замирать. Удивительно, но Мэй была настолько поглощена происходящим, что не нашла в себе сил рассказать об этом даже своей самой близкой подруге, Мицури. Обычно она делилась с ней всем — от пустяковых мелочей до сокровенных переживаний. Но теперь… Мэй не хотелось делиться этими драгоценными воспоминаниями ни с кем. Ведь они принадлежали только ей и Ренгоку. Однако это было не так важно. В этот момент существовало нечто более значимое — точнее, кое-кто — Кёджуро, который полностью завладел её сердцем.       В мыслях тотчас ожили образы его нежных объятий, согревших её накануне, и это видение окутало Мэй волной сладостных переживаний, заставив сердце трепетать от нежности и томной тоски. Кавасаки тяжело сглотнула, осознав, что не прочь испытать это вновь — почувствовать нежное прикосновение его рук на своей талии. Горячее чувство наполнило её грудь, словно нежная волна, разливаясь по всему телу. Эмоции переплетались в единый поток, сбивая дыхание и затуманивая взор. Одно лишь присутствие Кёджуро заставляло Мэй тихо сходить с ума.       Он посмотрел на неё с невозмутимым спокойствием, словно события вчерашнего дня не оставили в его душе ни малейшего следа и были в порядке вещей. И, возможно, лишь учительница ИЗО придавала им чрезмерное значение.       Кавасаки на мгновение опустила взгляд, и этого короткого мига хватило, чтобы взор Ренгоку скользнул по её аккуратному облику, задержавшись на блестящих заколках в каштановых волосах. В его взгляде не было ни тени пошлости — только искренний интерес и что-то ещё, едва уловимое, понятное лишь самому Кёджуро.       На губах Ренгоку заиграла светлая улыбка, и он осторожно склонился к Кавасаки, привлекая её внимание.       — Добавишь меня в контакты через «Варенье»? — прошептал он едва слышно, и Мэй вздрогнула, когда его горячий шёпот коснулся её уха.       На секунду сердце её замерло, и в этом кратком мгновении Кавасаки ощутила нечто глубоко интимное и откровенное, едва уловимое, словно искры, танцующие на кончиках пальцев, — нечто, что выходило за рамки делового или дружеского общения. Лёгкая дрожь пробежала по её спине, оставив за собой приятное покалывание. Мэй невольно повела плечами, стараясь скрыть своё волнение, и тихо ответила:       — Ренгоку-сан…       — Кёджуро, — мягко, но настойчиво поправил он, неизменно улыбаясь.       В глазах Кавасаки застыл немой вопрос: разве они не условились общаться неформально за пределами школьных стен? Однако Кёджуро, казалось, это нисколько не волновало. Мэй не произнесла ни слова, но её лицо красноречиво отразило весь спектр эмоций. Это вызвало у Ренгоку новую волну смеха — он не собирался отступать, и Мэй поняла, что ей не оставалось ничего иного, как быстро сдаться под напором его обаяния.       — Кёджуро…       Кавасаки бросила осторожный взгляд на своих коллег. К счастью, их внимание было полностью поглощено бурной сценой между Санеми и Канаэ. Мир вокруг, казалось, сузился, оставив в центре лишь их двоих, связанных особенным секретом — той самой прогулкой, что, как надеялась Мэй, осталась только между ними.       Расслабившись на мгновение, Мэй утратила бдительность, что стало её роковой ошибкой. Кёджуро, не упустив шанса, мгновенно воспользовался ситуацией, вызвав у неё новую бурю чувств. Оперевшись рукой о край стола, он слегка наклонился, скрывая её пылающее лицо от посторонних глаз. Со стороны это выглядело как дружеский разговор — ведь Кёджуро славился своей открытостью и доброжелательностью, и его поведение не вызывало подозрений. Но для Мэй всё происходящее обретало особый смысл — он словно загнал её в ловушку, как самый хитрый и коварный лис. Отступать было некуда. Ренгоку нависал над ней, и скрыть свои чувства не представлялось возможным.       Кёджуро неотрывно всматривался в неё своим загадочным взглядом, в глубине которого мелькали странные, едва уловимые искры.       — Ну что же… — произнёс он бархатным голосом, заглядывая ей в глаза. — Добавишь?       Кавасаки молчала, не зная, куда деть взгляд: он то устремлялся к глазам, то к губам историка. Казалось, это лишь подогревало его интерес — он как будто наслаждался её волнением, искусно скрывая истинные намерения за невинной улыбкой. Или это лишь её воображение рисовало такую картину? Как бы то ни было, насытившись мгновением, Ренгоку слегка отстранился, продолжая внимательно изучать её, словно стремясь уловить каждую мысль, мелькавшую в голове Кавасаки.       «Почему он говорит со мной об этом? Почему вообще заговорил?»       На мгновение между ними возникло напряжение — едва уловимое, но слишком сладостное, чтобы его можно было игнорировать. Оно словно застыло в воздухе, дрожа, как тонкий лёд, готовый треснуть под тяжестью накопившихся эмоций. Собравшись с мыслями, Мэй глубоко вдохнула и, ощутив горечь поражения, осторожно произнесла:       — Да, разумеется.       И, словно подтверждая свои слова, она разблокировала телефон, чтобы обменяться контактами. Удовлетворённый её ответом, Кёджуро кивнул.       «Что это только что было?» — пронеслось у неё в голове.

⋇⋆✦⋆⋇

      — Ренгоку-сан ведёт себя странно…       Измученная долгим днём, Мэй лениво растянулась на мягких простынях своей постели, погружаясь в долгожданный покой. Её взгляд вновь задержался на новом имени в списке контактов — «Кёджуро». Она уже не раз проверяла его наличие, и каждый раз, убеждаясь в этом, чувствовала, как в сердце вспыхивала странная, волнующая искра надежды: сегодня между ними возникла невидимая, но ценная связь.       Это было поистине удивительно — Кёджуро не только заговорил с ней, но и добавил её в контакты, словно стремясь сохранить хрупкую нить общения между ними. Это никак не вязалось с прежней реальностью. Ранее Кёджуро держался на расстоянии, но теперь начал активно проявлять внимание. Было ли это лишь следствием его увольнения? Мэй не была уверена, но интуиция подсказывала ей, что всё гораздо сложнее, чем кажется. Однако Кавасаки не могла найти ответы на свои вопросы — всё оставалось неизменным, словно волна перемен затронула лишь самого Ренгоку. Но что же с ним произошло?       Неужели он решил наверстать упущенное перед отъездом, сблизившись с коллегами? Но почему только с ней? Мэй заметила, что он не стремился установить более тесные отношения ни с кем другим. Кёджуро продолжал держать остальных на расстоянии вытянутой руки, и лишь к Кавасаки его отношение изменилось после объявления о своём уходе.       Однако все эти вопросы постепенно растворялись в океане её счастья; главное — связь между ними была установлена, и это заставляло сердце Кавасаки петь от нежности, наполняя жизнь новым смыслом.       «Интересно, чем он сейчас занимается?» — подумала Мэй, весело перекатываясь на бок, и её лицо озарила широкая, искренняя улыбка.       В этот момент рядом с иконкой профиля Кёджуро загорелся зелёный огонёк, будто маленький маячок, означающий, что он в сети.       «Зашёл в сеть… — мысленно прошептала она, и её глаза заблестели от волнения. — С кем-то общается…»       Мэй очаровательно фыркнула, окинув взглядом свою комнату, напоминающую сказочный домик из сладкой ваты. Мягкие игрушки, милые безделушки, розовые подушки — всё это наполняло её пространство. Ей было любопытно, какой же мир окружал Кёджуро. Наверняка, в его доме царила совершенно иная атмосфера — строгая, лаконичная, минималистичная, в отличие от её сказочного гнёздышка.       Эта мысль вызвала у Кавасаки ещё более широкую улыбку, когда она представила контраст между их мирами. Однако, несмотря на свою любовь ко всему пушистому и уютному, она не была бы против окунуться в нечто совершенно новое, если бы там был Ренгоку. Ибо важнее всего было ощущать присутствие Кёджуро рядом; одно лишь его нахождение согревало всё вокруг, наполняя атмосферу теплом.       «Звонок от друга!» — неожиданно всплыло уведомление, сопровождаемое анимацией баночек с клубничным вареньем на экране.       После чего телефон вспыхнул ярким светом и завибрировал от входящего вызова через приложение «Варенье». Мэй, держа его в руках, чуть не выронила, сердце её затрепетало, забившись в бешеном ритме. На экране крупными буквами светилось имя: «Кёджуро».       На мгновение она забыла, как дышать и говорить, полностью поглощённая этим волнующим моментом. Воздух вокруг словно сгустился, а щёки Кавасаки запылали румянцем, выдавая бурю чувств, кипевших внутри. Руки её едва заметно задрожали, а перед глазами всё помутнело.       «Соберись, не волнуйся, всё будет хорошо. Это всего лишь звонок!»       Наконец, сделав судорожный вдох, учительница ИЗО нажала на кнопку приёма звонка и, прижав телефон к уху, приготовилась услышать Ренгоку.       — Рен… Кёджуро… Добрый вечер, — произнесла она, и голос её, едва слышно дрожа, выдал волнение.       Мэй невольно прикусила язык, надеясь, что её слова прозвучали достойно. Но, судя по ответу, коллега либо не заметил её тревоги, либо предпочёл её игнорировать.       — Здравствуй! — с весёлым настроением отозвался он. — Ты не занята в эту субботу утром?       — Нет… — выдохнула она, ощутив, как мысли хаотично переплетались в голове.       Он забавно фыркнул в трубку, совсем как маленький лисёнок.       — Отлично! Потому что я хотел пригласить тебя прогуляться! Как насчёт нового кошачьего кафе, что открылось недалеко от твоего дома?       — Я там ещё не была, но с удовольствием бы сходила, — пробормотала она, крепче сжав телефон.       Кавасаки едва не заурчала от удовольствия. Разговаривать с Ренгоку, слышать его голос было для неё настоящим чудом. Голос Кёджуро был невероятно приятным, как ласковый июльский вечер, проникая в глубины её сердца и согревая изнутри. Волна нежности разлилась по телу, и Мэй осознала, что погружалась в сладкую эйфорию. Внутри зародилась тонкая ниточка надежды: возможно, не всё потеряно, и у них будет шанс продолжить общение даже после его ухода…       На мгновение Кавасаки закрыла глаза, и мир вокруг исчез, уступив место сладким грёзам. Перед ней возник образ Кёджуро — его нежный взгляд и приятная улыбка окутывали её, словно уютное одеяло в зимний холод. Она почти ощущала его тепло, как жаркое летнее солнце, и лёгкое прикосновение рук. Её дыхание замерло, застыв в груди от чарующего видения. Как же сильно ей хотелось, чтобы это стало реальностью. Как бы хотелось, чтобы Кёджуро был сейчас рядом… Мысли закружились вихрем, когда в сознании всплыл утренний инцидент — неожиданная близость, пытливый взгляд Ренгоку, устремлённый лишь на неё, полный непонятного, волнующего смысла.       «Как бы он повёл себя, если бы мы остались наедине в учительской?» — задумалась она, и перед её внутренним взором возникли его пухлые, чуть приоткрытые губы.       Сердце наполнилось сладкой, запретной печалью, и Мэй внезапно смутилась, возвращаясь к реальности. О чём она только могла думать? Кавасаки глубоко вздохнула, стараясь скрыть свою застенчивость, но беспокойство продолжало бурлить в груди, словно неугомонное пламя.       — Прекрасно, я рад! — с воодушевлением воскликнул Кёджуро.       Кавасаки, поражённая столь стремительным развитием событий, окончательно потеряла самообладание.       — Может, стоит пригласить ещё кого-нибудь? — выпалила она, не понимая, зачем это сказала. — Наших коллег…       «Боже, я сойду с ума, оставшись с ним наедине!»       В трудные минуты Мэй сдавливала тревога, и она терялась, лепеча всякую чепуху, бессознательно стремясь избежать близости. Парадокс заключался в том, что она сама жаждала этого уединения, но неловкость разрушала все её попытки. В этом смятении Кавасаки теряла себя, губя зарождающуюся романтику. К счастью, Кёджуро Ренгоку оказался человеком, не поддающимся на такие манипуляции.       — Нет! — нежно, но настойчиво отрезал Ренгоку, разрушив её хрупкие попытки к отступлению. — Я хочу, чтобы мы пошли вдвоём. Ты не против?       Мэй некоторое время молчала, борясь с собственной застенчивостью и порывом скрыться от своих чувств, но ласка в его голосе сломила её сопротивление.       — Не против, — прошептала она.       — Тогда я зайду за тобой в десять утра!       После короткого, но уютного разговора они попрощались, договорившись непременно встретиться в школе. Не веря в происходящее, Мэй откинулась на подушку, чувствуя, как внутри расцветали яркие, трепетные чувства. Хотелось петь, танцевать, кричать от счастья! Губы сами собой вновь растянулись в счастливой улыбке, а глаза заблестели, словно звёзды на ночном небе, отражая предвкушение предстоящей встречи.       «Если Мицури узнает, она ни за что мне не поверит…» — со смешком подумала Кавасаки, прижав телефон к груди. Улыбка становилась всё шире, всё нежнее, всё радостнее. Это было похоже на волшебный сон, из которого совсем не хотелось просыпаться.       — И всё же… — прошептала она в пустоту, поджав под себя ноги, и улыбка чуть померкла, сменившись задумчивостью. — Ренгоку-сан… странный…