Прекрасное их погубило

— Я пойду мама, — сказала Изуми, поцеловав в лоб и укрыв покрывалом. Её голос звучал надломлено, как бы она не старалась держать себя в руках. Все мысли сейчас были о Шисуи, о их с Рикой общем ребёнке. Неужели он её обманул. Зачем? Почему он так с ней поступил? — Что-то случилось, Изуми? — спросила Хазуки, взяв её за руку и поднесла к своим губам. — Всё в порядке, мам, — мягко улыбнулась она, — ты же знаешь, мне всегда не по себе после твоих процедур. — Ты не рада, что он приехал. Я права? — Мне всё равно. — Извини за утро, я не подумала, что тебе может быть неприятно говорить о нём. И за то, что настояла впустить к себе в дом. Ты можешь попросить его съехать, думаю он поймёт. Ты не обязана… — Всё нормально. Я же сказала, мне безразницы. — Когда он появился на пороге нашего дома, я подумала, что Бог услышал меня…когда меня не станет, кто о тебе позаботиться? — Мам. — Нет, послушай. Меня беспокоит, что ты останешься одна. Я знаю, что ты сильная…сильнее меня, но сильные тоже ломаются. Может я ошиблась по поводу Итачи, ты прости меня, я…просто хочу, чтобы кто-то подставил тебе плечо. Я рада, что он вернулся…с его приездом мне стало немного легче, — на её глазах навернулись слёзы, Изуми стёрла их своей рукой. — Я справлюсь, мама, — уверила она её. Изуми шла по улочке, глотая слёзы. За последние несколько месяцев они стали ближе, чем за несколько лет. Мать открылась перед ней совсем с другой стороны: ранимой, несчастной, одинокой женщиной, неспособной пережить предательство мужа. Вся та любовь, не израсходованная ранее, запертая в сердце, теперь хлынула на неё разом — потоком, через открытые шлюзы. Сколько же любви у неё было и как мало она отдавала ей, когда дочь действительно нуждалась. Мать никогда не спрашивала, каково ей? Словно боялась услышать ответ и не найти слова утешения. Сейчас из-за страха потерять ту теплоту, которой одаривала мама, она не могла быть с ней честна, хотя безумно хотелось, чтобы родной человек был на её стороне и понял все её метания. Телефон Шисуи был отключён, размазав ладонью слёзы по лицу, Изуми присела на скамью с облупившейся краской. Когда-то эта детская площадка была их с Итачи тихим местом. Она приходила сюда вечером побыть в тишине, а он подтянуться на турнике. Качаясь на качелях, наблюдала, как друг ловко подпрыгивает, хватается за перекладину, как его руки напрягаются, и на белой коже вздуваются вены, как тёмная футболка слегка приподнимается, оголяя бледную полоску. Она стыдливо прятала глаза, пытаясь не смотреть и не думать о нём, но всё равно невзначай взгляд её блуждал по волосам, проступившей жилке на шее, по покрасневшему лицу. Порой Итачи приводил братишку, и тогда они по очереди катали его на горизонтальных качелях. Саске был лёгким, поэтому она подсаживалась позади, обхватывала его худенькое тело рукой, а Итачи на противоположную сторону. Они менялись местами по настоянию братишки, который хотел узнать, кто из них тяжелее. Как-то решив подшутить над ней, Итачи долго удерживал её на весу, Саске заливался смехом и говорил, что она может дотянуться до звёзд, тогда Изуми протянула руку к небу и словно поймав нечто в воздухе, поднесла ко рту и проглатывала слюну. Саске пытался повторить, наивно полагая, что она съела звезду и расстраивался, болтая ногами, когда зачерпывал ладонью воздух. — Обжорка Изуми съела все звёзды, — говорил Итачи, подмигивая ей. — А какие они на вкус? — спрашивал мальчишка, недовольно нахмурив брови. — Как попкорн, — отвечала она, кротко улыбаясь. А потом все вместе они шли домой, Итачи усаживал братишку на плечи, осторожно придерживая за ноги. Доходя до перекрёстка, Саске махал ей рукой и кричал вслед: — Пока, обжорка Изуми. Её душа наполнялась теплотой, и по лицу расплывалась счастливая улыбка. В такие моменты она искренне завидовала белой завистью: у Итачи рядом родной человек, а у неё никого. Ей бы хотелось иметь сестрёнку, заплетать косички, водить в детский сад и по пути домой баловать, покупая в магазине конфеты. Они бы стали друг для друга лучшими подружками: делились секретами и прикрывали друг друга перед мамой. В тот переломный момент её жизни именно Итачи подставил ей плечо, может, она и влюбилась в него, потому что рядом с ним чувствовала себя нужной, а потом он уехал, бросив как отец и закрылся как мать. После Шисуи научил ходить на костылях. Она часто приходила на площадку, и раскачиваясь на качелях, вспоминала минувшие дни. Это место теперь не приносило умиротворение, лишь навевало тоску и грусть. — Вот ты где? — всегда начинал появившийся Шисуи, словно не знал, что она часто бывает здесь, — а я тебя ищу? — Зачем? — блёкло ответила она, даже не взглянув на него, прислонившись головой к штанге, продолжила отталкиваться от земли ногой. — Не хочешь прогуляться? — спросил, смахнув пыль со скамьи. — Нет. — Ух, как грубо, — откидывая назад волнистую прядь, криво улыбнулся, — обычно никто не отказывается от моих предложений. Я тут подумал, а почему бы тебе не отправить сообщение с моей почты. — В каком смысле? — В прямом, ты напишешь с моей почты, а он подумает, что от меня, и прочтёт его. Тут-то он не отвертится. Итачи продолжал игнорировать её письма, а она то ли из упрямства, то ли обиды продолжала писать несмотря на то, что ей давно стало ясно — она в его жизни ничего не значила. Может быть ей хотелось подтверждения своих домыслов, чтобы написал: «отстань, надоела», «терпеть тебя не могу», тогда бы она его с лёгкостью отпустила. Но его молчание порождало сомнения и дарило надежду. «Он понял, что неправильно с ней поступил; ему стыдно и теперь не знает, как быть; письма, возможно, до него не доходят, — оправдывала она его каждый раз и тут же злилась, — мог бы пару строчек черкнуть Шисуи (он хоть и редко, но с ним переписывался)». Ухватившись за подаренную возможность, Изуми прекратила раскачиваться и её сердце забилось сильнее. Чтобы двигаться дальше, ей хотелось получить ответ — неважно какой. — Ты не будешь читать? — Делать мне нечего, читать ваши письма. — Ты думаешь, это хорошая идея? — Всяко лучше, чем ничего не делать. Идём со мной, — протянул он руку, — я кое-что тебе покажу. Тебе точно понравится, а то сольёшься скоро с этой площадкой. — Мы идём к озеру? — спросила она, недоверчиво на него посмотрев, узнавая старую дорогу. — Не совсем, — цокнул он, шагая впереди. Они остановились посреди чащи, Шисуи шепнул ей на ухо, чтобы осторожно ступала, избегая сухих веток. Подойдя к дереву с небольшим дуплом посередине, он достал из кармана сухофрукты и раскрыл ладонь, через некоторое время показалась крошечная головка, которая осторожно выискивала носиком сладковатый запах. Запрыгнув на ладонь, существо, похожее на мышь и белку, взяло махонькими лапками сушёное яблоко и начало грызть. Её крошечные глазки блестели, носик с длинными усиками подрагивал, и от милоты Изуми расплылась в улыбке. Так хотелось погладить это прелестное создание, но Шисуи предостерегающе покачал головой. Доев, животинка нырнула в дупло, а он взяв её руку, высыпал горсть сухофруктов. — Видимо, наелась, — шёпотом сказал он, когда «нечто» так и не появилось. — Кто это? И как ты его нашёл? — Это Соня. На днях устроил с девчонкой пикник, а эта, перетянула всё внимание на себя, бегая по покрывалу. Ты только отцу не говори, что я встречался с девушкой. Если узнает — прибьёт. — Зачем мне? — недоумевающе спросила Изуми, разведя руками. — Не знаю. Может, случайно проболтаешься. Не то чтобы мы чем-то там занимались…ничего не было, ты не подумай только, что мы с ней…ну, это, — замялся он, слегка краснея, — она старая знакомая, и старше меня на три года… Мы просто болтали, — почесал он затылок. — Я не скажу, не переживай, — прервала она его мучения. О том, что он встречался с девушками, не было никогда для неё секретом, а уж как он проводил с ними время — её не касалось. По правде говоря, она не понимала, почему он уже второй раз оправдывался перед ней по этому поводу, — я с твоим отцом только здороваюсь, когда вижу. — Как школа? — Учителя теперь относятся ко мне с особым вниманием… после обморока… Ты, наверное, слышал… Меня начинает раздражать всё это. Мама заходит каждый раз в комнату, отбирает книги и насильно заставляет лечь спать. — Мне бы так, — засмеялся он, — мой отец будит меня в самую рань и заставляет корпеть над книгами. Я устал доказывать, что всё знаю, но он говорит, что я всё забуду к вступительным. После работы приходит и проверят. Я бы с радостью с тобой махнулся. — Но мне нужно учиться, — серьёзно сказала она, потирая лоб. — Я не такая умная, как Итачи. Мама не потянет моё обучение, а от папы не примет помощи. Мне нужна стипендия. — Ты можешь выбрать вуз попроще, где меньше конкуренции. А ты действительно хочешь стать врачом? — осторожно спросил, подняв с земли шишку и расщепив её, бросил подальше. — Может, лучше подумать и решить, куда лежит душа. Папа хотел, чтобы я стал архитектором, но всё это не моё. — Ты не понимаешь, — возразила Изуми отвернувшись. — Всё я понимаю, ты идёшь туда ради Итачи, в надежде однажды с ним пересечься. Но любовь проходит, а встречи может и не быть…и… — И что?! — разозлилась она, — мне нельзя идти тем же путём. — Можно, — спокойно выдохнул он, — но однажды ты обернёшься и поймёшь, что прожила не свою жизнь. — Ты говоришь как моя мама. Она тебе сказала поговорить со мной? — разозлилась она, вспоминая недавний разговор. — Делать мне нечего. — Я хочу в медицинский не только ради Итачи, мне хочется помогать людям…хочется быть нужной… — Но всё же быть нужной можно в любой сфере. Не обязательно для этого гробить полжизни на учёбу. — Я хочу стать врачом, это моё желание, и сожаление тоже будет моим! — Хорошо, ты только не кипятись, а то сейчас пар из ушей уже идёт. Я не со зла, раз понимаешь, препятствовать не стану и даже помогу с родным языком и с химией, я, между прочим, в ней хорош. Выиграл три олимпиады. Изуми знала, в родном языке и литературе он был чертовски хорош. И она признавала, что, несмотря на беззаботность, к учёбе относился серьёзно, и частенько его поздравляли с призовыми местами в олимпиадах, он как-то им с Итачи объяснял историю, которую они сдали потом на отлично, запомнив его смешной рассказ про набеги кочевников и убийства императоров. К тому же, он сдал выпускные и знает, как готовиться. Возможно у него остались конспекты. — Ты правда мне поможешь? — Да, только не бесплатно. Изуми тут же захлопнула рот. Карманных денег у неё было немного, а то, что давала мама, хватало только на сладкую булочку в буфете. — Слышал, что если оказывать услугу бесплатно, то человек недостаточно серьёзно относится. — Но…у меня нет денег. — Плохо, — нахмурился он и прищурившись, положил руку на её плечо, — тогда ты должна будешь мне часовые прогулки в любую погоду. Мои друзья разъехались, а ходить одному скучно. Также будешь приглашать меня на ужин, после каждого нашего занятия. Если ты согласна, то начнём завтра. Плата была пустяковой, ей казалось странной просьба с ужином, но если так подумать, то он жил с отцом, а тот частенько задерживался на работе. Возможно, ему не хотелось ужинать в одиночестве. Недолго думая, Изуми согласилась, и с того момента началась новая дружба, построенная на развалинах старой.

«Ты спал с Рикой три месяца назад?»

Отправила она сообщение и тут же закрыла глаза, ответ на этот вопрос, ей совсем не хотелось знать. В его словах не было фальши, когда он говорил об их будущем, но три месяца назад умер его отец. Она не могла его утешить в окружении родственников жены, лишь выразить соболезнование и уйти с поникшей головой. Он был подавлен, потерян, одинок. И хоть уверял её, что не спит с Рикой, в тот день, вполне возможно, нашёл утешение в объятьях нелюбимой жены. Сроки сходились, закрыв рот руками, Изуми попыталась заглушить плач. Сможет ли она пасть ещё ниже и разрушить уже полноценную семью? Сможет ли она отнять у ребёнка отца? Почему чувство, столь прекрасное как любовь, губило в ней всё человеческое, превращало в монстра и эгоиста и приносило лишь боль. Когда она дошла до дома, слёзы высохли. Итачи лежал, поджав длинные ноги. Было странно видеть его спящим в своём доме на кровати, когда-то она об этом мечтала, но сейчас посмеялась над детскими фантазиями, не ощущая больше к нему тех трепетных чувств. Его лицо сейчас было безмятежным, но, выслушав его вчера, она поняла, что внутри он поедал себя, виня в своих ошибках. Это чувство было знакомо, и ей хотелось поддержать его немного. Она не подпустит больше его близко из-за обиды, которая всё ещё жила в сердце, но и специально отталкивать и ограждаться не будет. Может быть, уже не друзьями, но хорошими знакомыми они смогут стать друг для друга.