Осенний день душной летней ночью

      С тех пор, как Чан объявил о походе на восток, жизнь в лагере закипела. Все, кто имел силы и ресурсы, участвовали в подготовке, проверяли провизию и готовили оружие. А кто не мог отдаваться делу физически, — в основном пожилые омеги и беременные, просто находились рядом, создавая уют и напоминая своим воинам о доме, в котором их всегда ждут. Даже волчата, едва ли понимая всю серьезность ситуации, суетились вокруг, словно чувствовали напряжение взрослых.       Во время обсуждения стратегии и нюансов кампании, Минхо всегда находился в шатре вожака, теперь сидя по его правую руку. Он знал, что в походе участвовать не будет — Чан очень жестко запретил ему даже думать о такой возможности.       — Я нужен тебе, — говорил он, упрямо глядя альфе в глаза.       Ответ был неизменно твердым:       — Ты нужен стае.       Когда доводы не помогали, Чан прибегал к другим методам. Он прижимал строптивого омегу к ложу, грубо, но бережно, подавляя все попытки сопротивления, и низким голосом повторял:       — Ты останешься. Не потому, что я так хочу, а потому что так правильно. Твое место — здесь, среди тех, кто зависит от тебя.       А потом буквально вбивал в омегу осознание того, почему ему нечего делать в восточных лесах. Минхо скрипел зубами, но вынужден был соглашаться. Внешне. Но внутри него росло упрямое решение — он все равно найдет способ доказать, что может быть больше, чем просто омегой вожака стаи.       Минхо сначала злился и капризничал, доказывая, что как никто другой достоин стоять рядом с Сынмином и держать лук, защищая свою стаю. Ему казалось, что его место там, на передовой, а не в безопасности лагеря. Но он не учел одного — Чан был упрямее любого волка, и спорить с ним было, как сражаться с бурей. Альфа неизменно пресекал все попытки Минхо поднять этот вопрос, сводя разговоры к короткому и твердому:       — Это не обсуждается.       Минхо хотел протестовать, но встречая взгляд Чана, полный неумолимой решимости, замолкал. В глубине души он понимал — вожак лишь хочет защитить его, но смириться с ролью наблюдателя было выше его сил. Поэтому он просто молчал, стиснув зубы, думая о том, что найдет другой способ. Пусть даже скрытно, но он окажется там, на вражеской территории, сражаясь плечом к плечу со своими волками. Нужно лишь немного времени.       Дни текли, наполненные тревожным ожиданием похода. Минхо вместе с альфами стаи занимался проверкой оружия и подготовкой обмундирования. Он следил за тем, чтобы каждый клинок был безукоризненно заточен, а стрела имела новый острый наконечник, способный пробить даже самую толстую броню.       Особенно тщательно омега занимался стрелами Сынмина. Минхо лично подобрал и пришил перья с таким усердием, будто это он сам готовился стрелять руками лучшего лучника стаи.       — Ты так стараешься, словно это тебе предстоит держать этот лук, — с усмешкой заметил Сынмин, наблюдая за скрупулезной работой Минхо.       — Возможно, так и будет, — уклончиво ответил тот, не поднимая глаз.       Сынмин хотел было продолжить разговор, но замолчал, почувствовав решительность в голосе омеги. Минхо не сомневался в своем решении. Когда настанет момент, он покажет Чану, что достоин быть не только Луной стаи, но и ее защитником.       А ночами… Ночами Минхо прижимал Чана к ложу или послушно падал на спину, приглашающе раздвигая ноги. Глотая страстные стоны друг друга, альфа и омега не озвучивали, но понимали, что от этого похода будет зависеть очень многое. Чан может оказаться смертельно ранен и не вернуться в лагерь, тогда, по их договоренности, Минхо должен был взять власть в свои руки и продолжать вести за собой оставшихся волков.       Омега чувствовал и ненавидел то, с какой отчаянной страстью альфа брал его, присваивая себе, кусал и лизал вспотевшую шею своей пары, будто прощался. Минхо прекрасно читал решимость Чана в его взгляде и царапал его спину до кровавых полос, вынуждая глубже вбиваться в себя и заполнить эту пустоту в душе, которая неминуемо настигнет его, стоит вожаку покинуть лагерь. Метка на шее пульсировала и ныла, транслируя состояние его альфы лучше любых слов, и это сводило Минхо с ума.       Каждое мгновение, что Чан не проводил с Минхо на ложе, он полностью отдавался подготовке к походу. Его дни были заполнены до предела: часами он обсуждал с Чанбином и Хенджином стратегию нападения, внимательно продумывая не только атаку, но и возможные пути отступления на случай неудачи. Вместе с Ханом участвовал в разведывательных коротких вылазках. Помогал Феликсу запастись достаточным количеством медикаментов. И тренировал волков, не уходя с тренировочной площадки, пока там были Сынмин и Чонин.       Минхо все время был рядом с ним. Помогал и поддерживал, давал советы или просто развлекал короткой беседой, пока они двигались с одного конца лагеря на другой. Иногда он приносил Чану кружку воды, которую тот жадно выпивал, не останавливаясь ни на секунду, или бросал через плечо едкий комментарий, если видел, что тот слишком увлекся и забывает об отдыхе.       — Ты пытаешься убить себя до того, как начнется настоящий бой? — однажды спросил Минхо, с силой ставя кувшин на стол в шатре.       Чан лишь усмехнулся, бросив короткий взгляд на свою пару.       — Если не сейчас, то потом может и не понадобиться.       Альфа нарадоваться не мог, что его омега стал таким послушным, не затевая ненужных споров. Он видел, что в глазах Минхо еще тлел огонь обиды, но с каждым днем омега все меньше демонстрировал свое несогласие. Чан заметил, что тот полностью взял на себя заботу о лагере: помогал готовить провизию, проверял оружие, возился с волчатами. Все это казалось искренним, а честные круглые глаза и мягкие заверения о том, что приказ вожака для него превыше всего, звучали убедительно.       Альфа почувствовал себя уверенно, даже позволил себе расслабиться. Он начал думать, что наконец-то его омега смирился с решением остаться в лагере. Теперь вожак мог сосредоточиться на подготовке к походу, не переживая, что за его спиной омега мог плести тонкую сеть обмана.       Но иногда, когда взгляд Минхо задерживался на восточной стороне горизонта, Чан замечал странное выражение. Что-то тихое, упрямое, будто этот омега все еще что-то замышлял. Но сомнения быстро растворялись в его теплых улыбках и искреннем, почти нежном голосе, когда он заверял, что никогда бы не посмел ослушаться своего альфу.       Чан позволил себе поверить, забыв, каков Минхо на самом деле: хитрый, дерзкий, готовый идти до конца ради своей цели. И то, как он ошибся, альфа понял слишком поздно.

***

      Спустя месяц после полнолуния последние приготовления к походу завершились. Джисон и его разведчики вернулись с важными новостями — часть восточной стаи направлялась на юг, оставив в своем лагере лишь небольшую группу людей-охотников и волков для охраны. Такой расклад давал значительное преимущество, ведь внезапная атака могла застать врасплох и уничтожить ослабленную оборону.       За день до выхода, Чан и Чанбин провели окончательную проверку немногочисленного фуража. Решено было взять только самое необходимое — оружие и медикаменты. Еда и ночлег в пути не вызывали беспокойства: лес был домом для волков, где они всегда могли найти всё, что нужно.       И, когда с последними приготовлениями было покончено, Минхо решительно потянул Чана за руку, уводя в их шатер. Никто не осмелился возразить или последовать за ними — взгляд омеги был настолько строг, что даже Чанбин предпочел отвести глаза, скрывая легкую понимающую улыбку.       Внутри шатра царила уютная полутьма, и Минхо, не теряя времени, обнял Чана, словно стараясь вобрать в себя его тепло. Он устроился на широкой груди альфы, тесно прижавшись, будто маленький котенок, который искал в этом прикосновении покой и защиту. Его пальцы лениво чертили круги на животе Чана, пока он прикрыл глаза, слушая размеренное биение сердца своей пары.       — У меня есть новость для тебя, — пробормотал Минхо, не поднимая головы, его голос звучал тихо и немного загадочно. Кончики пальцев продолжали скользить по коже, выводя замысловатые узоры.       Чан хмыкнул, чуть сильнее обнимая его за плечи.       — Что за новость?       Минхо приподнялся, его глаза блестели в полумраке, а на губах заиграла едва заметная, лукавая улыбка. — Думаю, услышишь ее, когда вернешься, — игриво ответил он, кокетливо глядя из-под длинных ресниц.       Альфа прищурился, понимая, что омега нарочно разжигает его любопытство. Его рука крепче сжала талию Минхо, будто властное прикосновение могло развязать омеге язык. — Ты же знаешь, я ненавижу ждать, — тихо проворчал Чан, но в его голосе слышалась теплая нежность.       — Знаю, — шепнул Минхо, легко касаясь губами его шеи. — Но иногда ожидание делает момент слаще, верно?       Чан улыбнулся, гладя нежные щеки Минхо неровными пальцами, и кивнул. Ему было любопытно, что омега скрывает от него, но выпытывать он не станет (даже если у него была в рукаве пара способов, как заставить возлюбленного говорить).       — У меня тоже есть кое-что для тебя, но скажу, когда вернусь, — негромко проговорил альфа и засмеялся, когда увидел обиженно надутые губы Минхо. — И нет, омега, даже не пытайся меня разговорить, — хмыкнул он и поймал ловкую ручку Минхо, что уже скользила по его животу к паху.       — А если…       — Минхо, нет! — строго оборвал его Чан, прекрасно понимая, куда клонит омега. И допустить, чтобы в мозгу Минхо клубились и развивались эти ужасные мысли, он не мог. Альфа вздохнул, прижимая к себе свою пару и медленно поглаживая спину омеги широкими ладонями, пока вокруг вился успокаивающий запах сладкого кедра. — Я вернусь, чего бы мне это не стоило. Клянусь, Мать Луна не позволит нам расстаться так скоро после того, как я пометил тебя.       Минхо лежал на груди альфы, его голова медленно покачивалась вверх и вниз. Было спокойно, пока Чан не коснулся метки на его шее. Омега вздрогнул, но не отстранился, только прикрыл глаза, позволяя приятной дрожи разойтись по телу. Он не пытался скрыть метку — напротив, гордился ею. Серебристая вязь, словно тончайший рисунок, расползалась от места укуса, создавая узор, который не оставлял сомнений: это связь истинных.       Минхо слышал, что только между истинными альфой и омегой метка становится чем-то большим, чем просто шрамом. Она растет, как живая, покрывая кожу тонкой сетью линий, плетет невидимую нить, соединяющую две души. Теперь он это знал наверняка.       — Если ты погибнешь, я тебя даже на том свете достану, альфа, — фыркнул Минхо, резко поднимая голову, чтобы посмотреть Чану в глаза. Его взгляд был полон решимости, а острый подбородок уперся в грудь вожака, добавляя вес словам.       Чан хмыкнул, уголки его губ дрогнули в слабой улыбке, но он ничего не сказал, только сильнее прижал Минхо к себе.       — Когда ты вернёшься, — продолжил омега, его голос дрогнул, но не потерял твердости, — я помечу тебя. Ты понял? И мы обвенчаемся. По всем традициям северных стай. Так, чтобы каждый знал: ты мой, а я — твой.       Он чуть наклонился вперед, уткнувшись носом в шею альфы, с наслаждением вдыхая его запах. — Только ты мне пообещай, — тихо добавил Минхо, почти шепотом, но в этом шепоте звучала мольба. — Пообещай, что вернешься.       Глаза Чана на мгновение округлились, а по суровому лицу расползлась довольная улыбка. Да, с его стороны было глупо надеяться на то, что Минхо, как все воспитанные омеги, будет сидеть и ждать, когда альфа потребует от него клятву. Этот южанин несся напролом, как смерч, оставляя после себя взрытую землю и торчащие голые корни.       — Ты делаешь мне предложение, омега? Какая дерзость. И что бы сказали твои родители, если бы узнали? — не подумав, спросил Чан, и напрягся. Они уже не один месяц провели бок о бок, а теперь были спарены, но так и не обсуждали то, как Минхо пережил потерю своих родителей и стаи. Но омега никак не отреагировал на это, только погрустнел немного, и быстро вернулся к своему игривому состоянию.       — Папа всегда желал мне только счастья. Говорил, что я принесу благоденствие в стаю выбранного мной альфы. И… — он замялся, на мгновение отводя сияющий чем-то странным взгляд в сторону. Минхо вздохнул, а когда вновь посмотрел на Чана, в глазах его горел огонь чуть сумасшедшей решительности. И альфа невольно сбился с дыхания, не ожидая от омеги такой неприкрытой храбрости. — И я хочу, чтобы твоя стая процветала. Чтобы эти волки были моими точно также, как они принадлежат тебе. Я желаю им только самого лучшего и сделаю всё, что от меня зависит, чтобы они жили в мире.       Он повернулся к Чану, скрестив руки на груди, словно защищаясь от собственных слов. Его улыбка была яркой, но это была лишь маска. Чан видел это. Знал, что Минхо снова пытается спрятать свои чувства за колкой фразой, как за щитом.       — А вообще, что тебе до этого? — Минхо прищурился, словно бросая вызов. — Или ты не хочешь, чтобы я сделал тебя своим?       Чан молчал, разглядывая своего омегу, в котором так причудливо переплетались сила и уязвимость. Он знал, что Минхо пережил слишком многое, чтобы легко открываться, и уважал это. Но в этот момент он решил для себя, что сделает всё, чтобы подарить Минхо безопасность, в которой тот так нуждался, даже если сам не хотел в этом признаваться.       — Минхо… Я… Послушай, ты не должен… — начал Чан, но оказался бесцеремонно прерван узкой ладонью, что легла на его губы.       — Чан, ты не понял, — коротко усмехнулся Минхо, качая головой. — Я не просто должен. Я сделаю всё, что от меня зависит. Ты слышишь меня? Всё, Чан. — Вновь решительно проговорил Минхо и прикусил губу. То, что он не говорит своему альфе всей правды жгло его сердце, но если Чан узнает… прикует омегу цепью к сторожевому столбу, а хитрому пришельцу с Юга было нужно не это.       Он уже знал, чувствовал, видел, в какой ярости будет Чан, когда узнает, что он задумал. Но Минхо просто не мог оставаться в стороне, не сейчас, когда волки, ставшие ему семьей, отправляются в поход. Какой он будет Луной, если останется в теплом лагере, ожидая, когда храбрые охотники принесут ему победу и мир на серебряном блюде? Теперь его цель — не просто присоединиться к воинам, а доказать, что он достоин зваться не только супругом вожака, но и Луной стаи.       Чан смотрел на Минхо долгим, задумчивым взглядом, медленно вдыхая его запах сухих трав и свежей полыни. Этот аромат всегда успокаивал его, напоминая о доме и тепле. Но сейчас за ним чувствовалась нотка чего-то тревожного, отчаянного. Альфа молчал, словно ожидая, что омега сам заговорит, но вместо этого Минхо только глубже зарылся в его сильные объятия, спрятав взгляд под длинными ресницами.       — Что ты задумал? — наконец нарушил тишину Чан, голос звучал спокойно, но за спокойствием скрывалась твердость.       — Ничего, — мягко ответил Минхо. И глаза его был таким честным, что Чан на мгновение засомневался в своих подозрениях. Но в глубине души он чувствовал — что-то не так. Омега никогда не был из тех, кто легко смиряется, и его молчаливое согласие с приказом оставаться в лагере до сих пор выглядело подозрительно.       — Омега, — серьезно начал Чан, сжимая подбородок Минхо сильными пальцами и вынуждая его смотреть на себя. — Если в твоей красивой голове появится хотя бы мысль о том, чтобы ослушаться моего приказа, ты сильно пожалеешь. Я не шучу, Минхо. Тебе нечего делать в восточном лесу, — авторитетно добавил альфа и сощурился, когда Минхо только фыркнул на его слова.       — Не хочешь, чтобы я защищал твою спину? Ладно, я найду себе другое занятие на время твоего отсутствия. Повышиваю, например. — Улыбнулся омега и приподнялся. Он изогнулся гибкой веткой и в мгновение оказался сидящим на животе Чана. Его маленькие ладони упирались в широкую грудь альфы, пока он сам пристально смотрел на него, теряясь в глубинах черного и белого зрачков вожака.       — Не думай об этом, Чан. Сосредоточься на походе, — мягко прошелестел Минхо и нагнулся, чтобы облизать пухлые губы своего возлюбленного. Его бархатный розовый язык нежно скользнул в рот альфы, медленно и чувственно целуя. И поцелуй этот не был прощанием. Скорее обещанием того, что впереди у них много совместных счастливых лет и зим, но сейчас Минхо нужно отпустить Чана сражаться за их будущее.       — Я буду ждать нашей встречи, омега, — серьезно проговорил Чан, его голос звучал низко и хрипло, отдаваясь теплом в самой глубине живота Минхо. Широкие ладони вожака уверенно скользили по бокам омеги, грубые шершавые пальцы цеплялись за тонкую ткань, которая так соблазнительно подчеркивала каждый изгиб его тела. Медленно он вел руки вверх, чтобы спустить с нежных плеч Минхо шелковую сорочку, смакуя каждое мгновение их близости.       — О, альфа, надеюсь, ты не пожалеешь о своих словах, — фыркнул Минхо, его глаза блестели игривым вызовом. Он склонил голову вбок, слегка прикусив губу, и на мгновение замер, словно раздумывая, а затем одним резким, уверенным движением сорвал с себя лишнюю ткань. Шелковая сорочка, скользнув между его пальцами, полетела куда-то за спину, приземлившись на циновки шатра.       Воздух мгновенно пропитался смешанным ароматом их феромонов. Минхо облизнул пересохшие губы, позволяя себе на мгновение почувствовать, как приятно холодит его обнаженную кожу ночной ветер, просачивающийся через стыки в перекрытиях шатра. Его мягкая, чуть опухшая грудь приподнималась от глубоких вдохов, а глаза впились в лицо Чана — яркие, решительные, с легким оттенком дерзости, которые так часто сводили вожака с ума.       Альфа улыбнулся, уголки его твердых губ дрогнули, будто он не мог сдержать восхищения, и, приподнявшись, он облизал тонкие ключицы Минхо. Голос Чана звучал почти шепотом, но от этого казался только более властным:       — Ты знаешь, как бросить мне вызов, омега. Но запомни: я всегда приму его.

***

      Луна еще не успела скрыться с небосвода, а лагерь уже был на ногах. Повсюду звенело оружие, звучали последние распоряжения, плакали омеги, провожая своих волков в непростой путь. Минхо же стоял в центре этого шума, неподвижный, как камень. Его осанка была безупречна, подбородок поднят. Каждое движение — от легкого поворота головы до едва заметного движения пальцев — говорило о том, что он не позволит себе сломаться. Минхо знал, что Чан смотрит на него, что его острый, цепкий взгляд замечает каждую мелочь. И он хотел, чтобы Чан видел. Чтобы знал, какого стойкого омегу выбрал себе в пару, ведь на него можно положиться, как на самого себя.              Сейчас он должен был быть сильным не только для стаи, которая остается под его крылом на время отсутствия вожака, но и для своего альфы.       Отдав последние распоряжения, Чан коротко улыбнулся и поправил на плечах темный походный плащ, а потом двинулся к Минхо.       — Не плачь, омега. Я вернусь быстрее, чем ты успеешь заметить мое отсутствие, — негромко проговорил альфа, чуть склоняясь корпусом к Минхо. А когда он распрямился, то продолжил уже громче: — Ты остаешься.       Минхо молчал. Внутри него бурлили чувства — гордость за Чана, боль от предстоящей разлуки, тихая решимость ослушаться. И секрет, о котором пока знал только Феликс, да и то только потому, что тайно снабжал Минхо снадобьями от утренних недомоганий.       — Я доверяю тебе, Минхо. Защищай лагерь, позаботься о стае, пригляди за малышами. Ты нужен им здесь, — Чан говорил уверенно и без скрытого подтекста, но Минхо подумал, что альфе каким-то образом стал известен его план. Может, Хенджину что-то нашептали духи, а он в свою очередь проболтался вожаку. Или Чан за это время просто слишком хорошо узнал Минхо и понял, что тот не сможет отсиживаться в шатре и ждать.       Отбросив эти мысли и через силу улыбнувшись, Минхо поднял голову, стараясь выглядеть спокойным, хотя в груди клокотало волнение.       — Я буду ждать, — ответил Минхо, его голос был едва слышным.       Чан кивнул, задержавшись на секунду, будто собираясь сказать что-то еще, но вместо этого просто провел пальцами по нежной щечке омеги, оставляя за собой тепло.       — Это мой дом, Минхо, — сказал он наконец. — Сохрани его, пока я не вернусь.       Минхо улыбнулся — слабой, но твердой улыбкой.       В этот миг раздался протяжный вой — сигнал к отправлению. Чан резко повернулся, громким рыком командуя стае выдвигаться.       Оставшись стоять в тишине, Минхо глядел на удаляющиеся силуэты. Когда последний волк скрылся за высокими соснами, он сжал кулаки, поднимая голову к небу, где бледный полумесяц светил сквозь утренний туман.       — Прости меня, — прошептал он, обращаясь больше к Чану, чем к Матери Луне. Затем омега развернулся, направляясь к своему шатру, чтобы приготовить все необходимое для своего тайного похода.

***

      Кое-как дождавшись наступления сумерек, Минхо сбежал из лагеря вслед за своими воинами. Омега сменил свои привычные шелковые наряды на плотные кожаные штаны и простую удобную рубаху, и вооружившись одним из луков Сынмина и тяжелым колчаном, крался мимо постовых, словно вор, хотя уже занимал в этой стае не последние позиции. Он знал, что если его поймают, то без сомнений запрут в шатре под охраной до возвращения Чана. Поэтому Минхо, низко пригибаясь к кустам и стараясь даже дышать реже, легкой поступью шел к восточной границе лагеря.       Он понимал, что уже очень сильно отстал от ушедших сражаться волков, а в своем новом положении не сможет бежать, как раньше. Поэтому, оказавшись за границей лагеря, Минхо ускорил шаг, ориентируясь по звездам, что светили этой ночью как-то слишком ярко, указывая ему путь.       Его тело, сейчас отдающее все свои силы на развитие волчонка в утробе, быстро уставало, и Минхо был вынужден останавливаться чаще обычного, чтобы передохнуть. Он приваливался к темным шершавым стволам деревьев и глубоко дышал, насыщая легкие сладким ночным воздухом. На его лице появлялась легкая, почти умиротворенная улыбка, когда рука невольно ложилась на еще плоский живот, а новая жизнь внутри дарила успокоение и обещание, что все будет хорошо.       После коротких привалов он снова поднимался на ноги, собрав всю свою силу воли, и шел дальше. Каждый шаг по мягкому ковру из опавших листьев и мха приближал Минхо к цели, заставляя сердце биться быстрее. Адреналин уже начинал бурлить в крови, разнося по венам смесь волнения, страха и предвкушения.       Минхо давно не участвовал в сражениях — в родной стае отец всеми силами держал его на расстоянии от конфликтов, защищая как самое ценное. В те времена омега мог лишь наблюдать издалека, поддерживая бойцов своими меткими выстрелами, направляемыми с высоких укрытий. И именно это позволило ему отточить свой талант лучника практически до совершенства. А сейчас он намеренно шел на бой, собираясь ворваться в самую гущу событий.       Запах крови, пота и смерти Минхо почувствовал ближе к рассвету, когда почти пересек восточный лес. Поляну, которую он увидел, выйдя из-за деревьев на небольшом пригорке, заволокло дымом, а сквозь утренний туман пробивались черные силуэты сражающихся.       Воздух дрожал от воя и криков волков и людей, которые метались по поляне, молниеносно атакуя друг друга, а в центре этой бури Чан отбивался сразу от нескольких противников, его длинный меч блестел в тусклом свете восходящего солнца.       Минхо бы и дальше крался незамеченным, если бы не оказался остановлен направленной на него готовой выстрелить стрелой. Лучник смотрел на него пристально, его спокойные голубые глаза заливал пот и он едва успел признать в пришедшем знакомого и не убить омегу на месте.       — Минхо?! — почти закричал Сынмин и его глаза округлились от удивления. Он цепким взглядом следил за тем, как грациозно омега пробирается через тела павших и раненых волков, двигаясь к нему. Альфа был сильно удивлен его появлению, но понимал, что уже почти исчерпал свои ресурсы, и любая помощь сейчас бы не помешала. А особенно поддержка такого умелого лучника, как Минхо.       — Соскучился, Сынмо? Не мог допустить, что ты отправишься на Ту Сторону, не увидев в последний раз любимого хёна, — дерзко усмехнулся Минхо и занял боевую стойку, становясь по правую руку от Сынмина. Его ловкие пальцы изящно и точно пускали стрелу за стрелой, а взгляд скользил по поляне, безошибочно угадывая своих и чужих. И чужие падали, испустив последний вдох, даже не понимая, откуда идет атака.       — Сто лет бы еще не видел тебя, любимый хён. Чан будет в ярости, — хмыкнул Сынмин, мгновенно натягивая тетиву и пуская очередную стрелу. Наконечник сверкнул в воздухе и с точностью пробил шею врага, что подкрадывался к одному из их волков.       — А мы ему не скажем, — рассмеялся омега, но в следующее мгновение едва не выронил из рук лук, когда над поляной пронеслось яростное и раскатистое:       — Минхо! — Когда Чан заметил своего омегу, что стоял среди сражающихся, его реакция была мгновенной. Волк внутри него взвыл, и он, отбросив очередного мертвого противника, выпрямился, чтобы лучше видеть. — Минхо! — прорычал он, голосом, полным злости и отчаяния.       — Не скажем? — ухмыльнулся Сынмин, а Минхо, вместо того, чтобы испугаться и поджать хвост, лишь бросил на вожака взгляд, полный вызова. Его глаза вспыхнули в утреннем свете, а губы тронула едва заметная улыбка. — Пересмотри свой план, Луна.       — Кажется, нам с твоим вожаком надо поболтать. По возможности, не убейся, Сынмо, — фыркнул Минхо, снимая свой почти полный колчан и кидая его под ноги Сынмина.       Он ловко сбежал по небольшому холму вниз, по пути выхватив у одного из погибших короткий меч, которым орудовал также ловко, как и луком. Пусть холодный тяжелый металл лежал в руке непривычно, Минхо сосредоточенно и спокойно прорубал себе путь в самый центр сражения. Где Чану и остальным явно была нужна поддержка.       И Чан поверить не мог своему единственному глазу. Он видел, как омега, ловко и красиво поворачиваясь, разит мечом врагов их стаи. И хотя вожак ощущал гнев от того, что его приказ был нарушен, его сердце дрогнуло от гордости. Минхо не просто шел против его воли — он защищал их семью, сражаясь за общее будущее.       Сжав зубы, Чан, весь в крови и грязи, шагнул к своему омеге.       — Ты… — начал он, тяжело дыша, но слова застряли в горле.       Минхо спокойно поднял на него взгляд, вытирая запястьем пот со лба.       — Ты же говорил, что защищать стаю — это долг каждого, — ответил он тихо, но уверенно.       Чан ничего не сказал. Вместо этого шагнул ближе, обхватил своего омегу за талию и прижал к себе, пока его грудь не соприкоснулась с тяжело вздымающейся грудью Минхо.       — Ты меня с ума сведешь, омега, — побеждено выдохнул альфа, прикрывая глаз.       — Но я все еще твоя Луна, — прошептал Минхо, улыбаясь, и его голос звучал с такой нежностью, что даже бойня не могла разрушить этот момент. — Кстати, я беременный, — внезапно добавил он, делая еще один изящный пируэт и пронзая насквозь грудь кинувшегося на него волка.       — Ты… что?! — Чан думал, что уже привык к фокусам своего омеги, но заявить о том, что он носит потомство, прямо посреди бури сражения… Немыслимо. — Минхо, скажи, что ты просто хочешь вывести меня из себя еще больше! — Зарычал Чан, чувствуя, как ярость вскипает в крови, давая ему новых сил для битвы.       — Да, уже месяц. Ты станешь отцом, Чан, — просто отозвался Минхо, едва успев увернуться от разящих когтей врага, когда его взгляд встретился с Чаном. Альфа стоял посреди хаоса — его лицо блестело от пота и крови, а черный глаз горел огнем.       Чан замер, точно мир вокруг замедлился. В его взгляде вспыхнуло что-то глубокое, почти первобытное — смесь ярости, гордости и необузданной любви.       — Ты всегда был упрямым, — произнес Чан, сразив очередного врага быстрым рывком. Затем, тяжело дыша, он шагнул к омеге, не обращая внимания на сражение вокруг. Альфа схватил его за руку, и на мгновение мир исчез. Остались только они двое — два сердца, бьющихся в унисон. — Минхо, будь моей парой. Здесь, сейчас, среди битвы. Клянись мне в верности, и я поклянусь в своей.       Сердце Минхо забилось так сильно, что, казалось, он слышал стук даже сквозь лязганье металла и щелканье клыков.       — Ты уверен? — тихо спросил омега, его голос дрожал, но не от страха, а от переполнявших эмоций.       — Как никогда, — отрезал Чан. — Ты согласен?       Минхо медленно кивнул, его глаза блестели.       — Чанбин! — Закричал Чан, высматривая близкого друга среди темных силуэтов сражающихся. — Чанбин, ты мне нужен! — Вновь взревел вожак, когда они с Минхо, спина к спине, безошибочно разили десятки врагов, что обступали их со всех сторон.       Услышав зов альфы стаи, Чанбин пробился к ним уже через пару мгновений. Древко его копья было сломано, а острие было сплошь покрыто кровью. Если он и удивился, когда заметил Минхо, то ничем это не выдал, привычно встав по правую руку Чана.       — К твоим услугам, вожак, — произнес он, сосредоточенно расправляясь с волками вражеской стаи, пока внутри кипело любопытство и адреналин.       — Пожени нас, — коротко бросил Минхо, без сожалений убивая волка, который хотел броситься на спину Чонина. — Только быстро!       — Я немного занят, если вы, двое сумасшедших, не заметили! — Закричал Чанбин, но напоровшись на горящий взгляд Чана быстро понял, что сейчас неразумно тратить драгоценное время на споры. — О, Лешьи дети! Похоже, вы выбрали самый подходящий момент для свадьбы, — усмехнулся он, но его взгляд был серьезным. — Коротко и быстро?       Минхо и Чан кивнули почти синхронно, оказываясь в объятиях друг друга посреди битвы. Чанбин же, подняв руку с копьем в воздух, заговорил, и голос его звучал мощно, набатом разносясь над полем:       — Перед Матерью Луной и духами предков, я провозглашаю вас парой! Чан, ты вожак, что ведет стаю вперед, подобно горной реке, что стремится к своему истоку, сметая преграды на пути. Минхо, ты Луна, что светит для каждого волка своим нежным светом, даря тепло и надежду в самые темные ночи. Теперь ваши сердца и судьбы — одно целое, неразрывно связанное узами, что сильнее времени и самой Смерти!       Чан склонился к Минхо, его голос звучал тихо, но был полон силы:       — Ты — моя душа, мой свет. Теперь и всегда.       Минхо улыбнулся, их лбы соприкоснулись.       — А ты — мое сердце, моя тьма. Теперь и всегда.       Их губы почти соприкоснулись, прежде чем мир вновь взорвался криками битвы вокруг. Молва о странном венчании вожака стаи и его омеги быстро разнеслась среди волков и придала им сил для борьбы. Теперь, защищая свою Луну, каждый, альфа и омега, в полной мере осознавал, что сражается за мир и процветание стаи. Минхо, этот отважный омега, нес в своей утробе потомство вожака, и не побоялся ворваться в самую жаркую схватку, значит никто из волков тем более не имел права отступать.       Почти без устали размахивая мечом, Минхо с гордостью во взгляде следил за своими храбрыми воинами. Он видел, как они, мокрые от пота и крови, сильнее сжимали оружие и скалили клыки, с каждым шагом вытесняли врагов с усеянной телами мертвых поляны.       А к закату, когда костры почти полностью догорели, также начало угасать пламя битвы. Минхо сумел отыскать Феликса, лицо которого было черным от дыма и мокрым от пота, и они вместе проверили всех раненых, ловко и умело оказывая необходимую помощь, пока альфы переносили их ближе к ярко горящему у леса костру.       Джисон уже варганил какой-то простой ужин для истощенных долгим переходом и битвой воинов. Сынмин, Чонин и другие волки приносили чистую воду, помогая раненым умыться и напиться. Чан и Чанбин с горечью считали потери, а Хенджин пел грустные старинные песни над погребальными кострами.       Но это было еще не все. Дождавшись, когда раненые будут с комфортом устроены, а все воины утолят жажду и голод, Чан наконец поднялся со своего места, выходя на середину поляны. Его тело мелко дрожало от усталости и полученных ран, но это сейчас было далеко не самым важным. Он сделал глубокий вдох, темным взглядом заглядывая глубоко в души своих волков, которых называл своей стаей.              Когда вожак заговорил, его голос разнесся, словно удары колокола, далеко за пределы поляны:       — Волки! — начал он. — Мы прошли сквозь огонь и кровь, теряя и обретая, защищая свою стаю и нашу землю. Каждый из вас доказал, что сила стаи — это не только мечи и острые клыки, но и единство, которое нас связывает.       Сегодня мы возвращаемся домой победителями. И я хочу, чтобы вы знали: не только моя сила или ваша храбрость привели нас к этому. Сегодня в наших жизнях появился новый свет, который будет вести нас вперед.       Минхо, моя пара, моя Луна, доказал, что для стаи нет большего дара, чем любовь, что способна освещать путь даже в самую темную ночь. И теперь наша стая обретет еще большее благословение — нового волка, который родится под этим небом, под взором Матери Луны. Он будет продолжением наших жизней, нашей силы, нашей веры.       Мы с вами семья. Сегодня мы сильнее, чем когда-либо. Мы доказали, что способны на большее, что наш путь освещен светом наших горящих сердец. Запомните этот день: день начала новой эры для нашей стаи!       Еще с минуту после того, как Чан закончил, на поляне сохранялось священное молчание. Каждый из волков был погружен в себя, осмысливая то великое, чего они добились общими усилиями. В честной схватке принесли в их дом мир и спокойствие, которое позволит сосредоточиться на развитии. И Минхо, их обретенная с таким трудом Луна, что пришел в стаю плененным рабом, сейчас стоит с их вожаком, гордо, едва сдерживая слезы, глядя на своего альфу, с которым рука об руку будет идти еще не один год.       — Волки! Приветствуйте свою Луну и щенка вожака! — Зарычал Чанбин, буквально взлетая со своего места и разрезая своим яростным криком ночное небо.       Спятившие от счастья и эйфории победы волки подняли вой, возвещая о своем триумфе на многие километры. А Минхо просто сжимал руку Чана, вглядываясь в самую его душу, пока по щекам текли соленые слезы, которых омега не замечал.