Как тануки на самом деле снежным лисом оказался

      Несмотря на то, что Аказа выучил лисье докё наизусть, где, между прочим, было девять десятков лисьих правил, на следующий день он успел не то чтобы впасть в уныние, но и погрузиться в него с головой.       Дневное время прошло очень даже неплохо: они с Кёджуро вернулись в деревню к людям и отыскали девочку, за которой Аказа присматривал вчера, и её отца.       — Примите мою искреннюю благодарность за то, что вчера накормили моего ученика, — Кёджуро почтительно склонил голову перед мужчиной.       — Это я благодарен вам! — громко ответил он, так же склоняя голову в вежливом поклоне, — Ваш малец присмотрел за моей дочкой, пока я работал на плотине.       — Я знаю некоторый толк в исцелении, — продолжил Кёджуро, — если позволите, могу осмотреть вашу дочь и, возможно, ей подойдут мои лекарства.       — Не посмею отказаться от такого предложения, — сказал мужчина, — меня зовут Кейзо, мою дочь — Коюки. Она болеет с самого раннего детства…       Пока Кёджуро расспрашивал Кейзо и Коюки о симптомах болезни, Аказа украдкой осматривал жилище людей. Раньше он видел их дома, но ещё никогда не бывал внутри. Жилище Коюки и Кейзо было простым и достаточно скромным, и в тоже время, чистым и уютным, а также отличалось от пещеры его наставника некоей бытовой продуманностью: вход был сделан так, чтобы дом не затопило, а постели складывались особым образом. В общем, люди совсем не использовали свою ки при обустройстве своего жилища. А самое главное — кицунэ знал, как всем этим пользоваться и ощущал себя вполне спокойно. Выходит, он жил в мире людей?       Мало-помалу начинала складываться картина того, чему Кёджуро, видимо, не хотел учить Аказу. Уклад жизни людей, правда о снежных лисах. Аказа вовсе не думал, что наставник желает что-то скрыть намеренно, но у него начало появляться гораздо больше вопросов. Он всё ещё был в смятении.       — Вот так, милое дитя, — сказал Кёджуро, отнимая ладонь от спины девочки, — тебе нельзя мёрзнуть и простужаться. А вот пить отвары горных трав для укрепления лёгких очень даже можно. Сможешь запомнить, какие нужны?       — Конечно, господин! — отозвалась девочка, — Ох, колоть перестало!       Кёджуро перечислил травы, убедившись, что девочка запомнила их наизусть. Он попросил Аказу научить её правильно дышать — раз уж и сам Аказа почему-то расчихался по дороге, засунув любопытный нос в мешочек с подарком людям. Кёджуро вместе с мужчиной вышел на улицу. Там он убедился, что никто не слышит их разговор (кроме по-лисьи чутко слышащего Аказы) и отдал Кейзо мешочек с драгоценными пилюлями.       — Что это, уважаемый? — спросил Кейзо.       — Это пилюли из голубой паучьей лилии, — негромко ответил Кёджуро, — пожалуйста, не говорите о них ни одной живой душе и храните в надёжном месте. Когда ваше дитя заболеет безнадёжно, дайте ей одну пилюлю и ждите эффекта. Он появится почти сразу. Это очень сильное лекарство, не пренебрегайте им. Помимо всех существующих людских болезней, оно способно излечить даже смертельные раны. Если вдруг сами попадёте в беду, обязательно воспользуйтесь им.       — Это слишком ценный дар, — тихо ответил Кейзо, начиная понимать, что к нему в гости заглянул вовсе непростой монах, — как я могу принять его?!       Кёджуро взглянул на него и улыбнулся, после чего указал взглядом на закрытую дверь, за которой находились Аказа с Коюки.       — Мы с вами похожи. Хаку, правда, не мой родной сын, но у меня нет никого дороже. Попадись ему вчера кто-то другой вместо вашей дочери, не знаю, что бы с ним было. Примите мою благодарность — она от чистого сердца.       Мужчина помолчал некоторое время и кивнул.       — Тогда благодарю вас от всей души! Двери нашего дома всегда открыты для вас и вашего ученика. Я не прощу, если вы пройдёте мимо и не загляните к нам!       — В таком случае мы будем вас навещать! — с улыбкой отозвался Кёджуро.       После этого Кёджуро с Аказой покинули гостеприимный человеческий дом. Воспользовавшись тем, что они уже здесь, Кёджуро с улыбкой глянул на ученика, кивая на деревню:       — Хочешь что-нибудь ещё посмотреть здесь?       Аказа округлил глаза. В который раз уже наставник угадывал его мысли, будто слышал их.       — Давай просто посмотрим на людей, — попросил лисёнок.       Кёджуро согласился, чтобы через некоторое время убедиться кое в чём. Его предположения оказались верны: Аказа явно бывал тут раньше. Он ничему не удивлялся и ходил по дорогам так, будто знал, куда идти. Когда они заходили в деревню, Аказа не глядя спрятал ушки, хвост и накинул морок на глаза и волосы. Вот ведь хитрый проныра! И когда он только успел прогуляться по человеческой деревне!       Вскоре лисёнок обернулся и увидел строгий взгляд наставника. Он старательно сделал вид, что не понимает, почему Кёджуро так недовольно смотрит на него.       — Что, ничуть не стыдно? — пламенный лис промолвил это тихо, но настолько строго, что Аказу будто пронзило.       Конечно, ему сразу же стало стыдно. Но побороть любопытство было невозможно! Именно в этом он и пытался убедить наставника, когда они зашли в лес, чтобы отправиться домой. За беззаботными разговорами дорога шла легко.       — Кёджуро, а зачем вообще приходил этот плешивый?       — Санеми? Он же не плешивый.       — Ты, кстати, обещал больше ничего от меня не таить! — задорно улыбнулся лисёнок.       — Гхм, — с деланной строгостью отозвался лис, — дело деликатное, так что никому не болтай. Защитник Японского моря ищет невесту, чтобы укрепить свой род наследниками и хорошими союзниками.       Аказа остановился, затаил дыхание и возмущённо сжал кулаки.       — Ах он гадкая рыбина! Кёджуро! Не смей соглашаться!       — На что? — удивился такой реакции лис.       — Стать невестой морского чучела! Ни за что! Я не позволю!       Пламенный кицунэ звонко расхохотался.       — Да мне никто и не предлагал! Аказа, ну ты и скажешь! — утирая слёзы смеха, сказал Кёджуро, — Санеми приходил ко мне за советом! Не с предложением! О, Луна, да как ты себе вообще такое представляешь?       — Ну а чего он смотрел на тебя всё время, — пробурчал лисёнок, тут же успокаиваясь, — глаза свои рыбьи к тебе приклеил, чучело…       — Мы давно не виделись, — пожал плечами Кёджуро, — но мы только друзья, не переживай ты так. И вообще, я ведь лис, как я могу стать невестой! Откуда ты такое придумал?       — Кёджуро, ты сам меня учил, что кицунэ могут обращаться кем захотят, — напомнил Аказа, — и что лис может принять как мужской облик, так и женский.       — Но я свой облик менять не собираюсь, — пожал плечами Кёджуро.       Аказу это ободрило, и он стал выпытывать подробности о том, как быстро ему удастся сформировать лисью бусинку, но Кёджуро вскоре прервал его трескотню.       — Послушай, Аказа. Настало время для первого урока в роли кицунэ. Ты готов?       — Готов! — храбро ответил тот.       — Хорошо. Первый урок будет самым трудным, запомни это. Честность — признак серьёзной силы. Привыкай к тому, что честность может дорого стоить. Сегодня нужно рассказать брату и друзьям о том, кто ты на самом деле. Я буду рядом на всякий случай. Но я уверен, что ничего серьёзного не случится.       — Я понял! — загорелся Аказа.       Однако всё вышло совсем не так, как предполагал Кёджуро. Духи его леса, очутившись лицом к лицу с чужим для них лисом, пусть даже это был всем известный Аказа, отреагировали хуже, чем надеялся хранитель. Скрытый за непроницаемым мороком, Кёджуро, слушая все эти злые слова, сказанные его лисёнку, заново вспомнил своё непростое детство. Он тоже прошёл через похожие переживания, однако смог справиться, тогда как у него из поддержки был только младший брат. У Аказы же есть и брат, и наставник, поэтому пламенный лис верил в лучшее.       Хаку сначала не мог поверить правде, потом грустно ушёл со словами о том, что всё это слишком тяжело для него, и ему нужно побыть одному. И это была самая мягкая реакция из всех, что Аказа услышал.       Нечисть!       Нечего тебе тут делать, раз показал своё истинное лицо. Вали в свои снежные дали!       Не обижай его, а то проблем не разгребешь! Ещё обратится и сожрёт тебя!       С такими лучше вообще не общаться по возможности… Снежные лисы ужасны!       Такой обман в течение стольких лет!       И о чем только думал Ренгоку? Он ведь хранитель горы и должен был задушить такую нечисть сразу, как только увидит!       Мерзость какая!       Чудовище…       Уходи! Пошёл вон отсюда!       У нас уже есть один кицунэ, уходи из нашего леса!       К предрассветному часу Аказа явился перед наставником как никогда опустошённым и обессилившим. Казалось, что каждое злое слово от тех, с кем он общался всю свою недолгую жизнь, ранило острее когтей и зубов. И даже родной брат не поддержал его, зато сам умудрился расстроиться. Утешить его сейчас Аказа был совершенно не способен.       — Почему ты не убил меня? Оказывается, ты должен был, — сухо обронил Аказа, устало опираясь спиной о стену пещеры Кёджуро и опускаясь на пол.       До этого он некоторое время бродил по лесу в одиночестве, пытаясь понять: отчего честность настолько важна, если от неё столько боли и грусти? Что плохого было бы в том, если бы он продолжил притворяться тануки, обучаясь у своего наставника лисьим премудростям?       Сейчас Кёджуро строго смотрел на него, будто сердился за такие вопросы. Рассвет должен был вот-вот озолотить опустившуюся на травы росу и потоки водопада, скрывающего пещеру пламенного лиса.       — Я собирался, — ответил Кёджуро, — но ты закрыл собой брата и я понял, какой ты хороший, добрый ребёнок.       Первые лучи солнца разлились повсюду, выдавая истинные очертания окружающего мира. Вместе с этим понимание ужасной правды наконец-то начало открываться Аказе. Его чувства совершенно не соответствовали происходящему. Узнав правду о себе, он больше не ощущал себя таким, как прежде. И дело было вовсе не в цвете его меха или форме ушей.       Он увидел истинное отношение окружающих к нему. И отношение Кёджуро тоже.       — И сейчас я для тебя такой? — переспросил Аказа.       Свет нового дня озолотил пламенное хаори Кёджуро, будто всё существующее в мире тепло дарило силу каждой частичке его существа, чтобы она выплеснулась улыбкой искренней радости, мягкой, нежной и оттого невероятно болезненной для Аказы сейчас.       — Конечно! Для меня ничего не изменилось!       Сердце лисёнка сжалось. Неужели он всегда останется для Кёджуро лишь хорошим, добрым ребёнком?       Но это совсем не то, чего хотел Аказа! Так он до Кёджуро никогда не дотянется. Никогда! Если он сейчас останется с ним, то всегда будет лишь воспитанником, ребёнком! Но только не тем, кем Аказа желал стать для него.       Да, он вырос в его руках, но они, оказывается, всегда имели разные взгляды друг на друга. Любить своего наставника это одно, но любить именно Кёджуро — это совсем другое.              Всё это было совершенно неправильно, и Аказа наконец понял, что ему нужно сделать.       Приняв решение, Аказа встал и подошёл к наставнику, позволив себе наглость дотронуться до лица обеими ладонями и вглядеться в такие тёплые, родные глаза.       Кёджуро моргнул от неожиданности, словно сова, но вскоре растаял, накрыв ладонь Аказы своей и вопросительно глядя на него.       — И что мне теперь нужно выучить, Кёджуро? Что нужно сделать, чтобы стать таким, как ты?       — Много всего. — отозвался Кёджуро, — Обращаться в лиса, отрастить как можно больше хвостов. Узнать и овладеть своими природными силами. В первую очередь сформировать бусинку!       — А что нужно, чтобы ты перестал считать меня ребёнком?       В ответ на этот совершенно серьёзный вопрос пламенный лис весело фыркнул.       — Всего каких-то лет десять. — сказал он, — Не спеши так, Аказа. Всему своё время.       — «Всему своё время», — вдумчиво повторил снежный лисёнок, — это седьмое правило лисьего докё.       — Верно! Какой же ты молодец! Тяжело тебе пришлось сегодня. Хочешь чего-нибудь сладкого?       — Мгм. Хочу, Кёджуро.       Несмотря на упоминание сладкого, глаза лисёнка вдруг заблестели слезами, когда он осторожно отпустил лицо своего наставника, и Кёджуро, увидев это, встревожился.       — Что? Аказа? — позвал он, — Где-то болит?       Аказа упрямо отстранился и вытер лицо.       — Всё пройдёт, Кёджуро. Отвыкай возиться со мной, как с мелким тануки. Я теперь снежный лис!       После того, как они поели орехов в меду, Кёджуро привычно улёгся на утренний сон. Сейчас, когда для обитателей леса новость о втором кицунэ близ горы Хаккода была всё ещё слишком шокирующей, Кёджуро не хотел отпускать Аказу отдыхать, как обычно, в их с Хаку пещере. Да и Аказа после всего услышанного явно не был спокоен. Пока взрослый лис наблюдал за выражением лица своего воспитанника, тот, как ни в чём не бывало, лениво собирал рыжие шерстинки с одеяла, складывая самые длинные одна к одной. Аказа некоторое время смотрел на задремавшего лиса и, дождавшись, пока тот крепко уснёт, тихо вышел из пещеры. С собой он взял только пучок огненных шерстинок, которые всё ещё поигрывали искрами силы Кёджуро. Скоро они испарятся, как и родной, любимый аромат пламенного лиса.       Когда Кёджуро проснулся, Аказы нигде не было и сколько бы пламенный лис не искал его, найти так и не смог.