The jealousy f**ks me

I can't help myself,

All I wanna hear him say is «Are you mine?»

— Добро пожаловать, — Геррит тепло и счастливо улыбнулся, когда мы с ним вошли в квартиру. Мне не верилось, что все это время младший брат снимал ту же самую. Зная его, я бы предположил, что он съедет сразу же после моего ареста — Геррит, с которым я расставался десять лет назад, отчаялся бы ещё когда-нибудь меня увидеть и не хотел бы, чтобы что-то напоминало ему обо мне. Я думал и даже надеялся, что он забудет меня и не станет все это время страдать, но оказался неправ: квартира осталась нетронутой, будто бы все годы в ней никого не было. Геррит дорожил воспоминаниями и не хотел от них отказываться. А значит, страдал. — Здесь все еще мило, — решил заметить я вслух в попытке сделать комплимент. — Не думал, что ты будешь убираться. Впрочем, Геррит и сам об этом упомянул. Сказал вчера, что ушел в работу, чтобы не думать о плохом. Я понял, что мне многое еще предстоит о нем узнать — в особенности, о первых двух годах моего отсутствия, которые, по крайней мере, у меня были самыми трудными. И если по прошествии пяти лет Геррит все еще снимал стресс работой, то ему определенно должно было быть труднее, чем мне. На сердце потяжелело. — Да что ты говоришь! — он состроил скептическую гримасу и снял обувь. — Не стой столбом, проходи. Сумку со своими немногочисленными вещами, которые мы полчаса назад забрали из жилища моего приятеля, я решил оставить на пороге, мысленно пообещав вернуться к ней позже, после чего зашел вслед за Герритом в спальню, которая была моей. За одним мгновением нахождения в ней в голову ударили воспоминания, как хорошие, так и болезненные — всё, что происходило здесь, пронеслось перед глазами в считанные мгновения. Последнее — как в дверь шумно стучат и кричат полицейские, а я умоляю Геррита молчать и не сдаваться самому. Забавно. Наверное, именно это брат и назвал «героизмом» при вчерашнем разговоре, но я был с ним крайне не согласен. У меня не было в планах самопожертвования, игры в благородство и выставления себя в лучшем свете — или чем еще там занимаются обычно герои. Я просто сделал, как должен был — остался перед всеми честен. Если бы Геррит знал, что я собирался делать, он бы меня точно огрел сковородой на выходе, чтобы остановить — и я не мог позволить этому человеку пострадать от рук закона. — С ума сойти, — не смог не восхититься я, заходя внутрь и падая на кровать. — Как будто вчера я был в точно такой же. Геррит самодовольно ухмыльнулся и аккуратно присел рядом, тут же хватая меня за руку. — Наслаждайся, пока можешь. В ближайшее время ты будешь видеть её только ночью… часа по четыре. — Почему это? — я сделал серьезное и заинтересованное лицо, словно не догадывался о его планах. — Тебе предстоит выучить весь наш репертуар для концертов, — он загнул один палец, — ты ведь за месяц не напишешь нам новую программу на полтора часа, верно? Потом записать то, что ты вчера нам с ребятами продемонстрировал, — загнул второй, — набросать нам четверым ноты… и, собственно, закончить новый альбом, — загнул еще два. — Кроме того, что будешь посещать с нами встречи с фанатами и просто тусовки для, так сказать, тимбилдинга. Я усмехнулся и качнул головой. Мило с его стороны пробовать на мне ту же тактику, что сработала на нем — переживает о моем моральном состоянии. Он не знал одной проблемы с моей головой: работа никогда не мешала думать и уж тем более загоняться. Обычно я не делился с Герритом своими переживаниями — стыдно было бы жаловаться ребенку, который был младше меня на шесть лет. Мне тогда вообще не было, кому жаловаться. Приемные родители все время ждали, что я буду сильным и помогу им (что не мешало мне принимать их такими, какими они были), друзья были не настолько близкими, чтобы делиться с ними чем-то личным, ну а среди девушек или парней я популярностью не пользовался — все время уделял учебе или работе, следуя мечте стать успешным музыкантом. Именно поэтому, когда я рассказал Герриту, что не являюсь ему родным братом, и получил поддержку — я едва не расплакался прямо там, в машине во время разговора. По той же причине, когда Геррит захотел меня и рассказал о своих чувствах, я не смог ему отказать. Мои переживания были всю мою жизнь при мне, и это сделало меня уязвимым перед ним. А Геррит всего лишь смог этим воспользоваться. Если бы я после этого не сбежал от него — у нас все было бы хорошо. — Тимбилдинга, ха, — я поднял бровь и уставился ему в глаза. — Репетировать вместе — уже не тимбилдинг? — Ты не понимаешь! — он сильнее сжал и потряс мою руку. — Важно отдыхать вместе, не только работать, чтобы стать настоящей командой. — Как скажешь, — я пожал плечами и опустил взгляд на наши сцепленные руки. — И когда мне приступать? Ты же сейчас главный в группе, как я понял. — Не то чтобы прямо главный, — Геррит, казалось, слегка смутился. — Сегодня ещё отдохни, завтра начнем. Ты вообще… в порядке? Я замолчал, задумавшись. Он не мог просто так спросить это второй раз, имея ввиду нечто большее, чем вежливый интерес. Он, естественно, не поверил в первый раз. Или, может, я дал ему слишком размытый ответ, который предполагал объяснения. В любом случае, теперь у нас было достаточно времени, чтобы поговорить об этом когда угодно — и я бы не стал больше скрывать от него происходящее в моей голове. — Я вполне готов к работе, котенок, — я сопроводил слова лёгкой улыбкой, — иначе бы не пришел на прослушивание. Геррит почему-то растерянно замер, будто я сказал ему что-то обидное. Я снова прокрутил фразу у себя в голове и, не найдя в ней ничего странного, хотел было поинтересоваться, что с лицом. Но он меня опередил: — Не называй меня так, пожалуйста. Я поджал губы и кивнул, ощущая себя при этом полным идиотом. Геррит прав — ему уже двадцать восемь, а не восемнадцать, и я не имею права вот так заявиться после длительного отсутствия и рассчитывать на то, что у нас с ним прежние отношения и прежние прозвища. Какая глупость. — Извини, — продолжил он почти сразу, — я не имел ввиду, это просто… — Все нормально! — тут же перебил я, подняв свободную руку в примирительном жесте. — Я все понимаю, Геррит, больше не буду. В воздухе повисла неловкость. Я мог бы ее развеять, как человек, который много в своей жизни раз справлялся с неловкими ситуациями, но рядом с ним я будто перестал быть собой и понимал, что собираюсь сделать всё ещё хуже. Но останавливаться не собирался, и даже вернувшись назад к этому моменту, не сделал бы иначе. — У тебя есть сейчас кто-нибудь? — Дело не в этом! — он ожидаемо продолжил попытки оправдываться. — Это слово просто… ну, навевает плохие воспоминания… И, э-э, заставляет вспоминать… «Как хорошо у нас все было до того, как ты, Крис, все испортил», — мысленно закончил за него я. Либо я воспринимал всё не так, как слышал, либо же Геррит хотел сказать то же самое, что я предположил минутой ранее — прошло слишком много времени, и драма, окружающая это слово, осталась позади. — Не переживай, я не в контексте это спрашивал, — я безуспешно криво улыбнулся, — просто интересуюсь. Так есть или нет? — Сейчас я свободен, — Геррит зеркально повторил мою улыбку, будто в нас действительно было что-то общее. — А ты там… не завел отношений? Я рассмеялся. За все время, проведенное в камере, нельзя было сказать, в какой конкретный момент я мог «завести отношения» или хотя бы подумать о них. Я был слишком убит горем — мне пообещали пятнадцать лет без права свиданий и передач, что значило абсолютно полное отсутствие любых контактов с любимым человеком, включая письма. Я пытался отрицать происходящее, надеяться на пересмотр дела, на то, что меня выпустят и скажут, что ошиблись. А когда хоть немного привык и яйца о себе напомнили — дрочил на воспоминания о нашей с Герритом единственной ночи и другие моменты, проведенные вместе, а после безудержно и беззвучно рыдал в подушку. Мне было уж точно не до отношений. — Это значит, да? — уточнил он, с подозрением покосившись на мой смеющийся рот. — Это значит «нет», малыш, — ответил я, резко сменив выражение лица, и тут же прикусил язык. Меня только что попросили без ласковых словечек — и я делаю это на автомате. — Геррит, — исправился я сразу, — извини. — Ладно, — он снова смутился, что я заметил не только по порозовевшим кончикам ушей, но и по отведенному в сторону взгляду. — Что… теперь? Он ожидал, что я скажу, что теперь будет с нашими отношения. Я счёл это неправильной позицией. Я-то, очевидно, застрял во времени и так же люблю его, как десять лет назад, а вот он… Если и сейчас не в отношениях, то явно в них был. Геррит такой человек, не любит быть без отношений. Да и его сломленным состоянием точно должен был кто-то воспользоваться, чтобы втереться в доверие и заполучить его сердце. Он не обязан возвращаться в прошлое только из-за моего присутствия. «Забавно быть братьями, пусть не родными, и бывшими одновременно», — подумал я. — Не знаю, а ты чего хочешь? — я попытался сделать настолько непринуждённое выражение лица, насколько мог. — Пока не хочу торопить события. Я думаю, нам нужно немного больше времени вместе. Я был счастлив, что вижу его, безусловно, для меня была главной сама возможность быть рядом. Но мысль о том, что Геррит может передумать, резанула по сердцу. Я думал о нем круглые сутки, тысячи раз представлял разговоры с ним, внутри собственной головы сделал его целиком и полностью своим за все время, проведенное раздельно, и не учел только, что я могу быть уже не его. Тревога внутри меня усилилась вместе со злостью на ситуацию. Геррит, наверное, не ждал меня, хотя когда-то сам грезил обо мне и видел в счастливых снах. Я долго не поддавался. Теперь же всё наоборот. Мы ещё немного поговорили на отвлеченные темы, после чего Геррит сказал, что у него дела и оставил меня одного. Я недолго размышлял над тем, почему он не отменил свои дела буквально в первый день, который мы могли провести вместе, но вскоре решил, что ничего в этом страшного нет — наверняка скоро вернётся — и решил отправиться в душ. Несмотря на то, что большинство вещей остались на своих местах, чистого полотенца в своем шкафу мне найти не удалось, и поиски постепенно завели меня в спальню Геррита. — Не обидится, — уверенно сказал я вслух, после чего открыл дверцу его шкафа, — я же не в телефон к нему залез. Первым, что я увидел на стопке полотенец, была необычная для такого места троица: фаллоимитатор на присоске, лубрикант и пачка презервативов. — Лучше бы в телефон… — тут же передумал я. В Геррите точно изменился не только характер. Насколько я помнил, Геррит был активом, и резиновый член я у него меньше всего ожидал увидеть. Может быть, предпочтения со временем изменились, но может… «Нет, это точно его», — я сразу отсеял мысли о том, что инвентарь мог принадлежать другому человеку. Геррит сейчас не в отношениях, а предметы выглядели так, словно ими недавно пользовались. Я аккуратно взял одно из полотенец из стопки и сложил всё так, как лежало изначально. Я и не думал заниматься чем-либо, кроме душа, ровно до того момента, как не представил, как он своими длинными тонкими пальцами смазывает этот резиновый член лубрикантом и начинает себя трахать. Я представил его стоны, его возбуждённый взгляд, его дрожащие руки и истекающий предэякулятом орган и… Понял, что пропал. Интерес во мне победил благоразумие, и в душ с собой я взял само резиновое изделие, лубрикант и один презерватив из пачки. Я не думал о том, что Геррит может вернуться и застать меня за самоудовлетворением, надеялся, что дела его займут хотя бы полчаса. Когда закрылась за мной дверца душевой кабины, я прикрепил на её стенку предмет на подходящей для меня высоте, облачил его в презерватив и смазал лубрикантом. Руки задрожали, внутри нарастало приятное волнение, скорее, даже предвкушение, и я решил не медлить: приставив игрушку к кольцу мышц, я насадился резко и до конца, не давая себе времени на привыкание. Пронзающая боль перемешалась с нахлынувшим удовольствием, и я подумал, что игрушка внутри меня по размеру такая же — или почти — как член Геррита. Я сразу начал двигаться на ней, воздуха стало не хватать, и я задышал чаще. Воспоминания и всё, что я представлял ранее, ворвались в мою голову, от возбуждения по паху будто пробежались молнии. Через минуту мне уже было недостаточно, и я ускорился, точно рассчитав попадание в нужную точку внутри. » — Не в порядке, ты же узкий, как девственник! — возмущается Геррит. — Подожди, ты же не хочешь сказать… Я затыкаю его поцелуем. Меня смущает произнесение этого вслух, и я не хочу, чтобы младший брат обольщался. — Господи, как же мне повезло, — ухо опаляет от его полустона-полушепота. — До невозможности сладкий и сексуальный, еще и полностью мой. Не переживай, скоро ты привыкнешь к моему члену и это станет для тебя наркотиком… Он продолжает тихо щебетать различный сопливый бред, и если бы не боль, я бы посмеялся над его невероятно высокой самооценкой. Но, как ни странно, проходит несколько минут и я понимаю, что мне не до смеха — мне охренительно приятно, настолько, что моя дрочка пальцами и рядом не стояла. Я не успеваю понять, как приближаюсь к оргазму — его рука на моем члене усиливает эффект, и я кончаю буквально за секунду до него.» Не зная, куда деть руки, я уперся ладонями в дверцы кабины и продолжил насаживаться на фаллоимитатор все с большей и большей скоростью. С этим воспоминанием в голову залезла горечь от того, что тогда Геррит казался счастливым, называя меня своим, а сейчас боится «торопить события». Если бы я еще тогда ценил его, как сейчас, то ни за что бы не допустил подобной ситуации и был бы круглые сутки рядом. Теперь же мне останется вспоминать тот единственный раз, потому что большего мне не светит. Воспаленный разум привык к тому, что удовольствие напрямую связано с болью, как физической, так и моральной, и чем тяжелее становились мои мысли, тем больше я приближался к оргазму. Толчки стали не только частыми, но уже яростными, сильными, будто бы я планировал затрахать себя до смерти — но продлилось это недолго, и через несколько секунд таких сильных толчков я выстрелил спермой на дверцу кабинки. Я съехал по стене на дно. Меня продолжало трусить, уже скорее от нервов, чем от возбуждения. Невозможно было дать определение тому, что со мной происходит, творившееся в голове не поддавалось логике. Я не представлял, что бы могло меня успокоить, по крайней мере, в отсутствие Геррита. Я давно начал подозревать, что со мной что-то не так, проблемы с тревожностью точно имели место быть, может быть, не только с ней, но обращаться к врачу не хотелось. Сейчас, на свободе мне точно стоило этим заняться — нельзя быть вокалистом и продюсером, имея при этом ментальные проблемы. Я решился наконец принять душ в надежде, что это меня угомонит, и стоило мне закончить, когда послышался звук открывающейся двери и голос Геррита: — Я дома! Принес еды. Скучал? — голос постепенно приближался от выхода к ванной комнате, которая располагалась по коридору почти сразу. — Ты где? А, ты здесь… все нормально? «Черт. Видимо, придется рассказать ему.» — Да-да, все хорошо, — ответил я через матовое стекло, глядя на его размытый силуэт. — Я только… взял у тебя кое-что, надеюсь, ты не против… — Не против, конечно, — произнес он невозмутимо, приближаясь к кабинке. — А что именно ты взял? Раньше, чем я успел ответить, он откатил одну из дверей и увидел все: меня, сидящего в обнимку с коленями, прикрепленный к стене фаллос, стекающие по другой дверце капли спермы. Я замер. — Оу… — протянул он слегка удивленно. — Бе-ез пробле-ем. Ну… и как он тебе? Подбирал похожим на свой… Вся ситуация, как и мы оба, выглядели очень уж глупо. Я не ожидал, что после напряженного утреннего разговора мы так просто станем обсуждать его резиновый хер. Я взглянул в его лицо, затем в пол и снова в лицо. — Нормально, — я натянул улыбку. — Отличный, и правда похож. Геррит кивнул, выглядя при этом так, словно не знал, как нужно реагировать. Я прекрасно его понимал. — И ты, эм… уже закончил? Или мне… — он указал пальцем на дверь. — Я как раз собирался выходить! — я тут же поднялся с трудом из-за дрожащих коленей. Ты иди, а я… сейчас присоединюсь. Встретились мы на кухне сразу после того, как я убрал следы непотребств и сложил все на место. Я был замотанным в полотенце, а он уже успел снять футболку и разбирал пакеты с пищей. Мой взгляд остановился на его торсе и начал его рассматривать, и я бы так и стоял ещё долго, если бы не получил только что разрядку. — Купил, что ты любишь, — сказал он как бы между делом, загружая холодильник. — Сейчас будем есть из ресторанов, пока горячее — там пасты, а ещё чизкейк, пудинг, кое-что попить… Остальное потом увидишь, вечером приготовлю. — Надо же, — я опустился на один из стульев, закинув ногу на ногу. — Вот, что это были за дела. Моё внимание переключилось на его иссиня-черную макушку. Волосы свисали до середины лопаток, и я только заметил, что их цвет переменился из чисто черного — добавились те самые синие нотки. Красиво. Закрыв наполненный холодильник, Геррит остался стоять спиной ко мне. — Ты бы захотел со мной, а я не планировал тебя напрягать сегодня. Хотел показать, что помню твои вкусы в еде. И… — он обернулся и примирительно улыбнулся мне. — Не думай, у меня от тебя нет и не может быть секретов. В конце концов, я всегда всем с тобой делился. Кому их рассказать, как не тебе? Попытка позаботиться и создать комфорт прельстила. Я слегка обрадовался внутри тому, что Геррит вернулся к сравнению с нашим прошлым. Правда, мне не мешала осторожность и я все ещё желал выяснить больше, чем было бы прилично спрашивать, и знал, как обратить каждую его фразу в свою пользу. Это я и сделал. — У тебя же есть друзья в группе, — я удивлённо поднял брови. — Ну, мне, по крайней мере, показалось, что вы не просто коллеги. — Мы друзья, ты правильно заметил, — Геррит сел напротив и сложил руки в замок на столе, — но, знаешь, не всем же друзьям разбрасываться скелетами в шкафу и личными проблемами. Все же стараемся слишком не докучать друг другу, чтоб было интереснее общаться. — Это понятно, — я отзеркалил его движение, подавшись чуть вперёд. — Но разве у тебя нет близких людей вне работы? — Вне работы… — он, казалось, задумался, и я почему-то напрягся. — Конечно, я общаюсь с некоторыми людьми из индустрии, но близкими их назвать точно нельзя. Так, переписки по делу, либо совместные походы празднично пожрать и выпить. Ради компании и не более. А почему ты спрашиваешь? Вначале я не осознавал целиком, зачем мне именно эти ответы, но сейчас понял, что пытался выявить потенциальных соперников. Геррит бы сказал, что я придурок, если бы узнал об этом — но он и так должен был догадываться в глубине души и сочувствовать моей неуверенности в себе. За десять лет в определенном месте изоляции моя самооценка действительно заметно упала. — Хочется больше узнать о тебе, извини, если давлю, — я усмехнулся и откинулся обратно на спинку стула. — Меня давно не было, у тебя многое изменилось. — Не такое уж и многое, — он состроил возмущенную гримасу. — Ну да, я закончил академию и сразу нашел группу. Вот, пытаюсь развиваться и активно отдыхать в перерывах. Я не стал сам сильно другим, Крис, хоть и вырос. Давай… — Геррит потянулся за бумажными пакетами, в которых была спрятана та самая паста и десерты из ресторана. — Поедим? А потом я расскажу больше и даже отвечу на все твои вопросы. Обед оказался замечательным, и я пытался есть медленнее, чтобы растянуть удовольствие. Он знал, как порадовать легче всего — восполнить самые необходимые нужды — и во время этого неспешного приема пищи, в молчаливой тишине, редких взглядах друг на друга и улыбках я успокоился. Это, конечно, не значило, что так будет работать всегда, но как один из способов иногда вполне смог бы сгодиться. Всматриваясь в серые радужки глаз, я пытался рассмотреть там что-либо, чего не заметил сразу. Геррит, хоть и не признавал этого, стал совсем другим человеком, и это я понял сразу, но что сейчас заметил с приятным удивлением — Геррит стал гораздо более рассудительным и умным человеком. В детстве у него был хороший для этого пример и моментами он старался мне подражать, но теперь в этой рассудительности было что-то свое, в определенной степени волшебное. Хорошо это для меня или нет, кажется, Геррит теперь руководствуется логикой перед тем, как прислушаться к чувствам. Если он и не перестал любить меня так же, то точно думает над целесообразностью наших отношений. Возможно, боится, что роман помешает работе, или того, что мы в наших новых «Я» перестали быть так совместимы как раньше. Всю его сознательную жизнь я для него являлся фигурой защитника, с которым можно поделиться проблемами, к которому можно обратиться за помощью и который точно никому не расскажет и не предаст. Теперь же защита Герриту не требовалась, и мне нужно было перестроить свое отношение к нему — как ко взрослому самодостаточному человеку, который сам способен защититься и решить свои проблемы. В таком случае я сомневался, зачем я ему нужен в принципе. Когда Геррит взял меня за руку и потянул обратно в мою спальню, я понял, что его рука абсолютно расслаблена, как и весь он. Вот, что значило быть психически здоровым человеком, каким и я был одну декаду назад — отсутствие нервозности и страхов в моменты, когда ничто ничему не угрожает, полная уверенность в себе, своих действиях и их результатах. Я сел на кровать, он — снова в кресло напротив, расправил плечи и деловито скрестил руки на груди, и лицо его при этом источало спокойствие и непринужденность. Пока думал, как начать и как спросить, я закусил нижнюю губу, вздохнул и сгорбил плечи — и Геррит милостиво перебил мои размышления. И он рассказал мне самую страшную часть. О том, как занимался самоуничтожением из-за чувства вины, травился таблетками с практически чистым спиртом вперемешку, резал тело, перестал есть и спать на несколько суток; о том, как его нашли спасатели благодаря обращению соседей и заперли в психушке, где его скорее пытались сделать овощем, чем вылечить; о том, как вышел оттуда и в тяжелом состоянии попытался собраться, подрабатывая вместе с учебой, чтобы хватало на жизнь; о том, что даже после лечения не мог смириться с произошедшим и некоторое время слышал галлюцинации в виде моего голоса и видел мою тень за спиной; и о том, что выжил, привел себя в порядок и начал строить карьеру, чтобы не разочаровать меня и чтобы мне было, куда возвращаться. Если бы я знал об этом, находясь там, то стало бы так больно, что мое сердце бы не выдержало. Пока слушал все это, я был в ужасе, но помогало не сойти с ума хотя бы то, что все рассказанное уже прошло и Геррит сейчас в порядке. Последняя часть рассказа меня особо тронула: Геррит искренне ждал меня и именно это его спасало. Я осознал, как много всего он пережил и каким стал сильным. После нового становления себя с полного нуля и преодоления всего, что с ним случилось, Геррит имел бóльшую вероятность быть защитником, чем я. Нам обоим было нелегко это время, но с одним отличием: его это укрепило, а меня сделало слабее и отбросило назад. Я стал более потерян, чем когда-либо в своей жизни. — Прости, — всё, что я смог произнести. — Я не знаю, поступил ли бы я иначе, но… Прости. Геррит подался вперед и взял мою руку. — Эй, иначе было невозможно, Крис. Ты сделал все, что мог. Это я не сразу понял, что должен жить дальше и ждать, а истерил и жалел себя, — он поднял мою голову пальцем за подбородок и заглянул в глаза. — Я рассказываю не для того, чтобы мы занимались самобичеванием и искали виновных. Просто ты имеешь право знать, так что отнесись к тому, что услышал, как к данности. Я улыбнулся, вторя ему, и кивнул. В конце концов, было бы некрасиво сейчас заставлять его меня утешать, и я сжал его руку в ответ и заговорил. — Меня поражает то, что я вижу. Я, конечно, не принимал участия в том, каким ты стал, но… Надо ли говорить, что я горжусь тобой? — Спасибо, — Геррит ласково потрепал меня по щеке свободной рукой и откинулся обратно в кресло. — Это взаимно, Крис. А теперь… Пойдём смотреть фильм? Я, безусловно, хотел бы знать, почему это взаимно, но в этот раз решил просто заткнуться и принять «правила игры». Фильм — значит фильм.