Охота на серафима

1964 год Гретна, Штат Луизиана США

Джаз-бар «Кошачья пляска» 23:27

      В лёгкие забивается густое тяжёлое амбре табачного дыма, алкоголя вперемежку с адским коктейлем из десятков одеколонов, духов и пота. Под пальцами тягуче, нежно поют клавиши. Голос мисс Мелони щекочет ушные раковины. Мистер Мур растворяется в обстановке: спокойная полу-улыбка залегла на узких губах, крупные кольца волос ловят жёлтые отсветы софитов, направленных на сцену.       Прошло три месяца. После того ужасно-искреннего разговора пролетело аж три месяца! Удивительно, как шустро несётся время. Жаркое Луизианское лето отступило, на смену ему пришла сентиментальная, мягкая осень, очаровательная во всех отношениях. Природа здесь, на Юге никогда не торопится увядать, но деревья уже пестрят жёлтой листвой, а погода, наконец сделалась меланхолично-серой с этими её ливнями, свинцовым небом и редкими проблесками белого сонного солнца.       От года к году мистер Мур именно в этот период впадал в состояние глубокой тоски. Рефлексия, сожаления минувших дней, кофе — непременно какой-нибудь омерзительный итальянский пережженный микс, тихий мрачный блюз, Бальзак, Гюго. Этакий тонкий английский сплин. Аластор считал, что раз в год можно позволить себе впасть в уныние и со всей страстью упиваться им. Возможно, даже жалеть себя. Уж лучше так, нежели бесконтрольно проваливаться с головой в нескончаемые душевные терзания, когда ни попадя.       Вот только, в этом году что-то пошло не по сценарию. Мистер Мур чувствует себя хорошо. Чувствует себя так хорошо, как никогда. Винит ли он свою очаровательную белобрысую фурию в смене планов? Разумеется. Кто ещё мог бы нарушить их столь беспрецедентно, нагло и абсолютно нечаянно?..       Клавиши податливо льнут к подушечкам пальцев, Аластор зажимает педаль рояля, всматривается в чёрную лакированную поверхность приоткрытой крышки и чувствует, как уголки губ невольно поползли в стороны. Внутри неспешно-медленно разлилось тепло, стоило мужчине запнуться о случайную краткую мысль об этом мальчишке. Засранец. Аластор невольно покосил взгляд в сторону циферблата часов на запястье и прикинул, что часа полтора в запасе он имеет точно. Уговорились, что Мур заберёт Энтони из Дома около двух ночи.       Всё-таки, отдыхать вместе в компаниях им до сих пор удаётся не слишком хорошо, ведь каждый предпочитал собственную культурную программу и людей, в неё вписанных. Но всё же… Аластору нравится наблюдать за мистером Бейли в его привычной среде обитания. Потому, порой, Ал заезжал в очаровательный самобытный притон, где царит его белокурое божество, дабы увезти обдолбанное пьяное чудовище домой. Чаще всего перед выходными, как это случилось сегодня.       Ох, Энтони. После всего, что они пережили за минувший год, после острого момента катарсиса, всё приобрело совершенно иную плоскость. Все резко сделалось значимым. Аластор считает их путь невероятно поэтичным. Иные шекспировские трагедии не имели таких сюжетных поворотов, как те, что произошли здесь, в реальном мире.       Они заново узнают друг друга, принюхиваются, прощупывают. Они учатся искренности, доверию. Они, наконец, разговаривают без масок, без крепостных стен, рвов и пылающих стрел. Это что-то совершенно новое, необычное. Это вдохновляет. Внезапно знание того, что ты не одинок, что тебя понимают, принимают и… Любят? Оно сделалось нестерпимо важным. Оно прорастало внутри деревом, оплетало грудную клетку, гладило нежными зелёными ветками, щекотало органы набухающими почками. К ужасу своему Аластор, раз за разом перерабатывая все эти мысли, пришёл к беспощадному вердикту: ему нравится любить что-то ещё, кроме себя. Нет, не так.

      Ему нравится любить Энтони.

      Слушать его взбалмошные громкие рассказы о всяких глупостях: семейные дела, пикантные сплетни, ежедневная рутина. Нравится смотреть на него, такого разного: сонный и тёплый по утрам, пьяный, разнузданный, исполненный инфантильной игривости ночами. Недовольный, раздражённый, с сигаретой в зубах, осматривающий лужу масла под машиной, непременно пускающий агрессивные итальянские ругательства себе под нос, зло сплёвывающий на асфальт после каждых трёх-четырёх затяжек. Или же вот: непривычно-серьёзный, играющий роль большого грозного дяденьки в телефонных разговорах со своим стариком. А потом вдруг — щ-щёлк — улыбается, смеётся, хлопает длиннющими светлыми ресницами, прядь чёлки откидывает со лба, делается ласковее щенка, лезет обниматься, хнычет в плечо, бубнит: «я всё это в рот драл» и «как же он затрахал».       Аластору нравится подмечать, как юноша неуверенно, осторожно открывает створки раковины. Мистер Мур лелеет блядскую мысль о том, что вот такой, настоящий Энтони Бейли доступен только ему. Аластору хочется идти навстречу. Хочется быть ближе. Хочется знать, что они могут построить вместе. В этом есть свой шарм. В этом есть безмерная прелесть.       Мистер Мур порой ловит себя на странном, зудящем ощущении, будто бы рядом с дурным мальчишкой растекается сливочным маслом под палящим солнцем. Аластор наслаждается этим. Он решает, что хочет получать удовольствие от новых маленьких радостей, от необычных чувств, неспешно расцветающих внутри. Они оба заслуживают этого бесконечного ласкового штиля, наступившего после затяжной бури. Они выгрызали его зубами у собственных страхов, травм, различий, обстоятельств — друг у друга. Аластор хочет быть счастливым на все деньги.       Композиция подходит к концу, мистер Мур завершает её пылким соло и неторопливо поднимается из-за инструмента, прихватывает пухлую ладошку Мимзи и раскланивается с нетрезвым, но благодарным зрителем. Просят на бис, но времени впритык. Хотелось бы пропустить со своей старой кошёлкой по стакану виски, обменяться новостями и тем окончить приятный вечер джаза на сегодня.       Мисс Мелони выглядит, как никогда колючей. Ал глядит в её покатые плечи, настороженно следует за подругой к ложе в уголке, лукаво щурится, предвкушает. Мимзи, наверняка, желает высказать своё «фи», и это веселит. Интересно, действительно ли подруга так предсказуема, как предполагает мистер Мур или всё-таки нет? Мужчина коротким движением приглаживает усы и бородку, давит тихий смешок, заваливается на алый диванчик, вынимает пачку сигарет, туго закуривает, лениво выпускает струю серого дыма в узкое пространство крохотной ложи. Ал расслабленно откидывается на спинку дивана, укладывает ногу на ногу и от души улыбается хмурому пухленькому личику напротив.       — Итак? — Аластор склонил голову, пропустил сквозь пальцы кольца волос, нетерпеливо оскалился. — Слушаю тебя, дорогуша! Хо-хо, мисс Мелони, ну давай же, ещё немного и ты просто лопнешь от злости!       — О, правда? Ты меня слушаешь, милсдарь? Эко дело! — ядовито пищит Мимзи и шумно хлопает ладонью по столу. — Я-то думала тебе уже всё: мозги-то напрочь отшибло! Как только дорогу вспомнил к старой подруге?! Пф! Мне будто бы не на что злиться, скажешь? А? Наглая рыжая рожа!       — Душечка-душечка, вижу, ты сильно раздосадована, но хотелось бы понять контекст ситуации, — почти мурлычет Мур, закидывает на спинку руку и вновь выдыхает дым. К столику молча, почти униженно подскочил один из мальчиков Мимзи, спешно оставил бутылку джину, пару стаканов и тенью растворился в толпе. У-у-у, кажется, уровень взрывоопасности мисс Мелони достиг-таки критического уровня.       — Вот не надо мне тут! Не надо делать вид, что ты не понимаешь о чём я. Да-да, милсдарь! — Мимзи прихватила бутылку, разлила и пощёлкала пальцами, требуя сигарету. Ал поделился, по-джентельменски прикурил и вернулся обратно, на нагретое место. — Заявляешься дай бог, раз в пару недель, играешь три-четыре композиции, толком не напиваешься, молчишь, как тунец в пироге! — Мимзи шипит разозлённой змеёй, порывисто загибает пальцы, морщит нос и щурится, от свирепой натужности хочется расхохотаться. Мистер Мур сдерживается, знает, что в таком состоянии мисс Мелони может и вовсе разобидеться, а мириться с нею всегда пусть и не сложно, но к чему расходовать время попусту?       — Мимзи, душа моя, не пойму, пытаешься ты меня упрекнуть в чрезмерном трудолюбии или…       — Да какой уж там! — женщина раздражённо фыркнула. — Тебя-то, Мур? В трудолюбии? Не смеши, — Мимзи отмахивается, и Ал несдержанно срывается на короткий смешок. — Знаю я твою «работу», усатая, ты, кокетка! Сколько уж мы знакомы, но не думала я, что первая же хорошенькая сучка так скоро загонит Аластора Мура под каблук, — выплюнула, как отрезала. Ал заинтересованно повёл бровью, затушил сигарету о пепельницу и тихо рассмеялся. Понимала бы ещё что эта старая курица! — А он всё «хи-хи, ха-ха». Самому-то не противно? Посмотри, милосдарь, чуть больше года прошло, а ты, вон, ходишь блаженный, как сволочь! Уж не с ведьмой ли спутался? Авось приворожила, а ты, старый дурак, ни сном, ни духом.       Мимзи обновила выпивку и сходу глотнула. Мистер Мур в свою очередь неторопливо потянулся за стаканом, лениво отпил и причмокнул губами. Горло приятно прижгло, в груди совсем потеплело. Аластор ехидно косится на подругу, закуривает по новой и хохочет:       — Милочка, признайся, только честно: неужели ты вздумала ревновать? Хо-хо! — Аластор всё посмеивается, трунит. Бешенство женщины веселит, а уж как вытянулось её лицо после предположения мистера Мура — непередаваемо. — Иначе я не возьму в толк, как моя родственная душа имеет наглость попрекать меня счастьем.       Замолчали. Мимзи медленно постукивает пальцами по столу, хмурит брови, будто переваривает услышанное. Не прошло и минуты, как глаза её округлились, быстро захлопали нелепые накладные реснички:       — Да что за бредни, Мур? — недоверчиво интересуется она. — Ой, батюшки! В таком случае, несчастным ты мне нравился больше, сукин сын, — цокнула языком и наконец потушила тлеющий в пальцах окурок.       — Душечка, тогда уж себя вини в первую очередь, — мистер Мур качает головой и вливает в себя остатки виски. — А мне-то, знаешь, думалось, что следует тебе выразить горячую благодарность, но раз уж вопрос у нас стоит таким образом, я — так и быть — не стану, — глумится Ал в отместку за грубость, укладывает подбородок на мостик ладоней и наблюдает, как Мимзи нервно стала хватать воздух ртом. Видимо позабыла старая клуша, что и она приложила чудотворную ручку к драматичному воссоединению трёхмесячной давности.       — Хоть имя скажи, Мур, это же какой-то грёбаный ужас! — воспылав новой волной негодования, женщина вновь прищурилась. — Ч-чёрт, если ты, старый пёс, вдруг жениться вознамеришься! Это ж небеса рухнут на землю!       — О, об этом можешь не беспокоиться, дорогая. Нам там ни-че-го не светит. Её папаша всё ещё не в курсе, так что и об имени и о женитьбе можешь позабыть, — Ал чуть накренил голову и лениво взглянул на часы. Пора ехать.       — Ну, ничего-ничего. Знаю же, как чего случится, опять приползёшь побитой собакой. Радуйся, пока ведьме твоей опять дерьмо в голову не ударило, — злость её поутихла. Мистер Мур не может винить старую добрую Мимзи за ревность. Быть может, он и впрямь несколько… Выпал из жизни в последнее время.       — Мисс Мелони, и всё же, — нараспев протянув имя подруги, Ал неторопливо выпрямился и поправил лацканы пиджака. — Я безмерно благодарен тебе, милая, — ласково высказал Мур и заметил, как лёд в крохотных глазках тронулся. Мимзи поджала губы, недовольно цокнула языком и закатила глаза.       — Что ж ты… Вправду? Счастлив? — интересуется женщина вскользь, держит маску недовольства и раздражения, но и тон, и сам этот вопрос сдаёт с потрохами.       — Да. Бесповоротно влюблён, одурачен и повержен. Я абсолютно счастлив, — не медля ни секунды, отчеканил Мур и медленно поднялся, прихватил чехол с саксофоном и влил в себя остатки джина, оставшиеся в стакане. — Пора. Душечка, на той неделе обещаюсь быть и пить с тобою до талого, — бодро вещает Аластор, выбираясь из ложи. Обогнув стол, он прихватил пухлую ладонь, затянутую атласом перчатки и коротко коснулся губами костяшек.       — Ловлю на слове, Ромео. И только попробуй мне не быть!       Аластор отсалютовал подруге и неторопливо двинулся к выходу, лавируя между столиками, гостями и официантами. Сняв пальто с вешалки около алых портьер, Ал накинул на шею шарф, заложил за ухо очередную сигарету. На секунду он замирает, прикрывает глаза и делает глубокий вдох, чтобы как следует прочувствовать момент, насладиться им сполна. Мистер Мур блаженно перекатывает это непривычное слово на языке, неслышно выдыхает его в сторону алого коридора, бегущего вверх: «счастлив». Хорошее. Подходящее. Мужчина взбегает по лестнице и вываливается наружу, в ночную прохладу ожившего, встрепенувшегося города. Облачко пара вырывается изо рта на долгом выдохе, пришлось слегка запахнуться в пути до машины. Салон Монтеррея встретил тихо, студёно. Авто тихонько заворчало, явно недовольное низкой температурой. Аластор закурил, дал чёрной крошке прогреться и неторопливо выехал на основную дорогу.       Был ли он когда-то по-настоящему счастлив раньше? Были грамотно провёрнутые авантюры, сиюминутные радости, сладостные триумфы, что тешили монструозное эго, но будучи человеком уверенным в себе сверх меры, знающим свою цену, Аластор многие вещи воспринимал, как должное. Хотя… Должно быть, первый курс консерватории?       Тогда юный Ал оказался в самой подходящей для себя обстановке, среди людей заинтересованных, увлечённых. Тогда он понял, что может заниматься музыкой постоянно, полностью ей отдаваться, не думать о выживании, не выстраивать умных планов. Вот тогда оно случилось впервые — счастье. Да. Сейчас мистер Мур испытывает нечто похожее, но всё же, отличное. Интересно, как долго продлится это состояние восхитительной эйфории? Судя по «урокам» Мимзи, лишь сейчас они с Энтони подошли к конфетно-букетному периоду в самом правильном значении этого термина.       Ал вывернул руль, съехал на объездную, дал по газам, стрелочка спидометра задрожала. Оказавшись на тёмной дороге, освещаемой одним лишь слабым светом дальних фар, Аластор продолжал размышлять: быть может, всё-таки не конфетно-букетный? Пускай, вся прелесть влюблённости дошла до холодного мозга лишь теперь, но они с мистером Бейли достаточно долго знакомы для того, чтобы тупо игнорировать недостатки друг друга, как по идее оно должно происходить у «нормальных людей». Более того, мистер Мур, кажется, дошёл до той стадии, когда вещи, невероятно раздражавшие год назад, кажутся забавными изюминками. Фишечками. Милыми причудами. Пожалуй, Аластор не может пока что дать конкретной классификации данному периоду своих отношений, но торопиться некуда.       Машина притормаживает в низине холма, буксует назад, в небольшой валежник, чтобы авто не было заметно с дороги. Мур глушит мотор, выходит из машины и оборачивается, всматривается в сияющие золотистым слабым светом нижние окна Дома №47. Тихие звуки ночных топей, аромат болота и прелой листвы обволакивают. Ал поднимается вверх, к воротам, просачивается сквозь, до ушей доносится отдалённый шум и злое завывание койота. Мистер Мур прищурился. Неужели там разворачивается что-то интересное? Преодолев подъездную дорожку и ступени, мужчина толкает тяжелую створку двери и входит в тёплый холл. Запустение и тишина настораживают. Склонив голову набок, Ал улыбнулся уголком губ и едва не запнулся о белую пушистую кошку.       — Мисс Сливка? — взглянув на неё, Мур тяжело вздохнул, наблюдая, как животное трётся около ног, а затем осторожно приподнимается на задние лапы и слабо цепляется коготками за брючину. — О, дорогуша, это очень деликатная ткань, — фыркает Ал, щурясь, и берёт кошку на руки, смотрит в её наглые голубые глаза и спешно уклоняется, когда Сливка пытается потереться башкой о подбородок. — Где твоя мамочка? — смешливо интересуется он. — Давай-ка его поищем, милая! — Мур неспешно вплывает в гостиную и едва не сбивает с ног пышно разодетую юную девочку. Мисс Брайт — её семейство держит несколько магазинчиков в Гретне. Малышке, дай бог, девятнадцать! И куда глядят родители?       — Ой! — пискнула и полетела спиной назад, обратно в гостиную.       — Прошу простить, — удержав Брайт за плечо, Аластор бегло осмотрел её и очаровательно приподнял уголки губ. — Вы в порядке, милочка? Не ушиблись?       — Мистер Мур? — во взгляде читается удивление и где-то глубже — радость. Девушка хлопает глазами, поправляет волосы и прикусывает губу. — Это мне следует извиняться! Я немного перебрала, — посмеивается она и осторожно упирается обнажённым плечиком в косяк прохода.       — О, поверьте мне, раз на ногах стоять способны, значит ещё очень даже не добрали, учитывая местный закон, — Аластор легко похлопал ее по плечу и подметил совсем уж пустую гостиную. Старые знакомые «взрослые» общались в своём взрослом уголке, с ними — кто-то из художников, кажется. На диване уже растянулось чьё-то тело, рядом с которым бесстыже расположилась Ниддл Ниффтс и втягивала дорожку кокса через туго скрученную купюру.       — Я совсем недавно, ещё не разбираюсь во всех этих «законах», — тихо хихикает мисс Брайт и уже начинает раздражать своим присутствием и этим абсолютно ненужным диалогом.       — Век живи — век учись, мисс Брайт! Но раз уж так складываются обстоятельства, постарайтесь найти провожатого и отправляйтесь-ка вы домой, — в привычно-дружелюбной манере произносит Аластор и наконец ловит взгляд Ниффтс, что откинулась на спинку дивана и замахала руками в приветственном жесте.       — А вы здесь какими судьбами? Не знала, что вы тоже… — попыталась продолжить девица, но ей богу, мистер Мур не настроен сейчас на светские беседы, а потому отступив на шаг в сторону, он учтиво коснулся плеча юной особы:       — У взрослых мужчин бывают свои маленькие слабости, мисс Брайт. Ступайте, душенька, ступайте. Не забудьте о пальто, снаружи ужасно холодно, — вежливо отстрелялся Аластор и прошел вглубь гостиной. Сливка на его руках пригрелась и не предпринимала попыток к побегу.       — О-о-о! Мистер кучеряшка! — хихикает Ниддл, прикрыв рукой рот. — Дай угадаю? Приехал за своей принцессой? Или так, чисто с молоденькими сучками по углам позажиматься? — спрашивает она, ехидно улыбаясь и легко раскачивается на месте. Аластор совсем не может воспринимать эту милую дурочку всерьёз, девяносто процентов её слов не проходят фильтр в голове мистера Мура.       — Ниффти, солнышко, вам, пожалуй достаточно кокаина на сегодня, — смеясь, произнёс Мур и присел на подлокотник дивана. — Мерещатся какие-то глупости.       — О? Ну па-а-ап, — канючит Ниффти и быстро заправляет рыжие волосы за уши.       — И точка, милая. Довольствуйтесь водкой. Вам ещё кутить и кутить до навыков более опытных товарищей, — лукаво скалясь, отчеканил Ал и ткнул девушку в лоб указательным пальцем. — К слову, где они, собственно? Говоря точнее, меня интересует местоположение, как вы удачно выразились: моей принцессы.       — А? — Ниффтс на секунду потерялась, похлопала своими стеклянными глазами на Аластора. — Пошёл пиздиться с бродягами на задний двор. А остальные смотрят или помогают. Фиг знает, может ставки делают, — как ни в чём не бывало, ответила девушка. Мур медленно закрыл глаза, пару раз моргнул и глубоко вздохнул.       — Ох-хо, моя детка, — он тихо цокает языком и подставляет Ниффти локоть свободной руки. — Сопроводите?       — Ой, да нормально же сидим, болтаем, чё плохо? Хочется по холодине пошататься? — фыркает Ниддл, но всё же лениво поднимается со своего места, цепляется за локоть мужчины и ведёт его из гостиной в холл, к дальнему выходу на нижнюю террасу. Шум нарастает. Аластор чувствует, как под рёбрами заклокотало приятной дрожью. Мужчине нравится сама перспектива увидеть мистера Бейли взмыленным, бешеным, злым — великолепным. Ниффти что-то болтает, Аластор поглядывает на неё и улыбается. В компании мисс Ниффтс мужчина не чувствует себя совсем уж блаженным — до неё Муру ещё далеко. Но она забавная. Крайне забавная. Должно быть, мужчине никогда не понять её маленького безумного разума.       Они вместе вышли в распахнутые настежь двери. Толпа домовцев шумела единым организмом, где-то перед ними маячили чёрные грязные силуэты, слабо мелькающие в свете пары зажжённых фонарей.       Подойдя совсем близко, Аластор цепляется за него взглядом. Пара товарищей крепко держит вырывающееся орущее тело, облачённое в одно из клоунских одеяний: свет слабо переливается в бисере на пиджаке, лижет всклоченное золото волос и лицо, искажённое гневом. Группка людей напротив также держала своего бойца от начала или же продолжения схватки. В ногах Энтони, злобно скалясь, рыком заливается койот, рокочет, прижимает уши к башке. Аластор ощутил, как сердце дрогнуло. Улыбнулся невольно-искренне, нежно, рассматривая жестокое златовласое божество, оберегающее свой храм от посягательства.       — Иди сюда, говна кусок, я выебу твой гнилой рот! С-сука! Также, как ебал твою жирную мамашу вчера вечером! — голос Энтони касается ушей, вырванный из контекста. Аластор вздохнул и взглянул на кошку, что заинтересованно пялилась куда-то вперёд.       — А вот и мамочка, мисс Сливка, — Ал легко приподнял животное под задние лапы, позволил ей влезть себе на плечо.       — Не хочешь типа… Вмешаться? — со смешком интересуется Ниддл, складывает руки на груди и расплывается в улыбке.       — Хо-хо? С моей стороны было бы крайне невежливо. Он ведь явно ещё не договорил, — мистер Мур заложил руки за спину, наслаждаясь зрелищем. Он знает: если бы мистер Бейли хотел прикончить этот белый мусор, он бы уже сделал это. Вдобавок: концерт показывают — сиди и хлопай. Мур ухмыльнулся своим мыслям и слабо дёрнул головой, когда мисс Ниффтс вдруг подала голос:       — Эй, блонди! Собирай игрушки! Папочка приехал! — громогласно огласила девица. Бейли стих, и в следующий момент: глаза в глаза. Вот так резко, так хорошо.       — Бемби! — Энтони в миг отвлёкся, отпихнул от себя чужие руки и стал стремительно приближаться. По глазам мистера Мура резанули цветастые клёши и желтизна рубашки под пиджаком, в напряжённых смуглых пальцах зажата бутылка, там, дёргаясь мелко, плещется что-то крепкое на самом дне.       Накрыло шквальной пенистой волной запахов: травка, белая лилия и клубничный джин. Руки цепко оплетают шею, теснят кошку, что на секунду стиснула когтистые лапы и резко перепрыгнула на Ниффти. Разгорячённый, красный, растрёпанный, мистер Бейли прижался, накрыл рот быстрым поцелуем красно-смазанных. Ступня оторвалась от влажной земли, очертила полукруг и замерла в игривом «оп». Аластор забрался руками под пиджак, обнял под рёбра, пощупал влажную поясницу через ткань перчаток, слизывая с губ остатки алкоголя.       — Кто-то сегодня в ударе, м, банши? — отстранившись, шелестит мистер Мур в приоткрытые губы. — Решил попробовать себя в роли гладиатора?       — Я так соскучился, amore, — в тон ему шепчет белокурая фурия и бесстыже ворует ещё один быстрый поцелуй. — Ты сегодня играл у Мимзи? М-м-м, пахнешь бабкой и сигаретами, — пьяненько воркует Энтони и пальцами свободной руки касается кудрей на затылке.       — Туше, деточка, туше, — смеётся Аластор и отстраняется, заглядывает в огромные зрачки и стискивает пальцы на пояснице, впивается в бока подушечками, срывая резкий смех и вялые попытки вывернуться.       — Грязные педики!       Возмущённый, ядовитый оклик донёсся из темноты. Вмиг все притихли. Аластор вглядывается в красивое смуглое личико, что в миг перекосило от новой вспышки гнева. Энтони рыпнулся с силой, мистер Мур сдавил его в объятиях, удерживая на месте.       — Чё ты вякнул, выблядок? — шипит юноша, и пространство разрывает звоном бьющегося стекла. В руке мальчишки сверкнула розочка разбитой, о перила рядом, бутылки. Перепалка возобновилась, но уже с дальней дистанции. Аластору невероятно весело. Он не даёт юноше вывернуться, но наблюдать за всем этим цирком — виноватое, постыдное удовольствие. К гавкающему голосу Энтони присоединились домовцы: с недовольными призывами проваливать прочь, они всем своим единым организмом теснили кучку бродяг всё дальше в сад, те в ответ отплёвывались тяжеловесными грубостями, подвываниями, нелепыми угрозами. Ал услышал, как розочка шумно брякнулась о покорёженную кладку тропинки рядом. Пространство огласило очередью холостых выстрелов в воздух.       Темнота зашелестела кустами. Противник трусливо отступил. Бейли опустил руку с пистолетом, тяжело дыша, он пару минут молча вглядывался в пространство, прежде чем суетливо развернулся в объятиях:       — Так… На чём мы остановились, мистер красавчик? — интересуется Энтони, касается носом носа.       — Выступление прошло отлично, — Мур медленно отстранился и оглядел Бейли. — Моё, кстати, тоже, — ухмыльнулся мужчина и покачал головой. -Oh, mon ange, следовало теплее одеться, прежде чем забивать кому-то стрелку, — Ал снисходительно качнул головой, стянул перчатку с одной руки и пощупал холодные щёки Энтони, легко щипнул его за кончик носа и неторопливо выскользнул из пальто, накинул его на худые плечи белокурого чудища. Энтони вцепился в шоколадные лацканы, зарылся в воротник лицом и гулко потянул густой древесный запах парфюма.       — Это была такая стратегия. Я знал, что ты не дашь мне умереть от пневмонии, Бемби, — Бейли расплылся в улыбке и забился под руку. — Выпьем? О! А может поиграем? В картишки? На желание?       Толпа, не видя больше ничего интересного, лениво поползла в тепло. Аластор обнимает юношу за плечи и помогает ему подняться по ступенькам. Энтони предпринял было попытку запутаться в ногах, но Мур пресёк её на корню, удерживая раскруженного бойфренда в вертикальном положении.       — Душенька, я не сяду с тобой за игральный стол, даже если небо станет падать на землю, — отсмеивается Мур и ощущает, как Бейли доверчиво привалился к боку, тихонько что-то промычал и будто бы совсем расслабился. Тепло дало по раскочегаренному мозгу. Холодные пальцы потянулись к тёплой обнажённой ладони, юноша взял за руку, откинул голову на плечо и принялся тихонько-пьяно нашёптывать какую-то невероятно горячую сплетню. Аластор вслушивается в быструю речь, что является приятным аккомпанементом в дороге к общей гостиной.       Наконец она стала выглядеть совсем привычно. Домовцы жарко обсуждают произошедший эксцесс, поделившись на группки.       -…Представляешь? Я не думал, что миссис Гейл такая потаскуха! — двое завалились на софу около камина, Энтони откинулся спиной на подлокотник, откинул голову назад, переводя дух. Аластор поджимает губы, качает головой и гостеприимно ловит бесконечно-длинные ноги, на свои колени.       — И что же мистер Гейл? Уже в курсе? Хо-хо, но честно признаться, я не удивлён. Трижды в неделю посещать церковь станет либо повёрнутый фанатик, либо тот, кому есть, что замаливать, — мистер Мур весело скалится, опускает ладонь на худое колено, разминает икру и слышит блаженное мычание. Энтони неловко подпёр ладонью подбородок, расплылся в диком лисьем оскале и усмехнулся.       — Делает вид, что не знает, как я понял, но мои девчули говорят, он теперь ка-а-аждый день торчит в баре на окраине города, — Энтони закатил глаза, похлопал ресницами, выкинул ладонь вперёд и лениво стал поглаживать плечо Аластора ладонью. — Пахнет разводом.       — Или поножовщиной, — едко подметил мистер Мур, прихватил тонкое запястье и прижался к костяшкам губами. Белокурое чудище умильно хихикнуло, дёрнуло своим хорошеньким носиком от щекотки. — Mon ange? — Аластор заговорщицки прищурился, ловя расфокусированный взгляд зелёных глаз. Энтони дёрнулся, завозился и, кряхтя, скинул с мужчины ноги, подсел ближе, прижавшись бедром к бедру, подставил ухо, ожидая, видимо, чего-то.       — Ты и-зу-ми-тельно хорош, — ласково шепчет Аластор, будто по секрету. — Просто совершенство, — добавляет Мур, касается скулы носом и поднимает лицо, чтобы насладиться реакцией: Энтони коротко зажмурился, заулыбался, закусил губу. Щеки его сделались малиновыми то ли от перепада температур, то ли от смущения.       — А я всегда говорил, что пара дорог красят человека, — флиртливо мурлычет мальчишка и тянется руками к рукам, сплетает пальцы и стискивает это тёплое, разгорающееся касание. — Иди-ка сюда, красавчик, — зовёт на выдохе и ещё раз накрывает губы своим алым ртом. — М-м-м, ну что за сентиментальный оленёнок? Обидел кто? Ты скажи, я хоть пойду разберусь, — насмешливо-нежно шепчет Бейли, но Аластор знает: рефлекс защищаться в моменты стеснения. Мистер Мур обязательно отучит мальчишку от этой дурной привычки.       — Деточка, если ты разберёшься, остаток ночи мне придётся вытаскивать тебя из полицейского участка, — возвращает Ал, ловит ещё один короткий поцелуй, касается лбом лба.       — Постоять за мою даму — считаю делом чести, — весело шипит Энтони и ведьмой хохочет, предпринимает попытку влезть на колени, когда их очаровательное рандеву вдруг прерывает кучка домовцев, что внезапно решила ворваться в разговор.

— Эй, Бейли, тебе не шибко досталось-то?

— Да ты чё, он дрался, как аллигатор! А казалось бы, ха-ха!

— А что? Думаешь не вернутся больше? Это типа кочевники были? Или кто?

— Что вообще случилось? Я много пропустила?

— Мистер Мур, а вы видели? Видели, что было?

      Девочки и мальчики, будто в детском саду располагаются кто-где: на креслах рядом, на полу. Шумят, весело переговариваются, отвлекая внимание Бейли на себя. Аластор с интересом покосился на юную пассию. Энтони встрепенулся, будто по щелчку, перешёл в режим рассказчика, ярко жестикулируя одной рукой — вторую же вложил в тёплую, обнажённую до сих пор, ладонь Мура. Мужчина откидывается спиной в спинку софы и вслушивается в звонкий голос чудища рядом, смотрит на точёный римский профиль и старается запечатлеть новый момент идиллии.       — …Эй-эй, подождите! Подождите. Налейте кто-нибудь моему мужчине. Сейчас! Он это всё на трезвую слушать заебётся, — выхватив фразу из контекста, Ал приподнял бровь, покосившись на Бейли, ощутил, как тот стиснул ладонь покрепче. Мур расплывается в умилённой улыбке. Почему это так чертовски хорошо звучит? В более трезвом рассудке его ангел ещё хоть как-то фильтрует речь, моментами Ал замечает, что Энтони вроде что-то хочет сказать, что-то, скорее всего, приятное, но не умея подобрать слов, начинает очень явно нервничать и сводит всё к глупым уродливым шуткам. Но здесь, в Доме, дойдя до определённой кондиции, начинается: «мой мужчина это», «мой мужчина то». В первые разы Аластора страшно коробило. Конфузило. Его присвоили, будто одну из местных кошек или этого страшную желтоглазую псину, что сейчас устроилась подле софы, под ногами мистера Бейли. Постепенно мистер Мур понял, что эта нелепая фраза не удавка. Она совсем не про ущемление, наоборот: Энтони признаёт, откровенно и ревностно заявляет свои права, лишний раз напоминает местным, предупреждает возможные романтические поползновения. Это чешет самолюбие. Учитывая общую закрытость сопляка, нечто подобное — сродни лучшему комплименту из тех, на которые Бейли только способен в данный момент времени.       — Держите, мистер Мур, — девичий голосок сбоку вырвал из раздумий. Аластор принял стакан виски и вскользь заметил девочку, с которой столкнулся в самом начале вечера.       — Спасибо, кисунь! — бросил Энтони, глянув на неё. — Эй, а освободите место? Вы чё Эми согнали? — тут же принялся праведно ругаться юноша, щурясь на смеющийся, переговаривающийся народ.       — Да я… Тут могу, — присев на подлокотник, произносит девочка-Брайт, но Энтони цокает языком, тянет Аластора к себе ближе, они пересаживаются на противоположный край софы.       — Присаживайтесь, милочка, что вы в самом деле! В тесноте, да не обиде, — Аластор слабо похлопал по софе и вытянул руку вперёд, на свет, оценивая степень замызганности стакана и взвешивая своё желание пить из онного.       — Спасибо, мистер Мур, — ответила Эми и чуть подалась вперёд. — А такое уже было? Ну, в смысле… Ничего страшного?       — Э, — Бейли махнул рукой. — Да постоянно бомжей гоняем. Им тут будто мёдом намазано… О? — Энтони резко перегнулся через Аластора и прихватил пальцами камею, обрамлённую рядами розового жемчуга и мелких сверкающих камушков, что покоилась в плену острых ключиц мисс Брайт. — Вау, как красиво! Где купила? Мне тоже надо, — внезапно отвлекшись, Бейли сделался похожим на ребёнка или же любопытную сороку.       — Это? Ой, это фамильное украшение, — отсмеивается девочка смущённо и отстраняется от цепкой руки. — Ему уже ку-у-уча лет. Ещё моя прабабушка носила.       — Банши, всё, баста, не пугай девочку, — тихо смеётся Аластор и садит своё чудовище на место. — Взгляни, она вся побледнела, — Мур сделал неспешный глоток чего-то, похожего на виски и ласково погладил по колену юную пассию.

— А дальше-то что? — послышался недовольный голос с пола.

      — Ну, короче, мы на крик побежали, а там эти демоны зажали нашего коммуниста-Майки около толчка! Я говорю: «господа, какие-то проблемы?» а вот этот плешивый и беззубый мне, мол «безбожники, сатанисты, вы сгорите в аду». А я ему: «дружище, ничего не понимаю, полный рот хуёв, достань пожалуйста». А он как взбесился!.. — Аластор сжал пальцами переносицу, шумно прыснул, заходясь смехом. Поймал короткий красноречивый взгляд Энтони, тот будто лишь пуще распалился, чувствуя эмоциональную поддержку, сделался вмиг невероятно артистичным и выразительным, продолжая свою пылкую речь.       Мистер Мур всё чаще подмечает, что для Энтони это важно. Важно чувствовать плечо рядом во всех смыслах. Быть может, вывод слишком поспешен, но Аластору кажется, будто Энтони очень похож на розовый куст. Будучи диким, неухоженным, заброшенным, он только и делал, что пытался побольнее уколоть шипами и совсем не плодоносил. Но стоило только взрыхлить землю, дать воды, удобрить почву, и вуаля: вот они, стали показываться крохотные бутончики, будто бы ещё немного и…       Что-то мешает. Мур ощущает неприятное тянущее чувство, оседающее покалыванием в гортани. Кто-то смотрит. Скользнув по публике Энтони, мужчина понял — не они. Тогда Мур медленно скользнув вбок глазами и понял, что так взбесило: масленый взгляд малышки Эми, направленный отнюдь не на мистера Бейли.       — У меня что-то на лице? — вежливо интересуется Мур у соседки, но та неловко тушуется, отсмеивается, вдруг поднимается и уходит. Что за? Что не так с этой девицей?       — …Ну и короче, если бы не мистер Мур, я бы их всех поубивал нахер, — Энтони порывисто откинулся назад, привалился сбоку, закончив историю. Ал почувствовал острое покалывающее неудовольствие. Атмосфера теперь кажется сломанной и неправильной. Вот же глупая курица! -Amore? Что с лицом? — Бейли приподнялся, заглянул в глаза и заторможено моргнул.       — Угорел немного, — хмыкнул Ал и медленно втянул воздух носом. — К слову, банши, время уже не детское, — мужчина деловито вскинул руку, взглянул на часы и поцокал языком. — Не думаешь, что пора собрать игрушки, попрощаться с друзьями и двигаться в сторону постели, деточка? — интересуется Мур и легонько тыкает под рёбра мальчишку, от возмущения тот аж глазами похлопал, раздосадовано замычал, уронил в плечо голову, да так резко, что Ал не успел увернуться от укуса. Они завозились под улюлюканье и язвительные смешки зрителей рядом, и когда Мур таки отодрал от себя лицо белобрысой пираньи, стиснув его щёки обеими ладонями, Энтони пьяненько захихикал, потянулся и повернулся к присутствующим.       — Ну всё, дорогие мои ублюдки, концерт окончен. Я сваливаю, — громко оповестил он и шатко поднялся на ноги, опёрся о плечо Аластора ладонью, прикрыл другой рукой рот и нелепо рыгнул в ладошку. Недовольно-удивлённые возгласы наполнили пространство у камина, голос дома запел:

— Да даже четырёх нет!

— Куда?! А танцы!

— Чтоб Бейли уходил первым?!

      — Ну-ка тихо, — рявкнул юноша весомо и стиснул плечо мистера Мура. — Устроили! Вас-то никто не гонит, дебильные! А вот я, что по-вашему? Должен спорить, — зелёные глаза столкнулись с кроваво-карими, — с моим мужчиной?       Аластор может поклясться, что в этот самый момент он отдал бы всё, что у него есть, лишь бы это самое мгновенье длилось бесконечно.

* * *

      До машины добрались с трудом. Невзирая на то, что мистер Бейли не успел надраться вусмерть, он так и норовил полететь носом в каждую вторую кочку и выбоину, что попадала под заплетающиеся ноги. Мистер Мур задаётся резонным вопросом, как это чудовище раньше самостоятельно добиралось до его дома в куда более плачевных состояниях. Разумеется, если идти напрямую, пёхом, без лишней конспирации, преодолеть путь можно за полчаса, но всё же! Придерживая юношу за талию, Аластор поглядывает на силуэт лица Энтони. Тот не затыкается, болтает-болтает-болтает, будто заводная игрушечка. И только оказавшись бережно упихнутым на пассажирское, молодой человек расплылся лужей, откинул голову назад и устало-блаженно замычал.       — …Вот поэтому не надо мешать колёса с водкой, — подытожил парень очередной свой рассказ под тихое мурчание мотора. — Эй, Бемби, я бы сейчас съел тирамису. Жареный. В сахаре, — хихикает Энтони и вяло опускает ладонь на бедро мистера Мура.       — Душа моя, если к зубодробительному коктейлю из всего, что в тебе намешано добавить такое количество сахара, вероятнее всего наша следующая встреча состоится на очередных похоронах. Твоих, — Ал оскалился, покосился на Энтони, тот возмущённо запыхтел, закатил глаза и зарылся в чужое пальто.       — Я в порядке! — заявило чудовище и резко дёрнулось вбок, умастило острый подбородок на плечо Аластора, коснулось кончиком носа выбритой щеки и легонько потёрлось. — Надо второй ужин, понимаешь? — Ал повернул голову, коснулся переносицы губами.       — Давай-ка сначала доедем, mon ange, а там уж посмотрим, — предлагает он, опускает ладони на руль, но Энтони блокирует манёвр, прихватывает за скулу и втягивает в очередной поцелуй. Долгий, неторопливый, мягкий. Аластор предчувствуя последующее движение, резко схватил Бейли за колено, не позволяя ему совершить задуманное.       — М-м-м, мистер душнила, прям очень хочешь лишить меня десерта, — пылко шепчет в губы поганец, ещё раз коротко целует.       — Энтони, детка, боюсь такими темпами мы никуда не уедем. А секс в машине с раскруженным тобой может оказаться очень травмоопасным, не находишь? — Аластор смеётся и отстраняет от себя Бейли. Тот закусил нижнюю губу, прищурился и откинулся в своё кресло. — Пристегнись.       — Да расслабься, я по-о-олностью доверяю твоим водительским талантам, — хохотнуло чудовище, на что Аластор скептично-тяжко вздохнул и разобрался с ремнём собственноручно.       — А я твоему беспокойному разуму — нет, — если засранец и впрямь решит выкинуть что-то в дороге, они вполне себе могут вылететь в кювет. Не хочется калечить свою любимую крошку. Обеих.       Монтеррей медленно выполз по пьяной дороге на ровную поверхность. В салоне повисла комфортная тишина. Энтони притих, лишь недовольно пыхтел в попытках удобно устроиться, но вскоре и эти звуки сошли на нет.       Быть может, это всё тоже проявление доверия? Ал бросил короткий взгляд в зеркало заднего вида, зацепился за юношу, клюющего носом и задумался. Они очень похожи в некоторых вещах. Контроль. Оба привыкли полностью владеть ситуацией, каждый по-своему. Если вот так по-хорошему присмотреться, в каком состоянии ни был бы Энтони, он не позволял себе неосторожности. А сейчас, всякий раз, когда Аластор встречает его с кутежей, мистер Бейли так и норовит грохнуться, запнуться, врезаться — убиться одним словом. Неужели так сильно полагается на мистера Мура, что позволяет себе просто быть пьяным, весёлым и неаккуратным? Ал ухмыльнулся уголком рта.       Авто плавно входит в поворот, мягко движется по главной дороге, минует квартал за кварталом и наконец въезжает в родной район. Мур коротко оглядывает чернеющие окна, высматривает крыльцо своего дома и уже скоро загоняет Монтеррей на подъездную дорожку, лениво выбирается из машины, открывает дверь гаража, осторожно въезжает в безопасное пространство и закрывает реле.       — Деточка, мы на… — повернув голову в сторону, мистер Мур замолкает. Энтони уснул, упершись лбом в стекло. Рука не поднимается его будить. Аластор тяжело вздыхает и качает головой, глушит мотор, выходит из салона. Бейли едва не выпал наружу, стоило мужчине приоткрыть дверь. После недолгой возни, мужчина аккуратно поднимает мальчишку на руки, глубоко вдыхает. Если с гостями можно было не церемониться, тут уж подобное не прокатит. Стоит поосторожничать. С парой остановок таки добираются до спальни.       Ал укладывает Энтони на постель и переводит дух. Раздеть и мало-мальски стереть боевой раскрас, дабы на утро не пришлось отстирывать наволочку — прецеденты были. Даже это почему-то не раздражает.       Мистер Мур всегда был человеком, бесконечно влюблённым в себя, в свой комфорт, не обременённым всеми этими глупыми человеческими страстями. Он никогда доселе не испытывал не то что потребности — желания позаботиться о ком-то. Ничего не переменилось: мир вокруг, люди, общее отношение. Аластор не исцелился в миг волшебным образом, не сделался «правильным» кусочком паззла. Переменная в выверенной, упорядоченной спокойной жизни была всего одна. И она подходит: каждою выемкой, каждым выступом. Аластор благодарен. Оказывается, всё это время, с самого детства не он был «специфичным», «дефектным», «сломанным». Нужно было просто дождаться.       Они оба — чудовища, оба — монстры. Они принимают друг друга.       Аластору хочется заботиться, видеть, слышать, осязать. Хочется сдаться в плен на совсем. Хочется любить. Обожать до слепоты. Хочется боготворить: просто и беззастенчиво. Он разрешает себе делать это. Он наслаждается происходящим.       Мистер Мур растряхнул одеяло, укрывая прекрасное неподвижное изваяние, растянувшееся на своей половине кровати. Мужчина неспеша разделся, аккуратно повесил рубашку, пиджак, брюки — на вешалки. Тихо прикрыл дверцы шкафа и следом совершил привычный ритуал туалетов: вымыть руки, лицо и шею. Вернувшись обратно, в спальню, Аластор приоткрыл окно и задвинул шторы, оставив лишь слабую полоску света, что разрезала пространство поперёк.       Прохлада кровати обволакивает. Хороший день. Действительно, чертовски хороший. Мистер Мур трёт ладонью лицо, приглаживает усы, почёсывает подбородок и поворачивает голову в сторону. Он внимательно вглядывается в острый профиль на подушке рядом, чуть приподнимается на локте, аккуратно касается прохладной щеки, пропускает жёсткие золотистые пряди сквозь подушечки пальцев. Любуется.       Чёрт, разве это не было очевидно с самого начала? Ровно также Наполеон сдал Ватерлоо. Аластора настигло сильно, неожиданно и беспощадно. Бежать было некуда, даже имей мистер Мур большое желание. Разве ж он не пытался держать оборону до последнего? Ватерлоо — судьбоносно повторяет само себя. Сопротивляться невозможно, всегда наступает момент, когда единственный шанс — принять поражение.       Да и… Мог ли Ал отказаться? Он чувствует, что одержал блистательную победу будучи приручённым, разбитым начисто, абсолютно поверженным.       Всё просто: Энтони Бейли с самых первых дней фатально-случайно оказался его собственным Ватерлоо. Без прикрас.       — Паршивец, — мужчина тихо цокнул языком, упал в кровать, прикрыв лицо ладонью и почувствовал возню рядом. Бейли широким жестом перевернулся и закинул на колени мужчины ногу, руку — поперёк груди, шумно всхрапнул-хрюкнул куда-то в плечо. Ал накрыл прохладную ладонь на солнечном сплетении своей. Завтра будет новый день. Ещё один хороший день.

1964 год Гретна, Штат Луизиана США

Дом мистера Аластора Мура 12:49

      Медленно разлепив глаза, Энтони пытался понять, функционирует ли его правая рука, или же он как-то умудрился её лишиться минувшей ночью. Парень заторможено моргает, пытается сфокусироваться на объекте прямо перед собой: шторы. Вторая половины кровати, как всегда, пустует. Бейли недовольно фыркает и левой рукой тянется под подушку, обнаруживает, что правая всё-таки в наличии имеется, просто безбожно затекла. Если вот так вот лежать и не двигаться, то в целом, всё кажется не слишком уж и хреновым.       Энтони вслушивается в звуки дома, закрывает глаза, до слуха доносится отдалённая мелодия: песнь фортепиано. Старый чёрт до сих пор подскакивает каждое сраное утро, будто самый пиздодельный в этом городе. Энтони откровенно не понимает, почему хотя бы в выходной нельзя как следует отоспаться, а не разводить суету. Ей богу же! Ал говорит, что ему нравится проводить время продуктивно, и что Энтони однажды проспит и конец света, и вознесение. Бейли коротко ухмыльнулся своим мыслям и попытался реанимировать руку, но после первого же движения ощутил, как заболело вообще всё, что могло болеть. Заурчал желудок. Нужно покушать.       — Бе-емби! — проныл молодой человек, выпростав руку из цепких лап подушки. — А-а-ал! — перевернувшись на спину, Бейли тяжело выдохнул и очень осторожно, медленно наклонил голову в сторону. С его стороны тумбочки — почему-то — не было, но зато с недавних пор там стояла кухонная табуретка, на которой сейчас терпеливо ожидали: стакан воды с осадком порошка на донышке, блюдце с сэндвичем, а также сигарета, скрученный косячок и зажигалка с пепельницей. Энтони медитирует над реанимационным набором с две минуты, прежде чем похмельные боли перебарывают желание лежать и не двигаться.       Молодой человек медленно сел, зажал виски пальцами, ощутил острое желание проблеваться и привычную утреннюю тяжесть. Бейли протянул руку к стакану, поднёс его к губам, жадно присосался, выпивая чудодейственное средство, следом в Энтони отправился сэндвич и только потом по комнате медленно стал расползаться густой дымок и аромат травки. Парень цедит самокрутку, рассматривает пейзаж спальни перед глазами и приходит в себя. Стряхивая пепел пальцем, Энтони задерживает взгляд на тлеющем кончике косяка, прикрывает глаза и расплывается в улыбке. Это так мило. Аластор не любит смога в спальне, но идёт на маленькие уступки.       Энтони прикусил губу с внутренней стороны, сделал ещё пару затяжек и повалился на постель. Недолго полежал так, прикрыв глаза. Отпускает быстро, очень быстро. Разумеется, он ни за что не позволил бы себе курить шмаль дома, а ведь это одно из лучших средств после ночных кутежей. И здесь тоже… Раньше бы не стал. Но сейчас можно. Сейчас вдруг стало можно так много, что Энтони кажется, будто настоящий бастион свободы — он здесь, в этом самом доме. Почувствовав, что тело, наконец-то способно функционировать, Бейли поднимается с постели, открывает шкаф и выдёргивает со своей полки, похожей на черти что, пижаму. Лениво одевается, ёжится от холода и, подумав с минуту, накидывает на плечи домашний халат Аластора. Затягивая пояс, Энтони принюхивается, вдыхает слабые отголоски парфюма, обволакивающие чужую вещь. Шумно шаркая тапками, Бейли выходит из комнаты, ползёт на звук мелодии, подходит к прикрытой двери кабинета и толкает её, замирая в проходе.       Глаза упираются в ссутуленную спину Мура, в его огненно-рыжий кудрявый затылок. Сухие гибкие пальцы неторопливо касаются клавиш, извлекая из инструмента что-то мягкое, нежное, лиричное. Энтони склонил голову на бок, вздёрнул уголки губ, сложил на груди руки, наблюдая за своим мужчиной. Ч-чёрт! Старый сухофрукт даже представить не может, как красиво и правильно он смотрится за фортепиано. Энтони может созерцать эту картину бесконечно долго. Но не сегодня. В груди нетерпеливо заклокотал острый прилив нежности. Парень бесшумно приближается сзади, наклоняется и обнимает за шею, тычется носом в макушку, ниже — в острую скулу. Юноша долго, с упоением вдыхает: лосьон после бритья, чуть-чуть духов и самый тонкий — естественный аромат кожи. Аластор сейчас весь такой безбожно красивый, свежий, чистый, раскалённый. Хочется сожрать его. А учитывая то, что Энтони толком не позавтракал до сих пор, засранец за фортепиано с каждой минутой делается всё более и более аппетитным.       Губы Бейли торопливо пробежались цепочкой поцелуев от скулы к виску, объятия стиснулись крепче. Музыка стихла.       — Доброе утро, деточка, — повернув голову к внезапному гостю, произнёс Ал, и Энтони заглянул в огромные оленьи глаза, увидел извечную ехидную ухмылочку, лёгкий прищур, живые брови. — Выглядишь бодрее, чем предполагалось, — подметил Мур, на что Бейли расцепил руки, обхватил ладонями щёки мужчины, поцеловал. Неловко перекинул ногу через скамеечку, опускаясь около Аластора, нагло взял его за запястье и перекинул через себя чужую руку, забираясь в объятия.       — Относительно, — отстранившись, хмыкнул Энтони. — Всё уже переделал, amore? Решил проблему голода в Африке? Разобрался с туберкулёзом? — воркует парень смешливо, укладывая голову на плечо своего мужчины. — Боже, как ты вкусно пахнешь, — шелестит юноша и чувствует, как Ал резко вжал ладонь в лицо. — Эй! Я ещё даже ничего не сделал! — смеется Энтони и ловит снисходительный прищур.       — Доверяй, но проверяй, банши, — ухмыляется в ответ мужчина и поворачивается всем корпусом в сторону Бейли. — Как себя чувствуешь? — интересуется Мур, укладывает деликатно прихватывает за лицо ладонью, и Энтони трётся ласковым котом, подсаживается ближе, сцепляет пальцы на пояснице мужчины и вновь смотрит глаза в глаза.       — Твоими стараниями не хочу убиться, — негромко хохотнул. — Но можно было и лучше. Эй, Бемби, а можно мне когда-нибудь в этом доме проснуться, повернуться на бочок и обнаружить тебя в зоне видимости? Было бы славно, — фырчит, но вопреки своим словам снова лезет целоваться, прижимается крепко-крепко и слышит, как Ал тихонько захрипел и чуть отодвинул от себя.       — Это произойдёт в тот день, моя прелесть, когда ты соизволишь продрать глаза раньше обеда, — Ал коснулся кончика носа подушечкой пальцы. — А это значит… Примерно тогда, когда солнце взойдёт на западе и сядет на востоке.       — Какой ты душный, — фыркает Энтони, отстраняется и садится к инструменту лицом. — Хочу послушать, можно? — Энтони осторожно перебрал клавиши пальцами и покосился на Аластора.       — Я уже заканчиваю, — лениво отозвался Аластор, распрямился: спина издала целую симфонию хруста, и Энтони ухмыльнулся.       — У-у-у, дедуля, что за мелодии, — поддевает парень, легонько похлопывает мужчину по пояснице и слышит, как раздражённо Мур цокнул языком.       — В спальне ты говоришь совсем иначе, банши, — вернул укол Аластор и щипнул за бок.       — Хоро-ош, — улыбается Бейли, поглаживает мужчину уже по колену. — Ладно, один-один. На этот раз. Но только потому, что я ещё не проснулся, — Энтони вновь завалил голову в изгиб шеи мужчины. — И-и-и! Я хочу есть.       — Деточка, ты всегда хочешь есть, — Аластор тихо смеётся, поворачивает голову и легко чмокает в губы. — Скоро я тебя покормлю, — обещает и деловито разминает пальцы, вынимает из нагрудного кармана рубашки забавные круглые очочки, цепляет их на нос. Ал берёт карандаш с подставки для нот и аккуратно вписывает в разлинованный лист смешные закорючки нот. Такой сосредоточенный и увлечённый. И как же Муру идут эти стекляшки, придают весомости. Энтони смотрит на него и вновь чувствует острое желание украсть поцелуй.       Прошло целых три месяца с дешёвой драмы, развернувшейся между ними. Странно. Это какая-то абсолютно новая жизнь, совсем другие эмоции, другой мужчина рядом. Оказывается, что если не распыляться на бесконечную актёрскую игру, не давить свои порывы, чувства и эмоции, энергии сохраняется гораздо больше. Оказывается, можно не ощущать себя выжатым, эмоционально вытраханным и несчастным. Оказывается, что кто-то действительно может принимать вот таким, какой есть и днём, а не только там, в Доме №47 в рамках очередного ночного перформанса.       Фортепиано запело. Энтони глядит, как пальцы растягиваются на чёрно-белом полотне клавиш, скребёт ногтями по ткани домашних штанов Ала и неспешно поднимает взгляд, всматривается в острый прямой нос, росчерк рыжих усов и ресниц. Он не такой бессердечный уёбок, каким хочет выглядеть, каким кажется добрую часть времени. Бейли нравится наблюдать за Аластором. Нравится видеть, как он меняется. Нравится чувствовать его пристальный взгляд всякий раз, когда они находятся в одном помещении. Энтони нравится эта сторона мистера Мура, неизвестная природе доселе. После того тяжёлого разговора они постоянно прощупывают друг друга по новой, будто — ха-ха — правда начали с чистого листа. Должно быть, впервые в жизни Бейли начинает понимать значение слова «искренность»: в словах, в поступках, намерениях. Энтони приучает себя доверяться, очень старается проявлять чувства не только лишь в язвительных перепалках. Он хочет, чтобы Аластор знал, что сделался бесконечно важным.       Бейли слабо сжал колено. Он никогда не думал так много, как сейчас, но делать это будто бы уже не так болезненно, не так разрушительно, как было раньше. Более того — порой даже очень приятно. Например, Энтони нравится мусолить в голове мысль о том, что его рыжий бойфренд о нём заботится. Бейли подмечает всякие незначительные мелочи, типа вот этого реанимационного набора с утра. Или ещё: Ал сделался совсем ручным и даже на публике, в Доме, позволяет себя тискать и мацать, целоваться. А ещё, пожалуй, самое приятное из всего: Энтони очень нравится мысль о том, что он нужен. Что кто-то хочет его вот таким уродливым, со всеми заскоками, со всеми дефектами. Не-ет, не кто-то. Аластор. Аластор хочет его, нуждается в нем, вот в таком неправильном.       — Amore? — вырвалось само, импульсивно. Энтони скользнул рукой с колена вверх, осторожно подсунул под левую ладонь, сплёл их пальцы.       — Банши? — повернулся, порезал выжидающим взглядом, вопросительно приподнял бровь и стиснул руку, показывая, что слушает. Внутри разливается тепло. Всеобъемлющее, покалывающее. Энтони улыбается, кусает щёку изнутри и чувствует, как во рту формируется что-то очень-очень важное.       — Te amo, — произнёс и ощутил, как тут же укололо то ли стыдом, то ли смущением, то ли всем сразу. Плохое ощущение. Хочется избавиться от него немедленно. Энтони быстро ткнулся в плечо, спрятал лицо, потёрся и продолжил. — Amo solo te, — выдохнул, медленно, вдумчиво поднял лицо и прижался губами к щеке, запечатлев нежное, ласковое.       — Что это значит, голубка? — интересуется Мур, цепляет подушечками пальцев под подбородком, щекочет, мягко прихватывает за шею сзади.       — Что ты старый рыжий таракан, — запал смелости кончился. Произнести эту хрень на английском у него пока что яиц не хватает. — И-и-и-и, что ты весь такой чистый, надушенный, ещё сидишь весь такой в этой офигенной рубашке, и я хочу накинуться на тебя прямо сейчас, — мурлычет Бейли в ухо и чувствует, как пальцы вцепились в кожу, вздрагивает от резкого звука клавиш, звякнувших невпопад.       — А не слишком ли много смыслов на пять слов, деточка? — интересуется Мур и вздёргивает лицо к себе, трётся носом в нос.       — Итальянский о-очень сложный и метафоричный, мистер красавчик, — Энтони томно шепчет, быстро целует и отстраняется. — Хочешь отсосу прям здесь? М-м-м, блять, я вот очень хочу, — Бейли так нравится дразнить его насмерть. Свободная рука парня неторопливо скользнула на бедро, погладила по шву штанов на внутренней стороне. — Или может пойдём в спальню и ты оттрахаешь меня до зелёных соплей? Как тебе идея? — влажный поцелуй замирает на шее под скулой, ещё и ещё, ниже, до воротничка рубашки.       — Энтони, детка, если я правильно помню, у нас были планы на день, и-и если мы берём за итог «до зелёных соплей», то рискуем вовсе не выйти из дома. К тому же, полагаю, у соседей всё-таки возникнут определённые вопросы, — Мур резко перехватил руку, отсел на пару сантиметров, поднёс ладонь Бейли к лицу и прижался губами к костяшками. Вот же, рыжая сука! Он тоже умеет дразниться этой своей выдержкой, которая иногда очень несвоевременна и неуместна.       — Ну… Тогда завтрак? — Бейли хлопает глазами, как ни в чём не бывало, заправляет за ухо волосы, по-лисьи щурится.       — Сперва приведи себя в божий вид, чудище, — Аластор расплылся в оскале, как будто невзначай поправил свои блядские очки, и Энтони едва не задохнулся от такого простого жеста.       — Рыжая ты сука, — озвучивает свои мысли Бейли и почти рычит от неудавшегося манёвра. Аластор низко засмеялся, развернулся к инструменту, похлопал по бедру и вновь взялся за карандаш. — Вертихвостка усатая!       — Знаешь, где ванная, деточка, — промурлыкал Мур, и это стало последней каплей. Энтони порывисто дёрнулся в его сторону, впился в плечо зубами, окольцевав руками поперёк груди, чтобы лишить возможности слишком скоро вырваться.       — Мать твою, Энтони Бейли!.. — разъярённое шипение сорвалось с губ Ала, юноша мерзко захихикал, не разжимая зубов. Мур рванулся в сторону, затем последовала очередь быстрых хлёстких ударов ладонью по лбу. Энтони жмурится и распахивает глаза лишь ощутив пятерню в волосах. Аластор сильным рывком потянул назад, и Бейли запрокинул голову, изрыгнул из горла заманчивый протяжный стон:       — Ах, Папочка! Жестче! — театрально протянул Бейли и зашёлся хохотом, всматриваясь в дикий прищур карих глаз. Энтони вскочил со скамеечки и протопал к выходу. — Я в душ! — выплюнул парень, минуя недовольную тираду о том, что он «совсем осатанел».       Забежав в клозет, Энтони шумно хлопнул дверью, прижался к ней спиной и откинул голову назад, стиснул губы и вновь невольно улыбнулся. Бейли неловко выбирается из одежды, бросает вещи на пол и влезает в ванну, выкручивает вентили и почти отскакивает, когда ледяная вода ошпарила спину. Приходится выждать, когда температура станет комфортной и лишь после этого шагнуть под тёплые струны. Бейли закрыл глаза.       Он не может с собой ничего поделать. Всё еще ждет подвоха. Всё еще чувствует, будто происходящее с ним слишком хорошо, чтобы быть правдой. Будто одно неловкое движение способно разрушить хрупкий карточный домик, который они выстраивают уже… Больше года? Боже, получается, у них уже была годовщина, которую можно было отметить? Почему ни один не озаботился этим вопросом? И вообще, с какого момента вести отсчёт? С первой встречи? Или с ночи, когда мистер Бейли решил сдаться на милость победителю? Нужно будет поинтересоваться.       Чёрт, речь ведь шла вообще не об этом. Да. Энтони всё ещё страшно. Страшно настолько, что он готов грызть глотки любому, кто представит мало-мальскую угрозу их маленькой идиллии. Он обязательно приучится доверять Аластору, доверять совсем, приучится открытости, избавится от сраного стыда, от неуверенности, от невыносимого хора в голове, донимающего с юных лет.       Бейли торопливо растирает тело, готовясь к новому дню, отплёвывается от воды и сгребает волосы назад. Мур, наверное, не считает это чем-то сверхважным, но все его слова и действия оседают внутри заплатками. Каждый комплимент, каждое вскользь брошенное: «ты изумителен», «совершенство», «богоподобно», каждый раз, когда Ал сжимает ладонь, показывая своё присутствие и поддержку, каждый взгляд кроваво-карих глаз влюблённого психопата — всё, будто внутри сшивают красными нитками, перекрывают уродливые шрамы. Энтони чувствует себя живым-живым. Бушующее цунами обращается бесконечной водной гладью, ласковым штилем. И однажды Энтони будет готов сказать вслух, по-английски. Однажды он скажет пять важных слов на языке, понятном его мужчине.       Бейли высунул руку к сушилке для полотенец, нервно зашарил по ней и тихо простонал. Искомого предмета не оказалось. Энтони отжимает волосы, набирает в лёгкие воздуха и тянет на выдохе:       — Amore! — шагов снаружи не послышалось, и Энтони неохотно шагнул на холодный пол, весь поёжился, кожу усыпало мурашками от резкого перепада температур. — Бемби! Блин, принеси полотенце! — канючит Бейли и замирает перед раковиной-тумбой, осматривает пространство вокруг неё и подмечает, что Мур вновь упорядочил все его баночки-скляночки.       — Волшебное слово, банши? — пропел насмешливый голос в проёме. Снаружи повеяло холодом. Энтони недовольно свёл лопатки.       — Да блять! Пожалуйста!.. Закрой! Холодно, блять! — совсем неромантично шипит и ёжится, слышит щелчок замка и шаги сзади. Ехидная рожа возникла рядом, на плечи легло полотенце, в которое парень тут же замотался и недовольно прищурился.       — Брось, детка, не так уж и холодно, — проворковал Мур и положил ледяные влажные ладони на поясницу. От этого касания Энтони едва не улетел в космос.       — Говнюк! — верещит юноша, уворачиваясь от касаний, пока рыжий таракан скалится, посмеивается. — Мур, я тебя ненавижу, — отчаянно ноет Бейли и постепенно привыкает к температуре ладоней. — Блин, опять что-то вылезло, — фыркает он недовольно, обнаруживая красную воспалённую точку над бровью. — Вот всегда так, как только наступает осень, лицо превращается в вулканическую долину, — раздосадовано фыркнул Энтони, склонился ближе к зеркалу, разглядывая прыщ. — Констанс говорит, что это из-за кокаина, но я-то знаю, что с февраля по октябрь выгляжу нормально. Фу, посмотри на этого монстра, — парень недовольно касается воспалённого места подушечкой пальца и чувствует, как ладони Ала перемещаются со своего места. Мужчина обнимает под талию, укладывает подбородок на плечо.       — Энтони, детка, стандартное сезонное обострение, нет ничего страшного. Недостаток витаминов, климат, не слишком подходящий твоим средиземноморским корням, — рассуждает Ал и трётся в скулу носом. — Быть может, кокаин и злоупотребление алкоголем и влияют, но… Это лишь сопутствующие факторы.       — Ну, спасибо, Бемби, успокоил, — раздражается Энтони и слышит тихий смех мужчины, ощущает лёгкий поцелуй под ухом и смотрит на отражение Мура в зеркале.       — Mon ange, ты великолепно выглядишь. Всегда, — прихватил за подбородок и повернул к себе. — Знаешь, это даже в какой-то степени элегантно. Привлекает внимание к глазам, — шутливо подмечает Мур, расплывается в улыбке и долго смотрит. Энтони недовольно морщится, но решает поверить. — К слову, завтрак готов, так что поторопись, если не хочешь есть холодный бекон, — после этих слов настроение значительно улучшилось.       — Бекон есть бекон, — колется Энтони и тянется рукой к своим флакончикам и баночкам, торопится вопреки собственным словам и слышит, как недовольно Мур запыхтел позади.       — Ох, деточка, что за арт-объект ты решил тут организовать? — интересуется Аластор, неторопливо поднимает с пола разбросанные вещи. Мужчина косится на Бейли, занятого всеми этими туалетами и вешает на крючок пижаму, свой же халат. Бейли зябко поджимает пальцы на ногах, трёт стопы о голени и вдруг порывисто скидывает с себя полотенце, заматывает в него влажные волосы. Аластор замирает, цепляется за росчерк острых лопаток, изгиб поясницы, острые плечи и шею. Он чувствует невероятное эстетическое удовлетворение. Сколько бы Мур ни видел юную пассию обнажённым, всякий раз поражался тому, как удачно природа сделала своё дело. Энтони божественно красив. Комнату залило запахом прохладной белой лилии и гвоздики. Аластор вытянул шею, повёл носом и вопреки выстроенному наружу маршруту вновь подошёл сзади и обнял.       — Что такое, amore? Тебе тут мёдом намазано? — ехидно интересуется стервец и щурится в зеркало. — «Бекон остынет», — парадирует Бейли, вскрывает банку с каким-то порошком, воняющим больницей, запускает туда подушечку пальца, затем припудривает прыщ. Внезапная невозмутимость невероятно раздражает.       — Бекон есть бекон, — отстрелялся Мур, горячо прижался к надушенной шее носом. Энтони идёт этот тяжёлый похоронный аромат. — О-хо-хо, какой же ты непостоянный, банши! Полчаса назад намеревался «трахаться до зелёных соплей», а сейчас? Ну что за снежная королева, Энтони? — приподняв лицо, Мур лениво ведёт носом к кромке полотенца на голове.       — Блин, прости, красавчик, мой душный бойфренд сказал, что у нас планы и соседи, — продолжает Бейли всё в том же язвительном тоне, но застывает в полу-движении. Взгляд фисташковых глаз забегал по общему отражению в зеркале. — Так что… Ну знаешь? Иди давай, Бемби, а то я за себя не руча… — подавился вдохом, стоило зубам мистера Мура сильно сомкнуться над третьим позвонком. — Аластор! — ладони парня резко упёрлись в край тумбы, флаконы опасно задребезжали.       — Неприятно, правда? — интересуется мужчина и трётся носом в отпечаток зубов, чувствует, как Энтони вздрогнул, взгляд его сошёлся в опасный прищур. — Или я ошибаюсь? — театрально продолжает Ал, расцепляет пальцы на талии, гладит по бокам, разминает, ощущает, как замурашило Бейли от столь невинного жеста.       — Старый пидорас, — шипит парень, и через миг мистер Мур чувствует, как цепкая влажная ладонь стиснула кудри на затылке. — Сюда иди, — зовёт и жадно впивается в губы поцелуем, вжимается в грудь спиной и прерывисто вдыхает носом.       — Ох, банши, ты столько времени был в душе, но, кажется, забыл помыть свой грязный рот, — выдыхает Аластор и видит откровенное бешенство в зелёных глазах напротив. — И что же нам с этим делать?       — С-сука. Р-рыжая сука, — выплёвывает Энтони, и мистера Мура пробирает, он сдавливает бедра Энтони, с нажимом проводит одной ладонью вверх и цепляет подушечкой пальца кольцо в соске, чуть оттягивает, второй неторопливо гладит по ягодице и слышит тяжёлый сдавленный выдох. Бейли резко дёрнулся, развернулся и рванул к себе за шею, слизал ехидную ухмылку с губ красноречивым поцелуем. Мистер Мур уложил ладонь меж лопаток, легко касаясь тёплой влажной кожи, вторую втиснул меж бедрами мальчишки и тумбой, чтобы засранец нечаянно не ударился.       Отстранившись, Бейли жарко выдыхает в губы, щурится и раздувает крылья носа. Видеть его таким при свете — что-то безумное. Чаще всего «подходящие» моменты случались с ними в потёмках, и потому Аластор испытывает детский восторг всякий раз, разглядывая смуглое лицо, не искажённое мраком: малиновые скулы, глаза не человека, но беса, настоящей ведьмы.       — Блять, а вот нельзя было не ломаться и соглашаться до того, как я намылся? — шипит Энтони и дёргает Мура за рубашку, нервно, почти зло выдёргивает пуговицы из петель и спешно скидывает предмет одежды с плеч мужчины, наваливает его на себя, втягивает в очередное долгое касание губами губ.       — О, деточка, не только тебе нравится, когда партнёр чистый, свежий и надушенный, — прыснул Ал и ощутил, как Бейли втиснул ногу меж его бёдер.       — Тут как-то даже нечем крыть, — Бейли скалится, щурится, тяжело дышит и давит на пах коленом, массирует напряжённые жёсткие плечи. Аластор блаженно откидывает назад голову, едва не стонет от массажа. — Если продолжишь каждый день часами сидеть в позе креветки, то через десять лет станешь настоящим Квазимодо, — подмечает мальчишка, придвигается вплотную и длинно ведёт губами от ключиц по шее вверх, целует влажно, горячо, будто клеймит. Аластор млеет от этих неторопливых обволакивающих ласк, чувствует, как его всего пробирает волной озноба, цепляется пальцами за ягодицу Энтони, с силой сжимает, Бейли вздрогнул, тихонько замычал и прогнулся в спине.       — Ох, банши, тогда лови момент, пока этого не произошло, — ухмыляется Мур и резко раздувает ноздри, и голодно прихватывает губы юноши поцелуем. Засранец дурманит всем своим существом. Аластора ведёт от запаха, от сбитого дыхания, от напора и бешеной энергии, что мгновенно заполнила белокурую бестию.       — Пойдём в постель, — загнанно прошелестел Энтони в губы, чуть отстранив мужчину от себя. — Блять, Мур, ты представить себе не можешь, как сильно я тебя хочу. Давай, в темпе, — Бейли ухватил за запястье и попытался выскользнуть из захвата, но мистер Мур не позволил, перехватил движение и резко развернул лицом к зеркалу. В попытке устоять, Энтони схватился за край тумбы и удивлённо оглянулся на мужчину, прищурился.       — Нет, — промурлыкал Ал, припал к тонкой смуглой шее, прихватил губами кожу, глубоко, влажно поцеловал.       — Чего, блин?.. У-у-у, мистер Мур, это чё за сексуальные перверсии? — смеётся поганец, кусает нижнюю губу и тяжело выдыхает, ломано перемещает ладони дальше по тумбе, тесня убранство, расположившееся вокруг раковины. — Хочешь прям напротив зеркала? Старый извращенец.       — Виновен, но не каюсь, — отвечает Мур и неторопливо, с чувством скользит по юному пылающему телу ладонями, гладит. Подмечает, как нетерпеливо ёрзает Энтони, переминается с ноги на ногу, его дыхание становится чаще. — Деточка, неужели ты хочешь упрекнуть меня в том, что мне хочется видеть твое очаровательное личико? — с издёвкой интересуется мужчина тихо. Энтони смолк, прикрыл глаза и резко втянул воздух ртом.       — Mon ange, ты самое прекрасное человеческое создание из всех, кого я встречал в этом гнилом мире, — долгий, горячий поцелуй в плечо, ещё и ещё, поднимаясь к уху. — Юная Мадонна с фресок эпохи возрождения, — по виску мазнуло полотенцем. Аластор аккуратно потянул ткань за краешек, — Первые нарциссы поздней весной, — по плечам рассыпалось влажное золото волос, — русалка, вышедшая из пенистых волн, — носом ткнулся в затылок, прикрыл глаза, задержал ладони на талии и вновь внюхался в аромат чистоты и парфюма. — падающая звезда, разрывающая утреннее зарево.       Энтони дышит медленно, расфокусировано глядит из-под светлых ресниц. Аластор заговаривает, слова его действуют на мальчишку почти гипнотически.       — Скажи ещё, ещё что-нибудь, — просит Бейли, поломано заводит ладонь назад, прихватывает за шею, тянет голову вниз, подставляется под поцелуи.       — Моя ведьма, — рокочет Мур на ухо и застывает. По ванной полетел надсадный тихий стон. — Mon ange, Nous étions nés pour nous rencontrer, — Мур вжимается в основание шеи и чувствует, как пульс безумно колотит в губы. — Je t’aime à la folie, — хрипло, на выдохе, оставляя багровую печать горячего прикосновения над артерией. — Je t’adore, — пальцы Бейли судорожно сжимаются, ногти беспомощно скребут по тумбе, он будто едва стоит на ногах, распахивает пересохшие губы и почти жалобно шелестит:       — Французский, amore?       — Oui, — выдыхает мужчина и вздрагивает. Энтони притёрся задницей к бёдрам, нетерпеливо заёрзал и медленно набрал в грудь воздуха.       — Боже, Ал, — повернул голову набок и быстро, рвано прихватил губами губы. — Я сейчас сдохну, — признаётся, разорвав поцелуй и резко валится вперёд, горбится, опуская вниз лицо, нервно стискивает края тумбы и скулит от плавного, длинного движения ладони Аластора по ягодице. — Блять, пожалуйста, Мур! — злобно ругается, и Аластор резко елозит взглядом по пространству вокруг раковины, рассчитывая обнаружить вазелин.       Порой Бейли мазал им ссадины, полученные в мафиозных игрищах, и чёрт, лучше бы проклятой банке быть здесь. Кажется, Бейли поймал мысль в ее зачатке и дрожащими пальцами пихнул Аластору под руку флакон оливкового масла.       — Думаешь?.. — Аластор нервно облизнул губы, столкнувшись с мутным взглядом Бейли в зеркале.       — Да пойдёт, похуй, — выплюнул Бейли, швырнул ладонь назад, сдавил бедро мужчины, прижал Аластора к себе вплотную, запрокинув назад голову. Мур инстинктивно качнул бёдрами и впился пятернёй в плечо Энтони, удерживая его от попытки совсем завалиться на раковину. Бейли шумно дышит носом, отрывает руку от тумбы, резко упирается ею в стену рядом с зеркалом и неловко запрокидывает ногу на край тумбы. Резкий шум повалившихся в раковину склянок ударил разрядом тока. Энтони гипнотически прогибается в спине, колено то и дело соскальзывает. Аластор тупо пялится в острые лопатки с пол-минуты, будто ждёт, что вот ещё чуть-чуть, и на пол нелепо вывалятся оперённые крылья. Мужчина ломано разжимает пальцы на плече, перехватывает поперёк поясницы, гладит напряжённый живот, по-звериному припадает к поплывшим, от хвата руки, тёмным пятнам губами. Неохотно выпустив из объятий, мужчина льёт в ладонь масло, растирает. В висках бухает, дыхание Энтони клокочет в ритм ударам сердца. Один палец скользнул без труда скользнул внутрь. Бейли закусил губу, почти дышать перестал, тихо пискнул.       Аластору кажется, что секс — один из языков любви, на которых говорит его белокурая фурия. В моменты физической близости Энтони невероятно откровенен, пылок, жаден до смерти. Безупречен.       Бейли скулит, подаётся бедрами навстречу, Аластор осторожно добавляет ещё палец и слышит шумный шлепок ладони по кафелю. Энтони надсадно мычит, запрокидывает голову, распахивает рот в потолок, давит стон. Аластор почти злится от того, что слишком шуметь им нельзя. Голос мистера Бейли в эти моменты ощущается церковным хором на воскресной мессе. Мужчина перехватил соскальзывающее с тумбы бедро ладонью, удержал на месте и аккуратно задвигал запястьем, почувствовал крупную дрожь, развивающуюся по телу любовника. Мальчишка закатывает глаза, внезапно впивается в бок Ала свободной рукой, вдавливает ногти в кожу, и это чуть трезвит. Мур проталкивает третий палец, даёт привыкнуть, вслушиваясь в загнанное дыхание. Энтони заскрёб по пояснице, давая понять - нормально. Толчки возобновились: также, неспешно, плавно, почти мучительно.       — Боже, Ал, — протяжно выдыхает Бейли, роняет голову вниз, шумно выдыхает ртом. — Хватит, всё хорошо, — увещевает-умоляет Энтони, и пальцы выскальзывают. Господи, его хочется так, что даже слегка подташнивает. Аластор аккуратно помог юноше устойчиво встать на обе ноги, дал чуть-чуть подышать. Мужчина наклонился к спине, прильнул поцелуями к правой лопатке, уложил ладони на бёдра, потирая подушечками пальцев острые выпирающие косточки. Энтони, совсем растеряв терпение, опять потянулся рукой к Муру. Зацепился за резинку штанов и потянул их вниз, сильно сдавил пальцы на бедре. Аластор торопливо стаскивает их и сдавливает член в кулаке, ведёт по нему ладонью, тяжело выдыхает. Головка пару раз мазнула по горячей ягодице Энтони, и он отдёрнул руку от Аластора, метнул её вниз в попытке чуть сбить градус напряжения и протяжно застонал. Бейли никогда не отличался терпением. Он вильнул задницей и глухо стукнулся лбом о зеркало перед собой, шире расставляет ноги, уже не просит, не приглашает — требует.       Аластор помогает себе рукой, медленно входит, удерживает за бедра, натягивает Энтони до упора и слышит снова - хриплый тихий стон, от которого поясницу сводит судорогой. Мужчины замерли, тяжело задышали. Энтони совсем ссутулился, уже даже не пытаясь устоять. Ал ухватил мальчишку за плечо, резко вздёрнул к себе и перехватил за горло, Бейли гуттаперчево выгнулся и сентиментально привстал на носочки, совершая неторопливые глубокие толчки.       — Банши, — шепчет Аластор и Энтони резко опускается до конца, прикрывает глаза, высоко, тонко стонет, роняет лицо вниз, скрывая золотистой волной волос. Ладонь с шеи сместилась на челюсть. Мур сдавливает ее, быстро, порывисто мажет поцелуями по беззащитному горлу. — Посмотри, — просит Аластор, и Энтони неохотно разлепляет мутные глаза. — Ты красив до смерти, — выдыхает Аластор ловит в зеркале зелёный острый взгляд. Энтони резко запрокинув голову назад, мазнул по щеке случайным чмоком и впился в губы порывистым поцелуем. Вновь толкнулся навстречу Муру бёдрами, тихонько мыча, шумно хватая воздух носом.       — Amore, — тяжело выдыхает в рот, и от этого рокочущего итальянского волосы встают дыбом. Мур выпустил мальчишку из захвата. Бейли упёрся руками в стену, прижался к зеркалу щекой, беспрекословно отдавая контроль в чужие руки. Это всегда чувствуется невероятно интимно. Что бы ни было: пьяная прогулка по холму до машины или член в заднице. Мур сдавил руками узкую поясницу и задвигался. Энтони резко распахнул глаза, сильно закусил нижнюю губу. Первые пару минут он очень пытался быть тихим, но надолго его не хватило. Надсадные полу-стоны заполняют узкое пространство комнаты. Движения становятся быстрее, короче, Энтони скулит в такт им и скребёт пальцами по глянцу стены, вокруг его головы зеркало запотевает, будто нимб. Ещё немного.       Аластор вошёл до конца, замер, опустил ладонь на член парня, мелко подрачивая. Обоих сильно тряхнуло. У Бейли подгибаются колени, он почти падает, но Ал страхует, перехватывает поперёк живота. Ладони Бейли шумно шлёпнулись на тумбу. Он закатил глаза, громко промычал и кончил, пачкая руку мужчины семенем. Аластор чувствует, как его самого ведёт. Напряжённые руки до бела сжимаются на бёдрах, мужчина толкается ещё пару раз по чувствительному, разреженному, срывает горячее задушенное мычание с покусанных губ, выскальзывает из Энтони и додрачивает. Резкий росчерк спермы рассёк взмокшую поясницу.       Аластор навалился на Энтони, обняв его под рёбра в попытке как-то удержаться в реальности. Мужчины переводят дыхание, опираясь друг на друга, не произносят ни слова ещё несколько минут. Оба вздрагивают от резкого звука: Энтони неосторожно двинул кистью, и пара баночек звонко полетели на пол, разрушая сладкую послеоргазменную негу.       — Бемби, Я сейчас, нахуй, упаду. Держу в курсе, — хрипло констатирует Энтони. Аластор блаженно улыбается, целует его в плечо, ластится.       — Думаю, в самое ближайшее время упасть на него тебе не светит, — ухмыляется мужчина и встаёт ровнее, позволяя парню облокотиться на себя спиной.       — Массовик-затейник, чтоб тебя черти драли! — шипит Бейли и щурится Муру в лицо. — Трахаться надо в койке, а не вот это вот всё. Или хотя бы поблизости от какой-нибудь горизонтальной поверхности. Пол не в счёт, — нравоучительно начинает Бейли, и этот тон так невероятно веселит, что Ал несдержанно смеётся, оставляет ещё пару быстрых поцелуев на шее, а затем осторожно помогает Энтони опуститься на бортик ванной. — Ну вот, опять мыться, — вдруг проныл Бейли и устало потёр лицо. Аластор закатил глаза и влез в ванну.       — Голубка, твоя лень родилась вперёд тебя, — подмечает он и подаёт руку юноше.       — Да какая нахер лень? Это просто бессмыслица какая-то! А всё из-за того, что некоторые оленятки не выкупают, что нужно брать, когда дают. И вода! Чё у нас вода бесплатная? А я потом расточительный! — продолжает бузить мальчишка.       - Боже, деточка, и кто из нас дедуля на самом деле? - прыснул Ал и щипнул Бейли за бок.       Мужчины приняли душ настолько быстро, насколько узкая ванна позволяла сделать это двум взрослым мужчинам. После они вместе двинулись в кухню, попутно переговариваясь о повседневных глупостях. От Энтони уже веяло лёгкой агрессией, вызванной недостатком пищи в организме, и стоило ему увидеть тарелку с остывшей глазуньей, разговор прервался. Аластор неторопливо отправился варить кофе, слушая, как быстро вилка лязгает по тарелке. Поставив две чашки на стол, Мур сел напротив и мазнул по Бейли взглядом, прежде чем привычно открыть книгу, лежащую под рукой:       — Короче, Я сейчас до дома дойду, с отцом побазарю и где-нибудь через два часа встретимся на холме. Что думаешь? — спрашивает он, и Аластор коротко кивает.       — Стоит ли взять инструменты? — задумчиво интересуется Мур, ловит возвращённый кивок.       — Да этому котлу уже сто лет в обед, — фыркает Энтони. — Если у тебя получится его починить, это будет чудо. Слава богу, зимы у нас не холодные. Но всё равно неприятно! — рассуждает юноша и торопливо заправляет за уши влажные волосы.       — О, душенька, сделаю всё, что в моих силах, — обещает мистер Мур, протягивает ладонь вперёд и замечает, как мальчишка напротив бессознательно повторил жест и вложил свою руку в его.       — Ох, ну какой мужчина, — ласково протянул Энтони и погладил большим пальцем по тыльной стороне ладони. — А вечером наш «литературный кружок» собрался почитать свои пьесски. За качество не ручаюсь, но в крайнем случае, нам будет весело, — по-сучьи прищурившись, хихикает засранец. Аластор глубоко вздыхает, зеркалит ехидное выражение лица, покачивая головой:       — Судя по тому, что я слышал от мистера Кейси, нам определённо точно будет весело, mon ange, — поддел Мур, сделал глоток кофе и неспешно открыл книжку по закладке.