Когда поёт лира. Акт третий: Мистерия о бессмертном алхимике

      — Кстати! Раз уж у нас сейчас последний перерыв перед насыщенной программой, как насчёт того, чтобы сделать его особенным?        Сказав это, Эрика хлопнула в ладоши и оглядела свою аудиторию выжидающим взглядом. На лицах спокойно попивающих чай ведьм возникло лёгкое недоумение. Одна лишь Урсула смотрела на госпожу с едва заметной тревогой — но её Эрика как всегда проигнорировала.        Уже заготовившая огромное ведро карамельного попкорна Лямбдадельта отставила закуску в сторону и с задумчивым видом сцепила пальцы в замок.       — Не боишься перекормить гостий, Эри?        Эрика задумчиво возвела глаза к потолку... но тут же рассмеялась и помахала рукой.       — Ах, нет-нет, Лямбда, не переживай, не это! Нет, леди, — она сложила ладони на коленях и прикрыла глаза, — на этот раз я хочу предложить вам "лакомство" другого толка. Как насчёт, — она приоткрыла левый глаз, — небольшого танцевального номера?        Ответом ей было молчаливое удивление. Даже Урсула, казалось, не была готова к такому предложению — а уж Бернкастель и Юкари и подавно. Некоторое время они смотрели на Эрику, пытаясь понять, что именно она хочет сказать этим предложением. Наконец, Юкари прикрыла нижнюю половину лица веером и кокетливо заметила:       — Ох, боюсь, я уже слишком стара для танцев... разве что парочка кругов вальса с Ююко — но и только.        Бернкастель фыркнула.       — Приятно, что ты здраво оцениваешь свои силы, старуха, — заговорила она, отворачиваясь. — Но Эрика, ты и правда думаешь, что нам доставит удовольствие трясти конечностями? Я имею в виду, — она жестоко улыбнулась, — не чьими-то оторванными.        Эрика самодовольно посмеялась себе под нос.       — А кто сказал, что я приглашаю вас трясти конечностями? Нет, дамы: эта сцена, — она резко поднялась с места, — принадлежит мне!        И, не обращая внимания на гримасу Бернкастель и полуобморочную Урсулу, уверенно занесла ногу. Следуя её воле, в синих искрах тут же материализовалась ступенька, а затем — ещё и ещё.        А минуту спустя со стола исчезли все сладости, оставив пространство лишь для Эрики. Да и само это пространство... Магическим образом стол стал шире, как самая настоящая сцена. Сходства добавляли яркие лучи прожекторов, светящие прямо на Эрику, в то время как остальная комната погрузилась во мрак.        Игриво оглядев ведьм, чьи кресла отодвинулись от её "сцены" как раз на удобное для наблюдения расстояние, Эрика подмигнула.       — Повеселимся? — произнесла она — и под бодрые гитарные аккорды вскинула кулаки.        В следующий миг вступили трубы, и Эрика прикрыла глаза и принялась вертеть плечами. Именно в этот момент стало очевидно: ей не нужно ничьё согласие — она отдастся первому же своему порыву. Короткий миг приглушения мелодии, постукивание носком туфли по столешнице — и первый шаг с первыми словами песни об убийственном соблазне.        Эрика буквально растворилась в танце. Пока её обволакивала бодрая джазовая мелодия, она живо отвечала на каждую её ноту, каждое изменение в тембре голоса. Отбить чечётку каблуками, с игривой улыбкой развести руки, качнуть бедром, тряхнуть головой, крутануться — всё это Эрика успела за каких-то полминуты первого куплета. Её погружённость в танец даже умудрилась задеть какие-то почти отмершие струны душ раздавленных адом логической ошибки ведьм... Бернкастель цокнула, осознав, что залюбовалась.        А когда темп песни замедлился, Эрика каким-то образом оказалась у края "сцены" — и приглашающе протянула руку ближайшей к ней зрительнице.        Бернкастель в своём дальнем углу царапнула обивку кресла ногтями.       — Ты же говорила, — процедила она, старательно сдерживая накатившее раздражение, — что эта сцена только твоя?        Эрика её проигнорировала; её взгляд был прикован лишь к той, к кому она протянула руку.       — Ой, нет-нет-нет, Эри! — воскликнула Лямбдадельта, покраснев и размахивая руками. — Я же того... не танцую! Туфли тесные, платье длинновато... Да и вообще, разве твоя сцена не маловата для двоих?        На последних словах она нервно улыбнулась и быстро покосилась на Бернкастель, буквально испепеляющую их взглядом. Эрика на это лишь расслабленно усмехнулась.       — Моя сцена вместит ровно столько танцоров, сколько я захочу, — заверила она — и, схватив всё ещё поднятую вверх руку подруги, уверенно вытянула её на бывший стол. Тот стал ещё шире.        Не прошло и двух строк припева, как стало понятно, что Лямбдадельта серьёзно прибеднялась. Первый шаг на то место, где только что находилась нога Эрики, она ступила неуверенно — но уже в следующий миг ухмыльнулась и, сжав её плечо, уверенно отдалась ритму танца.        И вот уже две зрительницы только и успевают следить за мелькающими перед ними двумя парами ног в ярких туфлях. Эрика, разумеется, вела — но и Лямбдадельта не отставала. Отклониться назад, придержав берет, — разойтись и вновь сойтись — крутануться и раскрутить в ответ — качнуть бедром, подхватив юбку. И стучать каблуками по столешнице, стучать, стучать, стучать...        А в проигрыше после второго припева Лямбдадельта настолько развеселилась, что, стоя спина к спине с Эрикой, отправила воздушный поцелуй оказавшейся напротив Бернкастель. Та от неожиданности вжалась в спинку кресла — но её последующий шокированно-возмущённый взгляд угодил в воздух: Эрика уже вновь затянула Лямбдадельту в свой вихрь.       — ...Напомни-ка, зачем всё это было? — спросила Лямбдадельта, глядя на Эрику снизу вверх.        Музыка полминуты как затихла, а две ведьмы застыли в прежнем положении: Эрика — левой рукой придерживая подругу под лопатки, а правую вытянув вверх, Лямбдадельта — отклонившись в руках Эрики с ладонью на берете. Обе тяжело дышали, но прерывать зрительный контакт не спешили.        Внезапно Эрика улыбнулась.       — Ну как же зачем? Для тебя, моя дорогая подруга!        И, наконец-то подняв Лямбдадельту, рассмеялась. Та лишь с улыбкой покачала головой: слишком долго она общалась с другими ведьмами, чтобы пытаться понять, что творится у них в голове.       — Что ж, это и правда было... освежающе, — расслабленно прокомментировала Юкари, наблюдая, как Эрика помогает Лямбдадельте спуститься к креслу. — Да и выбор песни... — она с задумчивым видом постучала сложенным веером по щеке, — довольно интересный. Я бы сказала, она показалась мне... ностальгичной? Не подскажете название, леди Эрика?        Эрика к этому моменту уже успела плюхнуться в своё кресло и вернуть на стол набор для чаепития. Подняв глаза на Юкари, она смерила её долгим взглядом. Хоть она и смотрела на Ведьму Границ, улыбаясь, мысли её явно находились где-то далеко. Юкари терпеливо ждала, и даже на лицах Бернкастель и Лямбдадельты промелькнул огонёк интереса.        Внезапно Эрика быстро переглянулась с Урсулой. Неуверенный взгляд куклы остался проигнорирован — и вот уже Эрика складывает руки домиком и радостно объявляет:       — Песня называется "Поцелуй Иуды"!        После этого повисла тишина. Ведьмы молча смотрели на Эрику, гадая, что именно она пыталась этим донести, — однако натыкались лишь на непроницаемую беззаботную улыбку. Наконец, Юкари также улыбнулась и откинулась на спинку кресла; обмахиваясь веером, она выглядела необычайно удовлетворённо. Лямбдадельта и Бернкастель продолжали молчать, не глядя друг на друга.        Спустя пару бесконечно долгих десятков секунд Ведьма Чудес скрипнула ногтями по подлокотнику и сдержанно поинтересовалась:       — Полагаю, это была такая... долгая подводка к обещанной "насыщенной программе"?        Эрика оживилась.       — Кто знает... — загадочно протянула она — и тут же вскинула руки в сдающемся жесте и беспечно рассмеялась. — Одно могу обещать точно: скучно больше не будет!        И громко щёлкнула пальцами.        Гостиная погрузилась во тьму. На месте колонн загорелись знакомые изображения...

***

      — И всё-таки что бы вы ни говорили, вы и правда особенная, Клара-сан. Так быстро нашли тайный ход...        Клара с трудом подавила тяжёлый вздох: эти разговоры про "особенную" успели её утомить. Она даже почти начала скучать по маньяку — или с кем там она столкнулась в свой первый спуск в подземелье... в любом случае, даже эта компания для неё была бы приятнее Элизабет Лавенцы.        Воспользовавшись тем, что Элизабет идёт позади, Клара закатила глаза (потолок чернел где-то в выси) и как можно сдержаннее ответила:       — Вы преувеличиваете, Элизабет-сан: я просто нашла дневник и удачно соотнесла карту в нём с домом. Любой бы справился.        С той лишь оговоркой, что самой ей понадобились целый прошлый мир и помощь Лаэрта... вот бы он сейчас был рядом вместо Элизабет! Впрочем, учитывая его состояние во время их последней встречи...        Эхо шагов Элизабет усилилось — и мгновение спустя её бледная рука мелькнула на периферии зрения Клары.       — Однако же справились именно вы, а не "любой", — с улыбкой возразила она. — Да и, признайте, дневник вы нашли удивительно быстро.        Клара всё-таки цокнула.       — Даже мне иногда везёт.       — Или дневник Коппелиуса-сана хотел, чтобы его нашли именно вы?        От такого заявления Клара резко остановилась и развернулась к Элизабет. Та также сделала остановку — как раз вовремя, чтобы оказаться в квадрате света телефонного фонарика Клары. Благодаря резкому контрасту с тенями её обычная улыбка приобрела ещё более гротескно искусственный вид, а в прищуре глаз возникло нечто зловещее. Клару дрожь пробрала от её вида — не будь она настолько раздражённой, наверняка бы испугалась не хуже, чем во время беготни от кого-то в первый спуск.        Однако вместо этого Клара досадливо отвернулась и продолжила идти ещё более быстрым шагом.       — Ваше упорство в продвижении мистического бреда поразительно, Элизабет-сан, — бросила она.        Мысленно она порадовалась, что во время осмотра кабинета сумела урвать момент, когда Элизабет отвлеклась на какие-то бумажки, и незаметно вытащить карту из ящика стола. Если б ещё пришлось и за это "совпадение" оправдываться... По снисходительному смешку убедившись, что Элизабет не отстала, Клара продолжала:       — Да, не могу отрицать, что определённая доля удачи сейчас была: тайный ход мы и правда нашли не к ночи, да и дневник мне на глаза попался быстро. Но, — она покосилась на Элизабет, — уж простите, но я не позволю вам обесценивать мои интеллектуальные усилия и сводить всё к "озарениям" и помощи духов. Я увидела загадку гобелена со стихотворением — и я постаралась её решить, пользуясь всеми доступными подсказками. Вот и в...        Завершить гневный монолог ей не удалось: со своими сверхскоростными шагами она совершенно перестала следить за не слишком-то ровной дорогой — и оказавшийся на пути камешек не упустил возможности её за это наказать. Споткнувшись, Клара всё с той же сверхскоростью полетела вперёд — но оказавшаяся рядом Элизабет вовремя ухватила её за предплечье.        Падения удалось избежать.        Едва не случившаяся встреча её лица с землёй немного остудила Клару. Некоторое время она стояла неподвижно, склонившись к земле. В дрожащей правой руке она сжимала телефон, а на левой ощущала хватку Элизабет Лавенцы.        Внезапно Элизабет усмехнулась у неё над ухом. Играючи вернув Клару в вертикальное положение, она обхватила её плечи и, склонившись к ней, начала:       — Загадку, говорите? Что ж, на это можно посмотреть и так. Однако, — её хватка слегка усилилась, а голос понизился, — не думаете же вы, Клара-сан, что кроме вас никто ничего не заметил? Разумеется, я говорю о гобелене. Думаете, никто за эти годы не обратил внимания? Или, — она усмехнулась, — что за три месяца ничего не заметила я?        Клара сглотнула. Дыхание Элизабет ощущалось на коже прикосновениями сухого льда — иначе почему внутри Клары всё холодело от каждого её слова? Оказаться сейчас рядом с нервным Лаэртом и Львом захотелось как никогда остро. И всё-таки она постаралась призвать на помощь всё самообладание, чтобы не пропустить в голос дрожь и как можно небрежнее спросить:       — О, раз вы такая внимательная, то чего же до сих пор не нашли философский камень?        Очередной смешок Элизабет буквально сочился снисхождением — раньше Клара слышала такие разве что от матери.       — Потому что я не вижу в этом загадки. По-вашему, Клара-сан, гобелен содержит некий шифр, так? Или же ключ к чему-то — не столь важно. Важнее, — прикосновения Элизабет внезапно превратились в поглаживания, — что я воспринимаю его совершенно иначе.        И замолкла. Клара выслушала её... в смятении. Не в последнюю очередь благодаря её жестам. "Мне кажется, или с этой её внезапной близостью что-то не так?" — растерянно подумала она, косясь на бледные, разве что не светящиеся в полумраке пальцы на своих плечах.        И всё-таки в поведении Элизабет Лавенцы были вещи поважнее её неожиданной тактильности. Клара потрясла головой и, обернувшись к Элизабет, спросила:       — И что это, по-вашему, если не шифр?        При этом она не забыла направить фонарик на лицо собеседницы. Элизабет зажмурилась всего на секунду — но её улыбка не дрогнула, усугубляя жуткое впечатление от освещения снизу вверх. А когда она открыла глаза, в них лишь ярче блеснули искорки превосходства. Клара нахмурилась, но промолчала.       — Инструкции, конечно же. Вот только не к тому, как раскрыть секреты бессмертного алхимика, а скорее к тому, как мирно сосуществовать с ним, не тревожа их. Возьмём те же стороны света из первого терцета. Думаю, вы тоже методом исключения сделали вывод, что они указывают на кладбище, так? Второй терцет, соответственно, связан с именами на надгробиях. Вы ведь обратили внимание, Клара-сан, верно?       — На имена на надгробиях? — осторожно уточнила Клара, гадая, к чему именно ведёт Элизабет.        С губ Элизабет сорвалась очередная усмешка.       — И да, и нет. Если у вас вдруг была возможность — хотя когда бы, если выходы из дома сегодня были весь день заблокированы, а вчера у вас не было повода возвращаться на кладбище? — в общем, если у вас была возможность, вы могли бы обратить внимание на сходство имён с выделенными на гобелене словами. Однако... то, на что вы точно должны были обратить внимание, — цветы.        Клара растерянно моргнула.       — Цветы?       — Цветы, — подтвердила Элизабет, кивая. — Вы же не думаете, что букеты там появляются сами собой? Впрочем, вчера вы и сами видели: их возложили мы с девочками. А знаете почему? Вернее, — она покачала головой и склонилась ещё ближе к Кларе, — почему именно на эти могилы?        Глаза Клары широко раскрылись — но сердце тут же наполнилось враждебностью. Хмыкнув, она язвительно попросила:       — О, просветите же меня, Элизабет-сенсей!        Элизабет вздохнула, то ли обиженная её тоном, то ли расстроенная непониманием. Впрочем, уже в следующий миг она выпрямилась — и, наконец-то отпустив плечи Клары, радостно объявила:       — Потому что именно на них указал Коппелиус в стихотворении — на жертв своих самых страшных преступлений, которые так и не смогли упокоиться с миром!        По спине Клары прошла волна холодка: не таким тоном в её понимании следовало говорить о мстительных духах. Впрочем, пожалуй, дело было не только в тоне. Всё в поведении Элизабет Лавенцы: её лихорадочно блестящие глаза, её широкая улыбка, её голос — всё сейчас до боли напоминало поведение Мияко.        Да, Мияко. Ни один её приятель-оккультист и в подмётки не годился главе семьи Мизунохара, когда она загоралась чем-то по-настоящему. Ни разу Кларе не приходилось видеть подобного огня от кого-то, кроме матери... ни разу до этого момента.        Клара непроизвольно попятилась прочь от Элизабет, придерживаясь за стенку.        Однако, ошарашив её таким образом, Элизабет вовсе не торопилась за ней гнаться. В какой-то момент Кларе и вовсе показалось, что, сбеги она сейчас, эта женщина так и останется в темноте в полном одиночестве, ожидать своей судьбы...        "Я просто знаю, что судьба — абсолютна. Если свыше что-то предрешено, изменить кому-либо это не под силу, сколько ни старайся".        Слова, сказанные Элизабет в разговоре с Мияко, всплыли в голове Клары совершенно неожиданно. И, как ни странно, именно они привели её в чувство — всё-таки сказаны они были в споре с Мияко. В столкновении мнений. Разных мнений...        Нет, эта женщина — не её мать. А значит — нет смысла её так же бояться.        Страх наконец-то отступил, и Клара вновь смогла соображать ясно. И, глядя на всё ещё улыбающуюся Элизабет и прокручивая её слова в голове, она обнаружила желанное противоречие.        На лице Элизабет отразилось лёгкое удивление, когда Клара выпрямилась и, посветив на неё фонариком, совершенно спокойно произнесла:       — Раз вы так уверены, что на гобелене дан список жертв Коппелиуса, по какой причине вы игнорируете одну из потенциально возможных? Я говорю, — увереннее продолжала она в ответ на приподнявшиеся брови Элизабет, — о могиле Рюуби. О второй могиле Рюуби, если точнее. Не потрудитесь объяснить свои мотивы?        Клара уставилась на Элизабет испытующим взглядом. Впрочем, вряд ли в этом был смысл, учитывая, что она стояла в тени... В любом случае, её вопрос определённо произвёл эффект: брови Элизабет сосредоточенно нахмурились, и она задумчиво прижала кулак к губам. Клара ждала, жадно ловя взглядом каждое её движение...        Внезапно Элизабет приложила палец к губам и, подмигнув, озорно заявила:       — Секрет!        И хихикнула.        От такого ответа Клара... по меньшей мере растерялась. Вся торжественность, вся жуткая аура, окружавшая Элизабет до этого момента — всё это развеялось от одного слова. Больше всего это, пожалуй... злило. "Какой ещё к чёрту "секрет"?! — хотелось закричать Кларе. — Что за внезапный образ милашки?!"        Однако вместо негодования Клара просто одарила Элизабет хмурым взглядом — и, резко растеряв всё желание пререкаться, развернулась и двинулась дальше. После короткой заминки к эху её шагов присоединился звук шагов Элизабет.       — В любом случае, я надеюсь, вы поняли, что я хотела до вас донести, Клара-сан, — заговорила Элизабет, поравнявшись с ней. — Вы можете сколько угодно говорить о логике и объективности, но в конечном итоге всё сводится исключительно к точке зрения. Загадка магического артефакта — или же инструкции по сохранению хрупкого баланса в доме, стоящем на пороховой бочке? Рекомендую подумать об этом на досуге.        Клара на этот менторский тон лишь хмыкнула. Ненадолго остановившись, она посветила фонариком на стену справа — и обнаружила тот самый поворот, который, по её воспоминаниям, должен был здесь находиться. Игнорируя путь по прямой, Клара уверенно свернула, на ходу проворчав:       — Вот только вашу перспективу я понять не в силах — не тогда, когда вы говорите исключительно загадками... Например, — продолжала она чуть громче, краем глаза заметив рядом с собой полное любопытства лицо Элизабет, — вот вы всё твердите, что я "особенная", — а что это должно значить, не говорите. И вот что я из этого должна вынести?..       — Что вы избранная.       — А, вот оно ч... Что?        Прошедшая на автомате несколько шагов, Клара резко развернулась и удивлённо воззрилась на Элизабет. Та стояла чуть позади, сложив руки перед собой, и смотрела на неё с расслабленной улыбкой. Некоторое время Клара только и могла, что пялиться на неё, ожидая объяснений. Однако очень скоро у неё вспотели руки, а в животе всё стянулось в тугой жгут — почти до тошноты. Клара побледнела: она слишком хорошо знала это чувство.        Её интуиция решила подать голос.        Кларе захотелось кричать. Почему именно сейчас?! Неужели она задала вопрос, после которого нет пути назад? Разве ответ настолько сильно изменит... всё? Или, может, просто интуиция решила напомнить ей, что они сейчас находятся в подземелье, которым, по всем признакам, активно пользуется убийца? И сейчас, помедли они хоть ещё немного, Клара почувствует холодную сталь — а затем жгучую боль между лопаток...        Почему-то второй исход ей показался более приятным.        И всё-таки, не выдержав этой мучительной тишины, Клара громко сглотнула — и решилась нарушить её вопросом.        Копая себе могилу.       — Ч-что именно вы имеете в виду, Элизабет-сан? Мы же не в каком-нибудь аниме про перерождение в другом мире, — она нервно улыбнулась. — Кто бы мог меня избрать, и, главное, куда? Для чего?        Элизабет прикрыла глаза. В дрожащем свете фонарика она оставалась совершенно невозмутимой.       — Как кто? Высшие силы, разумеется.        Рука Клары задрожала сильнее.       — К-какие ещё в-высшие силы? Вы издеваетесь, да?        Элизабет одарила её насмешливым взглядом.       — Ну почему же издеваюсь? Я абсолютно серьёзна. Вас, Клара-сан, определённо избрали высшие силы. Об этом говорит ваша отмеченность — ваша хвалёная интуиция, я имею в виду. Такое каждому второму не даруют. Что до того, какие именно это силы... — она подёрнула плечами. — Сказать не могу. Я же к ним не принадлежу. Духи этого места, полагаю?        Клара выслушала её с всё нарастающей паникой. Она и сама не могла себе объяснить, почему вообще так остро реагирует на все эти бредни. Потому что Элизабет говорит жуткие вещи в тёмном подземелье, где кроме них блуждает разве что убийца? Или потому что она в каком-то смысле права?        Клара потрясла головой, отгоняя возникшие перед внутренним взором образы Бернкастель и Эрики, и постаралась скрыть страх за раздражением.       — Бред! — отрезала она, скрипнув зубами. — "Духи этого места"? Ха! Боюсь, вы ошибаетесь, Элизабет-сан: моя интуиция существовала задолго до того, как в моей жизни появилась хоть какая-либо связь с этим ме...        Тут Клара осеклась: Элизабет взглянула на неё настолько проницательно, что у неё вновь возникли ассоциации с матерью... с женщиной, которая знала о Лунной гавани задолго до её рождения. Да ещё и узнала о ней от человека, с которым впоследствии поддерживала связь... и в чьей комнате под кроватью обнаружилась её серёжка...        Клара закрыла лицо ладонью и машинально отступила назад. Элизабет одарила её торжествующим взглядом сверху вниз. А в следующий миг она решительно направилась к Кларе.        ...и, не давая ей опомниться, оттолкнула к ближайшей стене, упираясь руками по обе стороны от неё.        Совершенно растерянная, Клара прижала телефон к груди и испуганно взглянула на Элизабет снизу вверх. Даже рядом с Львом она никогда не ощущала себя настолько маленькой, как рядом с этой женщиной сейчас. А Элизабет, убедившись, что она никуда не убежит, усмехнулась.       — Можете сколько угодно пытаться отрицать очевидное, Клара-сан, но факт налицо: мы с вами сейчас ближе к тайной лаборатории бессмертного алхимика, чем кто-либо другой. И привели меня сюда, Клара-сан, именно вы. Не Лаэрт-сан, не Лев-сан, не Мияко-сан, не девочки — вы. Что вы скажете на это?        Клара моргнула. Нависая над ней, Элизабет находилась как никогда близко, давя своим присутствием. Взгляд Клары метнулся влево и вправо; путей к отступлению не было. Чувствуя, что вместо мыслей у неё в голове сейчас полная каша, Клара с кривой улыбкой подняла глаза на Элизабет и произнесла:       — Элизабет-сан, мне очень неловко вам на это указывать, но... вам не кажется, что ваши действия уже некоторое время подозрительно походят на сексуальное домогательство?        Клара и сама чувствовала, что ляпнула что-то невпопад. Однако... вопреки её ожиданиям, Элизабет совершенно не смутилась. Нет, её глаза лишь немного расширились — и, склонив голову набок, она внимательно всмотрелась Кларе в лицо. Та сглотнула: предчувствие не кричало, но клокотало в груди достаточно ощутимо.        Вдруг губы Элизабет растянулись в дьявольскую улыбку. Резко склонившись к Кларе, она перенесла вес на одну руку — а второй взяла её подбородок.       — А что если я вас сейчас поцелую?        В этот момент Клара окончательно перестала понимать, что творится в голове этой женщины. Да и в принципе понимать, что сейчас происходит... Разве они не в подземных коридорах, ведущих к секрету древнего алхимика? Как ей в таком месте вообще пришла в голову идея поцелуя?        После продолжительной паузы Клара моргнула.       — Зачем? — тупо спросила она.        Элизабет склонила голову набок.       — А разве нужен повод?.. Не волнуйтесь, я достаточно хороша в поцелуях. И, разумеется, я не так давно полоскала рот, так что ничто постороннее через меня к вам не попадёт.        "Да проблема вовсе не в том, как хорошо вы целуетесь или следите за гигиеной рта..." — хотела бы ответить Клара — но была настолько ошеломлена всем услышанным, что только и могла, что тупо моргать, прижимая к груди телефон.        А Элизабет, похоже, восприняла отсутствие сопротивления как согласие. Прикрыв глаза, она расслабленно улыбнулась — и стала медленно приближать лицо к Кларе. Та же, окончательно переполнившись потрясениями, совершенно впала в ступор...        ...и лишь в паре сантиметров от своих губ сообразила выставить на пути Элизабет телефон.        Наткнувшись на неожиданное препятствие, Элизабет приподняла веки и одарила Клару вопросительным взглядом. Та нахмурилась и вместо ответа положила ей ладонь на лоб. Температуры определённо не было.       — Элизабет-сан, вы знаете такое слово — "уместность"?        Элизабет задумчиво посмотрела ей в лицо. Внезапно её губы искривила ухмылка.       — А вы, оказывается, всё-таки ещё маленькая девочка, Клара-сан. Ищете отговорки, так смущаетесь простому поцелую...        Однако от лица Клары она всё-таки отстранилась. Впрочем, выпускать её из "западни" Элизабет не спешила, продолжая насмешливо смотреть сверху вниз. Клара до сих пор не до конца понимала, как ей на это реагировать, — слишком много противоречивых мыслей было у неё в голове.        В итоге она остановилась на том, что взглянула на Элизабет, как на дуру.       — "Маленькая девочка"? Элизабет-сан, вы, похоже, не в бреду — но вы определённо даёте мне все основания считать, что вы ударились головой, уж простите. Вы и правда считаете, что нежелание целоваться с вами — это признак незрелости, а не, скажем, нежелания целоваться с кем-либо в столь романтичном месте, как подземелье, где, возможно, гуляет маньяк? Не говоря уж о том, — Клара со скучающим видом посветила ей в лицо фонариком, — что связывать всю эту вашу романтику со зрелостью само по себе отдаёт детскостью. Иначе бы братец Лев был на уровне развития невинного младенца, а братец Лаэрт — древним дедом.        Сказав это, Клара опустила телефон и мягким, но уверенным жестом отстранила Элизабет от себя. Та не особенно сопротивлялась, и уже в следующий миг Клара смогла вдохнуть полной грудью без ощущения её давящего присутствия перед собой. Всё-таки что ни говори, а эта женщина была ей неприятна... аж до знакомого сосания под ложечкой.        Которое вовсе не прекратилось, когда нежелательный контакт был разорван.        Некоторое время между ними висела тишина. Ни Клара, ни Элизабет не двигались с места, каждая думая о своём. Наконец, Клара сделала глубокий вдох — и, направив свет фонарика в глубину коридора, продолжила путь. В этот самый момент...       — Исключительно из любопытства: а что, по-вашему, определяет взрослость?        Клара взглянула на Элизабет через плечо. Держась на пару шагов позади, она улыбалась всё той же раздражающе понимающей улыбкой. Клара хмыкнула и отвернулась.       — Умение брать на себя ответственность за себя и за других. Здравый смысл и понимание границ. Например, уместности. Или же границ возра...        Однако едва начав произносить последнее слово, Клара им подавилась. Ей на ум пришла ужасающая догадка. Остановившись, она резко обернулась к Элизабет — и, вся побледнев, пролепетала:       — П-погодите-ка, Элизабет-сан... вы же... только что, вы... — Клара сглотнула. — Вы ведь не проворачивали подобное с девочками?!        Элизабет посмотрела на неё в ответ как на дуру.       — С Корделией-тян и Джессикой-тян? Вы с ума сошли, Клара-сан. Они же дети!        От искреннего возмущения в её тоне Клара не сдержала кривой улыбки.       — Знаете, после ваших действий только что я уже вообще не представляю, куда там направлен ваш моральный компас... — и, отворачиваясь, пробормотала: — Если вдруг произойдёт такое несчастье, что я стану следующей главой семьи, одним из первых дел я вас уволю...        Со стороны Элизабет раздался мрачный смешок.       — Ещё бы, Клара-сан: скорее всего, нужды в моих услугах в этом доме всё равно уже нет.        Внутри Клары всё сжалось: яд в этих словах слишком ясно напомнил ей о её вероятной причастности к исчезновению Корделии... и к её слишком уж вероятной смерти.        За такими разговорами они в конце концов добрались до ещё одного поворота — того, в конце которого находилась закрытая кодовым замком дверь. Рука Клары крепче сжалась на телефоне. Конечно, она успела сделать несколько фото того, о чём помнила из предыдущего мира — но точно ли этого будет достаточно? В конце концов, в этот раз ей так и не удалось вырваться на кладбище... хотя один из рисунков, кажется, всё же копировал изображение с крышки гроба в склепе...        ...Хм, а под потолком всегда было что-то белое?        Элизабет осознала суть происходящего первой.       — Клара-сан!        Дальнейшее происходило для Клары, как в замедленной съёмке. Белое пятно под потолком внезапно шевельнулось — и Элизабет резко рванула к ней, Кларе, отталкивая от рокового поворота. Клара при этом потеряла равновесие и на всей скорости плюхнулась на землю. От боли она зажмурилась и прошипела что-то нечленораздельное — однако саднящие ладони и колени быстро отошли на второй план, когда она осознала, что произошло. Пара секунд неверия — и Клара быстро подобрала вылетевший телефон и развернулась к Элизабет.        Стоящей перед ней с раскинутыми руками Элизабет, под чьими ногами лежало слишком, слишком знакомое белое пятно.        Окровавленный труп одной из близняшек.        Некоторое время Клара только и могла, что тупо смотреть на открывшуюся картину, не понимая, каким образом труп вообще оказался под потолком — и почему он едва не свалился ей на голову. Наконец, она направила свет фонарика на мёртвую кузину — и подавилась собственным вскриком: лица не было видно не только из-за неестественного разворота головы, но и из-за залившей его свежей крови, ещё сочащейся из перерезанного горла. Кровь была и на белом платье — как на груди, так и на животе и юбке, вытекшая из раны в районе пупка.        Клара сглотнула и подняла беспомощный взгляд на Элизабет. Та даже не глядя на неё угадала её немой вопрос — и подтвердила худшие догадки.       — Это определённо Корделия-тян.        Клара ещё некоторое время смотрела на её затылок и длинный хвост белых волос, прежде чем рассеянно кивнуть и вновь перевести взгляд на труп кузины. Ну конечно, это не могла быть Джессика. Не с такой свежей кровью и с такими целыми конечностями.        Некоторое время в подземелье висела тишина. Наконец Элизабет положила ладонь на лоб и резко выдохнула.       — Клара-сан, — твёрдо заговорила она, не оборачиваясь, — даже если вы не хотите верить в злые намерения духов, думаю, вы прекрасно понимаете, насколько дурным знаком является подобное "приветствие". В конце концов, — она мрачно усмехнулась, — если убийца — человек, то, поместив тело Корделии-тян в подобном месте, он нас буквально предупредил: путь дальше опасен. Вы, — она наконец-то обернулась, — точно уверены, что готовы встретиться с ним сейчас?        Клара не была уверена. Она уже ни в чём не была уверена.        Некоторое время она колебалась, прежде чем дать ответ. Элизабет терпеливо ждала. Наконец, Клара направила свет фонарика к её лицу — и сдавленно вскрикнула: на белой коже красовались жуткие тёмные пятна. Клара непроизвольно отползла назад, лишь мгновение спустя сообразив, что это, должно быть, кровь Корделии.        С таким "гримом" виноватая улыбка Элизабет выглядела ещё более жутко. Бросив горький взгляд на труп Корделии, она вздохнула — и, шагнув к Кларе, протянула ей руку со словами:       — Ну же, Клара-сан, пойдёмте. Как видите, мне необходимо привести себя в порядок, а вам... немного прийти в себя. Кажется, вы говорили, что в этой стороне был выход в дом?        Клара одарила её ладонь растерянным взглядом. Касаться этой белой кожи с кровавыми пятнами ей хотелось в последнюю очередь — однако она слишком хорошо понимала, что без помощи подняться сейчас не в состоянии.        Клара взяла протянутую руку.        ...Ещё на подходе к котельной к запаху сырой земли и крови примешался тонкий аромат жареного мяса. А уж когда они достигли двери, он безвозвратно трансформировался в удушающее амбре горелой плоти — предваряя встретивший их на выходе труп Сохея, жарящийся в котле. Клара лишь поёжилась, но не смогла задержать на нём внимание — не тогда, когда мимо неё уверенно прошагала к лестнице на кухню Элизабет Лавенца с перепачканным кровью лицом и одеждой.        В молчании Клара проследовала за Элизабет. В молчании же пронаблюдала, как та умывает лицо у раковины на кухне. Багровая вода стекала по её щекам с волос и лба, напоминая кровавые слёзы. Клара некстати припомнила смерти этой женщины в предыдущих мирах; наверняка из опустошённых глазниц "слёзы" были более густые...        Клара сглотнула и отвернулась. Пару секунд спустя звук воды затих — и вот уже Элизабет, держа в руке пластиковую бутылку, стоит перед Кларой.       — Простите, что напугала своим видом, но, боюсь, мне всё ещё надо... привести себя в порядок. Если вы понимаете, о чём я.        С этими словами она красноречиво кивнула на своё платье. На чёрной ткани следы крови не были заметны, но на тёмно-серых элементах пятна багрянца выделялись очень даже ярко. "Да и, наверное, не очень приятно ходить в сыром и грязном..." — рассеянно подумала Клара, автоматически смахивая пыль с собственной юбки.        Клара подняла глаза на Элизабет.       — Да я так понимаю, наша вылазка на этом всё равно закончена. Не будем же мы вдвоём пытаться прорваться в лабораторию через трупы... Пойдём уже назад в комнату — там и переоденетесь...       — ...Вы здесь переодеваться собрались?!        Стянувшая платье через голову Элизабет застыла и одарила Клару невинным взглядом.       — А в чём проблема? Вы, кажется, сами предложили вернуться в комнату и переодеться, разве нет?        Клара осеклась. Да, она действительно сказала именно это, и даже зашла с Элизабет за сменой одежды в соседнюю комнату, а потом вернулась сюда, но...        Но должно же быть у взрослой женщины хоть немного здравого смысла! И что-то подсказывало Кларе, что стоять перед окном прямо напротив двери в водолазке и колготках в их ситуации под его определение не очень попадает... О боги, она ещё и водолазку сняла. Клара хлопнула ладонью по лицу.       — Нет, вы и правда решили раздеться посреди комнаты, в которую в любой момент могут зайти мужчины? — страдальчески пробормотала она, раздвигая пальцы.        Элизабет застыла с протянутой к одежде рукой и скосила на Клару задумчивый взгляд. Та в ответ издала раздражённое рычание: она двигалась размеренно на грани с заторможенностью, словно специально игнорируя посыл Клары из желания её выбесить.        Наконец, Элизабет всё-таки взяла одежду — но вместо того, чтобы её надеть, опустила глаза на собственное тело. Взгляд Клары невольно последовал за ней. В освещении пасмурного дня её бледная кожа казалась мертвенно серой, да и в фигуре, откровенно говоря, не было ничего особенно впечатляющего: маленькая грудь, острые рёбра и плоский живот — но ни намёка на изгиб в районе талии — какие-то чересчур прямые ноги... Разве что чёрный бюстгальтер и колготки смотрелись на ней хорошо, контрастируя с цветом кожи и волос. Да и фасон... удивительно ей шёл. А ведь на такую фигуру подобрать красивое бельё ой как нелегко — уж Клара-то знала...        Внезапная усмешка Элизабет отвлекла Клару от размышлений. Подняв глаза к её лицу, она обнаружила на нём расслабленную улыбку.       — Клара-сан, эти "мужчины", — заговорила она, вертя в руках платье в поисках переда, — Лев-сан и Лаэрт-сан, не забыли? Если даже опустить тот факт, что они — ваши братья, вряд ли будут какие-то проблемы в том, что они меня сейчас увидят. Ну, Лев-сан, вероятно, смутится, — она вытянула руки с платьем перед собой и кивнула, — а что до Лаэрта-сана... Я вас умоляю, Клара-сан, что он там за три месяца не видел?        И преспокойно стала надевать платье через голову, словно не сказала ничего особенного.        А в мире Клары не осталось ничего, кроме звука бьющегося стекла.        Три месяца.        Всё, что Клара знала, всё, во что она верила, — всё разбилось об одну-единственную фразу. Стоя посреди комнаты, она практически физически ощущала, как осколки окружавшей её иллюзии сыпятся от самых небес, как снег, — сыпятся прямо ей на голову, впиваясь острыми краями в мозг, проникая в мысли и отравляя их. "Довольно, довольно!" — немой крик застрял у неё в горле, не выходя наружу. Вместо этого он, наткнувшись на какое-то неведомое препятствие, не нашёл ничего лучше, чем тяжёлым камнем рухнуть назад, в её грудь. Хотелось упасть на колени и вытошнить эту дрянь — и заодно расплакаться. Однако, похоже, вся окружающая её грязь тянулась к ней, подчиняясь некой центростремительной силе, и наружу выходить совершенно не желала.        Клара только и могла, что стоять неподвижно, тупо глядя в одну точку на полу.        Три месяца.        Отрицать и строить непонимание уже невозможно.        Элизабет Лавенца и её брат.        Три месяца.        Три.        Чёртовых.        Месяца.        Элизабет Лавенца и...        ...В какой-то момент из коридора за её спиной послышались быстрые шаги. Приближаясь с каждой секундой, они остановились прямо напротив двери. Пауза — и та скрипнула, открываясь и впуская в комнату знакомый голос.       — Какого дьявола у вас тут отк... Оу. Я, похоже, невовремя?        Клара моргнула и медленно обернулась. Держась за дверную ручку, Лаэрт смотрел на опускающую юбку Элизабет без тени смущения — лишь с выученным тактом. Это выражение резануло Клару не хуже ножа.        А Лаэрт наконец-то вежливо опустил глаза и, выдохнув, заговорил:       — Я, конечно, всё понимаю, но даже если вам настолько срочно понадобилось переодеться, дверь тем более стоило за...       — Лаэрт, ты с ней спишь.        Лаэрт вздрогнул всем телом и удивлённо, почти испуганно воззрился на Клару. А уже в следующий миг его лицо стало на несколько оттенков бледнее: несмотря на полный страдания тон, Клара смотрела на него требовательным, убийственным взглядом.        Рука Лаэрта сжалась на дверной ручке, а кадык поднялся и опустился при сглатывании.       — Что?.. — спустя, наверное, целую вечность выдавил он.        Клара выступила вперёд и задрала голову, чтобы не упустить и мгновения зрительного контакта.       — Ты с ней, с этой женщиной, с Элизабет Лавенцей, спишь — спишь уже три месяца, чуть ли не с самого начала знакомства, — она набрала в грудь побольше воздуха, — и я узнаю об этом только сейчас?!        Рука Лаэрта сжалась настолько сильно, что, казалось, он вот-вот вырвет ручку. Его губы плотно сомкнулись, затем — задрожали, в то время как он неотрывно смотрел на Клару в ответ — смотрел, впитывая всё её осуждение, всю злобу на грани с ненавистью.        Вдруг он затрясся, и его лицо исказилось ответной злостью.       — Ну сплю, да! — рявкнул он, наконец-то отпуская злосчастную ручку и входя в комнату. — Сплю с первого дня знакомства, если тебе так интересно! Вот только, — он скрипнул зубами, — с чего я вообще должен за это отчитываться перед тобой?        Клара отвела руку — и схватила его галстук, дёрнув с такой силой, словно хотела каким-то образом оторвать им Лаэрту голову.       — Ну наверное потому, что о всех твоих предыдущих женщинах, кроме каких-нибудь совсем уж разовых интрижек, я знала?! — прошипела она в паре сантиметров от его лица.        Глаза Лаэрта широко распахнулись — и он побледнел так, что цвет его лица стал удивительно похож на цвет кожи Элизабет. Стоя согнувшись в три погибели перед Кларой, он только и мог, что беспомощно открывать и закрывать рот, не находя слов. Клара же смотрела на него уже с неприкрытой ненавистью — и с выступившими в уголках глаз слезами. И они вовсе не были связаны с болью в саднящей после падения ладони...        А галстук на шее Лаэрта затягивался...        Внезапно со стороны Элизабет раздался невинный смешок.       — А вы удивительно зациклены на тривиальных вещах для кого-то рассуждавшего про уместность, Клара-сан, — беззаботно заметила она, застёгивая последние пуговицы на воротнике.        Клара бросила на неё напряжённый взгляд через плечо и невольно ослабила хватку на галстуке Лаэрта. Сердце сжалось в нехорошем предчувствии.       — Ч-что вы имеете в виду?..        Элизабет одарила её равнодушным взглядом.       — Ну как же? Ваше желание выяснять отношения в такой ситуации, разумеется. Так ведь недолго потерять и что-то гораздо более важное... Ах! — она вдруг с преувеличенным удивлением прикрыла рот ладонью. — Или вы и правда не заметили? Что, действительно? Я говорю о двери кладовки на первом этаже, конечно же.        У Клары перехватило дыхание. "С чего бы мне обращать внимание на какую-то дверь?" — хотела бы язвительно спросить она... но именно в этот момент память услужливо подкинула картинку, от которой у неё выступил холодный пот. Да-да, когда они возвращались с кухни, краем глаза она действительно заметила приоткрытую дверь... подозрительно, даже как-то демонстративно приоткрытую. И, кажется, в щели виднелось что-то красное...        Осознание прорезало её мысли, как молния. Ладонь разжалась, выпуская галстук растерянного Лаэрта... и вдруг резко отпихнула его с дороги. Клара бросилась вон из комнаты.       — Кла...       — Отстань!        Даже это одно слово потратило драгоценный воздух из её лёгких — какие уж тут разговоры! Да и мыслей для бесед не было — как и любых других в принципе. Клара неслась, сломя голову, так что даже не сразу поняла, что сбегает с правой лестницы, пропуская по две-три ступени. Хорошо бы и тринадцатую так пропустить...        Вдруг Клара вскрикнула: её нога неожиданно подкосилась, и она, не дойдя до самого низа, полетела лицом вперёд. Так и повторила бы она судьбу тёти Юи, не окажись на её пути стена... Впрочем, влететь в неё на всей скорости всё равно было больно.        Однако это столкновение немного вернуло Кларе ясность ума. "Наслаждаясь" ощущением расплывающейся по плечу и щеке боли, она задумалась: а куда она вообще так несётся? Что именно её так напугало? Вероятно, она сейчас обнаружит очередной труп — она даже подозревала, чей именно. Но разве это может быть хуже любого из предыдущих, увиденных ей в этом и в предыдущих мирах? Вон, они с Элизабет недавно нашли мёртвую Корделию, а на труп Сохея (или "Сохея"?) пятнадцать минут назад ей вообще было плевать — так чего переживать теперь?        ...В конце концов, чем выпавшая из кладовки к её ногам мёртвая Мери хуже Юкари, близняшек, её тёти, кузена или братьев?        Тяжело дыша после бега, Клара стояла посреди холла и рассеянно смотрела на Мери сверху вниз. К красному платья на фоне золота волос примешался новый багрянец — зияющие пустоты на месте глаз, занявшие место чёрных очков. Впервые Кларе удавалось увидеть труп по этой части четвёртого терцета так близко — и после всего увиденного в Лунной гавани ранее она уже ничего не почувствовала. Лишь пустоту. А ведь, казалось бы, это была Мери, которая её поддерживала почти так же, как её самые дорогие люди...        ...Но ведь умерла она, кажется, не от вырезания глаз? Уж больно знакомое выражение агонии застыло на (остатках) её лица. Этот широко раскрытый рот со смазанной помадой, эти поднятые брови... Почти как...        Осознав, что ей это напоминает, Клара отшатнулась и быстро зажала рот руками. Да, сомнений быть не могло: именно такое выражение было последним на лице Льва в конце второго мира. Значит, получается, Мери тоже?.. Стараясь не поддаваться эмоциям, Клара с трудом перевела взгляд на её шею: на бледной коже действительно алела тонкая борозда. Почти как от шнурка... или от цепочки.        В этот момент в сознание Клары услужливо хлынули воспоминания эпизодов, предваряющих смерти Мери в прошлых мирах. Там, совершенно уверенная в исходе, Мери в последние мгновения набиралась храбрости, касаясь кулона. Он и сейчас висел на её шее — и, несомненно, именно он и принёс ей смерть на этот раз.        От осознания ноги Клары подкосились, и она всё-таки рухнула на колени перед трупом. По горькой иронии судьбы, злосчастный кулон оказался прямо перед ней — и, игнорируя самые настоящие вопли интуиции, Клара машинально протянула руку к нему.        Рука слушалась плохо: кулон упорно выскальзывал из вспотевших, дрожащих пальцев, и ей пришлось особенно крепко его сжать, чтобы наконец-то ухватить... и тут же она едва не выпустила его снова — уж слишком сильно она вздрогнула от неожиданного щелчка.        К счастью, источником звука оказался всего лишь тот самый кулон. И он даже не выпустил какого-нибудь шприца с ядом — нет, от прикосновения Клары у него просто открылась крышка. "А, так это был медальон..." — рассеянно подумала Клара, подползая ближе. Несмотря на все обстоятельства, её охватило любопытство. Что же такого хранило сокровище Мери? Или, лучше сказать, что именно было её сокровищем?        Им оказалась всего-навсего бумажка. Сложенный вчетверо листок — вот предмет, с которым Мери не расставалась в безумном мире Лунной гавани и от которого искала сил перед самоубийственными действиями. Клара с трепетом поднесла его к глазам — и, сглотнув, медленно развернула.        На листке в несколько строк были записаны следующие послания: "Дерзай, подруга!", "Я всегда с тобой", "Я ставлю на тебя!", "Ты обязательно вырвешься", "Молюсь богам за ваше благополучие", "Возвращайся скорее, мама!"        Мама.        Дойдя до последней строки, Клара вновь сглотнула — в горле застрял самый настоящий камень — и её всю заколотило. Так, значит, вот как... значит, "мама"... значит, Мери-сан... Мери... "мама"...

       Мама.

       Ещё некоторое время Клара тупо смотрела на листок, дрожа и не понимая, как ей реагировать. Наконец, с её губ сорвался смешок — нервный, сухой, раздирающий горло смешок. Затем ещё один, и ещё, и ещё — и вот она уже сидит, обхватив плечи руками и не прекращая трястись, и смеётся, как ненормальная. Убийца, братья, Элизабет, какой-то другой счастливчик-выживший — плевать, вообще плевать. Пусть видят, пусть делают с ней, что хотят. Кларе плевать, ей нужно, она не, она, Мери, "мама"...        Из самого нутра Клары вырвался отчаянный вопль — и, согнувшись пополам, она продолжила смеяться до сорванного голоса, пока её щёки обжигали слёзы.        А потом она лишилась чувств.