Когда поёт лира. Акт третий: Мистерия о бессмертном алхимике

      — Возмутительно, это просто возмутительно!        Скорее уж невероятно скучно. Скучно и предсказуемо. Неужели нельзя было начать с чего-нибудь пооригинальнее?        Сидя с краю в целом ряду "мудрых" и "опытных" старцев, она с трудом удерживает зевок. Большой зал для приёмов в главном доме, делегация почтенных членов семьи Мизунохара в неудобных позах, распинающийся перед ними гость, не менее почтенный, чем каждый из них... стоит, глядя на остальных сверху вниз и наслаждаясь собственной важностью. Последнее обстоятельство, конечно, не совсем обычно — прежде он общался с ними как "равный" — но не слишком выбивается из ожиданий. В целом же — очередная сцена, которую она может предсказать вплоть до реплик. Кажется, сейчас должно последовать что-то вроде...       — Вы и правда думали, что можете подсунуть мне шлюху, а я просто закрою на это глаза и сделаю вид, что ничего не было?        Бинго. Даже выражение лица именно то, которое она представляла: косой, наигранно презрительный взгляд на неё — и саркастическая улыбка. Он думает, если достаточно повысить голос, будет казаться грознее? Смешно и жалко. Скорее уж он похож на шута, чьё выступление никого не веселит — по крайней мере, уж точно не так, как он рассчитывал. Будь её родственники в нормальном состоянии, наверное, тоже бы над ним посмеялись.        Украдкой она бросает взгляд на вереницу родных — и прикрывает рот рукавом кимоно, чтобы скрыть просящуюся на губы улыбку. Трагически опущенные головы, пустые лица... Вот только вовсе не по тем причинам, которые воображает себе упоённый своим монологом Ичиджо Горо. Ах, если бы он только знал...       — Нет, вы у меня так просто не отделаетесь, — тем временем с негодованием продолжает он — и указывает на неё раскрытой ладонью. — Если хотите продать бракованный товар — позаботьтесь уж, пожалуйста, о компенса... А?        Ах, ну вот, всё-таки не удержалась. Её смешок спутал ему все карты: он совершенно забыл о своих претензиях и глупо хлопает глазами, глядя прямо на неё. А родня всё так же неподвижна, как ряд восковых статуй...        После секунды замешательства Горо приходит в себя. Потряся головой, он спрашивает — не возмущённо, как ему явно бы хотелось, а растерянно:       — Что это значит?        Мияко склоняет голову набок и награждает его долгим взглядом. Пожалуй, ей и правда пора отбрасывать маску и выходить на сцену... но не в привычной скучной роли "товара".        Ичиджо Горо ещё не знает, с кем говорит.       — Ах, простите, Горо-сан, я вас смутила? Мне казалось, что смеяться после удачной шутки на комедийных выступлениях — элементарная вежливость.        Нет, это определённо того стоило: он аж покраснел, аж раздулся от возмущения! Мужчины так забавно реагируют, если им указать, что они смешны. Особенно если это делает их прежде безмолвная невеста.        А Горо быстро не выдерживает и вновь оборачивается к своей основной публике в поисках поддержки. Даже уже открывает рот... но быстро замечает. Хотя, откровенно говоря, у него ушло неприлично много времени, чтобы заметить.        Заметить, что, несмотря на толпу, всё это время в комнате было всего два живых человека.        Некоторое время Горо так и стоит, с раскрытым ртом глядя на вереницу безмолвных фигур перед собой. На его лице — неподдельный, неописуемый ужас. Он не знает, что ему делать, ему выбило почву из-под ног, и он только и может, что в бессилии барахтаться в океане своих сомнений.        Наконец, он с трудом отрывает взгляд и переводит его на Мияко. Это было слегка медленно, но она достаточно терпелива, чтобы извинить его медлительность. Откинув волосы назад (слишком длинные: надо в ближайшее время остричь), Мияко неторопливо поднимается с места — и под внимательным взглядом Горо приближается к нему. Остановившись напротив, она улыбается.       — Кажется, ты наконец-то понял, Горо-сан. — Уголки её губ приподнимаются ещё выше при виде того, как он дёргается от её резкой смены тона. — Да, всё так, как ты мог заметить: в правящих верхушках Мизунохара произошли определённые перестановки. К сожалению, эти почтенные господа, — она пренебрежительно кивает на старейшин, — больше не имеют влияния в семье... как и в человеческом обществе в целом. Догадываешься, кому всё перешло?        Горо смотрит на неё практически в ужасе и быстро переводит взгляд на старейшин, ища опровержения её слов. Напрасно: даже не глядя, Мияко точно знает, что они не выразят протеста даже движением глаз. Не после того, как она так долго и со вкусом ломала каждого из них, в подробностях объясняя, чем обернётся каждая их малейшая махинация за последние десять лет в случае неповиновения. Не после того, с каким наслаждением она вкушала ужас на их жалких лицах, когда они смотрели на неё, как на чудовище.        Её жених выглядит сейчас точно так же, как каждый из них в начале беседы.        Посмаковав его растерянность, Мияко расслабленно прикрывает глаза.       — Впрочем, смена власти вовсе не означает полный разрыв деловых отношений. Более того, — она поднимает веки: каждый мускул на его лице напряжён, — веришь или нет, Горо-сан, но несмотря на все твои крайне неуважительные слова ранее, нынешняя глава семьи Мизунохара вполне себе заинтересована в заключении сделки.       — З-заинтересована?        Горо едва слышно цокает, раздражённый из-за прорвавшейся в голос дрожи. Мияко удовлетворённо кивает.       — Понимаешь ли, Горо-сан, — она медленно достаёт из-за пояса веер, — к превеликому сожалению, несмотря на все отголоски борьбы за равноправие, в нашем обществе до сих пор не воспринимают женщину всерьёз — лишь как приложение к мужчине. Сколь твёрдо бы ни было моё положение как главы, личности с закостенелым мозгом просто не смогут принять меня как равную, и многие дороги будут мне закрыты, пока я одна. Так что, — она касается подбородка Горо концом веера, — мне бы как можно скорее пригодилось приложение в виде супруга, желательно — из хорошего рода. Сойдёт даже младший, лишённый доли в бизнесе сын вроде тебя, Горо-сан.        На последних словах Горо перекашивает, и Мияко с трудом сдерживает дьявольский смех — однако широкую улыбку удержать не в силах. Резко развернувшись, она раскрывает веер — и, не глядя на Горо, продолжает:       — Однако условия сделки всё-таки придётся немного пересмотреть. Во-первых, — она бросает быстрый взгляд через плечо, — ты, разумеется, понимаешь, что я не собираюсь передавать тебе только-только отвоёванное главенство? С другой стороны, — шаг прочь, — я вовсе не собираюсь превращать тебя в безмолвную болванку, — кивок на старейшин. — Нет, я не буду требовать от тебя смены фамилии, ползания передо мной на коленях, финансовой зависимости и прочих подобных форм подчинения. Более того, — резкий разворот, — я считаю, будет справедливо, если наследником будет твой ребёнок. И я обязуюсь начать работать над его появлением сразу, как только в достаточной мере оправлюсь от первых родов.        Рука Мияко автоматически ложится на живот. Не слишком заметный, но надёжно хранящий зарождающуюся новую жизнь. На лице Горо практически физическое отвращение.       — Ты и правда думаешь, что уважающий себя мужчина согласится терпеть рядом с собой ублюдка от помойной псины?..        Лицо Мияко темнеет, и Горо ёжится.       — Горо-сан, на этот раз я тебя прощаю — но исключительно потому, что ещё не успела предупредить: я не потерплю в своём доме хамства в отношении человека, которого уважаю. Пожалуйста, постарайся это усвоить, если желаешь довести сделку до конца. Ну, или можешь поискать себе какой-нибудь другой быстрый способ удержаться в обществе, — она пожимает плечами — и мрачно усмехается. — Например, тихую покорную жену, за которую ошибочно принимал меня.        Горо молчит долго. Мияко не торопит — лишь стоит и смотрит, ожидая ответа. Мнимая честь семьи или собственная гордость — вот в чём вопрос.       — Значит, — наконец заговаривает он, сглатывая и не поднимая глаз, — даже при наличии этого... твоего... наследником будет мой сын?       — Твой ребёнок.       — Сын.       — Или дочь. Зависит от тебя.        Сжавшиеся кулаки. Омерзение на лице.       — Уверена, твоя семья с радостью примет тебя на время, пока ты подыскиваешь более удобную супругу.        Ненавидящий взгляд.       — Разумеется, я не настаиваю, чтобы ты дал свой ответ сейчас. Впрочем, я не собираюсь сидеть, сложа руки, так что, если будешь тянуть с решением, я могу успеть найти вариант получ...       — Будь моей женой.        Мияко моргает. Окидывает его долгим задумчивым взглядом. На его лице — упрямая, отчаянная решимость. Не сводя с него глаз, она медленно подходит к нему.       — Уверен, что не пожалеешь?        Горо хмыкает, напуская браваду.       — Не недооценивай слово мужчины.        "Слово мужчины" — сколько пафоса в этой фразе... Будто она правда может значить что-то, кроме сотрясания воздуха. Уж точно не после того, как он согласился продать свою гордость ради идеальной картинки.        Впрочем, ей всё равно плевать на его гордость.        Улыбаясь самой безмятежной улыбкой, Мияко складывает веер и медленно убирает его за пояс. Горо ловит глазами каждый её жест — но всё равно не успевает за тем, как резко она хватает его за галстук. А Мияко, опустив его до уровня своего роста, восклицает:       — Что ж, поздравляю, Горо-сан! Надеюсь, ты станешь хорошим мужем мне и отцом моему сыну и второму ребёнку.        И без предупреждения целует в губы. Удивление на его лице быстро сменяется отвращением: он выглядит так, словно ему в рот впилась гадюка. Довольная такой реакцией, Мияко лишь усиливает это ощущение, слегка прикусывая его нижнюю губу.       — Ах да, и ещё одно, — полушёпотом продолжает она, слегка отстранясь и демонстративно облизываясь. — Если вдруг в твою голову придёт мысль как-либо избавиться от сына Кенджи-сана, будь это до его рождения или после... подумай, пожалуйста, ещё раз. Если, конечно, тебе не хочется оказаться в аду ещё до смерти.        Галстук на его шее предупреждающе затягивается. Горо сглатывает, и его глаза быстро скашиваются на безмолвствующий ряд старейшин — кажется, он до сих пор не может до конца поверить, что они теперь лишь болванки. Поддержки он предсказуемо не получает. Горо вновь переводит взгляд на Мияко и шумно выдыхает.       — Понял... — только и выдавливает он.        На его лице — бессильная злоба. А Мияко лишь улыбается, даря ему ещё один, поощрительный поцелуй.        Ичиджо Горо стал одной из первых, но далеко не единственной ступенькой на пути восхождения Мизунохары Мияко к зениту.

***

       Воздух в комнате можно было резать ножом.        "Уж извини, принцесса, но больше в этой семье никто вокруг тебя плясать не будет. И сколько ни топай ножкой — по-твоему резко не станет".        Уголки губ, всегда растянутых в улыбке, опущены. Рука, сжимающая веер, неподвижна, не считая редких постукиваний большого пальца. Неподвижны и тёмные глаза — их тяжёлый взгляд надёжно зафиксирован на глазах напротив.        "Хочешь, чтоб тебе все в ножки кланялись? Спусти своё эго хотя бы до высоты своего роста, карлица самодовольная! Соси кровь у тех, кто тебя гнобил, а к нормальным людям не лезь!"        Карие глаза уверенно встречают этот взгляд, сверкая из-под нахмуренных бровей. Губы упрямо поджаты, а нос слегка морщится. Плечи напряжены, спина ровная, как палка. Руки сжимают колени, но вовсе не из страха. Нет, это всего лишь способ сдержаться.        Это был первый раз за шесть лет, когда старшая и младшая дочь семьи Мизунохара встречались лицом к лицу. И, откровенно говоря, все эти шесть лет обе считали, что встретят вторую лишь на её похоронах.        Однако вот они — сидят лицом к лицу в гостиной, разделённые лишь кофейным столиком, и буравят друг друга взглядами. Ни одна не торопится нарушать эту давящую тишину ни словом, ни движением. Горячий кофе источает тепло и аромат впустую, да и к печенью никто не притрагивается — хотя Кенджи то и дело кидает на него заинтересованные взгляды...        О да, Кенджи — ещё один фактор, вносящий смуту в и без того напряжённую ситуацию.        В этот погожий весенний день спустя шесть лет отсутствия младшая дочь семьи Мизунохара впервые появилась в одном из домов собственной семьи. Вот только прибыла она не одна — за эти годы она успела выйти замуж. И теперь её муж, так же, как и муж её старшей сестры, находился в гостиной, ожидая, пока одна из женщин наконец-то нарушит это мучительное молчание. Поистине джентльменский такт — или достаточно хорошо развитый инстинкт самосохранения.        Однако даже самая неприязненная тишина не может продолжаться вечность. В какой-то момент Мияко вздохнула — и, наконец-то взяв чашку в руки, заговорила:       — Итак, моя дорогая младшая сестра, ты просила аудиенции. Учитывая, что все эти шесть лет от тебя не было никаких вестей, думаю, я имею право поинтересоваться: что так неожиданно заставило тебя заявить о себе?        Юи на секунду зажмурилась: блик от серебристой каймы резанул ей глаз. "Специально ведь, тварь..." — мысленно выругалась она, опуская взгляд на свою чашку. Чуть подумала — но всё-таки к кофе не притронулась.        И вообще она всегда больше любила чай.       — А я разве недостаточно ясно выразилась, когда говорила, что поняла, что полностью порывать с семьёй — это неправильно?        Мияко ничего не сказала, хотя раздражение в её тоне явно уловила. А вот её муж смолчать не смог.       — Обычно когда кто-то уходит, громко хлопая дверью, он приползает лишь тогда, когда заканчиваются деньги, — прокомментировал Горо, прохладно косясь на Юи.        Младшая сестра никогда не была так хороша в выражении своего презрения, как старшая, — однако её взгляда хватило для того, чтобы заставить Горо поёжиться. Ну, или он не выдержал того, что его собственная супруга в этот момент посмотрела на него, как на идиота. Юи едва сдержала мрачную усмешку: хоть в отношении к этому напыщенному петуху они с сестрой всегда сходились.        Вот только поддержку Мияко она уж точно выражать не станет. Не доставит такого удовольствия этой стерве.        Зато Кенджи, казалось, было совершенно плевать. Расхохотавшись в голос, он потянулся к вожделенному печенью и заявил:       — Горо-сан, вы слишком плохо знаете Юи, если думаете, что для выживания ей нужны деньги!        И закинул сразу несколько штук в рот, точно забыв о напряжённой атмосфере ранее. У Горо дёрнулась бровь.       — Для вас — "Ичиджо-сан", Шимоцуки-сан, — с убийственной вежливостью поправил он.        Кенджи моргнул и наградил его растерянным взглядом. Затем он откинулся на спинку дивана и с улыбкой пожал плечами.       — А, простите. Я думал, у вас общая фамилия с Мияко, так что не хотел вносить путаницу. А вы, оказывается, не Мизунохара...       — Вы так-то тоже не Мизунохара.       — Горо-сан.        От угрожающих ноток в тоне Мияко поёжилась даже Юи — а уж Горо, к которому та обращалась... В итоге он лишь сердито цокнул и отвернулся. Юи урвала миг и бросила быстрый взгляд на мужа. Его взгляд оставался ясным, а улыбка — спокойной и уверенной. Кажется, намёк Горо больше задел её, чем его...        Юи покачала головой и вновь переключила внимание на сестру. Мияко также полностью забыла о муже и теперь сосредоточилась на ней. Сжав и разжав пальцы на коленях, Юи устало вздохнула.       — Послушай, сестра, я и правда имела в виду то, что сказала. Не больше и не меньше. Да, у нас конкретно с тобой много... разногласий, но спустя столько лет я уже не думаю, что с ними совсем уж невозможно жить. Так что я готова идти на компромисс. Я наговорила ужасных вещей, и мне искренне жаль. Знаешь, я... — она опустила глаза и смущённо улыбнулась. — На самом деле, я уже спустя пару лет начала скучать. По родителям, по сестрёнке Цудзуре, даже по тебе. Всё-таки несмотря на все трудности, дом Мизунохара — это мой дом.        Сказав это, Юи слегка покраснела. Да, она дала себе слово не проявлять перед Мияко слабости... но чёрт возьми, как же сложно сдерживать чувства в родных стенах! Особенно в этом маленьком современном доме, в котором она провела детство, с которым у неё связано столько тёплых воспоминаний, который...       — До чего трогательная речь.        Одной фразой Юи словно окатили из ведра холодной воды. Ядовитый, саркастичный тон оплевал все её светлые чувства и воспоминания. И ладно бы это сказала Мияко — нет, вякнул этот самодовольный, ничего не понимающий клоун! А теперь сидит, словно ничего не случилось, даже не удостоив её взглядом...        И самое мерзкое: Мияко не спешила ни поддерживать мужа, ни спорить с ним. Включив режим фарфоровой куклы, она никак не выразила своё отношение, лишь продолжила из-за непроницаемой маски смотреть на Юи. Впрочем, учитывая, что она его не одёрнула, как раньше... и разве этот приподнятый уголок губ — не ухмылка?        От подобной реакции Юи окончательно взорвалась.       — Хотите сказать, что я лгу, Горо-сан?!        Горо аж перекосило от этого обращения. Он быстро повернулся к ней с негодующим видом — но всё его негодование разбилось о вызов в её глазах. Пронаблюдав за ними, Мияко вздохнула и отставила чашку на блюдце.       — Нет, моя дорогая, — заговорила она, закидывая ногу на ногу. — Что бы Горо-сан ни имел в виду, можешь не беспокоиться: я прекрасно вижу, что ты не лжёшь. Однако, — её глаза сузились, — ты и правда считаешь, что после твоих выступлений тогда все твои сантименты имеют значение? Другими словами, — она слегка подалась вперёд, — ты думаешь, что, услышав про твои чувства, я приму тебя назад с распростёртыми объятиями?        Юи покраснела. Да, ей определённо тогда не показалось: Мияко действительно ухмылялась ей. Нагло, откровенно, презрительно — ухмылялась, выслушав её искреннее признание. Какая же она всё-таки невозможная, какая же...       — Вот вечно ты так! — не выдержала Юи и вскочила с места. Чашки жалобно звякнули, оттеняя злой скрип её зубов. — Я-то думала, что ты за эти годы могла и научиться видеть чуть дальше своего носа, что ты в какой-то момент наконец-то узнала замечательное слово "компромисс" и научилась прикладывать его к жизни, а не только к своим любимым книжкам, что перестала совать всем в лицо свою пресловутую гордость!.. но ты, ты...       — Ты ведь тоже по ней скучала.        Глаза Мияко распахнулись, а Юи застыла с раскрытым ртом. Пару секунд они смотрели друг на друга, пытаясь осознать услышанное, — а затем с трудом перевели взгляд на Кенджи. Оказавшись в центре всеобщего внимания (Горо также уставился на него в шоке), тот вовсе не смутился — лишь с улыбкой продолжил пить кофе. Развивать мысль он, похоже, не собирался. Мияко нахмурилась.       — Пардон?        Кенджи склонил голову набок. Под испытующим взглядом Мияко он наконец-то отставил кофе и, сцепив руки в замок, протяжно хмыкнул.       — Ты тоже скучала по Юи, — повторил он без тени сомнения. — Пусть и несколько... по-своему. Иначе. Но тебе её определённо не хватало — возможно, даже больше, чем Юи не хватало тебя.        Складка между бровей Мияко лишь углубилась. Горо хмыкнул.       — Шимоцуки-сан, я попрошу вас воздержаться от предположений насчёт чувств моей супруги. В конце концов, невежливо так уверенно решать за других, а знать определённо вы не мо...       — Ну, знать точно, конечно, не могу, — невозмутимо перебил Кенджи, — но уж чтобы делать предположения, я знаю Мияко достаточно хорошо. Так что уж позвольте мне высказывать своё мнение. Как давнему и достаточно близкому знакомому.        Температура воздуха в комнате опустилась на несколько градусов. Пока Кенджи продолжал невинно улыбаться, Горо потерял дар речи от негодования. Мияко также молчала, не сводя с Кенджи ледяного взгляда; лишь ногу с ноги она убрала. Юи же... внутри неё всё похолодело, а кулаки непроизвольно сжались. Не до конца понимая, что делает, она медленно опустилась на диван рядом с мужем. На миг ей даже стало противно на него смотреть.        Неуютную тишину вновь нарушила Мияко. Скрестив руки на груди, она тяжело вздохнула — и, запрокинув голову назад, некоторое время смотрела в потолок. Окружающие глядели на неё с долей опаски, ожидая вердикта. Наконец, она выпрямилась — и резко поднялась с места. Стук её каблуков приглушал ковёр, пока она медленно шла прочь от столика к окну. Остановившись в ярком прямоугольнике света, спиной к сидящим, она перебрала пальцами ткань пиджака на плечах.       — Уж не знаю, чего ты ожидала от этой встречи, — заговорила она после продолжительного молчания, — но если тебе нужно было моё разрешение для возвращения в семью — ты его получила. Я не возражаю против твоих визитов или против общения с кем-либо из членов семьи Мизунохара: со мной, моим мужем, моими сыновьями — а также Цудзурой, её супругом и сыном. Надеюсь, такой результат тебя устраивает?        С этими словами она одарила Юи взглядом через плечо. Её выражение было по-прежнему непроницаемым и читалось лишь хуже оттого, что половина её лица оказалась в тени. На душе скребли кошки, но Юи предпочла не искать скрытых смыслов. Она лишь коротко кивнула.       — Благодарю, сестра. Это действительно много для меня значит.       — ...Аргх, эта овца совершенно не изменилась!        Именно такими были первые слова Юи, едва они с Кенджи оказались вне зоны слышимости Мияко. Впрочем, справедливее это было назвать рычанием — да и в целом Юи сейчас напоминала зверя. Злого, ощетинившегося зверя, скрипящего зубами и впивающегося когтями в ладони. На её фоне Кенджи, спокойно окидывающий взглядом непривычно богатые коридоры, выглядел ещё более невозмутимым.       — Да ладно тебе, Юи. По-моему, всё прошло даже лучше, чем можно было ожидать.        Юи быстро повернулась к нему.       — И это ты называешь "лучше"? Да я была в шаге от того, чтобы её придушить!        Кенджи склонил голову набок и хитро улыбнулся.       — Именно потому, что в итоге не придушила, я и говорю: лучше, — заявил он.        Кровь Юи лишь больше вскипела от такого ответа. Резко остановившись, она развернулась к Кенджи и, ткнув пальцем в его грудь (он как раз удачно затормозил в идеально близкой позиции), сурово заметила:       — Ты тоже, конечно, хорош! Что это за чертовщина была только что? Она скучала по мне? Ты когда так головой удариться успел, что такая мысль в принципе в неё пришла? Об стену, когда ей ребёнка заделывал, да?        Кенджи поднял руки в сдающемся жесте и криво, страдальчески улыбнулся. Юи, похоже, вознамерилась проделать в нём ногтем дыру — по крайней мере, её лицо яснее ясного говорило, что она об этом не пожалеет.       — А ведь ты обещала, что не будешь меня этим попрекать... — пробормотал Кенджи — и всё-таки был вынужден отступить под давлением жены. Тяжело вздохнул и покачал головой. — А вообще можешь сколько угодно считать это бредом, но я сказал ровно то, что думаю. Она действительно скучала — пусть и не так, как по людям скучаешь ты. Ей тебя определённо не хватало.        На этих словах его улыбка стала спокойной, а тон — уверенным. Юи ещё несколько секунд буравила его хмурым взглядом — а затем резко отвернулась. Шумно втянула ноздрями воздух.       — Ты иногда такой козёл... — проворчала она, скрещивая руки на груди.        Кенджи невинно посмеялся себе под нос. Юи продолжала дуться, и можно было лишь порадоваться, что Мияко не стала настаивать на том, чтобы их проводил кто-нибудь из слуг. Приблизившись к жене, Кенджи обнял её за плечи и дразнящим тоном протянул:       — Да ладно, тебе же нравится... Сама ведь говорила — добавляет в отношения перчинку.        Юи запрокинула голову назад. Её губы были недовольно поджаты.       — Будешь меня дальше бесить — и я тебе твою перчинку так выкручу...       — Юи, не при детях.       — При каких ещё де...        Окончание фразы застряло у неё в горле, стоило ей направить взгляд туда, куда указал глазами Кенджи, — и увидеть светлую макушку, мелькнувшую в проёме открытой нараспашку двери. Она была в её поле зрения ровно мгновение, прежде чем скрыться в комнате, однако Юи хватило и этого. Густо покраснев, Юи пару секунд не шевелясь смотрела в пустой проём. Наконец она нашла в себе силы высвободиться из объятий Кенджи и, бросив на него короткий неуверенный взгляд (он лишь как обычно улыбнулся), медленно направиться к комнате.       — Эй, я знаю, что ты здесь... — как можно мягче позвала она.        Несколько секунд в коридоре висела тишина. Затем за стеной послышалась возня — и вот уже перед ними оказался маленький мальчик. На вид не старше пяти лет, он смотрел на них серьёзно, даже отважно... и вдруг склонил голову в глубоком поклоне.        Свою покрытую гладкими чёрными волосами голову.       — Прошу простить за неудобства!        Торжественный тон настолько странно сочетался со звонким детским голоском, что Юи даже смутилась. Она быстро взглянула на Кенджи в поисках поддержки — но тот выглядел не менее растерянным, чем она. "Неужто эта сумасшедшая так муштрует детей?" — подумала она, вновь оборачиваясь к мальчику. В этот момент...       — П-пожалуйста, не ругайте Лаэрта!        ...из комнаты выскочил второй мальчик — и, ни минуты не колеблясь, загородил собой первого.        От этой встречи Юи опешила ещё больше. Пока тот, кого его товарищ назвал Лаэртом, с недовольным видом выпрямлялся, она успела присмотреться к мальчикам чуть внимательнее. Если Лаэрт был ладно сложенным и излучал уверенность, второй, его погодка, на его фоне казался лишь более тоненьким, нелепым и неуклюжим. Взлохмаченный и щуплый, он старательно отводил большие серо-голубые глаза, словно боясь хоть на секунду встретиться с кем-то взглядом. Судя по всему, именно его светло-русую шевелюру и увидела Юи первой.        В его внешности угадывалось слишком много сходств с мужчиной, стоящим за её спиной.        Именно этот мужчина и нарушил тишину первым. Убрав руки за спину, Кенджи слегка наклонил корпус вбок и с невинной улыбкой поинтересовался:       — А за что мы должны ругать... Лаэрта-куна?        Несмотря на заминку, незнакомое имя он произнёс очень даже неплохо — почти как мальчик, произнёсший его первым. Однако вопрос поставил этого самого мальчика в тупик: его взгляд беспомощно забегал по коридору, и он нервно стал перебирать пальцы сложенных перед собой рук. На помощь ему пришёл Лаэрт.       — Н-ну... — он слегка замялся — но затем уверенно отчеканил: — За то, что мы вас отвлекли и причинили неудобства.        Сказав это, он вновь поклонился. Второй мальчик торопливо последовал его примеру. Сердце Юи кольнуло жалостью. Слабо улыбнувшись, она покачала головой и заверила:       — Вы нам вовсе не причинили никаких неудобств и совершенно ни от чего не отвлекли...       — Ну, разве что ты вроде как уже планировала совершать надо мной не очень гуманные действия... — вставил Кенджи.        За это он удостоился тычка локтем под рёбра, но в ответ лишь усмехнулся. А Юи, восстановив справедливость, тут же снова переключила внимание на мальчиков. Те смотрели на них с Кенджи неуверенно, явно не зная, как реагировать на такую странную парочку взрослых.        Юи вздохнула. Не то чтобы она слишком много общалась с детьми — но всё-таки базовой эмпатией (в отличие от некоторых) точно не была обделена. Чуть подумав, она опустилась перед мальчиками на корточки — и, подарив им самую ободряющую из своих улыбок, заговорила:       — А вы, ребята, сыновья Мияко, верно? С этого дня я буду периодически гостить у вас, так что нам явно стоит познакомиться. Я ваша тётя, Юи. Младшая сестра вашей мамы.        Мальчики переглянулись. Светловолосый опустил глаза и заметил:       — Но ведь младшая сестра мамы — это тётя Цудзура...        Лаэрт закатил глаза.       — Так младших сестёр может быть больше одной... — проворчал он — хотя Юи успела заметить промелькнувшую тень сомнения и на его лице.        Юи покивала.       — Цудзура — моя вторая старшая сестра. Наверное, вам это может быть не совсем понятно — вы же только вдвоём у своих мамы и... папы. Так что, познакомимся поближе? Как вас зовут?        Первым вновь отреагировал более уверенный в себе Лаэрт. Глубоко поклонившись, он вежливо, но чересчур официально представился:       — Мизунохара Лаэрт. Второй сын семьи Мизунохара. Приятно познакомиться.        Лаэрт выпрямился и поднял на Юи выжидающий взгляд. Она с улыбкой кивнула. Его брат снова замешкался.       — Ми-Мизунохара... Лев... П-приятно познакомиться...        Говоря, Лев краснел, и опущенная голова и густые волосы не могли этого скрыть. Юи стоило немалого труда удержать улыбку на лице. "Боги, у неё с головой точно всё в порядке? Она вообще думала, каково бедным детям будет жить с такими именами? Я даже в голове-то это не уверена, что нормально произнести смогу, а уж вслух... Кенджи, обращаться к ним всегда будешь ты".        С такими мыслями Юи обернулась к мужу. Боковым зрением она заметила, что и Лаэрт с Львом подняли на него глаза. Ей вновь стало неуютно. Впрочем, учитывая, кем Кенджи на самом деле приходился старшему мальчику...       — А вы, получается?.. — наконец заговорил Лаэрт, обращаясь к Кенджи.        Тот лучезарно улыбнулся и помахал им рукой.       — Муж тёти Юи, ваш дядюшка Кенджи. Если вдруг вам понадобится мужской совет опытного взрослого — всегда можете обратиться ко мне.        С этими словами он озорно подмигнул. Юи закатила глаза.       — Не обращайте на него слишком много внимания. Он на самом деле тот ещё балбес.       — Эй, Юи!..        Шутливая обида Кенджи слегка затерялась на фоне задумчивых, сосредоточенных взглядов мальчиков. Пару секунд оба молчали — и вдруг Лев рассеянно заметил:       — Но ведь вы вышли за него замуж, тётя Юи? Получается, вы сами же такого выбрали...        И тут же вспыхнул и отвернулся — не выдержал того, как покраснела от его слов Юи. Пару секунд в коридоре висела тишина — и вдруг Кенджи схватился за живот и от всей души расхохотался.       — А мальчонка-то не промах!.. — протянул он сквозь смех. — Задумайся, Юи... как говорится, устами младенца...        Впрочем, его веселье продолжалось недолго. Быстро поднявшись на ноги, Юи схватила Кенджи за щёки и потянула их в разные стороны. Помогло ли ему успокоиться это или то, что он просто уже насмеялся, — неизвестно. Однако уже пару мгновений спустя он, освободившись от пут любимой жены, приблизился к смущённым мальчикам и, взлохматив им волосы, ласково произнёс:       — В любом случае, я это серьёзно: ко мне всегда можно обратиться, и я не сочту это за неудобство.        И вновь подмигнул. Лев и Лаэрт ещё сильнее смутились — подобное поведение взрослого явно было им в новинку. У Юи вновь сжалось сердце. Также подойдя к ним, она осторожно потрепала обоих по щекам (Лаэрт уж больно старательно приглаживал волосы после манипуляций Кенджи) и заверила:       — И я тоже буду только рада, если вам понадобится моя помощь и поддержка. Возможно, я не такая уж надёжная и не всегда смогу быть рядом, — её улыбка стала горькой, — но я сделаю всё, что в моих силах, чтобы быть в самый нужный момент. Запомните это, пожалуйста. Ладно?        Кенджи возвёл глаза к потолку.       — Да уж, про ненадёжную это ты верно отметила... — беззлобно пробормотал он.        Юи неожиданно усмехнулась.       — Но ведь и ты меня такую выбрал, нет? — дразнящим тоном уточнила она, наконец-то отстраняясь от мальчиков. Кенджи лишь с ответной усмешкой покачал головой.        Лев окончательно притих. Для него столько добрых слов за раз было слишком ошеломляюще, и он только и мог, что низко опустить голову и, прижав руки к груди, кивнуть. Лаэрт искоса пронаблюдал за ним — а затем вновь переключил внимание на Юи и Кенджи и в очередной раз глубоко им поклонился.       — Мы очень признательны за заботу, тётя Юи, дядя Кенджи. Рады знакомству.        И покосился на брата. А Лев на этот раз был настолько потерян, что смог выдавить лишь тихое, едва слышное "Угу...". Оно резануло сердце Юи больнее любого ножа.        ...Дальнейшая дорога домой проходила в полном молчании. Негодование Юи полностью вытеснили образы двух мальчиков — стеснительного и зажатого и уверенного, но уж слишком серьёзного. Откидываясь на спинку сиденья в метро, она закрывала глаза — и видела перед собой только их.        Две одинокие, беззащитные фигурки, окружённые давящей атмосферой, которой она сполна хлебнула в гостиной.        Именно после этой встречи Мизунохара Юи поняла: её решение вернуться в родной дом не было ошибкой. Потому что в этом доме есть те, кого она может защитить.

***

      — Позволь помочь, Мияко.        Крупная, но несколько костлявая ладонь выросла над кончиками её пальцев прежде, чем она успела что-либо ответить. Ногти царапнули корешок книги — и та тут же исчезла из поля её зрения. Мияко обернулась и одарила Кенджи хмурым взглядом. Тот оказался слишком поглощён рассматриванием обложки.       — Эмиль Золя, "Творчество"... Тоже что-то, что надо держать на верхней полке подальше от детей?        Когда он с улыбкой протянул ей увесистый томик, её взгляд ничуть не прояснился. Приняв книгу, Мияко некоторое время помолчала — а затем сухо произнесла:       — Роман писателя-натуралиста — представителя направления, в котором авторы стали гораздо откровеннее описывать разные неприятные детали жизни. В предыдущем прочитанном мной, например, толпа женщин на грани нищеты убила и кастрировала продавца, который пользовался своей властью, чтобы их насиловать.       — Как страшно...        Улыбка Кенджи стала кривее: в тяжёлом взгляде Мияко слишком ясно читалось пожелание аналогичной судьбы. К счастью, она довольно быстро разорвала зрительный контакт — и, уверенно пройдя мимо, на ходу бросила:       — Удивлена, как тебе хватило наглости показать здесь своё лицо после всего, что было, Кенджи-сан.        Впрочем, далеко она не ушла: не выходя из "коридора" между книжных полок, она остановилась и демонстративно раскрыла книгу. Кенджи тяжело вздохнул и почесал затылок.       — Эй, вообще-то это я тут в первую очередь жертва. Я имею в виду, — продолжал он в ответ на быстрый взгляд через плечо, — твои любезные родственники действительно расстарались, чтобы уничтожить всё, что я с таким трудом строил не один год, чтобы вырваться в люди.        Мияко хмыкнула.       — Так ты вернулся ради мести? Мог бы сделать это гораздо тоньше.       — Мести? — Кенджи хмыкнул. — Умоляю, Мияко, это абсолютно непродуктивное занятие. У меня найдётся тысяча дел поинтереснее, чем пытаться отравить кому-то жизнь.        Книга громко захлопнулась. Мияко развернулась на каблуках и окинула его прохладным взглядом.       — Тогда, мой милый Кенджи-сан, я не представляю, что именно могло заставить тебя заявиться в этот дом в качестве мужа моей идиотки-сестры. Ты, кажется, не из тех, кто бы настолько опустился до её уровня, что мог бы решить, что его примут после такого с распростёртыми объятиями.        Кенджи моргнул — и вдруг негромко рассмеялся.       — А-а, так вот что тебя так задело... — беззлобно прокомментировал он.        Лицо Мияко потемнело. Пару секунд она молча смотрела на Кенджи — и вдруг быстро подошла к нему и уверенно впечатала в его грудь книгу. Не больно, но всё-таки ощутимо. Кенджи непроизвольно сделал шаг назад и одарил её вопросительным взглядом. А Мияко, смотря на него снизу вверх, без тени эмоций произнесла:       — Кенджи-сан, пусть я и прощаю тебе многое, есть грани, за которые я не рекомендую переступать даже тебе. Советую хорошенько это уяснить, если хочешь прожить долгую жизнь. Ты понял меня?        Чёрные, без капли цвета глаза были неотрывно зафиксированы на его лице, когда Мияко отняла книгу от его груди — лишь чтобы вжать её сильнее под углом. Всего на мгновение брови Кенджи болезненно сошлись на переносице, а его улыбка дрогнула — но он тут же кивнул.       — Вы с Золя-сенсеем достаточно убедительны.        Мияко смотрела на него ещё несколько секунд, прежде чем мрачно усмехнуться и наконец-то убрать книгу. Кивнув, она прикрыла глаза — и, разворачиваясь, бросила:       — Хорошо. Надеюсь, я действительно больше не услышу бреда вроде того, что ты выдал тогда в гостиной.        И неторопливо побрела прочь, считая разговор оконченным. Однако...       — Но если бы ты не услышала тот "бред", то недостаточно бы заинтересовалась, чтобы я смог говорить с тобой сейчас.        Мияко остановилась в двух шагах от выхода из книжного "коридора". Ногти царапнули обложку книги. Медленно повернув голову, она одарила Кенджи ледяным взглядом через плечо. Тот улыбался, но в этой улыбке она уловила знакомое самодовольство — и ни следа шутовства, пронизывающего его выражение в присутствии Юи. Оставив книгу на полку, Мияко развернулась и скрестила руки на груди.       — О, и что же такого ты хотел мне сказать?        Кенджи прикрыл глаза. Помолчал пару мгновений, прежде чем одарить её спокойным, уверенным взглядом — и, склонив голову набок, объявить:       — Ну, например то, что, хоть я и женат на твоей идиотке-сестре, мои чувства к тебе с того вечера у меня вовсе не изменились.        Глаза Мияко широко распахнулись, а плечи слегка дёрнулись. Почти целую минуту она молча смотрела на Кенджи, терпеливо ожидающего её ответа. Внезапно её губы искривила ухмылка. Запрокинув голову назад, она издевательски поинтересовалась:       — С чего бы я должна тебе верить? Я же лучше всех знаю, что ты лжец, Кенджи-сан.        Кенджи усмехнулся.       — Верно, я лжец, — невозмутимо подтвердил он, кивая. — Но ты... Разве ты не единственная, кто всегда видел, когда я лгу? Хотя, — он возвёл глаза к потолку, — кажется, в этом у тебя появился конкурент.        Мияко нахмурилась.       — О, неужели Юи за шесть лет всё-таки набралась мозгов? — ревниво поинтересовалась она.        Кенджи хихикнул в кулак.       — Боюсь, Юи на такое не хватит целой жизни. Нет, я говорю о твоём сыне... нашем сыне. Буквально на днях назвал меня лжецом — точно так же, как ты только что... — Кенджи расслабленно покачал головой, точно вспоминал какой-то приятный эпизод. — Сообразительный парень. Лев, значит? В какой книге ты нашла это имя?       — Из Достоевского, — без промедления ответила Мияко — но её глаза при этом рассеянно скользили по корешкам книг.        Кенджи понимающе кивнул. Несколько секунд он смотрел на Мияко — а затем уверенно направился к ней. Когда он остановился напротив, Мияко наконец-то подняла на него глаза и одарила задумчивым взглядом. Кенджи улыбнулся, не обнаружив в нём прежней враждебности — вместо неё в нём было лишь ожидание. Левая рука Кенджи легла на полку рядом с Мияко, кончиками пальцев задев оставленный на ней томик Золя.       — Итак, что я должен сделать, чтобы ты поверила в мою искренность?        Мияко помолчала.       — Повтори то, что только что сказал, глядя мне в глаза, — в конце концов потребовала, нет, приказала она.        Кенджи негромко посмеялся. Большего он и не желал. Медленно протянув правую руку к щеке Мияко, он осторожно коснулся её подушечками пальцев — и, расслабленно улыбаясь, объявил:       — За семь лет мои чувства к тебе не изменились. И я готов повторять это сколько угодно до тех пор, пока они не изменятся.        Ещё какое-то время Мияко водила глазами по его лицу. Кенджи не торопил её, не превращая своё прикосновение в полноценное поглаживание — но и руку не убирал. Наконец, Мияко кивнула — и, опустив веки, накрыла его ладонь своей.        Потому что в его словах не было лжи.