Когда поёт лира. Акт третий: Мистерия о бессмертном алхимике

      — О, смотрю, не я одна в перерыве решила размять ноги?        Мелодичный голос разорвал неподвижную тишину застывшей во времени Лунной гавани, растекаясь по уголкам коридора, словно ручей по колее. Лямбдадельта, пружинящим шагом пересекавшая эту "колею" — восточный коридор второго этажа, — остановилась и, сложив руки за спиной, взглянула на говорившую через плечо. В центре коридора, прикрыв рот любимым веером так, что виднелся уголок приподнятых в озорной улыбке губ, стояла Юкари, весело щуря глаза. Лямбдадельта усмехнулась.       — Удивлена, что такая мысль могла прийти тебе в голову, Юкари! — заявила она, резко разворачиваясь на каблуках, так что её юбка взметнулась в воздух ярко-розовым облаком. Не успело её движение остановиться, как Лямбдадельта дразнящим тоном продолжала: — Я-то думала, что ты со своими порталами оставила ногам чисто декоративную функцию!        Сказав это, она окинула собеседницу красноречивым взглядом снизу вверх и поиграла бровями. Юкари беззаботно захихикала.       — Умоляю, Лямбда, в связи со мной "декоративным" может быть разве что какой-нибудь восторженный юнец, которого я ради развлечения забрала домой! — воскликнула она — а затем убрала веер от лица, отбросила его в открывшийся под ладонью мини-портал и, освободившимися руками приподняв края юбки и демонстративно ударив носком туфли по полу, добавила: — Я предпочитаю использовать все свои ресурсы на полную!        Сказав это, она с очередным беззаботным смешком отпустила юбку и размеренным шагом направилась к Лямбдадельте. Та склонила голову набок и, когда Юкари приблизилась к ней на пару метров, насмешливо поинтересовалась:       — О, значит, то, что ты сейчас покинула свой официальный пост наблюдателя и свалила работу по наблюдению на свою фигуру — это очередной пример твоего умелого использования ресурсов?        Юкари резко остановилась и также наклонила голову с задумчивым видом. Пару секунд она молчала — а затем небрежно пожала плечами и, скрестив руки на груди, ответила:       — Почему бы и нет? Она появится на сцене в нужный момент, когда леди Эрика и леди Бернкастель закончат свой разговор. Что до него... — Юкари прикрыла глаза и усмехнулась. — Полагаю, нет нужды беспокоиться, когда в деле замешаны Ведьмы Сената, одна из которых, — она медленно приподняла веки и одарила Лямбдадельту многозначительным взглядом, — просмотрела её игру и, конечно же, проконсультировала по всем сомнительным местам — из самых добрых дружеских чувств, разумеется.        Лямбдадельта моргнула... а затем её зубы обнажились в насмешливой улыбке-оскале.       — Что такое, Юкари? — Она упёрла руки в бока. — Не думаешь ли ты, что я, Великая Госпожа Лямбдадельточка, могла как-либо саботировать игру своей дорогой юной подруги? Неужели не доверяешь мне — твоей подруге, между прочим?!        На этих словах она поджала губы с выражением такой детской обиды, что Юкари не сдержала смешка. Хихикнув в кулак, она окинула также заулыбавшуюся Лямбдадельту взглядом, а затем в три шага преодолела расстояние, разделявшее их, и склонилась к ней. Лямбдадельта хмыкнула: их разница в росте её всё-таки слегка раздражала. А Юкари, противным родительским жестом потрепав подругу по щеке, прикрыла глаза и заверила:       — Что ты, что ты, Лямбда, разумеется, я тебе доверяю! В конце концов, — она одарила Лямбдадельту пронзительным взглядом, — я достаточно хорошо знаю свою дорогую подругу, чтобы понимать, что она уж точно не предаст и не ранит! По крайней мере, — Юкари хихикнула, — если это не проявление её великой, несравненной и абсолютной любви к леди Бернкастель!        За этот комментарий Юкари заработала подозрительный взгляд медовых глаз, но удивительно талантливо сделала вид, что его не замечает. Лямбдадельта вновь поджала губы — а затем выдохнула и, покачав головой, также коснулась щеки собеседницы. И пока на своей коже она ещё ощущала поглаживание ладони в белой перчатке, её собственные пальцы в чёрной убрали прядь длинных золотистых волос за ухо, а сама она прикрыла глаза и расслабленно заявила:       — О, в моей дружбе можешь не сомневаться! И, как твой друг, — она взглянула на Юкари из-под полуопущенных ресниц, растянув губы в жутковатую улыбку, — я немного переживаю, когда ты берёшь на себя так много и так усиленно трудишься! Ты же так легко утомляешься — это дело с экзаменом для тебя уже изматывающе... не говоря уж о твоём любимом Крае Иллюзий, который, конечно, нельзя забывать даже на этой работе...        Юкари выслушала её с сосредоточенным видом. Когда Лямбдадельта, договорив, цокнула и сочувственно покачала головой, она улыбнулась и, убрав руку от её лица и накрыв её ладонь своей, заверила:       — Именно потому, что я легко утомляюсь, я и потратила пару веков назад столько времени и сил на то, чтобы заставить эту систему работать даже в моё отсутствие. Так что, хоть я и благодарна тебе за заботу, — Юкари осторожно отодвинула руку Лямбдадельты; та не сопротивлялась, — твои беспокойства совершенно напрасны. В конце концов, — выпустив ладонь Лямбдадельты, она отступила на пару шагов назад и примирительно развела руками, — я же не вмешиваюсь в ход игры протеже такого монстра, как леди Гретель Рейнская! Просто спокойно выполняю свои обязанности, не более.        Заключив так свою речь, Юкари хихикнула. Лямбдадельта окинула её задумчивым взглядом: хоть её жесты и казались добродушными, а улыбка — невинной, любой, кто хоть немного знал Юкари, легко бы почувствовал угрозу за её словами. Ответом ей было хмыканье.       — Да уж, надо быть сумасшедшим, чтобы огорчать кого-то под защитой Их мико... — пробормотала она себе под нос — а затем чуть громче произнесла: — Уж такой член Совета и эксперт в тонких схемах, как Ёкай границ, точно это знает!        На этот укол Юкари с картинным изумлением прикрыла рот рукой.       — О, ну что ты, Лямбда! Разве ж могу я что-то об этом знать? Это надо обсуждать с кем-то, кто, скажем, нападал на мико Великой леди Авроры у неё на глазах, но уж точно не с такой скромной персоной, как я!        Такую карту ей крыть было уж точно нечем. По крайней мере, не из тех козырей, с которыми хочется расставаться до конца игры. Лямбдадельта фыркнула, но в этом фырканье скорее чувствовалось удовлетворение интересной партией, чем досада. Вскинув руки в сдающемся жесте, она протянула:       — Ну-у, у всех есть свои слабости — моя, например, в том, что не могу не поддержать тех, кто вопреки всем обстоятельствам абсолютно уверен в победе!.. В любом случае, — продолжала она, кидая многозначительный взгляд на дверь на лестницу за спиной Юкари, — ход Эри длиться вечно не будет. Пора бы заканчивать нам свою разминку и возвращаться по местам, если не хотим пропустить ход Клары! Что скажешь?        С этими словами она протянула Юкари руку, предлагая пойти вместе. Юкари одарила её раскрытую ладонь удивлённым взглядом — а затем хихикнула в кулак и, выудив из портала веер, заявила:       — Боюсь, леди Бернкастель может неправильно понять, если увидит нас идущими под ручку! Ревность — хороший ход, но, полагаю, пока его всё-таки стоит придержать, — она озорно подмигнула. — Так что, если не возражаешь, я вернусь первой — всё-таки это я тут на работе!        Лямбдадельта не возражала — и вот она уже смотрит в спину удаляющейся Юкари, слушая, как та мурлычет себе под нос какую-то незатейливую мелодию. Ещё некоторое время после того, как она скрылась в своём портале, Лямбдадельта стояла на месте. Наконец, её рот растянулся в улыбке — и, уперев руки в бока и в очередной раз за этот "перерыв" покачав головой, она едва слышно, с чуть различимыми нотками сочувствия пробормотала:       — Да уж, Эри, не везёт тебе с блондинками...

***

       Несмотря на все странности, новость об отравленном какао в конце концов вышла для Памелы на первый план. Увидев белые гранулы своими глазами, кухарка приняла твёрдое решение провести ревизию всех продуктов, чтобы узнать, можно ли кормить гостей хоть чем-то. Робкие замечание Клары, что это предприятие слишком уж времязатратно и, возможно, стоит просто переключиться на консервы, не было услышано — и вот уже Памела с энтузиазмом (на взгляд Клары, даже чересчур излишним; попытка отвлечь их от её странного поведения ранее?) открывает шкафы и достаёт оттуда каждую упаковку, каждый пакетик и коробочку. Чуть подумав, Мери решила к ней присоединиться. "Два человека могут проследить друг за другом и подтвердить, что второй не вёл себя подозрительно, верно?" — так она аргументировала свой выбор. Клара не стала спорить — однако сама предпочла остаться от этой ревизии в стороне.        Вверив пищевую безопасность двум женщинам, Клара вышла в холл.        Она предполагала, что после всех потрясений найдёт тут мгновение покоя и возможность подумать в одиночестве. Однако она ошибалась: стоило ей закрыть за собой двери кухни, как в поле её зрения попало непривычное белое пятно — такое же непривычное, как бордовая ширма, скрывающая труп Джессики... и ещё сильнее выделяющееся на фоне этой самой ширмы. Развернувшись к объекту своего интереса, Клара с удивлением обнаружила Корделию.        Да, Корделию. Стоя перед ширмой, спиной к Кларе, она даже не двигаясь привлекала внимание самой белизной своего платья. Впрочем, вряд ли она пыталась благодаря неподвижности скрыться — скорее, ей просто было всё равно, что происходит вокруг. Ведь её внимание сейчас занимала лишь она — тонкая стена, отделяющая её от младшей сестры-близняшки. Шершавый барьер, по которому она медленно водила пальцами, при этом не шевеля ни одной частью тела, кроме левой руки... а её губы, едва заметные с позиции Клары, беззвучно повторяли имя Дзихико... Клара поёжилась от того, насколько неуютной и давящей ощущалась вся эта ситуация.        И всё-таки достаточно быстро она прикинула, что эта встреча скорее удачна для неё. В конце концов, ещё во время чаепития у ведьм Клара твёрдо решила выяснить как можно больше информации о Шимоцуки Кенджи — и кто если не его родная дочь может эту информацию дать? Разве только два человека в этом доме, связанные с ним не менее тесно... но их, пожалуй, лучше не тревожить. В одном случае ради этого человека, во втором — ради своего же блага.        Как минимум, пока не тревожить. Пока можно без этого обойтись...        А вот обойтись без беседы с Корделией, пожалуй, не выйдет. Не после того, как она явно отреагировала на её, Клары, провокацию, брошенную матери в гостиной. Да и... была ещё одна важная причина, почему происходящее сейчас Клара воспринимала как шанс.        Просканировав холл глазами, Клара нигде не обнаружила назойливого присутствия Элизабет Лавенцы.        Такой момент на грани чуда Клара уж точно не была намерена упускать. Поколебавшись всего секунду, она сделала первый шаг в сторону кузины — а затем уже решительно направилась к ней, на ходу окликнув:       — Кора-тян!        Корделия вздрогнула и быстро обернулась. Клара невольно затормозила: испуганный взгляд на измученном лице всё ещё слишком плохо сочетался с её воспоминаниями о самоуверенной, немного занудной Корделии пятилетней давности. И всё-таки она довольно быстро собралась и, изобразив на лице как можно более дружелюбную, даже ободряющую улыбку, мягко начала:       — А я как раз хотела кое-что обсудить с тобой, Кора-тян. Понимаю, тебе сейчас немного не до праздной болтовни, но, если тебя не затруднит...       — О, а вот и Клара-сан. Где же вы всё это время пропадали? Мы все очень беспокоились, когда вы так резко убежали.        При звуке этого голоса Кларе стоило огромного труда удержать на лице маску вежливости и участия и не скривиться, выразив свои настоящие чувства. "А шустрая она — эта Элизабет Лавенца!" — досадливо подумала она, с самым очаровательным выражением отрывая взгляд от всё ещё напряжённой Корделии и поворачиваясь к Элизабет. Та стояла на пороге гостиной, сложив руки перед собой, и улыбалась своей обычной безжизненно-радушной улыбкой. Клара едва не цокнула при виде этого набившего оскомину выражения. "Я ещё достаточно хорошо помню, что ты там, в гостиной, говорила, чтобы поверить, что ты была в числе беспокоящихся!" — подумала она в раздражении. Вслух же она этого не высказала. Пожимая плечами и отворачиваясь, она бросила:       — Напрасно, как видите. Меня уже нашли.        Краем глаза она увидела, как Элизабет склонила голову набок. Пару секунд она молчала — а затем, издав задумчивое мычание, заметила:       — Но, полагаю, нашли вас не те люди, которые сильнее всего этого хотели?        Уголок рта Клары всё-таки дёрнулся: сдерживать раздражение в компании этой женщины с каждой секундой становилось всё труднее. Впрочем, сколько вообще этой "женщине" лет? Вряд ли она старше её среднего брата...        Чувствуя на себе выжидающий взгляд Элизабет, Клара прикрыла глаза и со вздохом ответила:       — Ценю вашу заботу, Элизабет-сан, но, думаю, разобраться со своими родными я в состоянии сама. Без вашей помощи. И, кстати, — она всё-таки скосила глаза на собеседницу: та улыбалась в ожидании, — врываться в разговоры двух сестёр, пусть даже двоюродных, довольно бестактно.        На лице Элизабет наконец-то отразилась хоть какая-то эмоция, отличная от этой проклятой застывшей улыбки, — изумление. Впрочем, от этого Кларе было не легче, потому что выглядело оно так, словно Элизабет одним взглядом спрашивала: "Разве Корделия-тян могла захотеть говорить с вами?" Это казалось... каким-то оскорбительным.        К счастью, вслух она так не выразилась. Вместо этого она наклонила голову в другую сторону и, вновь улыбнувшись (в этой улыбке читалось неприкрытое снисхождение), невинно поинтересовалась:       — А разве Корделия-тян настроена на беседу? Боюсь, Клара-сан, — она как бы виновато усмехнулась и покачала головой, — моя задача как гувернантки ограждать воспитанницу от контактов, которых она не желает.        Клара даже моргнула от такого ответа. "Вы ещё скажите, что лучше знаете, чего она хочет!" — саркастически подумала она, быстро покосившись на Корделию: та с сосредоточенным видом смотрела себе под ноги. Тогда Клара вновь перевела взгляд на Элизабет и с самой приторно-вежливой улыбкой ответила:       — Если Кора-тян не желает со мной беседовать, я была бы рада узнать это от самой Коры-тян, а не от третьих лиц. Ко-тян, — быстро повернувшись, Клара успела заметить, как вздрогнула от этого сокращения своего (реального) имени Корделия, — тебя и правда напрягают разговоры со мной? Со мной, твоей кузиной?        Корделия ответила не сразу. Оказавшись в центре внимания, она опустила руки, и её взгляд забегал по полу перед ней точно бы в поисках (безопасного) ответа. Наконец, она неуверенно подняла глаза на Элизабет Лавенцу — и, встретив её спокойное, неизменно равнодушное выражение, сглотнула. Клара успела заметить, как сжались её пальцы на юбке, когда она коротко мотнула головой и, отрывисто выдохнув, выдавила:       — Мне жаль, сестрёнка Клара...        И, больше никак не объясняясь, резко развернулась и буквально пронеслась мимо Клары в сторону лестницы. Она будто бы пыталась от чего-то сбежать — но действительно ли она так боялась Клары? Или Элизабет? Или, может, дело было в чём-то другом?        Клара проводила её полным боли взглядом, но останавливать не стала. Когда Корделия скрылась за поворотом на левую лестницу, Элизабет небрежно прокомментировала:       — Вы слышали ответ Корделии-тян, Клара-сан. Боюсь, с этим ничего не поделаешь: раз она так хочет — моё дело её поддержать, — добавила она, когда Клара одарила её задумчивым взглядом.        "Она ответила так исключительно потому, что вы были рядом", — хотела бы язвительно отозваться Клара — однако благоразумно прикусила язык. Вместо продолжения обмена любезностями она лишь нахмурилась и, отворачиваясь, пожала плечами.       — Действительно, — только и бросила она после паузы.        Элизабет ради приличия (только ли из-за этого?) подождала, не скажет ли она что-нибудь ещё. Продолжения диалога не последовало, так что гувернантка взглянула на лестницу, по которой только что поднялась её воспитанница, и, сославшись на свою обязанность обеспечить ей безопасность, также поспешила на второй этаж. За весь разговор Элизабет ни одним словом или жестом не выразила сожаления о гибели второй воспитанницы и даже ни разу не взглянула на ширму рядом с Корделией. Однако все ядовитые комментарии на эту тему Клара придержала при себе.        "И всё-таки, — подумала она, оставшись одна и скосив глаза на ширму, — присутствие Элизабет Лавенцы определённо их стесняет — так было и в прошлом мире, когда мы встретились у ивы и они на крыльце явно хотели мне что-то сказать. В таком случае, — она перевела полный решимости взгляд на лестницу, — есть только один способ получить от них правду".        Да, один-единственный способ. Тот самый, который вряд ли понравится кому-то из обитателей этого дома и который Клара, откровенно говоря, не представляла как воплотить в жизнь.        Ей надо как-то устранить Элизабет Лавенцу.

***

       Он сделал всё, что от него зависело.        Эта фраза отлетала от стенок его черепной коробки так же чётко и ритмично, как скрипели ступени в ответ на каждый его шаг. Он сделал всё, он сделал всё, он сделал всё... правильно? Наверное, правильно. А дальше уже должны решать другие — не ему лезть в чужую голову и кого-то что-то заставлять, если этот кто-то того не желает. Как бы ему того иногда ни хотелось...        С тяжёлыми мыслями и таким же тяжёлым сердцем Каин поднялся на второй этаж. Стоило его ноге ступить с последней ступеньки на площадку, как навязчивый скрип наконец-то затих, потонув в мягком ковре, укрывающем пол, — однако мысли, к сожалению, так же легко заглушить не удалось. Они были с ним и в тот момент, когда его рука обхватила ручку двери, ведущей в западное крыло... но, стоило ему осторожно открыть и заглянуть в коридор, как все прежние тревоги мигом заглушила звенящая тишина.        Дальше по коридору, опёршись плечом на стену у открытого окна курил Такечи.        Едва завидев его могучую, пусть и не слишком-то высокую фигуру, Каин застыл, забыв все прежние размышления. Если Мизунохара Мияко была корнем зла этой семьи, то Сакуя Такечи — раковая опухоль на её теле. Чуть ли не единственный, кто способен почти на равных противостоять Главе, склизкий змей, у которого непонятно что на уме... Каина в дрожь бросало при виде этого человека, и приближаться к нему и вообще как-либо привлекать его внимание — последнее, чего ему бы сейчас хотелось.        К сожалению, провидение не слишком-то интересовали его желания.        Заходя, Каин открыл дверь очень тихо, практически бесшумно, да и возвестить о своём присутствии, скажем, звуком шагов не успел; однако не прошло и трёх секунд, как плечо Такечи слегка дёрнулось — а затем он развернул корпус к Каину и одарил его внимательным, настороженным взглядом. Рука Каина невольно сжалась на двери. "А он вполне себе начеку..." — мрачно подумал он.        Впрочем, вопреки его настрою, на лице Такечи уже в следующий миг появилась расслабленная улыбка.       — А, Каин-кун. Что, мирные посиделки в гостиной закончились?        Каина едва не передёрнуло от его фамильярного, но одновременно издевательского тона — а также от самого напоминания, чем кончились эти "посиделки". Картина, как мать душит свою дочь-подростка, а он, Каин, только и может, что в бессилии наблюдать с остальными, если не хочет ей ещё больше навредить (а полный страдания взгляд напуганного Лаэрта, из слепой зоны Главы так и умоляющий остальных не вмешиваться, довольно убедительно рисовал возможные последствия), — эта картина, наверное, будет преследовать Каина в кошмарах до конца его дней. Вместе с... другими.        Стараясь отогнать неприятные впечатления, Каин наконец-то вошёл в коридор и, призвав на помощь всё своё самообладание и прикрыв за собой дверь, как можно спокойнее ответил:       — Мы... убедились в неэффективности той тактики выживания, так что решили просто быть начеку и разойтись по своим делам.        Говоря это, Каин всё-таки не выдержал и отвёл взгляд в сторону: уже видеть Такечи ему было почти физически противно, не то что беседовать с ним. К сожалению, эти его чувства не укрылись от внимательного взора собеседника. Почувствовав, как его буквально сканируют глазами, Каин едва не поёжился.        А Такечи, некоторое время задумчиво пронаблюдав за ним, неожиданно усмехнулся. Краем глаза Каин заметил, как тот затушил сигарету об оконную раму, прежде чем отделиться от стены и, отряхнув ладони друг о друга, резко развернуться на каблуках — лишь чтобы уверенно направиться в его, Каина, сторону. Каин быстро поднял голову, и на секунду его охватило желание сбежать: уж очень тревожно выглядело довольное выражение Такечи... почти как тогда, в гостиной, у Мияко, когда та, слегка подразнив Памелу и Сохея, уверенно перешла к последней, наиболее любимой и интересной "жертве".        А пару мгновений спустя Такечи уже заглядывал Каину в лицо с насмешливой улыбкой, весело щурясь. Самому Каину, впрочем, было совершенно не весело — нет, его охватило... раздражение. Захотелось отойти на пару шагов назад, да вот беда — позади лишь закрытая им же самим дверь. Как беспечно было с его стороны отрезать себе путь к отступлению. Ещё и этот запах, пропитавший пиджак Такечи... Каин едва не поморщился: этот резкий запах хорошего табака с нотками дорогого алкоголя ("Боги, он ещё и набраться успел?..") он бы узнал из тысячи — при всей его "статусности" ничуть не лучше дешёвого курева и перегара. Прямо как...       — Пожалуйста, не надо!.. Не надо больше ругаться, пожалуйста...       — Пф, тоже мне защитничек нашёлся! Этого выблядка ты, небось, тоже нагуляла, да?..        Взгляд, полный неверия и боли. Слова, ранящие не хуже ножа. Бессилие и ощущение собственной ничтожности.        Вот каков был вкус у этой проклятой смеси.        И пока Каин безуспешно пытался удержать на лице обычную почтительную улыбку, выученную как раз для общения с подобными самодовольными богатеями, Такечи склонил голову набок и, усмехнувшись, заметил:       — Какое-то у тебя слишком суровое выражение для прислуги, Каин-кун. Неужели меня уже объявили врагом народа, а?        Уголок рта Каина дёрнулся в очередной жалкой попытке изобразить обычную улыбку. И всё-таки в конце концов ему удалось кое-как совладать с собственными эмоциями и, почтительно взглянув на Такечи снизу вверх, ответить:       — Вовсе нет, Такечи-сама. Просто... обстановка слегка напряжённая — вот, вероятно, и выгляжу нервным. Только и всего.        Сказав это, Каин наконец-то сумел улыбнуться. Однако, вопреки его ожиданиям, Такечи продолжал внимательно его рассматривать, точно бы что-то его по-прежнему беспокоило. Каину стало неуютно. "О чём-то догадался? — встревоженно спросил себя он, внешне стараясь сохранять спокойствие, игнорируя подозрительное внимание собеседника; впрочем, мысль он тут же отбросил: — Да нет, не с чего. Не телепат же он, в конце концов! И даже он не настолько умный. Если только..."        А в следующий миг челюсть Каина крепко схватили, и, подняв его за подбородок и обдав тем самым мерзким запахом перегара и табака, Такечи растянул губы в торжествующей улыбке.       — Я-то всё думал, кого ты мне напоминаешь, — а у тебя буквально её глаза! — со смехом объявил Такечи — и, прищурившись, добавил: — Химена-тян, да?..        "Химена-тян".        Она была рада, когда получила это имя на новой работе. Он никогда не забудет, как горели её глаза, когда она рассказывала, что "Химена" — имя благородной и верной супруги испанского средневекового героя... Сида, кажется, да? Прямо как сын этого подонка... того самого, который перечеркнул её надежды на светлое будущее. Их надежды на будущее и на счастье их маленькой, но дружной семьи. Того, кто украл этот чудесный огонёк из её глаз, превратив их в пустые, безжизненные стекляшки... осколки бутылки, в которых, словно в мутном зеркале, отражался он, когда она, не выдержав всех этих испытаний, выбрала закончить их в петле.        И после всего случившегося этот урод ещё смеет лыбиться ему в лицо?        Руки Каина сами собой сжались в кулаки, а на зубах заскрипела эмаль — и вежливая маска пошла трещинами от рвущейся изнутри ненависти. А Такечи тем временем беззаботно продолжал:       — Да, и правда, именно так. А то Госпожа Глава всё переживала, что я имена этих шлюх не помню...        И посмеялся себе под нос.        После такого Каин больше не мог держать себя в руках. Мерзкая самодовольная рожа перед ним так и напрашивалась, чтобы её изукрасили парой-тройкой синяков, — и Каин с радостью готов был это Такечи обеспечить. И вот он уже завёл руку назад, вот размахнулся для удара, вот его кулак уже уверенно летит по траектории к щеке этого урода...        ...лишь чтобы Такечи перехватил его буквально в паре сантиметров от своего лица. Остановив его раскрытой ладонью, он одарил Каина снисходительным взглядом — и, наконец-то отпуская его подбородок, покачал головой и заметил:       — Что ни говори, а некоторые навыки, полученные во время занятий дзюдо, просто так не пропьёшь. Например, хорошую реакцию. Или... — его улыбка стала издевательской, — хорошо поставленный удар.        И, не давая Каину опомниться, резко выкрутил его руку (Каин вскрикнул от пронзившей запястье боли) — а затем заставил согнуться пополам одним точным ударом в живот. Каин невольно отступил назад, к окнам, и, едва хватка на его кулаке ослабла, обхватил живот обеими руками, жадно хватая ртом воздух в попытке восстановить дыхание.       — С-сука... — наконец, бессильно просипел он.        Такечи, наблюдавший за каждым его движением, снисходительно усмехнулся.       — Будешь знать, на кого тявкать, щенок, — спокойно отозвался он — и, вновь усмехнувшись, добавил: — А от неё у тебя не только глаза — руки такие же непропорциональные... ручищи — не то что детские ручонки Цудзуры.        Каин вздрогнул и, по-прежнему тяжело дыша, поднял на него ненавидящий взгляд. Вопреки его ожиданиям, на лице Такечи не оказалось и тени былой насмешливости и самодовольства — нет, он смотрел на Каина как-то... задумчиво? Сердце Каина кольнуло нехорошим предчувствием.        А в следующий миг Такечи шагнул в его сторону, и Каин невольно сделал шаг назад — и обнаружил, что путей к отступлению нет: он упёрся в стену между окон.        Бежать от железной хватки, сомкнувшейся у него на горле, было некуда.        Каин сперва и не понял, что именно случилось. Просто в один момент он ощутил боль в шее, точно её обхватили металлическим обручем, — а затем увидел прямо перед собой улыбающееся лицо своего главного врага. Того самого, который теперь буквально его душил.        Дёрнувшись, Каин обнаружил, что Такечи вжимает его в стену, приподнимая так, что ему приходится стоять на мысках. Конечности ещё дрожали после удара в живот, но всё-таки кое-как Каину удалось вцепиться слабыми пальцами в душащую руку — однако Такечи и бровью не повёл. Как-то торжествующе усмехнувшись, он полушёпотом заговорил:       — Кстати, Каин-кун, тебе не кажется, что Госпожа Глава была права? Я имею в виду, про то, что убийства продолжатся? Всё-таки такая безумная обстановка... неудивительно, если появится ещё один труп, согласись? Но, — его улыбка стала шире, а глаза загорелись каким-то нехорошим огоньком; Каин безуспешно попытался вырваться, но хватка на его горле лишь усилилась, — что если труп появится... не по плану убийцы? Вне, скажем так, его схемы? Вот ведь, наверное, он растеряется! Собьётся, смешается... и непременно на чём-то проколется. Вот тут-то мы его и поймаем — схватим за горло, так сказать!.. Хороший план, как думаешь, а, Каин-кун?.. О, что, не можешь говорить?        Последний вопрос Такечи задал, участливо заглядывая Каину в лицо, — однако тот уже едва различал его выражение: перед глазами давно всё плыло, а в мыслях осталась лишь паника — и никакого желания слушать, что эта тварь вообще мелет. Да пусть себе болтает что хочет — но неужели его, Каина, судьба — умереть здесь? Здесь, в логове врага, от рук той самой сволочи, которая уже однажды сломала его жизнь? Бездарно, глупо, ни за что — и не сумев противопоставить ничего? Ну уж нет! Ему нельзя так умирать! Нельзя, нельзя, нельзя! Иначе всё так и продолжится, иначе всё останется как есть... она останется неотмщённой! Плевать как, ему надо вырваться. Хоть немного ослабить эту хватку на горле, ударить этими ватными ногами, на которых он даже не стоит, выкрутить запястье этими непослушными пальцами... позвать на помощь, хотя из горла вырывается лишь жалкий хрип? Должно же быть хоть что-то!..        А сознание уже ускользает, и перед глазами мутнеет...       — Вы что творите, дядя?!        Пронзительный, бьющий по барабанным перепонкам голос — и наконец-то эта проклятая хватка на горле ослабилась, полностью исчезла. Каин смог вздохнуть... лишь чтобы буквально навалиться спиной на стену за собой и закашляться.        А когда к нему частично вернулась способность мыслить, он наконец-то понял, что произошло: перед ним, закрывая его собой от Такечи, которого он только что буквально от него оттолкнул, стоял Лев. Его спина совсем на казалась надёжной — напротив, глядя на неё, Каин не мог не задаваться вопросом, как это тощее тело вообще сумело сбить крепкую тушу с такой железной хваткой. Однако лицо, которое он из своего положения частично видел, доказывало: Каина только что спас именно этот человек. Иначе бы он не смотрел сейчас на Такечи с таким уверенным, бесстрашным осуждением и... презрением? С этим странным, холодным выражением, таким несвойственным мягкому и вежливому Мизунохаре Льву, которого Каин знал.        Пока Каин осознавал ситуацию, Такечи, сбитый с толку не меньше его, успел прийти в себя. Окинув Льва недовольным взглядом, он тут же улыбнулся и, покачав головой, миролюбиво заверил:       — Кажется, ты чего-то недопонял, Лев-кун: мы с Каином-куном просто беседовали. А тут ты врываешься, на людей набрасываешься...        Холодное выражение Льва не изменилось.       — Насколько мне известно, даже в нашей семье во время "простой беседы" друг друга не душат и не доводят до потери сознания, — сухо отозвался он.        Такечи хмыкнул, но ничего не ответил. Его взгляд быстро скользнул к тяжело дышащему Каину, не сводящему с него глаз, но тут же вернулся к Льву. Тот продолжал ждать с неприкрытой враждебностью на лице. Такечи со вздохом убрал руки в карманы брюк.       — Любишь же ты вмешиваться не в своё дело, Лев-кун... — пробормотал он, скучающе отводя взгляд в сторону.        Уголок рта Льва дрогнул, а глаза потемнели.       — Вы только что чуть не убили человека и предлагаете мне просто тактично отойти в сторонку и наблюдать, верно я понимаю? — ещё более грозно осведомился он.        Такечи одарил его долгим взглядом. Пара секунд молчания — и, склонив голову набок, он со злой улыбкой поправил:       — Я не "предлагаю" — я напоминаю, где твоё место на самом деле. На случай, если ты за откровенным фаворитизмом своей матушки успел его позабыть, — добавил он настолько тактичным тоном, что Каина передёрнуло от явного несоответствия оного содержанию высказывания.        Чувствуя, что сейчас не лучший момент вмешиваться, Каин быстро взглянул на Льва: ни один мускул не дрогнул на его безжизненно-суровом лице. Спокойно прикрыв глаза, Лев опустил руки (только тут Каин обратил внимание, что всё это время он держал их почти раскинутыми, точно бы прикрывал его) и абсолютно ровным тоном произнёс:       — Моё происхождение не имеет никакого отношения к вашей попытке убийства Каина-куна, дядя Такечи.        Такечи наклонил голову на другую сторону — и, усмехнувшись, уверенно направился в сторону Льва. Спокойный, как скала, он и после этого не дрогнул (в отличие от Каина: тот напрягся, готовый в любой момент защищаться). А Такечи, остановившись напротив племянника, взглянул ему в лицо снизу вверх — и, схватив за ворот пиджака, грубо опустил до своего уровня, точно не желал терпеть превосходство с его стороны даже в росте, и с ядовитой улыбкой заявил:       — Ошибаешься, Лев-кун: мнение ублюдка, нагулянного от дворовой псины, и гроша ломаного не стоит. А на случай, если ты благодаря заступничеству взбалмошной маменьки забыл своё место, я всегда готов его тебе напомнить, изукрасив твоё лицо так, что эта самая маменька не узнает. Понимаешь меня, Лев-кун?        Лев выслушал его всё с тем же спокойным выражением, ничуть не испуганный угрозой — причём в её реальности он явно не сомневался. Не после увиденного пару минут назад. Однако...        Неожиданно Лев улыбнулся и вновь прикрыл глаза.       — Я, конечно, не люблю боль, — как-то странно беззаботно заговорил он, — но, — он медленно приподнял веки, — это лицо я не люблю больше. Так что был бы даже рад. Что до вашего мнения касательно меня... — Лев принюхался и поморщился, уловив запах сигарет и алкоголя. — Я и без ваших пьяных признаний прекрасно знаю, что вы меня презираете, так что дополнительно сообщать мне об этом не было нужды. Но, раз уж вы об этом заговорили...        Его равнодушный взгляд скользнул к руке Такечи, сжимающей его ворот. Такечи также проследил его направление — а в следующий миг не без удивления пронаблюдал, как Лев уверенно убирает эту самую руку своей. Когда их взгляды вновь встретились, Лев всё с тем же серьёзным, холодным выражением на лице отчеканил:       — При всём вашем уме, ваших финансовых талантах, и даже при всей вашей любви к сыну, я вас презираю не меньше.        И замолк, даже не двинувшись с места.        От подобного заявления Такечи опешил. Несколько секунд он рассеянно водил глазами по лицу Льва, точно оно было абсолютно гладким, а он не знал, за что в этой гладкости зацепиться. Наконец, Такечи моргнул. Ещё пара мгновений — и он отступил назад. Затем его рот искривила улыбка... и вдруг он закрыл лицо ладонью и, запрокинув голову назад, расхохотался.       — Ты? — наконец, переспросил он, раздвигая пальцы и одаривая Льва насмешливым взглядом. — Ты, жалкое ничтожество, презираешь меня? То есть, в твою тупую голову действительно могло прийти, что ты в чём-то лучше меня? — Он хохотнул — а затем убрал руку от лица и неожиданно сухо произнёс: — Не зазнавайся, пожалуйста. Цирк — это, конечно, весело, но даже у клоунов есть понимание, когда надо остановиться.        Лев на это лишь пожал плечами и отвернулся к окну. Из этого положения Каин, всё ещё находящийся в боевой готовности, наконец-то смог в полной мере разглядеть его лицо, и от этого выражения у него по спине прошла волна мурашек. Нет, таким Льва он видеть всё-таки был не готов...        А Лев тем временем абсолютно равнодушно продолжал:       — Говорите что хотите. Я знаю, что мы оба останемся при своём мнении, и не собираюсь ни в чём вас убеждать... В таком случае, — после паузы вновь заговорил он, всё-таки скосив глаза на хмурого Такечи, — думаю, нам не стоит дальше трепать друг другу нервы и лучше просто разойтись по своим делам. Хоть в этом-то мы можем найти общий язык?        Сказав это, Лев улыбнулся, и наконец-то его лицо приобрело знакомые Каину тёплые нотки, от которых на душе стало спокойнее. Такечи, впрочем, его мнение вряд ли разделял — однако в конце концов всё-таки пожал плечами и, усмехнувшись в своей обычной манере, произнёс:       — Пожалуй, ты прав. Хотелось, конечно, воплотить одну хорошую идею, — он вновь покосился на Каина, заставляя того сильнее напрячься, и покачал головой, — но, думаю, я и без этого найду... занятие. Могу пожелать лишь того же, — прищурившись, добавил он.        С этими словами он развернулся и уверенно направился в сторону своей комнаты — той самой, в которой должен был заночевать вчера вместе с женой. Каин проводил его взглядом, полным неприкрытой враждебности. "Занятие себе найдёшь, значит? Подонок..." — зло подумал он, потирая шею — наверняка на ней останутся синяки, после таких-то тисков...        Каин настолько погрузился в своё раздражение, что совершенно забыл думать о стоящем тут же Льве. А тот, едва за дядей захлопнулась дверь, мигом расслабил плечи — и, быстро обернувшись, одарил Каина полным беспокойства взглядом.       — Как ты, Каин-кун? — встревоженно поинтересовался он, приближаясь к нему и всматриваясь в лицо. — Ничего не болит? Дышать уже можешь? Тебе как-нибудь помочь?        Засыпанный вопросами, Каин сперва даже слегка растерялся. Однако стоило ему поднять глаза и встретиться с взволнованным взглядом Льва, в памяти тут же всплыли картины, которые он видел буквально полчаса назад. Почти задушенная матерью Клара, всеобщий испуг, беспокойство, суета... и в этой суете — Лев. Самый беспокойный и суетливый, который в момент опасности стоял ни жив ни мёртв, с лицом, полным страдания и муки от осознания собственного бессилия — и который при первой же возможности как будто постарался компенсировать свою слабость, окружив младшую сестру заботой. Его глаза в тот момент... именно так он смотрел на Каина сейчас. Что-то в душе Каина дрогнуло, на сердце даже, кажется, приятно потеплело... Вот только была между этими двумя ситуациями большая разница.        Каин вовсе не слабая пятнадцатилетняя девочка — так какого чёрта он смотрит на него ровно так же?        Чувствуя одновременно злость на Такечи и на Льва, желание поддаться заботе и в то же время бесконечный стыд за это самое желание и не только за него, Каин резко оттолкнул руку, которую Лев уже протягивал к нему. В ответ на смесь неверия, боли и беспокойства на его лице Каин сжал кулаки и выпалил:       — Ты и правда любишь лезть не в своё дело!        И, не желая объясняться, резко развернулся и быстрыми шагами направился к лестнице. Лев за ним не последовал — однако даже спиной Каин чувствовал его полный горечи и сожаления взгляд... Каин раздражённо цокнул.        "Я не слабак, я не слабак, я не слабак... — повторял себе он, торопливо спускаясь по лестнице, точно от чего-то сбегая (кажется, на площадке он с кем-то столкнулся — вроде это был Лаэрт). — Я ему не его Клара-тян... Не нужна мне его помощь и забота, я могу справиться самостоятельно..."        Да, самостоятельно. Ради достижения его цели нет нужды полагаться на чужую доброту — наоборот, она будет скорее губительна, она сломит его дух и сделает слабым.        Нельзя поддаваться, если он хочет осуществить свою месть.

***

       Определённо, Клара вышла из библиотеки с менее тяжёлым сердцем, чем вошла.        Оставшись одна в холле после встречи с Элизабет и Корделией, Клара не сдвинулась с прежнего места — и, наверное, так бы и стояла там целую вечность, если бы в какой-то момент из кухни не вышла Мери. Та сразу приметила её состояние и, уведя в библиотеку, осторожно выяснила детали... В какой-то момент Клара, изначально отвечавшая с неохотой, обнаружила себя обрисовывающей Мери происходившее в конце прошлого мира, когда мозги собеседницы уже "украшали" стену отведённой ей комнаты. "М-да, как-то я и правда слишком откровенничаю с ней..." — в смущении подумала она, сверху вниз глядя, как в задумчивости закусывает дужку очков сидящая в кресле Мери.        В любом случае, поворачивать назад было поздно: Клара уже успела к тому моменту поделиться с Мери своими главными намерениями на этот мир. Мери же... Выслушав её, Мери тепло улыбнулась и заверила:       — Я помогу вам, чем смогу.        И всё — но одной этой фразы уже было достаточно, чтобы тревоги Клары немного успокоились. А ведь по сути Мери ничего конкретного ей и не сказала — так, на словах пообещала поддержку... пустое сотрясание воздуха, не более. "Наверное, я просто слишком хочу верить, что могу на кого-то тут положиться..." — подумала Клара — и тут же ощутила досаду: в голове слишком ясно всплыло предупреждение Бернкастель на тему её несамостоятельности.       — Что ж, пожалуй, я пойду к себе в комнату, — наконец решила завершить разговор Клара — и тут же полюбопытствовала: — А вы что планируете делать?        Мери задумчиво возвела глаза к потолку.       — Ну-у... Немножко отдохну тут, в библиотеке! — в итоге заявила она. В ответ на скептически вскинутую бровь Клары она загадочно улыбнулась и заявила: — Одна птичка мне напела, что тут можно найти приключение... к сожалению, деталей я не знаю, но вам рисковать бы не советовала — у вас, в отличие от меня, решается судьба семьи!        И на этом их "тактическое собрание" завершилось.        Да, откровенно говоря, встреча вышла не слишком-то продуктивной, оставив вместо чёткого плана чувство неопределённости и лёгкого беспокойства за Мери... но, пожалуй, всё-таки простого человеческого "Я вас поддержу" Кларе хватило. На первое время — пока она не уединилась в своей комнате, чтобы обдумать свой следующий шаг... вот там, без внешних раздражителей, на неё наверняка и навалится осознание её реального положения — и там уж не помогут никакие красивые, но, несомненно, такие пустые слова...       — Клара!        Оклик вырвал её из задумчивости намного эффективнее, чем хлопанье какой-то двери, которым её на выходе из библиотеки встретил холл. Оторвавшись от созерцания ступеней, Клара подняла глаза на говорящего: как она и ожидала, на лице стоящего наверху лестницы Лаэрта читалось облегчение, разбавленное каплей тревоги. К счастью, ни его тон, ни выражение не предвещали фирменной вспышки гнева, маскирующей его переживания, так что и Клара немного расслабилась. А Лаэрт сбежал по ступеням и, остановившись перед ней (теперь, если не задирать головы, она могла лицезреть его живот, а не колени) и заглядывая ей в лицо, спросил:       — Где ты пропадала? Зачем убежала? Мы весь дом оббегали! — добавил он, обхватывая её плечи и присматриваясь к её шее. — Как ты себя чувствуешь?        Клара обречённо улыбнулась: эти вопросы начинали её утомлять. Вздохнув, она мягко убрала руки Лаэрта со своих плеч, а затем слегка запрокинула голову назад и, оттянув ленту, продемонстрировала горло.       — Как видишь, живая, — ответила она, дав ему насмотреться (Лаэрт при этом хмурился). — Мне просто надо было немного побыть одной — но теперь я снова в строю. Так сказать, отдышалась.        Мрачное выражение Лаэрта говорило, что каламбур он не оценил. Клара тяжело вздохнула и кивнула на лестничную площадку, намекая, что он избрал не самое удобное место для разговора. Правильно поняв её сигнал, Лаэрт пропустил Клару вперёд — и пару секунд поднятия по лестнице Клара спиной ощущала его внимательный, недоверчивый взгляд.        Оказавшись на площадке, Клара бросила быстрый взгляд на портрет алхимика и его невесты. Белая фигура вновь напомнила ей о существовании Элизабет, и она едва не скривилась. К счастью, упасть в собственные негативные эмоции ей не дал вопрос Лаэрта.       — И что ты планируешь делать дальше?        Клара обернулась: Лаэрт стоял у самой лестницы, убрав руки в карманы брюк, и на его лице застыло нейтральное выражение, за которым угадывалось беспокойство о ней. Клара позволила себе слабо улыбнуться.       — Думаю, подожду подмоги у себя в комнате, — ответила она — и даже почти не соврала: сейчас она действительно направлялась к себе. Разве что с несколько иными намерениями, но...        Скептический взгляд Лаэрта ясно показал, насколько ему "нравится" её план.       — Одна? Ты так уверена, что за это время с тобой ничего не случится?        По интонации Лаэрта Клара ощутила, что он верит в скорое прибытие полиции в той же мере, в какой в него верит она сама. И всё-таки на прибытие лодки через пару дней он ещё надеялся — но Клара после двух миров не была настолько оптимистична. Однако его Клара бы разделяла с ним эту надежду — вот почему Клара прикрыла глаза и, кивнув, спокойно объявила:       — Уверена. Мне нужно ещё немного времени... ну, знаешь, прийти в себя. Я хорошо забаррикадируюсь и не открою никому, кроме тебя и братца Льва... Хотя ты ведь сегодня ночевал в моей комнате, да? Значит, тебе даже открывать не придётся — сам справишься.        Лаэрт, всё ещё не убеждённый, усмехнулся.       — Плохо же ты обо мне думаешь, раз считаешь, что я даже с ключом ворвусь в комнату девушки без приглашения! — заявил он.        Клара вернула ему усмешку.       — О, так ты, оказывается, вампир — входишь только по приглашению девушки? Не замечала! Да и на свету вроде сейчас не горишь...        С этими словами она красноречиво скосила глаза на окно: утренние тучи к этому моменту уже успели окончательно расступиться, так что теперь с улицы беспрепятственно лился яркий солнечный свет. В его-то прямоугольнике сейчас и находился Лаэрт. Проследив направление её взгляда, он затем опустил глаза себе под ноги — и негромко посмеялся.       — К моменту, когда настаёт пора входить, девушки меня обычно уже не просто приглашают — они умоляют! — заявил он, подняв взгляд на Клару и озорно тряхнув головой.        Огоньки в его глазах стали более яркими, и когда Клара поджала губы в немом вопросе: "Ты совсем дурак — говорить подобные вещи пятнадцатилетней девочке?" — ответом ей был лишь очередной смешок. Однако не прошло и мгновения, как Лаэрт посерьёзнел и, сделав шаг к Кларе, без тени прежнего веселья поинтересовался:       — Клара, я могу тебе как-нибудь помочь?        От его тона Клара почти содрогнулась. Было в нём что-то непривычно робкое, даже умоляющее и полное... надежды? Клара внимательнее вгляделась в его лицо: в глазах Лаэрта читалась несвойственная ему неуверенность, почти что страх, точно бы он боялся услышать её ответ. Прямо как тогда, в гостиной...        Клара опустила взгляд в пол. На этот раз раздражения не было — но выдерживать это его выражение ей было по-прежнему сложно. Ей отчего-то становилось его жалко — он производил впечатление не надёжного старшего брата, а маленького мальчика, боящегося ступить лишний шаг без поддержки. Да и, собственно, даже если бы он всё ещё мог держать свой обычный образ...        "Только не говори, что ты не заметила, из-за кого в прошлом мире умер Лаэрт!" — эти слова Эрики особенно отчётливо всплыли в памяти Клары, когда она вновь подняла взгляд на брата, с затаённым дыханием ожидающего её ответа. Видя его таким уязвимым, вспоминая, сколько своих обязанностей она уже взвалила на ту же Мери в этом мире, она просто не могла рисковать ещё и им.        Улыбнувшись, Клара покачала головой и ответила:       — Ничего не нужно, спасибо. Разве что можешь сказать остальным, что я нашлась и в порядке, чтобы больше не утомляли меня вопросами, — добавила она. — В первую очередь братцу Льву.        От подобного ответа Лаэрт помрачнел — однако сказать ничего не смог, лишь рассеянно кивнул. Клара заметила, как сжались его кулаки, и у неё в ответ сжалось сердце. "Но так будет лучше, — сказала себе она, коротким кивком попрощавшись с ним и спешно разворачиваясь к двери восточного крыла. — Так тебе не будет угрожать опасность из-за меня... так тебе больше не придётся умирать из-за меня".        ...уже взявшись за дверную ручку, Клара застыла, поражённая внезапной мыслью. Пару секунд она поколебалась, взвешивая, считается ли это излишней помощью, — а затем, придя к отрицательному ответу, развернулась к Лаэрту. Тот явно не ожидал этого и не успел растерять окружающей его мрачной ауры, когда вопросительно приподнял бровь. А Клара, не утруждая себя прелюдиями, заявила:       — А вообще я придумала, как ты можешь мне помочь: отвлеки Элизабет Лавенцу.        Последнюю фразу она произнесла, косясь на портрет и понизив голос, точно Элизабет могла стоять за дверью и подслушивать их разговор. Впрочем, конечно, с неё бы сталось... но в таком случае она бы расслышала просьбу не хуже, чем стоящий на другом конце лестничной площадки Лаэрт. А он всё определённо расслышал: его брови поползли вверх в удивлении — а затем, точно не поняв, что именно она попросила, он (слегка глуповато) переспросил:       — "Отвлечь" Лави-тян? От чего?        Клара едва не закатила глаза — но быстро поняла, что это действительно не настолько очевидно, так что милостиво пояснила:       — От Корделии. Я хочу попытаться с ней поговорить.        На лице Лаэрта появилась недоверчивая и не очень довольная улыбка.       — ...ты же понимаешь, что Кора-тян отказывается говорить с окружающими вовсе не из-за Лави-тян? — пробормотал он — но, наткнувшись на её упрямый, такой знакомый ему взгляд, мог лишь тяжело вздохнуть и, пальцами зачесав волосы назад (с такой причёской он больше напоминал отца), устало поинтересоваться: — И как, по-твоему, я должен её "отвлекать"?        Тут Клара всё-таки не удержалась от закатывания глаз.       — Мне что, учить тебя, как занимать женщину? — скучающе поинтересовалась она.        Лаэрт пару секунд тупо смотрел на неё — а затем выразительно приподнял бровь.       — А мне казалось, что наёмными обычно бывают убийцы, но уж никак не проститутки... — пробормотал он, отводя взгляд в сторону.        Рука Клары сама собой приложилась к лицу.       — Блин, ну почему ты сразу об этом, когда я имела в виду простое заболтать... Как будто ты с этим не справишься!        Из груди Клары вырвался тяжёлый вздох. Думать об отношениях брата с девушками она всё-таки не любила — а уж представлять его с Элизабет ей вовсе было противно. Не после того, как каждый диалог с загадочной гувернанткой превращался в испытание её терпения (которое она неизменно проваливала уже в самом начале).        Пока она старательно выталкивала из сознания картины того, как Лаэрт зажимает Элизабет в каком-нибудь укромном углу между полок в библиотеке, сам он окинул её задумчивым взглядом — а затем, не говоря ни слова, направился к ней. Клара в лёгком недоумении пронаблюдала его приближение — и всё равно слегка растерялась, когда его рука опустилась ей на макушку и растрепала (старательно уложенные с утра) волосы.       — Ладно уж, если будет возможность — так и быть, попробую занять Лави-тян, — со вздохом пообещал он. — А ты, пожалуйста, постарайся всё-таки не выходить из комнаты без необходимости. Ладно?        Сердце Клары вновь пропустило удар, когда она подняла глаза и встретилась с его усталым, сдающимся взглядом. На секунду у неё мелькнула мысль, что, возможно, она всё-таки поступила неправильно, — однако тут же она себя жёстко одёрнула, не давая себе поддаться желанию просто находиться с ним рядом, пока этот кошмар не закончится. Потому что никакой кошмар не закончится, если она ничего с ним не сделает, — а если Лаэрт будет рядом во время её борьбы...        Вот почему в конце концов Клара просто кивнула — и, аккуратно убрав его руку со своей головы, с тихим "Угу" поспешила к себе в комнату.        "Всё в порядке, пока я не рядом с ним... пока я не подвергаю его опасности..." — говорила себе она, стараясь вытрясти из памяти полный боли взгляд, которым Лаэрт её проводил.