Когда поёт лира. Акт третий: Мистерия о бессмертном алхимике

       В отличие от второго мира Клары, завтрак двадцать восьмого апреля третьего удивительно напоминал предыдущий.        Сыграло ли роль в этом обнаружение трупов вечером, а не утром, или дело было в чём-то другом, но факт оставался фактом: на этот раз Мияко, как и во втором "осколке", ничуть не смутилась случившейся в её доме трагедии и устроила завтрак совершенно как обычно. Впрочем, разумеется, были и серьёзные отличия.        Во-первых, так как пожара прошлой ночью не случилось, избавленные от необходимости его тушить, все были чуть более выспавшиеся — кто насколько смог. В конце концов, спокойному сну мешали сомнения: действительно ли Мизунохара Мияко связалась с полицией, как пообещала после обнаружения трупа Юкари, а также усыплённых в своей комнате Корделии и Элизабет? Или, может, она сказала это просто чтобы к ней больше не приставали?        Такечи явно придерживался второй точки зрения: его вопрос о полиции, заданный Мияко при первой же возможности за завтраком, сочился такой ядовитой насмешливостью, что не заметил бы только глухой. Впрочем, её ответное "Они прибудут, когда придёт время" не содержало и тени раздражения — лишь безграничное достоинство и спокойную уверенность королевы. Да и в целом настроение главы семьи Мизунохара казалось приподнятым.        Остальные подобным состоянием духа похвастаться не могли.        Итогом бурного спора вчерашним вечером стало признание необходимости "усилить меры безопасности", как это сформулировал Лаэрт. В его понимании это обозначало некое перераспределение жилых помещений: в условиях угрозы жизни он наотрез отказался оставлять кого-то в одиночестве (за исключением Мияко, конечно же — ружьё в её руках оказалось достаточно убедительным аргументом). Таким образом, Кларе пришлось покинуть свою комнату — и ночевать в компании Элизабет и Корделии, к тому моменту очнувшихся и узнавших о происшествии, а также лишившейся соседки Мери. Пытаться уснуть под тихие всхлипы кузины и утешающий шёпот её гувернантки было тем ещё испытанием... Впрочем, всё лучше, чем ночевать в одной комнате с Сохеем.        Косясь на братьев сейчас, сидя за столом, Клара ловила себя на мысли, что Ямазаки Сохей за одну ночь в комнате с ними двумя каким-то образом высосал из них всю энергию, — иначе объяснить их настолько убитый вид и его свежее, радостное лицо она не могла. Ещё резче его обычная приторная улыбка выделялась на фоне мрачно-задумчивой Мери, расположившейся на месте справа от него, и враждебно-хмурого Сида слева. Последний в течение завтрака подозрительно молчал, но то и дело кидал многозначительные взгляды в сторону двери в холл — той самой, которая отделяла его от трупа любимой кузины... вместе с ширмой, которой Хитклиф и Каин этим утром закрыли закуток с чёрным ходом "ради сохранения неприкосновенности картины преступления".        Украдкой кидая на кузена взгляды, Клара видела, как его буквально тянет в этот проклятый холл — и как каждый раз, когда он готов подняться с места и рвануть, его мягко, но настойчиво останавливает жестами его отец.        О да, отец. Хоть на сей раз с ними в столовой не было Юкари, в прошлом мире активнее всех возмущающейся бесчеловечности главы семьи, Сакуя Такечи восполнял её горькое отсутствие с лихвой. И, к сожалению, восполнял он его вовсе не в той же жаждущей справедливости манере. Нет, отделённый от Мизунохары Мияко всего одним местом, Такечи глядел на неё настолько насмешливо-дерзко, словно эта тигрица находилась за решётками клетки в зоопарке.        Конечно, всё это не могло не укрыться от Мияко — как и его загадочные жесты, адресованные сыну (уж не произошёл ли между ними какой-нибудь заговор, пока они ночью находились наедине в комнате кузенов?), и двусмысленные фразы, время от времени бросаемые в общей беседе на фоне обсуждения оккультной версии случившихся убийств. Наблюдая за малейшими изменениями в мимике матери, Клара не могла не заметить, как терпение той постепенно истончается.        Вот почему случившееся показалось ей не неожиданностью, а закономерным исходом.        На очередной его ехидный вопрос, точно ли во всём виноваты духи, Мияко отложила столовые приборы на край тарелки с недоеденной яичницей и, с убийственно вежливой улыбкой повернувшись к Такечи, поинтересовалась:       — Кажется, у вас есть какие-то свои догадки, Такечи-сан? Раз так, не желаете ли поделиться ими с остальными?        Сказав это, она опасно прищурилась и одарила зятя взглядом, так и требующим извиниться за дерзость. Однако, к счастью или к сожалению, Такечи был одним из редких людей, способных этот взгляд выдержать. Наконец-то оставив в покое кусок яичницы, который он в течение всего завтрака водил по тарелке и который он так и не попробовал, Такечи откинулся на стуле и, дерзко взглянув на Мияко в ответ, насмешливо заметил:       — Да так, задумался кое о чём, Мияко-сан. Если вы, как вы говорите, сразу же вызвали полицию, — он выдержал паузу и также подозрительно прищурился, — почему они до сих пор не примчались на место таких жестоких убийств? Понимаю, ночью в темноте не очень безопасно пускать лодку по озеру — но уже пара часов как рассвело, а я что-то не слышу воя сирен. Вот я и думаю: не оглох ли я часом?        Сказав это, он одарил Мияко настолько снисходительным взглядом, точно был уверен, что эта ядовитая тирада полностью уничтожила её. Однако Мияко, выслушав его, ничуть не смутилась. Пару секунд она внимательно смотрела ему в лицо, точно бы пытаясь оценить его состояние... и, наконец, приложила ладонь к щеке и сочувственно произнесла:       — Боюсь, Такечи-сан, если у вас и случилось какое-нибудь физическое недомогание, то оно скорее связано со способностью логически мыслить — нашу беседу-то вы прекрасно слышите, вон, старательно каждое упоминание духов ловите!        И с притворной печалью покачала головой. Такечи в ответ лишь цокнул, и ухмылка на его лице уступила место холодности. А вот Сид, услышав такие оскорбления в адрес отца, оставаться столь же спокойным не мог: резко развернувшись к Мияко, он в возмущении начал:       — Да ты совсем там охре...       — Спокойствие, Шидо, — тут же осадил его Такечи, положив ладонь ему на плечо, и с лёгкой, полностью вернувшей ему прежнюю самоуверенность улыбкой добавил: — Тебе не о чем волноваться. А вот вам, Мияко-сан, — продолжал он, убирая руку с плеча Сида и вновь переключая внимание на прежнюю собеседницу, — пожалуй, обеспокоиться всё же стоило бы. Раз проблем со слухом, как мы убедились, у меня не наблюдается, боюсь, полиция действительно до сих пор не прибыла. И, если этот досадный промах не со стороны наших доблестных служителей правопорядка, то вывод напрашивается сам собой.        Сказав это, он замолк — но его торжествующий вид говорил гораздо больше всяких слов. Вся его поза с прямой спиной и сложенными на животе руками, всё его выражение с тонкой насмешливой улыбкой и хитро прищуренными глазами буквально кричали, что всё идёт именно так, как ему нужно. Точно он уже победил в какой-то битве. Точно у него был какой-то план...        В этот момент Сохей, уже некоторое время переводивший встревоженный взгляд с главы семьи на её зятя, не выдержал и всплеснул руками.       — Такечи-сан, неужели вы пытаетесь обвинить Мияко-сама в чём-то?! — воскликнул он.        Лаэрт, также с особым вниманием наблюдавший за перепалкой, отпил кофе и одарил Сохея скучающим взглядом.       — В чём-то? — иронически переспросил он — и, пожав плечами, равнодушно бросил: — Как по мне, так дядя Такечи довольно недвусмысленно намекает на некомпетентность текущей главы нашей семьи как, собственно, главы семьи.        И продолжил невозмутимо пить кофе, больше не глядя на Сохея. Сохей же на его объяснение удивлённо захлопал глазами... а секунду спустя заметно сконфузился. Такечи негромко посмеялся.       — Благодарю за пояснение моих, так сказать, коммуникативных намерений, Лаэрт-кун, — произнёс он — и презрительно добавил в сторону: — Впрочем, я удивлён, что они тут вообще кому-то понадобились.        Эти слова окончательно вогнали Сохея в краску. Опустив глаза, он прижал подушечки указательных пальцев друг к другу в смущённом жесте.        А пока Сохей упорно выставлял себя дураком, остальные начинали смутно догадываться, в какую сторону идёт диалог. И пока окружающие напряжённо наблюдали за Мияко, Лаэрт предусмотрительно поставил чашку на блюдце (то в ответ звякнуло явно чуть громче, чем он хотел) и принялся буравить взглядом своё мутное отражение в тёмной поверхности кофе. Косясь на брата, Клара внезапно ощутила острое желание взять его за руку. Сейчас она чувствовала себя точно так же, как чувствовала себя на американских горках, на которых они когда-то вместе катались. Вот вагончик медленно поднимается, и, кажется, ничто не предвещает беды — он спокойно движется вперёд, никаких резких движений или крутых поворотов; однако, глядя на точку на пике "горки" перед собой, Клара прекрасно понимает: стоит им её преодолеть — и все они рывком, точно бы падая в пропасть, покатятся вниз... и тогда уже ничего нельзя будет сделать, кроме как кричать и держать за руку сидящего рядом человека в попытке облегчить этот всеобъемлющий, захватывающий страх.        Впрочем, прокатившись на таких горках, Клара осознала: страх в моменте — ничто перед мучительным, кажущимся бесконечным ожиданием этого страха. Вот почему сейчас, боясь даже взглянуть на Мияко, Клара больше всего на свете хотела одного: чтобы эта проклятая, застывшая на одном месте вагонетка наконец-то тронулась и сбросила их всех в ад... а ещё Клара хотела взять Лаэрта за лежащую на столе руку. Но это уже была непозволительная вольность.        Тем более не тогда, когда она однажды чем-то подобным уже затянула его в совсем другую пропасть.        А пока Клара колебалась, цифра на таймере бомбы неумолимо приближалась к нулю. Было лишь вопросом времени, когда она рванёт, — и, наконец, этот момент настал. Его легко было пропустить; однако практически все присутствующие в столовой достаточно внимательно наблюдали за Мияко, чтобы заметить эту едва уловимую усмешку на её губах, сигнализирующую, что точка невозврата достигнута.        Следующие слова Мияко лишь подтвердили это впечатление.       — Значит, Такечи-сана не устраивают мои решения как главы семьи Мизунохара? — расслабленно поинтересовалась она, бросая из-под полуопущенных ресниц взгляд на лежащий на столе сложенный веер. Её пальцы медленно скользнули по нему, в то время как она, даже не поворачиваясь к Такечи, прежним тоном продолжала: — Крайне прискорбно. Тогда, может, Такечи-сан бы предпочёл послушать мнение другого претендента на эту позицию? Лаэрт, милый, — Мияко с невинным видом повернулась к сыну, и тот в ответ поднял на неё задумчивый взгляд, — мне очень жаль отрывать тебя от завтрака, но, как видишь, у нас тут возник небольшой диспут. Как тебе наверняка и без меня прекрасно известно, у мужчин есть одна неприятная особенность — они не услышат и не смогут понять даже самую разумную мысль, если её не передаст им другой мужчина.        Красноречивое хмыканье Такечи осталось проигнорированным. Наконец-то взяв в руку веер, Мияко склонила голову набок и, начав им обмахиваться и глядя только на сына, поинтересовалась:       — Или, может, у тебя есть какие-то свои идеи относительно происходящего? Всё-таки ты, дорогой Лаэрт, будущий глава этой семьи. Представим, что некое прискорбное событие ускорило твоё вступление на эту должность. Как бы ты поступил в нашей ситуации?        Лаэрт выслушал её с сосредоточенным видом, но под конец речи всё-таки не сдержал слабой улыбки.       — Перестань, мама: какие бы бедствия ни творились вокруг, ты уж точно так просто не оставишь свой благородный пост — зуб даю, всех нас ещё переживёшь! — со смехом заявил он.        Выражение лица Мияко не изменилось, однако в её голосе прозвучали угрожающие нотки, когда она резко захлопнула веер и поинтересовалась:       — Правильно я понимаю, что ты пытаешься уйти от ответа, милый Лаэрт?        И одарила его властным взглядом. Лаэрт несколько секунд отважно и спокойно смотрел на неё... и, наконец, отвёл глаза и, покачав головой и примирительно вскинув руки, с расслабленной усмешкой отозвался:       — Вовсе нет — просто констатирую факты! Что до твоего вопроса, — уже более серьёзным тоном продолжал он, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди, — я бы сказал, что, после вызова полиции, наш приоритет в их ожидании — собственная безопасность. В этом доме, — он вскинул руку, — зверски убили трёх человек, и есть два варианта, кто мог это сделать: либо преступник со стороны, извне — и тогда лучше всего забаррикадироваться, не давая ему подобраться к нам и не оставляя ему удобных потенциальных жертв; либо убийца — один из нас. В таком случае, так же, как и в первом, безопаснее всего, конечно, держаться всем вместе в одном помещении и не спускать глаз друг с друга — но...        "...но в нашем доме, конечно, всем в одно помещение набиваться крайне нежелательно", — явно хотел бы завершить мысль Лаэрт, прекрасно осведомлённый, насколько велика сила взаимной "любви" его родственников друг к другу. Вероятно, следующим шагом его рассуждений должен был быть план вроде того, который он как "исполняющий обязанности главы" реализовал в первом мире, — однако у Мияко явно были другие идеи на этот счёт.        Весь его монолог Мияко выслушала со снисходительной улыбкой, не прерывая и не насмехаясь в открытую. Однако стоило с его губ сорваться последней фразе, как её выражение резко изменилось: тёмные глаза широко распахнулись в удивлении — и вдруг в них загорелся огонёк, не предвещающий ничего хорошего, а губы растянулись в довольной улыбке. Не дав Лаэрту договорить, Мияко подалась вперёд и с энтузиазмом воскликнула:       — А ведь верно: самый безопасный вариант — держаться вместе! До чего же ты надёжный, мой милый Лаэрт! Тогда так и поступим?        С этими словами она положила веер на стол и, с улыбкой оглядев присутствующих, хлопнула в ладоши. И пока остальные, поражённые, смотрели на неё с нескрываемым замешательством (даже Такечи, слушавший их с Лаэртом диалог со снисходительным видом, поперхнулся), Лаэрт уставился на мать практически в ужасе. Пару секунд он под обеспокоенными взглядами Льва и Клары пытался собраться с мыслями — и, наконец, робко начал:       — Боюсь, ты не совсем правильно поняла, мама... я хотел сказать, что...       — Ах, но для такого количества людей нужно подходящее помещение, — невинно продолжала Мияко, возводя глаза к потолку и словно бы не замечая умоляющего взгляда Лаэрта. — В комнатах десятку человек будет тесновато... а в библиотеке слишком просто затеряться. Останемся тут, в столовой? Хотя нет, лучше всего — гостиная. И, разумеется, слугам тоже необходимо будет присоединиться — мы ведь не хотим оставить их за бортом, на растерзание гипотетическому маньяку? Не думаю, что хоть кто-то из них этого заслужил!.. М, ты хотел что-то сказать, мой дорогой?        С этими словами она наконец-то прервала свои воодушевлённые разглагольствования, соизволив обратить внимание на Лаэрта. Тот, впрочем, к этому моменту уже окончательно сдался. Понимая, что ему уже никаким образом не спасти ситуацию, он просто махнул рукой и, тяжело вздохнув, устало пробормотал:       — Да так, ничего... просто слегка ошеломлён тем, как ты радеешь за нашу безопасность, — с вымученной улыбкой добавил он.        И, не в силах выдержать радостного выражения матери, выглядящей так, словно она только что совершила забавнейшую шалость (о, Мияко прекрасно понимала, что предлагает сделать с этим собранием скорпионов!), отвернулся, прикрыв левую половину лица ладонью, точно желая скрыть его выражение от собеседницы. "Пожалуйста, простите меня за тот ад, в который я вас только что затянул..." — так и говорили его полные отчаяния глаза. Такечи при виде такого выражения прыснул в кулак, заработав недоумённые взгляды ничего не понимающих сына и Сохея и задумчивый — Элизабет, в течение завтрака сказавшей от силы три слова.        А вот Лев и Клара, жившие с Мизунохарой Мияко на постоянной основе, к сожалению, прекрасно понимали, чем им грозит подобная "тактика выживания" в её компании. И теперь они могли лишь дарить друг другу и Лаэрту сочувственные взгляды, молясь о том, чтобы итоговый скандал не оказался страшнее трёх жестоких убийств.        После завтрака желание Мияко было исполнено.        В гостиную, впрочем, они переместились не сразу. Прежде, помня об отсутствии связи и, следовательно, скудном наборе развлечений, Мияко предложила родным и гостям заглянуть в библиотеку и выбрать себе что-нибудь по вкусу, "чтобы убить время в ожидании". Таким образом, вооружившись интересными книгами, пленники Лунной гавани заняли места в гостиной.        Сомнений, где расположиться, у Клары на этот раз не было. И теперь, устроившись на диване рядом с Львом ("Стоит держать его поближе к себе", — думала она, косясь на старшего брата и старательно делая вид, что не замечает сложного выражения на лице среднего), она украдкой изучала обстановку. В отличие от столовой, где царило напряжение, гостиная напоминала некий чинный читальный зал библиотеки. Погруженные каждый в свою книгу или другое занятие (Хитклиф и Памела предпочли родные головоломки), все хранили сосредоточенное молчание, которое казалось даже умиротворяющем — если забыть о поводе, собравшем их здесь. "И кто-то из этих людей вчера жестоко убил двух женщин и двенадцатилетнюю девочку", — напомнила себе Клара, скользя взглядом по окружающим... и не в состоянии не поддаться искушению приглядеться к надписям на обложках.        Картина складывалась в каком-то смысле забавная: исключая Сохея, листающего странный, жутковатого вида гримуар, остальные "просвещённые" могли быть разбиты на пары. Помимо фанатов головоломок, добывших себе из кухни по стулу и расположившихся ближе всех к дверям, пару составляли любители русской литературы — Мияко, читающая в кресле в углу всё ту же синюю книгу, которую Клара видела в её комнате в прошлом мире, и Лев с "Подростком" Достоевского — к счастью, хотя бы в переводе. Клара же, прихватившая из библиотеки увесистый томик Гофмана, была удивлена, увидев то же имя автора на обложке книги в руках Мери, сидящей напротив. "Неужели она запомнила, что я говорила про "Песочного человека" в прошлом мире?" — подумала она, ощущая, как в груди приятно сжимается, а к щекам приливает лёгкий румянец.        Впрочем, удивила её не только Мери. Помимо занявших то же, что и в первом мире, место на диване у камина Элизабет и Корделии (как будто даже их позы были идентичны — словно бы их запрограммировали на определённую модель поведения именно на такой случай), а также Каина, стоящего слева, и Сида с отцом, расположившихся у окна несколько в отдалении от остальных, — помимо всех этих людей, среди "нечитающей публики" внезапно оказался Лаэрт. В то время как он стоял справа от камина, прикрыв глаза, в его руках не было никакого фолианта, да и телефон, который, в теории, мог бы содержать некое литературное произведение в электронном виде, мирно покоился в кармане брюк. Учитывая, что в их семье было странно не читать какую-то книгу, зрелище было действительно... необычное.        На это не могла не обратить внимание и глава семьи.        В какой-то момент Мияко прервала чтение и, опустив книгу на колени, неожиданно спросила:       — Лаэрт, милый, тебе сегодня нездоровится? В противном случае удивительно, что ты решил убивать время в таком вот сне на ногах вместо чтения, — объяснила она, когда он одарил её вопросительным взглядом. Затем она возвела глаза к потолку и, чуть подумав, предположила: — Или ты как раз недавно дочитал предыдущую книгу и ещё не решил, какую начнёшь следующей?        Выслушав её, Лаэрт слабо улыбнулся. В этот момент он просто не мог не заметить, как резко из очередного предмета интерьера стал центром всеобщего внимания — в конце концов, атмосфера была довольно скучная, и любого повода бы хватило, чтобы за него зацепиться. Особенно заинтересованными оказались Лев и Клара: оторвавшись от своих книг, они буквально впились взглядами в брата. Прекрасно осознавая свою новую "роль", Лаэрт тряхнул головой и с расслабленной усмешкой ответил:       — Боюсь, матушка, ты права только наполовину: я действительно только-только дочитал Фаулза — но я уже успел начать новую книгу... К сожалению, — он развёл руками, — её нет в твоей великолепной библиотеке.        От этих слов пальцы Мияко слегка сжались на обложке, а губы сомкнулись чуть плотнее.       — Это какой же книги нет в моей библиотеке? — быстро спросила она, точно восприняв его слова как вызов.        Лаэрт заметно смутился.       — Да так, одна дурацкая книженция... — пробормотал он, отводя взгляд и убирая руки в карманы брюк. — Ты её не знаешь — из современных... Иногда, знаешь, хочется почитать для разгрузки что-то такое... идиотское.        Заключив так своё объяснение, Лаэрт подёрнул плечами и улыбнулся. Мияко окинула его подозрительным взглядом, но ничего не сказала и, также пожав плечами, вновь опустила глаза в книгу. Боковым зрением Клара заметила, что Лев тоже недоверчиво нахмурился. Сама же она смолчать не смогла: как раз дойдя до очередного перехода к повествованию кота (впрочем, за всеми тревогами, связанными с её "миссией", она всё равно не смогла насладиться частью про капельмейстера), она склонила голову набок и заметила:       — Книженция, может, и дурацкая, но стесняешься ты так, словно читаешь Лоуренса, не меньше.        От этого комментария заинтересованные взгляды окружающих сошлись уже на ней — хотя, пожалуй, у большинства их можно было назвать скорее растерянными. Лаэрт же, вскинув одну бровь, произнёс:       — Да вроде как Лоуренса не настолько хорошо у нас знают, чтобы стесняться его, как маркиза де Сада... И да, погоди-ка, — он подозрительно прищурился, — откуда Лоуренса знаешь ты?        Клара моргнула.       — А от кого я вообще могу узнавать такие вещи? — невинно поинтересовалась она, красноречиво глядя прямо на него. Лаэрт поперхнулся от возмущения, и с нескольких сторон сразу послышалось негромкое хихиканье.        Идиллию прервало отчётливое недовольное хмыканье.       — Мы что, в каком-то ёбаном литературном клубе?.. — проворчал у своего окна Сид и добавил: — Тут люди умерли, вообще-то...        Его комментарий тут же привлёк внимание окружающих к нему. Не глядя ни на кого конкретного и низко опустив голову, Сид в неприкрытом раздражении сжимал край подоконника левой рукой. Мрачное выражение его лица казалось ещё более грозным из-за непривычности: при всей своей вспыльчивости Сид не умел долго копить в себе негативные эмоции и, выпустив их, всегда достаточно быстро отходил. Но, конечно, особенно подчёркивала его состояние невозмутимость стоящего с противоположной стороны окна Такечи.        И бровью не поведя от скрестившихся на них с сыном взглядов (среди которых, несомненно, выделялся суровый взгляд Мияко), Такечи прикрыл глаза и, покачав головой, спокойно заметил:       — Ну-ну, Шидо (сложно было не обратить внимание, как от этой формы имени племянника в отвращении скривилось лицо Мияко), не стоит осуждать наших дорогих родственников за "безразличие" — каждый справляется с горем по-своему. Кому-то просто необходимо пытаться отвлечься.        С этими словами он пожал плечами и неопределённо усмехнулся, на что Сид одарил отца задумчивым взглядом. Краем глаза Клара заметила движение со стороны Льва: тот непроизвольно крепче сжал пальцы на обложке книги, и его губы сомкнулись чуть плотнее, а глаза — потемнели. А Такечи тем временем всё с той же невозмутимостью запустил руку в карман пиджака — и, выудив оттуда сигарету и зажигалку, прикурил, не обращая ни на кого внимания.        Поражённые его наглостью, остальные могли лишь молча наблюдать, как алеет кончик сигареты в его зубах. Наконец, когда он выпустил в воздух облако дыма, Мери осторожно начала:       — И всё-таки, Такечи-сан, курить в помещении...        Такечи на это негромко посмеялся.       — О, неужели вы хотите мне запретить скорбеть по-своему после того, как я признал скорбь остальных? — издевательски поинтересовался он, разводя руки и тем самым рисуя кончиком сигареты дугу в воздухе. — У меня, между прочим, не далее как вчера вечером умерла супруга!        Услышав это, Мияко, с самого начала наблюдавшая за ним с выражением презрительного неодобрения, не сдержала злого смешка. Когда Такечи скосил на неё глаза, она отложила книгу на столик рядом и заметила:       — А я-то думала, что вы уже успели забыть, что она вообще существовала... ещё когда-то на первых порах вашего брака. Кажется, вы, Такечи-сан, всё утро были слишком заняты тем, чтобы цепляться к любым сверхъестественным объяснениям произошедшего, — даже словечка не хватило, чтобы вспомнить имя моей бедной младшей сестры!        Сказав это, она одарила его насмешливым взглядом. Такечи не ответил, лишь молча уставился на неё. Буквально спиной чувствуя заэлектризовавшееся между ними напряжение, Сохей, не отважившийся даже повернуться, с неловкой улыбкой вставил со своего места на диване рядом с Мери:       — Не стоило бы вам так открыто высмеивать духов этого места, Такечи-сан, если не хотите стать следующей жертвой...       — Вряд ли хоть кому-то удастся этого избежать, Ямазаки-сан, — вдруг с достоинством отозвалась Элизабет, резким комментарием напомнив присутствующим о своём существовании.        Несколько человек вздрогнули и с опаской покосились на неё: её чёрно-белая фигура разом оживила в их памяти все утренние дискуссии за столом, касающиеся проклятия бессмертного алхимика и возможного продолжения убийств. Некоторые заметно поёжились, а по губам Лаэрта, чьи брови болезненно сошлись на переносице, Клара отчетливо прочитала полное мольбы обращение "Лави-тян...".        Однако на Такечи эти оккультные намёки не возымели эффекта. Громко хмыкнув, он затушил не сгоревшую и наполовину сигарету об оконную раму и, глядя при этом прямо на Мияко, заметил:       — Забавно слышать в её отношении эпитет "бедная" от вас, Мияко-сан, учитывая, что вам настолько плевать на Цудзуру, что вы даже сейчас не можете назвать её по имени.        Мияко усмехнулась.       — Я просто надеялась, что его вспомните вы, Такечи-сан. А то было у меня подозрение, что оно в вашем сознании слегка затерялось среди, — она сделала паузу и растянула губы в улыбке, — пары сотен путан, мимо которых вам так сложно пройти... Хотя, с другой стороны, — она приложила палец к щеке и невинно возвела глаза к потолку, — вряд ли вы когда-то брали на себя труд даже узнать имя подобранного с дороги мусора, да?        Такечи цокнул.       — Что-то я не помню, чтобы вы, госпожа Глава, были кем-то, перед кем я должен был отчитываться в своих личных делах, — сухо произнёс он.        Мияко с самодовольной улыбкой прикрыла глаза.       — О, а вы крайне охотно подтверждаете мою гипотезу, Такечи-сан, — заговорила она. — Я всегда считала, что образ жизни животного, движимого преимущественно похотью, способствует отмиранию мозговых клеток.        Услышав это, Сид вскипел.       — Да что ты себе позволя... — возмутился было он — но выросшая перед ним раскрытая ладонь отца слегка остудила его пыл.        Такечи продолжал неотрывно смотреть на Мияко. На его лице застыла каменная маска.       — Вы же, — тем временем невозмутимо продолжала Мияко, наконец-то приподнимая веки и одаривая Такечи презрительным взглядом, — сами всё утро из кожи вон лезете, чтобы продемонстрировать всем, какая плохая из меня глава семьи, — и при этом не смогли уяснить, в чём, собственно, состоит задача главы семьи. Мне объяснить вам самой или сэкономить усилия и сразу обратиться за помощью к переводчику на мужской?        На этих её словах Лаэрт, слушавший весь диалог с сосредоточенным видом, слегка дёрнулся и быстро повернул голову к матери. Мияко, прищурив глаза, ждала ответа Такечи. Тот хмыкнул.       — Уж просветите меня сами, госпожа Глава. Ваш, — он быстро взглянул на Лаэрта, и тот сглотнул, — "переводчик" может внести компонент собственной интерпретации.        Мияко усмехнулась.       — Рада, что хоть на сознание этого вам хватает ума, — произнесла она. Затем она откинулась на спинку кресла, неторопливо закинула ногу на ногу и, вальяжно положив руки на подлокотники, объявила: — Главная задача главы любой семьи — следить за благополучием, собственно, семьи — то есть, её членов. Другими словами, — Мияко опасно прищурилась, — ваша, как вы говорите, "личная" жизнь напрямую касается меня, до тех пор пока вы являетесь членом моей семьи. Хотите вы этого или нет.        Заключив так свою короткую речь, Мияко окинула Такечи царственным взглядом с ног до головы. Тот выслушал её всё с тем же непроницаемым выражением на лице... и вдруг улыбнулся, точно ему на ум пришла какая-то очень забавная мысль. Пару секунд он подождал, не скажет ли собеседница что-то ещё, — и вдруг медленно двинулся в её направлении. Ощутив изменения в его настроении, остальные невольно затаили дыхание. Лаэрт заметно напрягся, и Кларе подумалось, что сейчас он напоминает цепного пса, по первому сигналу готового броситься в атаку на врага ради защиты хозяина. Кстати о цепных псах: ловивший каждое слово в диалоге госпожи и её зятя, теперь Хитклиф отложил судоку на столик с вазой и, упёршись ладонью в сиденье, также приготовился при необходимости прийти Мияко на выручку.        Все ждали.        Когда Такечи приблизился к ней, Мияко с вопросительным видом подняла к нему лицо. А Такечи, улыбнувшись самой приторной из своих улыбок, положил ладонь на спинку кресла возле её головы и, склонившись к ней, елейным тоном поинтересовался:       — Раз вы сами прекрасно понимаете свои обязанности как главы, почему же продолжаете лгать, что вызвали полицию? Уверены, что вас хоть сколько-нибудь беспокоит состояние ваших, так сказать, подопечных? Или же, — его пальцы сжались на кресле, так что обивка скрипнула под его ногтями, а в тон проскользнул угрожающий холод, — вы хотите смерти всех присутствующих здесь? Хотите принести в жертву какому-то вашему ритуалу всех, за кого отвечаете, потому что считаете их своей собственностью? Или, — он склонился ближе, — просто сами всех и убили?        Едва он сказал это, в гостиной повисла звенящая тишина. Разумеется, он не был первым, кому пришли на ум подобные мысли, — многие, хорошо зная главу семьи Мизунохара, подозревали её в причастности к случившемуся и не слишком-то верили в то, что она действительно вызвала помощь, — но из всех людей Сакуя Такечи оказался единственным, кто не побоялся эти подозрения озвучить. И теперь те, кто придерживал их при себе молча, в волнении наблюдали за развитием событий, пытаясь предугадать реакцию обвиняемой, не рискуя подать голос раньше её. Станет ли она оправдываться? Или, может, самоуверенность Такечи приведёт их к гибели?        Сама Мияко лишь молча смотрела на него в ответ, задрав голову и не меняя выражения лица.        Клара ощутила, как внутри неё зарождается гадкое чувство.        Пауза затягивалась. Уверенный в своей скорой победе, Такечи начинал терять терпение. Долгая, тягучая неподвижность — и вот его рука медленно потянулась к вороту Мияко...       — Нет, дядя Такечи, это уже решительно перебор! — наконец, не выдержал Лаэрт — и в мгновение ока оказался рядом с креслом, заглядывая Такечи в лицо с противоположной его стороны. Однако именно в этот момент...       — Всё в порядке, — абсолютно спокойно произнесла Мияко, жестом останавливая сына, а также Хитклифа, уже поднявшегося со своего стула у двери и успевшего дошагать до места, где изначально находился Такечи. В ответ на полный сомнения взгляд Лаэрта она, смотря на одного лишь Такечи, приподняла краешек губ в ухмылке и заверила: — Мне есть что ответить Такечи-сану, так что в помощи я не нуждаюсь.        И замолкла, ожидая. Лаэрт, всё ещё не до конца убеждённый, всё-таки кивнул и послушно отступил на пару шагов назад, не сводя опасливого взгляда с Такечи; Хитклиф также остановился возле Сида, в волнении наблюдающего за отцом. Сам же "собеседник" Мияко...        Находясь под наблюдением десятка пар глаз, Такечи сейчас видел только одну — ту, что была прямо напротив. И эти самые глаза, эти самодовольные тёмные глаза сейчас смеялись. Точно бы он, так уверенный в своей победе, попался в самую детскую из возможных ловушек. Такечи не сдержал досадливого цоканья.        И всё же так просто сдаваться он был не намерен.       — Хотите сказать, что вас, женщину, которая свела своего мужа в могилу и продолжает тянуть кровь из остальных родственников, действительно заботит чьё-то благополучие, кроме своего? — саркастически поинтересовался он, по-прежнему горой нависая над ней.        Мияко с усмешкой прикрыла глаза.       — "Свела мужа в могилу"... так вот что вам до сих пор покоя не даёт, Такечи-сан, — негромко произнесла она, качая головой. Затем она взглянула прямо на Такечи, чьё лицо всего на секунду перекосилось от отвращения, и невозмутимо поинтересовалась: — Допустим, вы и правда не хотите верить в вину духов и желаете найти преступника-человека; я даже готова допустить мысль, что идея запачкать руки мне почему-то резко перестала быть отвратительной. Тогда, Такечи-сан, — она подалась вперёд, приближая своё лицо к нему, — скажите-ка мне вот что: какой, по-вашему, у меня мотив убивать именно этих людей? Уважаемая гостья-писательница, с которой сотрудничает моё издательство, моя милая племянница и моя несчастная сестра — как и, главное, почему я их "убила"?        Задав этот вопрос, Мияко склонила голову набок и выжидающе уставилась на Такечи. Тот оскалился.       — А я должен объяснять что-то сумасшедшей суке, которая думает, что мир вертится вокруг неё? — прошипел он. Мияко оставалась невозмутимой, и Такечи постепенно начинал терять терпение.        С нескольких сторон послышались робкие комментарии, пытающиеся воззвать к его здравому смыслу. Даже Сиду, как заметила Клара, стало уже неуютно от упорства отца — хотя кулаки, сжавшиеся при упоминании Джессики, говорили о его боли лучше всяких слов. Однако ничего из этого Такечи не замечал — перед собой он видел лишь цель. Врага, которого надо сокрушить.        Наконец, Мияко тяжело вздохнула. Одарив зятя скучающим взглядом, она откинулась на спинку кресла и поинтересовалась:       — Хамство — это всё, что вы можете мне предъявить, Такечи-сан? Признаться, я несколько разочарована — я-то надеялась на некую конструктивную дискуссию... А вы всё продолжаете позорить и себя, и меня перед родными и, главное, перед посторонними, — она покачала головой — и вдруг, взглянув на него с выражением величайшей невинности, резко перевела тему: — Вот вы, Такечи-сан, продолжаете с неизменной нежностью вспоминать Горо-сана, моего почившего супруга... — Такечи вздрогнул, и Мияко прикрыла глаза. — Признаю, у нас с ним были не самые нежные отношения. Однако, при всём моём неуважении к нему, у Горо-сана было неоспоримое достоинство: он, — она медленно подняла веки и одарила Такечи полным неприкрытого презрения взглядом, — никогда не позволял себе выносить весь этот мусор на суд посторонних.        Рот Такечи искривился в издевательской ухмылке.       — О-о, Мияко-сан, это вы просто ещё не слышали, как Горо-сан поливал вас грязью душевными пятничными вечерами в приватной комнате бара в компании друзей, — протянул он — протянул в какой-то беспомощной попытке вновь взять верх в этом диалоге.        Мияко на это лишь откровенно злорадно посмеялась.       — Сомневаюсь, что я бы узнала там о себе что-то новое в сравнении с тем, что он говорил мне в лицо на супружеском ложе — здесь, пожалуй, он даже был красноречивее! — заявила она — и вдруг, точно поражённая внезапной мыслью, невинно полюбопытствовала: — Или же... неужели, Такечи-сан, эти грязные разговоры обо мне всегда были для него частью любовных игрищ? В приватной-то комнате бара, как вы говорите! — насмешливо заключила она.        Услышав это, Такечи буквально побелел от гнева, и его пальцы настолько сильно сжались на спинке кресла, что, казалось, он вот-вот вырвет кусок обивки. Впрочем, не только его взбесил этот комментарий Мияко: от подобных слов о собственном отце Сид мигом вскипел и, дёрнувшись в их сторону (к счастью, его вовремя остановил оказавшийся на пути Хитклиф), воскликнул:       — Да ты совсем охренела, ебанутая сука?!       — М-мама, это и п-правда был п-перебор же... — также вмешался Лев, уже некоторое время слушавший их с выражением муки на лице. Отбросив книгу на журнальный столик, он быстро поднялся с дивана и, вцепившись в свой галстук и весь раскрасневшись, бросил взволнованный взгляд на Лаэрта — на бледного Лаэрта, стоящего, убрав руки в карманы брюк и с непроницаемым лицом смотрящего на мать.        Пальцы Клары сжались на ткани юбки. Гадкое чувство внутри нарастало.        Мияко же, ничуть не смущённая, окинула окружающих ленивым взглядом. Узрев реакцию своих детей, она не обделила вниманием и посторонних людей: равнодушную, наблюдающую искоса за их потасовкой Элизабет Лавенцу; низко опустившую голову Корделию; смущённого, старающегося не смотреть на них Каина; хмурящую брови, но также не смотрящую на них Мери; сконфуженного Сохея, сцепившего руки перед грудью в практически молитвенном жесте и не сводящего с них глаз; наблюдающую издалека с явным неодобрением Памелу. Словно бы насладившись всей этой реакцией аудитории и наполнившись от неё энергией, Мияко пожала плечами и просто продолжала, будто ничего не случилось:       — Кажется, я слегка отвлеклась от темы? Ах да, мы вроде как начали с того, был ли у меня мотив убить этих людей. Вы, Такечи-сан, — она устроилась в кресле поудобнее, переложив левую ногу на правую, — представили один аргумент: что я "сумасшедшая сука", кажется? Если вам сказать больше нечего, — она бросила быстрый взгляд на его лицо с ходящей туда-сюда челюстью, по-прежнему белое от гнева, — тогда слово возьму я. И, раз уж вы так настаиваете на виновности человека, а не духов, я скажу, какой человек в этом доме был больше всего заинтересован в этих убийствах.        С этими словами она подняла выжидающий взгляд на Такечи, словно не желая продолжать без его просьбы. И он, сколь бы сильно его ни переполнял гнев, не смог противиться этому немому приказанию — и, едва разжимая зубы, проскрежетал:       — И кто же, о великая госпожа Глава?..        Рот Мияко растянулся в самодовольной улыбке — а в следующий миг, прежде чем кто-то успел что-то понять, она резко схватила его за галстук и, притянув его лицо практически вплотную к своему, без тени эмоций, ровным тоном объявила:       — Похотливая свинья, чей бизнес катится к чёртовой матери, которая так и не смогла смириться, что его забитая жена до самого конца осталась в первую очередь собственностью своей старшей сестры, а не его, и которой очень бы не помешало наследство от этой самой жалкой жены для выплаты кучи долгов. Догадаешься, кто это может быть, или попросить Лаэрта доступно объяснить, чтобы понял даже ты?        После этой её отповеди в гостиной повисла тяжёлая тишина. Казалось, все даже перестали дышать, настолько сильно их потрясла эта прямота, эта резкость и откровенность в словах Мияко, всегда выбирающей изящные и обтекаемые формулировки. Именно в этот момент стало очевидно: она действительно презирает человека перед собой.        На Такечи сейчас было больно смотреть. На него точно вылили ведро ледяной воды, настолько поражённый и растерянный он сейчас стоял. Ни кровинки не осталось в его мужественном лице, глаза почернели и как будто запали внутрь глазниц, губы и подбородок слегка подрагивали от сдерживаемых эмоций... Наконец, он скривился и, оттолкнув руку Мияко, резко выпрямился.       — Тварь... — в бессилии прорычал он, глядя на неё сверху вниз.        С демонстративной брезгливостью вытерев о подлокотник кресла руку, которой она касалась его галстука, Мияко тонко улыбнулась.       — Я просто показала вам, Такечи-сан, что у вас тоже был мотив убить вашу супругу, прикрывшись проклятием, только и всего. Тем более, — продолжала она, в ответ на его гневный взгляд прикрывая глаза, — у вас и возможностей было больше всего. В конце концов, именно вы живёте с Цудзурой в одной комнате.        Кулаки Такечи несколько раз сжались и разжались. Пару секунд он с непроницаемым лицом смотрел на Мияко — а затем вновь подался вперёд...        ...и тут же на его пути, раскинув руки в стороны, вырос Лаэрт.       — Достаточно, дядя. Ни вам, ни маме этот диалог больше ничего не принесёт, — твёрдо объявил он.        Наблюдая за ним со стороны, Клара сглотнула: то, как Такечи хмуро смотрел ему в лицо, в то время как Мияко скользила ленивым взглядом по его спине, создавало впечатление, что Лаэрт буквально выскочил между двух огней... или между Сциллой и Харибдой. И оба монстра при малейшем неосторожном шаге сожрут его и не подавятся.        К счастью, Такечи, похоже, в ходе "битвы" растратил весь свой пыл. Отойдя на пару шагов назад, он развёл руки в примирительном жесте и с обычной нахальной улыбкой заметил:       — Да ладно тебе, Лаэрт-кун. Дал бы нам подольше, гм, побеседовать — может, уже сегодня стал бы новым главой семьи...        Лаэрт в ответ не улыбнулся.       — Ничего, я не тороплюсь, — сухо отозвался он.        Такечи окинул его взглядом, полным самой унизительной жалости, но ничего не сказал. Неторопливо развернувшись к основной "аудитории", он посмотрел в лица всем, кому смог. Оказавшаяся в их числе Клара едва не поёжилась и позавидовала Мери и Сохею, которых этот взгляд лишь мазнул по макушке. Лев, так и не севший, встретил его гораздо отважнее — ответной прохладой; эта реакция заставила Такечи сухо хмыкнуть.        А уже в следующий миг он пожал плечами и со своей обычной невозмутимой улыбкой произнёс:       — Кажется, мне тут не очень-то рады. Пожалуй, всем будет лучше, если я удалюсь. Шидо, — он повернулся к растерянному сыну, — не составишь ли мне компанию? Поодиночке ходить всё-таки довольно опасно, а у двух взрослых, физически развитых мужчин есть неплохие шансы выжить, — пояснил он, вновь оборачиваясь к остальным.        Пару секунд он подождал, точно давая им возможность переубедить его, указав на рискованность затеи. Однако, хоть все всё и понимали, никто не дерзнул выступить, опасливо косясь на Мияко, неподвижную и, как сытый удав, спокойную. Такечи удовлетворённо улыбнулся и кивнул.       — Вижу, никто не возражает. Тогда, с вашего позволения...        Он приподнял невидимую шляпу и слегка поклонился. Молчание было ему ответом. Такечи выпрямился и вновь подёрнул плечами. Его взгляд, пройдя мимо напряжённо смотрящего на него Лаэрта, скользнул к молчаливо наблюдающей Мияко. Уголки его губ приподнялись чуть выше.       — Благодарю за премилую беседу, госпожа Глава. Надеюсь, вы рады избавиться от "опасного убийцы", прикончившего собственную жену ради наследства?        Мияко прикрыла глаза.       — Для кого-то, собравшегося уйти, хлопнув дверью, вы уж больно много рассуждаете, Такечи-сан, — с расслабленной усмешкой прокомментировала она.        Такечи усмехнулся в ответ.       — Привычка оставлять последнее слово за собой, не более, — отозвался он — и уже развернулся на каблуках, на ходу делая Сиду знак следовать за ним, как вдруг...       — И всё-таки идти против этой женщины — то ещё безумие. Надеюсь, вы готовы к последствиям, Такечи-сан.        Услышав это, Такечи резко остановился и изумлённо воззрился на говорившего. Впрочем, он был далеко не единственным, кого поразило это выступление, — нет, скорее, в этой комнате разве что Корделия и Элизабет не обратили особенного внимания на "предупреждение" со стороны этого человека.        Ибо тем, кто сказал те слова, был не кто иной, как Сохей.        Но не столько в самих словах было дело. Нет, сейчас, глядя на Ямазаки Сохея, все буквально не узнавали его: ещё минуту назад сидевший с обычной глуповато-приторной улыбкой, смущённо согнувшись, теперь он буквально излучал... уверенность? Его спина была непривычно ровная, отчего впервые за всё время знакомства с ним Клара осознала, что он, вообще-то, довольно высокий, непрочно сцепленные ладони покоились на коленях, глаза спокойно прикрыты, а на губах играла... ухмылка? Нечто, совершенно не похожее на его обычное выражение. Да и насмешливо-расслабленный тон, которым он сказал эту странную, так не подходящую ему фразу... Подобные метаморфозы не могли не поражать.        И не вызвать у Клары смутных, пока ещё неясных ассоциаций.        После долгого сосредоточенного изучения его лица сидящая ближе всех к нему Мери, наконец, отважилась осторожно спросить:       — О чём вы, Ямазаки-сан?        Сохей медленно поднял веки — а затем моргнул, и вся его странная аура рассеялась, как дым: губы вновь растянулись в дурацкую улыбочку, а спина раболепно согнулась, когда он со смущённым смешком ответил:       — О, я разве сказал что-то странное?        И, похихикав, покрутил указательные пальцы обеих рук вокруг друг друга.        После этого ещё несколько секунд остальные глядели на него с подозрением, не в силах выкинуть из головы его непривычного поведения. Наконец, громкое хмыканье Такечи вернуло всех в реальность — а уже в следующий миг он, язвительно заявив: "Я это учту, спасибо", — обошёл Хитклифа и направился на выход. Сид, чуть поколебавшись, последовал за ним. Давно вставшая со своего стула у двери Памела их не остановила, наоборот, отошла с дороги, когда они оказались рядом. Впрочем, Клара успела заметить, с каким сожалением она смотрела в спину уходящего Сида.        Когда дверь за отцом и сыном захлопнулась, в гостиной наступила давящая тишина. Тяжёлое чувство Клары в ней не только не утихло, но и заныло лишь сильнее. "Как будто... это ещё далеко не конец..." — подумала она, сцепляя ладони в замок и низко опуская голову.        Однако пока их ждала короткая передышка.