Made from the Heartache

He lives in darkness

There is no progress

He knows the demons

That lie within him

He has no vision

He has no sight

He hates perfection

It wasn't right

© Five Finger Death Punch — Question Everything

             Красочные, пасторальные картинки прошлого сменялись одна за другой в сознании, пронизывая его ярким светом спокойствия. Тишина влажных лесов и пустых полей также умиротворяла и будто освобождала от оков какофонии в голове. Одурманивающие запахи пёстрых цветов, свежей травы, кудрявых высоких деревьев пробирались в ноздри и, дарив ощущение безмятежности, расслабляли мышцы. Однако, чувствуя всё это, он видел перед собой не красоту природы, а своих товарищей…       Сначала Саша, сидя на траве, поедала найденную картошку, но тут же её спрятала, заметив его… Затем Криста, уже рядом с местом военной подготовки, мило махала рукой и благодарила за помощь в чём-то… Вот он уже с ней и Имир, шагая по лесу, тащил брёвна, не позволяя девочкам делать тяжёлую работу… Потом в ушах послышался лишь шум листвы и прибора для передвижения, и он уже неожиданно летел на УПМ, обгоняя целеустремленного друга Эрена… На секунду он увидел его разозлившуюся физиономию, но тут же оказался за спиной Микасы, которую, казалось, невозможно обогнать…       Но затем появилась и она... Среди всей этой тишины буколических лесов, среди ароматов даров флоры, среди всех товарищей, резко куда-то испарившихся, возникнула та, чей лик вызывал танец бабочек в животе… А её милая улыбка дарила настоящее счастье…       — Ты же никогда не бросишь меня?.. — с мягким тоном голоса спросила брюнетка.       «Я?.. Брошу?..       Брошу. Всех».       Райнер резко распахнул глаза от пронзившего всё тело ужаса. Сердце забилось громко, бешено, сумасшедше. Холодный пот катился по спине, а голова пульсировала и тяжело лежала на чём-то мягком, словно проваливаясь в перины. Жара окутала тело, в ушах звенело, было трудно дышать — ком встал в горле. Перед глазами застыла темнота, зрение еле-еле возвращалось, благодаря чему становилось видно очертание предметов в комнате и приходило осознание того, что он не в сладком сне. Райнер будто выбрался из вакуума комфортного сосуда, который случайно резко разбился о стеклянный пол и оглушил своим треском, заставив очутиться в… привычном мраке.       — Хей, тебе какой-то кошмар приснился?.. — послышался хоть и растерянный, но милый голос.       Сердце снова подпрыгнуло, неясный испуг и мелкая надежда увидеть её закружили голову. Райнер резко повернулся к источнику голоса, чьи руки так нежно провели по телу…       Надежда разбилась, лишь успев выскользнуть на секунду, и так же звонко треснула, как и невидимый сосуд, из которого он случайно вылез. Райнер увидел перед собой брюнетку, лишь немного похожую на ту самую… Но это была не она. А лишь очередная шлюха, которую он снял в баре на ночь, как обычно и бывало. Разочарование в смеси со всё ещё не прошедшим ужасом заставляло сердце скулить и тело сжиматься.       Взгляд Райнера невольно вернулся к потолку, и тогда он снова услышал уже раздражающий и противный голос:       — Хей, что с тобой?..       Браун хотел ответить, но ком всё ещё стоял в горле, поэтому он лишь сердито вздохнул и резко сел на кровать. Но это оказалось ошибкой… Голова закружилась и загудела с новой силой, перед глазами снова появились мушки, а в ушах пронёсся мерзкий шум. Райнер скривился от всех ощущений, смял простынь пальцами и скрипнул зубами.       Перепугавшаяся не на шутку девушка приподнялась на постели и заботливо провела по широкой и сильной спине красавца, надеясь помочь этим…       Но это только ещё больше разозлило Брауна, который всё-таки смог сквозь зубы процедить:       — Уходи.       Девушка недоумевающе проскулила, но, решив не тревожить, просто спросила с надеждой в голосе:       — Ты позвонишь?..       Райнер тяжело вздохнул. Кажется, незнакомка подумала, что задавать этот вопрос было ошибкой… Ведь она только ещё больше взбесила и так страдающего мужчину.       Браун еле-еле смог вымолвить, всё ещё слыша своё громкое сердцебиение:       — Если только ты уйдёшь прямо сейчас, — он, поняв, что слишком груб, тихо добавил, пытаясь утихомирить свой пыл, ведь злился он больше на себя, нежели на неё (хотя та тоже немного раздражала): — Пожалуйста, черт возьми.       Расстроенно вздохнув, девушка наконец начала собираться. Грусть засела не только в её голове, но и самого Райнера. Однако не от прощания с той, которую он даже не знал, как зовут… А из-за того, что это была очередная ночь, когда сознание заставило вспомнить её…       Китти.       Райнер никогда не сможет забыть её лисьи глаза, каждый из который имел свой оттенок: один — серо-зелёный, другой — карий. До того момента, пока Браун не встретил Китти, он даже и не знал, что такое гетерохромия. А даже если и видел таких людей, то считал это чем-то странным. Но после Китти, Райнер уже воспринимал это как самую необычную, яркую особенность человека, которая запоминается навсегда. Ведь это удивительное различие двух глаз на одном лице врезалось в память и сердце Брауна навсегда…       Руки до сих пор помнили, как приятно было зарываться в гладкие, чёрные, прямые волосы, которые постоянно мешали Китти при сражении, и она сто раз грозилась их отстричь, но Райнер всегда был против, ведь ему так нравились эти густые локоны… Интересно, она всё же их отстригла?..       И ещё одна уникальность, которую Китти добавляла себе сама, чертовски впечатляя этим Райнера, — это вишнёвая помада, всегда впоследствии съеденная с губ самим мужчиной. Тогда для него это было необыкновенностью — бордовый цвет губ, так манящий, как быка красной тряпкой, и притягивающий и губы, и взгляд. До Китти Браун такого не видывал.       Сейчас, конечно, он уже часто замечал, что многие женщины пользуются таким оттенком помад… Но тогда… Тогда Райнер впервые для себя открыл красоту женщины. Да и тёплое отношение женщины к себе в принципе…       До Китти он никогда не видел влюблённость в глазах смотрящего. Вечно были то ненависть, то презрение или же просто — равнодушие. Максимум, кто смотрел на Райнера по-доброму до неё, — это был Марсель, к огромному, сожалению, больше не существовавший в этом бренном мире, и за это Райнер до сих пор корит себя… как и за то, что потерял из своей жизни ту, которая всегда восхваляла его, искренне заботилась, поддерживала, да и просто-напросто… любила. Пускай местами скверный характер Китти и раздражал, но она никогда не проронила в сторону Райнера плохого слова… За исключением того случая, когда он раскрыл себя.       И в тот момент это было вполне обосновано. Райнер это знал и не винил её ни в чем. Винил только себя за то, что заставил довериться себе…       Так хотелось вернуться назад, всё исправить, не привязывать Китти, эту прекрасную Китти, к себе… Ведь до сих пор перед взором были её глаза, застланные слезами, выражающие сначала недопонимание, а затем в секунду все самые негативные человеческие чувства: горечь, разочарование, обиду и ярость…       Больно было даже вспоминать о том, как он нанёс удар по сердцу той, которую и сам любил… Поэтому и обманывал. Не мог отвязаться сам от красотки, которая заставила воскреснуть давно мёртвых бабочек в животе. А затем Райнер сам же их и загубил снова… но не только у себя, но и у неё — и последнее было самым паршивым и стыдливым.       Насколько же теперь жизнь казалась тусклой, пропахнувшей гнилью без Китти, да и без людей, которых какого-то чёрта зовут дьяволами, хотя они такими никогда не являлись. Они же были верными друзьями, всегда готовыми поддержать, помочь, а не теми, как их прозвали власти Марли!       Но теперь какие-либо доказательства об этом в памяти Райнера были ничтожны, никому не нужны, ведь его страна давно победила Парадиз.       Этот была ещё одна печальная новость, расширяющая пустоту в сердце, которая нагнетала Райнера. Ну не должно было быть так! Не должно! Жители Парадиза не заслуживали гнёта Марлиийской, вернее даже сказать, нацисткой системы, которую они получили!       Однако уже ничего не исправить. Эрен не являлся носителем прародителя, миссия оказалась напрасной. Кто или что нужен был, чтобы положить конец этому беспределу, было неясно. Только другие страны мира видели противоречия всей истории, которую придумало Марли, но власти той закрывали глаза на любые контраргументы и лишь качали головой.       Так что то, что Райнер истерзал в клочья когтями Марлийской системы сердца кучи невинных душ Парадиза, заставив кровоточить, было зря…       Вина перед бывшими товарищами, любимой и Парадизом в целом до сих пор терзала его и рвала на куски. Казалось бы, Райнер сейчас в очередной раз полезет в шкаф, будет искать верёвку, затем и мыло в ванной, поставит стул, натянет петлю на шею и облегчит свои страдания… Но он снова услышал в своей голове это…       Да когда же ты перестанешь заниматься самобичеванием, чёртова тряпка! Где твой патриотизм, которому тебя учили с раннего детства? Что ты, чëрт возьми, убиваешься по этим демонам, и особенно я не могу понять твоего горя по этой грëбаной шлюхе! Кто она вообще, чтобы ты по ней тосковал? В Марли таких херова туча! Плевать, что ты сотворил с ней, она всего-навсего чëртова демоница, и ей суждено страдать! Иди работай и отдавай долг Родине, размазня сопливая!       Эти слова в голове отрезвили Райнера, раздражение вдруг взяло вверх, проникая в вены и разгоняя забушевавшую кровь. Черты лица тут же сменились, стали грубее: глаза сузились, зубы сжались, но не от злости; ноздри раздулись, вдыхая непонятно откуда взявшийся аромат чего-то железного, будто находя успокоение в том. Образы той самой демоницы и остальных демонов тут же пропали перед собой, словно он стряхнул надоедливое бельмо в глазу.       Точно. Что ж он убивается по ерунде? Пора отдавать дань Родине — тому месту, которое воспитало его, кормило, поило! Он что, имеет наглости ещё сомневаться в правильности действий своего правительства?! Кретин! — так бы он и назвал себя, а точнее, ту самую глупую и надоедливую сущность, что имела каплю совести.       Встав с кровати, Райнер понял, что голова до сих пор трещала вовсе не от кошмара (который действительно стоило бы назвать кошмаром, а не воспоминанием о добрых временах, которые он загубил), а от количества выпитого алкоголя за вчерашний день.       Но чем ещё было спасаться после тяжёлой войны и навязчивых мыслей о бессмысленности своего бытия?..       Нет, жизнь Райнера была вовсе не бессмысленна. Он являлся главнокомандующим, руководил новыми солдатами, разбирался в военной структуре, пытался вместе со всеми улучшить национальную безопасность страны, внедряя ультрасовременные технологии или хотя бы одобряя разработку других. Райнер добился высот и не просто так: он сделал многое для страны и заслужил уважения.       Поэтому нужно идти на работу, чтобы ещё лучше совершенствовать армию Марли, ведь в любой момент может взбушеваться если не Парадиз, то любая другая страна, которая не понимает поистине величайшее государство планеты.       Собираясь, Райнер стоял около зеркала и, застёгивая рубашку, смотрел на себя: хорош. Ясно, почему девушки не отлипали от него в клубах. Широкие плечи, рельефный торс, накаченная грудь, идеальные черты лица, проникновенный взгляд, хорошо подстриженная эспаньолка — всё это завлекало их помимо того, что он — уважаемый главнокомандующий войсками (а об этом знали все, кто хоть иногда включал телевизор). Райнер знал, что был безумно шикарен… Нет, не то прилагательное... Божественен. И это ведь Райнер не сам додумал… А Китти назвала его так первой. Ещё давно. Конечно, ему впоследствии часто это говорили, но до её появления он даже и не задумывался о «божественности» своей внешности… Но сейчас… Сейчас он и так знал это.       А как же ему шла военная форма! Жаль, что Китти, возможно, уже не живая, не увидит его таким. Так бы ещё сильнее восклицала о божественности… А он до конца и не верил бы.       Хватит о ней вспоминать!       «Да, точно, хватит. Нужно думать только о работе и забыть уже о страшном сне», — уверял себя Райнер…       …Так и не поняв, что главный ужас Райнера был в том, что двигало им…

***

      День на работе прошёл как обычно. А вечер заканчивался в баре, тоже как и всегда. Потому что эти тусовки и были единственным спасением от отвратительных мыслей… Забываться в алкоголе стало привычкой для Райнера… да и для всех воинов Марли, которые сейчас находились рядом с ним.       Все старались не поднимать тему отчуждённости от мира, вселенской печали, что, порой, накатывала на них одинокими вечерами, из-за чего и хотелось коротать их вместе за фальшивыми смешками над глупыми шутками (чаще всего Порко над Райнером), неинтересным обсуждением работы и каких-то ответвлённых, не касающихся политики тем. Как-то становилось не то чтобы легче, но хотя бы не так тяжело…       Однако почему-то именно сегодня Порко не смог долго посмеиваться над Райнером, его гложило что-то другое — то, чем он так хотел поделиться, но знал, что это не лучшая тема для обсуждения. Галлиард тихо и молчаливо сидел, откинувшись на стуле, бегал глазами по бару, но не в поисках девушки на ночь, а заметавшись в своих мыслях. И Райнер, заметив это, несмотря на ту неприязнь, которая всегда лилась от Порко к нему, решил поинтересоваться:       — Галлиард, что с тобой?       Они все всегда обращались друг к другу по фамилии, сначала — для того, чтобы продемонстрировать панибратское отношение друг к другу, затем — в знак уважения, а уже теперь — по привычке.       — Да ничего, — задумчиво кинул он и отпил пиво из стакана.       — Покко! Ну расскажи! Мы же видим, что с тобой что-то не так! — по-дружески толкнув в бок, мило попросила Пик — кажется, единственная, кто обращалась к нему по имени.       — Я же просил, чëрт возьми, не называй меня так… — хмурясь, закатил глаза Порко.       Однако, именно то, что объяснение печали потребовала любимая подруга, все-таки заставило его расколоться. Поэтому, отпив ещё пива, Галлиард шумно поставил стакан на стол и заговорил:       — Вы, наверное, слышали новость о том, что сейчас вовсю продолжают строить церкви и прославлять эту… религию...       — Да, очередная пропаганда в наши уши, или просто сектанты какие-то… — скривив губы, возмутился Бертольд, но тут же почувствовал под столом, как Энни толкнула его ногой, и, подняв взор, увидел, как она со взглядом, полным просьбы об осторожности, смотрела на него.       — Гувер, ну ты как всегда найдешь повод, чтобы подушнить… — цыкнул Галлиард, хмурившись. — Я сам, конечно, не могу и не хочу утверждать, что есть всё-таки такого рода всевышние силы, типа Бог и всё такое, но… А что если факт того, что вот эту чухню, как многие думают, которую заливали нам, что якобы есть прородительница Имир, мы провинились перед народом, это реально бред? Что если путей все-таки не существовало и за всем этим, что творится в мире, стоит реально Бог?       — Слушай, ну тут и я подушню, — скептически усмехнулась Энни. — Ты всерьёз думаешь, что за целым миром стоит один дядька с бородой?       — Ну почему один… — задумчиво изрёк Порко, смотря куда-то в сторону. — Вроде у него есть куча его помощников — ангелы там, всё такое… Ещё Ад с реальными демонами есть, как противовес Раю, где так-то восседает Бог с ангелами…       Энни усмехнулась:       — Галлиард, я не пойму, ты что, в секту эту попал и пытаешься нас затащить, или что?       — Вообще, эта дележка на добро и зло, как по мне, сказочна и давно должна была кануть в лету, — возмутился Бертольд.       — Адекватные люди знают, что все демоны на Парадизе, — стальным голосом добавил Райнер.       — Райнер, опять ты за своё… — закатил глаза Бертольд — единственный, кто обращал внимание на странное поведение друга.       — Покко, так ты что, оказался в секте?.. — взволнованно спросила Пик, пытаясь осознать всё, что сказал её друг.       — Да нет же, с чего вы взяли! — разозлился Галлиард и прожëг взглядом Райнера, язвительно добавив: — Особенно ты, Браун! Не тебе ли не знать, что на Парадизе живут ни черта не демоны, ведь ты так хорошо с ними общался! Особенно с этой… как её… Кэтрин! Или как ты там её звал? Китти? Как кошку плешивую, чëрт побери?       Райнер печально опустил взгляд и, казалось, начал трезветь, несмотря на глоток алкоголя. Особенно от упоминания Китти…       — Да какая уже разница… — взволнованно изрёк Бертольд, заметив изменение в лице друга.       — Да и вообще, — продолжал оправдываться Галлиард, раздражённо глядя уже на всех, — я просто предполагаю! Что уже, предположить нельзя?!       Такая рьяная попытка снять с себя подозрения лишь наводила на мысль, что Порко и вправду принимал за истину то, о чëм говорил — не зря так долго думал об этом, из-за чего не особо был включён в разговор коллег. Однако Райнер недоумевал, с чего вообще Галлиард начал верить во всякую ерунду, которую говорят по телевизору.       Может, ему просто нужна была вера во что-то после потери веры в себя, в других и во что-то хорошее?..       — Ну кто ж знает, что правда, а что нет, — пожала плечами Пик, пытаясь поддержать. — Никто из нас даже не может и предположить, что нас ждёт после смерти.       — Ладно, к чёрту! Забудьте! — сердито махнул рукой Порко и попытался быстро перевести тему. Взгляд случайно упал на Райнера, который не вызывал в Галлиарде ничего, кроме ирритации, и поэтому он и послужил поводом для обсуждения другого: — Браун, а ты вообще собираешься сбривать эту херню на лице или так и будешь отращивать, чтобы полностью заменить Зика? Или тебе просто нравится выглядеть старше, чем ты есть? Думаешь, тебе важности добавляет?       Райнер тяжело вздохнул и отпил пива, отведя взгляд. Он старался не отвечать на выпадки Порко, даже, скорее, уже привык к ним. Галлиарда можно понять… Ведь из-за Райнера и умер Марсель.       «Я заслужил такое отношение к себе…» — думал Райнер, снова погружаясь во всепоглощающее чувство вины.        Зато Пик всегда пыталась остановить Порко, ведь у неё не было причин так ненавидеть Брауна. Бертольд тоже как-то пытался защитить дорогого друга, который и натолкнул его на отношения с Энни. Той же было это безразлично, как и многое после окончания войны. По крайней мере, так думал Райнер.       Он знал, что все они сломлены, и все пытались найти спасение в этих разговорах ни о чем, в этом газированном алкогольном напитке, но у каждого всё равно проскальзывали мысли о грустном, как и у Райнера… Сегодня он почему-то не смог избавиться от печали даже после пары стаканов пива, поэтому домой впервые за долгое время отправился один.       Уныние, вина, фрустрация до сих пор сжирали Райнера изнутри, даже когда он лёг в кровать. Было трудно уснуть и, казалось, зря он не познакомился с очередной девушкой, как поступил Порко, под предлогом, что якобы не мог больше выносить общество Брауна. Тот же всё равно понимал, что разделяющая постель незнакомка не спасёт его от чувства одиночества и безнадёжности. Так Райнер и останется один, несмотря на наличие другого человека в доме.       Убивало и осознание того, что завтра он проведёт ещё один бесполезный, пустой день в четырёх стенах… Только за продуктами придётся выйти — готовить-то нечего.       Если, конечно, Райнер не решит покончить с собой раньше… Слишком всё казалось бессмысленным…