Сисëцу:«Новый источник»

Утро пронеслось незаметно. После разговора с Миямото меня ждали еще пару дел до встречи с мамой. Во-первых, нужно было заглянуть в морг и наконец-то решить, как поступить с телами. Женщину было принято похоронить как положено. Насколько я поняла по короткому рассказу Сабито, они с матерью приехали сюда в поисках лучшей жизни. В их деревне думают, что они переехали, и не станут искать. Здесь их никто не знает, кроме старика, который сдавал им комнату. «Грешно так думать, но все вышло до невозможного удобно. Хоть кто-то своей трагичной кончиной не осложнит мне жизнь.» Кими осталась без отца из-за войныи окончательно осиротела после вспышки лихорадки, которая унесла ее мать. Об этом мне рассказала Мари. «До чего же горькая судьба у малышки.» По поводу нее отдам распоряжение, как только посоветуюсь с Мари. Все-таки это её воспитанница. Взгляд упал на бездыханные тела отца и его охранников. В отличии от старшего Хары, мужчинам вспороли животы и естественно большинство внутренних органов мы так и не досчитались. «Любопытно» Если исходить из некоторого здравого смыла, то можно предположить, в каком порядке убили жертв. Туп женщины еще не успел окоченеть, следовательно ее убили последней. Оторваны конечности у нее, Кими и отца. Возможно, Мономой двигали те же мотивы, из-за которых он загнал нас глубже в город и пытал меня. Стража пострадала сильнее всех - должно быть, они первые жертвы, а отец умер где-то между ними. К сожалению, это всё лишь предположения, и правды я никогда не узнаю, да и что мне это даст? — Госпожа, вы бледны. Может, стоит передохнуть? — Окада пребывал со мной с самых первых минут нахождения в морге. Он стоял и молча наблюдал, готовясь в любой момент кинуться приводить меня в чувства. Я проигнорировала его вопрос и обратилась к человеку, которому поручила заниматься трупами. — Максимально подлатать по мере возможностей, — я указала на мужчин, — отправим их домой к семьям. В письме скажем, что медведь напал. Отправим им месячное жалование в качестве компенсации. На душе было тяжело. Кто-то остался без сына, брата, мужа, отца... Несмотря на то что я была ни в чем не виновата, глубоко внутри скребли кошки. Живот крутило одновременно и от нервов, и от недостатка пищи. Ничего, кроме стебелькового чая, ко мне в рот так и не попало. — А что насчет... Хозяина? — танатокосметолог спросил это с такой интонацией, будто сомневался, точно ли Такаси лежит на его столе. И это было неудивительно. Лицо было жутко обезображено, и опознать в нем почившего губернатора теперь не представлялось возможным. Не очень-то он был похож на человека, который умер «тихо, в постели». — Тело обескровить так, чтобы ни одна капля не пропитала похоронные одеяния. После этого руки и ноги пришить на место. Чуть позже придет человек и принесет маску. Похороны проведем по христианским традициям. — Что?! — сотрудник морга и Окада тут же подскочили и принялись наперебой галдеть, — госпожа, вы не можете! Народ взбунтуется! Где ж где такое видано?! — МОЛЧАТЬ! — мой громкий голос эхом отразился от холодных стен, — мне все равно, что там подумает народ! Мой отец был христианином! И его похоронят так, как принято в его вере! Акустика придала моему голосу еще более грозный эффект. Я чуть-чуть отдышалась, подавляя приступы истерики. — Возражения? — от моего угрожающего тона и явной агрессии мужчинам стало не по себе, и они тут же притихли. Танатокосметолог всё продолжал странно поглядывать на тело моего отца. «Пахнет неудобными вопросами.» Мое лицо тут же исказила самая едкая улыбка из возможных. Я подошла к нему и невзначай притянула его за плечо к себе так, чтобы мои губы были у самого уха и заговорила так, чтобы слышал только он: — Люди, которые задаются неуместными вопросами, могут остаться без работы, а с их семьей происходят необъяснимые и страшные вещи, — я взглянула ему в глаза, чтобы убедиться, добилась ли я нужного эффекта, — смекаешь? Мужчина сглотнул и затрясся. — Сколько твоему сыну? Пять или семь? Ах, да... Ему же недавно девять исполнилось. Сможешь передать мальчику от меня поздравления? Как же неудобно, я ведь совсем не подготовила для него подарок... — мое лицо озарило наигранно растроенное и озабоченное выражение. Сотрудник морга побледнел еще сильнее и сейчас напоминал затравленного охотничьими псами зверька. Как же сильно он был напуган. — Давай так, — я фальшиво улыбнулась, — если сделаешь все в лучшем виде, то получишь двойной оклад, который сможешь потратить малышу на одежду игрушки или что вы там обычно детям покупаете? —пугающая гримаса застыла, на лице ничего не выражая, — Но если ты отнесешься к работе без должного усердия мне придется отправить к вам домой людей, которые приподнесут мальчику выбранный лично мной подарок. Мою завуалированную угрозу было невозможно понять неправильно. Деньги врядли бы заставили его молчать о столь неоднозначной кончине уважаемого губернатора, но страх прекрасно справится с этой задачей. Мужчина прекрасно осознавал всю опасность ситуации, так что ничего разжевывать не пришлось. — Б-благодарю за располсжение, госпожа, но прошу не утруждайтесь. — Все зависит от тебя, — мрачная улыбка не покидала моего лица, — учти, я всегда держу свое слово. Я ослабила занемевшие от напряжения пальцы и выпустила его плечо из хвата. Славно. Теперь осталось уповать на его благоразумие. Я оглянулась по сторонам и заметила в самом углу комнаты Окаду. Он, сразу просëк суть нашей беседы, мгновенно ретировался, как можно дальше от греха подальше. Врач знал меня, знал моего отца, знал о наших общих вредных привычках. Мужчина прекрасно понимал – самая большая опасность исходит от избытка знаний и по-этому всегда держался от Такаси и его секретов на расстоянии пяти метров. — Окада-сан, я ухожу, вы со мной? — Естественно, госпожа. Мы покинули холодное помещение ,оставляя танатокосметолога наедине с мертвецами. Оказавшись на воздух, я ощутила теплые полуденные лучи на лице. Я прикрыла глаза, греясь в свете солнца. «Мама должно быть проснулась. Эх, а так хотелось оттянуть этот момент подольше. Не представляю как она отреагирует. Заплачет или закричит? Или хуже... Опять впадет в депрессию» Будь моя воля, вечно бы держала ее в неведении. Заперла бы в снежном шарике с вечным Рождеством и кормила сладостями. Вдох. Выдох. На улице так хорошо пахнет. Середина весны. Тепло. Молодая зеленая травка, которая только пробилась сквозь землю. И легкий налет утренней росы. Почему-то сейчас этот момент ощущается по-другому. Единственное что его испортило это урчание живота и легкий спазм в ногах от вчерашней нагрузки. Но и про травмированую руку забывать не стоит, хотя у меня при всем желании не получилось бы. Я соврала, когда сказала Тэтсуе, что рука почти не болит. Она болит. Я бы сказала горит адским пламенем. Все утро я мысленно материла все и вся с чем хоть как-то взаимодействовала. Ощущение было такое будто я раненое животное на попечение у людей, которые эту травму мне оставили. Я понимаю, что никто не виноват в том что со мной произошло, но от этого осознания локоть пылать не перестал. «Нужно идти к маме» «А я не хочу» «Но нужно» Ноги сами несли меня к её комнате. «И как мне ей об этом рассказать? » «Как начать разговор? » «Хей, мам, доброе утро! Как спала? » «Хорошо? Знаешь, а кто-то уже уснул навсегда.» «Слабо догадаться с первой попытки? Давай! Это просто!» «Ладно, дам подсказку. У него тоже фамилия Хара.» Разве ситуация может быть настолько комичной и отвратительной одновременно? И вот я уже пятнадцать минут стою у двери, не решаясь зайти. Оперевшись лбом о дверь, я безысходно старалась привести мысли в порядок. Это точка невозврата. Прямо сейчас я разделю ее жизнь на "до" и "после". «Сейчас и мама уйдет. Она слишком мягкая.» «Она не справится... » — Мам? Мам, ты не спишь? Я поскреблась пальцами по двери. — Да, милая, входи. Сердце упало камнем. Я будто стою на вершине отвесной скалы. И как заложено в природе – стоя на краю, тебя тянет вниз. — Не стой столбом, заходи скорее. Я вошла спиной внутрь и прикрыла за собой дверь. Откладывать не имеет смысла. Лучшим раскладом будет, если она узнает "правильную" версию от меня. Я повернулась и встретилась с заспаными и, как всегда, нечитаемыми глазами. Асако улыбалась, пока я не обернулась. — Доброе утро. Как спала? – я выдавила из себя что-то на подобие улыбки. — Я-то хорошо, а что с тобой случилось? — Не обращай внимание. Подскользнулась на ровном месте. Асако нахмурилась. — В такие моменты я думаю:"зачем нам охрана?" Все равно толку никакого. Даже подхватить свою госпожу не могут в момент слабости. Нужно урезать этим бестолочам жалование. «Ну хоть казнить не велела. Уже прогресс» — Присаживайся — я послушно села напротив, а мама стала разливать свежую заварку по чашкам, — что сказал Окада? — Заживать будет точно больше недели. После этого локоть придется разрабатывать с помощью упражнений и массажей. Фантомные боли будут преследовать около месяца. Слава богу, вывихнула левую, так что могу спокойно продолжать работать. Но самое печальное это то, что придется в таком виде ехать в императорский дворец и... Женская рука дрогнула и горячая жидкость вышла за края чашки. — Что? Зачем тебе туда ехать? Я накрыла ее руку поверх чайника и надавила так, чтобы поставить его на стол. — Ты только не волнуйся сильно... Хорошо? Я взглянула на нее и сразу поняла, что она обо всем догадалась. Но слова повисли в воздухе, нуждаясь в том чтобы я озвучила это. — Отец умер. Асако так и замерла, как мраморная античная статуя. Спустя мгновение она медленно встала и я тут же запаниковала. «Черт. Черт! Она сейчас точно совершит какую-нибудь глупость на эмоциях! Как же я не подумала? Надо было заранее вынести все опасные предметы из комнаты! » Перед глазами так и встала картина: мама хватает вазу, разбивает ее и осколком режет себе вены. — Мам! Мама, прекрати! Все будет хорошо, я смо... — слова так и застыли в горле. Я не успела. Асако сидела рядом со мной и крепко, так чтобы не потревожить руку, прижала меня к груди. Я почувствовала, как на голову капает что-то влажное. — Бедная моя девочка... Что же теперь с тобой будет... Единственный раз, когда я видела ее слезы, был пятнадцать лет назад. За это время мы сильно с ней сблизились. Почему-то я чувствовала себя с ней в безопасности. После того, как отец стал лично меня учить,у меня появился запрет на публичные эмоции. Любое мое неосторожное слово, улыбку или гневный крик толпа могла интерпретировать по своему, а недоброжелатели использовать против меня. В дни, когда мне было совсем плохо, я приходила к ней и плакала. Плакала и плакала пока весь накопившиеся негатив не выйдет из меня. Мама просто обнимала меня и гладила по спине дрожащей от бессилия перед муками родной дочери рукой. В ее голове в такие моменты всегда крутилась одна и та же мысль:"это я обрекла моего ребенка и такие страдания". — Прости меня, Нэо. Прости, что я такая непутевая мать, — ее прерывистая речь сочилась бесконечной скорбью, — прости, что не смогла родить тебя мужчиной. Прости, что не смогла понести тебе брата. Теперь тебе придется все тащить в одиночку. До этого напряженная спина расслабилась. Она скорбит не по отцу, она скорбит по мне. На глазах навернулись слезы. — Мам?... — М-м... — Мне страшно. — Я знаю, милая. Мне тоже. Я сглотнула ком в горле и едва слышно прошептала: — Пожалуйста, не бросай меня. Матушкины спутались с моими волосами и сжались, как будто хотели сжать меня до крошечных размеров и спрятать за ворот, чтобы защитить мою уязвимость от посторонних глаз. Я не знаю сколько мы так просидели, но кажется достаточно долго, чтобы колени затекли. Слезы закончились и осталась лишь гулкая тишина в голове, а на фоне безостановочно крутились шестеренки. План дальнейших действий уже давно созрел на подкорке, осталось лишь обнажить его и начать подготавливать почву. — Мне нужна будет твоя помощь, — голос осип. Я мягко и со всей возможной деликатностью донесла, что от нее потребуется и какого результата я желаю добиться. Я осторожно отодвинулась от нее и уверенно, насколько мне позволяли мои взбухшие и замутненые зеньки, взглянула в её лицо, ожидая реакции на свою рисковую затею. На лице матери отразилось предельное множество эмоций. От недоумения до озадаченности, от озадаченности до сметения и раздражения. А затем она устало выдохнула и потерла висок, как от приступа мигрени. — Что-то мне подсказывает, что мы сглазим свое и без того бедственное положение. — Без тебя ничего не выйдет. — Когда это я сказала, что отказываюсь?

***

— То есть как? — А вот так, богатая госпожа. Мы не проходили проверку у ворот. У меня задергался глаз. — Всмысле не проходили? Это невозможно. У нас досматривают досконально все и всех. Даже каннабис протащить сложно, чего уж там говорить про двух взрослых мужиков без документов. Шибата – напарник Гото, смотрел на меня самодовольно, с вызовом. Его хитрые зеленые глаза так и светились то гордости за то что смог ввести меня в такое замешательство. — Мы просто перелетели через забор. — Через тот почти трёхметровый забор? — Все так! — он говорил, не переставая жевать, так что половина еды вываливалась на стол или ему на колени. Меня пепедернуло от омерзения. Ни манер, ни чувства такта. — Хара-сан, прошу вас не поднимайте шума по этому поводу. Вы же понимаете, что мы порядочные люди...— я и Гото одновременно посмотрели на Шибату, — в какой-то степени. Рослый мужчина возмутился: — Эй, чем я заслужил такое отношение? Я даже не украл ничего! На моем лице застыла вежливая улыбка. — А могли? Шибата всполошился, а Гото закрыл лицо руками, встряхнув черными с переливом волосами. — Что? Нет, вы не так все поняли! — Какой же стыд. Я подозвала к себе Чиэсу. — Дорогая моя, пересчитай все предметы роскоши в поместье. Как можно скорее, пока наши дорогие гости нас не покинули. — Да за кого вы меня принимаете?! Я бы не стал воровать у человека, который приютил нас на ночь! Мои слова прозвучали с легким нажимом и угрозой: — Я в этом не сомневаюсь. Просто мы давно не проводили перепись имущества. И сейчас, как мне кажется, идеальный момент это исправить. Не обвинила, но в известность поставила. Пусть знает, что в моем присутствии стоит подбирать слова. Не потерплю неуважение в моем доме. Желая переключиться на кого более приятного, я обратилась к притихшему мальчику. Было невооруженным глазом видно, что Сабито чувствовал себя не в своей тарелке. — Сабито-кун, тебе не понраву еда? — Нет, просто... — Госпожа, вы же нас не просто так чай пригласили попить, восхитившись нашей доблестью и отвагой? — Шибата бесцеремонно перебил мальчика. Уже который раз за это время, чем вызвал у меня новую волну раздражения. Уловив мое настроение Гото тут же пихнул товарища под ребра. — Не бойся просить меня или прислугу. Все нормально. Если хочешь чего-нибудь посытнее тебе доставят в комнату, — рука непроизвольно потянулась к его спине, чтобы погладить, но я вовремя подавила этот порыв. Какая же бескультурщина. Я даже полного имени его не знаю, а уже фамильярничаю, как не образованная хамка. Это все Сузе и мама виноваты! Приучили меня к этой бестолковой тактильности. И чем же я в таком случае лучше этого мужлана напротив? «Я бы и сейчас подала мясо, но из-за рвотных позывов при его виде пришлось отказаться от этой идеи. Еще не хватало чтобы меня вывернуло перед ними. Это окончательно испортит мой имидж» — Как бы мне не хотелось этого признавать, но Шибата-сан прав. Я преисполнена благодарностью и восхищением вашим подвигом. И по-этому... — я чуть смущенно прокашлялась, — пожалуйста, расскажите мне о вашей организации. Их повествование не заняло много времени. Я узнала: кто у них за главного, примерные порядки и правила, но один факт сильно изумил меня. — Даже поверить не могу, что организация абсолютно независимая. Откуда же у вас деньги на снаряжение и форму? Да на ту же зарплату? Охотники переглянулись и синхронно ответили: — Мы не знаем. «Теперь я еще сильнее убедилась, что стоит проверить сохранность вещей в доме» Сейчас, после того как я узнала все тонкости, у меня созрела мысль по поводу вознаграждения. — Могу ли я в будущем встретиться с вашим главой? Гото встрепинулся. — Зачем вам видеть господина? Я гордо вскинула подбородок и торжественно произнесла: — Я буду вашим спонсором, — откинула упавшие на лицо волосы и вкрадчиво продолжила, — вам наверняка не помешает щедрый покровитель с большим сердцем. Не трудно было догадаться, что под сердцем я подразумеваю кошелек. Шибата так весь и просиял. И мечтательно задумался. — Гото, слышь, как думаешь, мне дадут повышение если я приведу богатого благодетеля? — Ну во-первых, не ты, а мы. А во-вторых, — о виновато потупил взгляд, — Хара-сан, вам не обязательно так... — Всмысле не обязательно?! — Ой, да заткнись ты! На протяжении целого часа сидишь и позоришь меня! Госпожа точно думает что мы кучка негодяев! — он повернулся ко мне и сказал спокойнее,— Мы конечно можем поговорить с Ояката-самой. Уверен, он не откажет вам во встрече, но... Думаю, он предложил вам традиционное решение. — Традиционное? — Да. Обычно спасеные люди помещают на ворота герб глицинии, тем самым обозначая убежище для охотнико... — Исключено. Мужчины удивленно посмотрели на меня. — Не подумайте, я не имею ничего против того, чтобы позаботиться об охотниках, но и вы меня поймите. Я публичная личность и очень дорожу своей репутацией. Послушайте сами: какие-то подозрительные мужчины в единой форме с определенной периодичностью захаживают в мой дом. Если меня не обвинят в прелюбодиянии, то в связи с якудза. Второй момент, — я ткнула пальцем в грудь, показывая герб на груди, — этот камон даровал мне и моей семье сам император. Если я помещу посторонний герб на свои ворота, то это будет расцениваться, как неуважение к правящей семье. Думаю, не трудно догадаться чем это чревато. Охотники поникли переваривая мои слова. Первым голос подал Шибата: — Это имеет смысл. Гото подхватил: — Вам действительно следует встретиться с господином. Мы как раз собирались в дом Бабочки и могли бы передать ему письмо от вашего имени. — Да, такой расклад меня вполне устроит, —я посмотрела на мальчика, который благополучно доел все предложенные сладости, и сейчас меланхолично рассматривал павловнию, под которой мы сидели. Мысли его были далеко от сюда. — Благодарю за компанию, господа, но я хочу немного размять ноги, — я не без труда встала и осторожно позвала Сабито, вытягивая его из потока сознания. — Сабито-кун? — Да, госпожа? — Не хочешь прогуляться немного? Если тебя не затруднит конечно. — Ни в коем случае. — Вот и славно. Я бы хотела с тобой кое-что обсудить. Мы отошли на какое-то количество метров от стола в глубину сада, где, как мне казалось, нас не должны были подслушать. — Я распорядилась насчет похорон твоей матери. Только пока не решила, что делать с прахом. После кремации я могу оставить его на нашей семейной могиле... — Нет, отдайте его мне. — На все твоя воля. Мое дело – предложить. И все таки... — я остановилась и утомленно облакотилась на кривой ствол дерева, — я поговорила с матушкой и она сказала, что ничего против не имеет... — Почему? Почему вы это делаете? — А? Что делаю? — Вы могли просто откупиться от меня деньгами и выгнать, но вместо этого хлопочите о похоронах моей матери, покормили, обработали раны, одели да еще и ухаживаете за мной будто я не человек с улицы. Не может это все быть обусловлено простой благодарностью. Я помолчала и про себя улыбнулась. «Ну что за замечательный ребенок. Умнее, чем я думала. Мне это нравится. Значит провести будет не так просто. Все правильно, бесплатный сыр только в мышеловке. Сердобольный, но мнительный. Все заслуживают спасения, но не доверия, да?» Я подошла поближе и положила руку ему на плечо, то чего от вздрогнул. — Потому-что ты тоже потерял родителя, — я мягко отчеканила каждое слово,— Потому-что ты тоже пострадал от демона. Я убрала руку и повернулась к нему спиной, отходя на несколько шагов. — Людям, которые пережили одно горе, нужно держаться вместе. Ты так не считаешь? Мальчик молчал, но я могла поклясться, что чувствую лопатками его взгляд. — Я могу дать тебе очень много, Сабито, — слова медом лились из моих уст, обольщая чужой слух, — Денеги. Образование. Возможности. А могу подарить место, в которое ты всегда можешь вернуться и где тебе всегда будут рады. Я обернулась и встретилась с ним взглядом. — Это место может стать твоим домом, Сабито.