Стежок Кромешной Паутины. Хаос

      Больше не было боли, рвущей на части магии, которую никто не сможет выдержать. Наверное, даже бог опасался бы попасть под залп молний дракона и сдирающую мясо с костей бурю.       – Просыпайся, – потребовал голос, вспышкой проносясь среди безмолвия.       Только через мгновение Иша ощутила щекотку травинок на щеке, а так же холод камня под спиной. Вроде бы она ещё жива, но глаза разлепить не получилось, слишком отяжелели веки. И всё-таки попытки с третьей ей удалось это сделать.       Император стоял над ней, выглядел безучастным, эмоции спрятаны под нерушимым щитом. А, заметив, что та проснулась, отошёл в сторону.       – Я всё ещё жива? – на всякий случай поинтересовалась она, с трудом поворачивая голову.       – Да, как ни странно твоя новая природа помогла, да и Мар не дал Ансуру забрать тебя. – Император не стал предлагать помощь, лишь вгляделся в бесконечность звездного неба, иногда кидая взгляд на заточённого Орфея. – Не думал, что снова встречусь с ним...       – Так это правда? – удивилась она. – Ты Балдуран?       Даже будучи здесь лишь сознанием, каждое движение давалось с трудом. Едва удалось сесть, отголоски боли сковывали мышцы и, казалось, врезались в нутро. Позвоночник что-то оттягивало, но постепенно это ощущение стало пропадать, видимо, фантомные боли от призрачных крыльев остались ненадолго. Она попыталась их призвать, помнила, как это сделал Ансур, но ничего не вышло. Впрочем, она не сильно расстроилась.       – Я был им, – после продолжительной паузы уточнил иллитид. – Теперь же я нечто большее.       Ему не хотелось ассоциировать себя с прежним именем, он, действительно, стал другим, хоть и помнил прошлую жизнь. Сложно сказать, что он сейчас испытывал, поскольку тот закрылся так, как никогда раньше, даже слабого отголоска эмоций не ощущалось в окружающем пространстве.       – Чувствую, однако, что тебя интересуют подробности.       – Не пойми неправильно, – Ише с трудом удалось подняться на ноги, и едва сохранить равновесие. – Меня ещё никогда так грубо не брали под контроль, и одним своим присутствием не разрывали на части. Наверное, после всего этого я заслужила правды, а не очередную ложь.       – Я не лгал! – возмутился иллитид. – Как уже говорил, я могу недоговаривать, но я не вру. И потом, есть вещи, о которых не хочется вспоминать и это свойственно не только свежевателям разума…       Дроу отступать не собиралась, скрестила руки на груди и уставилась на него. Император явно слышал её мысли о том, что если он только попытается её вышвырнуть и не дать объяснений, то сильно пожалеет. Она и так едва свыклась с мыслью, что приходится работать с иллитидом, мало того, с тем самым, кто их всех и заразил.       – Хорошо…       Омут памяти затянул тьмой и образами. Снова она увидела закутанного в темные одежды человека, но теперь удалось разглядеть лицо в солнечных лучах. Улыбчивый молодой мужчина с рыжеватыми волосами и светлыми глазами.       – Всё, что я говорил, было правдой, жажда приключений и странствий наполняли мою жизнь, это делало меня счастливым. В понимании смертного я достиг своей цели: славы, богатства и величия.       Снова картинка сменилась, теперь мужчина стоял на корме корабля, темень сковывала повсюду, волны бились о борта, бриз наполнял паруса, и судно послушно рассекало гладь моря.       – Будучи капитаном «Глаза скитальца», я скопил достаточно золота, чтобы заложить Врата Балдура. Какое-то время я там жил, наблюдал, как он ширился, рос, но мне этого оказалось недостаточно, я не мог помыслить своей жизни без приключений и в какой-то момент снова ушёл в море.       Спокойное море сменилось штормом, волны захлёстывали борт, рулевой пытался удержать корабль между смертоносными бурунами. Команда убирала паруса, скрепляла канаты, гневом небес напоминали о себе молнии и гром. Однако, даже самый мощный корабль был всего лишь жалкой скорлупкой в руках бушующей стихии.       Треск борта, разошедшееся дерево, падающая мачта, крики моряков, лопающиеся канаты. Всё это происходило в считанные секунды, казавшиеся вечностью. Корабль, смогший преодолеть ни один десяток штормов и тысячи миль за всю свою жизнь, лопнул гнилым фруктом под натиском очередной волны.       – Из всей команды выжил только я.       – Но почему ты не отправился обратно?       Послышался странный вздох, напоминающий смешок.       – Основатель города, что громко покинул гавань и вернулся побитым бродягой?! Нет, я мечтал о триумфе, хотел показать, что ничто не может меня сломить. Я уже слышал о сокровищах в местности, где позже основали Лунные Башни, и отправился туда. Дальше ты знаешь: колония иллитидов, плен, личинка в голове и превращение в свежевателя разума.       Бездну памяти занял подрагивающий извилинами Старший Мозг. Не существовало ничего, что могло бы заглушить его волю и ослушаться его приказа не представлялось возможным. Память Балдурана, его жажда славы и величия теперь горькой иронией лежала на пыльной полке, каждый прожитый день ядом сжигая свежевателя разума, которым он стал. Глава колонии, несомненно, видел это, но оставался поразительно безмятежным к данному факту. И теперь спутником подчинённого иллитида стал постоянный страх того, что господин отдаст приказ уничтожить его, как порченную и очень опасную особь.       Но тут что-то нарушило их связь. Соединяющая разумы болезненная нить лопнула под натиском невиданной мощи. Шок, сомнения и ужас разлетелись в сознании, когда появилась надежда в виде мощной тени на небесах, рёва урагана, треска молний и шелеста мощных крыльев.       – Никакого везения не было, да. Меня освободил Ансур, он помог выбраться из-под власти Старшего Мозга и вернул домой. В те самые чертоги, которые я велел построить для него, его обители, где он должен был отдать последний долг после моей смерти.       Знакомый грот, где они встретили лишь огромный труп. Стоящий на коленях дракон в обличье смертного. Он молился Багамуту, чтобы тот дал ему знак, даровал силу или хоть какую-то возможность исцелить старого друга. Далее – вереница самых разных существ: эльфы, люди, дворфы… жрецы, алхимики, маги.       – Он пытался найти способ вылечить меня, призывал всех, кто мог обладать хоть какими-то тайными знаниями, хватался за любую соломинку, – тяжелый вздох, видимо, эту часть Императору вспоминать действительно тяжело. – Это стало невыносимым испытанием для его духа. Он не понимал одного, я не желал исцеления. Потому что не был болен.       Очередной отказ целителя, очередная неудача, и слёзы на глазах великого змея, так отчаянно желавшего спасти друга.       Видения прервались, иллитид стоял недвижимо, но всё же в его фиолетовых глазах едва заметно скользила печаль.       – Почему ты это сделал? Что произошло? Ансур ненавидел тебя так, как и представить невозможно, – заметила Иша.       – Ансур не желал понимать одного, то, что со мной произошло – невозможно исцелить. Становление иллитидом – это преображение в иное существо, а от этого нет лекарства, его не может быть против того, что не является болезнью. Но, даже исчерпав все средства, он не терял надежды вернуть мне прежний облик. Я пытался донести до него свою новую реальность – я был на грани величия, которое мне никогда не снилось. Но он видел во мне только злобное существо, свежевателя разума, который лишь помнил о том, кем когда-то был Балдуран. Он отказывался верить, что всё изменилось…       Император замолчал, прикрыл глаза. Похоже, он разговаривал с Ансуром ни один раз, но могучий дракон упрямо не желал принять горькую правду, что всё изменилось, и он ничем не может помочь.       – Он пришёл ко мне, когда я спал, – эхо голоса прервалось на миг. – Задумал убийство из милосердия, я видел его слёзы и чувствовал, как велико его горе. И тут уж либо я его, либо он меня.       – Не жалеешь? – просто спросила Иша.       Она знала, какого это – терять близкого и тем более убивать его собственными руками. У неё тоже был выбор, умереть самой по воле Лолт за отказ от жертвоприношения или же опустить клинок, пронзая сердце ради собственного выживания.       – Я уже говорил, что мы в чём-то похожи, – заметил он. – И в этом тоже. Я не жалею, что живу дальше, но жалею, что для этого было необходимо лишиться друга. Только в отличие от твоей ситуации, Ансур мог выбирать. Я не испытывал чувств, в том понимании, в каком это видите вы, но слишком хорошо его знал. Я просил его улететь, освобождал от уз долга, велел забыть обо мне и жить дальше, не мучить себя пустыми надеждами. Но он выбрал терзать свой дух в пустых молитвах о спасении и бесплотных поисках лекарства от несуществующей болезни.       На языке расцветал привкус крови, он ширился и проникал в естество, огнём и плавленым золотом обжигал горло и дразнил обоняние. Силы возвращались, боль притуплялась, а треснувшая скорлупой кожа заживала.       – Тебя зовут.       – Подожди, – Иша глянула в сторону скованного Орфея и увидела парящую над ним бабочку.       Она светлячком порхала над его головой, будто над цветком и дроу поинтересовалась:       – А что это?       – Мне показалось, нашему принцу не хватает красоты, – просто проговорил он. – Странно, никогда за собой таких порывов не замечал, но наше путешествие и так открыло для меня многое.       – Наверное…       Просто красивая бабочка, летящая над принцем гитьянки. Возможно, воспоминание об Ансуре побудили создать такую иллюзию, чтобы напоминать о чем-то важном.       – Иди.              – Давай же, просыпайся! – обеспокоенный голос Астариона ворвался в сознание с последующим судорожным вдохом.       Возможно, теперь воздух не столь необходим, но это произошло рефлекторно. Боль, увы, ослабла только слегка и никуда не ушла, прострелила позвоночник, стоило попытаться приподняться и двинуть руками.       – Боги, как же больно, – простонала она, пытаясь разглядеть в мутном взоре хоть что-то.       Её голова лежала на коленях Мара, открытая рана тревожила нюх, и хотелось испить ещё, ведь это принесло долгожданное облегчение. Попытавшись встать на ноги, поняла, что кости целы, но мышцы и суставы болели неимоверно, будто её только что растягивали на дыбе.       – Тише, тише, всё позади, – рука Астариона на щеке, знакомый терпкий запах бергамота и постепенно восстановившееся зрение.       – Знаешь, никогда не думала, что это скажу, – проговорила где-то неподалёку Лаэзель. – Но в вампиризме всё же есть свои плюсы.       – О, ты признала, что это тоже может быть полезно, наверное, мир рухнет.       И как раз в этот момент своды содрогнулись. Повреждённые во время битвы чертоги сочились водой, камни сдвигались, норовя выскользнуть с мест и затопить помещение, неподалеку рухнули и разбились солёным крошевом очередные сталактиты.       – Идёмте отсюда, пока это не стало нашей братской могилой, – поторопил всех Гейл и первым рванул к выходу из чертогов.       Мар подхватил Ишу на руки, грозным рыком отогнав от неё Астариона. Вампир не стал вступать в очередную перепалку, раз паладин добровольно решил взвалить на себя ношу. Резкий рывок и снова взрыв боли, который опять погасил сознание, но на этот раз не отправил в иной мир. Во всяком случае, дроу очень на это надеялась.       Очнулась она днём в маленькой комнате в «Эльфийской песне», где они жили с Астарионом. Вампир сидел неподалёку и читал книгу, тут же отложил, когда она зашевелилась.       – Как? Боли больше нет?       – Вроде нет, – покачала головой она, поскольку на этот раз смогла спокойно сесть. Мышцы всё ещё ныли, кости едва заметно ломило, но хотя бы теперь не хотелось сжаться в комочек и молить, чтобы всё быстрее закончилось. – Чёрт, никогда не думала, что такое вообще возможно, так гордиться драконьей кровью и понять, что ты по сравнению с ним…       – Так, давай не будем это вспоминать, – потребовал он. – Я всё посмеивался над сказками, в которых говорят, что одержимость выглядит страшно.       – Как много, оказывается, предстает в ином свете, когда сам это испытываешь, да? – усмехнулась она и зашипела, когда голова закружилась.       Объятия так нужные ей сейчас согрели уверенностью, крепкие сцепленные руки аккуратно сомкнулись вокруг талии. Дроу положила голову на плечо вампиру, прикрыла глаза, позволяя себе утонуть в чувстве безопасности. Возможно, потом всё изменится и она, действительно, превратится лишь в рабыню, а может, даже не доживёт до этого момента.       Ансур как никто другой дал понять, насколько все их потуги жалки, один взмах, одна воля богов и они превратятся в пыль. Тело, всё ещё проходившее спазмами, помнило, как молнии струились в крови, разрывали её на части. А ведь он – дракон, могущественное, волшебное существо, а не божество. В сущности, Старший Мозг под контролем короны двигался в этом направлении, об этом говорила Мистра Гейлу. Второй камень у них, осталось только наведаться к Орин. Но сейчас, как бы Ише ни хотелось остаться в руках Астариона, она мягко отстранилась и спросила:       – Где Мар? Это ведь ты его убедил поделиться кровью.       – Да, и твои догадки, похожи на правду.       – Я должна с ним поговорить. Он здесь?       – На крыше. С тех пор как принёс тебя сюда, словом ни с кем не обмолвился, да и не спускался. Ты уверена, что хочешь подняться туда сейчас? – в голосе было много беспокойства и даже заботы, хоть теперь в нём скользила несвойственная раньше горделивость.       – Лежать и стонать я могу в любое время.       – К тому же я предпочитаю, чтобы ты делала последнее не от боли, – вздёрнул бровь он.       – Ну, так это же целиком и полностью зависит от тебя, не так ли?       Эти слова заставили его податься вперёд, прижать к себе и целовать, долго, сильно. Иша отдалась этим рукам, мелкой дрожью чувствуя нарастающее возбуждение, ей хотелось почувствовать его каждой частицей своего тела, убедить себя, что всё это – не сон. Она не разлетелась пеплом, не превратилась в нелепой комок плоти под натиском чужой силы, а осталась здесь.       Резкий рывок, болезненный стон от схватки тисков боли на позвоночнике.       – С этим придётся пока повременить, – с сожалением сказала Иша, расцепляя объятия.       – Вот за это уже у меня есть повод ненавидеть Ансура, – засмеялся Астарион и мягко высвободил её из объятий.       На удивление, чем больше она двигалась, тем легче переносилась боль. Одевалась Иша только жутко медленно, пальцы плохо слушались, подрагивали и иногда сами собой теряли хватку. В конце концов, она смогла облачиться в мантию и кое-как подняться на крышу трактира.       Мар лежал там, бездумно глядел в небо, только в рубашке и брюках он уже не выглядел столь грозно. Длинные, собранные в хвост светлые с сединой волосы змейкой лежал на подушках, на которые он откинул голову.       – Я люблю здесь отдыхать, – заметила Иша, не зная как начать разговор, да и как вообще говорить с ним.       Паладин усмехнулся, видимо, ждал, что она придёт или же слышал её, хотя та и старалась идти тихо.       – Значит, хоть что-то общее у нас есть, кроме крови, – Мар признал это, поднялся на ноги и посмотрел на неё.       В ярких зелёных глазах плескались тоска, обида и разочарование. Но все эти чувства направлял он на себя, не на неё. Ведь все её решения, все то, что она сделала по пути сюда, могло быть иным, если бы он был рядом.       – Почему ты оказался в моей жизни? Тебе ведь было всё равно, отец, – сложно сказать, что испытал на этом слове Мар, но горько усмехнулся, избегая смотреть ей в глаза.       – Да, мне было всё равно, потому что я ничего не помнил. Знаю, оправдание крайне нелепое, но так и тебе известно, что память вернулась только с помощью зелья. Что это было?       – Рецепт Талоны, богини болезней. Мы нашли подсказки в виде двух эликсиров, один пробуждает любовь, второй стирает память, среди них был зашифрован третий – противоядие от забвения.       – Талона и Маск, – паладин усмехнулся и посмотрел на небо. – Значит, вот что тогда произошло. Я никогда не любил твою мать, хотя по приказу Багамута и шпионил в Мензоберранзане.       – Ты помнишь её?       – Конечно. Вспомнил ту, к кому я внезапно разгорелся желанием, хотя прежде не замечал, а потом просто забыл о нёй, будто погасили свет во время спектакля. Через какое-то время я вернулся к Багамуту на гору Селесту, Платиновый Дракон видел, что из моей памяти пропал целый пласт жизни. А я… Я никак не мог понять, что же мучает меня долгие годы, тянет во тьму, а во снах часто вижу пауков.       – Лолт пыталась до тебя достучаться? – поинтересовалась Иша, опасаясь лишним словом как-то спровоцировать Мара.       Она уже понимала, кто перед ней стоит, и помнила слова Ансура о преданной канарейке Багамута.        – Нет, скорее это было на уровне ощущений, но Багамут ничем не мог помочь, как и Торм. Я старался жить так же, как и до того, будто ничего и не произошло. А потом он внезапно отправил меня в Изумрудный Анклав, сказал, что там я начну свой путь и найду все ответы. Стоило увидеть тебя, как сразу понял, что между нами есть родство, но… я понять не мог, как так получилось.       – Почему ты не раскрылся? Почему не сказал?       – Потому что даже для меня это казалось невероятным. А Багамут велел сохранять легенду о паладине, никто не должен был знать, кто я на самом деле. Последним его желанием было призвать дракона к долгу. Но Ансур слишком погряз в ненависти, его сердце озлобилось, душа почернела, она не выдержала свалившихся мук и тяжелого испытания. А я не исполнил его волю, и теперь меня ждёт наказание.       – Наказание? За что? За то, что Ансур избрал своим долгом месть? – удивилась Иша. – Это что? Справедливость по-драконьи?       – Тебе не понять, – устало покачал он головой. – Багамут всегда найдёт способ убедить, а я не смог подобрать слов, не достучался до его души. И медный дракон отправился на суд Келемора. Если он решит, что Ансур достоин прощения, то Платиновый Дракон примет его в своих чертогах, но если нет…       – Это просто… поразительно, – хотелось выразиться покрепче, но решила этого не делать от греха. – Знаешь, из всех контактов с богами я поняла одно – ничего и никогда они не делают просто так. И ты, правда, считаешь, что Багамут отправил тебя в это путешествия, чтобы ты преодолел все испытания, вспомнил о моей матери, обо мне, и в итоге был наказан?       – Пути богов неисповедимы.       – Но это же – несправедливо!       – Справедливость – не равно правосудию.       – Так об Ансуре ли он говорил? – не выдержала Иша. – Ты же сам его процитировал: «дракон должен исполнить свой долг». Долг бывает разным, как и Ансур не был единственным драконом в Вратах Балдура.       Повисла тишина, нарушаемая лишь шумом улиц, выкриками мальчишек-газетчиков, бранью купцов и горожан. Иша не знала, как продолжать разговор, да и стоило ли вообще. Они – чужие друг другу, никогда это не изменится. Воспитывать её уже поздно, а его все эти годы не было рядом, когда дроу больше всего нуждалась в поддержке. Кроме крови у них ничего общего.       – Как тебя на самом деле зовут? – не то чтобы ей очень хотело это узнать, но хоть что-то должно остаться в памяти о том, кого заставили забыть о ней.       – Маррошок. Маррошок Хвостатый.       Она посмеялась, кинув взгляд на его густой длинный хвост. Тот улыбнулся печально и смущённо. Больше им говорить не о чем, хотя на самом деле оба желали так многое друг другу поведать. Но это невозможно, такой открытости, у них никогда не будет. И вероятнее всего Иша видела его в последний раз.