Принципы.

      Турбо вышел из подъезда не сразу. Ощущение было, что ему по башке монтировкой прилетело. Он, конечно, никогда так не получал, но, думалось, что ощущения примерно такими и были бы. Вышел и сразу закурил, спешно вытащив сигарету лишь со второго раза. Спичка тоже поддалась не сразу. Сизый дым витиевато закручивался в слабом освещении лампы у крыльца подъезда. У соседнего все еще сидели и переговаривались его пацаны, периодически чему-то посмеиваясь.       Спроси его кто в данный момент: "когда он чувствовал себя самым глупым человеком в мире?", Турбо не раздумывая ответил бы: "Сейчас".       Сначала он и в правду испугался. Ника была какая-то заторможенная, а в глазах — паника. Такой он ее никогда не видел до этого. Думал: может пристал урод какой, а она со страху и слова сказать не может? Тем более, поздно так пришла после работы. Кто знает, что с ней там по дороге до дома случилось? Но Ника упорно молчала. А потом, когда в подъезде она внезапно прижалась к его губам своими...       Он даже сначала не понял, что произошло, так быстро и внезапно все случилось. Буквально, впечаталась в него. Она вообще до этого-то целовалась? Вряд ли: вцепилась в него, как будто это не она от него бегала все это время, а он. И вжалась губами. Как-то глупо даже вышло. Губы у нее, кстати, были необыкновенно приятными. В ушах отчего-то загрохотало, а в голове словно сдернули стоп-кран: почти давая волю всему тому, что он так долго не мог себе позволить и что так долго держалось под контролем. И вот, только он осознал все происходящее: чувствуя застывшие губы на своих и цепкие пальцы сзади на шее, немедленно сгреб девичье тело в охапку, уступая всему тому, что просилось на свободу, как Ника отпрянула от него и заглянула в лицо заплаканными раскрасневшимися глазами. По щекам у нее уже пролегли мокрые дорожки, а глаза раскраснелись. Это сбило его с толку, а потом, услышав ее скомканное признание, он и вовсе не понял, что ему следует делать. Лишь неуклюже поднял ее с пыльного подъездного кафеля и довел до ее двери.       Все должно было быть не так.       Не то, чтобы Турбо как-то особенно представлял себе такое. Просто иногда думал: как это — целовать Нику? Наверное, приятно. Губы у нее, хоть и не пухлые, как нравится многим, но аккуратные и какие-то даже красивые по-своему. Но самое главное: как это — когда она целует в ответ? Это было сложнее. А вот как и когда это должно произойти ему в голову не приходило. Наверное, о таком думают только девчонки. Мечтают, наверное, о всяких поцелуях под луной перед сном. Или, там, чтоб на дискаче на медляке или укромно где-нибудь в уголочке. Или когда домой ее провожаешь и в падике... Интересно, Ника об этом думала? Наверняка, да. После тех стычек не могла не думать. Хотелось в это верить.       Основная мысль рассуждений касалась того, что, хотя бы, это он должен был поцеловать ее первым, а не она. Как-то это было не по-мужски, когда тебя девчонка первой целует. Но он перед ней замирал, как придурошный, не в силах коснуться ее так. Но, если подумать, Ника обычно и была гораздо смелее него. Она и с крыш гаражей первая в снег сигала, и в озеро купаться бросалась первой. Поэтому это не так, чтоб казалось унизительным.       И это уже не говоря о том, что он вообще не думал, что она разрыдается во время их первого поцелуя. Мысли тогда сменяли друг друга со скоростью света: "так хреново он целуется?", "слишком быстро обнял и позволил лишнее?", "больно сделал?" И стоял столбом эти бесконечные секунды, все еще держа свои ладони на ее талии, пока она не сказала...       Охренеть, что она ему сказала!       То, что он ей нравился — это понятное дело. Не совсем же он тупой, чтобы после всего не понять этого. И брошка ей понравилась, она даже на поцелуй за нее расщедрилась! В щеку, конечно, но все же. Признаться, он такого не ожидал. Сказала б просто "спасибо!" и обняла, а тут вон как! И на дискач ее нацепила, ну точно понравилась! О, дискач! Как они танцевали, что она почти в этом Аньке Шайбовской призналась. "Сегодня понравилось," — явно же не из-за того, как ее чуть в машину Кащеевскую не запихнули. Да что и говорить: Ника даже смущалась, чего он раньше за ней никогда не наблюдал! Робела перед ним, с места сойти не могла. Но чтобы вот так сразу: "я тебя люблю". Тут уж он опешил.       И расплакалась.       Какая же Ника странная! Изводит его целыми днями. То "я с тобой не разговариваю", то "разговариваю", то "с глаз уйди", то целует. А потом плачет! Угораздило же его, а?       — Турбо! — он рассеянно повернул голову в сторону соседнего подъезда, пытаясь разглядеть темные фигуры. — Ты че там?       Совсем он счет времени потерял со всеми этими переживаниями. Недоуменно взглянул на окурок, зажатый в огрубевших пальцах, — тот уже совсем дотлел. Он даже не понял: выкурил он сигарету или нет, так задумался. Бросил бычок в урну, чтоб в своем же дворе не мусорить.       Подойдя к пацанам, Турбо прислушался о чем трындели, и неторопливо вытянул еще одну сигарету: курить хотелось неимоверно. Не от скуки, а, видимо, от нервов. Чиркнул спичкой: в этот раз получилось с первого раза, и подкурил.       — Вчера видел, ага. Юбку по-колено напялила, ну прям монашка, — язвительно ввернул Череп, сплюнув после того, как затянулся. — Как будто не знает никто, сколько у нее там под юбкой шарились.       — А много кто шарился? — ухмыльнулся Сутулый, сидевший на спинке скамейки широко расставив ноги, и сбрасывающий шелуху от семечек прямо вниз, на деревянные доски сиденья. Там уже скопилась небольшая горка.       — А то не знаешь, — хохотнул Череп, докурив, и протянул руку товарищу, чтобы тот отсыпал. — Там и Низы, и Грязь, и Разъездовские...       — Да ну? — неверяще скривил лицо Сутулый и нахмурил брови так, что они сошлись на переносице. Послашался неодобрительный гул со стороны других присутствующих.       — Гну! — подтвердил Череп, усиленно кивая и пересыпая семечки в другую ладонь и сразу отправляя одну в рот. И философски заметил: — бабы они такие. Строят из себя невесть что, а потом как зачешется, так...       — Вам обсудить нечего? — вскинулся Турбо. Слушать про баб ему сейчас вообще не уперлось, а тем более у кого и что там зачесалось: и без этого голова кругом шла. Лучше б чего другое обсудили: все же размеренный гул пацанских голосов не давал провалиться в бесконечные размышления о недавно произошедшем.       — А че, не так что ли? — почти обиженно протянул Череп и повернулся к нему. — Она когда нашего пацана опрокинула, еще три года назад... Типа недотрога, — он кивнул остальным, объясняя. — А потом по рукам пошла. Скажи еще, что не так было?       — Я свечку не держал, — отмазался Турбо, махнув рукой, хотя об этой истории был прекрасно осведомлен. Кажется, тогда об этом знали все: старшие тогда на сборе доходчиво объяснили, что если кто из Универсамовских к ней сунется, то отошьют и загасят сразу, разбираться долго не будут.       — Так что нехрен из себя строить сначала... — продолжил Череп, но его строго оборвал Зима:       — Хорош уже.       Видимо, понял, что с другом что-то не так.       Они помолчали под хруст шелухи от семечек, но Череп опять начал обсуждать девок:       — А эту на дискаче прошлом видели? — он неопределенно махнул свободной рукой, наверное, пытаясь изобразить девичью фигуру. Получилось хреново. — Такая ничешная, в розовом была.       Турбо напрягся, рука с сигаретой замерла у рта. Он перевел внимательный взгляд на Черепа, пытаясь не рыпнуться раньше времени. В прошлый раз в стычке Черепу, похоже, и впрямь по голове неплохо прилетело: либо подослеп и не видел, как Турбо с Никой танцевал, либо отупел и теперь пытается понять, какие у него намерения, он же не с ней одной танцевал. Еще и Оля эта прицепилась. Ну ниче, Турбо ему мозги на место быренько вправит, ему не сложно.       — Это которая? — внезапно заинтересовался Сутулый и даже чуть подался вперед. Еще один ловелас хренов. Ниче-ниче, Турбо объяснять умеет. Доходчиво.       — Ну такая, — Череп немного задумался, видимо, припоминая образ в голове. — Еще с подружкой крутилась все.       Впервые в жизни захотелось от души вмазать Черепу в морду. Так, чтоб нос сломать нахрен. Или в глаз зарядить. Чтоб не пялился на чужих баб.       — Ну ты мастер объяснять, — хохотнул Сутулый, развеселившись от описания Черепа. — Они там все парочками ходят, если не заметил.       — Ну как же... Темненькая такая...       Бычок легким щелчком был послан на асфальт, освобождая руку. Бить сподручнее, когда ничего не мешает.       — О, она еще в джинсах была, во! — вспомнил Череп, радостно вскидывая руку. — Фирма! Не видели?       — Бабы-бабы, заебли вы со своими бабами! — взбесился Турбо, одновременно пытаясь успокоиться: сегодня рожа Черепа целой останется. Не Ника это была. И вправду: сколько там еще девок было в розовом, откуда ему знать? Он весь вечер только на нее и пялился, как идиот.       — Да ладно, ты че? — озадаченно выдал Череп, совершенно не понимая такой стремительной агрессии. И уже тише пробормотал: — просто вроде хорошенькая. Надо по ней узнать. А то вдруг мордашка симпатичная, а она там...       — Узнай, — назидательно предложил Зима, поглядывая на закипающего друга, сверлящего взглядом Черепа. — Вы че, как? Еще посидите или расход?       — Ага, — засобирался Сутулый, вскакивая со скаймейки и отряхивая руки друг о друга от налипшей шелухи. — Завтра матери еще помочь надо.       Другие согласились, что пора по домам: время позднее, а за разговорами можно хоть всю ночь просидеть. Парни наскоро пожали друг другу руки в прощании.       — Ты тут еще? — спросил Зима у Турбо, когда пацаны разошлись, и они остались вдвоем.       Домой не хотелось. На улице хоть свежо, башка проветриться. А там зайдет, уляжется в кровать, и снова мысли галопом побегут.       — Я тут еще посижу, — отрезал Турбо.       Рассказывать о том, что произошло в подъезде, не хотелось. Как-то это было слишком... интимным, чтобы обсуждать. Пусть даже с Зимой.       — Че Ника-то? Нормально все? — искренне поинтересовался Зима, положив руку на плечо Турбо.       Тот лишь поднял голову, выдерживая испытующий взгляд товарища, и отрезал:       — Ага.       Зима чуть нахмурился, но руку с плеча убрал. Чтобы совсем уж убедить друга, что все в порядке, Турбо сказал:       — Я, наверное, до качалки дойду.       — Ну, бывай, — согласился Зима, подавая руку для прощания.       В качалке, к удивлению Турбо, горел свет, а из-за не прикрытой двери в подсобку виднелся Кащей, сидящий на ветхом диване и о чем-то бурно рассуждающий с кем-то, кого не было видно из-за стены.       — Опа! — обернулся старший на звук открывшейся двери. — А ты че тут забыл?       Турбо не нашелся что ответить.       — Иди-ка сюда, Турбо! — внезапно позвал Кащей. И зачем только сюда пришел? Думал-то, что здесь нет никого.       Турбо нехотя поплелся к подсобке: разговаривать ни с кем не хотелось, особенно с Кащеем. Пройдя, он увидел там еще и Демида в кресле, пожал руки старшим и, с приглашения Кащея, присел на продавленный диван. На низком столе между диваном, неудобным креслом и парой табуреток стояла пепельница из бывшей консервы, уже полная бычков, открытая банка шпрот и куски порезанного хлеба. Первой мыслью было то, что они здесь распивают, но, к удивлению Турбо, алкоголя не было. От старших даже не пахло.       — А че это мы ходим-бродим? — спросил Кащей, внимательно оглядывая пришедшего. — Дома не ждут?       — Да я как-то... — начал было Турбо.       — Че ты мямлишь то? — внезапно захохотал Кащей. Иногда Турбо удивляла такая резкая смена настроений старшего. Тот резко потушил сигарету, воткнув ее меж бычков в импровизированной пепельнице. — Ладно, пошли, как раз в одно местечко сходить надо.       Через некоторое время они уже тряслись в машине Кащея, а вскоре оказались в очередном типовом дворе на районе. Двор был похож на другие такие же: плохо освещенный, привычные лавочки у подъездов и плохинькая детская площадка во мраке.       Кащей попросил Демида посидеть в машине. "На всякий случай," — подмигнул старший, и вышел из автомобиля. Турбо вылез следом. Они прошли через пару подъездов и вошли.       В подъезде было грязно: исписанные стены, бычки на полу, осыпавшаяся кое-где штукатурка и свет, горевший через этаж или даже реже. Ужасно воняло мочой.       Они поднялись на второй этаж, и Кащей с легкой ленцой постучал в старенькую деревянную дверь. Выглядел он здесь очень неуместно: классические пиджак и брюки посреди разрухи и вони.       Нет ответа. Не удивительно: на улице уже была ночь, и люди внутри квартиры, наверняка, спали. Старший постучал еще: чуть громче и настойчивее. Через пару минут они услышали шаркающие звуки за дверью и шебуршание.       — Васильич, открывай, свои! — весело проговорил Кащей.       В квартире внезапно стало тихо, а потом дверь с негромким скрипом отворилась. За ней был мужик в растянутой майке-алкоголичке, на которой виднелась пара уже застарелых пятен, и простых трусах. Обут он был в древние коричневые тапки.       — Своих не признал что ли? Че так долго-то? — все еще весело продолжал Кащей, уже держа руки в карманах брюк.       — Время позднее, Кащей, спал, — виновато произнес мужик, бесстыже почесывая бок. Несмотря на то, что он был явно старше Кащея лет на 15, говорил Васильевич так, словно старшим был его гость.       — А я думал у тебя производство круглые сутки, — подмигнул старший Универсама.       Мужик промолчал.       — Я за долей, Васильич, — внезапно очень серьезно продолжил Кащей, будто не он весело ухмылялся меньше минуты назад. И жестко добавил: — как договаривались.       — Кащей, тут дело такое, — сбивчиво начал мужик. — Петрович с Васькой забрали парочку вчера... А сегодня Апрашка заходила: у нее брата убили, вот похороны будут. Ради такого-то дела ей все и отдал в долг, сам понимаешь...       — В долг, говоришь, — задумчиво почесал подбородок Кащей.       — В долг, в долг, — повторил Васильевич, пытаясь убедить то ли себя, то ли Кащея. — Она обещалась после получки отдать, сказала к концу месяца занесет.       — Обещания — это хорошо, Васильич, — проговорил Кащей, зловеще улыбаясь. — Я тебе тоже про общения твои напомню: каждые пару недель в середине недели. Так ты обещался?       — Все так, Кащей, — испуганно пробормотал Васильевич. — Ну тут Апрашка, сам понимаешь... У нее ж брат там, — он неопределенно махнул рукой и добавил: — был...       Турбо прекрасно понял, где это — "там". "Там" сейчас должен быть и Вова Адидас.       — И за эти две недели никто больше не купил ничего? — напирал Кащей. — Без гроша тебя таки оставили?       — Нет же, дочкам на тетрадки к учебе отправил и... Сам понимаешь, — вздохнул мужик. Выглядел он жалко: сухонький, в изношенной одежде и заискивающий перед Кащеем. Турбо стало тошно от такой картины.       — Не дело это, Васильич, — покачал головой старший и вытянул пачку сигарет из кармана, прикурил. — Обещания-то выполнять надо...       — Апрашкиного брата ж убили, святое дело, я ж не...       — Тс-тс-тс, — успокаивающе махнул ладонью Кащей: дым от зажженной сигареты изящно пошел к потолку, закручиваясь. — Это все понятно. Что ж ты так, Васильич. Так не предусмотрительно...       Кащей медленно повернулся к Турбо. Тот сразу сообразил, что от него требуется. Бить мужика не хотелось: выглядел тот слишком уж убого. Но и с Кащеем спорить — как-то не по-пацански. Тем более, при чужих. Он же — старший, лучше знает: что и как.       Кащей коротко кивнул головой в сторону мужика, стоящего в дверях.       И Турбо ударил. Правой. Резко, без замаха. Прямо в нос. Раздался звучный хруст. И мужик с тяжелым стоном согнулся пополам, хватаясь за лицо. Сквозь пальцы, прижатые к носу, уже сочилась кровь.       Погрузившись в машину, они быстро домчали до качалки: пара бутылочек, расположенных на заднем сиденье рядом с Турбо, весело позвякивали. Кащей взял их в качестве извинения со словами, что, мол, так и быть, войдет в положение и приедет через неделю. Доехав до качалки, старшие, оживленно переговариваясь, прошли в подсобку, Турбо — за ними. Он поставил бутылки с содержимым на столик рядом с открытой банкой шпрот и уже заветрившимися кусками хлеба и собрался уходить, как Кащей позвал:       — Садись, давай, Турбо. Че как неродной?       Он уже разливал мутноватое содержимое бутылок по откуда-то взявшимся граненым стаканам.       — Я ж не пью, Кащей, — попытался отмазаться Турбо, перестав пятиться к двери.       — А че так? ЗОЖ? — усмехнулся Демид, деловито открывая еще одну консерву со шпротами. Наконец, крышка была отогнута, и молодой мужчина со смаком облизал запачкавшийся в масле палец.       — Ага, — выдавил из себя Турбо. Бухать со старшими ему еще не приходилось. И не очень-то и хотелось, на самом деле.       Вообще, алкоголь он не уважал: ему дома хватало видеть напившегося отца, который и мать мог поколотить. Потом он, конечно, перестал, когда Турбо уже подрос и мог за мать заступиться. Поэтому просто напивался, постоянно гундел и курил прямо в комнате. Однажды, чуть не поджег квартиру, когда уснул с дымящейся сигаретой в руке. Повезло: Турбо зачем-то забежал домой и успел потушить затлевший ковер. Мать потом плакала весь вечер и все грозилась, что разведется. Не развелась.       — Вы когда рядом с качалкой смолите, я прям вижу, какие вы все спортсмены, — хохотнул Кащей.       — Не, пацаны, — еще раз попытался уйти в отказ Турбо. И попытался использовать железное оправдание: — я домой пойду, завтра матери помочь надо.       — Давай-ка со старшими. Хотя бы стакашку, — придвинул к нему почти в половину полный стакан Демид и по-хозяйски уселся в кресло.       Чтобы разливали так с размахом, Турбо видел впервые. Обычно в граненые стаканы наливали чуть-чуть, лишь на сантиметр-другой отступая от дна.       — Да че-то... — не успел договорить Турбо, как кулак Кащея прилетел ему прямо в левую скулу. Он потерял чувство равновесия. От неожиданности. На несколько секунд. Мотнул головой, приходя в себя.       — Это че за выступления? — зло глянул на него Кащей, потирая костяшки. — Тебя старшие еще уговаривать должны? Старший сказал? Предложил? Слушать надо. С первого раза.       Турбо исподлобья взглянул на него, чувствуя, как горит щека. Давненько ему от своих же не прилетало. Он уже и забыл, какого это.       — Понял меня? — серьезно спросил Кащей повышенным тоном.       — Понял.       — Ну и че стоим тогда? Стаканчик опрокинул и вперед, — вновь весело проговорил Кащей, садясь на диван и откидываясь на спинку. — Хоть всем матерям на районе помогай.       Быстро выпив, обжигая горло, и скривившись, Турбо закусил жирной рыбиной, а потом и хлебом, под слова Демида: "Эх, хорошо пошла!" Следом шустро был оформлен второй: щедро налитый чуть больше половины стакана. Пить было не то, чтобы приятно: жидкость неприятно оседала на горле, после того, как огнем скатывалась в желудок. Хотелось избавиться от противного привкуса, и парень тут же сжевал еще кусок хлеба вприкуску с парой консервированных рыбин.       Турбо посидел еще пару минут и, не дожидаясь пока разольют по третьей, напомнил про помощь матери. Кащей недобро покосился, но отпустил. Юноша слинял как можно скорее, пока старший не передумал.       Уже на улице он понял, что в голову ощутимо дало, а кожа была какой-то слишком уж горячей, из-за чего воздух вокруг казался почти по-осеннему прохладным. Он съежился и поплелся в сторону дома.       День был слишком... Слишком. Хотелось поскорее умыться и лечь в кровать. И еще почему-то ужасно захотелось увидеть Нику. Сейчас он бы не растерялся: сгреб бы ее в охапку и исцеловал всю. Сказал бы, о чем думал последние месяцы. Она, конечно, дурочка еще та, но мысль, что она его любит, как-то необычайно согревала. Согревала получше, чем алкоголь в крови. И он тоже дурак, ума не хватило ее успокоить. Ну ничего, у них еще много времени впереди будет. Теперь-то времени вагон, когда все стало ясным, как день. И никуда больше Ника от него не сбежит.       Турбо глупо улыбнулся своим рассуждениям.       Он сидел недалеко от качалки. Видеть рожи пацанов почему-то не хотелось. С одной стороны стоило развеяться, и люди вокруг точно могли помочь ему в этом. Но стоило только представить их гогот и глупые разговоры, так тошно становилось. И еще ужасно хотелось спать, хотя по часам он вполне должен был выспаться. Видимо, это все вчерашние приключения, вот и спалось плохо. Поэтому Турбо решил: лучше он на улице пока побудет. Тем более погода была отличная.       Солнце жарило нещадно, будто был разгар лета, а не осень потихоньку подбиралась и накрывала город. Он сидел, развалившись, на лавке в тени раскидистого дерева спиной к пролегающему недалеко тротуару. Отсюда хорошо просматривался вход в качалку, и Турбо изредка поглядывал: кто вышел, а кто — вошел, чтобы быть в курсе.       — Какие люди! — внезапно раздался рядом знакомый вкрадчивый голос.       Он даже не обернулся. И так понял, что она незаметно подошла со спины, пока он сидел, прикрыв глаза. Вот уж кого сейчас точно не хватало!       — Привет.       — Чего задумчивый такой? — поинтересовалась Оля, обходя скамейку и усаживаясь рядом, закидывая ногу на ногу: в разрезе обтягивающей юбки показалась светлая полоска бледной кожи. Турбо бросил беглый взгляд на ее ноги.       — Нормально все, — буркнул парень, даже не поворачиваясь к ней.       — Ммм, — кивнула Оля, закусывая губу. И невпопад вставила: — Погода хорошая.       Турбо не ответил. Прикинуться шлангом, чтобы разговор зашел в тупик — неплохая идея.       — Угостишь сигареткой? — игриво попросила Оля, все еще силясь привлечь внимание.       Парень вытащил из кармана спортивных штанов помятую пачку и спички. Открыл и протянул одну сигарету, которую тут же изящно подцепили аккуратные пальцы в серебряных кольцах. Чиркнул спичкой о коробок и помог прикурить. Оля затянулась и выдохнула дым с хитрющей ухмылочкой, с блаженством прикрыв глаза.       — Ты чего тогда так быстро сбежал-то? — повернувшись к нему, поинтересовалась девушка, щуря глаза от солнца.       — Дела были, — сухо отрезал Турбо. И чего она прицепилась? Шла же куда-то.       — В белой юбчонке дела? — хихикнула Оля, по-хищнически обнажая ровный ряд белых зубов.       — Оль, — он резко повернулся к ней. Разговаривать совсем не было желания. Тем более с ней. Его дела с бабами обсуждать — в особенности. Хотел бы поболтать с кем-то, пошел бы прямиком в качалку, с Зимой перетереть. — Тебе чего надо-то?       Девушка промолчала, затянувшись пару раз. Вряд ли она ему и ответит что-то разумное: Турбо всегда казалось, что Оля вёрткая и хитрая, такая манипуляторша, которая прямо в лоб ничего не выскажет. Помолчит да свалит, куда шла.       — То есть я так — на дискаче шашни покрутить, а бегать ты за соплячками будешь? — перешла к делу Оля, заглядывая ему в глаза.       Турбо даже удивился от неожиданности. Так, понятно. Вот оно что.       — Я с тобой шашни не крутил, — честно ответил парень, повернувшись к девушке. — Ну потанцевали пару раз... Даже домой тебя не провожал, че ты там себе придумала?       Оля не ответила, докуривая сигарету, и, отвернувшись, запихнула окурок в железную трубку, к которой были прикручены доски спинки скамейки. Вновь повернувшись к Турбо, она жестом показала, чтобы он поделился еще одной сигареткой. Парня эта ее намеренная медлительность раздражала, но он все же достал пачку еще раз и прикурил.       — Обидно мне, Валерочка, — наигранно надула губы Оля, затянувшись только что подожженной сигаретой. — Даже ни разу до дома не проводил.       — Я тебе не обещал ничего, — резко ответил Турбо. И это было правдой.       — Может зря, не обещал-то? — уже со злостью ответила Оля, с силой сжимая наманикюренными пальцами сигаретный фильтр. — Думаешь, у татарок промеж ног не вдоль, а поперек?       — Ты че несешь? — сквозь зубы проговорил парень, нахмурившись.       — Нашел себе пионерку какую-то. Теперь с ней носишься как с писаной торбой, — надменно продолжала девушка. — А я значит так, по боку?       — Оль... — попытался пресечь поток ее мыслей Турбо, но это ее не остановило.       — То с этой Светкой крутился. Ну ладно, там поматросил и бросил, как говорится. И шаболда эта после нашего разговора уехала быстренько, хрен бы с ней. А эту, — ее голос стал необычайно высоким на последнем слове, — он до дома провожать намылился после дискача. Она тебе хоть дала?       Оля неосторожно повернулась к нему в пол-оборота.       — Ты че несешь, бля? — совсем вскипел Турбо, чуть не вскочив со скамейки. — Еще раз...       — Фу! — вновь наигранно скривилась Оля, вновь отворачиваясь. — Грубиян ты, Валерочка. С девушками так нельзя. Я ведь и совсем обидеться могу.       — Обижайся, мне какое дело?       — Ладно, твои проблемы. Привет передавай Нике, — она хитро ему подмигнула и, отправив окурок точным щелчком пальцев в стоявшую напротив урну, ловко поднялась со скамейки.       Откуда она вообще могла знать Нику?       Он даже не успел постучать во второй раз, как дверь распахнулась:       — О, Валерка! — на пороге стоял дядя Артур, с кухонным вафельным полотенцем на плече и с гаечным ключом в руке. — А ты чего тут?       — Здрасти. Да я это... — он заглянул за плечо соседа, пытаясь обнаружить девушку в коридоре. — К Нике. Дома она?       — Ну ты заходи, чего на пороге топчешься, — дядя Артур пошире открыл дверь, впуская гостя, а сам прошел вглубь коридора.       Турбо прошел в прихожую. Ники не было. Зато стоял небольшой открытый ящик с инструментами, некоторые из которых хаотично лежали прямо на полу.       — Да у себя она. Читает, — кивнул на дверь комнаты дядя Артур, и продолжил разглядывать лежащий на полу инструмент, а потом внезапно спросил: — торопишься ты?       — Нет, — честно ответил Турбо, не понимая: к чему вопрос?       Сборов сегодня не было, и он решил вытащить Нику во двор, чтобы поговорить. Можно было ее с работы встретить, да что-то смелости не хватило. Тем более она могла свою белобрысую подруженцию взять в качестве группы поддержки, чтобы его полным дураком выставить. И тащились бы они до дома втроем, под неудобные вопросы блондиночки. Дома у Ники, понятное дело, отец. При нем разговаривать тоже не хотелось. Вдруг Ника опять расплачется, что потом делать? В прошлый раз, когда он довел ее до дома расклеившуюся и с мокрыми дорожками на щеках, повезло: дядя Артура не было. Наверное, задержался на работе, чинил машину. Что бы там ни было, неудобных расспросов Турбо успешно избежал. Что там для своего отца Ника придумала — он знать не знал. Вряд ли уж пожаловалась ему на свое новое открытие. Тете Рае еще могла, да ее дома не было. Поэтому оставалось вытащить Нику во двор или в скверик какой прогуляться. И поговорить аккуратно, само собой. Главное, чтобы она опять не расплакалась.       — Идем-ка, тогда, подсобишь, — попросил дядя Артур, взяв что-то из лежащего на полу и скрываясь в кухне.       Турбо прошел следом, настороженно глянув на комнату Ники и ее братишки: дверь была закрыта. Странно. Ника редко дверь прикрывала. Только когда была чем-то важным занята или чем-то особенным. Учебой, например, или книжку какую интересную читала. Слишком интересную.       — А че тут у Вас? — спросил юноша, незаметно перекладывая из кармана штанов в олимпийку пачку сигарет. А потом расстегнул легкую куртку и снял ее, сложив на табурет и задвинув предмет мебели под стол.       — Да смеситель поменять надо бы, — кивнул мужчина на раковину, будто прицениваясь. — У Ники сил, поди, не хватит, придержать. Так что это ты вовремя зашел.       Дядя Артур привычным движением открыл кухонную тумбу под раковиной, выудил оттуда полупустое мусорное ведро и отставил его ближе к балкону. Затем присел на корточки, внимательно осматривая содержимое.       — Мда, — заключил он, взял в руку принесенный из коридора фонарик и включил, освещая содержимое тумбы.       Мужчина удобно разместил свет внутри и почти залез под раковину, а после методично принялся откручивать разводным ключом шланги от трубы.       — Принеси-ка ведро, — попросил дядя Артур глухим голосом, не вылезая. — Маленькое такое, зеленое, в ванной стоит.       Турбо угукнул и быстро прошел направлении ванной комнаты. Вновь мазнул взглядом по закрытой двери, за которой должна была быть Ника, вошел в ванную и, бегло осмотревшись, схватил нужное ведерко и вернулся на кухню. Передал его соседу.       — Хороший ты парень, Валерка, — внезапно похвалил дядя Артур, видимо, опуская открученные шланги в ведро. Вода с мерным журчанием слилась в принесенную емкость. — Мать не огорчай только.       — Да я вроде и не… — начал было Турбо, сцепив руки за спиной, но его перебили.       — Дай ключ на 13. И смеситель сверху придержи, — мужчина вытащил ведро и поставил сбоку: вода на дне звонко плеснула о стенки сосуда.       Парень резво передал нужный ключ, лежащий до этого на полу, и схватился за смеситель, фиксируя его положение. Дядя Артур, скорее всего, принялся откручивать гайку, удерживающую пластину под смесителем, потому что тот почти начал ходить из стороны в сторону. Турбо крепче придержал кран.       — Дочь мою обидишь: голову снесу, — глухо донеслось из тумбочки. — Ты меня знаешь.       — Я и не собирался, — как-то растеряно ответил Турбо.       Не планировал он Нику обижать, чтоб до такого доходило. Ну цапаются иногда — а кто не цапается? Но чтобы так, чтобы ее отец за нее вступился — глупость какая. Турбо сам за Нику кому хочешь в бубен даст. И с чего вдруг дядя Артур такие разговоры поднимает? Неужели нажаловалась отцу? Да ну, вряд ли. Не могла Ника так поступить.       Дядя Артур тем временем вылез, небрежно кинул пластину на поверхность кухонного рабочего стола и обтер руки о полотенце, висевшее у него на плече.       — Снимай, — кивнул он на смеситель.       Турбо убрал смеситель, аккуратно кладя рядом с пластиной.       — Она у меня характерная, в мать пошла, — вернулся к неожиданно поднятой теме мужчина. И назидательно попросил: — ты б за ней не ходил.       — Так я и нет, — попытался отмазаться парень.       Ну слукавил. Ходил за ней, как пес цепной, она сама так и говорила. А еще Ника говорила, что с мотальщиком гулять не станет. Ну, это она пока так думает, конечно. После того, как она в подъезде его огорошила, и передумать легко. За этим он и пришел. Не скажет же она ему: "Вали-ка ты, Валерочка, на все четыре стороны." Хотя, честно говоря, Ника и такое вполне могла сказать. Зачем тогда рассказывала, что нравится?       — Да ну? — спросил его дядя Артур и серьезно, внимательно глянул.       Турбо как-то стушевался под таким взглядом и помолчал, а потом ляпнул:       — Да она мне как сестра...       — Я что, дурак слепой, по-твоему? — повысил голос дядя Артур и взглянул на Турбо так, как до этого никогда не глядел: почти гневно. Турбо инстинктивно вжал голову в плечи.       Мужчина, тем временем, помолчал, видимо, раздумывая над чем-то. Нагнулся за новыми шлангами и просунул их в отверстие для смесителя на раковине. Жестом указал на новый смеситель, лежащий на кухонном обеденном столе. Турбо подал нужное, и дядя Артур прикрутил шланги к новому смесителю. Установил смеситель на раковину, попросил передать пластину и придержать смеситель, зафиксировав, и, когда Турбо взялся за смеситель, присел, вновь залезая под раковину, чтобы прикрутить пластину.       — Лет пять назад бы еще поверил. А ты последние полгода все вокруг нее ошиваешься: то на улице поджидаешь, то в гости заглянешь лишний раз. На танцы звал, небось. Ты парень хороший, как сын мне.       Турбо молчал, выслушивая внезапные откровения под звук прикручиваемой гайки, а потом подключаемых шлангов к трубе. Дядя Артур вновь встал во весь рост, вытирая руки. Он был чуть выше Турбо. Широкоплечий и какой-то по-взрослому мощный. Так и не скажешь сначала, что невысокая Ника — его дочь. Но широкая улыбка и жизненная сила в движениях выдавала родство.       — Связался ты не с теми людьми, Валер. Нику не втягивай. По-отечески прошу, — перешел к наставлениям дядя Артур.       Турбо даже как-то стыдно стало — только вот с чего бы? Не хотелось этого мужчину как-то огорчить что ли? Парень не знал. Наверное. Дядя Артур всегда к нему с большой добротой относился, не то что родной отец. А потом мужчина резко напомнил:       — Мне ее еще замуж выдавать.       — Так я б и женился. Вот в армию схожу и женюсь, — пообещал Турбо, с вызовом заглядывая в темно-карие глаза.       Глупо как-то получилось: сначала про сестру брякнул, но потом понял, что дяде Артуру как-то врать не хотелось.       — Мне что прикажешь делать? — просто спросил мужчина, вновь обтирая руки о полотенце. — Это она пока соседка твоя ваши ребята ее не трогают. А если разонравится?       — Да что Вы такое…       — Не твои ребята, так другие есть, — устало заметил дядя Артур. — Мстить начнут или еще чего. Думаешь, я не в курсе что ли? А бабы ваши, — он на секунду замолчал, а потом выплюнул: — расходный материал...       — Мы за женщинами своими следим… — тихо пробормотал Турбо.       — Ага, — хмыкнул мужчина, уже внимательно глядя на гостя. — Так следите, что Маринку с третьего подъезда в овраге нашли. Она же с вашим гуляла, так?       Это было правдой. Нехорошая тема, Турбо ее касаться не хотел. Тем более сейчас. Тем более в разговоре с этим человеком.       — Дела мутные, пожалей старика, — мрачно попросил мужчина. — Она у меня единственная любимая дочь.       — Да она сама не хочет, — нехотя признался Турбо.       — Ну и ладненько. Еще раз: Нику обидишь — ты меня знаешь, — закончил тяжелый разговор дядя Артур и грустно улыбнулся. — Инструменты поможешь убрать? В коридоре ящик.       — Ага, — согласился юноша, обрадованный окончанию нелегкого разговора. И аккуратно уточнил: — К Нике-то зайду?       — Иди, в комнате она у себя. Спасибо! — поблагодарил дядя Артур, крепко пожимая руку гостя.       Турбо уложил инструменты в ящик, со знанием дела поставил его на полку шкафа. И осторожно постучал в дверь комнаты Ники и ее братишки, почти сразу ее открывая.       Что ей сказать и как вообще себя вести — он понятия не имел. Просто знал, что Ника долго на него обижаться не может. Знаем, проходили. Помолчит да перебесится.       — О, — Ника оторвалась от книги, удивленно вскидывая брови.       Она сидела, облокотившись на подушки и подобрав под себя ноги, колени почти у края кровати. В своем домашнем платье с тонкими бретельками и обыкновенной гулькой на голове. Несколько прядей выбились и завитками спускались к ключицам.       — Привет, — тихо поздоровался Турбо, прикрывая дверь и проходя в комнату.       Что делать — он определенно не знал. Как себя вести? Что сказать? "Почему ты расплакалась?", "Ты правда меня... я правда тебе нравлюсь?", "Теперь будешь со мной ходить?", "Я тоже."? Звучало все это как-то неуместно, и он просто сел на пол у кровати.       Ника молчала. Наверное, тоже не знала, с чего начать.       — Что читаешь? — попытался разбавить напряженную тишину Турбо.       Девушка разом нервно выдохнула, прикрыла книгу и показала обложку, чуть наклонившись вперед.       — Картатийка прислал, — она уже хвастливо повела пальцем по серой обложке, на которой была изображена огромная буква "Х" синими и бордовыми красками, а наверху и внизу красовались глаза в круге. — Интересная, жуть!       — Про принцесс что ли? — хмыкнул Турбо, почувствовав, как девушка расслабилась.       — Тебе лишь бы с принцессами, — все же слабо улыбнулась Ника, не до конца оттаяв. — Это редкая книга. Говорю же, мне картатийка прислал. Хочешь, тебе прочитаю?       Хотелось совсем другого. Решить: что теперь и как? Но, не в силах попросить этого, Турбо расплылся в глупой улыбке.       — Только если не нудятина, — согласился он, откидываясь спиной на кровать и устраиваясь удобнее.       Ника тихонько приступила к чтению. Голос у нее был какой-то необычайно мягкий, не такой, как всегда. Он мерно наполнял небольшую уютную комнату.       — "С ветром донесся протяжный вой, цепенящий, злобный и унылый. Он перекатывался из дола в дол, наливаясь холодною хищной яростью, и, как тупой бурав, сверлил уши. Они слушали, словно бы оледенев; а вою, не успел он прерваться, ответило дальнее завывание, такое же яростное и и жуткое."       — Так, молодежь, — внезапно дверь в комнату стремительно открылась.       Ника едва вздрогнула, Турбо резко обернулся ко входу. На пороге был отец Ники почему-то одетый в брюки и рубашку.       — Я до Ильиных дойду, — сообщил он дочери и гостю. — У них там сабантуйчик небольшой намечается.       Ника недоуменно хлопнула глазами и только кивнула:       — Привет передавай.       — До ночи не сидите только, — мужчина задержал внимательный взгляд на Турбо. — Завтра на работу.       — Ага, — согласилась Ника с отцом, чуть привставая. — Ты тоже не задерживайся.       — Сидите, сам закроюсь.       Мужчина вышел, и Ника вновь приступила к чтению.       — "Потом настала мертвая тишина.       — Странный какой крик, правда? — сказал Пин деланно-бодрым, но слегка дрожащим голосом. — Птица, наверное; правда, не слышал я у нас в Хоббитании таких птиц.       — Не зверь и не птица..."       Хлопнула входная дверь — это дядя Артур вышел.       — Страшилки какие-то читаешь, — отозвался Турбо, почувствовав себя чуть свободнее от того, что в квартире они остались одни.       — Неинтересно тебе? — искренне удивилась Ника.       Он усмехнулся с извиняющейся физиономией. Никогда Никины любимые книжки особо не нравились. Больше нравилось, когда она читала вслух. Скорее, его привлекало именно это. Когда в детстве они разваливались на ковре на полу в ее комнате, почти как сейчас, и она читала всякое: обычно сказки или повести по школьной программе, когда они стали чуть старше, а как-то даже справочник по биологии. Турбо тогда и не силился поймать нить повествования, мерное чтение Ники его как-то необычайно успокаивало, и он глядел на люстру с витиеватыми узорами или на соседку: как она вглядывалась в строчки, хмурила брови и двигала губами.       — Ну, чего пришел? Явно не сказки мои слушать, — раздраженно захлопнула книгу Ника, даже не оставив закладку.       — Поговорить? — тихо предположил Турбо, откидывая голову на кровать, чтобы увидеть выражение лица соседки.       — О чем нам разговаривать? — нахмурилась девчонка.       Ну, Ника! Все дурочку из себя строит!       — А то не о чем? — съязвил юноша, поворачиваясь к ней боком.       — Если ты об этом, — выделила последнее слово Ника. И, набрав побольше воздуха, выдохнула: — Это ничего не меняет.       Турбо промолчал. Даже стало интересно, что она еще выдаст.       — А то в твоей жизни изменилось что-то? — ядовито поинтересовалась Ника. — Одной девкой влюбленной больше, одной меньше — разница какая?       — Если ты — разница большая, — неожиданно для самого себя спокойно ответил Турбо.       Ника, хотевшая что-то сказать, так и осталась с приоткрытым ртом. А потом возмущенно хмыкнула и перевела взгляд на обложку книги в своих руках. Губы у нее отчего-то задрожали.       — И хватит шутки шутить и звать гулять.       — Не буду...       — Ну и славно, — отрезала девушка гневно. — Давно надо было сказать! Может тогда и отстал бы!       "Давно"? Он даже как-то не задумывался над этим. И вправду!       — А это... Ну, давно это у тебя? — неловко спросил Турбо, все еще пялясь на нее с откинутой головой. Шея уже начала побаливать, и он закинул руку назад, разминая затекшую часть тела.       — Откуда мне знать? — сердито пробубнила Ника, пряча глаза и забирая выбившуюся прядь за ухо. — Как поняла — так и сказала. У меня от тебя секретов нет, — зачем-то добавила она.       — Ник, — он уперся лбом в ее колено.       Неосознанно. Сделал, а потом подумал — в его духе. Колено было твердое, но кожа была гладкой и чуть прохладной. Ника замерла и совсем не двинулась от неожиданного прикосновения и такого контакта.       — М?       — И чего делать теперь? — колени у Ники и впрямь были хорошенькие.       Смешные и хорошенькие. Приятные на ощупь. И вот он их лбом касается. Тому белобрысому с ее шараги такое и не снилось, поди. И что Ника сама поцелует и скажет такое в подъезде, тоже не снилось. Вот и нехрен за чужими девчонками ходить. Чушпан.       — Ничего, — нервно продолжила девушка, но ноги не убрала. И затараторила:— тебе какая разница? Мои проблемы. Ничего не изменилось. Мы с тобой друзья, понял?       — Нет, Ник. Не понял.       И пахло от девичьей кожи как-то: свежестью что ли? Будто в лесу на поляну прилег после дождя, а легкие разом наполнились запахом травы, полевых цветов и чем-то таким, что после ливня в воздухе витает.       — Не будешь со мной дружить больше? И того лучше! Уйди тогда, — он почувствовал на своем плече ее руку, пытающуюся спихнуть его голову с колена. Не вышло. Хотя, скорее, старалась слабо. Надо было бы: Ника бы его быстренько на пол опрокинула. Он же не сопротивляется.       — Не понял, как это: "Не изменилось", — поправился Турбо, поворачиваясь к ней лицом, но не поднимая голову от ее колена, и теперь разглядывая возмущенное лицо соседки. — Все изменилось. Ты себе там придумываешь, что у меня ничего не изменилось. А у тебя?       Ника молчала долго: минуту или две, пока он смотрел прямо на нее. Хмурилась, кусала губы и ковыряла обложку книги пальцем.       — Принципы мои не изменились, — он услышал, как задрожал ее голос.       — Ник, — он посмотрел на ее покрасневшие глаза. Не хватало еще, чтобы она опять расплакалась. — Ну ты чего опять?       — Не хочу этого, — она быстро вытерла подступившие слезы тыльной стороной ладони и отвернулась.       — Почему?       — Не хочу...       — Я тебя обидел? Испугал как-то? — он заглядывал на нее снизу вверх, боясь шелохнуться и потерять контакт с нежной кожей.       — Нет... Ты... — не могла найти нужных слов Ника. Не часто с ней такое случалось. Обычно-то девчонка за словом в карман не лезла! — Тебя я не боюсь.       — А чего тогда?       — Я себя боюсь.       Турбо нахмурился. Казалось, у кого-то из них точно не лады с головой. Как себя бояться можно?       — Ты когда на меня так смотришь... — вдруг тихо-тихо прошептала девушка. Так тихо, что показалось, что часы тикают громче.       — Как?       — Ну... Так... — Ника быстро посмотрела на него и смутилась.— Я начинаю думать: ну и пропади все пропадом... А я так не хочу...       — Ник, ну ты и дурочка, — широко улыбнулся Турбо, довольный ее словами.       А потом приподнялся и, сминая покрывало, пересел на узкую кровать. Та прогнулась под его весом. Ника чуть подвинулась ближе к подушкам.       — Сам дурак, — недовольно буркнула Ника, избегая его взгляда. — Я тебе душу изливаю, а ты...       — А я? — парень весело прищурился, скользя взглядом по тонкой коже на шее.       — А ты отшучиваешься, как обычно, — сердито насупилась Ника.       — Так я не шучу, Ник. Никогда не шутил, — все еще улыбаясь признался Турбо. Теперь было как-то легко в этом сознаться.       Ника опять смутилась и отвернулась к окну. У нее даже будто шея покраснела.       — Ну, из конторы я уйти не могу, сама знаешь, — спокойно сообщил он.       Просто так уйти нельзя. На его памяти, из Универсама добровольно никто не уходил. Так, рассказывали только, как это бывало у других группировок. У них только отшивали. Ему это не уперлось. К тому же, этим он не только себя подставит, но и Нику. Ему-то по морде не впервой получить, а вот что с Никой могут сделать... Свои-то вряд ли тронут, но вот чужие... Так что в этом она должна поступится. И, если так подумать, она и тогда рассказывала, что с ним общаться не будет, если он мотаться начнет. Однако, вот, спустя столько лет, он сидит рядом с ней на ее кровати, а Ника тот разговор даже не вспоминает.       — Знаю. Я и не прошу.       — И гулять со мной не пойдешь? — уже совсем счастливо расспрашивал девушку Турбо, сложив руки в замок у себя на груди и разглядывая шрамы на костяшках.       — Нет. Я не прошу, и ты не проси. Тем более почти пообещал, — серьезно сообщила Ника, поворачиваясь к нему.       — Хорошо, — с улыбкой протянул парень.       — Ты чего довольный такой? — нахмурилась Ника и осторожно убрала с его лба успевшие отрасти вьющиеся волосы. Пальцы у нее были такими же прохладными, как и колени. Приятными.       — Все выяснил. Теперь жить легче.       — И что ж ты выяснил? — продолжала хмуриться девушка, не понимая о чем он говорит.       — Я тебе нравлюсь, ты мне нравишься, — начал перечислять Турбо, глядя прямо перед собой. — Я из группировки не уйду, ты с мотальщиком гулять не будешь. Одного не пойму...       — Чего? — напряженно спросила Ника.             — Ты тогда так расстроена была, поэтому так вышло... — он повернулся к ней и придвинулся, сокращая расстояние между ними. И уже совсем не улыбаясь, пристально следя за ее движениями, спросил: — или целоваться не умеешь?       Брови ее взметнулись вверх, то ли от возмущения вопросом, то ли от осознания, что он так близко, а потом Ника пуще прежнего нахмурилась, не отрывая взгляда.       — С чего мне уметь? — дерзко сообщила она сквозь зубы. — Давай, учи.       И, схватив ладонью его за шею, прижалась своими губами к его.       Он даже немного опешил: опять она его опередила, и еле улыбнулся, ощущая ее горячие губы на своих.

[пацаны и пацанессы, включите тут макса коржа - малиновый закат]

      Ника целовала его как-то импульсивно, хаотично касаясь то верхней, то нижней губы. И даже такие простые касания заставляли сердце колотиться с невероятной скоростью. Губы у нее были сухие и какие-то потрясающе приятные. От одного осознания, что это Никины губы, а не какой-то другой девчонки, башню сносило покруче, чем после двух стакашек алкоголя ночью у Кащея. Турбо даже на мгновение показалось, что он действительно пьян.       Он аккуратно переместил свою ладонь к девичьему лицу, бережно придерживая ее за скулу, и приоткрыл свои губы, нетерпеливо захватывая ее нижнюю, всасывая и влажно проходясь языком. Прижался сильнее, внезапно понимая, что уже навис, опираясь на другую руку, над ней, откинутой на подушки. Ника как-то замерла, а потом словно растеклась под ним, уже неуверенно, но все же отвечая. Вцепилась одной рукой за его плечо, а другую обвила вокруг крепкой шеи, прижимая его сильнее.       Он почувствовал, как часто она дышит, касаясь грудью, обтянутой тонкой тканью домашнего платья, его груди, скрытой за футболкой. На секунду подумалось, что хотелось бы чувствовать ее кожу без лишних слоев одежды, но он тут же вздрогнул от своих мыслей и почти было отстранился, но Ника обняла его крепче, не отпуская и вжимая в себя, не оставляя ни миллиметра пространства между их телами. И, уже осмелев, сама прихватывала его губы, едва покусывая зубами. Он переключился, вовлекаемый в жадную ласку.       Часы тикали где-то на фоне, а время то ли бежало, как бешеное, вторя его сердцу, то ли, словно патока, растягивалось до невозможности. Турбо не знал, сколько времени прошло. Наверное, минут двадцать, не меньше. Отрываться от чужих губ, чтобы обратить внимание на часы, висящие над дверью, не хотелось.       Тело стало слишком чувствительным, он осязал каждое ее движение: как Ника проходится прохладной ладошкой по его шее, едва касаясь, как крепко сжимает пальцами плечо, как движется ее грудная клетка во время вдохов. Явственней почувствовал ноющую тупую болезненность там, внизу, и нехотя отодвинулся, сбрасывая девичьи руки, и наскоро чмокнув Нику в нос. Уселся, прижимаясь спиной к стене, и быстро поправил штаны. Ника явно заметила, не могла не заметить. Его стояк позорно упирался ей прямо в бедро почти все это время. А он, как идиот, только сильнее прижимался. И вправду голову снесло.       Ника непонимающе распахнула глаза, и ему показалось, что никогда раньше он не видел ее настолько красивой: волосы, выбившиеся из гульки, немного разметались по подушке, губы были вспухшими и раскрасневшимися от поцелуев, а в глазах была недосягаемая расслабленность.       — Ты чего? — заторможено спросила Ника, растеряно хлопая длиннющими ресницами.       Турбо замялся, не зная, что ответить и бросил:       — Поздно уже.       Ника медленно повернула голову, заглядывая на часы.       — Нет же... Ты же полчаса назад пришел.       — Пошли, чай попьем, — невпопад ответил Турбо, через секунду понимая, что разгуливать перед ней вот так — самая тупая затея. — Я сам чайник поставлю.       И выскочил в коридор, оставляя Нику одну. Он знал, как можно было быстро скинуть напряжение и успокоиться, но идти в туалет было бы так тупо и очевидно, а домой идти не хотелось. Вообще не хотелось от Ники отлипать, если быть честным. Но и так дальше продолжать было как-то неуважительно к ней, что ли? Монотонные действия должны голову разгрузить.       Он поджег газовую плиту и налил воду в большой чайник, поставив его над пламенем. Расставил кружки и успел заглянуть в заварник, обнаружив, что он пуст, когда в дверях кухни показалась Ника.       — Так хреново? — хмыкнула она, складывая руки на груди и опираясь о косяк. Гулька на голове съехала на бок, одна бретелька платья сползла с плеча.       — Че? — раздраженно оглянулся Турбо, злясь на себя еще больше. Если он так пялиться и дальше будет, то никакие монотонные действия ситуацию не спасут.       — Спрашиваю, когда следующий урок, раз так хреново все, — мрачно объяснила Ника, очевидно, пытаясь увести все в шутку. — Или на этом все? Уроки закончены?       Турбо хмыкнул, а потом попытался более сдержанно ответить, но получилось хреново:       — Нет, это... Во мне дело.       Ника подошла ближе, встав прямо за ним:       — То мне говоришь, что я от тебя бегаю, а сам?..       — Уф, Ник, — он резко обернулся, схватил ее за плечи и опустил голову, избегая смотреть в глаза. И на выдохе произнес: — ты че, как маленькая?       — Или ты как маленький? — девушка заглянула ему в лицо, осторожно приподнимая его подбородок одной рукой. — Чего не так? Говори.       — Ну ты... Лежишь... Такая... — сбивчиво начал парень. До этого сказать — какая она — как-то проще было. Вроде дурачества. — Красивая. Обнимаешь меня и все такое...       — И что? — не поняла соседка.       — Хватит, Ник. У меня башню сносит, — попытался выкрутиться он, не называя настоящей причины и пытаясь отвести взгляд куда-то за девичью спину. — Давай как-то... Не все сразу.       — Не поним...       — Организм реагирует, Ник! — досадливо не выдержал Турбо, сжав ее плечи сильнее.       — Ты про... — она неожиданно замялась и отвела глаза, пряча руки за спиной, утихла.       — Да-да-да! — громко заявил он, выплевывая слова. — У меня так крыша поедет.       Засвистел чайник, и он метнулся к плите, чтобы выключить газ. Ника открыла кухонный шкафчик и достала коробку с чаем. Закинула пару ложек в заварочный чайник, добавила щепотку какой-то вкусно-пахнущей травы из баночки, которую вытащила с той же полки, и придвинула заварник к Турбо. Тот снял кипяток с плиты и доверху наполнил емкость.       Вроде отпустило, но все еще тупо гудело. Вот жеж!       Они молча уселись за стол, каждый со своей полной кружкой.       — Можно было не огрызаться, — обиженно буркнула Ника, потирая правое плечо. Неужели так сильно сжал? Что с ним такое? Он и раньше себя в руках держать не мог толком, а тут с любой херни взрывается.       — Я не огрызаюсь, — бросил Турбо, яростно размешивая сахар в кружке.       — Ага, — отозвалась девушка. Она осторожно подняла глаза: — Это же... Ну, нормально?..       Вот же дурында, не унимается! Захотелось сквозь землю провалиться.       — Ник, вот сейчас точно это обсуждать... — почти прикрикнул он.       — Голос на меня не повышай, — вскинулась девчонка. — Я тебе что-то плохое сделала?       — Да я откуда знаю, что ты там подумала? — в тон ей ответил Турбо. Неужели непонятно, что он это обсуждать не хочет?       — Я ничего не подумала.       — Ты откуда знаешь чего там нормально, а что — нет? Опыт у тебя большой? — продолжил заводиться Турбо. — Может, у тебя уже бывало такое? Что там... — он ожесточенно зыркнул на нее и закончил: — терлись о тебя?       Она неспешно подняла глаза, сосредоточенно вглядываясь в его лицо. Турбо мгновенно понял, что ляпнул лишнего. Опять! Ну какой же он идиот! Знает же, что ничего такого у нее не было. Теперь все испортил к чертям! Че ж все сложно так?       — Ты такой придурок, оказывается. Угораздило же меня, — Ника медленно поднялась с табурета и направилась к выходу из кухни. И добавила, даже не обернувшись:       — Чай допьешь, дверь захлопнешь.       — Ник, — он стремительно вскочил на ноги, в два шага оказываясь рядом и хватая ее за руку. — Я же не про... Ну ты че...       Обнял, разворачивая и прижимая ее к своей груди. Ника стояла неподвижно. Вот вроде только касалась его шеи, а теперь ни намека на ответную ласку. Хотя и он хорош: такое сказануть!       — Я же не...       — Чего? — голос у нее стал таким, каким был в самом начале разговора. Когда она говорила, что ничего не изменилось. Холодным, почти стальным.       — Да я сам на себя злюсь. Вдруг ты там подумаешь... — защищался Турбо.       — Что подумаю?       — Что мне только одно и надо, — выдохнул он.       — Я так не думаю.       — Точно не думаешь? — парень отстранился, сосредоточенно разглядывая девичье лицо.       — Нет, — просто ответила Ника уже совсем мягко.       — У меня совсем башню сорвало. Вдруг ты обиделась, что я так... Что у меня... Ну, ты поняла, — замявшись, закончил он.       — Ага.       — Я не хочу...       — Не хочешь? — она вскинула голову, изгибая бровь. Крутит им, как хочет!       — Ну... Хочу, но не так быстро и... — он опять покрепче прижал ее к себе и глухо протянул он ей в макушку: — Ник... Я тебя пальцем не трону, не бойся меня только.       — Я и не боюсь, — пробубнила девушка ему в грудь. — Это ты от меня шарахаешься.       — Нет, — не согласился парень. И признался: — знаешь, я сутки назад думал, что я самый глупый на свете.       — А сейчас? — все еще прижимаясь спросила девушка.       — А сейчас самый счастливый.       Они помолчали. Ника отстранилась и уже спокойно сказала:       — Пошли чай пить.       — Пошли перед телеком? — предложил Турбо, уже забирая со стола кружки.       — Давай.       Они устроились перед телевизором. Попался какой-то концерт. Ника пялилась в экран, пока Турбо изредка поглядывал на нее с горячим ароматным напитком в руках. Потом махом осушил кружку, отставил ее на тумбочку и притянул соседку к себе. Слишком долго он ждал, чтобы сейчас просто смотреть.       Сначала легонько поцеловал в висок. Не хотел, чтобы опять все слишком быстро завертелось. Лучше медленно и аккуратно. Ника хихикнула и потянулась к тумбочке у дивана, чтобы поставить свою кружку рядом, а потом прильнула в объятия. От волос ее так и пахло чем-то свежим. Турбо осторожно коснулся ладонью ее головы, легко поглаживая, и изредка дотрагивался губами до макушки. Волосы, собранные в гульку, щекотали нос. Ника беспорядочно водила ладошкой по его груди.       Очнулся он, когда концерт закончился, и начался какой-то детективный фильм. Глянул на часы и сказал:       — Я пойду. У тебя отец скоро придет.       — Ага, — согласилась Ника, отодвигаясь. Все такая же красивая, как и прежде.       Она проводила его до прихожей и принесла олимпийку с кухни. Турбо обулся, накинул легкую куртку и раскинул руки для объятий. Ника, ожидаемо, прижалась. Простояв так еще с минуту, девушка пробубнила:       — Ты домой? Или к пацанам?       — Домой, — он заглянул в ее темно-карие глаза. — Перекурю только.       — Фу, — скривила губы Ника и смешно наморщила нос.       — Пойду?       — Пойди, — она крепче сжала его в объятиях, прижимаясь головой к груди.       — Ник, я так не уйду никогда, — усмехнулся парень. — Спать ложись. На работу завтра.       — Ага, — отпустила она его.       Турбо мягко ткнул ей в нос указательным пальцем.       — Спокойной ночи, — а потом развернулся, открыл входную дверь и вышел.       — Спокойной, — ответила ему девушка, глядя через прикрытую дверь через узкую щелку.       Он уже спускался по лестнице, когда прикрикнул:       — Стой, — и в несколько широких шагов поднялся обратно, прижался губами к ее губам напоследок и, ухмыльнувшись, вновь спустился.       — Пока, — попрощалась Ника с широкой улыбкой и закрыла дверь.       Турбо вышел на улицу, застегивая на ходу олимпийку. Вытащил из кармана пачку сигарет, выбивая одну, и прикурил. Дым завитками пошел вверх, закручиваясь в слабом освещении лампы у крыльца подъезда.       Спроси его кто: "когда он чувствовал себя самым счастливым человеком в мире?", Турбо не раздумывая ответил бы: "Сейчас". И широко улыбнулся.