Любовь — зла

— Я не шучу, Рэн, — объявил Эйджи смертельно серьезным тоном, тем самым, каким говорил с приемной дочерью после каждого вызова в школу на разбирательства, когда ей было лет пятнадцать. Вот только Рэн уже давно не пятнадцать, и его суровый тон перестал вызывать желание скукожиться и провалиться сквозь пол, этаж, асфальт, земную кору — да вообще любую горизонтальную поверхность, — лишь бы отец перестал ее чехвостить. Теперь же она демонстративно скопировала позу Эйджи, скрещивая на груди руки и упрямо вздергивая подбородок. — Я тоже не шучу, — категорично отрубила Рэн и вызывающе заломила одну бровь. — Я еще вчера согласилась участвовать в этом деле и от своего слова не отступлюсь. — Ну а я твое участие в деле отзываю, — вспылил Эйджи, угрожающе хмурясь и поджимая губы. — Забудь про Итоши Саэ. — Блин, а что это за запах такой неприятный? — кривляясь, Рэн сморщила нос и тут же с наигранным озарением всплеснула руками, выпучивая глаза. — Да это же лицемерием сейчас завоняло! — Ты как с отцом разговариваешь? — рассердился Эйджи, распутывая руки и упираясь кулаками в бока. — А что ты хотел, чтобы я сказала? — хмыкнула Рэн, поджимая губы точь-в-точь как старший Накамура и становясь пугающе похожей на него — даром что кровной связи между ними не было. — Ты сказал, что привлекаешь меня к делу, поручаешь мне охрану Итоши Саэ, а теперь вдруг заявляешь, чтобы я думать об этом забыла, и что «пасти» лупоглазого продолжит полиция. Конечно же я против! «Нельзя просто так забирать назад свои слова» — помнишь, кто меня этому учил? Ты, Эйджи! Хмурясь, Рэн тяжелым шагом протопала на свою кухоньку, отделенную от гостиной одной лишь барной стойкой, и сгребла со стола аптечный пакетик, купленный по дороге домой. Под недовольным взглядом приемного отца вытащила оттуда антигистаминные таблетки, которые сразу же отправила в рот, следом вынула глазные капли и принялась щедро орошать глаза, даже заурчав тихонько от мгновенного облегчения под атакованными аллергией веками. — Ты что-то не слишком переживала об отказе от задания, когда нагрубила Итоши сегодня утром и попыталась сбежать, — язвительно напомнил Эйджи. Пройдя к дочери на кухню, он отобрал у нее пузырек с каплями, которыми она уже залила все лицо, пытаясь попасть в глаза, повелительно задрал ей голову, и принялся методично и экономно капать лекарство на воспаленную слизистую. — Я ж ведь сказала уже: это он был тем козлом из торгового центра! Еще бы я не хотела иметь с ним никаких дел! — тут же вспыхнула Рэн, но Эйджи шикнул на нее, и она послушно перестала дергаться, слегка жмуря глаза, когда лечебные капли неприятно защипали слизистую. Уже спокойнее добавила: — Но, Эйджи, это было до того… рисунка. Итоши, конечно, мудак распоследний, но даже он не заслуживает такой больной хуйни. — Рэн, — страдальчески протянул Эйджи, отпуская ее подбородок и закручивая колпачок на пузырьке с каплями. — Не заслуживает такого кошмара, — исправилась Рэн, преувеличенно выделив голосом «приличное» слово, а следом закатила глаза, с удовольствием отмечая, что после капель они действительно закатываются, а не ощущаются как два распухших воздушных шара у нее в глазницах. — Я не допущу тебя к этому делу, Рэн, и точка, — категоричным тоном повторил Эйджи, относя капли в холодильник. Увидев внутри слишком много банок пива и слишком мало еды, стрельнул в дочь неодобрительным взглядом, который та полностью проигнорировала. — Я тебя не понимаю, Эйджи, — с нотками раздражения в голосе вздохнула Рэн и покачала головой. — Еще вчера ты сам предложил мне стать его телохранителем! — Вчера Итоши не получал рисунков с расчлененкой! — Эйджи повысил голос так неожиданно, что Рэн даже подпрыгнула, больно ударившись бедром об угол кухонного стола. — Вчера этот сталкер был просто потенциальным двинутым фанатом, досаждающим кумиру глупыми письмами. Но это было вчера, а сегодня этот человек показал, что вполне способен зайти куда дальше безобидных писем. Рэн, до этого с гримасой на лице потиравшая ушибленную ногу, забыла про намечающийся на бедре синяк и всплеснула руками, порывисто шагнув к приемному отцу. — Вот именно, Эйджи! Именно поэтому ему нужна охрана, от которой он не сбежит, как вчера от полице… — Рэн остановилась, так и зависнув с открытым ртом, придавленная внезапным и очень неприятным озарением. Схлопнула челюсти, клацнув зубами, и нахмурилась, буравя приемного отца мрачным взглядом. — Вот оно что, Эйджи. Ты просто мне не доверяешь. Нет, не так. Ты в меня не веришь. Не веришь, что я смогу справиться с задачей, принявшей более серьезный оборот. Между ними повисло густое молчание. Рэн чувствовала, как ежом ползет вверх по горлу колючий, раздувшийся ком, распирая глотку подступающей обидой. Она крепко сжала губы, надеясь, что это поможет ей удержать те слова, которые на эмоциях хотелось вывалить отцу все и сразу. Рэн была одной из лучших на своем курсе. Впахивала ночами, корчась над учебниками. Отметки по всем физическим нормативам у нее были на высоте. Она прикладывала столько усилий, чтобы не подвести его, чтобы показать, что будет достойна своего значка в будущем. Доказать, что все те люди, глядевшие на нее со скепсисом и презрением — не правы. Рэн была уверена, что Эйджи, именно Эйджи, будет тем человеком, кто никогда не усомнится в ней. А выходило так, что даже он не считал ее достаточно подготовленной, достойной того, чтобы доверить ей первое в ее жизни серьезное дело. И это было очень… больно. И обидно — до такой степени, что даже слезы подступили к глазам. Хорошо, что они и так опухшие и воспаленные — можно списать на аллергию. Рэн всю ее жизнь приходилось доказывать всем вокруг, что она хоть чего-то стоит, что она не просто так топчет эту землю. Она верила, что уж отцу-то ей доказывать ничего не нужно, но, судя по всему… Теплые широкие ладони мягко легли на ее плечи, аккуратно надавливая, останавливая этот бурный поток пропитанных обидой мыслей в голове Рэн. Она еще крепче сжала губы, превращая их в бледную полоску на своем лице, которое от приложенного усилия почти прострелило судорогой, — но пофиг, что угодно, лишь бы позорно не разреветься перед ним. — Рэн, — мягко позвал ее Эйджи, но она упорно отводила глаза, уперевшись взглядом в воротник его свежевыглаженной белой рубашки и мрачно хмурясь. — Ты неправильно меня поняла. В тебя я верю всей душой. Даже не так: я знаю, что ты можешь справиться с чем угодно, с твоими-то целеустремленностью и решимостью. Дело в том, что… — Он глубоко вздохнул, и его ладони на плечах Рэн ощутимо напряглись. А затем Эйджи на выдохе тихо закончил: — Дело в том, что я боюсь. За тебя боюсь. Ты можешь пострадать, если примешь в этом участие. Рэн пару секунд просто молча таращилась на отца, переваривая услышанное. От солнечного сплетения и вверх, к сердцу, карабкалось приятное тепло облегчения и легкого стыда за свои мысли, растворяя прилипший к горлу ком. Всякий раз, когда ее начинали одолевать сомнения в себе, Рэн зарекалась истязать себя самоуничижительными размышлениями, — но каждый раз с треском проваливалась, все равно сдаваясь на милость своей низкой самооценки и неуверенности в себе, похороненным слишком глубоко, под многочисленными слоями бахвальства, грубоватого характера, и напускной циничности. Вот только запечатанные за семью замками комплексы, пиявками присосавшиеся к ее сознанию, имели склонность воспаляться в самый неподходящий момент. Рэн отдавала себе отчет в своих недостатках, но сейчас уж точно было не время для психологического самокопания. Облизнув губы, она сухо шмыгнула носом и качнула головой, наконец поднимая глаза на приемного отца. — Но я готова к опасности, Эйджи, — заверила его Рэн со всей серьезностью, на какую была способна. Накамура глубоко и шумно вдохнул через нос, а его пальцы немного крепче сжались на ее плечах. В его карих глазах залегла тень тревоги, а между густыми бровями образовалась напряженная морщинка. — Я не готов к тому, чтобы ты была в опасности, — совсем тихо, почти через силу, признался Эйджи. — Одно дело увлекшийся фанат, докучающий кумиру отвратительными письмами. И совсем другое — некто, способный так нарисовать анатомические детали отрезанной головы, что не остается сомнений: данный вопрос этот человек изучал очень тщательно. Он опасен. А обязанность телохранителя — в случае необходимости принять удар на себя, чтобы защитить своего клиента. Иногда даже ценой собственной жизни. К такому я не готов, Рэн. Поэтому охраной и дальше будет заниматься полиция. Рэн продолжала вглядываться в лицо приемного отца, на котором в этот момент так отчетливо были написаны все его мысли и чувства. Эйджи действительно любил ее. Не то чтобы Рэн не знала этого или сомневалась — ни в коем случае. За проведенные вместе годы приемный отец доказал ей, не словом, а делом, что ни разу не посчитал решение удочерить ее из детдома ошибкой. Снова и снова показывал колючему, никому не доверяющему подростку, а затем и молодой женщине, что она достойна любви и заботы. И теперь его собственные чувства к дочери и желание защитить ее мешали ему разглядеть то, что четко и ясно видела сама Рэн. Аккуратно накрыв ладонью его пальцы на своем плече, она мягко произнесла: — У этих полицейских ведь тоже есть семьи и люди, которые их любят. Ты выбираешь меня, потому что я твоя дочь, и закрываешь глаза на то, что тогда может пострадать другой человек, включая Итоши Саэ, — главное, чтобы это была не я. Это нормальные и естественные эмоции для человека, но ты позволяешь им взять над тобой верх, а ведь это именно то, чего полицейский никогда не должен допускать — ты сам учил меня этому. Эйджи несколько секунд просто молча смотрел на нее, блуждая по лицу приемной дочери неожиданно внимательным и серьезным взглядом. Затем как-то грустно усмехнулся, побежденно качая головой. — А я-то переживал, что такие высокие оценки по курсу психологии тебе в академии за красивые глаза поставили, — вздохнул он, и в его тихом голосе причудливо переплетались смирение с гордостью. Рэн насмешливо хрюкнула, демонстративно закатывая все еще припухшие и воспаленные глаза, и с иронией указала на них пальцем. — Пфф, еще бы, кто сможет устоять перед такой «красотой»! — Старший Накамура слабо усмехнулся в ответ на ее слова, слегка сместив ладонь, чтобы потрепать дочь по шее. А Рэн вновь посмотрела на него и, не убирая ладонь с его пальцев на своем плече, со всей серьезностью добавила: — Послушай, Эйджи, я ведь рано или поздно получу значок, ты же это понимаешь. Ты поддержал меня в выборе профессии, даже зная, что работа полицейского и детектива сопряжена с опасностями. Эйджи в ответ на ее слова снова вздохнул, тяжелее прежнего, затем отошел от дочери и открыл холодильник. Рэн, вопросительно-насмешливо заломив бровь, скрестила руки на груди и наблюдала, как отец вынимает из холодильника банку пива, на которую еще несколько минут назад таращился с таким упреком в глазах. Пшикнув язычком на крышке, Накамура сделал большой глоток и повертел в пальцах банку, внезапно очень заинтересовавшись ее простецким дизайном. — Мириться с этим было легче, когда ты только начинала учебу, — наконец нарушил он тишину, неохотно переводя на Рэн взгляд, пропитанный обреченным смирением. Пожал широкими плечами и слабо усмехнулся одним уголком рта. — Тогда твой выпуск из академии казался чем-то таким далеким и вообще оторванным от реальности. Вряд ли я бы одобрил твое решение пойти в полицию сейчас. Уж не знаю, чем я думал три года назад. Рэн цокнула языком, качая головой, затем подошла к отцу и бесцеремонно отобрала у него банку, тоже сделав глоток. Вернув пиво приемному родителю, чуть склонила голову вбок, заглядывая в его обеспокоенное лицо. — Это то, чем я действительно хочу заниматься, Эйджи. И я знаю, что у меня получится. — Она передернула губами и преувеличенно непринужденным движением пожала плечами, хотя показная беспечность ее следующих слов не способна была заглушить спрятанные под нею давние переживания: — А еще, не думай, что я не могу тебя понять, когда речь идет о такого рода страхах. В конце концов, это я не спала ночами, когда ты участвовал в облавах и возвращался домой только под утро. — Рэн сглотнула ставшую вязкой слюну и вновь забрала у отца банку, чтобы промочить горло. Чуть севшим голосом добавила: — Это в лучшем случае, потому что иногда тебя сразу увозили в больницу, помнишь? Эйджи смотрел на приемную дочь изучающе и внимательно, затем вздохнул, принимая из ее рук протянутую ему банку пива. — Где ты научилась так давить на нужные точки, а, ребенок? — Спроси у дядьки в зеркале, — усмехнулась Рэн, вздергивая одну бровь. Тихо хмыкнула, поднимая в воздух оттопыренный указательный палец. — К тому же, не забывай, что со мной шансы вывести это больное уеби… — предупреждающий взгляд прищуренных отцовских глаз, и Рэн поспешно исправилась: — сталкера на чистую воду увеличиваются. Ты сам сказал: если этот извращенец примет меня за подружку Итоши, а не его охрану, то может допустить ошибку и спалиться. Мы это все обсудили вчера, так же? Эйджи рассеянно покивал головой, на автомате допив пиво и механическим движением смяв в крепкой ладони жестяную банку. Затем поджал губы и прямо посмотрел на нее с какой-то обреченной решимостью. — Пообещай мне, что будешь максимально осторожной, Рэн, — потребовал он, и дочь торжествующе усмехнулась, теперь зная наверняка, что победа осталась за ней. — Я в пятнадцать смогла ушатать лидера одной из дворовых банд, а ведь я тогда еще боевыми искусствами толком не занималась, — фыркнула она, улыбаясь и беспечно взмахнув рукой. — Что мне какой-то рукожопый художник! — Тем не менее, под напряженным и обеспокоенным взглядом Эйджи Рэн посерьезнела и уже без привычной клоунады добавила: — Я обещаю, пап. Ответная улыбка Эйджи согрела ее сердце — он всегда таял в умиленную родительскую лужицу, когда Рэн называла его «папой», хотя в начале своего знакомства они пришли к обоюдному соглашению, что им обоим комфортнее, когда новоприобретенная дочь обращается к нему по имени. Во входной двери вдруг с громким щелчком провернулся ключ, и через миг в квартиру Рэн ввалился запыхавшийся Казума, весь взмокший под весом огромного рюкзака, который тащил на себе. — Ты готова к преображению, язва? — патетично возвестил он с порога, но мигом стушевался, увидев Эйджи, который уставился на парня, удивленно-вопросительно вскинув одну бровь. — Ой, мистер Накамура, я не знал, что вы тоже тут. Рэн смерила смущенно топтавшегося на пороге друга невпечатленным взглядом, буквально чувствуя, как дергается ее правое веко в героических попытках удержаться от закатывания глаз. В такие моменты она была уверена, что ее одолел приступ необъяснимого сумасшествия в тот день, когда она решила отдать Казуме запасной комплект ключей от своей квартиры. — У вас что-то намечается? — поинтересовался Эйджи, явно заинтригованный словами лучшего друга дочери. — Да не слушай ты его, — цокнула языком Рэн. Договорить она не успела, потому что Казума перебил ее, с маниакальным энтузиазмом просветив старшего Накамуру: — Будем исправлять это кубло у нее на голове! Эйджи перевел взгляд на раздраженно заворчавшую дочь, скептически осмотрев ее взъерошенную фиолетовую шевелюру, и тихо хмыкнул. — Удачи с этим, Казума, — усмехнулся он и пошел к двери, по пути хлопнув уже сгрузившего рюкзак на пол парня по плечу. Взявшись за дверную ручку, обернулся к дочери: — Рэн, тебе надо быть у него завтра ровно в половине восьмого и сопроводить на тренировку. Рэн поморщилась, уже предвкушая ранний подъем, но все же согласно взмахнула рукой, кивая отцу. Стоило Эйджи выйти из квартиры, как ее друга прорвало: — Это твой батя о нем, да? — затараторил Казума, весь раскрасневшись и сверкая детским восторгом в карих глазах. — Про Итоши Саэ? Ты уже завтра поедешь к нему, да? Рэн возвела глаза к потолку, давя позабавленную ухмылку: Каз действительно чуть в штаны не наделал от избытка эмоций, когда узнал, что его подруга будет охранять звездного футболиста, которым он не в меру восхищался. По-хорошему, Казуме вообще нельзя было ничего об этом деле знать, но Рэн все выболтала ему по привычке, тут же набрав его номер, едва вышла из квартиры Итоши сегодня утром, пока приемный отец утрясал какие-то вопросы с его менеджером. Не слишком профессионально, но это же Каз. Эх, ей бы столько энтузиазма от этих вынужденных встреч с мудаковатым спортсменом, как у Казумы. — Поеду, и буду очень стараться не прикончить его раньше сталкера, — вздохнула Рэн, подходя к другу и с опаской косясь на его рюкзак, в котором Каз уже вовсю копался. На этих словах он стрельнул в нее недовольным взглядом и покачал головой. — У меня вчера чуть сердце не остановилось, когда ты со всей дури вломила самому Итоши Саэ! — пробурчал Казума, сдувая лезущую в глаза светлую челку. Имя мудаковатого красавчика он произнес с таким благоговением, что Рэн захотелось хлопнуть себя ладонью по лицу. Она не понимала, как Казума мог продолжать восхищаться этим заносчивым грубияном после случившегося вчера. А он потряс головой, будто прогоняя ужасное видение, и вдруг с подозрением прищурился на подругу. — Это что, моя рубашка? Рэн окинула себя невозмутимым взглядом и деловито поправила воротник. — Была твоя, стала моя. — Она показала ему язык, и Казума недовольно фыркнул. — А потому что нечего свое шмотье в чужих домах забывать, дружок. — Только не говори, что ты ездила к Итоши Саэ в этом? — взмолился Казума, игнорируя ее подкол. Да и вообще, что он ни с того ни с сего вытаращился на нее с таким ужасом на физиономии? Даже в своем раздутом рюкзаке перестал копошиться. — А что такого? — Рэн с искренним недоумением оттянула уже давно выпущенные из брюк полы рубашки и любовно потерла подушечкой пальца желтого утенка на нагрудном кармане. Пожала плечами. — Мне Эйджи велел одеться прилично. У Казумы отвисла челюсть, а Рэн снова невозмутимо пожала плечами, не понимая, из-за чего он так всполошился. Взяв стоящий возле раковины пульверизатор, принялась как ни в чем не бывало опрыскивать водой единственное растение в своей квартире — его название она благополучно забыла, вроде, какой-то фикус. Его подарил ей на новоселье Эйджи, поэтому за неопознанным представителем флоры Рэн исправно ухаживала. — И ты напялила мою самую упоротую рубашку, чтобы выглядеть прилично? — тем временем едва ли не взвыл Казума, в расстройстве хватаясь за голову. — Да еще эта жесть у тебя на башке, — страдальчески простонал он, а Рэн машинально запустила свободную от пульверизатора руку в поруганные волосы, пытаясь понять, что вдруг так ужаснуло Казуму. Волосы как волосы, она их даже расчесала сегодня! А друг продолжал сокрушаться: — Ты впервые вживую встретилась с самим Итоши Саэ и была в таком виде. А с глазами у тебя что за хрень? Это ж ебаный пиздец! — Воу, полегче, хулиган! Осуждаю. — Рэн в притворном ужасе выпучила глаза и брызнула на крякнувшего от неожиданности Каза водой из пульверизатора, как в нашкодившего кота. Погрозила ему пальцем. — Ты ж никогда не ругаешься. Нормальная ведь рубашка, чего ты разошелся? Все мои шмотки еще упоротей. И вообще, кому какое дело, что там этот напыщенный индюк обо мне подумает? — Мне есть дело! — насупился Казума, оттирая воду с лица и пытаясь стряхнуть капельки с пальцев на ловко увернувшуюся Рэн. — Ты должна произвести на него хорошее впечатление! — Делать мне больше нечего! — возмутилась Рэн, убирая пульверизатор. — С какого перепугу, Каз? Мне его просто охранять надо, а не на свидания водить. Казума, уже снова зарывшийся в свой рюкзак, уставился на нее с упреком и негодованием. — Дурында, если ты с ним наладишь хорошие отношения, я смогу через тебя доставать билеты на все его матчи! — Он вдруг мечтательно разулыбался, глядя затуманенными глазами сквозь скептически поджавшую губы Рэн. — И автографы заполучить, я ж тут принес все, что тебе надо будет ему отдать на подпись. Предназначение раздутого рюкзачища вдруг стало для Рэн кристально ясным, и она категорично замахала на меркантильного друга руками в активном протесте. — Я буду его охраной, а не секретаршей, Каз, какие подписи! — А может… — Казума аж задохнулся от воодушевления, полностью пропустив ее слова мимо ушей. — Может, ты даже лично сможешь меня с ним познакомить! — Еще чего, губу закатай! — возмущенно фыркнула Рэн. — Много чести этому мудаку с тобой знакомиться. Ты что вообще несешь, дурень? — Ладно, пока займемся проблемой с самым высоким приоритетом, — вдруг так деловито объявил Казума, принимая серьезный вид и начисто игнорируя возмущение подруги, что та аж слюной подавилась от негодования. — Хоть урон уже был нанесен — Итоши увидел тебя утром во всей ужасной красе, — но эту беду на твоей голове еще можно исправить. С этими словами он ловко выудил из бездонного рюкзака банку светло-фиолетовой краски. Рэн скептически уставилась на пузырек в его вечно измазанных грифельным карандашом пальцах и негодующе хмыкнула. Он лопотал что-то такое про краску по телефону утром, но она была уверена, что он шутит! — Это что еще за внезапные попытки в девичник, Каз? Чтоб ты татухи ходил набивать с такой решимостью! — Рэн мстительно полюбовалась пару секунд ярким румянцем, стремительно расползавшимся по светлой коже смущенно забубнившего себе под нос Казумы, и следом добила: — Я всегда крашу волосы сама, забыл, что ли? — Я молчал до последнего, — со скорбным лицом заявил Казума, властно хватая Рэн за плечи и подталкивая ее к зеркалу. — Но больше сил моих нет. Полюбуйся на результат своего «крашусь сама». С этими словами он ухватился за ее волосы и развел их в стороны, оттягивая так, чтобы Рэн смогла во всей красе увидеть выцветшие пятна от неравномерно смывающейся краски, а некоторые пряди сзади так и вообще остались непрокрашенными, стыдливо выглядывая осветленной желтизной из-под линяющего фиолетового. То, что ей было лень использовать бальзамы для волос, тоже не помогало делу: волосы были сухими и жесткими. Рэн нахмурилась, изучая отражение в зеркале. Почему-то раньше ей никогда не бросалось в глаза, что краска вымывается так некрасиво. А тут еще и сами глаза бросились в глаза: уже не такие опухшие и красные, но все равно — как у матерого алкаша после безудержного запоя. Да еще и светлый шрамик над правой бровью, доставшийся ей в одной из потасовок с задирами в детдоме, который обычно был незаметным, сейчас почему-то приковывал взгляд. Рэн недовольно поджала губы, внезапно почувствовав себя противно уязвимой. Она вообще никогда не была в восторге от своего отражения в зеркале, а этот говнюк, который звал себя ее другом, еще и заставил ее дополнительно вглядываться в недостатки своей внешности. — Короче, Рэн, твои волосы похожи на собачью шерсть, — безжалостно вынес приговор Казума, отпуская раскритикованную шевелюру и стойко выдерживая ее убийственный взгляд через зеркало. Бесстрашно добавил контрольное: — На шерсть очень больной, бездомной, инопланетной собаки. — Гав, — состроило рожицу отражение Рэн и угрожающе прищурило понемногу возвращающиеся к нормальному виду глаза. — Укушу сейчас, проверишь, есть ли у этой собаки бешенство, — пригрозила она. — Но возрадуйся, язвочка, — нараспев возвестил Казума, вовремя уворачиваясь от ее острого локтя. — Потому что теперь эта фиолетовая солома в моих умелых руках, и я намерен превратить ее снова в волосы. Доверься мне, я художник, — подмигнул он закатившей глаза Рэн. Казума отбуксировал подругу в ванную, и скоро она уже сидела там на табуретке, пока он ловко прокрашивал ее волосы, заматывая пряди в фольгу для пущего эффекта. В успешном результате его трудов Рэн не сомневалась — все-таки, Казума действительно художник. Художник. Мысли сами собой поскакали в направлении, по которому она хотела их пускать меньше всего. Какой больной ублюдок способен был нарисовать такую мерзость и прислать человеку? Пугающе проработанные детали отрезанной головы слишком ярко встали перед глазами, и Рэн тряхнула собственной, к счастью, плотно сидящей на плечах головой под недовольное бурчание Казумы, у которого от этого движения выскользнула из пальцев прядь ее волос. Какую бы сильную неприязнь она ни испытывала к Итоши Саэ, считая его высокомерным, заносчивым и грубым придурком — выражение его лица, когда он увидел рисунок, что-то моментально переключило в ее голове, заставив без раздумий принять решение остаться. Итоши выглядел по-настоящему уязвимым в тот момент. Если бы не было этого скандала в торговом центре, Рэн точно его пожалела бы. Ладно, даже с учетом скандала — она все равно ощутила к нему сочувствие в тот миг. Даже заносчивые придурки не заслуживали такого дерьма. Рэн так глубоко ушла в свои мысли, что очнулась только когда Казума подтащил ее к зеркалу, сияя лучезарной и самодовольной улыбкой. Она склонила голову, наигранно скептически осматривая результат, просто чтобы побесить друга, но внутри пыталась подавить мысленный писк восторга, потому что постарался Казума на славу. Он выбрал немного более светлый тон, чем тот, что облазил на ее голове, и теперь волосы были равномерно прокрашены в лилово-фиолетовый цвет. Кажется, Каз их еще и намазал чем-то дополнительно, потому что пряди были мягкими и приятными на ощупь. Они еще немного посидели на кухне, привычно треплясь обо всем на свете. Казума решительно взял Рэн в оборот, буквально заставив ее посмотреть несколько нарезок по матчам с участием Итоши, пытливо заглядывая в ее лицо в надежде отыскать на нем проблески восторга. Рэн давила кислую улыбочку, чтобы не расстраивать друга, но все равно его восхищения не разделяла. Ну бегает Итоши быстро. На поле хорошо ориентируется. Противников шустро обходит. Задница у него в дурацких футбольных шортах выглядит весьма неплохо — это наблюдение Рэн благоразумно оставила при себе. Однако благоговения перед его талантами она, хоть убей, не испытывала, как над ней ни бился Казума. Ближе к вечеру друг отправился домой, с боем оставив у Рэн свой рюкзак, набитый футболками и шарфами с символикой «Реал Мадрида». Там был даже здоровенный футбольный мяч, прости господи. Спать Рэн легла пораньше, заранее страдая из-за предстоящего слишком раннего подъема. Ей даже в академию не всегда нужно было в такую рань вставать. Сейчас были каникулы, поэтому можно не переживать за свое отсутствие на занятиях из-за работы. «Из-за работы», мысленно повторила Рэн, смакуя каждый слог. Однокурсники просто лопнут от зависти, когда узнают о ее успехе. Если расследование затянется, Эйджи обещал договориться о небольшом академическом отпуске для нее, так что о пропуске занятий Рэн не волновалась. В веломастерской она тоже взяла отпуск, так что все складывалось просто прекрасно. Раннее пробуждение оказалось именно таким отвратительным, как она себе представляла. Рэн влила в себя сразу две чашки кофе, пытаясь продрать глаза — которые, к счастью, вернулись к своему первоначальному виду и больше не делали ее похожей на забывшего про сон запойного алкаша. Отражение в зеркале порадовало по-прежнему красивыми волосами, и Рэн даже потратила несколько драгоценных минут, с одобрением рассматривая своего зеркального двойника — такое с ней бывало редко. Все-таки Казума действительно знал, что делал. Одеждой Рэн в этот раз не заморачивалась — Эйджи поблизости не было, так что ее уже никто не заставлял выглядеть «прилично». Тем более, что единственную приличную шмотку — рубашку с утенком, — Казума у нее забрал. Поэтому Рэн привычно влезла в потертые джинсы и натянула просторную светло-фиолетовую футболку — неожиданно красиво сочетавшуюся с улучшенным цветом волос, — с корявой надписью «I never liked you anyway». То, что надо для встречи с Итоши Саэ. Уже почти собравшись, Рэн перемерила почти все свои солнечные очки, развешенные на подставке возле входной двери и остановила выбор на темно-фиолетовых с фигурным стеклом. Капец, до чего ж она сегодня стильная! В неожиданно приподнятом настроении, которое не омрачала даже близящаяся встреча с противным подопечным, Рэн спустилась на улицу, подкидывая на ладони ключи от отцовского «Форда», — Эйджи оставил ей свою машину, сам пересев на одну из служебных, которую выделил для него детектив Игараси, ведущий дело Итоши. По словам Эйджи, телохранитель на велике выглядит не слишком солидно. Ну и ладно. Водила Рэн неплохо, хотя своего авто не имела, но на «Форде» Эйджи в свое время намотала немало часов после получения прав. Отыскав приятную радио-волну на автомагнитоле, Рэн почти всю дорогу провела, подпевая песням Red Hot Chili Peppers, но, уже подруливая к жилому комплексу, где обитал Итоши, невольно начала нервничать. Все-таки теперь между нею и противным красавчиком не будет буфера в лице ее отца и его менеджера. Нужно держать себя в руках. Вести себя вежливо и профессионально. Вежливо и профе… Нет, к черту, в прошлый раз эта «мантра» вообще не сработала. Шагая к стойке администратора, Рэн мысленно повторяла, что будет вести себя как адекватный взрослый человек. Это ее работа, в конце концов. Итоши угрожает опасность. Каким бы он ни был мудаком, ее задача — проследить, чтобы ему никто не навредил. А свою личную неприязнь она вполне в состоянии засунуть куда подальше. Как адекватный взрослый человек, да. Вот только Рэн еще не знала, что ее поджидал неприятный сюрприз. Лысеющий администратор, забавно зачесывавший волосы на проплешину на темечке, как-то странно сочувствующе посмотрел на нее, стоило ей сказать, что она к Итоши Саэ. И огорошил сообщением, что «господин Итоши» уже уехал, покинув резиденцию намного раньше обычного. Вся кипя от злости, Рэн выдавила благодарность администратору Аканэ и тяжело протопала назад к машине, до скрипа сжимая кулаки и зубы. Да к черту! Почему она должна вести себя, как адекватный взрослый человек, если придурок Итоши не считает нужным вести себя так же? Нет, ну каким надо быть идиотом, чтобы свалить из дома без охраны, после того рисунка вчера, лишь бы утереть нос нежеланному телохранителю? Детский сад! Возможно, Итоши Саэ забыл, что Рэн прекрасно известно, где у него проходят тренировки. Бухнувшись на водительское сиденье, она завела мотор и врубила музыку погромче. Под оглушительные вопли «I hate everything about you» Адама Готье из Three Days Grace, Рэн вырулила на дорогу к крупнейшему спортивному комплексу Токио. Итоши Саэ все-таки решил всячески усложнять ей жизнь. Должно быть, он просто еще не понял, что в эту игру могут играть двое.

***

Саэ не мог уснуть. Проворочавшись до двух часов ночи, все-таки признал очевидное: сон ему не светит, поэтому лучше занять чем-то голову, в которую без конца лезли мысли, вынуждавшие уже его, в свою очередь, хотеть лезть на стену. Джироланд собирался было остаться у него и на эту ночь, но Саэ решительно выпроводил менеджера, сославшись на то, что в холле все равно до утра будут дежурить двое полицейских. Не то чтобы Саэ чувствовал себя от этого факта в полной безопасности, но присутствие обеспокоенного Джироланда, распространявшего вокруг себя ауру тревоги и нервозности, тяготило. Саэ хотелось побыть одному и постараться разложить по полочкам потерявшие всякую адекватность мысли, что скакали в его голове не хуже мяча на футбольном поле. Кошмарный рисунок потряс его — да. Выбил из колеи и в первый момент напугал — тоже да. Но сейчас разум Саэ впал в своего рода оцепенение, через которое не мог пробиться даже страх. Однако и это оцепенение не мешало мозгу продолжать обрабатывать всю мерзкую информацию, полученную за сегодняшний день. Перед глазами то и дело как наяву вставали до тошноты подробные детали рисунка, пестрившего алым, мутная пленка на его нарисованных глазах, пятна крови на клюве жрущего его шею ворона. Тошнота подкатила к горлу неожиданно, и Саэ едва успел добежать до туалета, где его вырвало скудным содержимым желудка — в основном, желчью, потому что он так и не смог впихнуть в себя ничего съедобного за весь день. — Сука… — слабо прохрипел Саэ в пустоту, нажимая кнопку слива. Двигаясь медленно и заторможенно, он поднялся на ноги и включил воду, почистил зубы, затем максимально выкрутил холодный кран и плеснул в лицо ледяной водой, еще раз, и еще. В теле ощущалась противная слабость, виски изнутри облизывали зачатки головной боли. Саэ чувствовал себя так отвратительно, как не чувствовал никогда в жизни — даже после того скандала, из которого Мисаки умудрилась вытащить его задницу в прошлом году. Как был — в пижамных штанах и растянутой майке, — Саэ вяло прошаркал мимо спальни на кухню и достал из настенного шкафчика бутылку виски. Не смог найти подходящий стакан, поэтому налил прямо в чашку — настоящее надругательство над выдержанным двенадцатилетним виски с космической ценой, но Саэ было глубоко похер. Едва волоча ставшие ватными ноги, он поплелся в гостиную и рухнул там на диван, угрюмо отхлебнул из чашки и завис, таращась остановившимися глазами в дорогую плазму на противоположной стене. Ему было паршиво. В груди, под ребрами, противно копошилось липкое, склизкое чувство, которому он никак не мог подобрать названия. Отмерев немного, Саэ слепо пошарил рукой по дивану и нащупал свой телефон. Разблокировав экран, зашел в мессенджер, промотал до чата с родителями. Сухо шмыгнул носом, мрачно уставившись на окошко чата. Сделал еще один глоток из чашки. Затем зло, резко, заблокировал телефон и отбросил в угол дивана. Его бесили даже собственные мысли. Бесило это настойчивое желание поговорить с родителями, наплевав на поздний час — так сильна была необходимость услышать слова утешения от самых близких людей. Бесила собственная уязвимость и невозможность контроля над всей этой отвратительной ситуацией. Нет, он не будет звонить родителям, будто какой-то сопливый слабак. Ни отец с матерью, ни младший брат не знали о том дерьме, что начало происходить в его жизни, и Саэ не собирался их тревожить. Хотя, возможно, стоило из чистой вредности позвонить Рину, чтобы вывести его из себя. Саэ даже смог выдавить некое подобие ухмылки, подумав о том, как взбеленился бы младший от его звонка. Нет. Посвящать во все это семью Итоши не собирался. Саэ всегда самостоятельно разбирался со своими проблемами. Разберется и в этот раз. Он снова глотнул виски и устало прикрыл глаза, но стоило опустить веки — и под ними тотчас флэшбеком полыхнул омерзительный рисунок. Саэ слегка дернулся и распахнул глаза, раздраженно помотав головой. Нашарив пульт от телевизора, включил наугад, попав на какой-то ужастик о чудовище, напавшем на космический корабль, — но мало обращал внимание на события фильма. Ему просто нужна была какая-нибудь картинка перед глазами, чтобы заглушить воспоминания о чертовом рисунке, который словно отпечатался на внутренней стороне его век. Возможно, виной всему был виски, которого Саэ щедро плеснул в чашку, явно превышая все принятые в приличном обществе порционные нормы для такого изысканного спиртного, — но страх, который он испытал еще утром, все уверенней вытесняли собою злость и раздражение. Ему почти хотелось лицом к лицу встретиться с этой больной сукой, которая превратила его жизнь в такое дерьмо. Чего она хочет добиться этими письмами и тошнотворной мазней? Его внимания? Благосклонности? Его денег? Кто она такая, черт бы ее побрал? Конечно, если сталкер действительно женщина. Но Мисаки была уверена, что на полученной им записи женский голос. Однако что, если тут замешан не один человек? Саэ снова тряхнул головой и приложился к чашке. У него завтра тренировка, и бессонная ночь, приправленная виски в нездоровых количествах, уж точно не улучшит его самочувствие, но он с каким-то мазохистским упрямством продолжал цедить алкоголь, мрачно пялясь в экран телевизора, на котором потерявшиеся в космосе астронавты нещадно тупили, пока их одного за другим пожирал инопланетный монстр. Ко всей уже имеющейся головной боли добавилась еще одна — новая телохранительница. Саэ раздраженно фыркнул в пустоту квартиры, не сдержавшись. От одного воспоминания о нелепой девице хотелось закатить глаза и хлопнуть себя себя ладонью по лбу. Она являла собою поистине апогей свалившихся на него многоэтажных неприятностей. Джироланд с Накамурой целый час настойчиво убеждали его в том, что никто не должен заподозрить в этом посмешище его охрану. В таком случае, кем он, черт возьми, должен был представлять знакомым это лохматое недоразумение? Своим личным клоуном? А еще этот ее взгляд. Саэ даже зашипел сквозь зубы от раздражения, вновь поднося ко рту чашку и коротко ругнувшись, когда обнаружил, что та уже опустела. То, как она смотрела на него этими заплывшими воспаленными глазами, когда вырвала из его пальцев рисунок… В ярко-голубых радужках плескалось чувство, которое Саэ презирал всем сердцем, которое давил в зародыше, не позволяя себе испытывать его ни к кому, и бесясь еще больше, если кто-то смел проявлять это чувство по отношению к нему. Жалость. Девчонка смотрела на него с такой искренней, и оттого еще более выводящей из себя, отвратительной, бесящей жалостью. И завтра — нет, уже сегодня, — утром она опять припрется сюда, чтобы отвезти его в спорткомплекс, станет мозолить ему глаза своим дурацким видом и бесить идиотским поведением, и будет снова смотреть на него с этой конченой, унизительной, совершенно не нужной ему жалостью. Саэ даже сам услышал скрип своих зубов, а пальцы, плотно сжавшиеся на пустой чашке, болезненно побелели. Варясь в этих мыслях, Итоши в какой-то момент попросту отрубился прямо на диване. Проснулся он в отвратительном настроении — ничего нового, теперь это было для него нормой. По-прежнему включенный телевизор пестрил какой-то кулинарной программой, тело ныло и страшно затекло от неудобной позы, виски ломило, а слюна ощущалась продуктом жизнедеятельности очень нездоровой кошки, незаконно поселившейся у него во рту. От осознания того, что совсем скоро нежеланная телохранительница сделает его утро еще паршивее, Саэ вслух застонал. Решение пришло быстро и было окончательным. Он просто уедет без нее, вот и все. Саэ очень сомневался, что неуловимый сталкер вздумает напасть на него в семь утра по дороге в спорткомплекс. С этой Рэн и ее начальством — или отцом, или кем там ей приходился детектив Накамура, похер, — он разберется позже. Она и так вчера была, мягко говоря, не в восторге от перспективы проводить с ним время, и чувства Саэ на этот счет были максимально взаимными. Если как следует выбесить ее, девчонка и сама откажется от этой работы. Конечно, в таком случае снова вернутся неповоротливые копы, — но Саэ готов был потерпеть их, уж если альтернативой была эта взбалмошная девица. Почувствовав себя самую малость лучше от того, что хотя бы какие-то решения в своей жизни ему удалось отстоять, Саэ умылся и тщательно почистил зубы, изгоняя все следы кошачьей вечеринки изо рта, закинулся таблетками от головной боли, и, быстро собрав спортивную сумку, спустился в подземный паркинг. При виде его новенького, блестящего, серебристого «Porsche» настроение слабо трепыхнулось в попытке подняться на одно деление выше нуля. Со всей этой вынужденной охраной Саэ совсем не имел возможности пользоваться собственной машиной — приходилось передвигаться по городу исключительно на служебных автомобилях охранников. Итоши скучал по своей тачке. Еще больше скучал по возможности выехать куда-то в одиночестве. До прихода этой Рэн оставалось еще около часа, и Саэ с неприкрытым злорадством вырулил из подземной парковки на улицу. Он почти наяву мог представить выражение ее физиономии, когда она выяснит, что подопечный оставил ее в дураках. Саэ ухмыльнулся себе под нос. Он надеялся, что девчонка устроит истерику и после этого номера уж точно свалит в закат, сняв с него хотя бы часть неприятностей, которые ему доставляло уже одно ее присутствие рядом. На тренировку Саэ приехал одним из первых, что немудрено — до официального начала оставалось еще полчаса. Но на забронированном стадионе, тем не менее, уже были вратарь Мару Бруно и центральный защитник Арно Ламбер. Саэ пробормотал хмурое приветствие и отошел от сокомандников, намереваясь тщательно проработать все элементы своей разминочной программы. Надежды немного потренироваться в одиночестве не сбылись — к нему почти сразу же подошел Арно, на ходу перевязывая куцый хвостик, в который он всегда собирал растрепанные темные волосы. — Тебя что, Мару покусал? — обратился к Саэ француз, уже окончательно пристраиваясь для разминки рядом с ним. Итоши тихо вздохнул, на миг устало прикрывая глаза, и все же заставил себя проявить элементарные навыки социализации по отношению к сокоманднику, хотя больше всего на свете сейчас ему хотелось послать Ламбера куда подальше. — Что за ерунду ты несешь? — Джироланд тактично намекнул бы, что над социализацией ему еще следует поработать, но Саэ было плевать: его все устраивало. Арно дернул головой в сторону вратаря, молча занимавшегося растяжкой неподалеку, и приподнял одну темную бровь. — Выглядишь так же хуево, как и он, но у Бруно хотя бы причины есть. Саэ бросил еще один взгляд на итальянца и отметил увеличившиеся темные круги у него под глазами. Мару в целом выглядел уставшим и осунувшимся, хоть сейчас уже и казался здоровее, чем по приезде в Японию. Возможно, смена обстановки и впрямь помогала ему справиться с горем и тоской по погибшей сестре, но до полного возвращения в норму явно еще было далеко. Саэ недовольно поджал губы. Ночная пьянка и впрямь сказалась на нем не лучшим образом, раз Ламбер сразу же обратил внимание на его потрепанный внешний вид. Но в этом не было ничего удивительного: Саэ видел себя в зеркале утром и прекрасно знал, какое впечатление производит нездоровая бледность его лица, усталые синяки под глазами и настоящий синяк на скуле. — Может, у меня тоже есть причины, чтобы хуево выглядеть? — вяло огрызнулся Саэ, начав наматывать узкий круг бегом в слабом темпе. — Бессонная ночь? — не отставал ни капли не запыхавшийся Арно, увязавшись за ним. — Поклонницы спать не давали? — лукаво подначил он, и Саэ споткнулся на ровном месте, бросив на него недовольный взгляд. Если бы, блять. Ламбер лишь коротко хохотнул в ответ на его раздражение и кивнул головой, указывая на его синяк: — Кто тебе глаз подбил? Отвергнутая красотка? Саэ фыркнул, невольно подумав о «красотке», поставившей ему фингал, и раздраженно цокнул языком. — Ламбер, что ты приебался ко мне с утра пораньше? — Ладно, Итоши, не бесись. Я, вообще, по делу хотел поговорить, — миролюбиво поднял руки Арно, вслед за Саэ приступая к растяжке. — Тут инфа просочилась, что ты участвовал в матче какого-то секретного японского футбольного проекта. Что за тема? — Ты сам только что сказал: проект секретный, — лениво протянул Саэ, уже переключаясь на беговые упражнения. — Вот и отвали. — Говнюк ты, Итоши, — сокрушенно вздохнул Арно, остановившийся, чтобы попить воды. — Скажи хоть: считаешь, дело годное? Саэ долго не отвечал, сосредоточившись на очередном упражнении, но в конце концов все же неохотно пробормотал: — Годное. — Никаких деталей о Блю Локе он сокоманднику не раскрыл, а выражать свою оценку проекту договор о неразглашении ему не запрещал. — До меня еще кое-какие слухи дошли, — продолжал неунывающий защитник, уже возобновивший свой разминочный комплекс. Саэ незаметно закатил глаза, в очередной раз поражаясь любви француза ко всяческим сплетням. Вот уж кому точно нельзя прознать о проблемах в его жизни, у него же язык как помело. — Короче, птичка напела, что Японская Футбольная Ассоциация начала переговоры с «Бастард Мюнхен», а еще с «Барчей» и «Мэншайн Сити». — Что за птичка такая? — хмыкнул Саэ, невольно заинтересовавшись. — Кайзер, — как само собой разумеющееся, ответил Ламбер, пожимая плечами. — Кто бы сомневался, — покачал головой Саэ. И правда: само собой разумеющееся. Нападающий «Бастарда» был еще большим треплом, чем защитник «Реала», в данный момент беспардонно докучающий Итоши. — Есть идеи, что может намечаться? — продолжал размышлять вслух Арно, наконец-то хоть немного запыхавшись. — Может, это как раз с твоим секретным проектом связано? — Это не мой «секретный проект», — возразил Саэ. Он закончил разминку и остановился, чтобы глотнуть воды и промокнуть полотенцем слегка вспотевшее лицо. — И я понятия не имею, связано ли это. Ламбер немного действовал ему на нервы, но, тем не менее, смог успешно переключить его мысли на другие темы, не касавшиеся проклятого сталкера. Вскоре на стадион подтянулась почти вся команда, и можно было начинать полноценную тренировку, чем парни и занялись. Правда, некоторые из запланированных на сегодня элементов игры они не могли проработать — по причине отсутствующего форварда. — Кто-нибудь в курсе, где носит Рамиреса? — недовольно осведомился правый полузащитник Лукаш Кшептовский во время первого короткого перерыва. — А что такое, уже соскучился по мне, зайчик? — раздался громкий и насмешливый голос со стороны выхода с поля. Саэ вместе со всеми обернулся к наконец-то соизволившему явиться на тренировку нападающему, но тут же замер на месте, окаменев. Потому что Рамирес пришел не один. Саэ глазам своим не верил, в легком ступоре таращась на девушку, как ни в чем не бывало идущую следом за уже переодевшимся в форму Мигелем Рамиресом. Она поймала его раздраженный взгляд и растянула губы в противной, торжествующей ухмылке. Саэ нахмурился, сжимая зубы так сильно, что скулы еще отчетливее проступили на лице, а синяк под глазом прострелило болью. Все-таки приперлась. Но как, черт возьми, она умудрилась пробраться сюда? Ее бы не пропустили дальше ресепшена в холле спорткомплекса! Ответ, впрочем, не заставил себя ждать. — Итоши, гляди-ка, какой я цветочек привел! Что ты за жопа такая: оставить даму одну в фойе и сбежать к кучке потных мужиков, — весело прогорланил Рамирес, в своей привычной манере игриво подмигивая идущей рядом с ним девице. Саэ заскрипел зубами. Охуенный «цветочек» — скорее, прилипчивый сорняк. У Рамиреса что, вообще глаза отказали? Или ему неважно, перед кем упражняться в своем обаянии, если у этого кого-то есть сиськи? Впрочем, насчет сисек… Саэ оценивающе скользнул глазами по весьма скромной груди, которая предположительно имелась под растянутой фиолетовой футболкой, но не факт. Взгляд тут же зацепился за надпись на этой самой футболке, и он едва не фыркнул в голос. «I never liked you anyway». Саэ не сомневался, что футболку именно с таким принтом она выбрала не случайно. Что ж, черт возьми, он мог подписаться под каждым, мать его, словом на ткани, скрывающей ее уходящую в минус грудь. — Мы случайно разминулись, — сладким голоском пропела Рэн на вполне приличном английском, сверля его совсем не сладким взглядом. — Не так ли, Саэ? Итоши скрипнул зубами, чувствуя себя загнанным в ловушку и зверея от этого все больше. Девчонка повела себя совсем не так, как он рассчитывал: никакой истерики и скандала, только эта холодная враждебность и вызов в голубых глазах. Не к месту заметил, что они больше не воспаленные и не красные, да и волосы стали выглядеть неожиданно лучше, — знойной красавицей она, естественно, не стала, но на нее, по крайней мере, теперь можно было смотреть без содрогания. — Твоя подруга, Итоши? — осторожно спросил Мару Бруно, подходя к нему, но глядя при этом только на Рэн. Саэ перекосило от его вопроса, и он краем глаза успел заметить тень точно такой же гримасы на лице «подруги». — Нет, конечно, — огрызнулся он, злобно просверливая дыру в наглой девице, отвечавшей ему все той же мерзкой, победной полуухмылкой. — Мы с Саэ учились вместе в средней школе и сейчас решили возобновить знакомство, — мило прощебетала она очевидную ложь, а в голубых глазах плескалось мстительное удовольствие от вида зверской гримасы, исказившей лицо Итоши. — Саэ пригласил меня посмотреть на вашу тренировку. Надеюсь, вы не против. Рамирес тут же вновь принялся виться вокруг нее, заверяя, что ей все рады, и сыпя настолько идиотскими и не подходящими ей комплиментами, что у Саэ даже задергалось веко. Его бесил этот придурок, норовящий засунуть член во все, что движется, даже если это что-то — откровенная уродина. Его бесила эта настырная девица, которая разломала к чертям все его предположения о ее возможной реакции на его выходку, тем самым вновь отобрав у него даже слабое подобие хоть какого-то контроля над ситуацией. А Рэн вскинула одну бровь и изогнула губы в издевательской усмешке, будто говорившей: тебе от меня не отделаться. Саэ раздраженно цокнул языком, резко развернулся на месте и, не сказав ни слова, трусцой побежал к центру поля. — Вы тренироваться пришли или херней страдать? — ожесточенно бросил он через плечо, не разжимая зубы. Парни вернулись на свои позиции и снова включились в игру, а эта пигалица поднялась на зрительские трибуны и окопалась там, расположившись на верхнем ряду. И Саэ постоянно чувствовал на себе ее взгляд. Он жег его мышцы, будто лазерный прицел, разливал по телу деревянное напряжение, от чего все движения становились скованными и совсем не такими ловкими, какими могли и должны были быть. Пробегая ближе к краю поля на пути к выбранной позиции, Саэ бросил косой взгляд на трибуны, и ему показалось, что даже с такого расстояния он смог разглядеть ее саркастичную ухмылку. Скривившись от отвращения, он приложил все усилия, чтобы на полную включиться в игру, — но получалось слабо: из-за охватившего каждый мускул напряжения и ощущения взгляда в спину, движения Саэ стали куда менее скоординированными, чем обычно, вплоть до того, что один раз он даже промазал по мячу, заработав этим насмешливые подколы от Рамиреса и встревоженный вопрос, все ли с ним в порядке, не от кого-то, а от Мару. Когда тренировка наконец завершилась, Саэ едва ли не впервые в жизни был рад возможности убраться подальше от футбольного поля. Уйдя в раздевалку раньше всех остальных, он принял самый быстрый на свете душ, торопливо переоделся, едва не проткнув до дыр футболку, не желавшую с первого раза налезать на не до конца высушенное тело — настолько дерганными и нервными были его движения. Парни только начинали заползать в раздевалку, устало переговариваясь, а Саэ уже пронесся мимо них, невнятно попрощавшись и не реагируя на их вопросы, и решительно направился в коридор, ведущий к запасному выходу. Итоши надеялся на свое преимущество в знании планировки спорткомплекса и рассчитывал, что сможет улизнуть на улицу до того, как эта мымра раздуплится, куда ей идти. — Эй! — вдруг ударил в спину звенящий от негодования голос на одном из поворотов, заставив Саэ споткнуться от неожиданности. Да как она так быстро его нашла, черт бы ее побрал? Сцепив зубы так сильно, что они в любой момент могли начать крошиться у него во рту, Саэ ускорил шаг, не оборачиваясь. Пыхтение и топот шагов за спиной стали еще громче и ближе, заставив его тихо чертыхнуться себе под нос. — Ану-ка стоять! — прорычала она уже с откровенной яростью в слегка охрипшем голосе. Еще чего захотела. Саэ мстительно прибавил скорости, на ходу все же бросив через плечо грубое: — Какого хера ты тут делаешь? Уже нагнавшая его девица аж задохнулась от возмущения. — Так и знала, что все футболисты — тупые, — с сарказмом прошипела она, пытаясь поравняться с ним. — Я — твой телохранитель, забыл, придурок? — Я уже сказал детективу Игараси и твоему начальнику, что мне не нужен телохранитель, — процедил Саэ сквозь зубы, не останавливаясь и с трудом держа себя в руках. — Детектив Накамура — мой отец, а не начальник, — не растерялась Рэн, подтверждая догадки Саэ. Ноги у нее, к сожалению, оказались достаточно длинными, чтобы поспевать за ним. Начать бежать по-настоящему, чтобы отделаться от нее, Саэ все же расценивал ниже своего достоинства. Пока что. — А этот хер, что рисуночки тебе шлет, в курсе, что тебе не нужна охрана? От ехидства в ее голосе у Саэ даже щека дернулась в нервном тике, тут же отстрелив ноющей болью в синяк на скуле, что, в свою очередь, вызвало новый прилив раздражения. Это был удар ниже пояса, и она прекрасно это понимала. — Как-нибудь разберусь и без копов-недоучек! — огрызнулся Саэ, ожесточенно подтягивая сползавший с плеча ремень сумки. Да где там этот чертов выход?! Сзади раздалось громкое, невпечатленное хмыканье. — Послушай-ка меня внимательно, Итоши Саэ, — злясь не меньше его, процедила Рэн за его спиной. — То, что я тебя вчера утром пожалела и согласилась на эту работу, не дает тебе никакого права… Договорить она не успела. Саэ даже сам не понял, как вышло так, что он резко развернулся к ней и в два внушительных шага сократил и без того небольшое расстояние между ними, вынуждая девчонку неудачно отступить назад и тут же упереться спиной в стену. Пожалела. По-жа-ле-ла. Это единственное слово, произнесенное таким презрительным тоном, всколыхнуло его собственные мысли, что не давали ему покоя прошлой ночью, и начисто сорвало с тормозов все его самообладание, и без того трещавшее по швам. Да кто она такая, чтобы жалеть его? Зрение затянуло красным туманом по периферии. Не помня себя, скрипя зубами от злости, Саэ сделал последний тяжелый шаг вперед, окончательно загоняя эту заразу в ловушку между стеной и его телом, и угрожающе навис над девчонкой, сверля кипящим от гнева взглядом ее побледневшее лицо. — Пожалела? Ты. Меня. Пожалела? — свистяще прошипел Саэ ей в лицо, с каждой секундой сатанея все больше от того язвительного тона, которым она произнесла это чертово слово, все еще беспорядочным эхом отбивающееся от стен его самоконтроля и пускающее по ним змеящиеся трещины. В голубых глазах напротив, оказавшихся теперь слишком близко, мелькнула какая-то неопознанная эмоция, а Саэ вдруг понял, что видит свое отражение в ее сузившихся блестящих зрачках. Едва контролируя свой голос, он склонился еще ближе и процедил, не разжимая зубы: — Мне нахер твоя жалость не вперлась, усекла? Можешь пожалеть себя за то, что ты такое надоедливое страшилище. Мне не нужна защита от кого-то, вроде тебя, потому что с этой помешанной сукой я в состоянии и сам разобраться, если она вылезет из той дыры, где скрывается. Рэн молча смотрела на него, глазами, распахнутыми до такой степени, что радужка стала казаться ярким голубым камешком, со всех сторон обрамленным глазным белком — настолько широко раскрылись ее веки. У нее на переносице были светлые веснушки — Саэ не понимал, почему обратил на это внимание, и понимать не хотел. У него все внутри ревело и клокотало от ярости. А девчонка поджала бледные губы, тяжело, натужно сглотнула, отчего напряглись жилы на тонкой шее, — и Саэ вдруг ощутил прилив какого-то первобытного, омерзительного упоения, видя отголоски страха на ее побледневшем лице. Оказаться тем, кто внушает страх, было куда приятнее, чем бояться самому. Однако в следующий миг девчонка внезапно резко изменилась в лице. Скулы заострились от того, с какой силой она стиснула зубы, а на побледневшей коже тут и там начали вспыхивать пятнышки румянца. Она вдруг выпрямилась, вызывающе вскидывая голову и расправляя широковатые для женщины плечи; еще секунду назад испуганно вытаращенные глаза хищно сузились, и Рэн медленно, тяжело ступила вперед, всем телом оттесняя Саэ от себя, даже как будто ростом выше стала. — Надоедливое страшилище, говоришь? — едко, вкрадчиво переспросила она, кривя губы в злой усмешке. — Но ведь главное то, что внутри, слыхал такое? Хотя, куда уж тебе. Ты сам настолько поверхностный, что просто не умеешь видеть дальше внешней оболочки. На мой взгляд, это именно ты — настоящий урод. Ее голос не дрожал, в нем не было обиды — одна лишь глухая ярость и презрение. А Саэ будто очнулся от странного, неконтролируемого транса, и заново прокрутил в голове все, что только что сказал ей. Во рту пересохло, а к горлу вдруг подкатила тошнота, точно так же, как ночью, — вот только сейчас ее вызывал у себя он сам. Что он ей наговорил? Зачем? Да, Саэ всегда был грубым и язвительным, но никогда прежде не унижал других людей вот так. Девчонка бесила его, бесспорно, она ударила его — впрочем, заслуженно, — а вот сама она не заслуживала той ненависти и бесконтрольного желания сделать больно, которые затмили его разум. Саэ был достаточно честен с собой, чтобы признать, что повел себя омерзительно. Почему он это делает? Неужели он оказался настолько неустойчивым к стрессу? Неужели тревога и постоянное напряжение вытаскивали из него наружу столько грязи? От этих мыслей стало еще паршивее и еще более тошно. Тошно от себя. Но извинения, которые он должен был, обязан был произнести, упрямо застряли в глотке, впиваясь в слизистую невысказанными словами, будто когтями — ему даже показалось, что он почувствовал привкус крови во рту. Через миг понял, что не показалось — он умудрился прикусить себе язык и даже этого не заметил. А ярость на лице напротив вдруг резко сменилась хмурой сосредоточенностью — Саэ даже растерялся от такой перемены. Рэн сдвинула тонкие брови к переносице и слегка сморщила нос — веснушки затанцевали на светлой коже. — А что ты там вякнул? Разобраться с «этой помешанной сукой»? — медленно и раздельно протянула она. Нахмурилась еще больше, с подозрением прищуривая глаза. — Это что такое было, Итоши? Ты… ты что, утаиваешь какую-то инфу от полиции? Саэ уже хотел было презрительно фыркнуть на чистом рефлексе, но вовремя остановился, неожиданно осознав, что да — действительно утаивает. Со всем этим хаосом он совершенно забыл, что так и не передал полиции полученную позавчера аудио запись. Рэн сверлила его недобрым, пронзительным взглядом, и он, чувствуя себя максимально некомфортно, нервно облизнул губы. Крепнувшее желание как-то сгладить отвратительность своего поведения и удручающая неспособность выдавить из себя хотя бы самое жалкое извинение, привели к тому, что он почти миролюбиво признался ей: — Сталкер позавчера прислал мне аудио послание. Есть подозрение, что эту запись сделала женщина. Несколько секунд Рэн молча смотрела на него, медленно моргая. Он так же молча смотрел в ответ, и поэтому не упустил тот момент, когда было отчетливо видно, как дернулись ее веки в порыве возвести глаза к потолку, но она вовремя сдержалась. — Скажи мне вот что, Итоши, — пугающе спокойным и деловым тоном начала Рэн. — Тебя очень часто лупят футбольным мячом по башке? Потому что должна же быть какая-то уважительная причина для того, что ты такой идиот! — Следи за языком! — раздраженно огрызнулся Саэ, впрочем, получилось не слишком впечатляюще, потому что он и сам чувствовал свою вину. Как он мог забыть об этом? Саэ вовсе не планировал полностью утаивать эту аудио запись, он просто… просто хотел придержать ее в надежде, что успеет что-то понять самостоятельно, но после все так завертелось, и это совершенно вылетело у него из головы. Сейчас он и сам чувствовал себя идиотом, поэтому презрительные слова Рэн задели вдвойне. — Детский сад какой-то! — продолжала бушевать телохранительница, отойдя от него и негодующе размахивая руками. — И после такой дурости ты еще имеешь наглость утверждать, что тебе не нужен телохранитель?! Да тебе не охранник нужен, а настоящий надзиратель! — Ты закончила? — процедил Саэ сквозь зубы, чувствуя, что с трудом обретенное самообладание снова начинает лопаться по швам. Девчонка отвернулась к нему спиной и сокрушенно вцепилась в волосы, ероша пальцами теперь уже равномерно прокрашенные светло-фиолетовые пряди и что-то глухо бормоча себе под нос. Саэ был на грани того, чтобы развернуться и уйти, оставив ее тут одну. Адекватно говорить друг с другом у них явно не получалось — впрочем, это было ясно с самого начала. Рэн вдруг развернулась к нему, все еще держась за голову с таким видом, словно натужно обдумывала, как предотвратить какую-то страшную катастрофу мирового масштаба. Саэ поджал губы, сверля ее мрачным взглядом. — Ладно, Итоши, — слегка подрагивающим от негодования голосом произнесла Рэн. — Мы друг другу не нравимся, это ясно, как божий день. — Да что ты, — с едким сарказмом хмыкнул Саэ, вскидывая одну бровь. — Но, — девчонка повысила голос, игнорируя его замечание, — в наших общих интересах работать вместе. — Саэ с выражением крайнего скепсиса на лице поднял и вторую бровь, а Рэн передернула губами, став вдруг очень собранной и сосредоточенной, и вызывающе сложила руки на груди. Футболка слегка натянулась, доказывая, что эта грудь под нею действительно присутствовала, хоть и весьма скромно. — Ты хочешь избавиться от сталкера. Я хочу успешное дело в свое резюме. И нам обоим выгодно сотрудничать, если хотим получить желаемое максимально быстро и избавиться от общества друг друга. Саэ скопировал ее позу, скрещивая руки на груди, что у него, за счет широких плеч, получилось куда более внушительно. — И как это сотрудничество нам поможет? — со скептической насмешкой поинтересовался он. — Ты что, не слушал, когда тебе объясняли весь прикол того, что твоей охраной буду я, а не какой-то мужик в форме? — раздраженно фыркнула Рэн. — Игараси с Накамурой упоминали что-то о том, чтобы никому не говорить, что ты — охрана, — нехотя протянул Саэ, напрягая мозг в попытках вспомнить, чем детективы аргументировали такую просьбу. Получалось не очень — голова у него была забита другими вещами в тот момент, и слушал он их обоих крайне невнимательно. Рэн недовольно хмыкнула, перестав сдерживаться и все-таки возведя глаза к потолку. — Тогда объясню еще раз, чтобы твой мозг рыбки смог обработать этот огромный массив информации. Справишься? — колко поддела она, и Саэ раздраженно цокнул языком, но Рэн уже продолжала: — Твой преследователь явно имеет с тобой какие-то личные счеты. Все эти письма, пропавшие личные вещи, рисунок — этот человек помешан на тебе. Двинут, очень конкретно и нездорово. Мужчина, женщина, да кем бы этот мудак ни был, — он полностью зациклен на тебе. Ты — его идея фикс. И присутствие кого-то, вроде меня, может очень сильно выбить его из колеи. — Кого-то, вроде тебя? — непонимающе протянул Саэ, и теперь уже Рэн нетерпеливо цокнула языком. — Если сталкер не поймет, что я — твоя охрана, то может принять меня за твою… кого-то там, — туманно закончила она, заставив Саэ нахмуриться в недоумении. — Короче, этот чел помешан на тебе, и ему точно не понравится, что вокруг тебя постоянно ошивается какая-то мутная девка. — Надо же, какое точное определение подобрала, — не сдержался Саэ. Рэн скривилась и показала ему средний палец. Он недовольно нахмурился. — И почему присутствие «какой-то мутной девки», — он мимолетно ухмыльнулся, видя, как она насупилась, и ехидно напомнил: — Твои слова, не мои. Как твое присутствие может выбить его… или ее, из колеи? — Ну хотя бы… банальная ревность, — пожала плечами Рэн. — Этот псих явно что-то имеет к тебе. И ему как пить дать не понравится, что я постоянно тусуюсь с тобой. И это может привести к его невнимательности и ошибкам, совершенным на эмоциях. Он может спалиться — и вот тут-то мы его и повяжем. Саэ задумался, прокручивая в голове ее слова. Сейчас, когда они перестали ругаться и начали разговаривать, он смог даже на время унять раздражение, которое вызывала в нем эта девчонка. А она слабо ухмыльнулась и развела руками. — Но для этого нам нужно постараться сотрудничать, как я и сказала. — Саэ поджал губы, но ничего не сказал. — И первый шаг к этому сотрудничеству — перестать скрывать важную информацию. Ты должен показать мне эту запись. Саэ помолчал несколько секунд, изучая хмурым взглядом ее уверенное лицо. Как бы сильно его ни бесила сложившаяся ситуация, он не мог не признать, что в ее словах присутствуют логика и здравое зерно. Стоит ли временное неудобство, которое причиняет ему ее общество, того, чтобы раз и навсегда избавиться от проклятого сталкера и забыть, что этот кошмар был в его жизни? Ответ лежал на поверхности. Итоши Саэ всегда легко принимал решения — даже самые нелегкие. А решение, которое он принял сейчас, было далеко не самым трудным в его жизни. — У меня есть условие, — категорично объявил он тоном, не терпящим возражений. Рэн недовольно нахмурилась, но все же вскинула брови в немом вопросе. Саэ криво ухмыльнулся и вновь закинул на плечо спортивную сумку, затем развернулся и зашагал вперед, не дожидаясь ее, но при этом достаточно медленно, чтобы она успела его догнать. — Ездить будем на моей машине.