Спасая Лили

      Мне больно.       Мои колени горят от недавнего падения, а грубая ткань джинсов без устали натирает свежие раны. Рваная ткань медленно впитывает алую кровь, а после высыхания становится похожа на наждачную бумагу. Я чувствую каждую ниточку при каждом всхлипе, но не обращаю на это внимания, продолжая бить кулаками об пол, оставляя на них свежие ссадины. Мои руки с силой вжимаются в городскую пыль, пытаясь избавиться от накопившейся злости и ненависти. Я стараюсь изо всех сил, но чувство боли уже не приносит облегчения, как раньше. Это лишь усугубляет моё состояние. Я тру солёные от слёз щёки, и мне становится всё больнее, потому что кожа на лице краснеет не от холодного ветра, а от раздражения.       Это настоящая пытка, но далеко не физическая. Истинная причина кроется где-то глубже, в том месте, которое люди обычно называют душой. В агонии бьюсь не я, а она.       Очередной рваный вздох вырывается из лёгких, и я обессиленно опускаюсь на пол. Ложусь на ноги и упираюсь лбом в грязный бетон. Меня не волнует эта грязь и её последствия. Я чувствую лишь прохладу бетона, которая на мгновение приводит меня в чувство, и задерживаю дыхание, чтобы не задохнуться в приступе истерики. Мне так хочется к маме. Чтобы она обняла меня, как в детстве, когда я упала с горки и наставила себе кучу синяков. Хочется снова стать той глупой маленькой девочкой, забраться к ней на колени и плакать, плакать, плакать, пока она утешающе гладит меня по волосам и спине. А потом мама, как обычно, достанет из кармана небольшой свёрток с самыми вкусными конфетами на свете. Боже, раньше мне всегда казалось, что у неё в кармане спрятан небольшой портал, который ведёт прямиком на шоколадную фабрику, потому что у неё постоянно было что предложить мне. Она всегда сначала давала мне выразить свою боль, а затем сглаживала её сладостью. Я зачарованная сидела и жевала шоколад вперемешку со слезами, и, как по волшебству, с последним кусочком исчезало и всё плохое. Моя голова просто забывала о том, что её так сильно волновало буквально секунду назад, и я снова неслась вихрем по своим детским делам, до следующего раза, когда найду себе очередные проблемы. Но это всё в прошлом, такого уже давно нет и никогда больше не будет.       Утопая в воспоминаниях, я сижу настолько неподвижно, что кажется, будто меня не стало, что я растворилась в очередном порыве воздуха. Смешавшись с пылью и песком, меня уносит далеко-далеко отсюда. Мне неважно куда, главное — не оставаться здесь. Но бешено бьющееся сердце выдаёт меня. Оно колоколом стучит в ушах, отсчитывая последние секунды. Глупый орган так хочет успеть пожить и пытается уместить в короткий миг как можно больше ударов.       — Прости, — рука тянется к груди и сжимает ворот кофты в кулаке, отчего сердце тоскливо сжимается в ответ. — Сегодня у тебя не получится меня удержать.       Когда несколько часов назад я в очередной раз сбежала из дома и неслась по ночному городу в поисках укрытия, меня ещё терзали сомнения. Мой разум настойчиво призывал меня дать себе ещё один шанс, найти другое решение, сделать хоть что-то, чтобы спасти свою душу. Но я оставалась непреклонной. Я летела по тёмным холодным улицам в попытках убежать от навязчивых мыслей, которые преследовали меня неотступно. Однако они всё же поймали меня в свои сети и за поводок привели в место, которое мы когда-то давно случайно обнаружили вместе с Меган. Не знаю, почему именно эта крыша, вероятно, потому что оно подходило лучше всего. Мы приходили сюда, только если происходило что-то настолько катастрофичное, что вынести это было уже невозможно. Эта крыша стала для нас почти что местом силы. Здесь мы могли кричать, плакать, бить стены и посылать весь мир к чёрту, а затем, уставшие, падали прямо на бетон и дышали, дышали, дышали, глядя в бесконечность космоса перед собой. Вселенная была последним пунктом в нашей терапии. Осознание того, насколько мы малы по сравнению с ней, давало нам ощущение лёгкости и свободы. Ведь если мы ничтожны, то и наши проблемы не имеют никакого веса. Это отрезвляло, возвращало равновесие в наш маленький внутренний мир.       Поэтому, когда я наконец отталкиваюсь ладонями от земли, на моём лице появляется спокойствие и даже подобие улыбки, хоть она и выглядит вымученной и кривой. Прежде завывающую бурю эмоций будто стерли. Я всё для себя решила и уже давно, ни к чему продолжать это представление. Слёзами, криками и истериками ничего не исправишь. И если так подумать, то мою сломанную судьбу не починит абсолютно ничего. А значит, для меня остается тот самый беспроигрышный вариант. Настолько универсальный, что решил бы все проблемы за раз.       Мне больше не придётся ничего придумывать, строить планы и думать о будущем. Теперь всё это кажется мне неважным и далёким. Этот мир больше не принадлежит мне. Я отказываюсь от него, как и он от меня.       Сейчас самое время.       Я без труда пробираюсь между прутьями металлического ограждения и поднимаюсь на ноги уже на другой стороне, откуда нет выхода. Удивительно, но я не чувствую страха, хотя всегда боялась высоты. Каждый раз, когда я смотрела вниз даже из окна, у меня неприятно сводило живот, а дыхание сбивалось. Сейчас же всё иначе. Сейчас мне спокойно и легко. Возможно, это потому, что во мне больше не осталось никаких эмоций, только боль и усталость.       Мои пустые глаза устремляются к небесам, оставляя за собой мирские заботы. Я гляжу вдаль, и моё внимание привлекает яркий белый свет маяка, который словно пытается что-то мне сказать. Но я не понимаю его язык. Неужели мы настолько чужды друг другу, или проблема лишь во мне? Неужели я действительно чужая для всех?       Загипнотизированная свечением, я пытаюсь найти хоть какую-то мелочь, что объединяла бы нас. Зачем? Просто потому что умирать в одиночестве — страшно.       И тут я понимаю, что мы оба горим. Ведь если бы отчаяние могло излучать свет, то на сегодняшнем ночном небе горела бы не одна яркая вспышка, а две. Мы бы озарили весь этот чёртов город. Он бы светил во имя жизни, а я — во имя смерти.       — Прощай, — шепчу я маяку в благодарность за то, как он терпеливо провожает меня, и закрываю глаза в последний раз. Ладоням становится теплее, когда я медленно отрываю их от железных прутьев. Я зависаю в воздухе, удерживаясь лишь кончиками пальцев. Чувство невесомости приближается ближе к моему телу выжидая момента, когда схватит его в свои объятья.       — Что ты делаешь?!       Я вздрагиваю от неожиданности и резко оборачиваюсь на обладателя мужского голоса. Когда мне сквозь пелену слез всё же удается различить в дверях человеческую фигуру, моя нога соскальзывает с края, и я теряю равновесие. Будто в замедленной съёмке я наблюдаю, как неизвестный бросился ко мне, стремясь спасти меня. Он переваливается через ограждение, словно обгоняя само время, и хватает мои безвольно размахивающие в воздухе руки. В поисках опоры я инстинктивно впиваюсь ногтями в мужские плечи, увлекая его за собой в пустоту. В этот миг, казалось, сама судьба отвернулась от нас.       Последнее, что я помню, — это лицо незнакомого мне парня, полное ужаса. В его глазах быстро сменяются яркие отблески света из окон, которые мы пролетаем, и звёздное небо, освещённое моим новым другом — маяком.

* * *

      — Нет! — я не узнаю в крике свой же голос, настолько он пропитан страхом.       Мои глаза в панике метались из стороны в сторону, и я, словно в трансе, раскачивалась в их направлении, пытаясь осознать себя. Холодные ладони быстро ощупывали каждую из моих конечностей, проверяя, целы ли кости. Мокрая кожа ладоней неприятно липла к хлопку пижамы, когда я ощупывала сначала ноги, а потом руки.       Перед глазами то и дело вспыхивали картины прошлого. Холодный ветер. Мои ноги целы и подвижны. Белый свет. Руки функционируют как прежде. Звёзды, удаляющиеся со скоростью падения. Я задыхалась от воспоминаний и от непонимания происходящего.       Я умерла?       Пальцы сильнее впиваются в плечи, и я ощущаю, как нервные окончания передают моему мозгу сигналы о боли. Разве мёртвые могут испытывать боль? Разве после смерти мы не исчезаем навсегда, не превращаемся в ничто? И не попадаем ли мы, в конце концов, в ад или рай?       — Это не может быть просто кошмаром, — хрипит горло и каждый звук царапает слизистую, будто я только-только вернулась с морозной улицы. Всё произошедшее казалось слишком реальным для того, чтобы оказаться просто сном.       Только сейчас я замечаю, как меня трясёт от страха и холода. Не в силах больше оставаться в неподвижности, я вскакиваю на ноги, но, запутавшись в одеяле, падаю на колени. Они не щипят так, как прежде, когда я ударилась о грязный бетон.       Хлопок. Я ударяю себя же по щеке в попытках привести себя в чувство. Мне нужно вспомнить, что произошло и как я вновь оказалась в своей комнате. Хлопок. Думай, думай, думай.       Возможно, я выжила? Может быть, я провела несколько лет в коме и теперь наконец-то пришла в себя? Ведь я отчётливо помню как падала с крыши…       Рука, вновь занесённая для удара, зависает в нескольких сантиметрах от моего лица, спасая саднящую кожу от очередного удара. В этот момент я вспоминаю о том, кто разделил со мной смерть, о том, кто умер из-за меня.       Вдруг он ещё жив и ему нужна помощь?       Я вскакиваю с ковра и стремительно бросаюсь к двери, ведущей из комнаты. С трудом, но всё же справляюсь с ручкой и почти срываю её с петель. Вылетаю в узкий коридор второго этажа. Удивительно, но мои ноги без труда преодолевают крутой лестничный пролёт, и в несколько прыжков я оказываюсь на улице.       Мне безразлично, что я бегу босиком по холодному асфальту, который больно обжигает ступни при каждом шаге. Я бегу изо всех сил, и мои пятки громко стучат по земле, в унисон с бьющимся сердцем.       Я очень боюсь того, что могу увидеть, когда мчусь по ночным улицам. Мне страшно стать убийцей человека, который всеми силами пытался меня спасти. Всё должно было сложиться иначе. Я хотела уйти одна, никого не беспокоя, ведь если бы умерла только я, никто бы не страдал. Но он…       Улицы были безлюдны, и лишь одинокая луна освещала мой путь. Мне казалось, что я одна во всём городе, во всём мире. Даже ни одной чёртовой машины не проехало по дороге, где я бежала.       Несмотря на сильный ветер, мои волосы с каждым метром всё больше намокали от пота, пока, не выдержав, не стали стекать по моему лбу вниз. Соль лилась в глаза, оседала на верхней губе, а затем струйкой убегала вниз к ключицам. Я не знала, откуда во мне столько сил на такой длительный марафон, ведь нужный дом находился в шести километрах от моего, но до него я добралась, как мне казалось, за несколько минут. И только на последних шагах жжение в бёдрах подкосило ноги, и я упала прямо там, где, как я думала, должно было лежать моё мёртвое тело. Я ползала на коленях, протирая руками потрескавшуюся плитку от толстого слоя уличной грязи в попытках найти хоть что-то, что могло бы указать на место моего падения. Вмятина, сильная трещина, лужи крови, личные вещи, которые вылетели из карманов — да хоть что-то, чёрт возьми!       Но ничто вокруг не указывало на то, что здесь могло произойти нечто ужасное. Не было никаких видимых признаков, не было ни скопления людей, ни машин скорой помощи, ни полиции. Вокруг царила полная тишина. Никогда раньше я не видела, чтобы эта улица была настолько безжизненной, как в тот момент. Я не знала, радоваться ли мне, что с тем парнем всё в порядке, или разрыдаться от того, что со мной не всё в порядке.       Когда раздался писк домофона, я оторвала взгляд от мокрого асфальта и подняла глаза. И всё повторилось снова. Мой мутный взор начал различать уже знакомую фигуру, и с каждой секундой мой мозг словно взрывался от недоумения. Головная боль стала настолько сильной, что руки сами потянулись к единственному живому существу рядом, безмолвно прося о помощи.       Казалось, мой череп раскалывается на части, как это должно было произойти после падения с высотного здания. Я тянулась вперёд, пока давление нарастало, и в конце концов тонкая струйка крови не потекла из моего носа. Земля подо мной окрасилась в красный цвет, как и должно было случиться.       Ладони сложились в лодочку перед лицом, и я с ужасом наблюдала, как густая жидкость заполняет их с невероятной скоростью. Меня мутило, меня шатало. Мне было настолько плохо, как будто я выпила несколько стопок водки подряд.       Человек, что ранее появился в дверях, как и до этого, бросился в мою сторону, но только теперь я не смела и тронуть его, ведь моё прикосновение пророчило ему лишь смерть.       — Лиллиан? Ты слышишь меня?       Мужская фигура схватила меня, заставляя вылить на него собранную кровь. Он тряс меня, пытаясь привести в чувство. Но я больше не могла контролировать своё тело. В ушах стоял оглушительный писк, а тупая боль разрывала меня на части. Я чувствовала, как умираю, как теряю последнюю ниточку, связывающую меня с этим миром. Его губы двигались, но я больше не слышала ни слова, только белый шум в ушах, а затем темнота.

* * *

      Сладость. Чувство липкого и вязкого сахара обволакивало меня, словно растаявшее в жаркую погоду мороженое. Я утратила слух и зрение, и всё моё существо погружалось в густой сироп. Я словно плыла по шоколадной реке, по мечте каждого ребёнка. В этот момент я не испытывала ни страха, ни каких-либо эмоций. Впервые за долгие месяцы мне было так легко и хорошо. Я наконец-то ощутила свободу.       — Лили, — глухой голос тянулся откуда-то с поверхности.       Я не сразу узнала этот голос, но он сразу же вызвал у меня чувство тепла, как первый луч весеннего солнца, когда кажется, что мир снова расцветает. Мне захотелось стать этой весной. Не в силах сопротивляться своему порыву, я оттолкнулась от земли и начала стремительно двигаться навстречу мягкому голосу, который с каждым моим движением становился всё ближе и ближе.       — Родная, иди ко мне.       Наконец-то выйдя на берег, я осматриваюсь. Мир кажется каким-то странно большим и широким. Я смотрю вниз и понимаю, что я не выше метра ростом, а мои ладони настолько маленькие, что не могут вместить в себя и сотой части той боли, которую я несу на себе всю жизнь.       — Что с тобой случилось, милая? — женщина, которая всё это время звала меня, опустилась передо мной на колени. И когда я увидела её лицо, на моих глазах предательски выступили слёзы. Как я могла не узнать голос самого любимого человека?       — Мама?       Она нежно улыбается, слегка кивает головой, и я замечаю, что в её глазах тоже загораются звёзды.       — Я так скучала по тебе, — мой детский голос срывается и звучит ещё более пискляво. — Мне было так плохо там без тебя.       — Я знаю, Лили. Я знаю.       Мама раскрывает объятия, и я стремглав бросаюсь в них. Я обнимаю её с такой силой, что у меня сводит мышцы, и слёзы льются потоком, оглушая нас. Это мечта, ставшая реальностью, разрывает моё сердце на миллионы осколков. А мама, с такой же силой прижимающая меня к себе, словно пытается собрать эти осколки воедино.       — Дорогая, у нас не так много времени, поэтому послушай меня… — она берёт моё мокрое лицо в свои ладони и вытирает слезы. Я продолжаю давиться своими эмоциями, но внимательно смотрю на неё. — Я знаю, как тебе тяжело. Я всё видела и понимаю. Но тебе нужно вернуться…       — Но я хочу остаться здесь с тобой!       — Ещё слишком рано. Ты должна взять себя в руки и сражаться. Ты должна жить, несмотря ни на что.       — Меня там все ненавидят… Они были бы рады, если я умерла.       — Тебе не нужно делать выбор оглядываясь на них. Смотри только на себя, — мама стучит двумя пальцами мне в лоб. — Ты у меня умница и сможешь со всем разобраться.       — Мне трудно справляться одной…       — Кто сказал тебе, что ты одна? Мы с папой всегда приглядываем за тобой. К тому же… — она загадочно улыбается. — Придёт время, когда ты встретишь нужного человека в совершенно неожиданное для любви время. Ты же помнишь историю о том, как мы познакомились с твоим папой?       Я киваю и закусываю нижнюю губу зубами. Мамины глаза всё так же сверкают при упоминании папы, как и при жизни. И я так счастлива, что даже на небесах они вместе, но при этом невыносимо им завидую. Они есть друг у друга, а у меня нет никого.       — У тебя будет ещё один шанс, не упусти его и сделай всё правильно.       — А что, если у меня не получится?       — Ты всегда можешь начать всё сначала, но только пока ты жива. У тебя столько всего впереди, ты и представить себе не можешь. Борись, выигрывай и проигрывай, смейся и плачь, давай себе время на передышку, но никогда не сдавайся.       — Это ты… — я колеблюсь в словах, стесняясь произнести подобное при ней. — Спасла меня? Но как?       — Ты не поверишь, — мама вкладывает в мои руки такой знакомый блестящий свёрток, что я начинаю плакать вновь. — Бог, оказывается, тот ещё сладкоежка, но только никому об этом не рассказывай, — она прикладывает указательный палец к губам и смеётся. — И мне помог один заносчивый паренёк. Никто бы не смог отказать Джейсону.       — Прости, что заставила тебя так переживать за меня.       — Я же твоя мама, не важно, где я, я всегда буду защищать тебя, — и она вновь обнимает меня. — Мне пора.       — Не уходи, пожалуйста, не уходи от меня, — я хватаюсь за неё как за последний шанс, но всё равно падаю.       Я падаю с небес, и мне так трудно отпустить её. Мне хочется побыть с ней ещё хотя бы секунду, а затем две, три, час, вечность. Мне хочется поделиться с ней всем, о чём так скулит сердце. Хочется, чтобы мама меня слушала и даже совершённые мною ошибки принимала с улыбкой. Она бы всё поняла, она бы не осудила. Только она всегда была на моей стороне и верила мне безоговорочно.       — Останься, останься, останься…       — Я здесь, я никуда не ухожу, — мужской голос успокаивал меня и повторял слова по кругу, как молитву. — Всё будет хорошо, ты жива, с тобой всё в порядке.       Меня вернуло в реальность так же резко, как и вырвало из неё. Тепло, которое я ощутила рядом с собой, было совершенно иным, не таким, как мамино. Если мама грела, словно весеннее солнце, то это тепло обжигало, как огонь в камине. Но мне было так уютно подносить пальцы к танцующим языкам пламени, что обхватывали запястья, но не оставляли ожогов. Неожиданно для себя я оказалась в объятьях человека, которого встретила сегодня впервые в своей жизни. Он не знал, кто я такая, но продолжал спасать меня раз за разом. Мама передала меня в чужие руки, которым верила. И я доверилась её выбору и этим рукам, в которых продолжала тонуть от разрывающей душу боли. Сейчас последний шанс, когда я могу позволить себе быть слабой, ведь впереди меня ждёт война. Борьба со всем миром, где мне предстоит вычислить среди самых близких людей предателя, который превратил всю мою жизнь в ад.       Клянусь, я найду тебя и отомщу за всё.

* * *