Запретная вечеринка

— Да кто вообще проверяет почту раньше 10 января? — Федька растянулся на диване, уперевшись пятками в пушистых носках с елочками и санта-клаусами в крепкое бедро сидящего на другом краю Ивана, — все нормальные люди отдыхают!  Иван лишь улыбнулся уголком рта и машинально огладил ножки любимого мальчика, при этом не отрывая глаз от экрана лежащего на его коленях макбука, внимательно водя глазами по строчкам письма.  Федька же уставился в окно. На дворе стояло шестое января, и в канун Рождества, как по заказу, слякотная и серая Москва, разъеденная реагентами, обратилась вдруг истинной зимней красавицей, одетой в хрустальной кокошник со сказочной морозной росписью и звенящими ледяными ряснами.  Такой, наверное, она и была в стародавние времена высоких теремов, красных девиц с длинными косами, добрых молодцев на быстрых конях, дородных бояр и грозных царей в подбитых соболями шубах.  В квартире пахло горячим шоколадом, который Даша готовила как-то по-особому, вкуснее чем в любых кофейнях, и Басманов поглощал его литрами, щедро сдабривая маленькими маршеллоу, оправдывая себя тем, что это необходимо для поддержания новогоднего духа.  — Ну Ваааань, — проныл Федька, не терпевший, когда внимание любимого хоть на секунду было занято не им, и принялся топтать носочками ногу Ивана, будто кот своими лапками. — Подожди, малыш, у меня важное письмо. — Ну конечно, письмо важное, а я - нет! — Федька деланно надулся, и подобрал ноги, сдвигаясь на другой край дивана.  Между тем Иван, не обращая на его возню никакого внимания, встал, набрал на телефоне номер и принялся расхаживать по комнате туда-сюда в ожидании ответа.  Федя, забыв о необходимости дуться, залюбовался им. Как не прекрасен был генеральный директор в строгом классическом костюме, в свободных домашних льняных штанах и простой футболке, которая не могла скрыть развитой мускулатуры, с собранными в небрежный пучок волосами и очках на носу, он казался Федьке особенно милым и домашним.  «А ведь только я его таким вижу», — подумал Федька мечтательно Залюбовавшись, он пропустил мимо ушей начало разговора и услышал лишь его окончание: — Да, Кирочка, организаторы перенесли… ну, немцы! Они же не отдыхают как мы! Так что билеты нужны будет на седьмое. Да-да, это уже завтра. Спасибо. Пока.  Федька с любопытством воззрился на Ивана: — Билеты? Мы куда-то летим? — на его лице расплылась предвкушающая улыбка. — Я лечу, — Иван подошел к мальчишке и нажал пальцем на кончик его носа, — экономический форум перенесли, и я должен вылетать уже завтра. — Но ты сказал: билеты, — Федька нахмурил брови.  — Да, верно, я полечу с Ильей, он тоже должен там присутствовать, — ответил Грозный спокойно. Так спокойно, будто не этот самый Илья, недавно принятый в компанию на непонятную Басманову должность «Координатор стратегических инициатив», был причиной множества скандалов и сцен ревности, которые устраивал Федька, не щадя нервов взрослого любовника.  Илья, подкаченный высокий парень лет двадцати пяти, красавец и умница, бесил Басманова до невозможности. Иван нередко без задней мысли хвалил его деловые качества — и Федька, вспоминая свои рабочие промахи, в сравнении с ним чувствовал себя глупым малышом. Как назло, сейчас по работе Илья проводил с Грозным много времени, работая над развитием нового направления,  и это особенно расстраивало Федю, успевшего уже напридумывать себе невесть что.  Дело ухудшало то, что Басманову Иван строго запретил появляться в офисе до окончания первого курса, желая, чтобы тот уделял как можно больше времени учебному процессу. Федька же, не привыкший утруждаться и рано вставать, часто прогуливал, на домашнее задание и вовсе обычно забивал и больше бездельничал, играл в приставку и скучал дома, да тусовался с новыми друзьями из МГИМО.  — Ах, с «координатором эротических инициатив»? — зло бросил Федька. Одно упоминание Ильи приводило его в бессильную ярость, — тогда и я тоже поеду! — сказал он безапелляционно, сложив руки на груди и вздернув подбородок.  — Нет, не поедешь, — ответил Иван все так же уверенно и спокойно. Прожив с взбалмошным мальчишкой полгода, и, хотя это были прекрасные и счастливейшие полгода, он уже смирился с тем, что Федора, как дикого жеребца, необходимо было постоянно держать в узде. Он будто нарочно без конца проверял терпение Ивана на прочность и так и напрашивался, чтоб ему постоянно напоминали о том, кто тут главный.  — А почему нет? Я что, вам как-то помешаю?! Это же Германия, там красиво, все эти ярмарки рождественские, яблочки в глазури, уличный глинтвейн! — Федька говорил дерзко и обиженно, лицо его покрылось алыми пятнами, а губы дрожали, — сидите вы на своем форуме сколько угодно, а вечером мы могли бы погулять! Без Ильи, конечно! Или ты предпочитаешь… без меня? — последние слова Федька произнес дрожащим голосом, глядя своими яркими, влажными уже глазами прямо Ивану в душу. Грозный подошел и ласково обнял его, вытирая большими пальцами слезы, которые покатились по Федькиным щекам. — Не говори глупости, медвежонок. Мне не нужен никто, кроме тебя. Ты не поедешь, потому что у тебя экзамен послезавтра, восьмого, или ты забыл, плакса? Мы же прекрасно встретили Новый год в Питере, все эти дни не расставались, давай-ка не будем портить эти чудесные каникулы, м? Я уезжаю всего на три дня! Девятого вечером уже буду дома. И, не забывай, что я тебе обещал за сданную сессию…  Все это было верно, но Федька не намерен был так просто отступать. Привыкший, что с рождения все окружающие покоряются его желаниям, стоит лишь чуть захныкать и топнуть ножкой, он и от Ивана постоянно ожидал того же. Вот только мужчину это поведение капризного ребенка уже порядком утомило.  — Наши чудесные каникулы портишь ты! И мне посрать на этот экзамен! — с вызовом воскликнул Федька, сжимая кулаки, — Папа все равно договорился, чтоб мне все поставили! Я хочу в Германию, с тобой! Хочу-хочу-хочу!!! Ну пожалуйста! Ты что, оставишь меня одного на Рождество? На наше первое Рождество?! — он свернулся в кресле и зарыдал, обхватив руками круглые лилейные коленочки и опустив на них голову.  На секунду Иван, глядя на трогательно подрагивающие плечи и кудряшки, был близок к тому, чтобы уступить, как-никак плакал Федя из-за него, из-за того, что всего лишь хотел быть с ним… И все же он хорошо понимал, что стоит один раз пойти на поводу у своенравного мальчишки, тот мигом почувствует, что и Иван готов плясать под его дудку, как все прочие близкие. — Я сказал нет, значит нет,  — проговорил Грозный твердо, — Ты. Идешь. На экзамен! Точка. Рыдания стали громче, с подвываниями, но мужчина, забрав ноутбук и телефон, вышел из комнаты — у него уже разболелась голова. *** Надулся на этот раз Федька всерьез. Раз не удалось добиться своего слезами, он не придумал ничего лучше, как молча и гордо игнорировать бессердечного любовника и взять того измором. Ни вечером, ни на следующий день он не пожелал разговаривать с Иваном, который не раз подходил к нему — и даже спать улегся в гостевой спальне. Басманов был в полнейшем эмоциональном раздрае — он дико ревновал и сомневался в том, любит ли его Иван так сильно, как он его? Так сильно, как раньше? А если любит, то зачем мучает, не позволяя поехать с ним? Мысль о том, как сильно он сам мучает Ивана, даже не приходила ему в голову.  И все же Федька до последнего был уверен, что его план сработает, и Иван сдастся и велит собирать вещи, и был крайне удивлен и раздосадован, когда на следующий день мужчина как ни в чем ни бывало собрался один выезжать в аэропорт.  — Веди себя хорошо, котенок! — улыбнулся стоящий в холле Иван, поправляя бежевый шарф в узнаваемую клетку и застегивая кашемировое пальто, — прекращай дуть губы, они и так у тебя пухленькие! Лучше иди повтори вопросы перед экзаменом.  Басманов, который все же соизволил выйти проводить Ивана, стоял все с тем же обиженным и угрюмым видом — его бесило, что в некоторых принципиальных вопросах Ваня  был тверд, как скала и ни слезы, ни манипуляции с ним не работали. Сейчас Федька чувствовал себя так, будто взрослые, Иван и этот противный Илья, уходят развлекаться, а его, как ребенка, оставляют дома учить уроки.  — Даже не пожелаешь мне счастливого пути? — улыбнулся Иван, готовясь выходить и натягивая на руки кожаные перчатки. Ванины сильные руки, затянутые в черную кожу, никогда не оставляли Басманова равнодушным. И сейчас, с завистью и даже ненавистью он подумал, что уже через пару часов этим зрелищем будет наслаждаться (а в этом он в этом нисколько не сомневался) проклятый соперник.  — Да катись ты к черту со своим Ильей, — буркнул раздосадованный Федька себе под нос, и бросив быстрый взгляд на Ивана, с ужасом осознал, что тот услышал — теплый взгляд мужчины сразу будто подернулся льдом, он с презрением поджал губы, молча подхватил небольшой чемодан, развернулся и вышел за дверь.  Федька же, чувствуя себя самым нелюбимым и брошеным медвежонком на свете, поплелся в спальню, где сперва проплакал пару часов от невыносимой жалости к себе, а после с какой-то упоительной мстительностью принялся придумывать в голове полные яда реплики для разговора с Иваном: «Хорошо, Ванечка, ты думаешь, я буду как пай мальчик сидеть и учить уроки пока вы с этим… этим придурком гуляете по Берлину? Еще чего! Я тоже не буду скучать на каникулах! Буду развлекаться и веселиться на полную катушку, да так, что ты тоже будешь ревновать!»