Герой моего романа

23. — Это ты называешь купальником? — Том ухмыльнулся и закусил губу, от чего его лицо опять приняло игривое выражение.       После завтрака мы наконец-то выползли на улицу и решили позагорать на пляже у озера. На мне было новое бикини малинового цвета- несколько клочков ткани, скрепленных тонким шнурком. — А ты будто не видел меня в купальнике на соревнованиях! — я повертелась, позволяя ему разглядеть меня со всех сторон. — Но не в таком!       Это правда, плаванием я занимаюсь в глухом спортивном, скрывающем и утягивающем все, что можно, а то и в гидрокостюме, но сейчас мне не терпелось подставить тело ласковым лучам, впитать в себя тепло, изгнать промозглую ночную сырость, нагреться до состояния горячего румяного пирожка и плавиться, наслаждаясь летним солнцем. Я бросила полотенце на теплые доски и села, свесив ноги с причала и наблюдая за Томом из-под опущенных ресниц.       Я люблю, когда он смотрит, разглядывает меня. Мне нравится, когда он смотрит так, будто гладит, ласкает глазами каждый клочок открытой кожи, дорисовывая в своем воображении то, что скрыто под узкой полоской ткани, и облизывается, как кот, представляя себе что-то или щурится, когда в его голове уже сложилась картинка и появился какой-то план.       Он остался все в тех же серых простых боксерах и мятой футболке. — А ты почему не переодеваешься? — Я ничего не взял. Я же не думал, что мы так сорвемся, а домой заехать уже не мог. — И как теперь? — Очень просто! — он одним движением освободился от одежды, скомкал и зашвырнул ее на берег к самому началу деревянного настила, — К черту! Сегодня никаких преград и никаких условностей! Я давно мечтал это сделать!       Я с усмешкой отвела глаза и покачала головой: «Детский сад!»       С воплем, словно мальчишка, он разбежался по причалу, прыгнул в воду, поджав ноги, и тут же вынырнул: — Ух! Прохладная! — сделал несколько гребков в сторону, расправляя плечи и выбрасывая руки, нырнул, мотнул головой, стряхивая капли с ресниц, заложил пару кругов и зигзагов и опять вернулся к причалу, — Иди ко мне! — Нет! — Иди! — Я так не могу, мне надо сначала согреться. — Я согрею тебя, — его холодная рука прошлась по моим щиколоткам и лодыжкам, и я с визгом подтянула ноги к себе, — Не бойся! Но тебе лучше снять все с себя, а то потом в мокром замерзнешь.       Он смотрел серьезно и уверенно, не делал ребяческих попыток затащить меня в воду. Как-то я сказала ему, что у меня сложные отношения с водой, мне надо привыкнуть, присмотреться, я могу долго бродить по берегу, полоская ноги в набегающей волне, пока не решусь окунуться целиком. Наверное, это какие-то подсознательные страхи из детства. Поэтому я и решила всерьез заняться плаванием, чтобы наконец укротить эту стихию. — Ладно, — я собрала волосы широкой резинкой, пощупала воду пальцами ноги и вздрогнула, — Только не брызгайся!       Подумав, я все-таки стащила с себя верх от купальника: «Сколько он потом будет сохнуть?»       Том на секунду задержал взгляд на моих холмиках и тут же посмотрел мне в глаза: — Давай!       Я мягко соскользнула с причала прямо в его объятия и тут же задохнулась: — Боже, она ледяная! — сразу захотелось прижаться к его телу, чтобы не дать кусачей воде омыть горячую кожу. — Малыш, ты легкая, как пушинка, — его руки с готовностью оплели меня, приподняли, позволяя обхватить ногами его торс, а посиневшие губы уже сами потянулись к моему лицу. — Нет, — я взъерошила его мокрые волосы, — Озеро слишком холодное!       Он выпустил меня, и я, оттолкнувшись от его плеча погрузилась в прозрачную прохладную воду. Водоем явно питается подземными ключами и не прогревается даже в самую жару, но дно около пляжа чистое, чувствуется, что хозяева следят и ухаживают за ним.       Том вылез на берег и следил как я плаваю, укутавшись в полотенце. Потом мы лежали рядом на нагревшихся досках, щурясь от солнца и подставляя бока его живительным лучам. Том завел историю о своем детстве, а я любовалась его обнаженным телом, растянувшимся во весь рост, усмехалась про себя, когда вид моей голой груди раз за разом сбивал его с очередной мысли, боролась с искушением пробежаться пальцами по его коже вниз, туда, где ниже пупка начинается пушистая дорожка из мягких рыжеватых волос.       Просто хотелось лежать и наслаждаться этим ощущением тепла и свободы. Но мое утреннее неудовлетворенное желание вновь напомнило о себе, закружило по венам, разгоняя внутренние токи, я опять скосила глаза вниз: «А он ведь готов! Вся его поза кричит «Возьми меня. Я жду!»       Я представила, как моя ладонь накрывает его пах, как он замирает, замолкая, закрывает глаза, устраивается удобнее, подставляя свою плоть по мои ласки. Ему понадобится несколько секунд, чтобы окрепнуть в моей руке… Задумавшись, я потеряла нить разговора. — Это- мое место силы, я всегда приезжаю сюда зарядиться энергией. — Что? Сколько раз ты здесь был? — Сотни! Начиная с колледжа, приезжал сюда с друзьями или… — он запнулся. — Привозил сюда своих девушек? «Черт! Зачем я это спросила?» — к горлу моментально подкатил ком горечи, я села и отвернулась, глядя на водную гладь, — «Конечно! И они так же занимались любовью, купались и загорали голышом» — Да, — Том тоже сел и положил руку мне на плечо, — Некоторых… «И Тиффани наверняка тоже!»       Конечно, он понял, о чем я думаю. — У меня были женщины. Много, — он говорил это, глядя в мою напряженную спину, — Кого-то я любил, кто-то любил меня, но это все в прошлом. Я стараюсь всегда сохранить хорошие воспоминания. Но ничего не повторяется, даже самые идеальные отношения. А с тобой я хочу начать все с чистого листа. — И поэтому ты привозишь всех в одно и то же место! «Черт! Не смогла промолчать?» — Я публичный человек! Я не могу просто так снять номер в отеле и выйти на общий пляж. В Манчестере я чуть было не попал в неприятную ситуацию. Я думал, ты понимаешь! — в его голосе прозвучала обида. — Я понимаю. Все нормально.       Я сглотнула горечь, выскользнула из-под его руки, поднялась на ноги и, вытянувшись, прыгнула в озеро головой вперед, как в бассейне. Вода мгновенно обожгла разгоряченную кожу, выбила воздух из легких, я задержала дыхание погрузилась еще глубже и вынырнула проплыв почти десяток метров.        Холод сразу привел меня в чувство: «Ну, и чего психанула? Только волосы зря намочила, теперь будут сохнуть до вечера!»       Я оглянулась, Том, завернувшись в полотенце, стоял на самом краю причала, увидев меня он хмуро покачал головой и махнул: — Выходи!       Я вернулась к берегу и стуча зубами вылезла из воды, Том укутал меня и принялся растирать мои плечи и спину. Я почувствовала себя маленькой капризной девчонкой в его руках. — Ева, я просто пытаюсь быть максимально открытым с тобой. Если ты хочешь что-то знать обо мне- просто спроси, и я клянусь, что отвечу честно. — Я не знаю. «Готова ли я услышать его откровения и готова ли сама в ответ быть предельно откровенной с ним?» — Ева, я люблю это место, и я очень хотел показать его тебе. Здесь не бывает чужих и здесь я могу быть самим собой.       Я кивнула и позволила ему снова усадить себя на деревянный настил. «Я же обещала себе, что сегодня все должно быть идеально! И он тоже этого хочет, а я только порчу настроение нам обоим!»       Я быстро согрелась, но после обеда на солнце все чаще стали набегать облака, похожие на белую вату и загорать уже расхотелось. Мы опять лежали на причале, каждый думал о своем, мы вяло переговаривались, но разговор не клеился. Я чувствовала себя виноватой из-за этой размолвки на ровном месте. Срочно требовалось как-то разрядить обстановку и казалось, мы оба отчаянно искали способ. — Давай прогуляемся по лесу, устроим пикник? — Давай, — я была рада любому предложению.       Наскоро развесив мокрое и подсушив волосы, я влезла в спортивные штаны и кроссовки. Том тоже переоделся, снял с вешалки в прихожей потрепанный рюкзак и закинул в него небольшой коврик, бутылку воды и пакет с бутербродами: — Пойдем, я покажу тебе свое тайное убежище!       Лес встретил нас прохладой и полуденной тишиной. Солнце, недавно покинувшее зенит, все еще проникало лучами почти до самой земли, наполняя лес мягким светом и кружевными тенями. Том повел меня куда-то вдоль озера, его очертания угадывались где-то слева вдалеке за деревьями. Я так давно не бывала вдали от цивилизации, и, кажется, я понимаю почему Тому нравится здесь- чувствуешь себя наедине с природой.       Мы шли долго, минут сорок, пока не добрались до подножия небольшого холма. — Пойдем, — Том взял меня за руку и потянул наверх.       Он двигался легко, пружиня шаг, обходя камни и колючие кусты по едва заметной тропке. Наконец мы взобрались на самый верх. С ровной, как стол, поверхности холма открывался чудесный вид на озеро. Отсюда оно напоминало вытянутое сердечко неправильной формы. Сходство не бросалось в глаза, но при должном воображении и романтическом настрое не заметить его было невозможно. — Видишь? — его голос стал глубоким и чувственным. — Да! — я замерла, оглядывая открывшийся пейзаж.       Том встал позади и обнял меня за талию, прижавшись губами к виску. Я проглотила едкий вопрос: «Кому ты еще это показывал?»       Некоторые темы не стоит трогать. Но он сам развеял мою тревогу: — Ты единственная, кто это видит. Оно появилось в начале весны, после того как сошел снег. Я сразу понял, что это знак! Смотри! — он указал туда, где берег озера, закругляясь, образовывал небольшой залив, — Раньше этого не было, оно было просто круглым. Наверное, какая-то коряга застряла и течением туда намыло веток. Я так хотел, чтобы ты это увидела, боялся, что оно исчезло!       Я подняла на него сияющие глаза: — Том, это потрясающе! Я давно не видела такой красоты. Это место просто волшебное!       И это сердце… — Оно твое…       Его губы были мягкими и сладкими, а в глазах отражалась темная гладь лесного озера. Расстеленный коврик и груда наспех сброшенной одежды стали нашей постелью, а голубое небо с россыпью белых облаков-одуванчиков -нашим потолком. Он вошел в меня мягко и глубоко, одной рукой приподняв за бедра. И даже колючие травинки и мелкие комья земли, упирающиеся мне в спину сквозь плотную ткань, не испортили мне этого состояния экстаза, когда я, впившись ногтями в его упругий зад, сжимала его, не сдерживая стонов.       Потом мы спустились к подножию холма и оставив одежду на берегу купались в тихой заводи, образовавшейся от небольшой запруды. Холм, выдающийся уступом немного вперед, создавал естественную преграду ветру, и вода здесь была почти теплой, гораздо теплее, чем на пляже у причала. Целовались, не в силах разлепить объятия. Я гладила его плечи и ерошила мокрые волосы, вьющиеся мелкими колечками, а он ощупывал меня всю, мял пальцами твердые соски, гладил ягодицы, снова распаляясь.       А потом, когда мы дрожащие от холода и возбуждения выбрались на берег, он снова насаживал меня на себя, пристроившись на плоском горячем камне.       Мы съели все бутерброды и дремали, обнявшись, грелись в лучах солнца, клонящегося к закату. К нашему домику мы вернулись только когда над лесом начали сгущаться синие сумерки. Вечером жарили курицу на углях и пили подогретое красное вино, такое легкое, что от него голова словно наполнялась воздушными шариками, мысли разлетались, а ноги становились ватными.       Долго сидели в гостиной, слушали музыку, перебирая в уме любимые треки. Глядя на улыбающегося Тома, я пыталась запечатлеть эту картинку в своей голове, запомнить мельчайшие детали этого идеального дня и идеального вечера. Как-то незаметно нас опять притянуло друг к другу, будто это не мы полдня провели друг у друга в объятиях и все еще жаждем этих прикосновений, нуждаемся в тактильном контакте.       Том усадил меня к себе на колени, его руки блуждали по моему телу, он словно стражник, снова и снова обходил свои владения, убеждаясь, что все на месте. Запрокинув голову, он подставлял губы под мои поцелуи, шептал какие-то милые глупости и с нежностью заглядывал мне в глаза: — Ева, я тебя люблю.       Он смотрел с такой готовностью и надеждой, что я, по законам жанра, конечно, должна была ответить ему тем же. Но я только сжала его лицо в ладонях, целуя мягко, лаская его призывно раскрывшиеся жаждущие губы. «Сколько продлится эта идиллия? Он уедет через месяц и все закончится… Он женат… Но сегодня он принадлежит только мне».       Мы поднялись наверх, от выпитого вина голова была пустой и легкой, а тело ленивым и податливым. — Обожаю, когда ты такая! — шептал Том, избавляя меня от одежды. — Какая? Пьяная? — я позволила раздеть себя и уложить на мягкий матрас. — Нежная и отзывчивая.       А во мне словно выкрутили чувствительность на максимум, каждое его прикосновение к моей коже, каждый поцелуй вызывали всплеск разноцветных искр в моей голове, разносящихся по венам бурным потоком. А он целовал, покусывал, спускаясь от шеи все ниже. Его упругий влажный язык чертил на моем теле одному ему понятные узоры и символы, заставляя меня вздрагивать и сбивая мое дыхание. Он раздвинул мои бедра и приник губами к самой напряженной пуговке, нежно целуя и поглаживая ее кончиком языка. — О Боже, Том, что ты делаешь? — Хочу свести тебя с ума.       И я сходила с ума, отвечая стонами его рукам и губам. Его длинные пальцы безошибочно нашли где-то внутри меня самую чувствительную точку и принялись надавливать и растирать ее, посылая импульсы в самый центр моего сознания, заставляя извиваться, приподнимать бедра и комкать простыни. — Да, да, — от возбуждения мои нервы скручивались спиралью, так, что я непроизвольно сжимала пальцы на руках и ногах. — Малыш, я хочу, чтобы ты кончила, — шептал он, обжигая своим дыханием мои нежные складочки и окончательно лишая меня рассудка.       Я сжала его так сильно, до слез из глаз, подалась навстречу в желании продлить этот миг. А он, кошачьим движением, плавно перетек наверх, сгреб в объятия и прильнул к моим губам, вбирая в себя мое дыхание. Потом, устроившись сбоку, аккуратно вошел, и двигая бедрами, продолжил выбивать из меня хриплые стоны, пока сам не замер, судорожно изливаясь куда-то мне на спину.       Мы уснули поздно ночью, слившись, словно две детальки детского конструктора: я, устроив затылок на его груди и поджав колени к животу, и он сзади, повторяя мою позу и сжав в ладони мою грудь, обняв меня всем телом, словно заключив в защитный кокон. И нам было не важно, что идеальные дни, как и идеальные отношения никогда не повторяются.