Бумажное сердце

***

      Дорук выдохнул с трудом. Дела были плохи. Чертовски плохи. Он был не в том положении, чтобы позволять себе слишком трепать языком, не когда к его затылку вплотную прислонена пушка, так еще и в руках гребаного Омера Эрена. Дорук не был настолько глуп или отчаян, знал, что его жизнь очень ценна. У его семьи не было другой надежды кроме него. На его плечах лежала огромная ответственность. Отец вкалывал всю свою жизнь и боролся за каждый клочок земли, что доставался ему потом и кровью, ради того, чтобы в один из дней передать все ему, с самым гордым и счастливым видом, независимо от того сколько еще ножей предателей воткнуты в собственную спину. У его мамы не было никого кроме этой семьи, ей пришлось предать свох родителей, ради Акифа, а когда и он начал отдаляться у нее остались только дети, а Мелиса? Ей понадобилось больше года, чтобы забыть мужчину, которого она знала всего пару месяцев, что же с ней станет после потери единственного брата, с которым они знакомы всю жизнь? Он не мог. Не мог позволить себе умереть сегодня. А Асие?       Девушка стояла перед ним, сжав руки перед собой с таким напряженным видом, таким неверящим взглядом обращенным за его спину. Там, где стоял ее брат. Он хотел чтобы эти глаза были обращены к нему. Тот факт, что в последние мгновения своей жизни он будет смотреть в ее глаза, сделал бы его смерть не такой жалкой, как будто мало того, что он совершенно бездумно и неосторожно, без оружия или предупреждения своих людей прибежал сюда по ее первому зову. Это было так чертовски тупо, особенно после целого года мастерских увиливаний от рыщущих тут и там псов Эренов, охотящихся за его головой. Но винить было некого. Он сам придумал правила этой игры и сам дал себя одурачить. Гребаный идиот.       — Отпусти пистолет, Омер. У него нет оружия. — тихо сказала Асие, тон ее походил на просьбу, но серьезное выражение лица соответствовало приказу.       — Как будто он бы успел что-нибудь сделать, даже если бы и было, — парень наконец перестал тычить пистолет ему в затылок и отошел на шаг, только чтобы обойти его кругом, примостившись около сестры, пряча его Асие за спиной. — Если даже волос на твоей голове дернется, я прострелю тебе башку. Меня бесит одно твое существование. — Омер плюнул на землю перед ним.       Едва ли Дорук пропустил смысл сказанного Омером через свой мозг, но вот слова Асие, которая все еще не смотрела в его сторону, крутились в его голове как заезженная пластинка. Теперь он даже не мог бы позволить себе утешаться тем фактом, что эти объятья были своего рода прощанием.       — Я не беру с собой оружие, когда иду к тебе, Асие. — на секунду девушка блеснула глазами в его сторону, прежде чем спрятать их за плечом брата.       — Я не понял, с кем ты разговариваешь? Кто тебе позволил? Кто дал тебе право обращаться к моей сестре? — Омер сделал шаг вперед, все еще целясь в середину его лба.       Не стоило раздражать Омера, выдержка у него была мягко говоря так себе, за то, что он до сих пор не изрешетил его череп стоило поблагодарить Аллаха, но разве только он имел право злиться? У Дорука тоже было очень много причин ненавидеть этого ублюдка, а с сегодняшнего дня их станет еще больше.       — Омер… — Асие положила свою ладонь на его руку, в которой он держал пистолет. — Не надо. Не здесь.       Девушка до сих пор не взглянула на Дорука, в то время как он ни разу не посмотрел в сторону Омера, испытывая своими глазами ее. Сердце в груди обливалось кровью, а каждый затяжной вдох был наполнен иглами. Когда рука Омера опустилась вниз его желание убивать ничуть не уменьшилось, блондин до сих пор чувствовал как макушка припекает от его огненного взгляда, но разбираться зачем или почему он это делает не хотелось. Его волновало другое.       — В каком смысле «не здесь»? Боишься, что люди услышат? Как будто твоего обожаемого братика могут схватить полицейские. Если дела действительно обстоят так, то не стоит. Мне не нужна твоя жалость, Асие. — у него не было проблем с фильтром между мозгом и языком, но почему же тогда его слова прямо сейчас прозвучали как: «Стреляй! Чего ты ждешь?»       — Кем ты себя возомнил?! Кто ты вообще такой, чтобы она тебя жалела?! — Омер уже пожалел, что убрал свой пистолет, но ничто не мешало ему просто начистить рожу этому мерзавцу. — Если у тебя есть, что сказать, то говори мне! Я не позволю ее имени выходить из твоего грязного рта, ублюдок!       У Берка получалось раздражать людей одним своим присутствием, но и Дорук освоил несколько таких уроков от друга. Отбросить оковы совести, оставив только изощренную злость, которая чертами грубо нанесенной краски отобразилась на лице в виде язвительной бессовестной улыбки, так подходящей вынесенному оскорблению, на порядок с этой высокомерной усмешкой заставила Омера сорваться на него, как быка на плащ матадора. Тем не менее боль в челюсти не заставила пожалеть его о такой откровенной провокации, его руки развязались следом. Это было даже приятно. Дорук ударил его в ответ, наслаждаясь привкусом крови из разбитой губы растворившейся на языке как таблетка амфетамина, но противник ушел влево, пропуская удар, тогда он развернулся целясь пяткой в его висок, но и тут Омер еле-еле увернулся. Оба остановились, удивленно уставившись друг на друга. До этого никому не удавалось уходить от его вертушки, только блок мог спасти и то, если его противники уже знали об этом приеме, но насколько этот парень был быстр?       — Это выглядит интересно. — Омер облизнулся, выпрямляясь после своего скорого присеста, в глазах было очевидно его желание продолжения, которому было не суждено сбыться.       — Омер! — Асие встала перед братом, хватаясь за кулаки, которые так и норовили прилететь кому-нибудь в морду. — Не надо. Я не хочу этого видеть, — голос ее был почти неслышен, от чего со стороны Дорука звучал еще более жалобно, это был первый раз когда ее нежный голосок так сильно его раздражал.       — Тогда иди и посиди в машине, пока мы с твоим братом не разберемся, — он сделал несколько шагов приближаясь к ним. — Как будто ты не этого хотела. Или зачем ты его привела?       — Сука, да как ты разговариваешь?! — Омер отбросил ее руки с себя, намереваясь с ним закончить.       — Омер! — девушка оказалась в стороне.       Он схватил его за воротник и с силой столкнул их лбы. По голове будто ударили кирпичом, от сопутствующего звона в черепной коробке он едва смог понять где находится, не то что сориентироваться в пространстве таким образом, чтобы еще один кулак Омера не прилетел ему прямо в нос, раздавливая с сопутствующим хрустом. Его отбросило назад на полметра. Дорук приподнялся, держась за старый хлипкий стол за спиной и не поднимая головы. Ему нужно было еще пару мгновений, чтобы замыленные глаза пришли в норму, сфокусировались для начала на своих белых кроссовках, а затем уже на вставших рядом черных.       — Этого достаточно, чтобы научиться правильно разговаривать? — парень наклонился на его ухом, держась за плечо. — Могу добавить, если…       — Прекрати, Омер! Если сделаешь еще хоть что-нибудь — я уйду. — Асие предприняла последнюю попытку остановить этот мордобой, оттянула своего близнеца за рукав куртки.       Омер отвернулся к ней, собираясь то ли успокоить и уверить, что они уйдут, то ли сорваться, чтобы она наконец оставила его в покое, но Дорук не дал ему возможности и слова вымолвить. Схватил за жесткие волосы и раз за разом принялся припечатывать его личико об стол, пока гнилая деревяшка не разломилась посередине, роняя содержимое вместе с обломками в лужу, собравшуюся внизу. Мужчина распрямился над поверженным, но не сдавшимся врагом, а затем медленно обернулся к своей Асие, что застыла одном положении и с ужасом глядела на развернувшуюся перед ней сцену. Ее испуганные неверящие глаза наконец поднялись к его лицу. Не так уж и много понадобилось, чтобы привлечь ее внимание.       — Да как ты… — сорвалось с губ ненамеренно, но девушка быстро захлопнула рот, не закончив, хотя красноречивого взгляда хватило, чтобы уловить суть неозвученного предложения.       Асие закончила их переглядки первой, сделала шаг вперед, намереваясь помочь брату, но Доруку было мало этого кроткого огонька, если она на самом деле злилась, так пусть разразиться этот шквал на его голову, он не был против, даже за. В конечном итоге его давно мучила совесть из-за этого вранья, он был виновен и жаждал получить наказание за несколько месяцев лжи и обмана. Пусть и поздно, ему нужно было объясниться. Честно.       — Асие, — он взял ее за локоть в тот момент, когда ей пришлось пройти мимо, но девушка тут же отдернула руку от этого прикосновения.       — Не трогай, — напускная холодность не делала ситуацию лучше, все равно были слышны нотки надломленности в голосе.       — Я все могу объяснить.       Дорук встал перед ней выставляя руки перед собой, но не пытаясь снова ее коснуться. Ему нужно было настоять на этом разговоре. Здесь и сейчас не было ничего важнее, ведь в ином случае она и ее любимая семейка больше не позволят приблизиться к ней ближе чем на километр.       — Я не хочу объяснений. — Асие покачала головой, смиряясь с необходимостью говорить с этим человеком без совести и чести. — Но один вопрос у меня есть. Только он имеет значение.       Мужчина выпрямился перед ней со всей серьезностью, необходимой в этой ситуации. Он знал, что сможет ответить на этот вопрос и на все другие. Даже больше. Он должен был это сделать. Честно и без увиливаний. Прямо. Пока Асие смотрит в его глаза, а печальная пустота ее прекрасных шоколадных радужек кипит болью, принесенной столькими его лживыми словами, которые таки не смогли скрыть всю искренность его настоящих чувств выведенных в междустрочье длинных бездумных предложений, Доруку было необходимо во всем сознаться пока шанс еще есть, ведь позже его уже не будет.       — Ты убил Кадира? — это было не то, что он ожидал.       К этому вопросу он не готовился. Думал, что Асие спросит что-нибудь про него, его чувства, про то, что он сделал, зачем или почему, но не это. Это был вопрос без заковырок, не требующий длительных предложений и объяснений, где было только два варианта ответа. Такой простой и настолько же чрезвычайно сложный. И что ответить?       Омер уже поднялся со своего места. Боль и множество расширенных сосудов кожи грели его лицо обсыпанное кровоточащими ранами, гнев раскачивался все сильнее, не будь здесь Асие он не стал бы поддаваться и церемониться с этим пижоном, но слишком расчехлять свою темную сторону перед ней не хотел, дорожил своей частично незапятноной репутацией заботливого старшего брата в ее глазах. И хотя первым его порывом было врезаться в него, сбив с ног, и вернуть все в десятикратном размере, озвученный вопрос остановил его. Ему тоже хотелось услышать ответ, потому он просто отряхнулся от грязи и встал рядом с сестрой. Может примерно на пол шага впереди, но не загораживая ее за собой. Он понимал, что Дорук не посмеет что-нибудь сделать ей, но свой защитный инстинкт подавил не до конца.       — Асие…       — Это не тот ответ. — грубо оборвала она. — Просто скажи: да или нет.       Дорук молчал. Смотрел на нее и молчал. С каждым коротким мгновением ее глаза темнели все сильнее. Это был черная густая ненависть. Жидкая, липкая и обжигающая его изнутри. И чем дольше он смотрел тем больнее становилось, каждая клеточка и частичка его вновь обретенного в груди сердца отмирала медленно и мучительно. В груди все металось из стороны в сторону в предсмертной агонии, но снаружи он не подавал признаков жизни, даже дыхание застряло на пути из трахеи. Он мог прекратить это одни словом, но каким?       Зеленные глаза были полны отчаяния и боли, практически прибиты к ее с зовом о помощи, что вызвало у нее лишь всплеск отвращения и раздражения. Она имела право на эту боль и эти страдания больше чем он. Это ее брат лежит в земле в свои юные годы, которые мог счастливо проводить со своими родными и любимой. Это ее сестра чуть не умерла от рук его приспешников. Это ее семья оказалась расколота горем. Так какое право он имел так на нее смотреть?       — Я спросила тебя! — ее голос повысился в непривычной манере. — Ответь на мой вопрос! — девушка толкнула его, выводя из транса собственных мыслей, заставляя вновь услышать себя. — Ты убил моего брата?! Ты занес пистолет перед его лицом и безжалостно нажал на курок?! Ты оставил его на холодном полу, а сам сбежал как последний трус?! — ее голос сорвался и слезы брызнули из глаз, она хотела растерзать его собственными руками, но в то же время хотела просто забиться в угол и разрыдаться от распирающей боли в груди.       — Асие, спокойно. — Омер приобнял ее за плечи, крупная дрожь сотрясала ее тело, того гляди она завалиться на землю от переизбытка чувств. — Успокойся, пожалуйста.       — Ответь на мой вопрос! Ответь! — девушка проигнорировала его жест, продолжая нападать на Дорука, вырвалась из навязчивых объятий и подошла к нему вплотную на ватных ногах.       — Асие… — в ответ на беспокойство брата выставила руку перед его лицом, с простой просьбой помолчать, а затем набрала побольше воздуха в легкие.       — Ты убил Кадира? — тихо, без крика, но выделяя каждое слово, медленно повторила свой первый вопрос.       Дорук услышал отчетливо. Прочувствовал всю груду отчаяния и хрустящей боли в ее нежном голосе, увидел разорванную в клочья душу сквозь пронизано глубокие глаза, но напоследок поднял глаза над ее головой. Омер так же любопытно и внимательно прислушивался к каждому его вдоху. Ему оставался только один ответ.       — Да.       Это все, что он мог сказать. Другого не оставалось. И, конечно же, Дорук пожалел сразу же. Он растоптал ее бумажное сердце одним этим словом, разорвал на клочки, сжег до углей, растворил в кислоте и все остальное, что только можно. Бумага слишком хрупкий материал, а он никогда не умел делать оригами.       Слова стоили слишком дорого, чтобы тратить их на него, как будто она могла бы выдавить из себя хоть слово. Но в груди было так тесно, было слишком мало место для всех ее чувств, а кто должен был заплатить за то, что заставил ее все это испытывать и кто должен был стать жертвой ее нервного срыва, если не он?       Асие занесла свою трясущуюся ладонь над ним с очевидным намерением. Дорук застыл в предвкушении этой сладостной легкой боли. Хотел чтобы она ударила его сейчас так же как тогда в первый день их встречи. Не знал зачем, но был почти готов умолять об этой пощечине, которая так и осталась в его желаниях, ведь Асие просто опустила свою руку обратно. А затем развернулась и ушла, оставив напоследок отпечатавшуюся в голове картинку своих больших глаз, укрытых мутной пеленой слез, причиной которых был он. Этот взгляд лишь загнал последний гвоздь в крышку его гроба. Уже передумал. Хотел забрать свои слова обратно и сказать другое, но возможности остановить Асие ему не предоставил Омер, сжавший запястье его руки, потянувшейся за ней.       — Ты просто ничтожество. — Дорук не мог поспорить с этими словами, только согласиться.       Эрен достал пистолет и снова занес над его головой, прижимая дуло прямо к середине лба, но сейчас ценность собственной жизни не приходило в голову, а вместо лиц всех членов его большой семьи, которые надеялись на него, была Асие. Ее заплаканное лицо в мгновение до их последнего расставания. Если это и были последние мгновения его полной сожалений жизни провести их в мыслях о ней было одновременно кощунственно и приятно, только жаль, что любой обрывок некогда счастливых воспоминаний не оставлял внутри ничего даже похожего на прошлые его ощущения бесконечного счастья на пару с этой окрыляющей любовью, заставляющей сердце в груди сжиматься и цвести как густой пышный сад. Сердце не билось, а просто лежало на дне грудной клетки пустое и безжизненное, как и его хозяин, впрочем без Асие в нем не было смысла.       Прошло уже достаточно времени, чтобы выстрелить не то что один, а даже десяток раз, но Омер медлил, часто оборачивался в сторону. Дорук не сказал ни слова, не сопротивлялся, смиренно ждал своей участи, что не вызывало у Омера никакого приятного чувства трепета от вскоре свершенной мести, греющей его душу больше года. Только состояние сестры его беспокоило, поэтому он просто убрал пистолет обратно, схватил своего главного врага за челюсть с силой на грани разлома кости и прибил к стене.       — Пусть это не будет так просто. — прорычал перед лицом и резко отпустил.       Омер скрылся следом за своей сестрой, оставив Дорука наедине со своей совестью, сожалениями, болью и расколотой любовью, которая сейчас стоила дешевле чем осколки стекла, но которая была ему дороже чем бриллианты. Он сполз по стене вниз, только осознавая глубину той ямы, на дне которой оказался. Она ушла. Моя Асие ушла.       Пустота и тишина в груди были еще хуже, чем агония в те мгновения, когда он еще не сказал теперь самое ненавистное ему слово и обратил все что у них было в пыль собственными руками. Дыхание участилось. Ему не хватало воздуха. Сердце не билось. Дорук ударил себя в грудь кулаком, в тщетной попытке заставить этот кусок плоти выполнять свою основную функцию, и хоть это не помогало, попыток он не бросил, бил и бил. Не чувствуя боли физической, но сгибаясь напополам от душевной.

***

      Асие поспешно покидала это место. Она готовила себя к этому, ожидала, знала, что так и будет. Омер ее предупреждал. Она была готова, по дороге сюда, когда вошла в внутрь старого склада, так напоминающего то проклятое место, где умер ее брат, когда вновь посмотрела на него и чуть не отступила от первоначальной цели, застыв в проеме двери, но сумела заставить себя пойти дальше. При одном взгляде в его теплые глаза полные необыкновенной нежности ее сердце раздавливалось под тяжестью разочарования. Любые шевеления в груди вызывали лишь шквал отвращения и стыда. Она чувствовала себя еще хуже, чем в тот проклятый день, не просто виноватой, а предательницей, будто переступила через тело своего брата. Хотя почему будто? Так и было.       Девушка еле доковыляла до машины и, подержавшись за холодный металл ее корпуса, выдохнула и вдохнула несколько раз, стараясь успокоиться, но не выходило. Слезы душили. Воздуха не хватало. Тошнота подкатывала к горлу, хотя желудок и был совершенно пуст. Сил, чтобы открыть дверцу у нее не нашлось, потому она сползла по двери машины и села на землю, руками растирая глаза, прячась в густоте ночной мглы, мечтая раствориться среди холодной пустоты. Такой ее нашел брат спустя не столь продолжительное время.       — Асие вставай. Не надо здесь сидеть. Мы должны уехать. — Омер поцеловал ее макушку, поглаживая за плечо, пока сестра не отнимала лица от колен, было слишком стыдно смотреть ему в глаза или хоть кому-нибудь, но эти осуждающие взгляды преследовали ее даже в собственной голове. — Прости меня, фисташка, это все только моя вина. Я должен был позаботиться о тебе. — только эти слова смогли заставить ее сдвинуться с места.       — Нет. — она резко откинула свою голову назад. — Омер, ты ни в чем не виноват, разве такое может быть? Это только моя вина. Это я ему позволила. Это я сделала это. Ты все правильно сказал, я просто…       — Забудь о моих словах. — он взял ее за щеки, не позволяя вновь отвернуться, но Асие опустила глаза. — Ты ни в чем не виновата, вина лежит только на этом бесчестном подонке, что воспользовался твоей наивностью. Не ищи других виновных. Клянусь, что заставлю его расплатиться за все, что он сделал. Он будет гореть в аду и в этой жизни и в той. — брат прижал ее голову в своей груди, грея в объятиях.       Асие не так скоро ответила на его действия. В ее голове собирался осадок мыслей по поводу последних услышанных слов. Омер вполне мог это сделать. И у него не было причин отказываться от мести, только сильнее цепляться за нее. Но о чем думала она? Как смела думать о нем после произошедшего? Тем более переживать.       — Вставай, фисташка. — не чувствуя сопротивления, он потянул ее вверх.       — Омер… — ее пальцы вонзились в его предплечье мертвой хваткой.       — Да? — брат тоже остановился, чувствуя напряжение в воздухе, видя в противоположенном взгляде откровенный мучительный страх.       — Поедем домой. — отступила Асие, ведь не могла спросить то, что волновало ее на самом деле, это было непозволительно, жалко и совершенно бесстыдно.       — Конечно. — Омер еще раз поцеловал ее макушку и открыл дверцу машины, помогая взобраться на место.       Асие села и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Когда брат устроился рядом и первым делом взялся за салфетку, вытирая кровь с лица и морщась от боли десятков мелких и крупных порезов и синяков, Асие с трудом удержала рыдания внутри. Чувство вины давило со всех сторон как надвигающиеся стены. И хуже всего, что это не единственное, что копилось под кожей. Она волновалась и боялась, хотела спросить, сделал ли он что-нибудь Доруку? Руки Омера были покрыты кровью. Ее мучило, принадлежала ли эта кровь только ему? Что он сделал с Доруком после ее ухода? Уже убил или его позже схватят? Асие не по наслышке знала, что смерть из этих двух вариантов была предпочтительнее. Проглатывая отвращение, липким комком собравшееся в горле девушка сделала шаг внутрь, обступая лужи, о происхождение которых ей просто не хватало сил думать. Окна здесь не было, а вентиляция попросту не справлялась с густым запахом смрада, въевшегося в каждый квадратный сантиметр комнаты. Тошнота поползла вверх, но Асие знала, что этот позыв был ложным. Айбике сжала ее руку, привлекая внимание к своему лицу, ее глаза говорили, что этого делать вовсе не обязательно, но совершенно противоположенным образом укрепили ее решимость. Асие сделала еще один шаг вперед. Кончик ботинка ступил внутрь желтого круга света, отброшенного лампочкой с потолка. В центре сидел, привязанный к стулу преступник. Самосуд над ним еще шел, но был ли в этом смысл? В конце концов единственное решение, которое его ждет — смерть. — Здравствуй. — прохрипела девушка, едва различая собственный голос. Он не ответил — молчал. Парень сидел, наклонившись вперед, его некогда ярко рыжие волосы потемнели, слиплись из-за крови, свисали вниз, теперь их можно было только полностью сбрить, нежели спасти. Запястья были привязаны кожаными ремнями к подлокотникам с двух сторон, точно как и ноги, а еще один ремешок пошире обвивал его грудь и плечи. Все тело было покрыто кровоточащими ранами, ожогами, язвами, на фалангах некоторых пальцев рук и ног не хватало ногтей. Его внешний вид не вызывал ничего, кроме жалости и отвращения, за которую Асие себя уже не винила. — Ты меня слышишь? — попыталась она еще раз. — Давай я. — Омер отодвинул ее чуть в сторону, вставая перед замученным заключенным и без каких либо церемоний отвесил ему хлесткую пощечину, чей гулкий звон отразился от стен. Сердце в груди подпрыгнуло от страха. Пошарив руками за спиной, Асие нашла поддержку в руках сестры. Далее брат взял его за волосы, запрокидывая голову назад, ослепляя ярким светом. — Проснулся? — Ну еще пять минут, мамуля. — на его лице разошлась широченная улыбка, демонстрирующая зубы, густо залитые собственной кровью, его мутные глаза с лица Омера медленно поползли к ее. — А ты кто?       Грудная клетка затряслась, что со стороны напоминало барахтания рыбы, выброшенной на берег. Изощренная фантазия подбрасывала идеи, в которых к ней были приклеены глаза совсем не рыжего вампира, а Дорука, вопрошающего, кто перед ней стоит. Если даже от мыслей об этом ей становилось так плохо, что будет, окажись это реальностью?       — Асие, — Омер наблюдал со стороны за ее самоистязаниями. — Асие, посмотри на меня, — уложив ее голову в свои руки, стер непрекращающиеся слезы, может зная, чем они были вызваны, не стал бы этого делать, но единственная мысль, которую он допускал, так это переживания по поводу их старшего брата. — Пожалуйста, не плачь, фисташка, — в который раз за этот вечер брат уложил ее в свои объятия, заботливо поглаживая по спине.       Асие не воспротивилась этому жесту, хотя на самом деле ее буквально сжирал изнутри червь стыда. Кадир умер. Вернее его убили. Подстроили ловушку. Дорук Атакул не постеснялся для этого даже использовать родную сестру. И встретившись с глазу на глаз с этим мерзавцем, взглянув в его отвратительно яркие зеленные глаза без проблеска сожаления за совершенное преступление, Асие все еще жалела его. Ее сердце растоптали, но оно все еще продолжало болеть за него. Ее тошнило от собственной никчемности, от того насколько на самом деле жалкой и низкой она могла быть.       — Ну все, — Омер отстранился первым.       После еще нескольких шмыганий носом, Асие перестала плакать. Стерев влагу с лица, она вышла из машины вслед за братом, но оказалась не в том месте. Это был дом дяди.       — Разве мы не должны поехать домой?       — Лучше тебе сегодня переночевать здесь. — бросил он, быстрыми шагами, направляясь к боковой двери.       — Почему? — уточнила Асие, не позволяя себе беспокоиться по поводу реакции отца, ведь даже если бы он был зол до самый наивысшей точки кипения, то ни за что не позволил бы себе вылить всю свою ярость на дочь.       — Просто… — Омер не знал как выразиться и отвернулся, быстрее спеша к двери.       Женские слезы были не тем, с чем он умел грамотно справляться, а Асие точно еще не закончила свои страдания. Мама не была в курсе всего, чтобы заняться ее утешением вместо него, ведь у нее это получиться всяко лучше. Кроме того есть некоторые темы и вопросы, которые он точно не сможет с ней обсудить, хотя это было нужно. На данном этапе все что было в его силах — отстрочить встречу с отцом, а в освободившееся время стоило подумать, что и как она ему скажет, а этим сестра могла заняться вместе с Айбике, которая точно была в курсе всего.       Омер несколько раз стукнул кулаком по двери. Асие только догнала его, стояла сбоку, шмыгая носом и не решаясь поднять глаза от плитки под ногами. Не будь ее разум настолько нагружен бесполезными мыслями и беспокойствами и не будь ее взгляд выведен под призмой своего жалкого положения Асие бы сразу поняла, что поведение близнеца было продиктовано неловкостью и некоторой степенью смущения, но в данной ситуации во всех движениях она видела злость и ненависть, против которых ей было даже нечего сказать.       — Вы время вообще видели?! — ворчал Огулджан, открывая дверь, но увидев брата тут же замолк, его глаза округлились как две монеты — Омер?! Черт, что с тобой? — кузен сделал пару шагов назад, пропуская поздних гостей внутрь.       — Ничего. Можешь позвать Айбике? — он махнул рукой, успокаивая волнение по поводу своего потрепанного внешнего вида.       Огулджан нахмурился в ответ на эту странную просьбу. Айбике? Еще и в такое время? Это могло означать лишь то, что его сестренка снова вляпалась в неприятности. Взгляд скользнул в сторону к Асие, но та быстро опустила глаза в пол, что тоже было очень подозрительно. Мужчина кивнул и скрылся за углом кухни, а через минуту вернулся с сестрой.       — Не сейчас, мам. — отмахнулся от расспросов.       — Да что такое? — Айбике плелась за братом с недовольной миной, тут же исчезнувшей с лица при виде родственников. — Аллах… Омер, тебе кирпичом в лицо зарядили?       — Очень смешно. — он сверлил ее недовольным «я все знаю» взглядом пока слова сквозили сарказмом.       Не успела девушка ответить на этот его взгляд, как поймала в свои руки кузину. Асие сжала ее в объятиях, а смекалка тем временем заработала быстрее чем катушка индуктивности в цепи тока. Айбике оставалось лишь утешить ее сейчас, ответив тем же, пока они не останутся наедине.       — Поговорите… обо всем. — сказал Омер, непрозрачно намекая, что тем для разговора у них сегодня ночью будет много.       — Пойдем в комнату, пока мама не пришла. — приобняв за плечи, младшая толкала ее вперед, пока в собственную спину летели стрелы, бросаемые карими глазами кузена, позже ее тоже заставят отчитаться.       — Мне кто-нибудь объяснит, что происходит? — возмущения Огулджана остались без ответа.       Сестры быстро скрылись за дверями комнаты, которую Айбике благоразумно закрыла на замок. Асие тихо села на край кровати, продолжая гипнотизировать пол, а если точнее это он ее гипнотизировал.       — Может объяснишь, что произошло? — начала Айбике.       — Омер все знает.       — Это я уже поняла. А с лицом что? Неужели они с Кемалем подрались? — при уминании имени ее на самом деле несуществующего возлюбленного по плечам прошла дрожь.       Асие наконец подняла свои глаза к сестренке вновь находясь вначале пути. Она не знала, как это сказать. Величина ее проступка была больше и глубже чем черное море так, что она боялась даже за реакцию Айбике. Соленная слеза обожгла кожу и подобно хищной змее медленно ползла вниз.       — Его нет. — она прижала руки к глазам, в тщетной попытке остановить поток слез.       Айбике задержала дыхание в груди, а затем медленно выдохнула. Ее мозг интерпретировал все немного в другом смысле, как в глубинных страхах сестры. Девушка осторожно села рядом на кровати и погладила ее по спине.       — Омер определенно зашел за черту. — при ее словах и Асие запоздало поняла, какие мысли вложила в эту кудрявую головушку.       — Все не так. Ты не так поняла. — она обернулась к ней — Кемаля нет в том смысле, что его просто не существует… и никогда не существовало. — нахмуренные брови стали еще одним доказательством, что объяснения вызывали все больше вопросов. — Его зовут не Кемаль, его настоящее имя… Дорук Атакул. — с такой скоростью эмоции на лице Айбике еще никогда не менялись, но превалирующей остался все-таки шок.       — Ты…       — Я уверенна. Он не отрицал, когда я назвала его этим именем, а еще… — следующие озвученные ею слова были ответами на те запоздалые вопросами, которые вскоре пришли бы в голову Айбике. — Он признался в совершенном. Это он стрелял в Кадира.       Как и всегда во время тяжелых времен и действительно неудобных разговоров Айбике резко подскочила с места и отошла в другой угол комнаты. Ей нужно было пространство, а еще лучше побыть наедине с собой. Асие это знала, но уйти не могла. Хоть разница в возрасте между ними стерлась под влиянием многолетней дружбы, это не меняло того факта, что старшей была Асие, и ответственность эта толкала ее вперед к ней.       — Айбике… — девушка едва коснулась ее плеча, но ее рука была тут же отброшена.       — Что это значит? Неужели он прямо тебе это сказал? Или может Омер его повязал и заставил признаться?       — Омер его опознал, а когда я назвала его Доруком — он никак не возразил, собирался уже объясняться, но я его оборвала. — горечь преследовала ее совсем свежие и чрезмерно яркие воспоминания последнего часа. — Я прямо спросила: стрелял ли он в Кадира, и он ответил: да.       Глаза Айбике заблестели, скорбь плескалась в них, но так и не нашла выход. Асие завидовала ее сдержанности, она держалась даже перед самыми близкими, не позволяя своему всегда невозмутимому и всезнающему виду разойтись трещинам. Сестра отвернулась и подошла к окну, открывая его настежь, глубоко вдохнула и выдохнула несколько раз. Холодный воздух немного привел в чувства, оставляя власть за ее мысли в руках у рациональности.       — Кто еще знает? — Айбике повернулась к ней.       — Омер узнал от папы, — до этого ей казалось, что более выразительного шока на ее лице ей не увидеть за всю жизнь, хотя это был больше страх и ужас. — Я не знаю откуда узнал папа, скорее всего с камер наблюдения в приюте или может кто-то ему сообщил, или даже он сам нас увидел, хотя это вряд ли.       — Аллах… Ты же понимаешь какие теперь у тебя проблемы? Не могу даже придумать, что дядя сделает с тобой.       — Как будто это будет не справедливо. Чтобы он не сделал, я сама виновата. Я не должна была быть такой глупой, — дополнительная волна вины захлестнула ее, заставив спрятаться в собственных ладонях.       — Асие, прекрати эту шарманку, ты никогда не была виновата. И сейчас тоже. — Айбике не позволила ей укрыться от своего внимательного взгляда. — Ты не о чем не знала и у тебя не было плохих намерений.       — А какие у меня были намерения? Спутаться с непутевым мерзавцем, который в конце концов не только не даст мне ничего от себя, так еще и заберет себе то, что было у меня! — ее голос повысился, голосовые связки забились в истерике. — Я поступила как дура! Разве меня не предупреждали?! Раз за разом повторяли одно и тоже, но я все-таки поступила по своему и все уничтожила! Свою репутацию, репутацию своей семьи, запятнала имя своего отца и даже память о брате! Я все уничтожила, как мне теперь смотреть в глаза своим родителям? Как мне ходить на могилу брата? Как мне… Да, что я теперь буду делать… Я все испортила… — Асие спустилась на пол, в ее голове крутилась бесконечная вереница лиц всех тех людей, чье мнение было чрезвычайно цено, и все они смотрели не нее с осуждением, кричащим взглядом прибивали ее вниз.       — Все не так. — Айбике опустилась следом, вытерла влагу с щек. — Ты не виновата. — но сестра не внимала ее словам.       Асие все еще думала о своем. Больше всего ее ранил тот факт, что совесть не забила ее до такого состояния, чтобы она и вовсе перестала думать об этом парне. Его проклятое лицо, смотрящее с улыбкой поверх тела ее покойного брата, не выходило из головы. Желудок сжимался от нервов, посылая боль в эпигастральную область. Асие обняла себя за талию, пряча дрожащие руки, а Айбике тем временем приложила ее к своему плечу, принимая очередную порцию слез.       — Давай подумаем, что ты расскажешь своему отцу. — выдала сестренка, спустя время как ее всхлипы стихли.       — Я просто во всем признаюсь. Некоторую часть Омер сегодня уже расскажет.       — А ты много рассказала Омеру?       — Все, что знала о нем. Не очень много, если посчитать. — усмехнулась Асие под нос.       — А про то, что было. — прокашлялась девушка. — То есть про ваши отношения.       — Что ты имеешь в виду? — она выпрямила спину, посмотрев в ее глаза.       — Давай только без этого, Асие. Я понимаю, что ты не хотела этого говорить тогда, но сейчас все серьезно. — она выставила ладони вперед в успокаивающем жесте. — Той ночью между вами что-то было?       — Нет. — она отвела глаза, мучаясь приступом стыда, быстро перерастающего в злость.       — Ты уверенна? Речь идет о твоей чести.       — Моя честь не у меня между ног, Айбике! — не выдержала девушка и ударила ладонью о пол.       — Я знаю, но и ты тоже в курсе, что имеет значение для всех, в частности для дяди. Он точно спросит об этом.       От разбираемой темы Асие становилось дурно, а при мысли, что это придется обсуждать еще и с отцом она уже была готова задохнуться от стыда. Единственное, что она могла сказать сама себе: «Надо было думать раньше.» И, скрипя зубами, терпеть дальнейшие унижения.       — То есть у вас ничего не было? — невинно уточнила сестра.       — Нет, Айбике, не заставляй меня повторять.       — Тогда что это было? — она покрутила пальцем в области шеи, намекая на давно сошедшие следы. — Не сама же ты его сделала.       — Нет. — она обняла себя за плечи, выплевывая каждое слово. — Это случайно вышло. Мы просто целовались. Не больше.       — И? Вас кто-то видел?       — Нас не могли видеть. Мы были у него дома… то есть у его друга. — после того как слова были сказаны, личность его «друга» оказалась для нее не секретом.       — Я правильно понимаю, что этот друг…       — Берк Озкая. — закончила Асие.       — На самом деле? — взбудоражилась девушка.       — Не знаю. Я сама его не видела.       — Ну конечно, так он тебе и показался.       — Но кто кроме него? — несмотря на эти слова, вариантов могло быть несметное количество, но и намеки тоже были.       На самом деле Дорук вел себя странно и подозрительно все время, только пока ее не довели до ручки, ей не приходило в голову его в чем-то подозревать. Она жила в своем вакумном мире все время и всегда видела в нем только хорошее, а сейчас она начала вылавливать в голове моменты, когда он был на грани раскрытия.       — Даже ради этого шанса стоит пораскинуть мозгами. Думай, Асие, где вы были в тот день, ты помнишь адрес? — Айбике хлопнула ее по коленям, придвигаясь. — Да и вообще выкладывай все, что знаешь. Не мог же он всегда быть на стороже.       Они разобрали буквально каждую деталь ее порочных отношений, приправляя злостными и красочными комментариями, не редко отклонялись от темы, которая чаще всего уходила в сторону семьи, их реакции и покойного брата, но ничего дельного, кроме адреса в голову не пришло. И чем дольше шел разговор тем сильнее становилась ее неприязнь к Доруку, а также утерянной частичке самой себя навсегда заклейменной как его собственность, власть над которой вернуть она была, увы, не в силах, а потому могла только спрятать глубоко внутри. Девушки улеглись в кровать только ближе к рассвету.       — Теперь еще и у тебя будут проблемы из-за меня. — шепнула Асие, которую сон все никак не уносил.       — Пусть хоть раз у меня будут проблемы из-за тебя, а то обычно это я — твоя язва. — улыбнулась Айбике, поворачивая голову в ее сторону.       — Это не так.       — Ой, Асие, перестань. Мы обе знаем, что это правда. В любом случае я всегда предпочту оказаться на дне вместе с тобой, чем одной на верхушке, — хоть слова и были сказаны с таким пренебрежением и фальшивым высокомерием, девушка знала истинную ценность этой искренности, в глазах защипало. — Да, ладно. Ну иди ко мне.       Сестренка скрыла ее в коконе своих объятий под крылом покровительства и поддержки, от чего Асие стало еще противнее от самой себя, ведь имея столько друзей, защитников и людей искренне любящих и заботящихся о ней, ее каким-то образом тянуло к тому подонку, не заслуживающему ничего хорошего. Спрашивать: «какого черта?» — уже поздно, остается только бороться с собой.       Утро наступило слишком быстро. Завтрак за столом дяди впервые выдался таким неловким, в основном из-за попыток тети удержаться от расспросов о произошедшем, благо Орхан смог ее успокоить. После этого Асие собиралась домой, где ее уже заждались. Айбике собиралась ее проводить чуть ли не до самых дверей кабинета отца, но оказалась остановлена на выходе из их дома опять же госпожой Шенгюль, чудом удалось избежать ссоры. Асие лишь кивнула и пошла вперед сама. Может ей стоило поздороваться с семьей, вместо того, чтобы как воришка пробираться к кабинету, но она слишком боялась не сдержать себя в руках несмотря на то, сколько слез было выплакано вчера. Насколько низко я еще упаду?       Асие остановилась перед дверью в обитель господина Вели. Ей не приходилось до сего дня выказывать ему уважение как господину, только как своему отцу. Будет ли сегодня по другому? Она не знала, но готовилась к худшему. Вдохнув и выдохнув девушка аккуратно постучала.       — Войди. — приглушенно донеслось с той стороны.       Асие зажала ручку двери и подтолкнула ее вперед, делая пару шагов внутрь, затем бесшумно закрыла. Она не решалась сделать еще хоть шаг, тело налилось свинцом, глаза не отлипали от пола. В этой комнате стояла совсем другая атмосфера. Все давило на нее. Каждая вещь и частичка кричала и осуждала. Больше чем перед отцом ей могло быть стыдно только перед Кадиром.       — Подойди. — приказал мужчина, вставая с кресла.       Силой заставила себя двинуться вперед, едва дыша. Хоть и не видела его прямо перед собой, способности ориентироваться в пространстве хватило, чтобы остановиться на приемлемом расстоянии.       — Посмотри на меня.       Это было глупо. Он диктовал ей каждое действие, будто она была куклой на голосовом управлении. Асие и сама это понимала, но просто не знала, что еще ей делать, ей были необходимы инструкции, а на вчерашнем обсуждении с Айбике они договорились честно на все ответить, пропустив подробности, изложить суть и выполнить все, что скажет папа, но даже это оказалось слишком сложно. Кажется, надо было менять план.       — Я не… — слова застряли в горле, отказываясь идти дальше.       Асие не могла этого сказать. От стыда голосовые связки завязались в узел, а краска поднималась по лицу обжигая щеки. Девушка попыталась еще раз, но больше тех же слов не вышло, а состояние ее становилось все более неловким. Ей было бы удобнее задохнуться здесь и сейчас, чем заставить себя говорить.       — Я не… — как назло, еще и слезы начали давить на веки. Не сделала? Не опозорила? Не спала с ним? Не сближалась? Не позволила ему? Не соглашалась?       Ни один из этих вариантов не мог достаточно мягко и корректно выразить то, что она хотела донести. Если бы папа сам спросил, она бы смогла выдавить из себя это несчастное «нет», но даже в такой неудобной ситуации девушка оказалась лишь по своей глупости. Асие захлопнула рот, когда голос начал трястись и ломаться. Если выразить ее состояние с предметах, то сама себе она казалась лампой накаливания, что вот-вот взорвется от чрезмерного напряжения тока в теле.       — Асие… — мужчина взял ее за подбородок, поднимая и заставляя посмотреть в свои глаза.       — Я не делала этого. — отчеканила дочь на одном выдохе, а после залилась слезами. — Я не делала. Клянусь, я этого не делала. — продолжала, уже перейдя самый высокий порог.       Ей хотелось уйти, провалиться, может даже умереть, лишь бы не смотреть ему в глаза. Асие только собиралась осуществить задуманное, как жилистая рука отца удержала ее на месте, после чего он прижал ее к своей груди.       — Я знаю, моя милая. Я знаю. — поцеловал темечко, все также прижимая к себе. — Ты в порядке? Он ничего тебе не сделал?       Неподдельная искренность, настоящее беспокойство, трепещущее волнение, с которым он приговаривал эти слова, с которым проводил по ее голове, прижимал к себе как самое дорогое и ценное, что было у него в этой жизни, стали последней каплей, заставившей ее возненавидеть себя в сотни и тысячу раз больше, чем прежде. Какой же неблагодарной она была. Ей было нечего бояться. Все люди в этом доме желали ей только добра и всегда были на ее стороне. Но ей этого было мало, она не ценила своих родных, не понимала их ценности даже после того как потеряла брата по своей же глупости. А сейчас цеплялась за отца руками и ногами, рыдая в его плечо совершенно бесстыжими не знающими конца слезами. Продолжала себя жалеть, за что ненавидела еще больше, и продолжала повторять:       — Я этого не делала. — это было единственное, за что она не могла себя винить.