Волчья шкура

      За ужином профессор Грюм всё же появился за столом, но теперь его глаз закрывала чёрная повязка, как у пирата, чтобы не было видно зияющей пустотой глазницы.       По этому поводу среди преподавателей поднялся умеренный переполох, правда, касался он в основном самого Грюма, директора Дамблдора и его самых приближённых. Большинство педагогов из числа местных и приезжих хмурого скандального мужика объективно недолюбливали, а потому и проникаться тяготами инвалида никто не горел желанием. Впрочем, Георгий Сергеевич, попивая чай из красивой чашки и свободной рукой рассеянно и нежно поглаживая Маринину ладонь, между делом подумывал о том, куда мог подеваться глаз. А ещё он краем глаза присматривался к собственным подопечным, которые сидели за столом Слизерина тише воды и ниже травы, а значит, точно где-то накосячили. Понять бы ещё, где именно... Ну в самом деле, не они же глаз спёрли?       – Надо Сатрапу сдаваться, - вздохнул Юрка, и ему, не разжимая губ, ответил Вахтанг:       – Не вздумай... На место положим, никто на нас и не подумает.       – К вашему сведению, - вмешалась в разговор сидевшая между мальчишками Женя, - ваши перешёптывания только привлекают внимание!       Но Юрка, проигнорировав замечание, всем корпусом повернулся к другу и поверх сестриной макушки уточнил:       – И на какое-такое место, Горгасал, ты его собрался ложить?       – Класть, - машинально поправила Алёнка и с шумом выдохнула, качая головой: – Ну, Костенька...       Сам Ковалёв сидел на этот раз подозрительно тихо и украдкой ковырял стремительно остывающее картофельное пюре. Конечно, за прошедший день ему нагорело по очереди от всех друзей – иного и ожидать было нельзя, – но Костя, вроде бы вполне привыкший к дружеским тычкам, на этот раз прореагировал неожиданно остро и надулся, всем своим видом пытаясь показать, что виновным себя не считает, что бы там ни говорили друзья.       Вот и сейчас, как никогда отчётливо чувствуя взгляды на собственной склонённой макушке, он отложил вилку, поднял голову и, упираясь локтями в столешницу, уточнил:       – Ну и чё ты на меня матом смотришь?       Вопрос бы адресован в основном Юрке, который и вправду не сводил с друга взгляда, и было не очень понятно, дело только ли в пропавшем глазе или его ещё не отпустило после куда как внезапной развязки истории с волкодлаком. Та же Женя, хоть и принимала в каждом этапе происшествия самое живое участие, отошла очень быстро и теперь вид имела хоть и слегка смущённый, но в целом добродушный. А вот Юрка то и дело замолкал, глядя на друзей, и изредка даже принимался качать головой, словно всё ещё не мог поверить в то, что вышло вот так.       Он промолчал, и Костик, пытаясь хоть как-то оправдаться, пригнулся к самой столешнице и выпалил:       – Я вообще ничего! Может, он его вообще сам посеял!       – Ага, - кивнул Юрка с непередаваемым никакими словами сарказмом. – По пьяни споткнулся и выронил!       – Может, и по пьяни, - не остался в долгу Костик и запальчиво махнул рукой в сторону преподавательского стола. – Я там знаю, что у него во флягу налито!       Проследив направление его взгляда, ребята дружно притихли, украдкой косясь на Грюма, который, оставшись без всевидящего артефакта, недобро зыркал на студентов всех мастей оставшимся глубоко посаженным глазом.       – А ведь и вправду, - внезапно задумчиво пробормотала Алёнка. – Не то, чтобы я прямо наблюдала... Он вроде бы вообще из своего кубка не пьёт. Ну да, вот опять! – прибавила она, когда на глазах всех присутствующих Грюм достал из-за пазухи фляжку и приложился к узкому горлышку.       – Хам, - коротко оценил Стас, прекрасно слышавший последнюю реплику, и счёл своим долгом прокомментировать: – Где это видано, чтобы в гостях пили из своей тары. А он, на минутку, в замке всё-таки гость.       Напоминание это было излишним, и теперь уже на одноглазого беззастенчиво таращились все, сидевшие рядом с приятелями, а не только они сами.       – Может, болеет? – из природной жалостливости предположил Серёжа, и Плетнёв, отрывисто кивнув, пообещал:       – Сейчас и узнаем. Эй, Драко! – окликнул он, повернувшись в противоположную сторону и от усердия вытянув шею.       – М-м-м?..       Обернувшийся к нему блондинистый мальчишка лет четырнадцати приподнял брови с вежливым интересом к нуждам гостей замка, и Стас, не откладывая в долгий ящик, задал вопрос:       – Чем это таким у вас профессор Грюм болен, не подскажешь?       – В каком смысле? – переспросил тот и даже повернулся к собеседнику всем корпусом, уже предвкушая занимательную беседу.       Плетнёв не подвёл и прокомментировал, изредка помогая себе плавными взмахами руки:       – С чего это он пьёт всё время только из своей фляги? Кажется, это слегка не соответствует правилам застольного этикета.       Парень в ответ закатил глаза и, пригнувшись к самой столешнице, поведал:       – Грюм – известный параноик. Может, боится, что его отравят прямо на школьном пиру?       Сидевшие рядом и напротив одноклассники Драко красноречиво зафыркали – видимо, шутка была старой, как мир, – и Стас благодарно кивнул, однако тему развить не пожелал, вернувшись к ужину.       – Ну да, а ест с общего стола, - хмыкнул Дима и укоризненно покачал головой: – Понторез... В еду ведь легче отраву подмешать – да, Жень?       Вспыхнув как маков цвет, та не ответила, а только под столом вытянула ногу и красноречиво пнула его в голень с такой силой, что Дима охнул и наклонился потереть место ушиба.       – Может, он за тем в лес и ходил, - обронила она чуть тише в попытке отвести от себя подозрения. – По грибы да по ягоды...       – Ага, и вернулся без ягод и без грибов, - с сарказмом откликнулся Юрка, и его неожиданно призвала к порядку Алёнка:       – Юра, не про то сейчас. Хотя просто так он бы в лес не попёрся, тут Женя права. Это только у вас с ребятами чем дальше в лес, тем толще партизаны! – передразнила она, и он шикнул:       – Ты давай, сама потише. А то услышат ещё.       – Услышат – всё равно не поймут, - не осталась в долгу Алёнка.       Тут уже к ней обернулись со всех сторон, потому что тема была любопытная в первую очередь с прикладной точки зрения, и она, понимая, что отвертеться не удастся, коротко вздохнула и принялась объяснять:       – Любые амулеты, даже самые дорогие и филигранно выполненные, настроены на литературный вариант языка.       – Не понял, - честно признался Юрка, пока не стало слишком поздно, и Алёнка, повернувшись к нему лицом, предложила:       – Ну вот смотри, к примеру. Мы собираемся на завтрак, и Вахо объективно закопался. И ты ему говоришь... – нараспев протянула она, и Юрка, кивая, закончил фразу:       – Шевели поршнями.       – Правильно! А, чтобы всё перевелось, как надо, нужно сказать – поторопись! Понял? Это тоже искусство, - прибавила она по-своему ласково. – Папа рассказывал, у них в университете отдельная дисциплина была о том, как такими амулетами и чарами пользоваться. Дипломатия не допускает разночтений.       Спорить с этим утверждением охотников не нашлось, и понемногу в той части стола, где они сидели, воцарилась относительная тишина, прерываемая лишь звоном посуды, так что брови Георгия Сергеевича, бдительно следившего за ситуацией со своего места, сами собой сошлись к переносице.       – Не думаешь, что стоит вмешаться? – уточнила Марина, отставив чашку и с сожалением покосившись на стоявшее совсем рядом блюдо с эклерами.       Шахлин в ответ строго качнул головой и, прихлебнув чаю, счёл своим долгом пояснить:       – Сами разберутся.       – И что же, если местные станут припирать с неудобными вопросами, ты и тогда не вступишься?       – Я этого, вроде бы, не говорил, - напомнил он и, от усердия налегая локтями на столешницу, склонился к Марине и поведал самым вкрадчивым тоном: – Пока таких вопросов не поступало, пусть профессура побегает. А то что-то меня этот директор с его кодлой в последнее время жуть как раздражает.       С пониманием хмыкнув, она не стала настаивать и села ровнее, тихонько подпихнув локтем отца, который отчасти и являлся инициатором данной застольной беседы. От внимания Шахлина этот короткий родственный жест не укрылся, и он, чуть подавшись вперёд, с учтивым кивком произнёс:       – Благодарю за беспокойство, Максим Юрьевич, но со своими студентами я буду разбираться сам.       Судя по лицу, Галлера такой расклад не вполне устраивал, однако он не стал упорствовать и, слегка склонив голову в ответ, пожелал:       – Искренне надеюсь, что до разбирательств не дойдёт.       В этом Георгий Сергеевич сильно сомневался, поскольку, хотел того или нет, знал своих подопечных слишком хорошо и теперь был почти уверен, что проклятущий глаз умыкнули именно они, причём круг подозреваемых сам собой сужался до пары человек. Хотя тут спешить не стоило, урезонил он сам себя, поскольку десятый «Б» за прошедшие годы уже не раз его удивлял, хоть и не всегда приятно.       И, хотя только что обещал Марине не вмешиваться, после ужина он, выждав необходимые пятнадцать минут и тем самым предоставляя школярам фору, чтобы по возможности ликвидировать последствия беспорядков, направился прямиком в башню, застав в одной из юношеских спален настоящее столпотворение. Стоило скрипнуть двери, пойманные с поличным ребята притихли, и Георгий Сергеевич, оглядевшись от порога, коротко без удовольствия вздохнул – ещё и Полякова-младшего втянули, дуралеи... Впрочем, стоило ли ожидать иного, ведь от недавно обретённого родственника простодушного Диму было, видимо, так просто не оторвать.       – Это не мы, - на всякий случай предупредил Юрка, когда пауза затянулась, и Шахлин, на мгновение обернувшись к нему, уточнил:       – «Не мы» – что?       – Ничего не мы, - на голубом глазу откликнулся тот, так что Георгий Сергеевич в ответ лишь коротко закатил глаза, поскольку не был уверен, что сумеет на этот раз прореагировать, удерживаясь в рамках цензуры.       Взгляд его, обежав всех и каждого по отдельности, задержался на присутствовавших тут же девочках – с них станется... – но в конце концов остановился на Ковалёве, сидевшем на краю собственной кровати с таким видом, словно его только что долго и нудно распекали, причём совершенно не заслуженно.       Отметив, что явно теряет навыки, Георгий Сергеевич подошёл вплотную и слегка наклонился, упираясь раскрытой ладонью в высокую кроватную спинку английского дуба.       – Где глаз, лишенец? – спросил он ровным, почти скучающим тоном, и Костик, медленно закипая и некрасиво багровея шеей, с усилием выдавил:       – В мешочке.       – А мешочек где? – последовал очередной наводящий вопрос от классрука, и он в той же вкрадчивой манере процедил:       – В надёжном месте...       – Костя! – строго оборвала Алёнка, сверкнув глазами. – Отвечай немедленно, когда Георгий Сергеевич спрашивает! Вот честное слово, будь ты моим ребёнком – из рогатки бы пристрелила!       – А ты умеешь? – совершенно серьёзно окликнул Дима со вполне объяснимым беспокойством, и Алёнка, приосанившись, до ответа не снизошла, вместо этого снова бросив Костику:       – Ладно бы от нужды, а так просто из любопытства!       Взглянув на неё волком, тот не стал отпираться, поскольку противопоставить обвинениям больше было нечего, но всё же не сдержался и пробормотал себе под нос:       – Я изучить хотел. Интересно же.       Коротко вздохнув, Шахлин встал ровно и, скрестив руки на груди, оглядел столпившихся полукругом подопечных, вольных и невольных. От него, конечно же, ждали ответных мер, вот только принять их оказалось далеко не так просто, поскольку сам он устремления Ковалёва вполне себе разделял. Конечно, воровать не стоило, но рассмотреть занятную диковину вблизи всё же хотелось, так что он лишь неимоверным усилием сумел задушить собственный порыв. Тут уж кто нашёл, тот и хозяин.       – Сроку тебе – два дня, - подытожил он, и Костик расцвёл, как осенняя хризантема. – Дальше я за последствия не ручаюсь.       – Георгий Сергеевич!       Возмущению Алёнки, казалось, не было предела, но Шахлин в ответ лишь развёл руками и огласил единственное пришедшее на ум оправдание:       – Ну, чего ни сделаешь ради российской науки.       У Алёнки в секунду стало такое лицо, словно она не понимала, плакать ей или смеяться, и она, пару раз на пробу шлёпнув губами, так и не нашлась, что ответить или как попытаться возразить.       – Знаешь, - пробормотал Юрка, глядя покидающему спальню классному вслед, - когда Сатрап вот такой, с ним почти приятно общаться.       Медленно обернувшись, Алёнка ответила ему совершенно недоумённым взглядом, долго не могла ничего сказать, но, наконец, всё же пробормотала:       – Полнейшая анархия!..       – Папа – стакан портвейна, - чуть слышно нараспев протянул себе под нос Костик, явно приободрившись, за что тут же получил ладошкой по плечу, не успев увернуться.

***

      Тем же самым вечером Ника, по понятным причинам не участвовавшая в публичной казни и последующем помиловании Костика, копошилась в пустующей спальне, собирая сумку в дорогу. Вылазку она готовила недавно и не особо тщательно, так что временное отсутствие в спальне соседок пришлось как раз кстати, потому что у неё, наконец, появилось время сосредоточиться.       Упаковав весь необходимый скарб, она распрямила спину и огляделась, прикидывая, не забыла ли чего ещё. Взгляд её, скачками перемещаясь по комнате, остановился, наконец, на ближайшей стене, и Ника, сделав пару шагов в этом направлении, остановилась в очень смятённых чувствах.       Проведя пальцами по глубокой рытвине в камне, она лишь вздохнула. Она сама до сих пор смутно понимала, что произошло и почему сидевшая глубоко внутри неё магия, вырываясь на свободу, обрела именно такую форму, но спросить об этом было некого. Быть может, что-то знала мама, но, даже если и так, эту тайну она забрала с собой под воду.       Как бы то ни было, долго рассуждать на пустом месте она не собиралась и, напоследок погладив сидевшего на подушке Алика, наказала:       – Жди здесь, я скоро.       С недоверием взглянув на хозяйку, домовёнок насупился, но всё же покорно пробормотал:       – Никуша хорош-ш-шая.       С улыбкой коротко качнув головой, Ника не ответила, между делом задумавшись о том, отчего это её питомец так скверно набирает вес: вроде бы лопает за троих, и Женька его взялась подкармливать по доброте душевной, а всё равно тощий, что ладонью обхватить можно.       – Вкусненького тебе принести? – предложила она, прикинув, что вполне сможет сделать небольшой крюк до кухни, но Алехандро в ответ замотал мордочкой и тут же свернулся калачиком, намереваясь как следует вздремнуть.       Решив ему больше не мешать, Ника взвалила сумку на плечо и беспрепятственно покинула башню.       Впрочем, так просто добраться до цели у неё не получилось, потому что, стоило ей достигнуть подножия ведущей на верхние этажи лестницы, за спиной без каких-либо предупреждающих посторонних звуков раздался прекрасно знакомый голос:       – И куда же ты собралась, позволь уточнить?       Чертыхнувшись сквозь зубы, Ника опустила занесённую над ступенькой ногу и обернулась, задав встречный вопрос:       – Ты что, за мной следишь?       Отойдя от рыцарских доспехов, стоявших на постаменте и служивших ему укрытием, Раду равнодушно пожал плечами и не слишком убедительно заявил:       – Совпадение. Так почему ты не в башне?       Поведя вокруг себя руками с таким видом, словно её появление в коридоре само по себе было ответом, Ника всё же снизошла и напомнила:       – Потому что у меня другие планы.       – Марине о твоих планах известно? – осведомился Раду, очевидно, рассчитывая, что упоминание учительницы Нику пристыдит, но серьёзно просчитался, потому что она в ответ и бровью не повела.       – Не шалю, починяю примус, - процитировала Ника и, понимая, что просто так он не отстанет, предложила: – Слушай, ты тайны хранить умеешь?       – Если мне это выгодно.       С таким настроем собеседника вполне можно было работать, так что Ника, драматично вздохнув и всем своим видом показывая, как нелегко ей делиться секретом, чуть подалась вперёд и произнесла:       – Близнецы мне рассказали, что тут на четвёртом этаже есть какая-то супер-пупер ванная, которой пользуются только избранные из числа студентов. Вот я и решила посмотреть, что там и как.       – А почему ночью? – приподнял бровь Раду, и она нахмурилась, поскольку до сих пор была более лестного мнения о его интеллектуальных способностях.       – Во-первых, днём у меня полно других дел, - напомнила она, красноречиво постучав кончиком пальца по циферблату наручных часиков. – А во-вторых, меня там не очень ждут, поскольку я к избранным вряд ли отношусь.       – Проще говоря, тебе там вообще нечего делать, - подытожил Сарбаз и куда более строгим тоном, чем до этого, указал: – Возвращайся в башню.       – И не подумаю, - фыркнула Ника в ответ, возмущённо хлопнув ресницами, словно её шокировал сам факт того, что он берётся ей указывать.       – Ника, сейчас же!       – Вот уж нет уж! – отрезала она, после чего заговорила отрывистыми, хлёсткими фразами: – Вода меня успокаивает. Сейчас у меня стресс. Кто-то неприятные эмоции заедает, кто-то с головой уходит в учёбу или работу, а я хочу помыться! – развела она руками и прибавила, указав на Раду отставленным пальцем: – И ты меня не остановишь!       Провозгласив всё это как истину последней инстанции, она поправила соскальзывавший ремень сумки и, расправив плечи, уверенно зашагала в изначальном направлении, оставив Сарбаза недоумённо моргать ей вслед.       – Ника… Ника, вернись! – окликнул он, опомнившись пару секунд спустя, и в несколько широких шагов догнал её. – Да постой же ты… Что мне тебя, связать, что ли?       – Я посмотрю, как тебе это удастся, - пропела она самым беззаботным тоном, чуть притормаживая перед очередным коридорным поворотом и осторожно выглядывая из-за угла.       Время ужина уже давно прошло, так что в залитых лунным светом коридорах было безлюдно и почти совсем тихо, если не считать стука их шагов и негромкого бормотания Раду, от досады смешавшего в единый причудливый клубок все доступные ему языки. Впрочем, отставать и возвращаться в башню он не собирался, и Ника между делом задавалась вопросом о том, откуда взялась у её невольного провожатого такая похвальная сознательность.       Хорошо, что Фред и Джордж не только оставили словесные указания, но и снабдили свою родственную душу картой, от руки набросанной на криво оторванном куске пергамента. По ней, двигаясь с осторожностью, Ника всё же добралась до пункта назначения и остановилась перед статуей волшебника с очень глупым выражением лица, у которого перчатки были надеты не на ту руку. Отсчитав от статуи третью дверь влево, она стукнула палочкой по латунной ручке и приказала:       – Сосновая свежесть!       Дверь отворилась, и Ника, сунув палочку за пояс, беспрепятственно прошла внутрь. Сарбаз просочился следом прежде, чем дверь закрылась, но она этого даже не заметила, оглядываясь широко распахнутыми глазами.       – Обалдеть можно...       Комната, куда они попали, оказалась не просто ванной, а самым настоящим купальным залом белого мрамора. С потолка свисала роскошная золотая люстра, и света сотен свечей вполне хватало, чтобы осветить окружающее великолепие. Посреди комнаты был прямоугольный бассейн – тоже из мрамора, а по краям были укреплены не меньше сотни золотых кранов, украшенных самоцветами, так что вся конструкция больше походила не на исполинских размеров ванну, а на орган – Ника видела такой, когда они классом ездили на олимпиаду по чарам в Казань. У ближайшего к ней края бассейна располагался трамплин, но на него Ника покосилась с подозрением, поскольку не была уверена, что сможет прыгнуть в воду без дополнительных спецэффектов.       На высоких стрельчатых окнах висели занавеси почти до пола, и она из природного любопытства подошла поближе, чтобы пощупать ткань. Это оказался лён, но только вроде обработанный каким-то зельем – наверное, чтобы ткань не плесневела от влаги. На той же стене висела единственная картина, и Ника, снизу вверх глядя на изображение, отметила, что золотая рама очень ловко сочетается со светлыми волосами русалки, волнами спускавшимися до самой талии. Сейчас нарисованная речная дева спала, и волосы мерно вздымались от её дыхания, почти полностью закрывая лицо подобно целомудренной завесе.       Занятая осмотром, она и думать забыла, что здесь не одна, но тут Раду, до сих пор топтавшийся у дверей, отрывисто кашлянул и, наконец, оценил:       – Впечатляет.       Обернувшись к нему, Ника красноречиво приподняла брови, всем своим видом словно говоря: «Я же говорила!». Должно быть, её скепсис слегка отрезвил его, и он даже встрепенулся, с трудом отрывая взгляд от картины с русалкой.       – У вас в спальне имеется своя чудесно благоустроенная ванная, - напомнил он безо всякой надобности, и Ника, не глядя, отмахнулась:       – Да, одна на троих. И ты посмотри на эти объёмы! – с восхищением выдохнула она, поведя вкруг себя руками. – Это же просто отвал башки!       Видеть её настолько весёлой было в новинку, и Раду не стал возражать, вместо этого предоставив Нике возможность как следует осмотреться, чем она и воспользовалась. Чуть дальше вглубь зала стояли три золочёных столика на колёсиках: на одном пушистой стопкой возвышались чистые полотенца, на другом – махровые халаты, а третий был густо заставлен баночками и бутылочками неясного, но однозначно угадываемого назначения.       Решив, что долго перебирать не будет, она ненадолго вернулась к бассейну, встала на колени и открыла сразу несколько кранов. Полилась вода, причём из некоторых трубок – сразу с пеной, и Ника, убедившись, что температура комфортная, прыжком поднялась на ноги и подошла к столику с бутыльками, азартно осматриваясь.       – То есть ты всерьёз вознамерилась принимать ванну? – не мог поверить Раду, подходя ближе и останавливаясь у неё за спиной, и Ника громко фыркнула в ответ, обернувшись поверх плеча:       – А ты что думал, я с тобой шутки шучу? Понюхай, - протянула она ему очередной флакон, - не пойму, чем пахнет.       – Ананас, - объявил он, едва вдохнув, и Ника удовлетворённо кивнула:       – Ага, и это возьмём.       Бассейн между тем стремительно заполнялся, несмотря на объёмы, и облака разносортной пены уже заполнили всё пространство зала. Из одного из кранов вырывались розовые и голубые мыльные пузыри размером с футбольный мячик, из другого текла густая белоснежная пена, плотная и даже на вид упругая. Третий кран испускал душистые лиловые облака, и они медленно расплывались над самой поверхностью воды, а ещё из одного вырывалась лёгкая пузырьковая струйка, которая, едва касаясь поверхности воды, тут же взлетала в воздух, застывая высокими крутобокими арками.       Глядя на это великолепие, Ника едва в ладоши не захлопала, но всё же сдержалась и, наклонившись, принялась стаскивать сапоги.       – Да что?! – возмутилась она, когда Сарбаз разразился очередным непереводимым, но явно негодующим возгласом, и порывисто отбросила сапог в сторону. – Мне одетой купаться, что ли? Тебя тут вообще никто не держит, - напомнила она, уперев руки в бока, - так что можешь прямо сейчас идти, куда шёл!       Хоть и выражал всем своим видом живейшее негодование, Раду не ушёл, а ограничился тем, что достал из внутреннего кармана пиджака палочку, коротко взмахнул, и Нику от него загородила высокая и плотная ширма.       – Спасибо, так гораздо удобнее, - поблагодарила она с нескрываемым сарказмом и, задумчиво проведя пальцами по синему полотну в белых лилиях, продолжила раздеваться.       Наколдовав себе стул и сбросив туда же одежду и палочку, она осторожно выглянула из-за ширмы и едва не расхохоталась – Раду стоял теперь к ней спиной, но даже со спины вид у него был крайне осуждающий. До края бассейна оставалось всего два шага, и Ника осторожно выбралась из укрытия. Хотела было нырнуть рыбкой, но побоялась незнакомой воды и в результате быстро и ловко спустилась по ступеням, тут же окунувшись с головой и вынырнув по шею в пене.       – Можно, - разрешила она, и Раду, украдкой оглянувшись поверх плеча, снова встал к ней лицом и скрестил руки на груди. Вид у него был сейчас настолько уморительный, что Ника не сдержалась и подзадорила: – Спинку потрёшь?       Похоже, она всё же немного перестаралась, потому что лицо Раду вытянулось ещё сильнее, хотя до сих пор Нике казалось, что это физически невозможно.       – Шутка, - успокоила она и прибавила, негромко фыркнув: – Нужен ты мне больно.       Ничего на это не ответив, Раду ослабил узел галстука, поскольку дышать в ванной было решительно нечем, а после и вовсе стянул скользкую полоску ткани с шеи.       – Ты что, обиделся? – на всякий случай уточнила Ника и, когда он негромко хмыкнул в ответ, оценила: – Ну и зря. У нас сложились неплохие деловые отношения, а любая романтика губит бизнес на корню.       Сняв пиджак и устроив его на наколдованной стойке-вешалке, он обернулся и, наконец, заметил, прерывая молчание:       – Мне пора бы уже привыкнуть и не принимать за чистую монету всё то, что ты говоришь.       – Какое хамство! – возмутилась Ника, откровенно веселясь. – Да я тебе и не врала почти!       – В самом деле? – уточнил он. – Кажется, у тебя проблемы с памятью, милая.       Ника, которая была почти готова озвучить очередную рвущуюся с языка остроту, осеклась и чуть нахмурилась, так что тонкая вертикальная складочка затенила переносицу. Она была почти уверена, что думают они об одном и том же, и Раду не подвёл: усевшись прямо на под и упираясь локтем в согнутое колено, он окинул Нику пристальным взглядом и спустя некоторое время негромко окликнул:       – А то, что ты тогда сказала? Неужели всё наврала?       Когда именно приключилось это «тогда», можно было уже не уточнять. Стряхнув налипшие комки пены со лба, Ника подплыла ближе, оперлась согнутыми локтями о борт и с некоторой заминкой вздохнула:       – Да нет, конечно… Не один раз это было, а много, - пробормотала она, глядя на собственную покрывшуюся мурашками кожу. – Игорь с Антоном как глаза зальют, так уже ни своих, ни чужих не различают… Так что отбиваться я умею на профессиональном уровне, учти.       По спине прошёлся холодок – то ли от не самых приятных воспоминаний, то ли от долгого контакта с воздухом, – и Ника, оттолкнувшись от бортика, погрузилась в воду по самый подбородок, редкими взмахами ног без труда удерживаясь на плаву.       По лицу Раду было не понять, о чём он думает, но, наконец, придя к какому-то решению, он задал новый вопрос:       – И что сказала на это твоя тётя? Ты ведь живёшь с тётей?       – Я уже и не знаю, где я живу, - хмыкнула Ника в ответ и объяснила, когда он недоумённо поднял брови: – Туда я больше не вернусь, особенно если Машки не будет. Не знаю... Комнату сниму или вообще в школе останусь. Хотя Плетнёва мне это вряд ли теперь позволит.       До сих пор она особо не задумывалась о том, как будет жить после возвращения в Россию, а между тем любая поездка рано или поздно заканчивалась, оставляя после себя в лучшем случае приятные воспоминания. Допустим, ей даже дадут доучиться одиннадцатый класс, хотя это очень сильно вряд ли... Месяцок до отправки в школу можно перекантоваться на съёмной квартире, благо, посуточно выйдет не очень дорого, а уже в начале августа можно и обратно в Колдовстворец. О том, что раньше первого сентября её могут в школу просто не пустить, Ника старалась не думать. Она в какой-то мере привыкла, что ей есть, куда вернуться, но сильно расслабляться тоже не стоило – всего ведь год остался, а потом всё. Дальше сама.       – В крайнем случае, подамся к Свиридову, - прибавила она с непонятным злым весельем и ударила ладонью по воде. – Память сотру – так пару месяцев протянуть можно!       Не вполне понимая причины её внезапной весёлости, Раду осторожно уточнил:       – Это кто ещё – тоже родственник?       – Типа того. – Ника неопределённо качнула головой, так что мокрые волосы на секунду занавесили ей лицо. – Мне его представляли как моего дражайшего папашу.       – Но? – с сомнением окликнул он, потому что продолжение буквально повисло в душном воздухе, и Ника угрюмо подтвердила:       – Но. Ты посчитаешь меня дурой, если я скажу, будто чувствую, что это не он?       Лишь произнеся эту фразу вслух, она осознала, насколько глупо звучит подобное предположение, но что-то менять было уже поздно, тем более что Раду неожиданно покачал головой, возражая:       – Вовсе нет.       – А с чего тебе верить мне на слово? – удивилась Ника, и он пожал плечами:       – Я от природы достаточно легковерен, даже там, где не стоило бы поступать подобным образом.       Такую внезапную откровенность невозможно было оставить без ответа, и Ника задумчиво протянула:       – Никогда бы не подумала... В смысле, ты, кажется, неплохо разбираешься в людях.       – Увы, не всегда, - возразил он с благодарным кивком, и она не замедлила задать вопрос:       – А что скажешь про меня?       Раду обернулся, слегка приподняв брови. Она смотрела на него снизу вверх, подперев мокрый висок запястьем, с таким лукавым любопытством, что он невольно перевёл взгляд на картину на стене, сличая образ.       Хмыкнув, потому что, несмотря на всю неправильность, эта вывернутая наизнанку ситуация всё же казалась ему по-своему забавной, он помолчал, размышляя, но всё же вынужден был огласить буквально рвавшийся с языка вердикт:       – Всё ведь понятно. Ты достаточно отточила коготки на ровесниках, и теперь тебе любопытно, поддастся ли твоему очарованию взрослый мужчина.       Не выказав даже намёка на смущение, она уточнила:       – Ну так, если тебе всё настолько понятно, что ж ты увязался за мной?       – Раз уж ты так отчаянно отказываешься сидеть на месте, – сообщил он, слегка к ней наклонившись, - кто-то должен проследить, чтобы ты благополучно добралась до цели и обратно.       – Как благородно с твоей стороны... – передразнила Ника, наморщив нос. – С чего столько внимания?       – Скажем так, мы с тобой во многом похожи.       – У тебя что, тоже мать утопленница?       Фраза вспорола воздух, подобно ритуальному кинжалу, и Ника крупно вздрогнула, напряжённо распрямлёнными руками отталкиваясь от скользкого бортика. Она уже не раз замечала, что в присутствии Раду её порой совершенно некстати пробивает на откровенность, чего она в принципе не любила, но никогда ещё их разговоры не заходили настолько глубоко.       Не вполне понимая причины повисшей неловкой паузы, он окинул Нику осторожным взглядом и отозвался:       – Насколько мне известно, нет.       Он помолчал, давая ей время сформулировать ответ, и Ника, пользуясь предоставленной форой, развернула разговор на сто восемьдесят градусов и предположила:       – Эрик сказал, он был маленьким, но ты-то должен помнить. Сколько тебе тогда было?       – Одиннадцать, - ответил Раду после недолгой заминки, будто в самом деле подсчитывал в уме, и Ника, восприняв ответную реплику как поощрение к новым вопросам, окликнула:       – Как её звали?       Он окинул её пристальным взглядом из-под ресниц, оттолкнул проплывающий по воздуху перед самым его лицом радужный мыльный пузырь и только после этого сообщил:       – Али. Виталина, - пояснил он, когда Ника недоумённо нахмурилась, и покачал головой: – Нелепая усмешка судьбы…       – Что произошло?       – Родильная горячка, среди прочего, - объяснил он так, словно других вариантов и быть не могло. – Она никогда не отличалась крепким здоровьем, сколько я себя помнил. Вторая беременность и роды совсем доконали её.       Он говорил тоном настолько обыденным, что до Ники не сразу дошёл страшный смысл его слов. Поверить в это было невозможно, а между тем выходило так, что это Эрик погубил собственную мать, при этом сделав сиротой ещё и Раду. Конечно, невозможно было винить в случившемся ребёнка, но Ника просто не могла понять, как, зная, что произошло, Раду мог относиться к брату вот так. Она попыталась было примерить ситуацию на себя и решить, как сама поступила бы, окажись в подобных условиях, но не смогла – слишком горячо и больно.       Взмахнув мокрыми ресницами, она взглянула на Раду, но он в ответ лишь коротко покачал головой и попросил:       – Не нужно этого взгляда. Это было давно.       Она не стала ему возражать да и не успела бы, потому что Раду, внезапно всем телом подавшись вперёд, напряжённо прищурился, но почти тут же испуганно распахнул глаза и выпалил:       – Ника, живо из воды!       Она не успела даже оглянуться, как он вскочил, схватил её за плечо и почти без усилий вытянул наверх. Повинуясь могучей силе инерции и остаткам врождённой стыдливости, плещущейся на самом дне сознания, она махнула рукой, призывая полотенце, тут же замоталась в него, прикрывая всё, что можно, и только после этого позволила себе обернуться.       Со временем пена начала расходиться в горячей воде, и теперь было видно, как под мутнеющей поверхностью мечутся призрачные тени, отличимые от пенных завихрений лишь направлением движения. Конечно, ей ничего не угрожало, и Ника, пытаясь унять колотящееся на подступах к горлу сердце, тихо порадовалась, что на этот раз получилось без палочки, поскольку красоваться перед Сарбазом в полном дезабилье, хоть он и целитель, она была совершенно не готова.       – Что это такое?       Он с усилием сморгнул, и тени тут же пропали, словно их и не бывало, а Ника, уже почти полностью придя в себя, спокойно откликнулась:       – Мало ли, что в воде. Плавать плавает, а в руки не даётся.       Переведя взгляд на её разрумянившееся лицо, Раду не мог поверить своим глазам. Она и на секунду не дрогнула, продолжая смотреть на него спокойным уверенным взглядом, словно подобные явления были для неё обычным делом, и он, наконец, догадался:       – Так ты поэтому не испугалась?       Что-то было в его тоне, что заставило Нику всерьёз задуматься. Конечно, она испугалась – надо же так орать, ещё и синяки будут, это точно, – но всего на мгновение, поскольку точно знала, что в воде ей совершенно ничего не грозит. А между тем такое у Раду было лицо, почти смущённое, словно говорил он вовсе не о том.       – Это тебя-то? – хмыкнула она, догадавшись, и покачала головой. – Сарбаз, это тебе меня бояться надо. Ты-то хоть знаешь, кто ты такой.       И тогда Раду для себя решил, что, хоть он и давал себе обещание не совать носа не в своё дело, стоит поподробнее расспросить всех причастных о том, каких ещё сюрпризов стоит ждать от Ники – хотя бы из числа неприятных.

***

      В день первого испытания Юрка до того распереживался, что пробудился, когда солнце ещё не показалось из-за кромки леса.       Некоторое время он продолжал лежать, забросив руки за голову и глядя, как плывут по серому небу тяжёлые снежные облака. Мыслей в голове особо не было, потому что все возможные варианты развития событий были уже говорены-переговорены за недели до сего дня. Накануне старшие Олонцы снова ходили к ним домой, так что ему удалось перед испытанием поговорить с родителями – пусть недолго, перекинуться парой фраз, но и этого было довольно, чтобы он почувствовал себя гораздо лучше. Единственное, о чём Юрка жалел, так это о том, что снова не успел сказать Павлу Александровичу и Оксане Геннадьевне, что теперь с их дочкой встречается. Алёнка, когда он пожаловался, конечно, заверила, что ничего страшного в этом нет, но сам Юрка так не считал. Для него это было важно – быть может, важнее всего, что с ним вообще происходило за последнее время, так что без официального объявления обойтись никак было нельзя. В письме, что ли, написать? Да ну, он для своих родителей-то с трудом слова подбирал, хоть и очень старался, а тут аж целая Оксана Геннадьевна! Положа руку на сердце, он даже не мог с уверенностью сказать, кто внушал ему больший трепет и беспокойство – Павел Александрович, его супруга или дракон.       – Не спишь?       Повернув голову, Юрка встретился взглядом с Вахтангом, который уже сел в постели и теперь глядел на друга с плохо скрываемым беспокойством. У дальней стенки ворочался и позёвывал Стас, а это означало, что новый день, будь он неладен, неотвратимо наступает.       Сегодня Юрке по случаю предстояло облачиться не в мундир, а в специально подготовленный костюм, который ещё накануне вечером принесла Марина Максимовна. Одеяние напоминало обыкновенный спортивный костюм, чёрно-красный, разве что хламида с его фамилией на спине была явно лишней. Ещё не хватало зацепиться эдаким хвостом за какую-нибудь корягу, так что Юрка для себя решил, что хватит с него и спортивок.       В трапезной, когда они с парнями спустились на первый этаж, было суетно и многолюдно, и Юрка даже на мгновение задумался о том, что обошёлся бы вовсе без завтрака, но отсиживаться в углу всё же было неправильно, и он вошёл сквозь двойные двери, оглядываясь. Крам уже был здесь, за соседним столом маячила всклокоченная макушка Поттера, и Юрка, махнув Виктору рукой, сел на скамью и принялся ждать, когда же это всё закончится.       Во время завтрака в их углу было тихо-тихо, даже посуда не звенела, так что внезапно раздавшийся голос Дамблдора был подобен громовому раскату:       – До начала испытания осталось полчаса. Чемпионы, пожалуйста, проследуйте к месту проведения.       – Руки за спину, - передразнил Юрка и, отставив пустую тарелку, единым усилием поднялся на ноги, но не успел и шагу ступить, как его тут же окружили друзья и соученики.       – Удачи, Юр, - выпалил Дима и протянул руку для пожатия, но всё же не совладал с собой и обнял брата так, что тот едва не охнул от неожиданности.       – Давай там, - пожелал Вахтанг и, против всегдашней словоохотливости, ничего более не прибавил, так что стало сразу понятно, что он не на шутку взволнован.       Оглядев лица ребят, Юрка понял, что все они одинаково за него переживают – даже Ваня, с которым они и друзьями-то не были.       – Ну чё вы меня будто в последний путь провожаете, - попенял он, и Женя укоризненно нахмурилась:       – Ну тебя, Юрик!       Дождавшись, пока Дима отойдёт в сторону, она подошла и, приподнявшись на цыпочки, тоже обняла брата, тихо спросив:       – Ты не жалеешь, что мы приехали сюда?       – Нет, - на пределе слышимого выдохнул он, потому что так оно и было, и Женя покладисто закивала, слегка отстраняясь:       – Ну тогда и я не жалею. Может, так оно и правильно.       Она говорила, впрочем, без особой уверенности, и Юрка почти стыдился того, что снова доставляет столько проблем тем, кого очень сильно любит. Но иначе на этот раз он не мог, и Женька должна была это понимать.       – Ладно, Жень, идём, - поторопил Дима, и сам без кровинки в лице, и она снова кивнула, вдруг слабо улыбнувшись.       – Зато будет, что Богдану рассказать, - прибавила она нежным шёпотом, и Юрка недоумённо нахмурился:       – Кому?       Но она уже разжала руки и, оглядываясь, всё же позволила вывести себя из зала, а к Юрке, наконец, подошла Алёнка, и наступил момент, которого он так ждал с самого пробуждения. Конечно, он рад был, что за него так болеют, и ребят он искренне любил, но на самом деле хватило бы её одной, просто он раньше этого не понимал.       – Наклонись-ка, - поманила она, то и дело прикусывая губы и, достав из внутреннего кармашка, через голову набросила Юрке на шею тонкий ремешок, обвязанный вокруг какого-то небольшого свёртка.       – Это чего? – не понял он и лишь мгновения спустя узнал ту неприметную тряпочку, которую многократно видел у Алёнки в руках. Перехватив своеобразный мешочек, он сдавил его в кулаке и отчётливо ощутил под пальцами что-то твёрдое, но податливое. Глина, что ли? Или земля?       – Оберег, - коротко объяснила она, ловко стягивая тесьму, и, сунув мешочек Юрке за пазуху, пристраивая на сердце, спохватилась и прибавила в назидание: – Только шнурочек не развязывай. Не бойся, не приворотное.       Последнюю фразу она выдохнула совсем тихо, словно тем самым пыталась оправдаться, и Юрка, чувствуя, как щёки покалывает от прилившей крови, признался:       – Я не боюсь. Тебе оно и не надо.       Взмахнув ресницами, Алёнка смущённо потупилась от такого комплимента, а Юрка, пошарив рукой, нащупал оберег и прошёлся по нему пальцами, привыкая к ощущению ткани на коже. Невзрачный лоскуток всё ещё хранил тепло её тела, и от этого Юрке будто бы стало легче, и уже не так страшно было смотреть вперёд, в то будущее, которое он сам себе уготовил.       С коротким вздохом протянув руки, он обнял Алёнку и слабо усмехнулся, когда она без сомнений обхватила его в ответ.       – Одолею дракона и к тебе вернусь, - пообещал он, уткнувшись губами ей в макушку, и она натужно закивала, не поднимая головы.       – Конечно, одолеешь, - прошептала она без тени сомнений, и её горячее беспокойное дыхание защекотало Юрке шею. – Всё будет хорошо, родненький.       Осторожно отстранив её на расстояние не больше ширины ладони, он пригнулся и поцеловал её, едва ли обращая внимание на толпу вокруг, потому что куда важнее окружающих людей было дать ей понять, что он действительно вернётся и всё будет не как-нибудь нормально, а по-настоящему хорошо, потому что только теперь Юрка понял, о чём говорила Женя.       Ещё не разорвав нежное прикосновение, он почувствовал это странное давящее ощущение в правой части лба и, распрямившись, посмотрел прямо перед собой.       Дмитрий Иванович стоял метрах в пяти и тут уж ошибиться было невозможно: его не просто отнесло толпой от учительского стола, он спустился с постамента и подошёл сюда сам, но только так и не решился приблизиться, продолжая наблюдать с некоторого расстояния. Ему даже не потребовалось ничего говорить, достаточно было этого взгляда, который прожигал Юрке кожу и заставлял с опаской оглядываться. Однако на этот раз угрозы не было – он это понял почти сразу, стоило присмотреться. Тогда чего он вообще хочет?       Ответа не было, и времени на вопросы уже не осталось, потому что, выждав необходимую паузу, к ним сквозь толчею протиснулся Георгий Сергеевич в сопровождении Марины.       – Так, вы двое, опять мне тут безобразия нарушаете? – попенял он, и Юрка в привычном уже тоне откликнулся:       – Не, эт мы только по кустам.       Ярко вспыхнув щеками, Алёнка перебросила ему красноречивый взгляд, чтобы помалкивал, и он, пользуясь собственным правом, снова коротко поцеловал её, почти тут же с сожалением отпустив.       – Иди, Лёлик, - ласково подтолкнул он, понимая, что ещё минута – и отпустить её он точно не сможет. – Иди, я скоро.       Послушно закивав, она позволила Марине себя увести, а Юрка пошёл с Сатрапом, потому что, как ни крути, с ним было надёжно и безопасно. Уже в самых дверях он всё же обернулся, встретившись с Поляковым глазами, но так ничего и не сказал, вслед за Шахлиным выйдя в пустынный коридор.       К драконам пошли на этот раз не той дорогой, которой пробирались они с парнями, а опушкой леса, и Юрка, переставляя ноги по заснеженной тропинке, всё размышлял, так что в конце концов голова загудела.       Что он хотел сказать? Зачем подходил? Юрка не знал и, по большому счёту, знать теперь уже не хотел. Стыдить его было бессмысленно, взывать к совести и долгу – тоже, поэтому оставалось только смириться с тем, что он ещё некоторое время будет болтаться где-то на периферии, изредка оказываясь в поле зрения, пусть иногда в самый неподходящий момент.       – Ты как? – окликнул Шахлин, и он кивнул, выныривая из собственного мыслительного потока, потому что вот сейчас точно было не время витать в облаках – впереди уже маячил шатёр, в который только что нырнул Диггори, а у входа мужчин ждала Марина, значит, туда чемпионам и дорога.       – Палочку, главное, держи, - озвучивал Георгий Сергеевич последние напутствия. – Выпустишь из рук – считай, пропал.       Остановившись на полушаге – до шатра оставалось метров десять, не больше, – Юрка красноречиво покачал головой, после чего слегка отогнул в сторону ворот спортивного свитера, продемонстрировав классруку торчащие из неприметного внутреннего кармана рукояти ещё двух палочек, в своё время позаимствованных у Вольтера.       – Гео, что вы там застряли? – окликнула Марина, и тот успокаивающе махнул рукой, не сводя с Юрки удивлённого и почти что восхищённого взгляда.       – Ну ты прохвост, Морозов, - оценил он, впрочем, без привычного уже упрёка в каждом слове. Подтолкнув Юрку в спину раскрытой ладонью, он напутствовал: – Шагай. И без первого места можешь не возвращаться.       Закатив глаза и красноречиво цыкнув, Юрка откинул полог и первым вошёл в шатёр.       Внутри собрались уже все чемпионы. В углу на низком табурете сидела Флёр Делакур бледнее самого бледного коня, так что от привычно апломба и следа не осталось. На соседнем табурете сидел Поттер, выглядевший как первоклассник в спадающем до пола плаще, а между ним и Делакур нервно вышагивал Диггори. Крам стоял почти сразу у входа в сопровождении Каркарова, который при появлении русских лишь высокомерно фыркнул и отвернулся.       Сам Виктор, однако, неприязни не выказывал и учтиво поздоровался с Шахлиным и Галлер, после чего повернулся к Юрке.       – Желаю тебе удачи, - кивнул он, и тот от чистого сердца пожелал в ответ:       – И тебе, Виктор.       Неодобрительно покосившись на мальчишек, Каркаров что-то проворчал по-болгарски, и Крам покраснел, но не подумал и на шаг отступить, в результате так и оставшись стоять бок о бок с Юркой. По счастью, задерживаться дольше необходимого директор не стал и, пробормотав что-то о министре магии, который ждёт, царственно удалился из шатра ко всеобщему облегчению.       Однако заскучать чемпионам не дали, потому что буквально через минуту к ним ворвался Людо Бэгмен, одетый в старую мантию с чёрно-жёлтыми полосками, как у осы. Толстый и весёлый, он выглядел карикатурой в окружении бледных, напряжённых чемпионов, но, кажется, даже этого не заметил, провозгласив:       – Итак, все в сборе. И я сейчас сообщу вам, что делать! Я открою вот эту сумку... – Он поднял в воздух небольшой мешочек из красного шёлка и тихонько потряс им с видом ярмарочного фокусника. – В ней копии тех, с кем вам предстоит сразиться. Каждый по очереди опустит руку и достанет, кого ему послала судьба. Леди, прошу вас, - объявил он, предлагая мешочек Флёр.       Она опустила внутрь руку и вынула крошечную точную копию дракона с биркой на шее, на которой был тушью нарисован номер два. Делакур не выказала ни малейшего удивления, скорее осознанную обречённость, так что Юрка лишь убедился в собственных догадках – конечно, все чемпионы про драконов уже знали.       После Диггори настала очередь Юрки, и он, царапнув пальцами по стенке мешка, осторожно извлёк из багровых недр зелёного дракона размером чуть меньше собственной ладони. Крылатая ящерица оскалилась и растопырила крылья, коготками цепляясь за перчатку, и Юрка невольно подивился. Если это и была иллюзия, то очень и очень качественная, так что он задался целью после разузнать, кто над драконами колдовал да какие чары использовал.       Он так увлёкся, разглядывая собственного дракона в миниатюре, что только спустя пару мгновений сообразил – пятёрка! Ему досталась цифра пять, значит, соревноваться он будет самым последним. Блин... Ожидание было для него хуже всего, но ничего не поделаешь.       Похоже, Шахлин был того же мнения, потому что, когда Юрка к нему обернулся, лишь приподнял брови и скептически хмыкнул.       – Ну вот! – хлопнул в ладоши Бэгмен и отбросил опустевший мешок себе за спину. – С этими драконами вам и предстоит встретиться. Ваша задача – пройти мимо дракона и завладеть золотым яйцом. На шее у каждого дракона – номер очереди. Всё ясно? Тогда вынужден вас оставить, я сегодня ещё и комментатор! Мистер Диггори, по свистку Вы первым войдёте в загон, ясно?       Седрик издал в ответ невнятный звук – что-то среднее между покашливанием и отчаянным петушиным клёкотом, – и Бэгмен громко рассмеялся:       – Не переживайте, друзья! За ходом проведения испытания будут следить специалисты. Мы ведь не можем допустить, чтобы чемпионам был нанесён непоправимый вред!       Задумчиво потерев подбородок, Шахлин, наконец, решился и окликнул, обращаясь к Бэгмену:       – Можно чисто технический вопрос, сэр? Что будет в том случае, если непоправимый вред будет нанесён дракону?       Тот в ответ лишь расхохотался ещё громче, так что полоски на мантии раздались в ширину:       – Ох, мистер Шахлин, Вы мне нравитесь! Неужели Вы думаете, что ваш чемпион не только одолеет дракона, но и попытается убить его? – уточнил он, откровенно веселясь, но Георгий Сергеевич и бровью не повёл, продолжая гнуть своё:       – Неплохо бы прописать пару параграфов в каком-нибудь официальном документе, чтобы избежать… недопониманий и взаимных претензий.       – Да полно Вам! – отмахнулся Бэгмен сразу обеими руками. – Что может пойти не так?       Он не ответил, вместо этого весьма красноречиво переглянувшись с Мариной, и, дождавшись, пока судья выметется из шатра с очередным порывом ледяного сквозняка, вкрадчивым тоном уточнил:       – Сколько сейчас за взрослого дракона просят?       – Ой, Гео, не нагнетай! – упросила она, и без того сама не своя от беспокойства.       Прикусив на мгновение ноготь на большом пальце, она замерла, вперившись взглядом в тот из пологов, за которым скрылся Бэгмен, после чего вдруг встрепенулась и, повернувшись к Юрке, обеспокоенно зачастила:       – Юрочка, ты только не волнуйся, ладно? Площадку со всех сторон держат под контролем взрослые волшебники, они никогда...       – Марин Максимовна, да ну чего ты, - отмахнулся он, против воли стыдливо багровея и косясь на остальных чемпионов, из которых, по счастью, что-то понимал только Крам. – Я ж вроде как и сам взрослый.       – Да, - кивнула она, спохватившись, но всё равно не могла перестать порхать обеспокоенными ладонями, касаясь то его рукава, то воротника. – Конечно.       Понимая, что своими болезными трепыханиями она только расстроит пацана почём зря, Шахлин осторожно, но крепко взял Марину в охапку, настойчиво поворачивая в сторону выхода, но для полной уверенности всё же уточнил:       – Мы на трибуне будем ждать. Точно не хочешь, чтобы с тобой кто-то остался?       – Нет. – Юрка вдобавок ко всему покачал головой и почти сумел улыбнуться. – Спасибо, не надо.       Где-то очень далеко, над головами людей в шатре раздался свисток, что означало только одно – испытание началось.       С усилием кивнув напоследок, Сатрап снова осторожно подтолкнул Марину и хотел уже и сам уйти, как вдруг Юрка суматошно, с непонятным отчаянием окликнул:       – Георгий Сергеич!       Решив, что он передумал и нуждается в поддержке, Шахлин остановился и обернулся, но Юрка вдруг замялся и ограничился тем, что выпалил:       – Это... В общем... Это я придумал Вас Сатрапом звать.       – Знаю, - с усмешкой отозвался тот и, не прибавив ни слова, скрылся за пологом.       Почесав в затылке, Юрка против воли усмехнулся, а между тем ещё сильнее побледневший Диггори на негнущихся ногах отправился прочь из шатра. Снаружи взревели зрители – значит, Седрик уже в загоне лицом к лицу с живой копией своего дракончика.       Отпустив своего на пол, Юрка присел на свободный табурет и, чуть подёргивая ногой, принялся ждать.       Вслепую было не понятно, как идут дела у первого чемпиона, да и долетавшие до шатра комментарии Бэгмена ситуацию не намного проясняли.       – Ну! Ещё чуть-чуть... мимо!!! – надрывался он. – Он идёт на риск! Давай же!!! Эх! Умный ход – жаль, не сработал!       Спустя минут пятнадцать оглушительный рёв возвестил, что Диггори золотое яйцо всё-таки ухватил.       – Превосходно! – заорал Бэгмен. – Молодец! А сейчас – оценки судей!       Результат, впрочем, остался для других чемпионов загадкой, и Юрка этому был искренне рад. Не хватало ещё о баллах думать, а не о драконе.       Вновь раздался свисток.       – Осталось четверо! – провозгласил Бэгмен. – Мисс Делакур, прошу!       Флёр так дрожала с головы до ног, что Юрке даже на мгновение стало её жалко, и, как оказалось, не ему одному.       – Бедная, - вздохнул Крам по-русски, глядя ей вслед. – Разве можно соревноваться девушке с мужчинами? Ведь биться могут только равные.       – Может, она ещё и нам фору даст, - высказал предположение Юрка и прибавил, когда Виктор скептически приподнял бровь: – А что? Не всегда ведь сила решает дело, есть ещё хитрость.       – Я привык полагаться на силу, - ответил он, и Юрка справедливости ради вздохнул:       – Я, так-то, тоже.       При этом он понимал, что силы у них с Виктором далеко не равны, но развивать тему не стал, оглядев стремительно пустеющий шатёр. Они с Виктором расположились ближе ко входу, а Поттер остался в глубине и теперь, сидя на табуретке, недобро взирал на соперников сквозь то и дело запотевающие очки.       – Что это он на нас так косится? – уточнил Виктор, поигрывая пальцами по рукояти палочки, и Юрка, меньше всего на свете желая сейчас хоть с кем-то конфликтовать, успокоил:       – Да не парься, это он на меня. – Крам обернулся к нему с недоумённо вытянувшимся лицом, и он, коротко откашлявшись, объяснил: – Этот дебил с друзьями к нам в башню залезли под мантией-невидимкой, а мы с ребятами их перехватили.       – И Гермиона тоже?!       В этом восклицании было столько неподдельного негодования, что Юрка невольно отпрянул, а Виктор, быстро взяв себя в руки и не дожидаясь ответа, исправился:       – И что теперь?       – Ну и нет у него теперь мантии, - подытожил Юрка, с подозрением покосившись на Крама, и тот, заложив руки за спину, с нарочитой учтивостью кивнул:       – Хорошо.       Что в этом хорошего, Юрка уточнить не успел, потому что снаружи раздался рёв толпы и грохот аплодисментов, что могло означать только одно – Флёр с заданием справилась, и настала очередь Виктора.       Лишившись собеседника, ведь с Поттером им было совершенно не о чем разговаривать, Юрка принялся ждать. С заданием Виктор справился довольно быстро – и десяти минут не прошло, – и снова аплодисменты сотрясли морозный воздух, как будто разбилось огромное зеркало. По свистку Поттер покинул шатёр, и Юрка остался совсем один.       Слушать полуиздевательские комментарии Бэгмена было невыносимо, и Юрка, понимая, что ещё хоть слово – и он точно чокнется, в конце концов содрал с запястья подаренный Алёнкой браслет и сунул в карман мантии, лишь бы не понимать больше вообще ничего. Рука сама собой тянулась к нательному оберегу, и он сквозь слои ткани сжал мешочек в кулаке, медленно выдыхая через нос.       Свист и улюлюканье толпы снаружи не стали тише, но на мгновение ему показалось, будто что-то вокруг него стало другим, и не сразу, но он догадался – запах. Сам воздух внутри шатра изменился, стал теплее и пах теперь по-другому – яблоками, дождями ранней осени, табаком и почему-то мамиными духами. Откуда взяться этому смешению ароматов здесь, он не знал и не понимал, но был чётко уверен – так пахнет дома, и теперь он дышал полной грудью, но осторожно, не в силах насытиться, потому что до сих пор сам не сознавал, насколько сильно скучал по этому запаху.       Снова раздался свисток.       Судьи выставили оценки, и Женя поняла, что ещё никогда не испытывала такой симпатии к директору Каркарову, который без зазрения совести нарисовал Поттеру унизительную «четвёрку». Таким образом у Юрки ещё оставалось какое-никакое пространство для манёвра, значит, последнее место ему едва ли грозило. Самой-то Жене было всё равно, какие будут баллы – лишь бы с братом всё было хорошо, но самому ему не давало покоя честолюбие, тут и к бабке не ходи. Оттого и ввязался в эту авантюру, голова садовая...       – Поттер – лох, штаны в горох! – проорал Дима и, сунув пальцы в рот, заливисто засвистел.       – Поляков! – призвал к порядку оставшийся на трибуне с подопечными Галлер, но вид его говорил о том, что в глубине души он с учеником солидарен.       – А Вы за кого болеете, Максим Юрьевич? – спросил учителя Вахтанг, и тот, чуть посомневавшись, оценил:       – Думаю, у Юрия неплохие шансы. Если бы мне довелось участвовать в тотализаторе, - прибавил он, когда к нему повернулись головы большинства учеников, - чего я, конечно же, не поощряю, то ставил бы я на него.       Судя по лицу расположившегося чуть дальше на трибуне Штильвассера, он хотел уже уточнить у учителя, а как же Виктор, но натолкнулся на предупреждающий взгляд Ники и неимоверным усилием сдержался, тут же отвернувшись к арене, у южного выхода которой как раз показалась крохотная живая точка.       – Ой, вот он, вот он! – взволнованно запищала Женя, опасно перевесившись через край заграждения, так что Серёжа едва успел её перехватить. – Лёка, смотри!       Но она и без того глаз не сводила с арены, на которую только что вышел Юрка – совсем крохотный с такого расстояния, ведь сидели они очень высоко, и совершенно беспомощный против растопырившей крылья драконихи.       – Всё будет хорошо, - успокоил Стас, когда она, не сдержавшись, на мгновение зажмурилась. – Организаторы никогда не допустят, чтобы чемпионы всерьёз пострадали, ты же знаешь.       – Этим организаторам веры никакой, - отозвалась Алёнка и сильнее наклонилась вперёд, будто это могло помочь ей лучше видеть.       На самом деле Стас был прав, и пока что обходилось без жертв и травм, но она просто не могла рассуждать здраво, потому что сердце сжималось за грудиной в недобром предчувствии. И хотя Женя и Пашка весь прошедший вечер на разные голоса уверяли, что Юрка вернётся с арены невредимым, это была всего лишь одна из возможностей.       Сходным образом думал и сам Юрка, медленно взбираясь на каменную гряду и приближаясь к логову дракона.       Трибуны с сидевшими на них зрителями находились настолько высоко, что, стоило взглянуть вверх, начинала медленно кружиться голова, как если бы смотрел с земли на жилую высотку. Поэтому Юрка, тряхнув головой, приказал себе сосредоточиться на драконе, который, кажется, его только что заметил.       Расправив перепончатые крылья, самка валлийского зелёного дракона угрожающе зашипела, что было странно, поскольку один человек едва ли мог представлять для неё угрозу. Сидя в гнезде, дракон вытянул шею, так что на мгновение ошалело выпученные оранжевые глаза оказались на одной прямой с Юркиным лицом.       Словно кто-то крутанул тумблер настройки на старом телевизоре, звуки окружающего мира вдруг стихли, так что не слышно стало даже шума ветра. Остался только голос – ужасающий, не имеющий конкретного источника, но раздававшийся будто бы прямо под крышкой черепа, отчего у Юрки по загривку пробежали ощутимо острые мурашки.       На подкорке у него билась одна-единственная мысль – где уж тут змея одолеть, когда при себе ни меча, ни булавы, а только буйная голова на плечах? Но панике поддаваться было рано. Палочка при нём, руки-ноги тоже на месте, значит, рано ещё сдаваться.       Стиснув пальцами резную рукоять, так что кости заломило, он сделал осторожный скользящий шаг вперёд и пробормотал:       – Выходи на смертный бой, чудище поганое...       Дракон испустил короткий то ли рёв, то ли вой и, с утробным гулом переставляя лапы, выбрался из гнезда, намереваясь проучить наглеца, что в планы Юрки вовсе не входило. Всем телом ощущая внутри отвратительную вибрацию голоса, он вскинул палочку и приказал:       – А ну, назад!       Мотнув хвостом, густо усаженным костяными наростами, дракон едва не сбил его с ног, но Юрка в последний момент увернулся и сумел отпрыгнуть в сторону, пропахав кроссовками глубокую борозду в серой пыли.       Испустив короткий яростный визг на высокой ноте, дракониха прянула вперёд, и Юрка, снова едва успев увернуться, отбросил палочку и борцовским захватом вцепился в торчавший из драконьей морды кривой рог. Злобная тварь снова протестующе зашипела, но вырваться не смогла, даже мотая головой из стороны в сторону, потому что Юрка, обозлённый на такое вероломство, вцепился в добычу мёртвой хваткой, так что старая кость крошилась и проседала под пальцами.       – Ну, скотина неповоротливая... – прохрипел он, с силой упираясь ногами в холодный камень. – Я сказал – назад!       Раздался надсадный треск, и рог надломился, очевидно скособочившись. Дракон взревел так, что на мгновение заложило уши. Кровь ударила широкой струёй, попала в лицо, и Юрка, отплёвываясь от скверны, вынужден был разжать руки, а дракониха, визжа и стеная, отступила в угол загона, освобождая дорогу к гнезду.       Утеревшись рукавом и кое-как проморгавшись, Юрка на пробу сделал два шага вперёд и остановился, выжидая со вскинутыми ладонями, но больше нападений в ближайшее время не предвиделось – древний ящер, окончательно сбитый с толку несоответствием размера добычи и её способности отбиваться, полностью деморализованный, забился в угол арены и оттуда ревел, пуская искры и кровавые пузыри из отломанного рога, который теперь скорбно повис на паре тонких костяных пластин.       Сплюнув скопившуюся на языке горечь, Юрка сделал ещё несколько шагов боком и, перешагнув через ветки, медленно наклонился над гнездом.       – Вы только посмотрите! – надрывался Бэгмен. – Непобедимый русский чемпион быстрее всех завладел яйцом! Это потрясающе!       Юрка его комментариев почти не слышал и не понимал, с неизъяснимым трепетом прижимая к груди долгожданную добычу. Яйцо было тяжёлое, руки скользили от драконьей крови, и он осторожно переступил с ноги на ногу, стараясь не раздавить оставшиеся лежать в гнезде яйца.       Он ещё не успел обернуться всем телом, как это случилось, и он даже не услышал – почувствовал, как удлинилась шея загнанного в угол дракона, и воздух наполнили сотни крохотных обжигающих искорок, каждая из которых готова была разгореться ярким огнём.       – Юра!!!       Он порывисто обернулся, инстинктивно заслоняя лицо рукавом, – и мир потонул в потоке ревущего оранжевого пламени.