Волчья шкура

      Статья Риты Скитер вышла через два дня после того, как подтопленцы переселились в Южную башню.       Всё утро, с самого пробуждения, Маринка ходила надутая, как мышь на крупу, и Георгий в глубине души знал, в чём тут дело: о загадочном рашн ворриор и прочих чемпионах в статье сообщалось хоть и немало, но в нарочито скупых выражениях, зато про него самого Скитер неожиданно накатала целых два хвалебных абзаца с цитатами, так что по всему выходило, будто главный герой статьи именно он, скромный учитель из далёкой холодной страны, который волею судеб оказался втянут в вопиющий заговор европейских коллег. Ну, и ученики вместе с ним до кучи.       Ознакомившись с содержанием опуса, Шахлин лишь озадаченно почесал в затылке. Он понятия не имел, чем так приглянулся этой репортёрше, но понимал, что всё могло обернуться гораздо хуже, ведь ничего не стоит оболгать в прессе даже совершенно невиновного человека, а уж то, что у всех делегатов рыльце в пуху, было доказанным фактом. Так что можно было считать, что они все отделались малой кровью.       Впрочем, так он думал ровно до тех пор, пока Марина не вернулась с ужина с газетой под мышкой.       – А вот ещё, моё любимое, - продекламировала она и встряхнула многострадальную периодику так, что та чуть надвое не разорвалась. – «Говоря об образе педагога в наше время, редко можно встретить пример, достойный подражания, однако мистер Шахлин приятно удивил представителей редакции не только здравомыслием, но и исключительной чуткостью к нуждам учеников». Шекспир отдыхает! Жаль, что не в стихах.       Провозгласив это как истину последней инстанции, она отбросила как попало скомканную газету на диван рядом с собой и, скрестив руки под грудью, снизу вверх уставилась на Георгия таким взглядом, что он испытал совершенно постыдное желание сбежать из башни обратно на корабль – и всё равно, что тот тонет.       – Марин, прекращай, - попросил он, в глубине души лелея смутную надежду, что это поможет.       Однако она некоторое время продолжала сверлить его недобрыми глазами, а после из непонятного садизма снова потянулась за газетой, разгладила на колене и продолжила зачитывать так, словно и не прерывалась.       – «По сравнению с другими официальными лицами мистер Шахлин проявляет похвальное рвение в отстаивании интересов собственных подопечных», - процитировала она и снова смяла газету сильной маленькой рукой, так что раздался оглушительный треск рвущейся бумаги. – Ты что, денег ей дал? С чего она тебе такие дифирамбы поёт?       – Понятия не имею, - отрезал он, медленно закипая, но Марина, кажется, рассчитывала на совершенно иной ответ, и он бы руку отдал на отсечение, чтобы узнать, на какой именно.       – Знаешь, кто ещё проявляет похвальное рвение? – осведомилась она с поистине крокодильей улыбкой. – Мисс Скитер, обворожительная блондинка, чьё перо проткнуло немало раздутых репутаций. Ты как по блондинкам?       – Я больше по шатенкам, - процедил он сквозь стиснутые зубы, изо всех сил стараясь не орать, и Марина огорчённо поджала губы:       – Да что ты? О, какая незадача. Тогда непременно сообщи об этом мисс Скитер! Ты ведь обещал ей отзыв о статье. Может, ещё что расскажешь. Только смотри, как бы она от усердия в твоей биографии не запуталась, а то потом позора перед людьми не оберёшься!       – Уж ты-то помолчи! – рявкнул он, растеряв и без того невеликие остатки терпения. – Понимала бы что о моей биографии!       – Кое-что да понимаю! – тем же тоном отрезала Марина, вскочив на ноги и на выдохе глухо клацнув челюстями. – В отличие от этой!..       Так и не подобрав по-настоящему ёмкого определения, достойного коварства мнимой соперницы, она уронила руки настолько внезапно, что Георгий мигом растерял весь боевой пыл и с беспокойно дрогнувшим голосом окликнул:       – Марин, ты что?       Качнув головой так, что это больше походило на заблудившуюся одиночную конвульсию, она медленно выдохнула через рот, дрожа подбородком, и внезапно её глаза наполнились слезами.       – Ну нет уж, - выпалила она голосом невыносимо высоким от готового разразиться плача, - nie und nimmer! Ты мой. Мой! Я тебя сама себе выбрала!       Она отчитывала его сейчас как ребёнок, потерявший в детском саду любимую игрушку и теперь истерично требующий от родителя не точно такого же, а того самого зайку с надорванным ухом и голубой пуговицей вместо глаза, но Георгию было не смешно и не весело, потому что детские игры для них обоих давно уже закончились, и пугалом были уже не подкроватные тени и шорохи, а кое-что посерьёзнее.       Глупые жёны, браня мужей, упрекали – вот, мол, лучшие годы на тебя потратила! А она-то в самом деле потратила, но не посмела бы попрекнуть его ни единым днём, потому что такую жизнь для них двоих выбирала сама, с начала и до конца. И теперь утратила равновесие, попросту испугавшись того, что счастье сорвётся с поводка, так и не сбывшись в полной мере. По-настоящему.       Проведя ребром ладони по так и не пролившимся слезам, она вскинула подбородок и пригрозила:       – Только попробуй хоть шаг в эту сторону сделать, Гео, и я за себя не ручаюсь.       Огорошенный нелепостью приступа ревности, его внезапностью и необоснованностью, он некоторое время продолжал стоять на месте с чуть разведёнными в стороны руками, не понимая, от чего и от кого стоит обороняться в первую очередь, и в конце концов пробормотал то единственное, что оказался способен вытолкнуть на поверхность парализованный недоумением разум:       – Да куда ж я от тебя...       Марина в ответ взглянула на него с таким ужасом, словно только теперь поняла, что чуть было не натворила и, в два шага преодолев разделявшее их расстояние, бросилась ему на шею и, наконец, с облегчением расплакалась.       – Ну чего ты, дурочка... Конечно, твой, - тихо уговаривал Шахлин, горячо и мелко целуя её в висок в попытке успокоить. – Куда я от тебя...       – Ты правда ничего с ней?..       – Правда, - тихо отрезал он, не отнимая губ от пульсирующей жилки у неё на лбу. – Ну какая с тобой сравнится, ты сама-то посуди.       Последнюю фразу он прибавил совершенно бездумно, потому что не нужны Марине были сейчас ни комплименты, ни пламенные заверения – достаточно было просто быть рядом, потому что это было самым ярким подтверждением того, что никто третий протиснуться между ними не то, что не сумеет – просто не посмеет.       – От тебя сигаретами пахнет, - пожаловалась она, но вместо того, чтобы отстраниться, только прижалась крепче, щекой потеревшись о крупные серебряные пуговицы на мундире.       Она говорила уже об этом – давно-давно, он бы и не вспомнил в другой раз, но сейчас что-то тихо клацнуло в мозгу, и Шахлин, мысленно оглядываясь назад, припомнил одну из целого ряда бессонных ночей, когда он только начал преподавать. Сколько же лет тому это было? Кто уж теперь вспомнит…       – Сигаретами пахнет, - сообщила тогда Марина, пожав плечами. – Я так и поняла, что ты не спишь. По запаху.       Догадаться было несложно – их комнаты в школьном флигеле были стенка в стенку, хоть Катерина Вадимовна этому и противилась изо всех сил, всё планируя отселить дочь куда подальше: то на другой этаж, а то и вовсе в пустующую городскую квартиру, из которой ничего не стоит трансгрессировать хоть по десять раз на дню. В глубине души Георгий понимал, почему болит материнское сердце, разве что не мог осознать всех масштабов этой боли и не вмешивался в противостояние двух женщин, потому что на этом фронте Марина и сама могла справиться, составив матери весьма достойную конкуренцию.       Вот и теперь она появилась на пороге его обиталища словно из ниоткуда – просто материализовалась прямиком из густеющего ночного воздуха и никак не желала исчезать, сколько бы Шахлин ни жмурился и не моргал. Напрасные чаяния – войдя в кружок света от горевшего торшера, Марина остановилась и с интересом огляделась так, словно ни разу до того здесь не была, и он поспешил затушить в подставленной пепельнице злосчастную сигарету, не дававшую покоя ни ей, ни ему самому.       Она зевнула, прикрыв рот ладонью и напоследок смешно наморщившись, и Георгий, желая хоть как-то загладить собственную вину за то, что снова не даёт ей спать, предложил:       – Чаю хочешь?       – А какой у тебя есть? – тут же заинтересовалась Марина.       За неимением других мест, она без приглашения присела на край кровати и обхватила себя руками, зябко кутаясь в тёплый халат и глядя на Георгия с тем выражением, какое не покинуло её лицо до сих пор, даже годы спустя.       Чай оказался самым обычным, чёрным, да ещё и в пакетиках, но Марина всё равно с удовольствием приняла протянутую кружку и, сделав первый глоток, тут же прикусила обожжённые губы.       – А дядя Женя меня напугал, - наябедничала она между делом. – Сказал, что у тебя и чайника-то нет. Вот ведь глупость, да?       – Это о чём же вы таком говорили? – уточнил Шахлин, поневоле смутившись, и она, наверное, поняла, что ненароком ляпнула лишнего, потому что зарделась и нерешительно протянула:       – Ну-у… Мы с мамой обсуждали, что ещё мне в комнату подкупить надо… Чтобы уютно было. Кресло там, занавески новые…       – А кресло зачем? – не понял он.       – Ну а как без кресла? – удивилась Марина в свою очередь и тут же принялась фантазировать таким тоном, словно говорила преимущественно сама с собой: – Нет, надо, конечно, надо. Тебе бы тоже не помешало, Гео. И гарнитур в гостиную, и стол письменный другой – этот развалится скоро, никакие чары не спасут… Ковёр постелить можно.       Говоря так, она чиркнула босой ногой по голому полу, и Георгий вдруг с острым спазмом осознал всё убожество собственной жизни. Дело, разумеется, было не в ковре... Хотя нет, именно в нём. И в ковре, и в голых окнах, и в том, что, несмотря на идеальный порядок – он сам всегда убирал, не доверяя домовым, чтобы ни пылинки, – место это всё равно оставалось стылым, казённым. Кирпичный мешок, куда даже нельзя принести больную лапу. Нормальному человеку отсюда сразу же хотелось уйти и долго-долго протирать глаза, понемногу вытравляя въевшуюся серость. Но что Марина здесь делала? Неужели только из-за него терпела, не стремясь сбежать прочь с воплями ужаса?       Почесав подбородок кончиками пальцев и отметив, что неплохо бы побриться, он протянул:       – Ковёр, говоришь… Наверное… Может, и правда пора уже что-то делать… Чёрт, опаршивел до крайности, даже самому противно, - выпалил он с горькой усмешкой, и Марина ласково укорила:       – Врёшь. Будь это правда, я бы тебя ни за что не полюбила.       Фразу, от которой Георгий вздрогнул, она прощебетала вот так запросто, словно она ей ничего не стоила, и только глаза – голубые, как небо, кристально чистые и прохладные, – сверкали ему в ответ из полумрака, так что он точно уверился в том, что это ему не почудилось.       Ковёр они, конечно, купили – привезли из Болгарии, где как-то летом отдыхали. Но даже без этой весьма значительной мелочи тот разговор что-то повернул у Георгия внутри, так что теперь он уже без напоминаний и ласковых тычков старался повернуть собственную жизнь так, чтобы было хорошо – не только ему самому, но и Марине с ним. А тут эта Скитер… И вправду, назойливая, как комар…       Щекотно пройдясь кончиками пальцев по её щеке, он помолчал немного, но тут же отругал сам себя и, омерзительно медленно содрогнувшись сердцем, наконец, окликнул:       – Маринка…       – А?       – Если… – начал он, споткнулся, но всё же собрал волю в кулак и спросил: – Если позову, пойдёшь за меня?       Мягко отстранившись, но по-прежнему оставаясь в его руках, она окинула его удивлённым взглядом и тихо вздохнула. Конечно, внутри неё ещё жива была романтическая мечта о том, как любимый упадёт на одно колено и, краснея и заикаясь от переизбытка чувств, попросит принять в дар кольцо и сердце его… Но это было из какой-то другой истории, написанной очень сильно не про них с Гео. Да и не в кольце было дело, конечно.       И теперь Марина, глядя ему в глаза, чётко знала, чего стоили её Гео эти три простых слова. Выходи за меня. Ведь главное, что, согласившись, она в самом деле будет за ним. Можно ли просить большего? Она не знала и не хотела знать.       А между тем существовал ещё один острый вопрос, мешавший ей сразу, не сходя с места, чётко ответить решительным «да».       – Ну вот поженимся мы – и что дальше? – спросила она, уже совсем успокоившись, и он ожидаемо смутился:       – А что может быть дальше?       Марина в ответ коротко вздохнула и качнула головой, так что расплетённые волосы на мгновение затенили ей сначала правую, а затем левую скулу.       – Гео, я с тобой нормальную семью хочу. Ребёнка от тебя хочу. Я знаю, - предварила она любые возражения, - знаю, что тебе стоят подобные разговоры, так что, если ты против такого порядка, будем жить, как жили. Мне с тобой и так хорошо, без штампа в паспорте. Потому что, если в самом деле семья, то только так. Чтобы по-настоящему, Гео.       Сухо хмыкнув после последней фразы, он отвёл глаза, почесал в затылке для пущего вдохновения и, наконец, сконфуженно пробормотал:       – А я что, против, что ли?       Она нахмурила брови, будто ослышалась, и настояла:       – А если я в самом деле забеременею?       – Ну рожать будем, что ж теперь! – откликнулся Шахлин так, словно речь шла о каком-то элементарном, единственно возможном решении, которое она никак не могла для себя уяснить.       Марина в самом деле не могла. Она в какой-то мере привыкла, что прошлая жизнь Гео постоянно где-то рядом – повисла тяжким грузом сразу на обеих щиколотках, бродит скорбной тенью по углам спальни и постоянно, постоянно воняет землёй с кладбища… А теперь получалось так, что он готов был строить собственную жизнь заново, но только теперь уже с ней и их общим продолжением, каким бы оно ни было. Она сама этого хотела, конечно, – страстно мечтала, безрассудно желала, – а теперь никак не могла поверить, что долгожданный момент настал. Неужели прошло достаточно времени? Или просто за давностью лет отболело всё, что могло?       Пауза затягивалась, и Георгий, хотя много раз давал себе слово не давить и не напирать с гусарской удалью, осторожно поторопил:       – Так выйдешь?       – Ну конечно, - выдохнула она и тут же прижала дрожащие пальцы к таким же подрагивающим улыбающимся губам.

***

      Утром воскресенья Юрку, наконец, окончательно выписали из больничного крыла, но приключения на этом не закончились.       К моменту его возвращения в строй боевой дух мужской части делегации оказался окончательно сломлен местной кухней. Кормили хогвартских всего три раза в день, но дело было даже не в скудности питания, а в его качестве или, как метко выразился Костик, крайней паскудности. Чтобы потреблять бекон и тушёные потроха в количествах, предписанных местным СанПином, нужно было родиться бриттом или хотя бы скоттом, так что к забугорным гастрономическим извращениям разбалованные пятиразовым питанием колдовстворчане оказались банально не готовы.       – Да какие нафиг подвиги, если я постоянно жрать хочу?! – бушевал Юрка, вновь уйдя с завтрака полуголодным. – Где запеканка? Голубцы? Борщ, в конце-то концов! И какао с пенкой!       Без первых блюд Юрка страдал особенно остро, причём не только он, так что Алёнка лишь покачала головой, сокрушаясь. Если бы можно было, она бы быстренько трансфигурировала пресловутый пастуший пирог в кастрюлю щей, но колдовать над продуктами питания можно было только от крайней нужды, поскольку это было очень вредно и даже опасно для здоровья.       Она, конечно, понимала, что её любимый по большей части просто капризничает и вполне может обойтись и без борща, и без какао с пенкой, но Юрка, разумеется, имел право ещё и не на такие закидоны. Сколько на него свалилось в последнее время… Поневоле взвоешь, а тут ещё поесть нормально не дают.       Они с ребятами как раз пересекали холл и ненадолго остановились у раскрытых дверей, выглядывая на улицу. За прошедшие дни снегопад приключался ещё раза два или три, в основном по ночам, так что видимая отсюда окраина леса казалась очень чистой под снежными шапками, почти сказочной.       Вахтанг, помолчав, подпёр подбородок кулаком и задумчиво протянул:       – Как думаете, у них в лесу получится кого-нибудь на шашлык поймать?       Ребята дружно расхохотались, и Горгасал, вынырнув из собственной задумчивости, уточнил:       – Чего вы ржёте? Я же серьёзно!       – Ты смотри, поосторожнее с желаниями, - предупредил Стас, манерным жестом оправив удерживающий плащ ремень. – Драко сказал, у них в лесу кентавры водятся.       Порывисто обернувшись, Костик с недоверчивым восторгом выдохнул:       – Чего?.. Настоящие?!       По толпе друзей пролетел и скрылся недружный утомлённый стон, а Женя ради пущей безопасности предупредила:       – Котик, даже не думай в ту сторону.       Встрепенувшись и окинув взглядом одинаково скептические лица друзей, Костик заметно приуныл, но всё же отточенным жестом заложил руки за спину и пробормотал:       – А я что? Я ничего.       Громко фыркнув, Юрка мимоходом прикинул, что им с пацанами может быть за несогласованную вылазку в ближайшую лесополосу, так что лучше бы такие инициативы не озвучивать – тем более при Сатрапе, который как раз вышел из трапезной в сопровождении Мариночки.       – Ты потише будь, Кос, а то мистер Шахлин идёт, - издевательски протянул он, и Алёнка поспешила урезонить:       – Смотри, как бы не услышал никто, а то получишь по первое число.       Юрка в ответ лишь досадливо отмахнулся:       – Ой, да ты бы слышала, как эта Скитер к нему клинья подбивала! Джордж это, Джордж то…       Он возмущался настолько искренне, что Алёнка лишь усмехнулась и, осторожно дёрнув Юрку за воротник, вполголоса посулила:       – Если сейчас же не прекратишь вредничать, тоже мигом станешь Джорджем. А что? – переспросила она, когда он удивлённо крякнул. – По-английски твоё имя так будет звучать.       – Я ж не Георгий, - напомнил он безо всякой надобности, и Алёнка со смехом хлопнула в ладоши:       – Юрочка, только не говори, что ты не знал! Это раньше одно и то же имя было, просто в краткой форме. Так что и Георгий, и Юрий, и даже Егор – всё едино. Ну, вспоминай! Он же Гога, он же Гоша, он же Георгий Иваныч! – процитировала она и прибавила, когда Юрка недоумённо нахмурился: – Да вы с Шахлиным тёзки!       – Да ну нафиг!       В поисках поддержки он оглянулся на Плетнёва как на самого умного, и тот спокойно кивнул, подтверждая высказанные факты.       – Вот тебе и нафиг, - подытожила Женя и, бросив суетливый взгляд на наручные часики, обратилась к оторопело моргавшему брату: – А ты сейчас в библиотеку пойдёшь, да?       – Ну да, собирался, - подтвердил он и тряхнул головой для прояснения сознания. – А ты чего, тоже хочешь?       Женя замялась с ответом, но в конце концов прощебетала:       – Да нет, я просто… А то вдруг там все хорошие места займут, а ты не успеешь!       Невольно у Юрки зародилось подозрение, что сестрица вновь надумала удрать из замка в компании Серёжи, но тот уже ушёл куда-то вместе с Плетнёвым, так что никакого подвоха вроде бы не было. В конце концов, у неё и раньше случались приступы острого и вроде бы беспричинного беспокойства о родне, так что Юрка, лишь слегка удивившись, сообщил:       – Да, пора идти… Точно не хочешь?       – Да нет, я в башню пойду, - отмахнулась Женя, чуть покусывая губы в паузах между фразами. – Чарами позанимаюсь чуть-чуть или домашку по ритуалам поперевожу.       Не усмотрев в планах сестры ничего противозаконного или хотя бы подозрительного, Юрка отправился в библиотеку, располагавшуюся двумя этажами выше, а Алёнка, проводив его взглядом до ближайшего поворота, обернулась к Жене и раскатистым полушёпотом уточнила:       – Домашку по ритуалам?..       Та в ответ удушливо побагровела, но не успела проронить ни слова в собственное оправдание, когда за спинами друзей раздался омерзительный и громогласный блюющий звук.       Как бы Каркаров ни призывал к ответу хогвартское начальство, ни Дамблдор, ни его заместитель, ни даже медики не смогли объяснить причины массового отравления, постигшего дурмстрангских юношей. Быть может, дело было в чрезмерной калорийности питания, тяжёлой акклиматизации или просто напряжённости обстановки, но директор Дурмстранга, брызжа слюной, требовал крови и чистые сапоги, потому что на старые стошнило Штильвассера.       – Ничего не понимаю… - озадаченно пробормотала Алёнка, когда пострадавших с трудом увели в больничное крыло, а трапезную закрыли от студентов, чтобы домовики могли всё прибрать. – Ведь ели же с общего стола, с чего бы их так скрутило?       – Понятия не имею, - брезгливо пробормотал Вахтанг и, переглянувшись с Костиком, предположил: – Может, перебрали накануне?       – Не, у нас с этим строго, - заверил Дима без намёка на издёвку. – Вам ничего, а с нас бы Каркаров три шкуры спустил. Да и они все за здоровый образ жизни – за Крамом повторяют. Спортивный режим!       – Значит, правда что-то не то съели? – пожал плечами Пашка и обернулся к Жене, которая до сих пор непривычно тихо стояла в сторонке и чуть приметно светилась от переполнявшей её внутренней гармонии.       Проследив направление его взгляда, Алёнка с подозрением прищурилась, потом в ужасе распахнула глаза и, цапнув подружку за локоток, быстро отвела в сторону, за каменную статую вепря. Парни, недоумённо переглянувшись, потопали следом.       – А ну-ка быстро! – потребовала она, и Женя не стала отпираться, пожав плечами:       – У них тут на грядках много чего растёт, так что уж добру пропадать.       Алёнка ушам своим не поверила. Теплицы в Хогвартсе были богатые, это верно, – она сама уже несколько раз ходила вместе с мадам Помфри пополнять запасы и только восторгалась цветущему великолепию, но никак не могла подумать, что кто-то решится использовать дары садов в обход лазарета и указаний целителей.       – Рвотный корень, - догадалась она, по памяти перебрав всё, что видела на грядках, и ахнула сквозь прижатые к губам ладони: – Женька!..       Та в ответ лишь капризно дёрнула плечом и пробормотала, глядя в сторону:       – Ничего с ними не станется. Это в Средневековье люди толпами от поноса умирали, а сейчас зелья попьют и поправятся. Не сразу, правда, - прибавила она справедливости ради и снова пожала плечами, так что Алёнка едва за голову не схватилась.       Она отчасти понимала, почему всё так произошло – после того, как они чуть не потеряли Юрку, Женя хотела расправы, но друзья выбрали мирные методы урегулирования, потому что так было правильно, вот только… Недостаточно. И теперь вид перепачканных дерьмом и блевотиной обидчиков ей полностью удовлетворил. Потому и Юрку поторапливала, чтобы не видел он этого всего. Ну, змеища!       Мальчишки от шока, кажется, вообще говорить разучились, а Алёнка, шагнув к Жене вплотную, прошипела:       – Они ж теперь на Диму подумают, дурья твоя голова! Он чем Краму угрожал, соображать надо!       – Не подумают, - возразила Женя совершенно бесстрастным тоном, словно задалась целью не только самой успокоиться, но и подружку угомонить. – А пусть даже и так – пусть знают, что нечего…       – Женька, ещё хоть слово – и я с тобой поругаюсь! – выпалила Алёнка, прерывая монолог и не заботясь о поднятом уровне шума, хотя на них уже начали оборачиваться, а местные явно сторонились громко спорящей по-русски толпы. – Надо же такое выдумать!       – Ну Лёка!       Но она не отреагировала на плаксивый тон и, указав на Женю подрагивающим от напряжения и негодования пальцем, отчеканила:       – Никогда! Никогда лекарства нельзя использовать во вред! Ты не целитель – и то знать должна! Падший будь благостен, да как же так можно…       – Ты же подруга моя! – не отступала от своего Женя, до дрожи стискивая кулаки и сверкая отчаянно мокрыми глазами. – Ты на моей стороне должна быть!       – А я на чьей, по-твоему?! – рявкнула Алёнка в ответ и вдруг осеклась, тряхнув головой и подчёркнуто глядя в сторону. Некоторое время она явно боролась с собой, но, наконец, тряхнула головой ещё раз и, встав с Женей лицом к лицу, пообещала: – Ну вот что – я Юрке ничего не скажу, но если ты ещё раз…       – Если они ещё раз полезут к моей семье, я рвотным корнем не ограничусь.       Женя говорила теперь тихо-тихо, практически бормотала себе под нос, но в этой единственной фразе было столько весомой решимости, что Алёнка содрогнулась всем нутром и поняла, что клятая профдеформация именно здесь и притаилась и, не будь она целителем, не связывай она так прочно собственное будущее с излечением недугов, поступила бы точно так же, и это пугало её куда сильнее очередного Женькиного фортеля.       – Иди, - махнула она рукой и, продолжая бездумный жест, ласково прошлась кончиками пальцев по спадающей Жене на плечо косе. – Сейчас иди. После поговорим. Иди с Вахо, зайчонок.       На этот раз Женя, не решившись спорить, коротко кивнула, но на непривычно задумчивую Алёнку поглядывала с ощутимой опаской.       Держа данное в пылу ссоры обещание, она ничего не сказала Юрке и теперь понемногу остывала, сидя в библиотеке и с головой зарывшись в справочник боевых заклинаний. Конечно, вероятность того, что чемпионам придётся биться друг с другом на дуэли, была ничтожно мала, но библиотека в Хогвартсе была выше всяческих похвал, так что даже находиться в окружении старых книг было очень приятно – и это не говоря о том, что эти книги служили кладезем ценной информации, хоть и не всегда относившейся к изучаемым в школе дисциплинам.       – Юр, вот ещё неплохое, - окликнула она, через стол протягивая ему какую-то в пыль рассыпающуюся книжицу, но натолкнулась на его взгляд и замерла, удивлённо окликнув: – Ты чего? Всё нормально?       Рассеянно качнув головой, он некоторое время продолжал молча смотреть на неё, а после опустил голову на сложенные руки и прошептал:       – Какая ж ты у меня хорошая...       – Не подлизывайся, - привычно отмахнулась она, натужно багровея щеками, но тут бросила мимолётный взгляд в сторону и подозрительно прищурилась: – А этому чего нужно?       Обернувшись поверх плеча, он смерил недоумённым взглядом приближавшегося Крама и поднялся навстречу, поскольку лицо у Виктора было такое, что сомнений не оставалось – он идёт прямо к ним.       – Здравствуй, - кивнул он и, не дожидаясь ответного приветствия, объявил: – Нам нужно поговорить.       При этом он красноречиво покосился на оставшуюся сидеть Алёнку, но Юрка не собирался разводить тайны мадридского двора на пустом месте, тем более что никаких общих дел у него с соперником не было и быть не могло, значит, и скрывать ему нечего.       – Говори, - поторопил он, - у меня от Алёнки секретов нет.       Вновь порозовев лицом от оказанной ей чести и доверия, сама Алёнка между делом задумалась, а не хочет ли Крам поговорить об утреннем отравлении его ближайших друзей, что было бы совершенно некстати, потому что она пока что совершенно не понимала, какими словами в случае чего оправдывать Женю. Око за око? Ну да, Алёна Пална, очень профессионально. Так ведь все целители рассуждают.       Пока она тихонько грызла сама себя, Крам, наконец, собрался с мыслями и без каких бы то ни было предисловий выпалил:       – Драконы.       – Чего? – не понял Юрка, и он повторил:       – В первом испытании будут драконы. Их уже привезли на территорию школы – спрятали пока в лесу, чтобы никто не видел.       Алёнка тихо охнула, прижав пальцы к губам, а Юрка к своему стыду и ужасу понял, что практически не удивлён. Что-то такое бродило вокруг их могучей кучки ещё с середины лета, давая знать о себе видениями, полунамёками и странными совпадениями, так что заявление Крама стало лишь апогеем всего, что было до этого. Или это не апогей, а апофеоз?       Юрка поморщился, понимая, что мыслительный поток занёс его куда-то не туда, а в голове многократным эхом отдавалась горькая Женькина жалоба: «Горит, папа… Всё горит!..» И тут была права, выходит…       – Ты сам-то их видел? – спросил он, и Крам покачал головой:       – Нет, мне сказал директор. Он видел.       Юрка прикинул про себя, насколько это могло быть правдой. Каркаров был мужик пронырливый, мог что и узнать, но с чего Краму просто так делиться информацией без какой-либо явной выгоды?       – Ты пойдёшь смотреть? – спросил между тем Виктор, и у Юрки в голове всё стало на свои места.       Это вполне могла быть подстава, и Краму ничего не стоило спровадить их в лес, а самому стукануть учителям. Конечно, хотелось надеяться на лучшее, и в Юрке жива ещё была слепая вера в людское благородство, но суровая действительность заставляла оглядываться на все четыре стороны.       – И ты пойдёшь с нами? – уточнил он, и болгарин бесстрашно кивнул:       – Да, пойду. Я хотел всё сам увидеть.       – Ладно, - кивнул Юрка в ответ. – Мне нужно всё с друзьями обсудить. Они обидятся, если я пойду один.       Он говорил без малейшего намёка или злого умысла, но сосредоточенное лицо Виктора после этой простой фразы окончательно посмурнело.       – Я понятия не имел, что Алекс всё это провернёт, - признался он, неестественно понижая голос. – Знай я наперёд...       – Ты не смог бы помешать, - возразил Юрка, пожав плечами.       Это было правдой, наверное, так что Виктор в ответ лишь сурово кивнул и, не прибавив ни слова, отошёл от их стола, однако библиотеку не покинул. Уже строившись на прежнем месте, Юрка заметил, что Крам остановился у одного из стеллажей вроде бы как для того, чтобы подробнее изучить книги, однако взгляд его миновал нарядные корешки и переплёты, направленные на что-то за пределами видимости.       – Ты что это? – удивилась Алёнка, когда Юрка чуть привстал над стулом и вытянул шею, и обернулась в ту же сторону, приглядываясь.       Объектом пристального внимания оказался Поттер. Как и прочие чемпионы, он натужно копался в книгах, и невольно Юрка задался вопросом о том, сколько ещё народу знает о драконах. Сидевшая рядом с самым младшим чемпионом лохматая девчонка, которую он видел уже не раз и не два поблизости от Поттера, без устали тараторила у приятеля над самым ухом, так что даже до них с Алёнкой долетали отдельные фразы:       – Отключающее заклятие… Зачем отключать дракона? Ведь ты же не хочешь заменить ему клыки на сахарные палочки. Беда в том, говорится в этой книге, что их шкура непроницаема. Применить заклятие трансфигурации? Нет, с такими гигантами не пройдёт. Даже профессор МакГонагалл не справилась бы… Может, тебя самого подвергнуть трансфигурации? Будешь намного сильнее. Но это заклятие очень сложное, мы его не проходили. Я про него знаю, потому что уже пишу курсовую для С.О.В…       – Гермиона, пожалуйста, помолчи хоть немного, - взмолился Поттер, с усилием опуская на стол справочник, который держал в руках. – Мне надо сосредоточиться.       Девчонка умолкла, но хватило её минуты на полторы. Всё это время Виктор наблюдал за хогвартской парочкой, после чего отошёл в дальний угол, обложился горой книг и затих. У его стола тут же собралась стайка почитательниц из числа местных, а у одной из девчонок вокруг пояса даже был повязан болгарский флаг.       – Его свои так страшно шпыняют, - пробормотала Алёнка, хмуря брови и не сводя глаз с Поттера. – Видел у них значки? Зелёные такие.       – Что-то видел, но не вглядывался, - сознался Юрка, садясь обратно, и счёл своим долгом уточнить: – А что на значках?       Алёнка в ответ только вздохнула, очень взросло, совсем по-женски покачав головой:       – Надпись «Поттер – вонючка». Ещё и в стихах.       Он в ответ красноречиво скривился, но ничего не сказал, поднимая на уровень глаз очередной справочник с откровенно омерзительными картинками – как сообщала убористая рукописная заметка, изображали они трансформацию анимага в сову.       – Да, не больно-то он похож на героя, - пробормотал Юрка, без особого интереса перевернул пару страниц, но понял, что совершенно не может сосредоточиться и отложил книгу, подперев подбородок плотно сжатым кулаком. – Думаешь, Крам не врёт?       Посомневавшись, Алёнка пожала плечами и напомнила:       – Женька ведь тоже драконов видела.       – Видела, - подтвердил Юрка, и она не замедлила уточнить:       – Ты пойдёшь в лес?       – Один – точно нет, - без тени лукавства сообщил он, откидываясь на спинку стула и слегка покачиваясь в такт собственным раздумьям, и после недолгого раздумья решительно прибавил: – Пацанов возьму – мало ли, что этому Виктору ещё в голову взбредёт и кто следом за ним попрётся.       Судя по лицу Алёнки, её такой расклад более чем устраивал, потому что, пожелай Юрка остаться с Виктором наедине в практически полной темноте осенней ночи, она бы всё равно не смогла остаться в стороне и увязалась бы следом.       Очевидно, той же позиции придерживалась и Женя, которая, когда брат объявил о своём решении отправиться в лес, тут же заявила, что идёт тоже, на что незамедлительно получила самый категоричный отпор.       – Ты своё по лесу уже отходила, - отрезал Юрка, осознавая, что по-хорошему сестра вряд ли поймёт. – Теперь в башне посидишь, ничего с тобой не станется, а в лес мы пойдём с пацанами.       Разговор проходил за обедом, так что разговаривать приходилось вполголоса, пригнувшись к самой столешнице, но Женю никакие условности не сдерживали, и она обиженно воскликнула:       – А вот и не честно, не честно так! Я же тоже хочу посмотреть, что там и как!       – До Турнира дело дойдёт, тогда и посмотришь, - гнул своё Юрка, и его поддержал Костик:       – Юрка прав, Женя. Нечего тебе снова в лесу делать, пусть даже с нами вместе. Алёнка вон, - поставил он в пример, - молчит и никуда не просится, так вы вдвоём нас и подождите.       Но Женя, если судить по натужно сжатым губам и прищуренным глазам, просто так сидеть со сложенными руками не намеревалась и, набрав воздуху в грудь, решительно начала:       – А я тебя тогда…       – Что – Сатрапу сдашь? – догадался Юрка. Она осеклась, поскольку это уж точно не входило в её планы, и козырять против брата ей было больше нечем, и он подытожил: – Вот и порешили. А вздумаешь юлить, я тебе хвост накручу со всей моей любовью и уважением. Поняла, партизанка?       Обиженно сопя, она не нашла в себе сил даже кивнуть, но, даже оставшись в заведомом меньшинстве, сдаваться так просто не собиралась.       – А я и так знаю, какая твоя будет, - хвастливо объявила она и, пока Юрка переваривал информацию, выпалила: – Твоя зелёная, вот что!       Пока Юрка переваривал полученную информацию и судорожно размышлял, насколько и какими именно образом она применима к сложившейся ситуации, Женя, даже не допив чай, вскочила на ноги и решительно направилась к выходу из трапезной, так что отправившийся следом Вахтанг успел перехватить ей лишь у самой лестницы.       – Да стой ты, мстюнья, - одёрнул он, сильнее положенного сжав руку на остром локте, отчётливо ощущавшемся даже сквозь слои ткани. – Куда ты собралась в одиночку? Уже в лес или Штильвассера добивать?       – А кому какое дело, куда я иду? – огрызнулась Женя и, приложив усилия, вырвалась. – Только и слышно со всех сторон – то не делай, сюда не ходи и вообще не лезь! А что меня сегодня все ругают целый день? Будто я какая-то… Я как лучше хотела!       В её сбивчивом монологе было столько искреннего негодования, что Вахтанг с трудом подавил тяжёлый вздох и, на мгновение прикрыв глаза, заверил:       – Я знаю. И я считаю, что ты права.       Обернувшись поверх плеча, Женя смерила его пристальным взглядом. Она не стала переспрашивать, правду ли он говорит, потому что это было совершенно лишним – хватило бы и того, как он сейчас на неё смотрел. Вахтангу просто хотелось верить, и она верила, понимая, что, если бы осталась совсем одна, перенесла бы мелкую размолвку с родными и близкими куда болезненней.       – Спасибо, Вахо, - пробормотала она и, кончиками пальцев отведя со лба выбившиеся волосы, пробормотала: – Ну, получит он у меня, как только из лесу вернётесь…       Чуть приметно усмехнувшись – так, всего-навсего дёрнулся в сторону уголок губ, – Вахтанг окликнул, уводя её мысли в более безопасное русло:       – Так какая зелёная?       Встрепенувшись так, словно успела забыть собственные слова, Женя устало откликнулась, нарочно понижая голос:       – Дракониха с зелёной шкурой. Не помню, как эта порода называется, местная какая-то, а в справочнике я не нашла.       – Что б мы делали без тебя и твоих способностей, - хмыкнул он, и Женя огорчённо фыркнула в ответ:       – Толку-то с моих способностей, если Юрику больно сделали! Ничего не увидела, ни намёка…       У неё на ресницах блеснули едва сдерживаемые слёзы, и она попыталась стыдливо отвернуться, но ещё раньше Вахтанг обхватил её свободной рукой за плечи и привлёк к себе, тихо окликнув:       – Ну ты что, окро чемо… Не бойся, с ним всё хорошо будет.       – Как не бояться, брат же… - пробормотала она ему в воротник мундира и задиристо напомнила: – За тебя Гела тоже вон, как переживает всегда, а вы и не понимаете ничего. Мужики, одно слово…       На это Вахтангу возразить было нечего, да он и не стал бы, поскольку чувствовать себя мужиком, особенно в глазах Жени, было чертовски приятно.