Волчья шкура

      Пришёл в себя Юрка уже в больничном крыле.       Решительно отстранив от пострадавшего мадам Помфри, Раду применил необходимый комплекс диагностических чар и тихо обалдел. Поразил целителя даже не тот факт, что Юрка при таких травмах был не только жив, но ещё и в сознании, а то, что при повторной диагностике десять минут спустя одно из четырёх сломанных рёбер уже срослось – и было дело далеко не только в рёбрах. Впрочем, обследовать себя так просто пациент не позволял, яростно вырываясь, потому что, даже если нанесённые ранения затягивались на глазах, боль от этого никуда не девалась.       – Ай, сука, да больно же!.. – застонал он, пытаясь согнуться пополам от острой вспышки, но Раду, вцепившись Юрке в плечо свободной рукой, остановил судорожное движение и сухо указал:       – Парни, держите его.       Топтавшиеся тут же Костик и Дима послушно исполнили поручение, а Раду, с головой ушедший в профессиональный раж, продолжил манипуляции, попутно обращаясь к Юрке:       – Слушай, может, тебя исследовать должным образом? Никогда в жизни такого не видел.       – Ага, в банку сунуть и заспиртовать! – огрызнулся тот и поморщился: – Слушай, мне там наркомовские сто грамм не полагаются? Сугубо в качестве анестезии… Твою мать!..       Он снова попытался увернуться, но Раду манёвр предотвратил и со знанием дела заявил:       – Ну, раз шутишь, значит, жить будешь. Можешь считать это комплиментом, но заживает на тебе, как на собаке… Да, давно такого не видел, - подтвердил он, поворачивая Юркину голову так и эдак. – Вот на виске кровь, а рана-то где?       – Так ему ещё и череп пробили? – поразилась Ника, которая ассистировала, держа поднос с инструментами, и Юрка, вырвавшись из целительской хватки, огрызнулся:       – Тебе-то что?       – Тебя Вероника нашла, - сообщил Костик, и Юрка, повернув голову, внимательно посмотрел на стоявшую в изножье койки девушку.       До сих пор он не задавался вопросом о том, как очутился здесь, но открывшееся обстоятельство ничего не объясняло, порождая ещё больше вопросов, чем было до сих пор. А как Ника сообразила, где его искать? С чего вообще взяла, что надо? Может, видела, как он со Штильвассером пошёл куда-то в неизвестном направлении?       Юрка недоумённо нахмурился, и Ника, чувствуя, что вскоре её могут припереть к стенке с очень нехорошими подозрениями, посоветовала:       – Можешь сказать спасибо.       – Спасибо, - машинально буркнул Юрка и тут же зашипел, когда на порез на руке полилось зелье.       – Это Штильвассер, - убеждённо пробормотал Дима, запястьем утерев пот со лба. – Я точно знаю.       На него заоборачивались, поскольку все бывшие в лазарете ребята думали о том же, но не отваживались высказать подозрения вслух, а профессор Поляков, присутствовавший в больничном крыле с того самого момента, как туда притащили Юрку, вкрадчивым тоном напомнил:       – Прежде чем бросаться подобными обвинениями, Дима, стоит всё проверить…       – Да что тут проверять! – вспылил он и обернулся столь порывисто, что «хвост» описал в воздухе широкую белёсую дугу. – Ему с самого начала костью поперёк горла то, что Юрка чемпионом стал! Я это дело так не оставлю.       Смерив вконец разошедшегося отпрыска недоумённым взглядом, Поляков цепко схватил его за плечо и, подтащив к себе и на пару шагов в сторону от ребят, прошипел:       – Формально ты не имеешь поводов вмешиваться. Этот конфликт…       – У меня брата избили, так что на нём живого места нет, - в том же тоне откликнулся Дима, снизу вверх яростно сверкая на отца глазами. – И если Вы, профессор… Если ты отказываешься признавать его своей кровью, дело твоё, заставлять я тебя не могу и не стану. Но я в стороне остаться не могу, так что пусти руку и не лезь!       Он с усилием вырвался и даже оступился, налетев на изножье койки, и Юрка, опасаясь развития конфликта и его выхода на качественно новый уровень, вмешался, попросив:       – Дима, да хорош! Завязывай с этим. Жить буду – не помру.       – Вообще-то диагнозы здесь ставлю я, - напомнил Раду и снова взмахнул палочкой, прочно стягивая Юркино левое предплечье бинтами.       Оправив воротник, профессор Поляков некоторое время присматривался к озадаченно притихшим школьникам, но, наконец, взял себя в руки и заметил:       – Меня больше удивляет, что ты позволил так безропотно себя побить.       Юрка вскинул голову, будто хотел тут же на месте дать обидчику отпор, но в результате промолчал. Это было бы всё равно, что метать бисер перед свиньями – столь же бесполезно и унизительно, и это притом, что его еле живое самолюбие и без того можно было только под Увеличительными чарами разглядеть. Он не понимал, какими словами смог бы объяснить Полякову, что в его вечно сбитых кулаках сокрыта сила, которой он не понимал и не всегда мог управлять – до сих пор, сколько бы лет ни прошло. И то, что его сразу вырубили и запинали толпой, теперь было самым благоприятным исходом, потому что все его противники были младше и слабее. Гораздо слабее.       Растолковывать что-то на этот счёт профессору было выше его сил, так что Юрка в ответ лишь огрызнулся:       – Батя так учил. Вам не понять.       У Полякова было такое лицо, словно ему только что прилюдно отвесили смачную оплеуху, и Раду, оглянувшись на стоявшего в паре шагов Шахлина как на самого адекватного, безапелляционным тоном сменил тему:       – Даже если это Штильвассер, нельзя ограничиваться голословными обвинениями. Нам потребуются доказательства, может, воспоминания…       – В башке копаться не дам, - угрожающе прорычал Юрка, но тут ему на помощь пришёл Шахлин, заявивший:       – Исключено. У таких, как Морозов, брать воспоминания нельзя, - объяснил он специально для целителя, - и вообще опасно применять любые методы воздействия на разум, пусть даже самые щадящие.       Раду, хоть и глядел с интересом, строго кивнул в ответ, не собираясь рисковать без крайней надобности, а Дмитрий Иванович, приглашающе взмахнув рукой, потребовал:       – На минутку, Георгий Сергеевич.       Удивлённо переглянувшись с присутствовавшим тут же старшим Галлером, Шахлин всё же позволил отвести себя в сторону, и Поляков, понижая голос, объявил:       – Я требую выписку из личного дела Морозова. И из его целительской карты.       Шахлин едва сдержался, чтобы не закатить глаза, а Дмитрий Иванович между тем продолжал:       – Я уже обращался к Вам с подобным вопросом, но тогда интерес мой был праздный, поэтому я не настаивал, натолкнувшись на отказ. Теперь же я просто требую, чтобы мне предоставили доступ ко всем необходимым данным, поскольку…       – Ну вот что, - выдохнул Шахлин, с усилием проведя ладонью по лицу, - пошёл вон.       Высоко подняв брови, Поляков чуть повернул голову, словно это могло помочь ему лучше слышать, и в конце концов осведомился:       – Что, простите?..       – Вон пошёл, - повторил он с той же ровной, но бесконечно усталой интонацией. – И хрен тебе, а не выписки. Хоть запросы в Министерство пиши, хоть жалуйся по всем инстанциям, хоть с бубном танцуй – не получишь ни строчки. Я лично прослежу, а руки у меня длинные.       Дёрнув головой от такой наглости, Поляков скрестил руки на груди и менторским тоном напомнил:       – Вообще-то, Георгий Сергеевич, Ваш долг как коллеги всяческим образом…       Шахлин в ответ издал какой-то негодующий звук, вроде того, какой испускает упустивший добычу ворон, и напомнил:       – У меня ученика избили до полусмерти, так что не до тебя сейчас, Поляков. Уйди, ей-Богу, а то прокляну.       Обернувшись на стоявшего чуть поодаль Галлера, который наблюдал за перепалкой с выражением плохо скрываемого удовольствия на лице, Поляков громко хмыкнул и, очевидно, поняв, что не найдёт здесь поддержки, развернулся на каблуках и гордо удалился, напоследок хлопнув дверью лазарета.       Подойдя к коллеге, который так и стоял на месте со стиснутыми кулаками, Максим Юрьевич поделился наблюдением:       – Знаешь, Георгий, методов твоих я не одобряю, но в настоящий момент позволь выразить тебе мою зависть и восхищение.       – Да что там… - отмахнулся он, не оборачиваясь. – Бросьте Вы. Я просто из-за Морозова переполошился.       Переполошился – не то слово. Его до сих пор колотила мелкая дрожь, и даже не от того, что на одно безумное мгновение он поверил в то, что мальчишка может умереть. В очередной раз столкнувшись с тем сугубо потребительским отношением, какое обнаруживал Поляков к собственному сыну, Шахлин просто-напросто растерялся. Выписку ему подавай, козёл безрогий… Зачем? Что он хотел прочесть в той выписке? Сам Георгий Сергеевич все доступные документы ещё годы назад изучил вдоль и поперёк, но так и не понял, что с Юркой не так, а что с ним так. Но он был Морозову чужой человек, волею судеб принуждаемый постоянно интересоваться делами мальчика, а этот… Ну неужели же совершенно всё равно, где он двадцать лет назад наследил и что получилось по итогу?       Пока он судорожно размышлял, Максим Юрьевич отрывисто кашлянул и заметил:       – Да, я уже заметил, что к мальчику ты питаешь особую… привязанность, - нашёлся он с определением. – Вот и Марина о том же говорила, но я…       – Да какой там, - отмахнулся Шахлин с горько искривившимся ртом и, наконец, обернулся к Галлеру. – Не понимаю я, Максим Юрьевич. Не понимаю. Почему дочка моя в земле лежит, а этот оболтус живой? В чём между ними разница? Неужели только в том, что Верочка колдовала, а он – нет?       По лицу Галлера пробежала и скрылась тень сочувственного смущения, и Шахлин тряхнул головой, приходя в себя, и сконфуженно, столь же тихо, как и до этого, но уже не так злобно, пробормотал:       – Вы извините, у меня ещё девочки, - поскольку и их косвенно можно было отнести к пострадавшим.       Всхлипывающую Женю уже давно отвёл в сторону Серёжа, там же крутилась и Марина Максимовна, а Вахтанг остался успокаивать Алёнку, которую Раду до целительских манипуляций над Юркой попросту не допустил. Она много что знала и могла быть полезна, но только не сейчас, когда глаза застилали подступающие из глубины слёзы, а руки тряслись неуёмной дрожью.       – Тихо, Лёка, не реви, - уговаривал Горгасал, прекрасно видя, что она уже на грани. – Всё с ним будет нормально. Сама же говорила, что Раду классный целитель – он Юрку мигом в чувство приведёт. Если бы эти сволочи со спины не подкрались, - прибавил он с нескрываемым сожалением, - Юрка бы их одним ударом раскатал!       – Юрка бы их одним ударом убил, - дрогнувшим голосом исправила Алёнка. – Ведь говорила же, и Шахлин говорил… Я до сих пор не понимаю, как он из Димы инвалида тогда не сделал.       – Но ведь сдержался же как-то, - напомнил Вахтанг и оглянулся туда, где над другом хлопотали медики. – Хотя я на его месте не стал бы. Ну ничего, с этим мы ещё разберёмся.       Она его обещания едва слышала, раскатисто всхлипывая, так что Горгасал даже не удивился, когда из-за ширмы вышла Ника, осторожно удерживая на весу что-то, что, подойдя, протянула Алёнке.       – Вот, выпей, - посоветовала она и поднесла к её губам полный зелья мерный стаканчик, больше похожий на лафитник.       Но Алёнка, обыкновенно требовавшая от пациентов полного послушания, неожиданно взбунтовалась и взмахнула рукой, так что Ника поспешно отпрянула, чтобы не пролить зелье.       – А чего ты со мной возишься?! – воскликнула она, и у неё по щекам, наконец, потекли слёзы. – Если я… слишком умная…       – Потому что мне за это деньги платят, - сухо отозвалась Ника и настояла: – Пей и мозги мне не делай.       Но у Алёнки так тряслись руки, что она даже не могла удержать предложенное успокоительное, и Ника окончательно растерялась. До сих пор ей казалось, что Олонец представляет собой несокрушимый оплот адекватности и нет на свете вещи, способной вывести её из себя, но теперь, глядя на то, как она распустила сопли, Ника готова была пересмотреть собственное отношение к соседке по каюте. Вернее, уже по комнате.       Мимоходом она задумалась, как там Алик и благополучно ли он перенёс очередной переезд, но тут к девочкам между ширмами протиснулся Шахлин и осторожно, но решительно отодвинул Нику в сторону.       – Дай-ка мне, - протянул он руку, и она с радостью осторожно отдала ему стаканчик, поскольку у учителя было больше шансов справиться с впавшей в истерику ученицей.       Должно быть, Алёнка не утратила связь с реальностью окончательно, потому что на пришествие классного руководителя всё же отреагировала, с заиканием пролепетав:       – Я… Мне… Георгий Сергеич…       – Ну всё, тихо, - урезонил он, когда девочка уткнулась лицом ему в воротник и беспомощно разрыдалась. – Всё с твоим Юркой будет нормально, вот увидишь. Сейчас его целители подлатают, а там до свадьбы заживёт. Ну всё, не плачь.       Он, конечно, не соврал, и целители с поставленной задачей справились, хоть и не сразу. К её чести, мадам Помфри не стала отсиживаться в сестринской несмотря на настоятельные рекомендации, а помогала по мере сил, подавая инструменты или разливая зелья.       – Признаться, с настолько серьёзными травмами я не сталкивалась, - сконфуженно пробормотала она, и Раду чуть склонил голову, прощая ей то, что поначалу недооценила масштабы пришедшего в Хогвартс стихийного бедствия.       Опустив палочку, он оглядел натужно пыхтящего Юрку и, наконец, позволил себе перевести дух.       – Ну всё, - объявил он, - жить будешь. Теперь остаётся только ждать.       – Жень! – тут же позвал Костик, вытянув шею. – Иди сюда, можно!       Оказавшаяся на линии огня Ника едва успела посторониться, чтобы не снесло волной страждущих. Теперь, когда обеспокоенные друзья и учителя крутились вокруг Морозова, они с Раду вдруг оказались бок о бок и практически наедине, так что у неё не осталось выбора. Она и сама уже жалела о своей вспышке, но пока не понимала, как поправить положение, поскольку хитрый Сарбаз зачастую оказывался совершенно непрогнозируемым.       Не планируя и дальше тянуть кота за выступающие части тела, Ника коротко кашлянула, прочищая горло, и окликнула:       – Прости меня. Я была неправа.       Судя по выражению лица, Раду был её признанием порядком удивлён, но всё же счёл своим долгом напомнить:       – Наша размолвка никак бы не повлияла на твою работу, - и Ника суетно отмахнулась:       – Я не поэтому. Сделай скидку, - попросила она слегка капризным тоном, - я, в конце концов, впервые в жизни извиняюсь!       Усмехнувшись, он провёл кончиком пальца по нижней губе, словно всерьёз задумался, и Ника с содроганием подумала, что сейчас придётся ещё и уговаривать, но уже в следующую секунду Раду чуть склонил голову и сообщил:       – Я твои извинения принимаю. Означает ли это, что ты согласна с поставленными условиями? – уточнил он, и Ника неопределённо пожала плечами:       – По большей части.       – И врать больше не станешь?       – Если только чуть-чуть, - уступила она, усмехнувшись самым уголком губ.                    

***

      Оставив Юрку на попечении целителей и кое-как поспав, ребята утром выползли из башни на завтрак, и Женя, до сих пор натужно зевавшая, тут же растеряла всякую сонливость и ринулась к столу, за которым уже сидели возможные Юркины обидчики, так что шедший впереди Вахтанг едва успел её удержать.       – А ну пусти! – запротестовала она и в результате просто повисла у Горгасала на руках. – Пусти, кому говорю! Я их сейчас так, без палочки и посоха, голыми руками придушу!       – Так, ну-ка цыц! – приказал Вахтанг и, из рук в руки передав Женю Костику, присовокупил: – Это мужское дело, вот и не лезь. Сами разберёмся.       – «Мужское»! – передразнила она и выплюнула попавшие в рот волосы. – Была бы тут Алёнка, мы бы и вдвоём управились, по-женски!       Алёнки с ними, по счастью, не было, – спросившись у старших, она осталась на ночь в лазарете подле Юрки, и Вахтанг с содроганием подумал, что Женя, может, и права. Пусть силёнок у обеих было немного, но вот с палочками их боевые подруги управлялись весьма ловко. Хотя Алёнка и без палочки могла треснуть, напомнил он себе и почесал в затылке, после чего перевёл взгляд на крайний слева стол.       По лицам провинившихся было ясно – они и сами не поняли, что натворили, и здорово перетрухнули. Перегнуть палку в таком деле, да ещё в раже, легче лёгкого, и Юрка от полученных травм мог запросто умереть, так что от тюремного срока малолетних дебилов спасли только чудо и поразительная Юркина живучесть – тоже чудо, хоть и не вполне понятно, на чём завязанное. Ответственности с них, это, конечно, не снимало, так что ответные меры больше откладывать было нельзя.       Неожиданно Горгасала поддержал Дима, заявивший:       – Вахтанг прав, нельзя это дело так оставлять. Ну вот что, я сейчас пойду поговорю…       – А тебя кто уполномочил? – вскинулся Вахтанг, и Дима с покрасневшими щеками напомнил:       – Я ему вообще-то брат.       – А я ему лучший друг, - напомнил Мегрели, - и знаю его всяко дольше. Брат!       Последнюю фразу он выплюнул Диме в лицо с нескрываемым пренебрежением, но тот нимало не смутился и с издёвкой предложил:       – Ну давай мы с тобой ещё подерёмся из-за того, кто Юрке роднее. – Вахтанг не ответил, и он удовлетворённо кивнул, после чего продолжил так, словно и не прерывался: – Я сейчас пойду и пока попробую договориться без насилия, а там посмотрим. Ладно?       – Нет, не ладно! – вмешалась Женя, но Вахтанг снова схватил её в охапку, предупреждая импульсивные поступки, и заверил:       – Ладно-ладно! Только давай быстрее, а то я её не удержу.       Отрывисто кивнув, Дима широким шагом обогнул стол, но направился не к фан-клубу, а к самому Виктору, который отчего-то сидел за столом отдельно от друзей, без особого аппетита возя ложкой по тарелке.       – Слышал, что у нас ночью стряслось? – осведомился Дима, останавливаясь в шаге за спиной чемпиона и не тратя время на приветствия.       Обернувшись, Крам смерил его незаинтересованным взглядом и уточнил:       – Ты про затонувший корабль?       – Я про брата моего, - строго оборвал Дима. – И ему сейчас очень не до смеха – с поломанными рёбрами особо не повеселишься.       Виктор, кажется, был в курсе всего, что произошло, потому что не стал задавать уточняющих вопросов, позволяя однокурснику говорить.       – В общем так, Виктор, - предупредил Дима, упираясь ладонью в столешницу и глядя куда угодно, но не Краму в глаза, - я тебе перспективы обрисую, а ты меня послушай. Ещё раз брата тронешь – я тебя, скотину, травану так, что не откачают. Уяснил? И дружкам своим передай, будь добр.       В ответ на грубость Виктор привычно дёрнулся, порываясь встать, но тут до него дошёл истинный смысл сказанного, и он, резко опустившись на прежнее место, растерянно пробормотал:       – Они не при чём... Этого не может быть!       – А ты чё, забыл? – огрызнулся Дима, распрямляясь. – У нас же тут сказка. Всякое возможно.       Не прибавив ни слова, он вернулся к друзьям, тут же отчитавшись о проделанной работе – правда, без живописных подробностей, поскольку сам собой отнюдь не гордился.       – И он послушает? – с недоверием уточнила Женя, и Дима кивнул:       – Послушает. Меня знаешь, как в школе зовут? Дима Три Котла.       – Почему так? – не понял Костик.       – Потому что пока отличники еле-еле одно зелье сварили, я наварил по котлу зелья высочайшего качества себе, Пашке и Краму, поскольку чемпионов положено лобызать во все доступные отверстия, - нараспев процитировал он и довольно усмехнулся: – Гены, фиг ли ты хотела!       – А у Юрика с зельями не очень, - протянула Женя, вконец растерявшись.       – А у тебя как? – спросил Дима, осторожно пытаясь сменить тему.       Между тем Юрка, не подозревавший о готовящемся реванше за его пострадавшее здоровье, чувствовал себя в принципе неплохо.       Ещё раз осмотрев пациента и тщательнейшим образом записав все показатели, Раду дал добро на смену режима лечения. Буквально это означало, что ночевать Юрка пока что будет в больничном крыле, но днём мог умеренно активничать и даже посещать занятия.       – А можно всё то же самое, но вот чтобы без занятий? – уточнил Юрка, сидя на краю койки и слегка покачивая в воздухе ногами.       Раду к тому моменту уже удалился к себе, так что отвечать на его вопросы предстояло Алёнке, которая терпеливо дожидалась, пока Юрка покончит с поздним завтраком и соберётся на занятия.       – Надо потихоньку расхаживаться, - настаивала она, взмахом палочки разгладив грубую складку на висевшем на спинке койки плаще. – Никто не требует от тебя героических подвигов, но просто посидеть на уроках точно не повредит.       – А вдруг мне от этого станет хуже? – возмутился в ответ Юрка. – И вообще, я – самый тяжело больной в мире человек!       Поняв, что он просто дразнится, Алёнка обогнула кровать и, остановившись между расставленных Юркиных коленей, слегка наклонилась и поцеловала его в лоб.       – Не выдумывай, - потребовала она, губами скользя по пылающей коже до самого виска с синим пятном ссадины и вниз по щеке. – А то сейчас сама тебя лечить начну. Никому не отдам, ни с кем не поделюсь…       – Может, я на то и нарываюсь, - с улыбкой сдался он, чувствуя, как по всему телу разбегается огненная щекотка.       – Морозов, а ну веди себя прилично!       Со вздохом опустив руки, Юрка чуть наклонился вбок и сообщил вошедшим в больничное крыло Сатрапу и Мариночке:       – Это вообще не я первый начал, - за что тут же получил от Алёнки ладошкой по плечу – справедливости ради, это и на удар-то не было похоже, скорее уж на бережное поглаживание.       Судя по лицу Георгия Сергеевича, он уже вполне настроился на очередную воспитательную лекцию, но в результате лишь вздохнул и поинтересовался:       – Ты как, живой?       – А то, - заверил Юрка, пожав плечами. – Зелий наглотался – спал, как убитый. Считай, в санатории побывал.       Алёнка на это только покачала головой и переглянулась с Мариной, которая коротко, очень по-женски вздохнула и тут же обернулась на звук открывшейся главной двери, удивлённо окликнув:       – Папа!       Что показательно, пришёл Максим Юрьевич не один, а в сопровождении какого-то мальчишки в чёрной мантии, который в силу низкорослости едва поспевал за Галлером, передвигавшемся быстро, но с изяществом.       – Пренеприятнейшее известие, господа! Этот юный джентльмен, - указал он на взволнованно приплясывающего на ходу мальчишку, - утверждает, что всех чемпионов сейчас ждут на третьем этаже.       – Да, сэр! – выпалил тот, тараща глаза. – Их будут фотографировать для газеты!       Шахлин и Галлер красноречиво переглянулись, а Максим Юрьевич, слегка наклонившись, обратился к школьнику:       – Будьте добры дать нам пару минут. Нам потребуется провожатый, так что подождите в коридоре.       Обалдев от такого вежливого обращения, пацан на секунду завис, но всё же закивал и послушно удалился, оставив приезжих переваривать информацию.       – Надо идти, - решительно произнесла Марина, как только за мальчишкой закрылась дверь. – Если Юра не примет участия в официальных процедурах, могут возникнуть очень нехорошие вопросы. А их наверняка будут не только фотографировать, но и собирать материал для прессы.       Покивав в знак согласия, Максим Юрьевич осторожно начал:       – Быть может, стоило мне…       – Ну нет, - отрезал Шахлин раньше, чем тот сумел договорить. – Я ценю Ваше участие, Максим Юрьевич, но ученик это мой, так что и ответ за него буду держать я.       – Гео…       – Нет, Марина, - возразил он уже куда мягче. – Это дело решённое. Морозов, собирайся.       Не решившись спорить, Юрка поднялся на ноги и принялся спешно натягивать мундир. Между делом он задумался о том, что со следами драки на всех видимых частях тела выглядит не ахти каким красавцем и, если фотографии попадут в газеты, родители тоже наверняка заметят, но предпринимать что-то было уже поздно.       Выслушав обязательную в таких случаях порцию напутствий, они с Шахлиным, ведомые мальчишкой в мантии, зашагали по коридору. Идти предстояло всего-ничего, а между тем неплохо было бы обсудить предполагаемую стратегию, которая, как от всей души надеялся Юрка, у них есть.       – Рот лишний раз не раскрывай, - на всякий случай предупредил Сатрап, не стесняясь говорить по-русски. – Пусть лучше решат, что ты двух слов связать не можешь, чем что лишнее ляпнуть.       С этим Юрка был согласен, поэтому кивнул:       – Ну да, нам же потом обратно ехать.       – А вот это молодец, что понимаешь, - бросил Шахлин, первым взбегая по ступенькам, и Юрка чуть не споткнулся от неожиданности, потому как представить себе не мог, что когда-то услышит в свой адрес столь высокую похвалу.       Между тем они дошли до нужного кабинета, и их провожатый, пожелав удачи, убежал по своим делам, однако Шахлин входить не спешил, а прежде развернул Юрку лицом к себе и придирчиво осмотрел.       – Ох и рожа у тебя бандитская… – протянул он и, громко недовольно фыркнув, вынужден был дать добро. – Ладно, держись левого профиля – за порядочного сойдёшь.       Открыв дверь, он первым пропустил Юрку внутрь.       Они оказались в небольшой аудитории, которую, видимо, давно не использовали для занятий. Большинство столов были сдвинуты в конец, образуя в центре пустое пространство, а три были составлены вместе перед доской и накрыты длинной скатертью лилового бархата. За столом стояло пять кресел, в одном из которых сидел Людо Бэгмен, а рядом с ним устроилась, с ехидной улыбочкой поддерживая беседу, ведьма в алой мантии.       Все остальные чемпионы уже были на месте и теперь стояли у дальнего окна, почти у самой доски. Виктор, по обыкновению, задумчиво держался в стороне ото всех, как и Поттер, в то время как Диггори и Делакур мило беседовали. Рядом с ними крутился пузатый коротышка с камерой наперевес, который глаз с Флёр не сводил и, видимо, прикидывал, как бы поудачнее выстроить кадр с ней в центре.       Вскинувшись на хлопок двери, Бэгмен вскочил и радостно замахал руками.       – А вот и наш последний чемпион! Входите, входите! Не волнуйтесь, это просто церемония проверки волшебных палочек. Сейчас подойдут члены судейской бригады.       – Проверка волшебных палочек? – переспросил Шахлин, и Бэгмен объяснил:       – Необходимо проверить, в каком они состоянии, нет ли поломок, ведь это главный инструмент в соревнованиях. Специалист в этой области сейчас наверху с директором. После церемонии чемпионов будут фотографировать. Познакомьтесь, это Рита Скитер. – Он жестом указал на женщину в алой мантии. – Она делает небольшой материал о Турнире для «Пророка».       – Не такой уж и небольшой, Людо, - поправила Рита, окинув чемпионов цепким взглядом.       Прищурившись, Юрка всё же узнал её, хотя светлые волосы у репортёрши были уложены иначе, да и наряд был другой. Толстые пальцы Скитер, сжимающие крокодиловой кожи сумочку, завершались длиннейшими загнутыми ногтями, покрытыми пунцовым лаком, так что у Юрки невольно возник очень нескромный вопрос об особенностях личной гигиены, и он фыркнул, хотя чересчур резкий вздох тут же отдался покалыванием в рёбрах.       – Она? – спросил Шахлин, и он коротко кивнул, понимая, что говорят они об одном и том же – именно эту бабу они с Алёнкой видели тогда в кустах.       Между тем Скитер, хищно оглядываясь, обратилась к Бэгмену:       – Нельзя ли до начала церемонии взять ещё одно коротенькое интервью? Русский чемпион, несомненно, прибавит статье живости.       – Разумеется! – расцвёл Бэгмен. – Юрий, Вы не возражаете?       – Я…       Мельком глянув на Поттера, который имел какой-то пришибленный вид, Юрка догадался, что его уже интервьюировали, но не успел даже придумать, как отбрехаться, как им со Скитер дорогу перегородил Сатрап.       – Мисс Скитер, весьма рад, - представился он и, повергнув Юрку в полный шок, пригнулся и поцеловал репортёрше руку. – Моё имя Джордж Шахлин, в этой поездке я представляю интересы мистера Морозова.       Сам мистер Морозов от произошедшей с классруком метаморфозы обалдел до такой степени, что лишь после значительной заминки кивнул и подтвердил сказанное весомым «угу».       Против присутствия официального представителя Скитер, кажется, возразить не могла, но решила перенести беседу в более удобные для неё условия.       – Здесь очень шумно, - сказала она и, подойдя к ближайшей стене, толкнула неприметную дверь. – Побеседуем лучше здесь в тихой, уютной обстановке.       За дверью оказался рабочий кабинет, явно необитаемый, но вполне приличный, если не считать пыли и явного недостатка мебели. Наколдовав всем троим по креслу, Шахлин указал Скитер на отдельно стоящее место, сам же уселся слева от Юрки и опустил руки на подлокотники так, чтобы в случае чего иметь возможность незаметно подпихнуть ученика под локоть.       – Что ж, приступим. – Раскрыв крокодиловую сумочку, Скитер извлекла на свет длинное ядовито-зеленое перо и свиток пергамента, чем вызвала у Шахлина вспышку настороженного интереса.       – Это самописец? – уточнил он, и репортёрша объяснила:       – Прытко Пишущее Перо. Надеюсь, Вы…       – Против, - без агрессии, но весьма категорично ответил он, и Скитер, жеманно поджав губы, убрала перо в сумку, взамен достав обыкновенное.       – Так-так, Юрий… – протянула она, повернувшись к чемпиону. – Что ты чувствуешь перед состязаниями? Взволнован? Нервничаешь?       – Немного волнуюсь, - подтвердил Юрка, дождавшись кивка Сатрапа, и Скитер сочувственно округлила губы.       – В прошлом несколько чемпионов погибло, - нараспев напомнила она. – Ты об этом подумал?       – Нет, не думал. – Юрка покачал головой. – До приезда сюда я мало что знал о Турнире, слышал только, что это крутое состязание и участвовать в нём очень почётно. К тому же, - прибавил он, верно истолковав красноречивый взгляд Шахлина, - я не думаю, что ученикам здесь грозит какая-то опасность.       Между тем перо в руках Скитер всё строчило и строчило, и Юрка даже подумать боялся о том, что по итогу будет написано в статье, потому что чутьё ему подсказывало, что там не будет и полслова правды – уж очень пронырливый взгляд у этой репортёрши, а уж её прогулки по ближайшим кустам и вовсе наводили на не очень хорошие мысли.       – Как отнеслись к твоему выбору родители? – сменила тему Рита. – Они обрадовались, когда узнали, что их сын – участник Турнира Трёх Волшебников? Они гордятся тобой? Беспокоятся? Или им это всё не понравилось?       Юрка пожал плечами:       – Нормально. Переживают, конечно, но болеют за меня.       – Должно быть, для них это стало полной неожиданностью? – осведомилась Скитер, быстро делая пометки на пергаменте. – Ведь первоначально ученики русской школы магии вовсе не должны были участвовать в Турнире.       Момент был очень щекотливый, но тут инициативу перехватил Шахлин, который, забросив ногу на ногу, заявил:       – Если уж на то пошло, то директора школ-участниц входят в судейскую коллегию, тогда как директор Колдовстворца в процессе оценки участия принимать не будет. Кто после этого сможет назвать процедуру честной? И всё же наш чемпион готов участвовать даже на таких условиях. Кажется, это принято считать признаком стойкости и похвального упорства, так что вся его семья, соученики и коллектив школы, конечно, Юру поддержит.       Догадавшись, что её только что дерзко лишили лакомого информационного куска, Скитер приосанилась и посмотрела на Шахлина с плохо скрываемым интересом, так что Юрке даже стало неловко.       – Похоже, мистер Шахлин, Вы решили украсть минуту славы у Вашего подопечного, - пропела Рита и уставилась на Сатрапа, как кот на сметану, однако тот и бровью не повёл, спокойно отвечая:       – У нас в стране старшие всегда отвечают за младших. И речь здесь не о славе или признании, а о том, что подобные диалоги должны проходить между взрослыми людьми без вовлечения подростков. Наша школа оказалась втянута в скандал, подобных которому мне не известно, так что теперь самым разумным будет с нашей стороны минимизировать взаимный ущерб. Вы так не считаете, мисс Скитер?       Неудобные вопросы он переворачивал до того ловко, будто бы вообще не напрягаясь, что Юрка просто обалдел. Что до Скитер, то она кокетливо хихикнула и оценила:       – Вы говорите, как опытный дипломат, мистер Шахлин.       – Такая служба. – Он чуть приметно склонил голову. – Работая с детьми, приходится проявлять некоторую гибкость по многим вопросам, умудряясь не идти на поводу у мимолётных прихотей.       Оглянувшись на ребёнка, которому и до плеча не доставала, Скитер снова повернулась к Шахлину и заискивающе улыбнулась.       Ещё минут пять они обменивались любезностями, после чего Георгий Сергеевич недвусмысленно намекнул, что пора бы и честь знать, и Скитер, прихватив блокнот, первой выплыла из кабинета.       – Как Вы её… – не смог сдержать восхищения Юрка, поднимаясь на ноги. – Будто только и делали, что интервью для газет давали!       Сатрап на все его восторги лишь склонил голову и уклончиво отозвался:       – И такое бывало.       Ему не было никакого резона врать, и Юрка остановился на полушаге, так что учитель обогнал его на пару метров. Однако, не успел Шахлин его поторопить, как он покачал головой и честно признался:       – Я не знал.       Вздохнув, Георгий Сергеевич скрестил руки на груди и после недолгой паузы уточнил:       – А что ты вообще обо мне знаешь, Морозов? – Юрка сконфуженно молчал, и он назидательно произнёс: – Так-то вот. Люди не приходят из ниоткуда и не уходят в никуда, и до того, как пересечься с тобой, каждый из них чем-то, да занимался и чему-то научился.       Не прибавив ни слова, он повернулся и намеревался уже выйти из класса, когда Юрка догнал его и окликнул:       – Георгий Сергеич! Я это… сказать хотел… Ты прости, если что не так.       Не понимая, что ещё прибавить и какими словами объяснить, насколько был не прав, Юрка наудачу протянул руку, и Шахлин после короткого колебания пожал предложенную ладонь, отозвавшись:       – И ты меня, Юрка, извини. Но впредь, - прибавил он с многозначительным кивком, - если что вдруг, будешь получать по шее со всей строгостью.       Поскольку ничего другого не оставалось, он покладисто кивнул:       – Согласен, - и Георгий Сергеевич едва сдержался, чтобы не всплеснуть руками:       – Ещё б ты был не согласен! Шагай, - подтолкнул он. – Тебе ещё на уроки успеть надо, так что здесь закончишь и дуй на травничество.       – Вообще-то других чемпионов от уроков освободили, - напомнил Юрка, на что последовал резонный встречный вопрос:       – А ты что, самый уставший?       Препираться в сложившейся ситуации было бесполезно, так что он первым вернулся в классную комнату, где Скитер уже напала со всей профессиональной страстью на пришедшего директора Хогвартса.       – Дамблдор! – Она сделала несколько быстрых шагов вперёд и протянула директору крупную ладонь. – Как поживаете? Надеюсь, Вы видели мою летнюю статью о Международной конференции магов?       – Отменно омерзительна, - заверил Дамблдор, блеснув очками. – Особенно меня потешил мой собственный образ выжившего из ума болтуна.       Скитер нимало не смутилась, заявив:       – Я только хотела подчеркнуть старомодность некоторых Ваших идей и то, что многие простые волшебники…       – Был бы счастлив узнать подоплеку Ваших инсинуаций, Рита, - сказал Дамблдор, - но, боюсь, придётся перенести нашу беседу на другое время. Сию минуту начнётся церемония проверки палочек.       Остальные чемпионы уже устроились на стульях, выстроенных в ряд у стены слева. Посомневавшись, Юрка сел рядом с Делакур, поскольку находиться плечом к плечу с Крамом ему было некомфортно, а местные доверия не вызывали. Флёр, оглянувшись на него, капризно дёрнула плечиком и отвернулась – ну ещё бы! Хогвартс и косвенно Дурмстранг выставили по два чемпиона, а от Шармбатона выступала она одна. Наверное, только контракт на участие помешал мадам Максим тут же увезти всех своих подопечных обратно во Францию. Впрочем, это не мешало Флёр ещё четверть часа назад флиртовать с Седриком, так что Юрка и сам не горел желанием общаться.       Директриса Шармбатона и остальные судьи уже сидели за накрытым бархатной скатертью столом. Рита Скитер расположилась в углу, вынула из сумки начатую статью, разгладила её на колене и, пососав кончик Прытко Пишущего Пера, водрузила его стоймя на пергамент.       – Позвольте представить вам мистера Олливандера, - обратился к чемпионам Дамблдор, заняв место за судейским столом. – Он проверит ваши палочки, дабы убедиться в их готовности к турнирным сражениям.       Юрка без интереса окинул взглядом очень пожилого волшебника с большими светло-серыми глазами, как у бешеной совы. Ему не слишком понравилась идея того, что нужно будет кому-то давать свою волшебную палочку, но вряд ли кто-то посмел бы её испортить при свидетелях, и это отчасти успокаивало.       Старик между тем вышел на середину класса и склонил голову, здороваясь.       – Мадемуазель Делакур, начнём с Вас, если не возражаете.       Флёр лёгкой походкой подошла к нему и протянула палочку.       – Хм-м, - протянул Олливандер и повертел оружие в длинных пальцах как дирижерскую палочку. Из палочки тут же посыпался сноп розовых и золотых искр, и мастер поднёс её к глазам и внимательно рассмотрел, наконец, спокойно сказав: – Ясно. Семь и восемь десятых дюйма, не гнётся, розовое дерево. Боже милостивый! Содержит…       – Волос с головы вейлы, - с жеманной улыбочкой подтвердила Делакур, - моей гран-маман.       Юрка от неожиданности чуть не высказался от всей широты русской души, но вовремя прикусил язык. Значит, права была Женька! И эта тоже, стоит лыбится… Постыдилась бы.       Он коротко оглянулся на Шахлина, но тот лишь покачал головой, без слов давая понять ученику, чтобы помалкивал. Юрка и сам понимал, что не ему рот разевать, но всё же у них не принято было так просто заявлять о том, что у тебя в родне отметилась какая-то волшебная тварь – потому и об МНП помалкивали, особенно контактные вроде Вероники. Сознательно пойти на такой союз можно было лишь от глупости или отчаяния, потому что так называемое потомство наверняка уродилось бы с выдающимися магическими способностями. Вместе с тем такая родословная делала француженку сильной соперницей, так что Юрка для себя решил, что рановато они с парнями списали её со счетов.       – Да-да, - восторгался между тем Олливандер. – Я никогда не использовал для палочек волосы вейлы – слишком уж они получаются темпераментные. Но каждому своё, и, если она Вам подходит… Орхидеус! – воскликнул он, и из палочки выскочил букет орхидей, который матер и протянул Флёр. – Мистер Диггори, Ваша очередь.       Пока осматривали палочки остальных чемпионов, Юрка сидел, позёвывая и стараясь не смотреть в ту сторону, где сидел Крам, хотя сам болгарин на него поглядывал – Юрка чувствовал его пристальный взгляд на щеке и виске там, где остались незалеченные синяки. Он не планировал первым заговаривать о приключившемся инциденте, но что-то ему подсказывало, что Виктор может к нему с таким вопросом подойти, а потому стоило бы обдумать, как в случае чего отвечать. Скандалить Юрка не хотел, сохранять холодный нейтралитет не привык, значит, придётся говорить. Желательно через рот.       Наконец, позвали на осмотр и самого Юрку.       Палочку его Олливандер штудировал долго, и морщины на лбу старика становились всё глубже и глубже.       – Должен заметить, молодой человек, - наконец, протянул он без особой уверенности, - эта палочка Вам не вполне подходит. Вы не думали о том, чтобы попробовать другую древесину?       – Нет, не думал, - ответил Юрка, больше всего на свете желая, чтобы его отпустили восвояси. – У меня палочка из берёзы – я патриот.       Шахлин в противоположном конце класса громко фыркнул, но от комментариев воздержался.       Убедившись, что все палочки пребывают в безупречном состоянии, Олливандер дал добро на использование.       – Благодарю всех, - сказал стоящий за судейским столом Дамблдор. – Возвращайтесь на занятия. Хотя, пожалуй, можете идти обедать, урок вот-вот кончится…       – А снимки, Дамблдор, снимки! – заволновался Бэгмен, и со своего стула тут же вскочил толстяк с камерой. – Всех судей и участников! Что скажете, Рита?       – Да, конечно. Сначала всех вместе, а потом по отдельности.       Фотографу пришлось-таки изрядно потрудиться, поскольку мадам Максим никак не хотела помещаться в кадр целиком, но, в конце концов, чемпионов отсняли во всех доступных ракурсах и распустили по своим делам.       Выйдя из класса, Юрка первым делом услышал Женькин голос:       – Ой, вон они!       В коридоре их с Шахлиным поджидала не только Женя, но и остальные ребята в сопровождении Марины Максимовны. Махнув рукой в ответ на приветственные возгласы, Юрка хотел уже подойти к своим, но его неожиданно остановила вышедшая из класса Делакур, которая, оказывается, тоже с интересом приглядывалась к его приятелям.       – У тебя ошшень красивый друг, - заметила Флёр, оценивающим взглядом окинув Горгасала. – Как его зовут?       – Вахтанг, - озадаченно бросил Юрка и, не обращая внимания на то, как удивлённо вытянулось лицо француженки, поспешил навстречу ребятам.       – Ну что там? – первым делом встревоженно спросила Марина Максимовна, и ей ответил Шахлин:       – Да нормально всё. Провокаций почти не было, так что считай, что отделались малой кровью.       Юрка был с такой оценкой в целом согласен, так что просто кивнул, тут же обернувшись на голос появившейся в коридоре вместе с остальными судьями Скитер.       – Интервью будет в следующем номере, Джордж! – предупредила она, помахав Сатрапу рукой. – Я надеюсь узнать о Ваших впечатлениях.       – Непременно, - заверил тот, красноречиво вцепившись Галлер в локоть.       Проводив репортёршу недоумённым взглядом, Женя повернулась к брату и уточнила:       – Ну что, пойдём на обед? По дороге всё и расскажешь.       – Рановато ещё, - заметил Дима, бросив взгляд на наручные часы, и объяснил: – Мы специально с урока пораньше отпросились, чтобы тебя перехватить.       – Да куда бы я делся, - буркнул Юрка, в глубине души приятно смущённый таким вниманием. – Может, пройдёмся перед обедом? Я бы ноги размял, если честно.       Возражать ему не стали, даже Алёнка, бдительно следившая за соблюдением режима, и всей толпой вместе с учителями ребята отправились вниз по лестнице и прочь из замка. Действуя параллельно, Юрка и Георгий Сергеевич вводили окружающих в курс дела, но многих возмутили даже не двусмысленные намёки репортёрши, а поведение Каркарова, который пронёсся мимо на предельной скорости, так что только шуба за спиной развевалась.       – Какие очаровательные порядки в этой школе! – возмутилась Галлер, выслушав сухой отчёт. – Прямо хоть в образцово-показательные записывай!       – Ага, - невесело кивнул Шахлин и прикурил, - в наглядное пособие «Как лохов разводить».       Судя по лицу Марины Максимовны, она ещё много чего могла бы прибавить об организации Турнира в общем и личных качествах судей в частности, но в результате лишь покачала головой и вполголоса напомнила:       – Гео, в школе курить нельзя.       – Марина, эта школа себя дискредитировала окончательно, - откликнулся он скучающим тоном, - так что не советую мне перечить.       Показав ему язык, Галлер отвернулась.       Погода выдалась хоть и пасмурной, но тихой, так что на улице будто бы даже легче дышалось. Неспешно двигаясь всей толпой, они отошли от школы и спустились по пригорку, немного не доходя до озера. Учителя заинтересовались странным магическим деревом, грозно размахивавшим ветками-плетьми, и остановились его рассмотреть, а ребята пошли дальше, спустившись таким образом до самого берега, где в настоящий момент Каркаров громогласно отчитывал выстроившуюся в ряд команду корабля.       – Ремонтная бригада будет здесь только через неделю, - разносился над водой его вопль, - а до тех пор корабль уйдёт под воду!       В своих стенаниях он обращался, вроде бы, к коллегам, но смотрел при этом исключительно на Юрку, словно только он мог быть повинен во всех приключившихся бедах. От такой несправедливости его разобрала жгучая обида. Допустим, с Кубком он действительно намудрил и влез в Турнир, куда его не звали, против правил. Тот факт, что ещё до его вмешательства правила Турнира соблюдались вкривь и вкось, теперь мало кого интересовал, а уж Каркарову и подавно было глубоко фиолетово – ему главное было Крама в соревнование протащить, с чем он и справился. Но вот вешать на Юрку ещё и потонувший корабль было уже верхом лицемерия, поскольку он только рядом сидел и даже думать ни о чём таком не собирался.       Между тем Каркаров всё не успокаивался, продолжая буравить Юрку недобрым взглядом и не произнося ни слова, так что последний только уверился в своих подозрениях. Били его точно с согласия директора, тут к бабке не ходи, а уж было это согласие явным или нет, Юрку не сильно интересовало.       Бросив ответный взгляд на клокочущего негодованием директора Дурмстранга, он перевёл взгляд на берег озера и огляделся, между делом оценивая текущее положение дел. За прошедшие часы «Ревущий» накренился ещё сильнее, и теперь на берегу была усилиями местных оборудована примитивная верфь, представлявшая собой две брошенные на берег толстые балки и цепи, закреплённые на бортах корабля – очевидно, для буксира.       – А почему его тогда из воды не левитировали, если он тонет со страшной силой? – спросил Юрка неизвестно кого, и Каркаров взорвался очередным негодующим воплем:       – Да нельзя над ним колдовать, пока судостроители всё не осмотрели, тупая твоя башка! Нельзя!       – Эй! – предупреждая, окликнул с пригорка Шахлин, выплюнув окурок в траву и раздавив каблуком.       Сам Юрка на «тупого» не обиделся, но сносить оскорбления просто так не привык, да к тому же к месту столкновения уже спешили Сатрап и Марина, а с небольшого отдаления за стычкой наблюдали парни из Дурмстранга и небольшое количество местных, так что меры стоило принимать, не откладывая в долгий ящик, – хотя бы ради укрепления собственного авторитета.       – Ой, да не… – одёрнул Юрка, в конце прибавив одну из формулировок, которые в своё время почерпнул у раздосадованного Шахлина, и Каркаров оскорблённо икнул. – Ща всё будет.       Никто и пальцем пошевелить не успел, а Юрка сбросил плащ прямо на песок, подошёл к балкам и, пристальным взглядом снизу вверх окинув грозно нависавший скелет корабля, нагнулся и крепким хватом ухватился за цепи.       – Юра, брось! – вскрикнула где-то за спиной Женя, очевидно, догадавшись, что он задумал, и ей вторил Шахлин:       – Бросай, дурак, надорвёшься!       Но Юрка продолжал, упираясь ногами и пыхтя от натуги, тянуть цепи на себя, и корабль, надсадно скрипя, с громогласным шорохом рассекаемой воды поплыл к берегу. Песок под Юркой просел от усилий, и он переступил сапогами, жалея, что не разулся, поскольку подмётки нещадно скользили по устилавшему берег склизкому илу. Но отступать было уже некуда, и он продолжал тянуть корабль на себя, не подозревая, что с пригорка за ним пристально наблюдает Рита Скитер со своим фотографом. Парящее вокруг головы хозяйки Прытко Пишущее Перо строчило по пергаменту как ненормальное, а сама она не переставая пихала фотографа, торопя:       – Бозо, снимай! Снимай, Мерлин тебя раздери! Это сенсация!       Как и стоило ожидать, вытащившего корабль на берег Юрку вместо обеда и травничества пинками погнали обратно в больничное крыло.       – Заканчивай свои выкрутасы со здоровьем! – предупредил Раду, выслушав доклад о происшествии. – Каким бы ты богатырём ни был, стоит сначала долечиться, потому что мы до сих пор не знаем, что с тобой сделают на Турнире.       Это Юрка, в общем-то, понимал, но всё же счёл своим долгом напомнить:       – Сам же сказал, что на мне заживает, как на собаке. Соврал, выходит?       – Я никогда не вру, - отозвался Раду, отрывисто взмахивая палочкой, – оттого и страдаю. Ну, вроде бы всё в порядке, - объявил он, наконец, распрямляя спину, и Юрка, пользуясь моментом, поинтересовался:       – Так может, мне и ночевать в лазарете не надо?       – Ещё как надо, - возразил Раду и, обернувшись к Алёнке, приказал: – Глаз с него не спускать, на уговоры не поддаваться.       – Уж будь уверен, - пообещала она, скрестив руки под грудью и окинув Юрку таким взглядом, что он едва не поёжился.       Вот так, под конвоем, Юрка и провёл остаток дня. Лежать, конечно, было скучновато, но присутствие Алёнки всё же было лучше, чем кого бы то ни было ещё, а после ужина в больничное крыло заглянула Ника со свежими сплетнями.       – Ну и что ты устроил? – спросила она вместо приветствия. – Вся школа гудит о русском воине, которому ничего не стоит сдвинуть с места корабль.       – Ага, не стоит! – передразнил Юрка, поднимаясь над подушками. – Чуть пупок не развязался.       – Никто тебя не заставлял, - напомнила Алёнка, впрочем, смотрела на него с искренним сочувствием.       Ника на эту перепалку внимания не обратила, приглядываясь к Юрке с искренним интересом.       – Местных ты припугнул знатно, это факт… – протянула она, постукивая по подбородку кончиками пальцев. – Да и не местных тоже. Штильвассер только что под себя не сходил, когда ты всё провернул.       – Ну и пусть смотрят, - фыркнула Алёнка, зло тряхнув волосами. – В следующий раз не полезут.       Ника оглянулась на неё с плохо скрываемым удивлением, и она, понимая, что другой возможности может и не представиться, попросила:       – Извини меня, пожалуйста. Ну, что я так на твоего домового накинулась.       – Бывает. – Ника пожала плечами, но Алёнка на этом не остановилась и прибавила:       – И спасибо, что Юре помогла. Если бы не ты, кто знает, как скоро бы его нашли.       Повисла пауза, во время которой Юрка переводил взгляд с одной девушки на другую, не понимая, что спровоцировало столь спонтанное примирение, но, наконец, Алёнка, стремясь сгладить неловкость, уточнила:       – Эти занятия, о которых говорил Георгий Сергеевич… Как всё будет происходить?       – Точно пока сама не знаю, - созналась Ника и обернулась к Юрке: – Одно сказать могу наверняка – с концентрацией у тебя проблемы, оттого и беды с перемещениями.       – А у тебя что, таких проблем нет? – насупился он, и она тщеславно усмехнулась:       – Иногда случается, но я над собой работаю. Вот, решила и тебе помочь по доброте душевной. Цени, Морозов.       Не прибавив ни слова, она простучала сапогами в направлении кабинета Раду, и скоро хлопнула дверь.       – Никак не могу понять, что думаю на её счёт, - призналась Алёнка, накручивая на палец тонкую прядку, и села на приставленный к койке табурет. – Вроде бы она и неплохая девчонка, только мутная какая-то.       Прикинув в уме всё, что знал о Веронике, Юрка справедливости ради заметил:       – Про меня можно то же сказать.       – Да ладно тебе! – отмахнулась Алёнка, и он настоял:       – Ну а что? Не знай ты меня с детства, что бы решила?       – Решила бы, что ты спокойно жить не можешь, - усмехнулась она, - чтобы не искать себе приключений на пятую точку… Ой, снег пошёл!       – Правда?       И точно – за прекрасно видимым с его койки окном кружились крупные снежные мухи. В свете укреплённого на стене снаружи факела было хорошо видно, как они падают, и Юрка с сожалением подумал, что к утру вся эта красота растает и останется только холодное липкое месиво, но пока что наблюдать за первым в этом году снегом было приятно и очень спокойно.       – Вот и зима скоро, - с улыбкой вздохнула Алёнка и тут же встрепенулась: – Интересно, как тут празднуют. Хотя здесь, скорее всего, больше Рождество отмечают.       Юрка тихо лежал, закинув руки за голову и как заворожённый глядя за окно. Если бы были дома, сейчас бы точно выбежали во двор, в снежки играть и лепить грязевика – вряд ли выпавшего снега хватит на настоящего снеговика. Может, ребята и сейчас этим заняты? Невольно мысли его уплывали далеко-далеко, туда, где осталась школа, где Ритка наверняка выиграла конкурс «Мисс Осень» и теперь ходит по коридорам королевой, где Никита уже точно умеет управляться с палочкой, а через месяц-другой и посох в руки возьмёт… Когда это было? Неужели всего три месяца назад? А кажется, будто в другой жизни.       Он перевёл взгляд на Алёнкину склонённую макушку и с удивлением обнаружил, что не может вспомнить, что чувствовал, когда её не было рядом. В смысле, она-то всегда была, только не его, и теперь это время Юрке казалось ненастоящим, будто выдуманным кем-то из озорства. А что же через год будет? А через десять? Как он будет, если она вдруг куда-то исчезнет?       – Почему ты осталась?       Алёнка подняла глаза – лишь бы чем занять руки, она села со швейным набором и теперь быстро сшивала по краю какую-то серую тряпочку, ловко орудуя иглой.       – Потому что так надо, - пожала она плечами, закрепляя и зубами обрывая нитку.       – Я не про то. Почему ты осталась со мной?       Она вновь пожала плечами и промолчала, поскольку не могла понять, имеет он в виду сегодняшнюю ночь или что-то большее. Юрка зевнул, крепко зажмурившись, а после вновь уставился в окно с выражением тупого упрямства на лице.       – Юра, сейчас спать надо. Тебе силы нужны, - напомнила Алёнка, на мгновение вновь оторвавшись от шитья. Сама она с трудом давила зевоту, но между тем накрепко решила Юрку во что бы то ни стало одного не оставлять.       – Иди ко мне, - внезапно попросил он. – Пожалуйста.       Посомневавшись и бросив на него осторожный взгляд, она всё же отложила шитьё – всё равно было уже темно, чтобы продолжать работу, а зажигать дополнительные лампы слишком уж не хотелось. Юрка подвинулся, давая ей место, и Алёнка легла поверх тяжёлого одеяла, стараясь держаться края кровати, но он привлёк её ближе, не обращая внимания на протестующие вопли надорванных мышц.       Некоторое время прошло в тишине, прерываемой лишь треском пламени и шорохом падающего снега за окном, но, наконец, Юрка, с ласковым усилием проведя ладонью по её плечу, окликнул:       – Лёка, слушай… А то, что Женька тебе говорила…       Подняв голову, она долго смотрела на него, но всё же не выдержала давящей на уши тишины сонного лазарета и усмехнулась:       – Юра, ты опять?       – Ну интересно же, чего ты, - пробормотал он в собственное оправдание. Понимая, что правды не добьётся, он решил пойти окольным путём и уточнил: – А она давно тебе это говорила?       Что-то прикинув в уме, Алёнка, очевидно, решила, что этой информацией поделиться вполне может, и кивнула:       – Давно. Мне тогда двенадцать было.       – Чего?..       Скользнув взглядом по его порядком обалдевшему лицу, она чуть слышно фыркнула и подтвердила:       – Ну да, где-то после начала учебного года это и случилось.       – И ты… что ты ответила?       Снова хмыкнув, Алёнка улеглась обратно, чуть-чуть поёрзала, опасаясь задеть его подживающие раны, и принялась рассказывать:       – Посмеялась, конечно. Мы ведь тогда ещё не знали, что почти всё, что она видит, сбывается. Да и вообще… Я ещё мелкой была, глупой, не поняла ничего. Женька тогда на меня так жутко обиделась, мы даже два дня не разговаривали.       У Юрки по сердцу прошлась тёплая волна щекотки, и он никак не мог понять – то ли это от прикосновения Алёнкиных пальцев, невесомо скользящих по его груди, то ли от её шёпота, растекавшегося в воздухе парным молоком.       – А потом? – настоял он, когда она замолчала, и Алёнка спокойно вздохнула:       – Потом помирились. Только на том условии, что я строго-настрого запретила Женьке мне хоть что-то рассказывать, даже если увидит.       Прекрасно зная сестру и её подчас неуёмную тягу делиться любыми полученными сведениями, Юрка с усмешкой уточнил:       – И она чего, послушалась?       – По большей части, - согласилась Алёнка, и, даже не глядя, он понял, что она улыбается – наверное, о том же самом подумала.       Ненадолго между ними установилась уютная тишина, но, наконец, Юрка, осторожно играя с Алёнкиными волосами, окликнул:       – Ну так это же хорошо. В смысле, если Женька видела это будущее, - объяснил он, когда она тихонько встрепенулась, - значит, на Турнире со мной всё будет в порядке.       – Юра, это только один из возможных вариантов, - напомнила она, прижавшись щекой к его плечу. – На самом деле может случиться всё, что угодно, так что расслабляться не стоит ни тебе, никому из нас.       – Ты не веришь в то, что я смогу выстоять?       Он хотел сначала сказать «победить», но в настолько благоприятный исход он и сам не очень-то верил, так что формулировку изменил.       – Верю, - заверила Алёнка глубоко оскорблённым шёпотом. – Конечно, верю. Просто я так ужасно боюсь за тебя…       Она ощутимо вздрогнула всем телом, и Юрка обнял её крепче, губами зарывшись в волосы надо лбом, невесомо целуя и этими прикосновениями отвлекая от чёрных мыслей, подступавших к самому краю комковатого матраса.       – Я не хочу, чтобы ты из-за меня плакала, - прошептал он. – Если бы знал, что так будет…       – Ты бы всё равно поступил точно так, как теперь, - со вздохом признала Алёнка и тут же попросила: – И ты меня не слушай. Я эти глупости говорю от страха и слабости.       – Это ты-то слабая? – со смешком уточнил Юрка.       До сих пор он проживал каждый день, не пытаясь квалифицировать добро и зло и чётко описать всё то, что с ним происходило. Ему вообще не свойственно было задумываться об абстрактных понятиях, но именно сейчас, когда из оконных щелей тянуло близкой зимой, а Алёнка уютным калачиком свернулась у него под боком, Юрка чувствовал себя абсолютно счастливым. И это чувство было таким сильным и горячим, что затмевало собой все прочие и даже весь окружающий мир.       К сожалению, Алёнка слишком скоро заворочалась и поднялась на локте, свободной рукой протирая глаза.       – Всю руку тебе слежала, - с явным сожалением заметила она и попыталась встать, отстраняясь, но Юрка её удержал и тихо выпалил:       – Знаешь, я, наверное, не только из-за него во всё это ввязался. В смысле… Из-за тебя тоже.       – Из-за меня? – поразилась Алёнка, и он, переполняемый радостный смущением, подтвердил:       – Ну да. Я просто… – Он ненадолго замялся, но всё же мысленно махнул на всё рукой и признался: – Просто мне очень хочется, чтобы ты мной гордилась.       Польщённо улыбнувшись, Алёнка потянулась и коротко поцеловала его в уголок рта, после чего легла обратно, сложив руки под подбородком, и попросила:       – Спи, родненький. Завтра всё пройдёт.