Волчья шкура

      Школьные будни каждый год начинались для Юрки будто обухом по голове, но в этот раз - то ли из-за смены в летнем лагере, то ли ещё по какой причине - ему показалось, будто он никуда и не уезжал. Лето выдалось на редкость суматошным, и учебный год обещал быть не легче, потому что уже на переменке между литрой и защитой от Тёмных искусств староста класса Аспрам, наколдовав себе небольшую скамеечку, взобралась на неё и принялась вдохновенно вещать.       - Нам нужно срочно определиться с тем, кого мы выдвигаем от класса для участия в конкурсе! - воззвала она и постучала каблуком по скамье, тем самым привлекая общее внимание. – Чихнуть не успеете, как будет уже середина октября и Осенний бал.       Девчонки дружно и одобрительно зашумели, а Аспрам, поправив очки с толстенными линзами, слегка повысила голос и напомнила:       - В прошлом году Рита принесла нам победу, и в этот раз мы не имеем права сдавать позиции! Мальчики, конечно, в самом конкурсе не участвуют, однако посильная помощь приветствуется. Взять, к примеру, Костю, - повернулась она к спокойно читавшему книжку Ковалёву, которого нисколько не беспокоил окружающий шум. - Ты который год отсиживаешься в уголке, а между тем мог бы заняться какими-то организационными моментами.       Стоявший за спиной друга Вахтанг тихо кашлянул. Затронуть Костика на предмет подготовки школьного мероприятия мог только самоубийца, потому что вся активность их общего друга ограничивалась локальными всплесками вроде посиделок тесным кругом. Но бедняжка Ася, который год бросавшая на красавца одноклассника голодные взгляды, просто физически не могла угомониться и оставить его в покое.       Прикрыв книгу, Костик слегка подался вперёд и уточнил, будто не расслышал:       - Каким-какими моментами?       - Организационными, - повторила Аспрам уже куда менее браво.       - А это как? - осведомился он с неподдельным интересом.       - Ну... н-ну... Ты ведь умеешь играть на музыкальных инструментах? - пришла в себя Ася. - Петь? Танцевать?       Женя коротко покачала головой и адресовала брату насмешливый взгляд, поскольку оба понимали, что до взрыва остались считанные секунды.       При всех своих многочисленных талантах Костик обладал одним недостатком, который и недостатком-то назвать было нельзя, а именно - обнаруживал крайнюю упёртость во всех своих делах и поступках. Если он не хотел чего-то делать, его невозможно было заставить, уговорить или умаслить, а потому обращаться за помощью в тех случаях, когда Костик сам её не предлагал, было бесполезно и зачастую унизительно. Но он, добрая душа, почти всегда вызывался сам, а потому в классе его любили, но обоснованно опасались, придерживаясь мнения о том, что он неплохой парень, просто себе на уме.       Вот и сейчас он, выслушав ответную реплику Аси, поднял на старосту скептически сощуренные серые глаза и ответил:       - Всё это я делать умею, но не люблю.       - Значит, будешь рисовать плакаты, - наконец сориентировалась она, поворачиваясь, очевидно, для того, чтобы дать какое-то ценное указание расшумевшемуся Мишке.       Однако Костик неожиданно спросил:       - С чего это я должен рисовать плакаты?       Эта простая фраза, произнесённая в уже ставшей привычной спокойной манере, имела эффект разорвавшейся навозной бомбы – ещё никто никогда не осмеливался ослушаться бесспорного массовика-затейника Аспрам Ананян, причём сделать это так незатейливо и в то же время элегантно. Кроме Костика, разумеется.       - Как… - выдохнула потрясённая Ася. – Но ты должен… Класс…       - Мои долги я всем прощаю, - в том же невозмутимом тоне отозвался он, поднимаясь на ноги и глядя на Аспрам ещё более равнодушно, чем на пустое место, а после слегка наклонился к Юрке и шепнул: - Пойду Алёнку позову.       - Давай, - откликнулся тот, понимая, что друг не бежит с поля боя, а просто откладывает назревающий конфликт на неопределённый срок. К тому же, Алёнку действительно пора было вытаскивать из лазарета, а то наверняка опять заболталась с Катериной Вадимовной, так что и про уроки забыла.       Между тем Аспрам, едва оправившись от шока, вызванного бескомпромиссным отказом, вернулась к главному событию школьной жизни на эту четверть, а именно затеянному школьной администрацией конкурсу «Мисс Осень», к участию в котором допускались кандидатки от каждого класса с девятого по одиннадцатый. Единственным условием из разряда трудновыполнимых было то, что в этом году конкурсантками могли стать только те, кто учился на «хорошо» и «отлично», а это само по себе являлось крупной проблемой.       - Несправедливо! – во всеуслышание возмущалась Снежана Симонова, потрясая густым "конским хвостом" на макушке. – У меня всего-то две «тройки» по заклинаниям в прошлой четверти было! Нечестно!       - Если так посудить, - чопорно заметила первая красотка класса Рита, поигрывая в воздухе наманикюренными ногтями, - то пролетаем мы с конкурсом, как фанера над Парижем.       Сидевшая рядом с подругой Олеся удивлённо приподняла брови:       - Почему это?       - Ой, Леся, ну кого мы выдвинем – Олонец с её толстой жопой?       Класс, за исключением неразлучных друзей, грохнул от смеха. И, хотя самой Алёнки на тот момент в кабинете не было, сказанное ей передали слово в слово в кратчайшие сроки, тут уж можно было не сомневаться – мир ведь не без добрых людей.       Стоит отметить, обвинение было в высшей степени несправедливым – просто Рита, в отличие от фигуристой Алёнки, являла собой сплошную плоскость, как ты её ни крути. Но кроме личного мнения и советов диетологов была ещё мода, а в моде были модели-вешалки, анорексичные феи и прочие кандидаты в жертвы Освенцима, до которых Алёнке было, по счастью, далеко.       Истинная же причина придирки была ровно в том, что Алёнку в классе просто не любили - и ровно по тем причинам, которые в пылу августовской ссоры озвучил Юрка. И вроде бы она не давала к этому никаких поводов, не заносилась и не ябедничала учителям, но чуть приметный флёр превосходства, которым она была непрерывно окружена, сводил завистников с ума. Неповторимое Алёнкино достоинство проявлялось даже в мелочах, и именно это делало его таким основательным и непоколебимым. Если школьная форма, то от личного портного матери; если заколки в волосах, то непременно заграничные; если украшения, то, конечно же, золото высшей пробы. Причём нельзя сказать, что Алёнка в классе была самая богатая - у той же Ритки отец был хозяином вещевого рынка, так что мог себе позволить дочку и одеть, и обуть по последней моде. Всё у Ритки было, кроме достоинства, а уж его не купишь ни за какие деньги.       Как уже понятно, ни на какую защиту оскорблённая барышня не пошла.       - Алёнка, ну чего ты… - пробормотала Женя, которая от обиды за подругу сама была готова расплакаться. – Ты нашла, кого слушать - Ритку! Тоже мне, специалистка во всех областях разом! На себя бы посмотрела, доска - два соска...       Та лишь горько покачала головой, вытирая мокрые щёки. Плакать она предусмотрительно ушла в их с Женькой комнату, и теперь сидела на краю кровати, тоненько всхлипывая в ответ на все заверения лучшей подруги о том, что она умница, красавица и вообще - вообще!       Юрка, вместе с другими парнями до сих пор молча и терпеливо наблюдавший за развитием трагедии, коротко качнул головой в ответ на хмурый взгляд Вахтанга. Несмотря на то, что Ритке тут же на месте была выписана порция воспитательных пенделей - исключительно словесных, потому что не драться же с девчонкой, - он понимал, что остановить школьных сплетников вот так просто не получится. На чужой роток не накинешь платок - так бабушка говорила и была, конечно же, права. И всё же так дело оставлять было нельзя, хоть Юрка пока не понимал, как помочь Алёнкиному горю.       - Да не в Ритке тут дело, - справедливости ради обронил Костик, - а в том, что есть чему завидовать, вот девчонки и кусаются по мелочи.       Сама Алёнка, кажется, приключившееся безобразие мелочью вовсе не считала, потому что обиженно пробормотала в сжатый кулак:       - Как будто это я виновата, что всё так... Да пусть хоть засоревнуются - ноги моей на том конкурсе не будет!       - Ты погоди, не руби с плеча, - попытался урезонить Вахтанг, но Алёнка в ответ лишь замотала головой, так что одна из косичек наконец распалась, плеснув волной, и заплакала ещё сильнее, отвернувшись к окну.       Бросив беспомощный взгляд на мальчишек, Женя прижала руки к груди и протянула:       - Алёнка, ну я сейчас сама плакать буду, ну... Ты же такая красавица, ну кого ты слушаешь! Да и какая разница, кто как выглядит, это же такая ерунда... У меня вон, прыщ на носу больше носа - и ничего!       - Ну да, - огрызнулась она сквозь слёзы. – На прыщ зельем капнул - и нет его! Тебе-то хорошо, Женечка, у тебя жопа не толстая-я!..       - Да нормальная жопа! – воскликнул Юрка, не удержавшись, и всплеснул руками так внезапно и яростно, что Женя отшатнулась. – И вообще, жопа – это то, что у меня с превращениями. А у тебя так, приятные глазу округлости.       Повисла пауза. Медленно обернувшись, Женя смерила брата удивлённым взглядом, но тот прикинулся валенком и взгляд проигнорировал, сосредоточив всё внимание на Алёнке, которая теперь, вскинув голову, смотрела на него во все глаза и, кажется, плакать больше не собиралась.       - Ты правда так считаешь? – всхлипнула она, но уже без истерики.       Юрка на мгновение замялся под взглядами обалдевших от такого откровения Вахтанга и Костика, но всё же чистосердечно признался, поскольку отступать было поздно:       - Да, считаю.       Утерев растёкшуюся тушь, Алёнка снова всхлипнула - на этот раз скорее от неожиданности. С усмешкой покачав головой, Вахтанг сел с ней рядом и обнял подругу, осторожно прижав.       - Ну, прекращай, - ласково потребовал он, ладонью растирая Алёнке плечо через форменную белую рубашку. - А то ты сама не знаешь, Лёка, какое ты у нас чудо.       Алёнка, конечно, знала, а потому покорно приняла протянутый ей носовой платок и пожаловалась, вытирая лицо:       - Просто обидно, Вахо. Каждый раз одно и тоже... Как будто я кому-то запрещаю на "пятёрки" учиться, чтобы было больше кандидаток! Мне вообще иногда кажется, что Ася нарочно этот разговор в моё отсутствие завела, чтобы посмеяться.       Вахтанг в ответ внезапно рассмеялся:       - Мать моя мавка, чего ты ожидала от человека по фамилии Ананян?       Парни дружно заржали, а Женя возмущённо воскликнула:       - Вахо! - но, краснея, тоже не смогла удержаться от смеха.       До конца дня больше не было никаких потрясений, кроме того, что пришлось оправдываться перед Мариночкой за прогул урока, ну да к этому стоило относиться философски, тем более, что на первый раз удалось обойтись без дополнительного задания.       После полдника Юрка вернулся в спальню, запрыгнул на подоконник и раскрыл на коленях треклятый задачник по превращениям. Не то, чтобы он планировал заниматься тонкой наукой прямо сейчас, но ему необходимо было чем-то занять руки, потому как глухая злоба на девчонок-сплетниц никуда не делась. Разумеется, в качестве крайней меры можно было серьёзно потолковать с Риткиным парнем Игорем из одиннадцатого "В", попросить приструнить её, вот только...       Юрка медленно вздохнул и, послюнявив палец, вытер расплывшееся на корешке задачника пятно желтоватой ольховой пыльцы. А по какому праву он вообще пойдёт с Игорем разбираться?.. Как друг, конечно. Он вступится за Алёнку как друг, тут же ответил он сам себе и окончательно сник, привалившись плечом к нагретому солнцем стеклу. Даже в мыслях это звучало глупо, горько и отчего-то очень обидно.       Не давая себе совершенно раскиснуть, он вновь раскрыл задачник в случайном месте и, опустив палец на страницу, принялся вполголоса бубнить:       - Гуси в гусли, утки в дудки, тараканы в барабаны... Продолжите список элементарных однодейственных превращений из живого в неживое. Блин... Что ж там с воронами было, а? - пробормотал он, поднимая голову и сквозь окно глядя на школьный двор, где носились, играя в салки, ученики младших классов.       Пока он судорожно вспоминал, дверь в комнату без стука приоткрылась, и внутрь заглянула Алёнка.       - Юр, ты Женю не видел? - спросила она и вздохнула, когда он покачал головой: - Опять куда-то запропастилась... А обещала, что вместе пойдём!       - И куда вы собрались на ночь глядя? - поинтересовался Юрка, впрочем, без особого раздражения.       Открыв дверь пошире, Алёнка зашла в комнату целиком - уже не в школьной форме, а в свободном тёмно-сером платье с короткими рукавами, - и, прислонившись спиной к стене рядом с косяком, сообщила:       - Катерина Вадимовна с девочками в Чёртов угол пойдёт, за травами. Ну, и я с ними за компанию.       Она пожала плечами, не понимая, что ещё прибавить, и хотела уже выйти, как вдруг Юрка испустил какой-то каркающий протестующий звук, заставив её испуганно замереть, но в конце концов прокашлялся и уже внятно окликнул:       - А мне с вами можно?       Алёнка удивлённо хмыкнула и снова пожала плечами. Не дожидаясь повторного приглашения, Юрка спрыгнул с подоконника, быстро натянул кроссовки и хлопнул ладонями по бокам:       - Я готов!       Всё ещё удивлённая его порывом, что было понятно по чуть приподнятым бровям, Алёнка всё же улыбнулась и поманила:       - Ну так пойдём.       Идти предстояло недалеко - всё вниз по ступеням с третьего этажа на первый, а там на крыльцо, возле которого уже собралась стайка девчонок из седьмых-восьмых классов, возглавляемая Екатериной Вадимовной. Увидев приближающихся старшеклассников, главный целитель школьного лазарета, гроза всей малышни, удивлённо хмыкнула и, дождавшись, пока Алёнка и Юрка подойдут ближе, глубоким меццо-сопрано осведомилась:       - Морозов? Вы что же, вызвались нас сопровождать?       - Ну да, - кивнул Юрка, в глубине души уже жалея, что не остался в комнате, потому как смотрела на него старшая медичка очень уж подозрительно и наконец обронила:       - Никогда не замечала в Вас тяги к травничеству и целительству, юноша.       Замечание было справедливым, и Юрка, отчаянно желая выкрутиться, признал:       - Может, звёзд с неба и не хватаю, но ромашку от подорожника отличу. И вообще, Катерина Вадимовна, скоро смеркаться начнёт - мало ли, что в лесу!       Заявление это было встречено приглушённым хихиканьем девчонок, потому как в Чёртовом углу было как угодно, но только не опасно.       В соответствии с названием, Чёртов угол представлял собой самую окраину леса, примыкавшего к школе с южной стороны - леса волшебного, хоть и не такого дремучего, как обыкновенно описывали в сказках. Более-менее обжитым и безопасным был лишь этот уголок, огороженный не частоколом, а чарами, которые еженедельно обновлялись во избежание беспорядков. Кое-какая нечисть в посадках водилась, но особо не напирала, так что и опасаться следовало скорее, что какие-нибудь первоклассники попытаются выбраться и удрать на озеро или в лес, кикимор ловить.       Заручившись разрешением Катерины Вадимовны, так и не переставшей загадочно хмыкать, Юрка бок о бок с Алёнкой зашагал по тропинке в хвосте процессии, на всякий случай держа руки в карманах. Вокруг было тихо, лишь изредка стрекотали сверчки, так что идти по прохладной просеке было куда как приятно. Изредка он всё же косился на Алёнку, но она, кажется, уже вполне оправилась после приключившегося утром и теперь с интересом оглядывалась по сторонам, потому что, хоть они и бывали здесь трижды в неделю, лес никогда не был тем же самым, что и в прошлый раз, постоянно неуловимо меняясь, а потому посмотреть здесь всегда было на что.       Стоило дрогнуть, открываясь, волшебному барьеру, девчонки рассыпались по опушке в поисках необходимых цветов, а Юрка, покрутив немного головой, вынужден был признать собственную полную непригодность в сборе трав и, сделав несколько рассеянных шагов, наконец остановился под сенью деревьев.       Он как раз раздумывал, как бы подойти к Алёнке и под каким предлогом завести разговор, не вызывая подозрений, когда за его спиной раздался приглушённый шорох, будто кто-то крался по траве и палым веткам.       - Эй, кто там? - вполголоса окликнул Юрка, вглядываясь в лепечущую чащу, всё сгущавшуюся насколько хватало глаз. - Покажись!       Из кустов на зов, неловко ковыряя, выбралась лешуха - сразу видно, что совсем молоденькая, ещё детёныш. Подрагивая на тонких лапках, зверюга принюхалась, после чего безбоязненно приблизилась к Юрке и его обнюхала, испустив малопонятный, но в целом удовлетворённый клёкот.       - Кыш, - отмахнулся Юрка и слегка притопнул кроссовкой. - Кыш, кому говорю!       Однако нечисть подобралась вплотную и потёрлась тощим боком о его ногу, оставив на джинсах зеленоватые полосы мха и желтоватые зёрнышки папоротника.       Присев на корточки, Юрка осторожно почесал животину за ушами-листочками и тут заметил среди зелёной травы какие-то белые соцветия, которые теоретически могли пригодиться.       - Ну, поди, - указал он, и лешуха тут же заковыляла прочь, вскоре скрывшись в высокой траве.       Посмотрев немного на то место, где скрылось из глаз лесное чудо, Юрка довольно хмыкнул и, подняв голову, негромко позвал:       - Лёка! Тут глазная трава, кажется.       Особой уверенности в его голосе не было - всё-таки травничество никогда не было его сильной стороной, - но явившаяся на зов Алёнка наклонилась и с радостью подтвердила:       - Euphrasia officinalis (1). Какой ты молодец, Юра!       Смутившись от внезапной похвалы, он дёрнул за ближайшую мясистую веточку, но наклонившаяся Алёнка быстро и небольно хлопнула его по руке.       - Ну куда ты тянешь, - остановила она и, опустившись на колени по другую сторону от зарослей, латунным ножом принялась аккуратно срезать соцветия. - Нежнее надо. Потом, когда начнётся сезон простуд, нам всё это пригодится... Наварим зелий и будем всех лечить.       - Ты-то наваришь, - согласно кивнул он, садясь прямо на траву и упираясь согнутым локтем в колено.       Некоторое время Алёнка хлопотала руками в тишине, но наконец Юрка не выдержал и, приглядевшись к её особенно чёткому против послеполуденного солнца профилю, кажущемуся вполне благодушно настроенным, кашлянул, привлекая внимание.       - А у тебя есть любимое растение? - спросил он, задумчиво вертя в пальцах травинку, и наконец сунул её в рот. - Или цветок?       Немало удивлённая вопросом, Алёнка ненадолго призадумалась, а после пожала плечами, не прекращая собственного занятия:       - Не знаю даже. Они все красивые, даже какое-нибудь чудо из справочника лекарственных трав... Наверное, антуриум, - наконец хмыкнула она, будто такой ответ удивил её саму.       - А он какой из себя, этот антуриум?       - Это комнатное растение. Тёмно-зелёные мясистые листья, красные цветы с такой глянцевой поверхностью. Очень яркие, очень... гордые, - определилась Алёнка и неловко качнула головой, не зная, что ещё прибавить. Однако задумчивое безмолвие не продлилось долго, и она, тряхнув косичками, окликнула: - А ты почему спросил, Юра?       Озвучивать истинную причину было не с руки, так что Юрка, задумчиво почесав в затылке, мысленно махнул на всё рукой и решил действовать по обстоятельствам.       - А ты представь, что анкету заполняешь, - предложил он и напомнил: - Сами меня тогда с Женькой пытали - вот, теперь отдувайся!       Алёнка покивала, признавая справедливость требований, и с улыбкой подзадорила:       - Ну что, какой там следующий вопрос по списку?       Радуясь тому, что пока что разговор складывается самым мирным образом, Юрка на мгновение поднял глаза к безмятежному голубому небу с лёгкими мазками перистых облачков и протянул:       - Ну, паспортные данные твои я и так знаю, анекдоты ты рассказывать не умеешь... - Алёнка протестующе фыркнула, но спорить не стала. - Давай по максимуму - где бы ты хотела жить?       - Я патриот, как бы матерно это ни звучало, - хмыкнула она, сложив стебельки в тугой пучок и убрав на дно наколдованной корзинки. - Не представляю, как смогла бы жить в каком-то другом месте... В смысле, мне нравится бывать там, где не была раньше, но чтобы всерьёз остаться хоть где-то - нет, не могу представить. Записал?       Оставив прямо в воздухе росчерк воображаемым карандашом, Юрка вдохнул поглубже и с отчего-то замирающим сердцем выпалил:       - Ну и с кем бы ты хотела дружить?       - С кем хотела, с тем и дружу, - напомнила Алёнка и показала ему язык, но тут же прибавила куда серьёзнее: - Я люблю Женьку, потому что она добрая и смелая. Люблю Вахо, потому что с ним временами стыдно, но смешно и ничего не страшно. Костика-зануду люблю сверх всякой меры. Люблю тебя, потому что ты... такой.       - Какой? - не понял Юрка, смущённо потупившись, и Алёнка ласково улыбнулась:       - Ну вот такой. Какой есть.       Не планируя делиться подробностями, она вновь принялась срезать травинки, но Юрка, остановил её, взяв за запястье и слегка сжав, так что кожу по всей руке ей прошило совершенно нефигуральными огненными иголками.       - Не слушай ты их, - попросил он. - Никого не слушай. Всё равно ни Ритка, ни её подружки тебе в подмётки не годятся.       Алёнка смотрела на него и не пыталась освободиться, но он сам убрал руку, устыдившись собственного порыва.       Потерев то место, где только что были его пальцы, Алёнка отчего-то нахмурилась, а после вскинула на него глаза и совсем тихо, почти умоляющим шёпотом попросила:       - Юра... Ты не думай, пожалуйста, про то, что Женя сказала тогда... Ну, что я строила какие-то планы или ещё что.       Он сперва и не понял, о чём она, а, поняв, едва подавил желание хлопнуть себя ладонью по лбу - ну, дурак... Он в сердцах ляпнул, не подумав, а Алёнка-то, оказывается, столько недель носила в себе всю ту гниль, которую он на неё вылил в пылу ссоры.       Чувствуя, как уши начинают отчаянно пламенеть от стыда, Юрка ограничился тем, что сурово и строго кивнул, но ей и этого хватило, и она, слегка отвернувшись, ласково провела ладонью по траве и вдруг зажмурилась.       - Падший будь благостен... - пробормотала она, открывая глаза и зачем-то поднимая их к небу. - Вроде бы ни в чём не виновата, а стыдно до дрожи. И вообще ситуация глупейшая - яйца выеденного не стоит!       От этих слов Юрку почему-то вдруг разобрала жгучая обида, почти такая же сильная, как недавний приступ стыда. Окинув взглядом из-под наморщенного лба Алёнку, которая всё ещё пыталась вернуть себе душевное равновесие, он глухо откашлялся, шмыгнул носом, но в конце концов мысленно послал всё к лешему и напрямик спросил:       - Я тебе чего, не нравлюсь?       Мелко вздрогнув, Алёнка обернулась. Несколько секунд она смотрела прямо на него, не мигая, будто впервые увидела, а потом ласково и немного растерянно окликнула:       - Юр, да ты чего?.. - Он не ответил, не сводя с неё глаз, и тогда она предпочла перефразировать, с усмешкой задав новый вопрос: - Ты чего такой?       - Какой?       - Ну... чего ты улыбаешься?       - Да просто так. - Юрка пожал плечами, чувствуя, как уголки губ разбегаются в стороны в совершенно идиотской улыбке, которую он попросту не мог сдержать. - Тебе весело - и мне весело.       Неловко хихикнув в ответ на озвученный аргумент, Алёнка наконец потупилась, проведя ребром ладони по нежно пламенеющей щеке, и, отчаянно подыскивая отвлечённую тему для разговора, наконец с заминкой спросила:       - А ты... ты будешь подавать заявку на участие в отборе?       Этого Юрка и сам до сих пор не знал, а потому ограничился тем, что задал встречный вопрос:       - А ты?       Алёнка с неудовольствием кивнула:       - Папа хочет, чтобы я попробовала. В смысле, он почти не сомневается, что у меня получится, а мама против. Она не любит отпускать меня куда-то далеко и надолго. Школа что, она под боком всегда, а и то родители переживают.       Прекрасно зная, что старшие Олонцы с единственной дочери только что пылинки не сдувают, Юрка серьёзно кивнул и справедливости ради заметил:       - Да, мои тоже постоянно дёргаются, особенно батя.       - Ещё бы им не дёргаться, - вздохнула Алёнка, качая головой, и оглянулась на оставшуюся далеко позади школу. - Только тут мы под боком у родителей, через секунду доберутся, если что, а то Англия, даль такая... Вообще другая часть света.       Юрка нахмурился так, что от натуги заломило переносицу. Он не считал себя крупным специалистом в системе магического образования и её тонкостях, да и большинство волшебных школ по понятным причинам собственное расположение не афишировали, но до сегодняшнего дня он был абсолютно уверен, что Дурмстранг находится не в Англии.       Он собирался уже всё растолковать Алёнке теми же словами, но губы отчего-то не лепились, так что в результате он всего лишь неловко выдохнул:       - В смысле - Англия? Дурмстранг чего, переехал?       Вздохнув, Алёнка поняла, что придётся делиться имеющейся у неё информацией. Весь рассказ не занял и пятнадцати минут, но на Юрку должного впечатления не произвёл. Казалось, его вообще ничего не волновало, кроме поездки непосредственно в Дурмстранг, и она не понимала, почему так. Впрочем, собственное мнение он высказал, хоть и не так подробно, как хотелось бы.       - Так это же нечестно, - оценил он, стоило Алёнке замолчать. - Если заявлено, что турнир этот проводится между тремя школами, то трое участвовать и должны.       - Юра, ну что ты как маленький, - покачала она головой. - Ты что, много кого честных встречал из тех, кто наделён хоть какой властью? Бывают, конечно, исключения, но в том-то и дело, что это исключения.       Положа руку на сердце, Юрка вообще не слишком часто сталкивался с власть имущими - и слава те, что так! - но был твёрдо уверен, что настолько откровенный подлог имел место только в плохих анекдотах, но никак не в реальной жизни. Так что тут либо Алёнка чего-то недоговаривала или сама недопоняла - ну не могла ведь она врать, так? Либо он, голова садовая, был о представителях министерства образования и всех прочих министерств слишком хорошего мнения.       На опушке они провозились до самого ужина, так что Юрка, волоча к школьному крыльцу две полных корзинки, чувствовал себя усталым, но удовлетворённым, потому как обнаружил у самой границы купола полновесный куст боярышника, за что был официально признан скупой на похвалу Катериной Вадимовной юношей весьма и весьма бдительным - конец цитаты.       - А ты мне так и не ответил, - напомнила Алёнка, когда они уже подошли к школе. - Будешь участвовать?       Она смотрела на него так просто и честно и с таким искренним беспокойством, что Юрка, отставив корзины и сглотнув появившийся в горле тугой комок, хотел было уже выложить ей начистоту все свои резоны, надежды и опасения, но вовремя осёкся и не проронил ни слова. Вместо ответа он послюнил большой палец и, протянув руку, осторожно вытер у неё со щеки полоску травяного сока, вполголоса посулив:       - Там видно будет.       Она не отстранилась и не отпрянула в испуге и отвращении, а только опустила ресницы и попросила:       - Ты только глупостей не делай, ладно?       Уточнить он не успел, потому что Алёнка обернулась на звук шагов по каменным плитам и в притворном возмущении всплеснула руками:       - Наконец-то! Где тебя носило, зайчонок?       Это оказалась Женька, которая, сбежав по ступенькам с такой скоростью, что едва не проскочила последнюю, подлетела в подруге и наконец остановилась, радостно тыча в лицо каким-то мятым-перемятым листком.       - Мне Серёжа письмо написал! - выпалила она, размахивая в воздухе многострадальным посланием. - Ты представляешь? Сам! Вот, послушай! Дорогая Женя...       - Э, нет, - оборвал Юрка, когда сестра разгладила письмо, будто намеревалась прямо сейчас зачитать послание вслух. - Избавь меня от подробностей собственных амурных похождений!       Показав ему язык, Женя всё же покорно замолчала и с утроенной силой потащила Алёнку в прохладную глубину холла.       До самого отбоя они с Юркой больше ни словом не обмолвились, но, даже лёжа в постели, он продолжал прокручивать в голове всё то, что ему сказала Алёнка. С чего она решила, что он собирается творить какие-то глупости? Неужели что-то заподозрила? Но он ведь и в самом деле не собирался ничего противозаконного делать. Ему просто нужно было попасть в Дурмстранг, а там... А теперь получается, что не только в Дурмстранг, а по Европе кататься. Или можно всё решить иначе? Или не нужно оно вообще?       Понимая, что голова идёт кругом и от таких размышлений недолго и крышей съехать, Юрка тряхнул головой, повернулся на спину и посмотрел в потолок. Чёрт знает что, а не потолок... А ремонт делать смысла нет, всё равно выпускной через два года.       - Вахо... - окликнул он в темноте, и тот откликнулся негромким мычанием. - Ты будешь пробоваться?       Понятное дело, речь шла не о конкурсе "Мисс Осень", и Вахтанг, перевернувшись на бок, поднялся на локте и покачал головой с горьким сожалением, что было заметно даже в почти что полной темноте.       - Ты же знаешь, я не могу уехать из-за Гелы, - напомнил он, и Юрка запоздало устыдился, что вообще начал этот разговор. Впрочем, Вахтанг не собирался акцентировать внимание на болезни сестры и спросил: - А ты сам?       - Буду.       В этом коротком слове было столько горячей решимости, что Вахтанг не нашёлся, что возразить - да и не стал бы, хотя устремления Юрки грозили разбиться о целый ряд препон бюрократического свойства. Могут и из страны не выпустить, подумал он и вздохнул. Конечно, говорить об этом вслух он не стал бы из боязни обидеть друга, но Юрка, должно быть, и сам всё понимал, не дурак ведь.       У них как-то не принято было обсуждать статус крови друг друга и прочие особенности, о которых не заявляют при знакомстве, а уж у Юрки этих особенностей было - хоть другим отсыпай. Вахтанг теперь об этом смутно помнил, но иной раз всплывало в голове, как он сам поначалу сторонился и побаивался новичка в классе, который хоть и Женечкин брат, но всё же старше и вообще какой-то странный. Саму природу этой странности никто не мог в полной мере постичь до сих пор, но треклятая метка в личном деле сильно отравляла Юрке жизнь. А ведь какая разница, если подумать... Ну колдует и колдует - так ли важно, как именно? Хотя та опаска, с которой к нему относились, была понятна - люди боятся всего неизведанного, Вахтанг это точно знал. Быть может, его другу лучше было бы вообще не колдовать, а чтобы всё осталось, как было... Теперь уж и не узнаешь.       Отвлекаясь от невесёлых мыслей, он привычно прокрутил в голове события прошедшего дня, анализируя и фиксируя наиболее важные моменты, и окликнул:       - Юрка...       - А?       - Слушай... Ты чего, в нашу Алёнку влюбился? - спросил он, и Юрка фыркнул как рассерженный ёжик, не поворачивая головы:       - И ничего не влюбился. Просто лезут тут... всякие.       Описание было куда как расплывчатым, но Вахтанг не позволил так просто обвести себя вокруг пальца и задал очередной вопрос:       - А чего ты тогда как дурак счастливый ходишь?       На это Юрке возразить было нечего, так что он пожал плечами, взбил подушку и вновь улёгся, думая о том, каковы его шансы и что вообще будет на этих испытаниях. Только бы не стали знание английского проверять, подумал он и поёжился. Вот ведь, где позор... Впрочем, очередной волны упрёков Юрка не боялся, а больше боялся того, что не поедет он ни в какие заграницы и не удастся то, что он задумал. И то сказать, чёткого плана у него не было, но и упускать подвернувшуюся возможность было никак нельзя, ведь кто знает, сложатся ли ещё хоть раз обстоятельства настолько удачным образом.       Всё то время, пока он терзался неизвестностью, Вахтанг продолжал наблюдать за ним и, не получив ответа, наконец протянул:       - Слушай, я тебе вот что сказать хотел... Насчёт Алёнки.       - Вахо, да перестань ты, - скривился Юрка, не настроенный на то, чтобы выслушивать нотации, пусть даже и от лучшего друга, но Горгасала было уже не остановить, и он продолжил так, будто его и не прерывали:       - У вас с ней, конечно, разное бывало за столько лет, но, если уж решишься... Короче, я бы на твоём месте даже не раздумывал, - оценил он, и Юрка, медленно закипая, поднялся на локтях и огрызнулся:       - Да ты и сейчас не думаешь.       Вахтанг, не понимая, что ходит по минному полю, как ни в чём не бывало продолжил рассуждать:       - Лёка у нас, конечно, сокровище. И красавица, и умница, и сердце золотое...       Внезапно в тишине спальни раздался смех, и Вахтанг наконец обернулся.       Сидя на краю кровати, Юрка не мог перестать горько усмехаться, казалось, раз и навсегда утратив способность управлять собственным голосом и лицом.       - Умница, красавица... - повторил он, вновь болезненно хмыкнув как помешанный. - Золотце наше, а не девушка... А я?.. Я ей такой нахрен сдался?!       Восклицание вышло гораздо громче, чем он планировал, и Юрка осёкся, в конце концов опустившись на кровать и отвернувшись лицом к стене.       Некоторое время Вахтанг продолжал смотреть ему в спину, а после с непонятной обидой протянул:       - Да нормальный ты... Пусть пишут, что хотят, бюрократы фиговы.       Но Юрка не обернулся, крепко зажмурившись, потому что больше всего хотел, чтобы слова друга оказались правдой.       - Спи, Горгасал, - пробурчал он в подушку. - Завтра бои первым уроком.       Покачав головой, Вахтанг всё же не стал возражать и улёгся, повернув подушку холодной стороной вверх.       Спальня погрузилась в тишину, и ни Юрка, ни Вахтанг, ни даже уснувшая этажом выше Алёнка не знали, что в этот самый момент само проведение испытаний оказалось под угрозой. Причём беда пришла, откуда не ждали.

***

      Устроившись в очень удобном кресле, Дмитрий Иванович Карасик сложил руки на животе и посмотрел в потолок кабинета. Потолок был добротно, но без вкуса побеленный, и почудилось Дмитрию Ивановичу, как вырастет на этом самом месте целая фреска с именными вензелями. И ангелы в трубы трубят в разные стороны...       Дальше мысль обрывалась, закономерно достигнув пределов способности фантазировать, и Дмитрий Иванович, поёрзав в очень удобном кресле, поднапрягся и представил себе не только ангелов и вензеля, но и колонны по обеим сторонам от входа - может, и золочёные. И до того были сладостны эти мечтания, что Дмитрий Иванович крупно вздрогнул и едва не сверзился из очень удобного кресла на пол, когда дверь директорского кабинета резко открылась и внутрь прямо сквозь воображаемые золочёные колонны влетела секретарша Ирочка.       - Дмитрий Иваныч! - пискнула она в паническом припадке, тут же захлопнув за собой дверь и прижавшись к ней всем своим невеликим весом, будто хотела любой ценой предотвратить вторжение в обитель непосредственного начальника. - Дмитрий Иваныч, я им говорила, а они... Говорила, что нету Вас, а она!..       Приподнявшись из очень удобного кресла, Дмитрий Иванович хотел было уточнить, что означает это многозначительное Ирочкино "они", но тут дверь снова открылась, потеснив Ирочку к стене, и в кабинет, по пятам преследуемая верным спутником, из коридора шагнула сама она.       - Лидия Константиновна! - воскликнул Дмитрий Иванович, под конец фразы сорвавшись на фальцет совсем как Ирочка давеча, и спешно засеменил из-за стола, чтобы лично поприветствовать коллегу ещё на подступах. - Ах, и Антон Борисович здесь? Вот уж не ждал, не гадал... Что там - не чаял! Какая неумоверная радость!       Царственно кивнув на все раболепные приседания, Плетнёва подняла ладонь, полыхнувшую в оранжевом свете ламп огоньками драгоценных камней, и указала:       - Довольно. Антоша, пока не нужно, - бросила она своему прихлебателю, и тот угодливо согнул спину в поклоне. - Обожди пока. Если понадобишься, я позову.       Не посмев спорить, Антон Борисович обернулся к обмершей от ужаса Ирочке и осведомился:       - Ирина Владимировна, голубушка, не угоститься ли нам чаем? Пусть господа разговоры разговаривают, а нам, людям подневольным, и вмешиваться-то зазорно...       Закивав как под гипнозом, Ирочка наконец оторвалась от стены и, ведомая Антоном Борисовичем под локоток, покинула кабинет гораздо медленнее, чем появилась в нём минутами ранее.       Повисла гнетущая тишина, так что стало слышно, как за распахнутым окном перекрикиваются какие-то ночные птицы. Наконец вспомнив, что хозяином окна и кабинета является именно он, Дмитрий Иванович провёл пальцами по прикрывающей лысину пряди, приосанился по мере возможности и вкрадчиво начал:       - Лидия Константиновна, ну зачем же Вы так сразу-то... с этим, - указал он выпученными от усердия глазами на дверь, за которой скрылся Антоша. - Я к Вам со всем почтением, не сомневайтесь, но у меня здесь всё-таки девочки!       Приподняв изогнутые дугами брови, Лидия Константиновна неспеша прошла кабинет насквозь, обогнула стол и, опустившись в очень удобное кресло, с насмешкой повторила:       - Мальчики у него, девочки... А у меня - двадцать четыре филиала по всей стране да ещё два строятся, - оборвала она прежде, чем Дмитрий Иванович успел открыть рот. - И ты что же думаешь, что я хоть на секунду выпущу из вида то, что в этих филиалах творится? Ну нет, Карасик, плохо ты меня знаешь... Рассказывай, чем тебя Каркаров умасливал, что ты за моей спиной решился такие финты выкручивать.       Дмитрия Ивановича как подменили. Вначале он покраснел, потом побледнел, а после и вовсе боязливо присел, но вспомнил, что очень удобное кресло занято, и наконец нерешительно проблеял:       - Я... я-я...       - Да ты, никак, по-немецки заговорил? - хмыкнула Лидия Константиновна, откинувшись на спинку кресла и холёными ногтями отбив по краю стола короткую назойливую дробь. - Уже тренируешься?       - Лидия...       - Молчать, - оборвала она всё тем же спокойным тоном и протянула: - Что ж ты, Карасик, решил сам все сливки снять?       Хоть разбирательство шло без криков и угроз, этого хватило, чтобы мечты Дмитрия Ивановича о вензелях окончательно разбились, обратившись в прах. А всё потому, что Плетнёвой не было нужды угрожать или упрекать - хватало одного взгляда, чтобы несчастная жертва точно знала, за что наказана и что ей за содеянное будет.       - Лидия Константиновна, матушка, - Карасик качнулся вперёд, будто готов был упасть на колени, - не погуби!..       - Деньги уже взял? - догадалась она, и он продолжил причитать, что не корысти ради, а токмо во благо учеников. - Ну-ну, полно... Инициатива-то не плохая, только обошлись вы с ней по-дурацки. Ничего сами не можете, всё самой...       Притихнув, покорно согбенный Дмитрий Иванович помолчал, но, когда пауза затянулась, тихонько уточнил:       - Неплохая?..       - А то как же, - кивнула Лидия Константиновна, задумчиво подперев подбородок раскрытой ладонью. - Тебе ж лучше меня известно, как у нас в верхах любят всяких делегатов, кандидатов и прочих дегенератов.       Она говорила почти откровенно, хотя на первых порах так вовсе не считала. Но слова внука запали ей глубоко в душу, а потому Лидия Константиновна решила всё же пересмотреть собственное отношение к тому, что поначалу посчитала откровенной авантюрой. Всё-таки Стас был умным мальчиком и в будущем имел все шансы стать почти таким же мастеровитым, как его бабка, а потому не было ничего удивительного в том, что он уже сейчас обнаруживал неплохое чутьё на всякого рода выгоду, пусть даже неявную.       Разумеется, Дмитрий Иванович обо всём этом не подозревал, и Лидия Константиновна на мгновение даже забыла о его присутствии в кабинете, но тут очень удобное кресло под ней скрипнуло, и она чуть приметно встрепенулась, возвращаясь к реальности.       - Сколько Каркаров запросил учеников? - спросила она наконец, и Карасик шумно выдохнул:       - Десять. Будет больше - ничего! - замахал он руками в порыве чувств. - Ему лишь бы толпа была.       Покивав в такт, Лидия Константиновна вновь подпёрла подбородок холёным запястьем и огласила вердикт:       - От меня будет пятеро. Остальных добирай, как хочешь.       Карасик задохнулся, не в силах поверить своему счастью, и уже готов был броситься к ногам коллеги и натурально начать целовать руки без намёка на пигментные пятна, но Лидия Константиновна властным жестом освободила запястье из хватки и предупредила:       - Полно. Я не княгиня, чтобы мне руки целовать.       Однако Дмитрий Иванович всё не унимался и, поняв, что облобызать благодетельницу так просто не удастся, снова согнулся, насколько позволял внушительный живот, и так, снизу вверх, осведомился:       - А с министерством как же быть, матушка? В бумагах-то местный филиал значится...       Порядком опешив от такой наглости, когда не рассеялся ещё зависший над лысеющей макушкой призрак дамоклова меча, Лидия Константиновна задумалась, поскольку вопрос был хоть и бестактный самим своим существованием, но своевременный.       - С министерскими сама разберусь, - посулила она, прикинув, сколько предстоит хлопот, и глубоко вздохнув. - Готовь учеников к отправке, Карасик.