Волчья шкура

      Женя распахнула глаза и резко поднялась на прямой руке.       Спросонья ей показалось, будто во дворе что-то взорвалось. Её раскладное кресло стояло прямо под окном и, потянувшись, она без труда выглянула на улицу. У подъезда стояли две огромные машины с матерчатыми кузовами, но грузчиков видно не было и вообще казалось, что двор совершенно пустой. Бросив взгляд на синие наручные часики, которые не снимала даже на ночь, Женя прищурилась и с трудом отсчитала по стрелкам - половина шестого. Да блин...       Что-то неразборчиво простонав, она снова легла и натянула подушку на голову. И тут раздался звонок. Женя перевернулась набок, спиной к двери, лениво подумав, что Юрке до прихожей ближе – брат всегда спал в гостиной, если вдруг ночевал дома.       Звонить продолжали. Про себя подобрав пару смачных эпитетов для братца, Женя закрыла глаза и даже зажмурилась, решив лежать на кресле так, будто завтра его продадут. Надоело. У неё тоже каникулы, в конце-то концов!       И тут Женя поняла, что звонят вовсе не к ним, а в соседнюю квартиру. Кого могло принести в такую рань несусветную? Вроде бы Клавдия приём с десяти ведёт, не раньше.       - Юр… - окликнула она, приподнимаясь на локте и свободной рукой протирая глаза. – Юрик! Там чего?       Не сразу, но дверь приоткрылась, однако вместо брата в комнату на цыпочках прокралась мама.       - Женя-Женечка, поднимайся!.. – засуетилась она, почему-то говоря полушёпотом. – У соседей беда.       Прислушавшись, Женя тотчас же услышала разносившийся по площадке звонкий голос участкового, старшего лейтенанта Лёши Синичкина, и прижала ладони к губам, так что на виду остались лишь перепуганные глаза.       Ой, тёть Клава... Допрыгалась.       Схватив с подлокотника кресла фланелевый халатик, Женя сунула руки в рукава, не с первого раза попав, и, путаясь пальцами в завязках, хриплым полушёпотом повторила собственный сакраментальный вопрос:       - Мам, там чего?       - Чего-чего! - передразнила Ольга Петровна, от беспокойства заламывая тонкие руки и, схватив за воротник, помогла дочери одеться. - К Клавдии вон с утра инквизиторы дверь ломают - говорят, она кому-то заговор насмерть сделала. Сейчас по квартирам пойдут, чего доброго... Юрка где? - спросила она безо всякого перехода, и Женя привычно вскинулась:       - А я знаю? Он вечером ещё с парнями ушёл. Я думала, хоть к утру вернётся... Папа там сейчас? - спросила она, подбородком указав на приоткрытую дверь, но Ольга Петровна не ответила, сама не своя от беспокойства, и легонько подтолкнула дочь в плечо, напутствовав:       - Запахнись! И причешись. Ой, не дай Бог придут...       Она попыталась перекреститься, но в результате так и не довершила знамение, споткнувшись в районе ключиц, и той же поступью, какой появилась в спальне, прокралась обратно. Вскоре тихонько скрежетнула о косяк входная дверь квартиры.       Обычно Женя была очень послушной дочерью, но теперь, прежде чем по материнской указке отправиться умываться, она из спальни прошмыгнула сквозь пустую гостиную, прокралась к двери и прислушалась. Крики в подъезде и не думали стихать, отдаваясь многократным эхом, теперь к важным официальным интонациям служителей правопорядка прибавились ещё и заливистые бабьи причитания, а потому Женя быстро решила, что брату в такой обстановке делать нечего. Пусть уж лучше отсидится там, где он сейчас - где бы ни был.       Постояв в засаде ещё с минуту и убедившись, что родители в квартиру возвращаться не спешат, Женя выбралась в коридор и тихо, стараясь не шлёпать ногами по линолеуму, прошмыгнула в родительскую спальню, направившись прямиком к кровати. Оглянувшись на дверь и ещё раз прислушавшись, она запустила руку под отцовскую подушку, смятую в комковатый блин, и наконец нашарила длинный тонкий ключ, холодной латунью обжегший ладонь.       Вытянув ключ на свет, она тут же опустилась на колени и, пригнувшись к самому полу, потянулась рукой к стене, почти сразу наткнувшись пальцами на ребристый бок деревянной шкатулки, к которой и прилагался ключ.       Чуть не с головой забравшись под кровать, Женя вставила ключ в замочную скважину, дважды провернула и откинула крышку, понимая, что счёт идёт на минуты. Внутри, поверх пачки совдеповских облигаций и круглых дореформенных монет, лежали две волшебные палочки, её и брата. Схватив свою, ивовую, Женя быстро выбралась из-под кровати, отплёвываясь от пыли и попавших в рот собственных длинных русых волос, после чего полушёпотом приказала:       - Экспекто патронум!       Сорвавшись с конца палочки, призрачный журавль остановился у самого кроватного изголовья и склонил крохотную изящную голову, готовый выслушать приказ.       - Сиди на месте и не высовывайся, - отчеканила она, поминутно оглядываясь и пытаясь унять занимающуюся в груди нервную дрожь. - У нас тут инквизиторы все пять этажей обшаривают.       Не зная, что ещё прибавить, да и не владея информацией сверх изложенной, она взмахнула палочкой, отсылая защитника прочь, после чего вернула палочку на место и заперла шкатулку так, как и было до её прихода. Сердце колотилось в горле озлобленным комком, так что утро нельзя было назвать томным, ведь шум в коридоре и не думал униматься, и родителей до сих пор не было видно, а это - Женя точно знала - не предвещало ничего хорошего.       Клацнув выключателем и зайдя в санузел - раздельный, что само по себе могло считаться признаком респектабельной жизни, - она открыла кран, но не успела даже подставить пальцы под тугую струю воды, как голову вдруг повело с такой силой, что Женя едва успела опереться дрожащей ладонью о бортик ванны.       - Нет-нет, только не сейчас...       Прижав одну ладонь ко лбу, вторую она поднесла к самым глазам и впилась блуждающим взглядом в циферблат часиков, побелевшими губами отсчитывая мерный ход стрелок, которые будто залипали, с видимым усилием срываясь с места.       - Только не сейчас, ну пожалуйста, - повторила она, понимая, что в большинстве случаев мольбы совершенно бессмысленны. - Пусть они только уйдут...       Марево послушно отступило, всколыхнувшись напоследок, и Женя с облегчением выдохнула, подавшись вперёд и прижавшись лбом к кривовато выложенному голубому кафелю, облепившему стены. Сияние зачарованного огня в высоком кубке на мгновение ослепило её, но места она узнать не могла, а потому отмахнулась от видения как от проказы и поспешно схватилась за зубную щётку.       Когда она, умытая и причёсанная сообразно случаю, вышла из ванной с мокрым полотенцем на плече, часть спорщиков уже переместилась в прекрасно видимую отсюда кухню: отец сидел полубоком к дверям во главе небольшого обеденного стола, по длинную сторону которого расположился, выложив на клеёнку кожаную папку, сам Синичкин; Ольга Петровна нерешительно топталась рядом с мужем, так что каблуки её домашних тапочек хрустко постукивали по линолеуму, с головой выдавая всколыхнувшиеся нервы.       Повернув голову на щелчок выключателя, Синичкин с удивлением воззрился на Женю, будто до сих пор не предполагал её присутствия в квартире, и цепким взглядом окинул всю её долговязую фигуру, задержавшись на выглядывавших из-под халатика костлявых коленках.       - Доброе утро, Лёша, - улыбнулась она, заправив волосы за левое ухо, но Синичкин покраснел, и она тут же исправилась: - Товарищ старший лейтенант.       Алексей, который был старше всего на три года, гордо вскинул подбородок с умилительной ямочкой, после чего вновь обратился к сидевшему напротив старшему Морозову:       - Дело-то серьёзное, Григорий Алексеевич, так что Вы бросьте шутить и говорите толком - вела гражданка Ефременко Клавдия Сергеевна приём по оказанию колдовских и чародейских услуг или нет?       - Каких-каких услуг? - быстро переспросил Григорий Алексеевич, насмешливо сощурившись, после чего обернулся к жене и всплеснул руками: - Вот ведь, Олька, чудак человек! Пришёл с утра пораньше, хоть никто его не звал, сам даже чаю не выпил, а всё про услуги какие-то спрашивает... Не, Колька своих сыновей не так воспитывал!       - Гриша, - укорила Ольга Петровна, которая как никогда ясно понимала, что сейчас не время для лицедейства.       Сам Синичкин после этой полушутливой тирады насупился и разом растеряв всю важность, проворчал:       - Да причём тут отец... Я по делу, дядя Гриша, а Вы издеваетесь!       - Это ты, Лёха, надо мной издеваешься, - отбрил Григорий Алексеевич, после чего поскрёб за ночь заросший щетиной подбородок и махнул дочке: - Жень, а ну, поставь чайник.       Протиснувшись в кухню и при этом постаравшись не задеть покрасневшего Синичкина бедром, Женя сняла с плиты чайник, набрала воды и включила газ, не переставая прислушиваться к разговору родителей и участкового.       - Сколько лет живу на свете, никогда такого не слышал, - посетовал Григорий Алексеевич, упираясь кулаком в собственное колено. - Клавка, конечно, дура редкостная, но зла от неё никому никогда не было. Ну сам посуди, Синичкин - много она бед натворит, если какого богатея яйцом с чернилами выкатает?       - Ей сейчас не мошенничество инкриминируют, - сообщил Алексей, с явным удовольствием проговорив последнее слово. - Хотя жалобы поступали многократно, между прочим. Допустим, никто не помешает какой-нибудь мадам Элеоноре тайком от государства простаков обирать, но сейчас речь идёт о применении заклинаний на грани запрещённых, в результате которых - это я Вам напомню, дядя Гриша! - погиб человек.       Женя, которая до этого стояла спиной к столу, раскладывая по кружкам чайные пакетики и рассыпая сахар, так и замерла с протянутой чайной ложечкой, а после медленно обернулась и окликнула:       - Так кто-то действительно умер?       Синичкин обернулся к ней и кивнул. Как и все светловолосые, он очень легко краснел, так что уже сейчас уши старлея отливали нарядным багрянцем.       - Да. Вчера ещё обнаружили тело без явных повреждений, а сегодня наше отделение получило анонимный донос...       Бросив взгляд на побелевшую Женьку, Ольга Петровна предупреждающе зашикала на него, словно перед ней был не представитель правопорядка, а сопливый младший сын Ленки, бывшей одноклассницы, которого она, встретив во дворе, всякий раз угощала конфетами. Те же самые конфеты сейчас лежали неряшливой горкой в вазочке, и Синичкин, покосившись на любимое лакомство, наконец сконфузился и пробормотал:       - Извините, тёть Оль... Правда, не о том сейчас. В общем, наводка была на квартиру Ефременко, её и пришли брать. Нужно же соседей опросить, что да как.       - Не могла Клавка никого убить, вот что, - заявил Григорий Алексеевич со свойственной ему категоричностью. - Даже если бы и собралась, у неё ни сил не хватит, ни умений.       - Ефременко ведь и помочь могли.       Скажи Синичкин это на секунду позже - и неосторожно брошенная фраза потонула бы в свисте разрывающегося чайника, который Женя поспешила снять с плиты. Но всё случилось так, как случилось, и Григорий Алексеевич всё ясно услышал, о чём свидетельствовали тяжело вздувшиеся у него на шее жилы.       - Ты о чём это говоришь, а? - окликнул он, налегая локтем на стол, и Алексей тихо, но твёрдо повторил:       - Ей могли и помочь. Наличие преступного сговора также рассматривается следствием. Обычно первым делом прорабатывают ближайшее окружение - родственников, друзей, соседей...       - Это каких-таких соседей?! - рявкнул Григорий Алексеевич, и Женя за спиной Синичкина боязливо присела.       Подозревал об этом или нет, но дурак Лёшка ходил сейчас по тонкому льду, потому как Григорий Морозов сам вырос в атмосфере тотальной честности и порядочности и точно так же растил обоих своих детей, девятнадцатилетнего Юрку и Женьку, которой со дня на день должно было стукнуть семнадцать. И любой даже крохотный намёк на бесчестность воспринимался Григорием Алексеевичем оскорблением настолько ужасным, что в старину за такое вызывали на дуэль не на жизнь, а насмерть. Вот и сейчас он приподнялся над стулом, игнорируя то, как испуганно притихли жена и дочь, и прорычал старлею в лицо:       - Каких соседей, я тебя спрашиваю?       - Вы меня тоже поймите, Григорий Алексеевич, - зачастил Синичкин, поневоле отодвигаясь и грозя с минуты на минуту сверзиться с табурета. - У версии есть следствия... То есть, у следования есть версия, и её нужно отработать. А у вас в квартире три колдуна, причём один дипломированный, - прибавил Синичкин, хмуря светлые брови, и Григорий Алексеевич в ответ невесело крякнул и сел на место, потянув из кармана треников сигареты.       - Ты, старлей, мне дело-то не шей на пустом месте, - посоветовал он, прикуривая. - Если есть претензии – говори прямо, а если нет – так и нечего баламутить ни семью, ни меня.       - Гриша! – одёрнула Ольга Петровна, над головой мужа протягивая руку и открывая форточку. – Не кури в доме, ну!       - Погоди, Олька, - простёр он ладонь, но сигарету всё же затушил в подставленной Женькой пепельнице. – Что-то я не пойму, Синичкин, чего ты ходишь вокруг да около. Уж не подозреваешь ли ты, что это я покойничка укокошил?       - Вас - точно нет, - тут же пламенно заверил Алексей, прижав руку к сердцу, - как же можно... Но вот некоторые особенности младшего поколения...       Григорий Алексеевич так стиснул окурок в заскорузлых пальцах, что он моментально рассыпался в труху. Оглянувшись на жену, которая стояла ни жива ни мертва, со сцепленными у груди ладонями, он махнул рукой в сторону коридора и напутствовал:       - Ты поди, Олька, шторы постирай, что ли... Давно ж хотела. А нам тут поговорить надо, - но Ольга Петровна в ответ медленно покачала головой и звенящим от негодования голосом окликнула:       - Какие ещё особенности?..       - Юрка нормальный, - зло выпалила Женька. - Какая разница, как он колдует, Лёша! Да он вообще почти круглый отличник, если хочешь знать!       - Ты помолчи лучше, Женя, - бросил он, оборачиваясь, но тут Григорий Алексеевич окончательно встал на дыбы и приказал:       - А ты моей дочке рот не затыкай! Ты гляди на него, а... Вырастили хамло на свою голову!       - Гриша!       - Что "Гриша"? Нет, вот это будет ко мне припираться какое-то мурло малолетнее и в моём же доме меня обвинять! Сына моего обвинять! - ткнул он пальцем в Синичкина, и тот побурел ещё пуще, поднявшись на ноги.       - За оскорбление сотрудника при исполнении, товарищ Морозов... - начал было он, но натолкнулся на тяжёлый предостерегающий взгляд и благоразумно замолчал.       Поднявшись на ноги и так и не опустив руки с угрожающе отставленным перстом, Григорий Алексеевич отчеканил:       - Пошёл вон. Чтобы ни тебя, ни фуражку твою вонючую после таких слов я в своём доме не видел. Захочешь чего спросить - шли повестку.       Нахлобучив помянутую недобрым словом фуражку так, что уши разъехались в стороны ещё сильнее, Синичкин на прощание козырнул и поспешно ретировался, оставив душный кухонный воздух беспокойно вибрировать.       Окинув растерянным взглядом собственную руку с зажатым чайником и выстроившиеся в ряд чашки с узором в крупные клубничины, Женя жалобно приподняла брови и окликнула:       - А чай как же?..       - От дохлого домового ему лапти, а не чай, - огрызнулся Григорий Алексеевич и всё-таки прикурил, распахивая заедающую раму в хлопьях краски и выпуская дым на улицу. - Юрка где?       Вопрос был адресован скорее Жене, которая в большинстве случаев знала, где прохлаждается брат, хоть при родителях и отмалчивалась, но она лишь покачала головой:       - Не знаю, пап. Честно.       Вид у неё был такой виноватый, что поневоле поверишь в правдивость слов. Подмигнув приунывшей дочке, Григорий Алексеевич на полтона тише, чем до этого, спросил:       - Ты дома сегодня?       Она в ответ замотала головой так, что свободная коса хлестнула по шее:       - Не, мы с Алёнкой сегодня договорились за учебниками сходить, а потом у меня чуть-чуть посидеть. Можно?       - Можно, - кивнул он и напутствовал, глазами указав на дверь: - Ты поди, подремли пока. В какую рань тебя подняли...       Понимая, что ей нужно как можно скорее убраться с кухни, Женя послушно чмокнула каждого из родителей в щёку и прошлёпала к себе в комнату, между делом прикидывая, успеет ли дочитать позаимствованную у Алёнки книжку, раз уж всё равно выдалась пара свободных часов.       Проводив дочь взглядом и дождавшись, пока хлопнет тихонько дверь, Григорий Алексеевич потушил сигарету - на этот раз без особой злобы - и поморщился, обдумывая сложившееся положение вещей.       - Вот что, - решился он наконец, подперев подбородок кулаком. - Собирай детей, пусть пока у матери поживут.       - У моей?..       - Нет, Оля, у моей! - мрачно отшутился он. - У твоих, конечно. Сейчас всё равно лето, нечего им в городе сидеть - пусть малиной отъедаются. А то худые как жерди, особенно Юрка...       Рассеянно кивнув, Ольга Петровна прижала дрожащие пальцы к губам и чуть слышно повторила:       - С особенностями... Будто он даунёнок какой, Господи...       - Ну всё, не реви, - ободрил Григорий Алексеевич, приобняв жену за плечи. - Давай, собирай сумари. Надо ж и о гостинцах для тёщи подумать.       Последнюю фразу он произнёс с таким непередаваемым страданием, что Ольга Петровна усмехнулась сквозь слёзы и послушно ушла в спальню, где на шкафу хранились большие клетчатые сумки как у челноков. Просто на всякий случай.

***

      Благополучно дочитав книгу и передремнув полчасика, Женя собралась и отправилась в библиотеку, где её уже должна была ждать Алёнка. Строго говоря, Юрке тоже нужно было получать учебники на будущий учебный год, но он домой так и не вернулся, так что Женя вместо пакета взяла с собой старый вместительный рюкзак, чтобы влезло сразу два комплекта книг, себе и брату. Конечно, можно было их уменьшить простыми чарами, так ещё и облегчить, но такое отношение к книгам всегда казалось Жене варварством.       День, с раннего утра омрачённый визитом участкового, продолжал огорчать - стоило Жене выйти из дома, как с неба хлынул дождь, занимавшийся уже вторые сутки. К счастью, к остановке в этот момент подошёл оранжевый троллейбус, и это оказался именно тот, которого ждала она.       Забежав в салон и заняв место рядом с кондукторским, Женя сквозь залитое дождём стекло взглянула на оставшийся на той стороне дороги дом. Оставалось только надеяться, что к её возвращению инквизиторов уже и след простынет. Хоть бы Юрке хватило ума не показываться - уж он бы молчать не стал в ответ на несправедливые подозрения, граничащие с обвинением.       Алёнка уже ждала её на крыльце городской библиотеки, спрятавшись от дождя под прозрачным козырьком банкомата. Женя при виде подруги так и ахнула – та в честь выхода в свет нарядилась в новое платье, длиной чуть ниже колена, с пышной юбкой и рукавами воланчиком.       - Ну наконец-то! – всплеснула Алёнка полноватыми руками, схватила запыхавшуюся Женю за запястье и потащила внутрь. – Я тут уже запарилась тебя ждать!       - Извини, дома закопалась, - оправдывалась Женя, первой взбегая по пологой парадной лестнице. - Ой, Алёнка, у нас там такое...       Весь рассказ не занял и трёх минут, так что, наконец остановившись перед двойными дверями, ведущими в абонемент учебной литературы, Алёнка прижала ладонь к высокой груди и обеспокоенно пробормотала:       - Ой, страсти какие... Давай ты мне потом подробнее расскажешь. Но только ничего не забудь! - потребовала она, и Женя понуро откликнулась:       - Да и рассказывать нечего. Посадят теперь тётю Клаву.       - Ну, это мы ещё посмотрим, - откликнулась Алёнка и трижды стукнула палочкой по табличке «Городская библиотека № 3».       Двойные стеклянные двери тут же превратились в деревянные, выкрашенные белой краской и украшенные золочёными вензелями по углам и в самом центре. Толкнув правую створку, Алёнка первой вошла в богато украшенный зал и процокала каблучками босоножек к стойке регистрации.       - Здрасте-здрасте, Ирина Виленовна, - улыбнулась она скучавшей за стойкой тётке. - А мы за учебничками!       Ирина Виленовна, в профиль имевшая сильное сходство с сушёной воблой, при виде постоянной посетительницы с самым толстым формуляром в своей возрастной группе широко заулыбалась.       - Здравствуй, Алёнушка! Как ты, детка? Как папа?       - Спасибо, хорошо, - дружелюбно откликнулась Алёнка, давно уже привыкшая, что каждого встречного-поперечного интересуют дела и состояние здоровья её отца. - Нам два...       - Три, - исправила Женя и вздохнула.       - Три комплекта для десятого класса, - тут же сориентировалась Алёнка. - И ещё лично для меня вот эти книги - Екатерина Вадимовна составила список необходимых справочников по целительству простацких болезней.       С важным видом покивав, Ирина Виленовна напоследок одарила девочек самой щучьей улыбкой и удалилась за стеллажи, чтобы собрать учебники, а Женя вытащила из рюкзака Алёнкину книгу и протянула подруге.       - Прочитала? - спросила та с хитрой усмешкой.       - Прочитала, - кивнула Женя и не замедлила поделиться впечатлением: - Какая-то эта Тиффани отмороженная всё-таки.       - Она не отмороженная, она безумно влюблённая, - протянула Алёнка нарочито низким, грудным голосом и украдкой защекотала Женю, которая едва не взвизгнула на всю библиотеку - щекотки она боялась до смерти.       Получив книги и погрузив их в рюкзак и пакеты, девочки вышли на крыльцо и направились вниз по улице к центру города.       Дождь уже закончился, выглянуло яркое солнце, заблестело в лужах. От библиотеки решили пройтись неспеша, через парк, - взяв в киоске по мороженому, подружки побрели по тенистой аллее, мимо установленной в прошлом году скульптурной группы с гордым названием «Добрый Ангел Мира».       Женя, прищурившись, подняла голову и посмотрела на венчавшего колонну ангела в сусальном золоте, думая о том, что рассказывала когда-то давно учительница защиты Марина Максимовна - о том, что ангелы на самом деле были анимагами, которых застали в момент превращения. Сами собой её мысли переключились на сегодняшнее утро с арестом соседки, и от этого ей стало очень невесело.       Ещё в седьмом классе на истории всемирной магии им рассказывали, будто в Европе колдуны и ведьмы живут своим закрытым сообществом и с простаками если и контактируют, то в случае самой крайней необходимости. Может, в какой-нибудь Исландии, где до ближайшего простацкого городка три дня на собаках, это и было возможно, но как избежать контактов, проживая с неколдующими людьми на одной лестничной клетке, лично Женя понятия не имела. Каждый выкручивался как мог, и у них в семье на людях старательно делали вид, что никакого колдовства и в помине не существует - вон, даже палочки у них с Юркой забирали на время каникул во избежание чего-нибудь. Мера эта была на взгляд Женьки самая разумная, хоть и сложновато было по три месяца в год жить без откровенного колдовства. Зато спокойно и проблем с законом никаких. Но так рассуждали далеко не все.       Проживавшая в сороковой квартире Клавдия Сергеевна Ефременко, разведённая и бездетная, в один день устала от беспросветного безделья и безденежья, взяла в банке ссуду и открыла в собственной трёшке салон спиритических услуг, попутно взяв себе сценический псевдоним мадам Элеонора. Бизнес-инициатива себя окупала и соседям не мешала, тем более что наведывались в "нехорошую квартиру" люди исключительно респектабельного вида, которым требовалось организовать защиту для малого предприятия, или грустные девушки с намерением приворожить друга сердца. И мадам Элеонора исправно помогала, хоть и колдовских талантов у неё было чуть - пять классов образования и копия приказа об отчислении из Колдовстворца за неуспеваемость.       - Допомогалась, знахарка недобитая, - вздохнула Алёнка, почесав кончик носа. - И сколько ей светит?       - Ой, не знаю и знать не хочу, - отмахнулась Женя, на всякий случай сжав пальцы суеверной горстью. - Но Лёша сказал, что дело очень серьёзное, всё-таки человек умер.       - А, ну если Лёша сказал...       Женя в ответ на испытующий взгляд подруги лишь покраснела и отмахнулась:       - Ну тебя!       - Просто признай, что он тебе нравится, - хмыкнула Алёнка и подмигнула. - Я вообще уже считаю дни до того, как ты придёшь к нему в участок вся такая красивая, с красной розой в волосах, и признаешься в любви в лучших традициях Татьяны Лариной!       Она говорила с таким пафосом, что Женя невольно повеселела и с удвоенным энтузиазмом вновь принялась за собственное мороженое.       - Ты же знаешь, мне она никогда не нравилась, - откликнулась она, откусив кусочек от вафельного рожка, и прибавила в ответ на недоумённый взгляд Алёнки: - Татьяна. Нелогичная она какая-то.       - И чего нелогичного?       - Просто... - Женя чуть нахмурилась, подбирая слова. - Нужно было не сдаваться после того, как Онегин в первый раз её отверг. Я всё понимаю, тогда времена были не те, но, если уж взялась ломать моральные устои, то нужно было идти до конца. А вообще это как-то унизительно, первой признаваться, - заметила она в заключение, и Алёнка пожала круглыми молочными плечами:       - Я бы призналась. Конечно, существует риск нарваться на отказ, пусть и грубый, но лучше уж конкретно знать, что ничего не выйдет... Знаешь что, Жень? - спросила она, внезапно схватив подругу за руку. - А ты пригласи его в кино! Мама сказала, в "Болгарии" будут крутить какой-то новый фильм с Брэдом Питтом, они с отцом тоже собирались.       Представив себя в одном зале с Алёнкиными родителями, Женя тихо фыркнула и покачала головой, безмолвно отвергая предложенную идею; но Алёнка не сдавалась и продолжала фонтанировать идеями, решив, видимо, повеселиться на славу.       - Нет, ну там вообще-то ещё ужастик шёл про крыс... - начала она и расхохоталась, когда Женя сделала вид, что её стошнило - крыс она с раннего детства терпеть не могла и до дрожи боялась. - Ладно, не хочешь про крыс - не надо. Просто пообещай, что пригласишь своего Синичкина в кино!       - Ладно, - пообещала Женя без какого-либо риска, но Алёнка не отставала:       - Нет, ты правда пообещай!       Смеясь, Женя подняла правую руку, как при присяге, и торжественно изрекла:       - Клянусь здоровьем детей моих соседей, что при первой же удачной возможности сама приглашу Синичкина в кино!       Алёнка повеселела, а Женя подумала, что с таким же успехом могла пообещать подруге слетать в космос без помощи метлы. И ничего, что поклялась – бездетным Чумаковым из квартиры напротив от этого вреда не будет. Да и вообще, если только она утром верно услышала, со дня на день их отправят к бабушке Тоне в станицу, так что гипотетический поход в кино откладывался на неопределённый срок.       Была пятница, а по пятницам девочки обычно собирались дома у Морозовых и устраивали что-то вроде девичника на двоих - пекли печенье, делали какие-нибудь пустяковые салатики или горячие бутерброды и занимались всякими глупостями вроде чтения вслух статей из модных журналов или гаданий на картах, не имеющих ничего общего с настоящими Таро.       Дверь в соседнюю квартиру была опечатана - едва открылись двери лифта, Женя увидела прилепленную на верхний замок белую полоску с печатью Министерства магии. Издалека её можно было принять за прокурорскую, если бы не единственное отличие - наряду с державой вместо скипетра в лапе государственный орёл держал волшебную палочку.       Открыв дверь своим ключом, Женя пропустила Алёнку в прихожую и прислушалась – из кухни доносился громкий папин голос. Не иначе, Юрка опять провинился.       Подкравшись к кухонной арке, девочки затаились, причём Женя изо всех сил пыталась отмахнуться от возникшего чувства дежавю. Отец стоял спиной, но хватило одного взгляда в Юркино лицо, чтобы понять, что разговор идёт давно и складывается не самым лучшим образом.       - Не поеду, - отчеканил Юрка, зло сверкнув глазами и стиснув лежавший на краю стола кулак.       - Значит, пешком пойдёшь, - подытожил Григорий Алексеевич, прикуривая, и отбросил зажигалку на стол. - Тут всего сто семьдесят километров. А вздумаешь дурить - свяжу и в багажнике увезу, ты меня знаешь.       Юрка знал прекрасно, причём на собственном опыте, а потому на этот раз промолчал и не огрызнулся. И ведь нельзя сказать, чтобы в семье Морозовых царила жёсткая тирания, но, когда на кону стояли благополучие и безопасность семьи, спорить с папой было бесполезно и себе дороже. На него и в мирное-то время где сядешь - там и слезешь, а уж теперь...       Понимая, что дело его швах, Юрка встал с табурета, на котором до этого сидел, и широким шагом прошествовал в гостиную, захлопнув за собой дверь.       - Ты мне повыступай тут ещё! - крикнул напоследок Григорий Алексеевич, но тут заметил притихших девочек и удивлённо хмыкнул: - О! Привет солдатам полка молодых и красивых!       - Привет, дядя Гриша, - улыбнулась Алёнка и поспешила расцеловаться с Ольгой Петровной, которая до сих пор тихо стояла у плиты и в спор мужчин не вмешивалась. - Тёть Оль, здрасте! Что, не слушается Юрка? Сейчас воспитаем!       Жестом показав подруге, чтобы шла следом, Алёнка на цыпочках, чтобы не зацепить новенькие модные носочки, проследовала за братом подруги и остановилась на пороге гостиной. Ещё не открыв дверь, она поняла, что Юрка не расположен к общению, но всё же уточнила:       - Юр… Всё нормально?       Он не ответил, по-прежнему лёжа на спине с прижатыми к лицу ладонями. Удостоверившись, что прогонять её не станут, Алёнка вошла и остановилась за диваном.       - Ты не заболел? – уточнила она, на что Юрка с заминкой всё же откликнулся:       - Нет, всё нормально.       - А тогда почему Женька сегодня тащила два комплекта учебников вместо тебя, здорового лба? - поинтересовалась она, скрестив руки под грудью, но сама Женя тихо запротестовала:       - Алёнка, ну не надо...       Отняв ладони от лица, Юрка поднялся на локтях, смерил её недовольным взглядом и наконец объявил:       - Потому, Лёлик, что я взрослый человек, и у меня могут быть свои взрослые дела. Нужно быть полной дурой, чтобы этого не понимать, - прибавил он, и глаза Алёнки вмиг сузились до презрительных щёлочек.       - Ты что, дурой меня назвал? – уточнила она лишь затем, чтобы дать ему возможность исправиться или извиниться.       Почуяв, что ходит по краю, Юрка огрызнулся:       - Не называл, - но не сдержался и тут же запальчиво прибавил: - Очевидно же, о чём говорить?       Стиснув кулаки, Алёнка топнула ногой и громко выдохнула:       - Да сам дурак!       Задрав гордый нос, она прошагала в Женину комнату, оставив обоих Морозовых недоумённо смотреть ей вслед.       Вздохнув, Женя села на диван у брата в ногах и уточнила:       - За что ты опять Алёнку обидел?       Вопрос прозвучал просто, но всё же Юрка ощутил, как колотится где-то под языком одинокая колкая жилка.       - Не трогал я твою Алёнку, - возразил он, но Женька лишь вновь вздохнула:       - Как не трогал, когда ты её только что дурой назвал…       - Потому что не надо себя как дура вести – тогда и называть дурой не будут. Я, между прочим... И пусть не ведёт себя, как маленькая, так ей и передай, - строго прибавил он и указал отставленным пальцем на плотно закрытую дверь комнаты.       Женя в ответ покачала головой. Назвать Алёнку маленькой язык мог повернуться только у Юрки, который на непоправимые три года старше.       Алёнка всегда казалась старше своих лет и ещё пятиклассницей спокойно проходила на фильмы «до шестнадцати». И дело было не в росте – многие одноклассницы были ещё выше – а в спокойной, уверенной манере поведения, во взрослом смелом взгляде. В шестом, когда класс ехал на междугороднем автобусе на экскурсию в Музей магического наследия и непомерно расшалился, именно к ней принялись взывать сердитые пассажиры - приняли, должно быть, если не за училку, то во всяком случае за кого-то вроде пионервожатой.       Решив, что пока что лучше оставить брата с его угрюмым настроением наедине, Женя поднялась на ноги, но внезапно Юрка резко сел и остановил её стремительное движение, крепко схватив за руку.       - Не удирай, партизанка… - устало позвал он, поднявшись на ноги, и вдруг обнял с неожиданной силой, грозя раздавить плечи, переломить недостаточно гибкую шею.       Испугавшись прилива внезапно обрушившейся на неё любви и нежности, Женя всё же покорно нырнула брату под руку и осторожно позвала:       - Юрик… Ты чего?       - Ничего, - коротко откликнулся он, но рук так и не разжал. – Всё хорошо.       - Точно? – с сомнением переспросила Женька и, извернувшись, заглянула ему в лицо.       Дёрнув губой в безнадёжной попытке усмехнуться, Юрка пригладил ей сбившиеся от объятий волосы, смахнул со щеки беглую ресницу и со вздохом успокоил:       - Точнее не бывает, Женёк... Ну, беги. Какой фигнёй вы там сегодня занимаетесь?       Нисколько не обидевшись на "фигню", Женя с улыбкой откликнулась:       - На суженого гадаем.       В этот раз Алёнка подготовилась куда более основательно, чем на прошлой неделе, и притащила с собой какую-то пёструю колоду вроде настоящих карт Таро, которую принялась с очень умным видом раскладывать, изредка сверяясь с инструкцией из упаковки. И вроде бы делала всё, как написано, а вышло что-то совершенно невразумительное - то ли в самом деле звёзды так сложились, то ли Алёнка что-то с картами напутала, но получилось так, будто в Женю кто-то страстно влюблён.       - Прям без памяти, - со значением кивнула Алёнка, глядя в пасьянс и морща гладкий лоб. – Только ты сама влюбишься в кого-то не того.       - Как это? – не поняла Женя.       Алёнка развела руками и почесала щёку:       - Не знаю… Может, не в того, кто тебя полюбит?       Женя рассмеялась, а потом встала и, протянув руку, сгребла карты в одну неряшливую кучу на край стола.       - И правильно! – со смехом поддержала Алёнка, помогая собирать карты обратно в коробку. – Всё равно фуражки я там не увидела.       Женя в шутку замахнулась на неё ладонью, и несколько карт от сквозняка слетели со стола, а одна и вовсе приземлилась ей на колени. Девушка перевернула её рубашкой вниз и с интересом уставилась на изображение мальчика с флейтой.       - Трубадур, - продемонстрировала она карту Алёнке.       - Трубадур – это типа шута? – нахмурилась она и снова потянулась за книжечкой с инструкцией.       - Да нет, они певцами были, - поправила Женя, разглядывая глянцевитую картинку. А после отбросила карту в общую кучу. Чепуха это всё. Наверняка, Алёнка снова что-то напутала, и вместо большой любви будет «тройка» по превращениям.

***

      Ника проснулась оттого, что Лялька снова заскрипела.       Пролежав лицом в подушку с добрую минуту, она наконец поняла, что вставать никто не собирается, и перебросила тренированные ноги через край кровати, а после села, зевая и почёсывая голову. Строго говоря, это и не кровать была, а раскладной диван, но всё лучше, чем раскладушка.       На этой самой раскладушке у серого окна заворочался Игорь и, подняв всклокоченную со сна голову, потребовал:       - Да угомони ты её, блин… Ночь-полночь…       - Какая тебе ночь? – огрызнулась Ника, но всё же сунула ноги в тапочки и, запахивая на груди халат, вышла в коридор от греха подальше.       В комнате, гордо именуемой родительской, кроме самой Ляльки внезапно обнаружился ещё и Антон; привалившись к самой батарее, он лежал спиной к дверям и до того блаженно храпел, что было понятно - накануне долгожданную получку обмывали уж больно хорошо. Повезло, что тётя Света ещё не вернулась с суток; застань она мужа в таком состоянии, явно бы не обрадовалась.       Зябко поёжившись, Ника подошла к детской кроватке у восточной стены и машинально качнула её из стороны в сторону, но Лялька и не думала успокаиваться. Поморщившись, она всё же собралась с духом и просунула ладонь под скрюченные ножки-палочки - нет, не мокро. Значит, просто проснулась и испугалась.       - Отец ты или ирод? – напустилась Ника на Антона, сонно заворочавшегося в этот самый момент. – У него ребёнок разрывается, а он дрыхнет!       Антон в ответ лишь отмахнулся сквозь сон и пробормотал что-то бессвязное – ясное дело, после такой гулянки ещё не скоро проспится. И то сказать, из всех жильцов Ляльку слышала только сама Ника и вечно бодрствующая соседка Тамара Тимофеевна; скрипела сестра тоненько, а плакать и вовсе не умела.       Вот и сейчас, протянув скрюченные спазмом ручки, она пыталась исторгнуть из горла хоть какой-то связный звук, но не преуспела, всё ещё охваченная коконом ночного кошмара.       Поправив сестре совершенно детское одеяльце, Ника оперлась локтями в бортик и таким манером ещё немного покачала кроватку, задавая плавный, колыбельный ритм.       - Куля… - жалобно пробормотала Лялька, вновь погружаясь в пучину психоделических снов.       - Спи-спи, - напутствовала она, погладив сестру по сырой от пота голове.       Китайские часы в виде "ролекса" на стене показывали без четверти семь, значит, ложиться смысла уже не было, всё равно вставать на смену. Позволив себе ещё минутку помечтать о том, каково это - всё лето валяться на пляже с книжкой, обгорая до кровавой корки, а не гробиться за копейки, Ника свернула пушащиеся после ночи рыжие волосы пучком на затылке и отправилась умываться.       Процедура наведения красоты помимо ожидаемого удовлетворения молодой девушки от вида собственного отражения всегда сочеталась для Ники с легчайшим чувством омерзения. Квартира была на два хозяина, и формально их семье принадлежали всего две комнаты. Не коммуналка, конечно, но всё же места общего пользования, включая и вожделенную ванную, были основательно загажены. Разумеется, Ника вдвоём со старшей сестрой Машкой регулярно старались отмыть этот рассадник бактерий и дурного настроения, но получалось мало - спасибо соседям.       Будто почуяв обращённый к ней поток мыслей, в квартире появилась и сама Машка - выйдя из ванной, Ника столкнулась с сестрой нос к носу.       - Элька опять опоздала, - пожаловалась она, стаскивая туфельки без помощи рук. - Думала, опять Ларисе Викторовне на неё жаловаться придётся. Мамы нет?       - Пока нет. - Ника зевнула, прикрывая рот ладонью. - Лучше бы ей подзадержаться - Антон опять вполпьяна.       - Да? - Машка жалобно приподняла светлые брови. - Блин...       - Вот-вот, - кивнула Ника, и девушки переглянулись с глубоким пониманием ситуации.       Тётя Света, Машкина мама и Никина тётка по совместительству, работала фасовщицей на хлебозаводе и с ночных смен обычно приходила усталой и злой. Что до Антона, то он кем только ни работал, вот только нигде дольше пары месяцев не задерживался. От этого, а ещё потому, что был много младше жены, Ника и Машка иногда смотрели на него не как на отчима, а как на ещё одного брата – шкодливого, непутёвого, но всё же родного.       - Опять по шее получит, дурак, - вздохнула Машка, распустив туго заколотые на макушке волосы и тут же вновь собрав, закалывая посвободнее. - Лялька как?       - Ночь спала, - похвасталась Ника, будто спокойствие сестры было её личным достижением. - Под утро чего-то зашуршала, а сейчас опять спит.       Удовлетворённо кивнув, Машка потёрла зудящие от недосыпа веки и бросила взгляд в висевшее на стене зеркало, что-то высматривая.       - Да красивая, красивая, - заверила Ника и, подойдя со спины, обхватила сестру за плечи. Собственно говоря, Машка ей была не родная, а двоюродная, как и все здесь, но это в конечном итоге ничего не меняло.       - Подлиза, - хмыкнула она, щёлкнув Нику по носу, и едва успела посторониться, чтобы не задело входной дверью.       Это вернулась тётя Света, да не с пустыми руками, неся в каждой по полному с горкой пакету.       - Мам, это чего? - забеспокоилась Машка и поспешила принять пакеты, чтобы помочь. Внутри оказались какие-то вещи, по виду детские, включая и пару ботиночек на толстой подошве.       - Танька Куликова отдала, - ответила тётя Света, обмахиваясь крупными ладонями. - У неё от младшей осталось... Вещи новые почти, Ляльке сгодится.       Машка обновкам обрадовалась, потому что одёжки были очень яркие и по-своему красивые, а Ника недоумённо приподняла бровь и спросила:       - А ботинки-то ей зачем?       - Вот дура, а... - беззлобно протянула тётя Света, сложив руки на животе и глядя на Нику как на докучливое и не слишком сообразительное домашнее животное. - Чтобы ноги зимой не мёрзли! И вообще, нечего тут стоять, иди собираться! И патлы причеши.       Ника предпочла повиноваться, чтобы не портить тётке в кои-то веки приподнятое настроение, при этом в глубине души искренне недоумевая, зачем Ляльке ботинки. Всё равно ведь не ходит...       Одевшись за дверцей шкафа и собрав "патлы" в тугой хвост на макушке, она чуть подкрасилась и уставилась в мутноватое зеркало на внутренней стороне дверцы. Быть может, стоило принарядиться в честь особенного дня... Вот ещё, оборвала она поток собственных мыслей и рывком закрыла шкаф. Ничего особенного.       Оказывается, всё это время тётя Света и Машка дожидались её - не иначе как с целью раздачи ценных указаний.       - И смотри мне, - предупредила тётка, дёргая замок на Никиной тоненькой куртке, - чтобы сегодня всё чин чином.       - Ладно, - отмахнулась она, но тётка замок всё не выпускала, поэтому пришлось дать честное слово: - Ладно, тёть Свет. Сразу грубить не буду.       Удовольствовавшись таким ответом, Светлана руку наконец разжала и подтолкнула племянницу к выходу. Кто бы знал, чего ей стоило уговорить Глеба на эту встречу – оно и понятно: не каждый, узнав, что у него есть семнадцатилетняя дочь, захочет с ней видеться. Но Свиридов, бывший одноклассник, хоть и был круглым идиотом и мямлей, но идиотом любопытным, а потому не сразу, но на приглашение приехать согласился.       Выйдя в тамбур, Ника присела на низкую полочку и принялась обуваться, втискивая ноги в новые кеды - подарок себе-любимой по случаю успешного окончания учебного года. Машка вышла следом и теперь, привалившись плечом к косяку, напряжённо наблюдала за сестрой.       - О чём ты с ним говорить будешь?       Окинув обеспокоенное лицо сестры взглядом, Ника наконец коротко покачала головой.       - Ой, Машка, родненькая, не знаю... - протянула она, потерев щёки - осторожно, чтобы не испортить какой-никакой макияж. - Я уж и сама не рада, что согласилась. Может, повезёт и он вообще не покажется?       - Может, и так. - Машка пожала плечами. - Но ты позвони, если что, ладно?       - Ладно, - пообещала Ника и клюнула её в доверчиво подставленный висок. - Ты иди, отсыпайся, пока Лялька спит.       Впрочем, надежда была напрасной, поскольку в этот самый момент из родительской спальни донёсся властный окрик тёти Светы:       - Да что я, семижильная, что ли?!       Поначалу дружно втянув головы в плечи, девочки захихикали - что ни говори, а перепалки тёти Светы и Антона иной раз можно было вместо юморесок показывать в программе "Аншлаг". Конечно, смешного в этом было немного да и юмор казался весьма своеобразным, вряд ли понятным кому-то кроме домашних, но всё-таки Ника в глубине души надеялась, что они никогда не перестанут смеяться.       Выпорхнув за дверь квартиры, она спустилась крутой лесенкой и вышла из подъезда, поёжившись от утренней прохлады. Прошагав до темноватой арки, она вышла со двора на улицу и остановилась, удивлённо хихикнув - несмотря на то, что вышла она раньше обычного, Виталик уже ждал на обычном месте возле тумбы с рекламными объявлениями.       Подкравшись, Ника закрыла ему глаза ладонями и весело потребовала:       - Угадай, кто?       - Никуша, тебя невозможно не узнать, - усмехнулся Виталик и, вывернувшись из хватки, чмокнул подругу в щёку. - Ты сегодня рано.       - А сам-то, - попеняла она, беря Виталика под руку и делая первые шаги в сторону пешеходного перехода. - И хватит уже звать меня Никуша - говорила же, что терпеть не могу.       Ничего не ответив на порицание, Виталик скосил глаза, сверху вниз глядя на Никину рыжую макушку, и окликнул:       - Ну, у тебя сегодня тот самый главный день?       Ника в ответ издала какой-то мало поддающийся толкованию рык, так что без слов становилось понятно, что тема эта ей крайне неприятна и она поговорила бы о чём угодно, кроме этого.       - Ой, да сколько можно! - всплеснула она руками и нажала кнопку на светофоре. - Всю неделю только и слышу - вот, придёт Свиридов! Вот смотри, придёт! Ну придёт, мне-то что? Что он есть, что нет его - какая мне разница?       - Так-таки и никакой? - уточнил Виталик, приподняв брови, и Ника нахмурилась, понимая, что соврать открытым текстом просто не сможет.       Предстоящее знакомство с биологическим отцом её и впрямь не волновало, но приносило некий дискомфорт. Ника вообще считала себя не самым лёгким на подъём человеком, а потому любое отклонение от повседневности заставляло её нервничать, подспудно ожидая худшего. Беспокойства добавляло ещё и то, что у них не было конкретной договорённости о встрече - тётя Света сказала лишь, что он может появиться у Ники на работе, причём сделать это в любой день. Вот и сиди, замерев в ожидании! А уж рассиживать ей было некогда - работа официантки этого просто не предполагала.       - Никакой, - подтвердила она, сверкнув на Виталика глазами. - И вообще, будешь вредничать - запрещу меня провожать и буду сама ходить на работу и обратно! До конца лета!       Прикинув вероятность исполнения угрозы, Виталик тихо хмыкнул и пропустил приятельницу в прохладный сумрак служебного входа.       От дверей вглубь кафе с пафосным названием "Александрия" вёл узкий коридорчик, в конце которого обыкновенно дежурила пара охранников; вот и сейчас ход перегородил плечами двухметровый бугай Серёжа, рядом с которым плясал, вытягивая от усердия шею, какой-то модный парень в джинсе.       - Ника! - крикнул Серёжа, махнув рукой и едва не зашибив модника. - Иди сюда. Не пойму, кого хочет - Ангелину какую-то!       Хмыкнув, Ника мгновенно поняла, в чём дело, а парень в джинсе, предчувствуя послабление в контрольно-пропускном режиме, подскочил к совершенно обалдевшей Нике и горячо зашептал:       - Никуша, не дайте разбиться сердцу! Ангелина, худая, блондинка, - описывал он, доверительно придержав девушку за локоть. - Она точно тут у вас работает...       Переглянувшись с Серёжей, Виталик скрестил руки на груди и с ухмылкой принялся ждать грозы, потому что не иначе, как злой рок подсказал несчастному влюблённому обратиться именно к Нике, когда она сильно не в духе.       Дрогнув плечами от плохо скрываемого отвращения, она собралась и вырвала руку.       - У нас здесь все худые, - отрезала она. – Это раз. Девушек с именем Ангелина в нашем кафе нет – это два. Никуша я только для самых близких и родных, для остальных – Вероника Артуровна. Это три. Идём, Виталик.       Рядом с лестницей на второй этаж висел на стене телефон; посудомойка Лиза, пользуясь свободной минуткой, что-то нежно, с придыханием лепетала в трубку. Виталик подкрался к ней сзади и, озорно оглядываясь на Нику, принялся щекотать под рёбрами.       - Да-а? Да что ты говоришь… - сдавленным голосом продолжала Лиза, отбиваясь. – Пра-а-авда-а?.. – Наконец она не выдержала и, прикрыв трубку ладонью, злобно зашипела: - Отвали, Латунов!       В нише у окна спешно докуривала стайка ребят-официантов. Заметив в толпе Вику Самохину, которая обычно и представлялась однодневным поклонникам Ангелиной, Ника помахала рукой и вместо приветствия крикнула:       - Вик! Длинный, носатый – твой? Иди, спасай Серёжу, пока его штурмом не взяли.       Передав сигарету стоявшему рядом Кириллу, Вика подошла к Нике и скучающим тоном призналась:       - Ой, да понтов до чёрта, а сам жмот.       - Главное – чтобы человек был хороший, - назидательно заметил Виталик, оставивший наконец бедную Лизу в покое, на что Вика лишь ухмыльнулась:       - Ну да, пойди это в детском саду через дорогу расскажи.       Сочувственно вздохнув, Ника почти с искренним чувством пожелала:       - Тебе бы, Викуля, бизнесмена…       - Ты что! – возмутился Виталик. – Генерала при медалях и казённой квартире!       Игра была привычная для всех и уже почти наскучившая, но всё же ребята, побросав сигареты, с готовностью на разные голоса подхватили:       - Банкира!       - Артиста!       - С дачей!       - С «БМВ»!       - Ты что – с «лимузином»!       - Девчоночки, главное забыли! – Виталик назидательно поднял указующий перст и с непередаваемым пафосом объявил: - С богатой русской душой!       Официанты так и покатились со смеху, а Виталик, чмокнув Нику в подставленную щёку, гордо прошествовал на кухню, прихватив с собой Лизу, которая едва успела бросить трубку на рычаг.       Хохоча вместе со всеми, Ника не сразу почувствовала на себе заинтересованный взгляд и обернулась, глазами отыскивая того, кто буквально просверлил ей спину между лопаток. И нашла ведь, будь он неладен...       Хоть и непонятно, под каким предлогом Серёжа пропустил его внутрь, ошибиться было невозможно - Глеб Викторович Свиридов собственной персоной стоял чуть в стороне от ребят, притаившись за пузатой вазой так, что и не сразу заметишь. Сравнив нынешний образ с тем, что видела на единственной оставшейся у тёти Светы фотографии, Ника с внезапным злым удовольствием отметила, что за прошедшие годы её папаша знатно опаршивел, обзаведясь не только пивным брюшком, но и занимающейся на макушке лысиной. Одет он был аккуратно, но очень скромно и теперь как-то нелепо смотрелся в предбаннике кафетерия, полном застоявшегося запаха кофе, корицы и жжёного сахара. Больше всего он напоминал инженера, но только в качестве героя наскучившего анекдота.       Судя по удивлённо приподнятым бровям, она тоже ожиданиям Свиридова не вполне соответствовала, но Нику это не слишком огорчило, поскольку она в принципе не собиралась соответствовать хоть чьим-то ожиданиям.       - Уже полчаса тебя ждёт, - сообщила Вика с ядовитой усмешкой. - Ухажёр?       - Иди ты, - откликнулась она и, сняв с крюка фартук, принялась обматывать талию широким поясом, лишь бы хоть как-то потянуть время. Но продолжаться до бесконечности так не могло, и Ника, собрав всю немалую силу воли в кулак, отделилась от толпы приятелей и подошла к визитёру, стараясь не загребать ногами от волнения и не краснеть.       - Вероника? - спросил он, сделав пружинистый шаг навстречу. - Я хотел тебя видеть.       Она, не довершив оборота головы, вскинула зелёные глаза – Господи, Лизины, совершенно Лизины! – и медленно ответила, чеканя каждый звук:       - Я догадалась.       У неё на виске отчётливо выступала упругая синяя венка, и Глеб Викторович, машинально коснувшись собственного виска, представился:       - Моё имя…       - Ваше имя мне известно, - перебила она и повернулась к коллегам: - Вик, мы поговорим немного, ладно? Ты иди, дальше я сама. Иди! - повторила она, когда девушка не двинулась с места.       Проводив Вику долгим взглядом, Глеб Викторович неимоверным усилием воли поднял глаза на свою – о, Господи… - дочь и в отчаянии выпалил первое, что пришло в голову:       - Почему Артуровна?       - Врача, который у мамы роды принимал, Артуром звали. Во такой мужик, - оценила она, подняв большой палец.       Глеб Викторович, который в глубине души ожидал одного – растерянности, бессвязного лепета, непонимания и горьких слёз запоздалого узнавания – оторопел: не подозревал, что от него может родиться такая. Он сам никогда не был настолько наглым, но это было и не Лизино воспитание, нет – она всегда была чересчур нежной и всепрощающей, пусть даже её благодетельность иной раз граничила с откровенной глупостью. Неужели Светка похозяйничала? Да нет, у неё своих детей под каждой юбкой по трое, не до воспитания племянницы. И всё же… Всё же в Веронике чувствовалась чья-то твёрдая рука, подчас пугающая силой, но всё также упорно сгребающая в охапку и утаскивающая в нужном направлении, - вот только отгадать обладателя этой руки не представлялось возможным.       - Зачем ты пришёл? – удивилась она, без зазрения совести говоря ему «ты», будто они были знакомы так, как это и положено – всю её жизнь, до самого конца его.       - Света… Твоя тётя мне рассказала про…       - Про то, что я существую? – уточнила она, легко прервав его потерянный шелест, и насмешливо приподняла бровь, одновременно сузив удивительно яркие зелёные глаза. – Так это дело решённое, я никуда ведь не денусь. Тебе-то что с того? Я так понимаю, до сих пор ты жил довольно безбедно.       Это было сказано настолько равнодушным тоном, что Глеба Викторовича пробрала унизительная дрожь.       - В отличие от тебя, - огрызнулся он и тут же укорил себя – как низко опускаться до уровня девчонки! – Мы с твоей тётей решили, что тебе удобнее будет пожить у меня – хотя бы некоторое время, в качестве эксперимента…       Он не договорил, потому что она вздёрнула подбородок и с непередаваемым горловым смешком уточнила:       - А я что, кролик подопытный? Неслабый выйдет эксперимент… Глеб Викторович, Вас жена-то не заругает?       Её ядовитый тон наконец сделал дело, и Глеб Викторович, взяв себя в руки, отчеканил:       - Это тебя волновать не должно. Я принял решение и надеюсь, что ты как взрослая здравомыслящая девушка меня поддержишь и не станешь упрямиться.       Впившись пальцами в собственные локти, Ника высокомерно приподняла брови и откликнулась раздражающе спокойным тоном:       - Ну так я твоё решение не поддерживаю. Что дальше?       Даже замолчав, она не отводила взгляда, и Глеб Викторович вдруг увидел, как высокую фигуру - всё тот же идиотский оранжевый фартук, всё те же прилипшие ко лбу оранжевые волосы - подёрнуло странной рябью, на миг растворило в мареве огней, и только глаза, смарагдовые, совершенно спокойные, смотрели на него из этого марева. И такие это были странные да и вообще – нечеловеческие глаза, что Глеб Викторович в самом прямом смысле слова подскочил, когда хлопнула дверь.       - Добро! – позвал выглянувший с кухни белобрысый мальчишка. – Бутер будешь?       - Сейчас приду, - добродушно отмахнулась она, мгновенно меняя выражение лица на куда более благосклонное. – Оставь мне немного, ладно?       Напоследок опалив Глеба Викторовича заинтересованным наглым взглядом, парень вновь скрылся за дверью, и Ника сделала какое-то порывистое движение, будто хотела идти следом тут же, сию минуту, лишь бы подальше отсюда, но всё же обернулась напоследок.       - Не ходи сюда больше, - попросила она таким тоном, словно лучше было повиноваться. - И тётю Свету не беспокой. Не надо.       Она ушла, даже не оглянувшись, чему Глеб Викторович был искренне рад, но вместо того, чтобы сразу пойти на кухню, Ника свернула налево перед лестницей и вошла в уборную, прислонившись спиной к закрытой двери.       Ещё пару лет назад она страстно мечтала с ним увидеться, хотя бы раз - просто посмотреть в глаза и спросить: папа, где ты был? Почему не защитил нас в тот момент, когда маму оборотни рвали на куски? Почему не появился тогда, когда меня поместили в дом ребёнка, а оттуда передали тёте Свете, раз и навсегда лишив хоть каких-нибудь перспектив? Впрочем, одного короткого разговора оказалось достаточно, чтобы понять - ответов на эти вопросы она не получит. Только и может мычать, как телок, с внезапной злостью подумала она, подошла к раковине и заткнула слив пробкой, чтобы вода набиралась. А ещё пытается играть во взрослого и более умного. Тебе будет лучше пожить у меня, бе-бе-бе...       Были бы деньги на хорошего адвоката - подала бы на этого идиота в суд, чтобы ссудить алименты разом за все семнадцать лет. Может, в Министерство магии жалобу написать? Мол, пожалейте сироту бесприютную... Ника даже усмехнулась, вспомнив любимый с детства мультфильм. Если у неё и остались приятные воспоминания о детстве, то чумазый домовёнок явно входил в их число.       Толку-то с той жалобы - Свиридов всё равно не колдует, а раздувать скандал до масштабов межсообщественного Ника не хотела. Не велика птица, да и у неё нет ни средств, ни влияния, чтобы разрешить конфликт в свою пользу. Нет, надо, надо идти после школы в инквизиторы - тогда будут и деньги, и влияние, и значок нарядный... Конечно, служба бывает опасной, но плюсов всё же больше. Казённый паёк, опять же, прибавила она в колонку положительных черт и поморщилась от урчания в собственном животе. В самом деле, нужно перед сменой хотя бы бутербродов на кухне перехватить. Талька добрый, он накормит.       Выключив воду, которой набралось уже до самого бортика раковины, Ника хотела уже выдернуть пробку, но вместо этого внезапно нахмурилась и провела кончиками пальцев над самой поверхностью воды, так что та вдруг дрогнула, сотрясаясь изнутри. Она поспешно убрала руку, но рябь не успокаивалась, становясь всё сильнее и теперь походя на завихрения.       Все окружающие звуки стихли, оставив лишь утробный гул вихрящейся воды, и тогда из самого центра образовавшегося водоворота, откуда-то снизу показалась узкая ладонь. Медленно протягивая белые пальцы с обломанными, посиневшими ногтями, рука выросла над поверхностью воды как жуткий диковинный цветок и наконец плавно повернулась ладонью вверх, ожидая подачки.       Не дрогнув и не запнувшись, Ника протянула руку и с болезненной усмешкой облегчения нежно сжала холодные пальцы.