Пэйринг и персонажи
Описание
Урри думал, что это всего лишь небольшая жертва с его стороны, ведь чего не сделаешь ради хорошей работы и отдельной жилплощади...
Часть 1
24 октября 2024, 07:34
Голос был женский, невысокий и бархатный. И исполнял совсем по-другому, не как Синатра. Исполнение Синатры, откровенно говоря, Мику не нравилось вовсе, хотя в жизни он предпочитал именно мужской вокал. Но женщина, Мик так и не понял, как же её зовут на самом деле, пела мягко, плавно и завораживающе — словно неярким лунным светом пронизывая всё вокруг своей песней. Даже самого Мика. Свет молочной дымкой струился по коже, проникал сквозь поры, подхватывал его и уносил ввысь, к звёздам, хороводом кружившимся где-то между Юпитером и Марсом. И Мику казалось, что его и впрямь крепко держат за руку, а сердце само поёт о весне. Действительно, какая она на Марсе?
Клавиша магнитофона отщёлкнула обратно, песня закончилась. Всё, если подумать, закончилось. Песня, особенные обязанности, странные отношения. Его, Мика, тотальная зависимость и безоговорочное подчинение. Теперь — свобода. Только небо, только ветер, только радость впереди… Другая песня. Которая почему-то никак не ложится на сердце.
“All I worship and adore!..” — пропел Мик и открыл бар. Начатая им ещё вчера бутылка Бушмилса как бы говорила: “Допей меня!”, и Мик не стал спорить. Плеснул в низкий стакан янтарной жидкости где-то на треть, чтобы прикрыть кубики льда, и сделал глоток. Следовало сказать: “С началом новой жизни, Микки! Чёртов везунчик!” Но Мик лишь повторил: “You are all I long for all I worship and adore… Спи спокойно“.
Дорого обставленная двухкомнатная квартира, так внезапно оказавшаяся в его полном распоряжении, теперь выглядела пустой и неуютной. Давила на Мика своими тёмно-зелёными с золотом обоями, укоряла благородным деревом кабинета, недобро поблёскивала лакированной антикварной мебелью и душила мягким ворсом ковра
***
Мик помнил этот день. Он стоял посредине небольшой площади, образованной главным административным корпусом, испытательной лабораторией и цехом N12 и смотрел на возвышающуюся на другом конце “Теймера” высотку “Института кибернетики”. И думал, что у них там и столовая, наверное, лучше, и работа интереснее, и мотаться по всей стране не надо. Ему до чёртиков надоели командировки. И ладно бы он ездил по крупным городам, где культура, развлечения, гостиницы и удобства!.. Нет, его удел был буровые, кустами разросшиеся в таёжных медвежьих углах, степях и тундре, и практически полное отсутствие связи с внешним миром; бытовки и вынужденные соседи в них — вахтовики и такие же бедолаги-специалисты, как он сам. Сначала Мик обрадовался — ещё бы, после института его распределили не куда-нибудь, а в “Теймер”! Огромное, известное на весь Союз научно-производственное объединение, занимающееся всем чем угодно в области науки, техники и даже биоинженерии. Работать в этой организации мечтал каждый выпускник, и Мик тут исключением не был. Одна беда, робототехник по специальности Мик Урри, оказался вовсе не в том подразделении, которое занимается роботами, и уж конечно, не биороботами (предел мечтаний, но куда ему — надо на другую кафедру идти было), а всего лишь там, где проектируют и производят системы управления для буровых установок. Тоже, в общем-то, автоматика, но не та… Как самого молодого и одинокого, начальство естественно отправляло на наладку Мика. А Мик очень скоро понял, что уже на стенку готов лезть от бесконечных разъездов. Тем более, что они успели не только надоесть ему сами по себе, но и здорово подпортить личную жизнь и… жилищные условия. Дело в том, что москвичом Урри не был. Родился и вырос в Истре, в доме, переполненном ближней и дальней роднёй, и, уехав учиться в столицу, сначала даже почувствовал некую свободу: в его комнате в общаге было всего два соседа! Потом дела пошли ещё лучше — курсе на четвёртом, на танцах, Мик познакомился с девушкой, тоже студенткой, и стал с ней встречаться. А через год их вялотекущего романа обнаружил, что его настойчиво зазывают собрать свои вещи и перевезти их в отдельную однокомнатную квартиру в Черёмушках. Мик подумал-подумал и согласился. Всё же делить своё жизненное пространство с одним человеком куда лучше, чем с двумя. Правда, к диплому выяснилось, что совместная жизнь — штука, конечно, хорошая, но без штампа в паспорте хорошая недостаточно. В целом, Мик с такой постановкой вопроса был вполне согласен. И даже искренне считал, что из сожительницы его выйдет прекрасная жена и мать. Проблема была в самом Мике: он к созданию семьи не был готов совершенно. Объяснял это он себе достаточно просто — семнадцать лет своей жизни прожил в семье с кучей разновозрастных племянников, дядюшек-тётушек, родных и двоюродных, дедушек-бабушек, кузин и кузенов, и наелся этого счастья с лихвой. И вроде бы его девушка поняла его… Вроде бы. Пока однажды, как в классическом анекдоте, Мик не вернулся из командировки на два дня раньше. И, ранним воскресным утром, открыв своим ключом дверь, увидел в собственной постели постороннего мужика. Обидно было ужасно! Как она могла так поступить с ним? За что? Однако бить морду хахалю своей сожительницы, устраивать сцены ревности и пытаться выяснить отношения Мик не стал — молча собрал вещи, благо было их не так много, и ушёл. В никуда. Перекантовавшись ночь на вокзале и пару в подсобке одной из теймерских лабораторий, Мик добился выделения ему койки в общежитии рабочей молодежи и совсем приуныл. А через месяц “весёлой” жизни под одной крышей с тремя склонными к выпивке и не самыми аккуратными в быту соседями уже всерьёз подумывал, что того мужика в своей постели разумнее было бы просто не заметить или даже поздороваться с ним за руку и предложить пропустить по стопке. И тем не менее именно от разрыва с девушкой Мик страдал не сильно. Ему было удобно с ней, он неплохо к ней относился… но и всё. Влюблён он никогда не был. “Ну, может и правильно, что ушёл, — пришёл к окончательному выводу Мик. — Пусть с тем, кто её по-настоящему любит, попробует жизнь построить. А не со мной время теряет”. Только вот оправдание высокими мотивами случившейся с ним опять жилищной неустроенности у Мика получалось плохо. Хотелось уже стабильности, комфорта, налаженного в конце концов быта и чего-нибудь ещё, материального и безусловно приятного. И развязаться с идиотским командировками. Квадратная башня “Института кибернетики” доминировала над всей теймерской застройкой, как донжон в рыцарском замке. И даже внешним видом чем-то на него походила — никакого стекла, модных абстракций и прочего конструктивизма. Только кирпич, редкие небольшие окна и, внезапно, шатровая крыша с маленькими башенками по углам. Говорят, изначально проект был разработан для администрации всего объединения, и это неудивительно — руководство “Теймера” было куда больше, чем руководство не самого маленького города, а уж бюджетом ворочало таким, что, по слухам, любую страну третьего мира за пояс заткнёт. Но как бы то ни было, а в итоге администрация получила другое, тоже большое, но ничем не примечательное здание, а в Башне разместился “Институт”. Проект немного доработали — убрали часть окон, многочисленным институтским лабораториям естественный свет был ни к чему — но вот большие круглые часы на фасаде оставили. И странные скульптуры по бокам тоже — в народе их быстро прозвали памятниками первому директору “Теймера” и первому главному инженеру. Хотя издали оба больше смахивали на вытянувшихся во весь рост горгулий. — Эх, вот бы туда попасть! — мечтательно вздохнул Мик, щурясь на чернеющий в лучах заходящего солнца силуэт “Института кибернетики”. — Хоть кем! Хоть младшим лаборантом с голым окладом. — Ищите работу, молодой человек? Мик невольно обернулся. Рядом стоял невысокий худой мужчина лет пятидесяти пяти, в длинном чёрном плаще и широкополой шляпе, всем своим видом больше напоминающий итальянского мафиози, какими их показывают в фильмах, чем сотрудника режимного предприятия, и тоже смотрел на высотку. — И да и нет, — немного смутился прямому вопросу Мик. Незнакомец перевёл на него взгляд и вопросительно выгнул бровь. — Я работаю, здесь, в “Теймере”. В “Системных технологиях”, наладкой оборудования занимаюсь. А хотелось бы туда, — Мик кивнул на Башню. — Я больше роботов люблю. — Вот как, — с видом участливого удивления заметил незнакомец. — А что же вы умеете, молодой человек, раз думаете, что можете работать там? — Всё! — с жаром выпалил Мик, на секунду представив, что он и правда способен на всё, лишь бы оказаться сотрудником заветной башни. — Только приказа жду. Приказа Мик действительно ждал, но уже давно перестал верить, что когда-нибудь его получит. Мечты мечтами, но и сложа руки он тоже не сидел, регулярно строча руководству заявление с просьбой о переводе его в соседнее подразделение “Теймера”. Собственно в кадры самого “Института кибернетики“ он ходил не раз, но никаких подходящих вакансий для него всё не находилось. — Приказа о переводе, я имею в виду, — пояснил на всякий случай Мик. — Начальство прямо не отказывает, но сколько я не просился, ничего конкретного мне так и не ответили. Ждите, когда будет возможность! И всё… Незнакомец смерил его взглядом, придирчиво и чересчур внимательно, так что Мик на какое-то мгновение даже почувствовал себя голым и лишь усилием воли не прикрыл руками несуществующую наготу. А незнакомец всё продолжал скользить глазами по его груди, животу, рукам и ногам, по лицу и шее, словно сканируя его тело для каких-то одному ему понятных целей. Это было непривычно и странно, и Мик, невольно сам заразился этой игрой — принялся изучать внешность своего случайного собеседника. “Мафиози” был жилист и худ, в его резких и, как показалось Мику, выверенных движениях чувствовалась сила и какая-то непривычная Мику грация, которую меньше всего ждёшь от мужчины, тем более от мужчины немолодого. Удивительнее было его лицо — до предела живое и выразительное, но всё же некрасивое — узкое, длинное, с крупным носом и ртом, близко посаженными тёмными глазами, пронзительно глядящими из-под широких густых бровей, с мешками под нижними веками, высоким лбом с угадывающимися под шляпой залысинами и глубокими носогубными складками, вместе с линией рта образовавшими на лице незнакомца почти что равносторонний треугольник. Большие оттопыренные уши, чуть прикрытые чёрными, без намека на седину, волосами завершали этот далёкий от понятий “красота”, “миловидность” или даже “симпатичность” образ. И тут мужчина улыбнулся. А Мик сразу же забыл про все нелестные определения, которыми успел про себя наградить незнакомца, и заменил их на “интересный”, “представительный” и… “бывший привлекательным лет тридцать назад”. — Так на что вы готовы ради работы своей мечты? Мик тряхнул головой и проморгался, чтобы смахнуть наваждение: видимо, “мафиози” не первый раз спрашивал его. — На всё! — выдохнул Мик. — Абсолютно на всё, — и, немного испугавшись, ведь неизвестно как поймёт его слова незнакомец, о котором он и сам толком ничего не знает, добавил: — В рамках закона, разумеется. — Отлично! — просиял “мафиози”, на секунду снова ослепив Мика своей улыбкой, и протянул ему руку: — Александр Сергеевич Стамп, руководитель “Лаборатории систем управления специальными объектами” “Института кибернетики” НПО “Теймер”. Для своих — Алекс. — Урри. Мик Урри… — отрывисто, словно и сам был роботом, произнёс пораженный Мик. — Значит ли это, что вы, Александр Сергеевич… — Алекс, — с нажимом поправил Стамп, пристально глядя Мику в глаза и сильнее стискивая его руку. — Да, ты всё правильно понял, Микки. Ты будешь работать в Башне, под моим началом. Если… твоё обещание по-прежнему в силе. — Конечно. В силе. Не сомневайтесь, — “господин Стамп” — чуть было не ляпнул обалдевший Мик, настолько велико было его желание вытянуться в струнку перед нежданным благодетелем. — Шеф… Стамп довольно кивнул и похлопал Мика по плечу, всё ещё не отпуская и его руку (Мику даже почудилось, будто он почувствовал его горячие пальцы у себя на запястье): — Тогда в путь! — загадочно подмигнул ему новый будущий начальник. — И… Удачи тебе, малыш! Стройная фигура руководителя “Лаборатории систем управления специальными объектами” стремительно удалялась по направлению к Башне, а Мик всё не мог сдвинуться с места. Он помнил-то с трудом куда и зачем шёл, что уж говорить о том, чтобы продолжить заниматься своими рабочими обязанностями. В голове, словно пойманная силками птица, билась одна единственная мысль: он будет работать в Башне!***
Мик прошёл в кабинет, держа в руке всё ещё недопитый виски, и замер, едва переступив порог. Благоговейный трепет охватил его, заставил внутренности звенеть, словно натянутая струна. Крайне редко входил он сюда сам, по доброй воле, а входя, каждый раз стучался и вежливо говорил: “Простите, Шеф!” И вот теперь святая святых в его полном распоряжении… Он может быть здесь когда и сколько пожелает, может сесть в обитое чёрной кожей кресло и даже закинуть ноги на стол, словно герой американского фильма! Он может перерыть все книжные шкафы и тумбы, завалиться на узкую тахту прямо в уличной обуви, устроить перестановку по своему вкусу, он может даже сделать ремонт! И выкинуть или продать всё, что хоть как-то напоминает о прежнем хозяине, оставив себе лишь научную литературу, которая может пригодиться в работе. Но Мик сел в кресло, поставил на стол виски, не забыв подложить под стакан специальную подставку, и просто уронил голову на руки. Он не тронет ни одной вещи. Не сдвинет с места даже письменный прибор. В лучшем случае его хватит на то, чтобы время от времени протирать здесь пыль и пылесосить ковёр. Полумрак кабинета опутывал его и давил, не давая просто так подняться и уйти, да и само это желание он убил почти сразу. В странном оцепенении Мик сидел в кресле своего бывшего шефа не решаясь открыть глаза, не то что допить виски!.. Минута, пять, десять… может и все полчаса прошло, прежде чем он смог покинуть это место, допить наконец свой Бушмилс и идти готовиться ко сну. С утра надо было быть выспавшимся и свежим — новый руководитель грозился устроить неформальное собрание для ближнего круга коллег, познакомиться с каждым поближе. Уже лёжа в постели Мик вспомнил, какое важное дело до сих пор не сделал, а ведь собирался аж со вчерашнего вечера, когда вернулся с поминок в банкетном зале “Теймера”. Он хотел позвонить родным. Похвастаться родителям, что стал теперь настоящим москвичом, с пропиской, что им не нужно больше переживать из-за его неприкаянности; может даже пригласить в гости, чтобы они сами увидели его отдельную двухкомнатную квартиру, в которой он теперь живёт на законных основаниях один, без всяких соседей! Но рука не поднималась взяться за телефонную трубку, и слова не хотели складываться в приличествующие случаю фразы. А ведь Мик свое благополучие заслужил! Можно даже сказать: заработал. В поте лица, иногда в буквальном смысле, трудясь ради блага своего покровителя, в точности исполняя любой, даже самый мелкий его приказ, полностью забыв о своих собственных желаниях и личном времени. Собственно, за три этих года Мик уже и сам не мог толком сказать, какие они, его желания. Может быть и нет их уже, исчезли, растворились в требованиях и приказах Шефа, в нескончаемом круглосуточном дежурстве личного помощника, секретаря… слуги. Однако самому главному своему интересу Мик следовал неукоснительно. Хотя в повседневной суете и не помнил о нём — другим голова забита была: решить проблему с жильём и заниматься интересной работой. Именно ради этого он терпел и старался. Не зря. Мик проснулся в пять — за час до будильника. Сел на кровати и провёл рукой по лицу — мокрое. Чертовщина какая-то! Глупый сон, в котором он, словно истеричная барышня, лил в три ручья слёзы, оказался настолько ярким, что Мик невольно принял его за явь. И ведь было бы по кому убиваться! По человеку, который не был ни любимым, ни родным, с которым, кроме деловых — пусть и в разных сферах жизни, но деловых! — отношений Мика ничего и не связывало. Умер начальник! Горе какое! Тем более, что не погиб трагически, а сам, по доброй воле, находясь в трезвом уме и твердой памяти, решил закончить свой жизненный путь. Имел право в конце концов! А главное, этим своим поступком освободил его, Мика, от своего нескончаемого навязчивого присутствия и некоторых весьма специфических и не особо-то и простых обязанностей. А награда за труды “праведные”? Мик и не надеялся её получить так скоро. О том, что раньше чем к собственному полтиннику он сможет обзавестись этими апартаментами, он и помыслить не мог! Но вот ему нет ещё и двадцати восьми, а квартира в полном его распоряжении, и через шесть месяцев он получит очень солидную сумму по завещанию, как и коллекцию ювелирных изделий, и антикварных книг… А наличные в сейфе? Ими он может пользоваться уже сейчас! Он теперь богатенький буратино… Он может даже жениться на первой красавице “Теймера”, директорской дочке, тем более что она сама не первый год строит ему глазки… Мысль о том, чтобы впустить в дом постороннего, пусть и собственную предполагаемую невесту, вызывала необъяснимое отвращение. Никто не переступит порог этой квартиры, кроме её хозяина! Но хозяин-то, получается, теперь Мик… Впрочем, и о женитьбе как таковой Мик тоже думать не хотел. Как-то оно так сложилось, что за последние три года романы с женщинами перестали ему видеться необходимым условием существования. И, возможно, как начал подозревать Мик, так оно в его случае было и раньше, просто сам он привык думать по-другому, как принято, и не замечал очевидных вещей. Мик вынул из ящика прикроватной тумбочки кольцо, массивный перстень из белого золота с чёрным бриллиантом, и покрутил его перед носом, пытаясь прикинуть, как бы он смотрелся на его руке. Никак. Перстень был ему безнадёжно мал — Алекс носил его на левом мизинце, а у Мика руки были грубее и пальцы толще. И в целом, кольца с камнями, да ещё такие заметные — не стиль Мика. Не говоря уже о том, что объяснить коллегам, откуда у него личная и очень недешёвая вещь только что почившего начальника, не представлялось возможным. Но Мику так хотелось чувствовать на себе этот перстень, что он готов был, словно нательный крест, повесить его на шнурок и носить под одеждой. Увы, габариты кольца не позволяли этого сделать. Пришлось просто сунуть его в карман пиджака. Домой Мик вернулся в шесть, уставший и почти больной. Даже ужинать не стал, только чаю выпил. День выдался суматошный и бестолковый — вместо текущей работы Мик писал какие-то отчёты и сводки, всё по просьбе нового руководителя, и параллельно боролся с едва заметной противной тошнотой, напавшей на него, как только он переступил порог рабочего кабинета, и прекратившейся только вечером за проходной. Тошнило от всего. От коллег, как ни в чём не бывало, болтающих между делом о всякой ерунде, от стен, которые почему-то даже не облупились за последние три дня, от лабораторных установок и испытательных стендов, в которых не вышла из строя ни одна микросхема и не перегорел ни один светодиод… И, конечно же, от нового начальника и его писклявой замши. Весь день Мик не выпускал из кулака перстень и выглядел, скорее всего, крайне подозрительно, держа всё время руку в кармане пиджака. Ещё немного, и он несомненно начал бы разговаривать с кольцом и называть “моя прелесть”, но что поделать — кольцо давало ему хоть какие-то силы продержаться до конца рабочего дня. Однако если говорить объективно, сам по себе новый глава “Лаборатории” оказался довольно приятным человеком, а единственная претензия Мика к нему была так же проста как и абсурдна: он не был Алексом. Но это Мик мог предъявить в принципе любому и был бы прав. Виктор Иванович Громов, начальник “Лаборатории биоинженерных систем” взял на себя руководство “Лабораторией систем управления специальными объектами” по настоянию администрации Башни. Разговоры об этом слиянии шли давно, и возглавить новую “Дирекцию сложных кибернетических систем” должен был либо Стамп, либо Громов, причём Стамп — вероятнее, но случилось так как случилось. Громов, однако, по уши занятый собственным проектом, над бывшей вотчиной Стампа поставил свою фактическую ассистентку, а формально — первого заместителя, Марию Петровну Канарейкину. А Мик, стало быть, оказался в прямом подчинении у этой учёной дамы — маленькой нервной женщины в огромных очках. Большей противоположности Алексу и придумать было сложно. — Что ж так тяжело-то? — вздохнул Мик, поставил в раковину чашку и в недоумении почесал затылок. Жизнь объективно налаживалась, а на душе всё равно скребли кошки. Не иначе как Алекс перед смертью проклял его! Хотя за что бы? Прощальная записка шефа встретила его в тот роковой день дома, кокетливо свёрнутая в трубочку и засунутая в любимый перстень начальника. Стамп сказал, что ему надо задержаться на работе и отправил Мика домой готовить ужин. Мик послушно занялся стряпнёй, а когда вышел из кухни, наткнулся на письмо… Прочитал и остолбенел. Потом, конечно, опомнился: бросился звонить в контору, а там переполох — Александр Сергеевич только что прямо в своём кабинете пустил себе пулю в висок из наградного ТТ. “Дорогой Микки! — гласила записка. — Благодарю за верную службу и безоговорочную преданность. Ты был идеальным исполнителем и образцовым подчинённым. Знаю, тебе приходилось нелегко, но ты неукоснительно соблюдал все условия нашего договора. Настало время тебе получить свою награду: завещание у нотариуса, копия в оружейном шкафу. Всё, что в этой квартире, как и она сама — твоё. Пользуйся и будь счастлив! Что же касается меня, то я иду на этот шаг не от хорошей жизни — я болен и не хочу ждать, пока моё существование превратится в пытку. И ещё меньше хочу, чтобы ты в итоге сделался моей сиделкой. Не знаю, что ждёт меня потом, но я был не самым плохим человеком, поэтому смею надеяться… P.S. Письмо оставь себе, для следствия хватит того, что на работе. P.P.S. Знай, ты всегда значил для меня гораздо больше, чем тебе могло показаться. In other words…А.С.”
Словно в тумане подошёл тогда Мик к сейфу — сейф был открыт, а вместо пистолета, которым когда-то был отмечен за подвиги герой-артиллерист Александр Сергеевич Стамп, лежала папка с завещанием. Алекс действительно продумал всё заранее, даже съездил в обед домой, чтобы взять оружие и оставить записку Мику, но внешне был спокоен и невозмутим, разве что немного задумчив. Глупый Мик даже и подумать не мог… Единственное что с утра перед выходом он остановился и, практически уже дверях, поцеловал Мика в губы. Это было странно, обычно он так не делал никогда.