Иллюзия греха

— Я пойду, — Вики указывает на крыльцо своего дома; её волосы примяты от шлема, а с лица всё ещё не сошла утренняя сонливость. Им пришлось быстро собираться, чтобы каждый мог заняться своими делами: Люцифера ждёт встреча в компаунде, а она… Она планирует со вчерашнего вечера созвониться с Мелани, визитка будто прожигает карман её джинсов. Вики, погружённая в предстоящий разговор, не замечает, как оказывается стоящей ближе, — прямо между его длинных ног, упирающихся ботинками в землю. Руки, освобождённые от перчаток, забираются под запахнутую рубашку; пальцы касаются живота, отчего Вики шипит. — Ты холодный. Что, конечно же, не так. И Люцифер доказывает, прижимая её к себе, ведя ладонью по изгибу спины, соединяясь ртом с её жёстко, требовательно, пробираясь сквозь не сопротивляющееся сомкнутые губы. Рваный вздох на грани с последним глотком воздуха, и он почти отталкивает Вики от себя, медленно набирая кислород в лёгкие. — Это такая глупость, — ворчит она, после чего принимается тыкать в его грудь пальцем: — Это. Такая. Глупость. Люцифер это знает и без грёбаных напоминаний, его стояк явно намерен проверить плотность джинсов — так сильно упирается в ткань, что треск волокна можно сравнить с громовыми раскатами. Он не сторонник ожиданий — вот это на самом деле глупо, ждать какого-то пресловутого «третьего» свидания, чтобы завалить женщину в постель. Но тут, вроде как, есть в этом необходимость; не дожидаться точки отсчёта, а немного оттянуть важный этап. Час назад это казалось хорошей идеей — хотя бы потому, что их разбудил телефонный звонок, и довольно рано образовались планы, откладывать которые было нельзя. Вики же вовсе не возражала такой перспективе. Он почти откидывает телефон в сторону, громко ударяя задней крышкой о поверхность тумбочки, глубоко дышит, стараясь не взбеситься, — этим утром желает побыть тем, кто может себе позволить не вылезать из постели до середины дня. Ненависть взрывается в его груди, стуча о рёбра изнутри, и ему ещё сильнее хочется найти ублюдка, который портит ему очередной день своими грёбаными выкрутасами, оторвать яйца и сунуть так глубоко в глотку, что тот никогда больше не захочет есть на завтрак омлет. Ладонь ложится на бицепс левой руки, мягко сжимает, движется к плечу и шее. Люцифер поворачивается на бок, видя на соседней подушке сбитые в колтуны и завязанные в узлы тёмно-рубиновые волосы, — естественно, всё не так плохо, но такие явно придётся распутывать долго, что ещё раз напоминает об отсутствии времени на все эти утренние сборы. Он перехватывает руку, замечает лёгкую улыбку на почти впечатанном в подушку лице — самый край приподнятых уголков губ. — Кому надрать задницу? — голосовые связки резонируют, выдавая чуть хрипловатый голос. Вики выворачивает голову вбок и теперь показывает оба едва открытых серых глаза. Она щурится, но всё же не даёт векам вновь сомкнуться, чтобы не лишить себя удовольствия скользнуть по телу, которое прижималось к ней на протяжении всей ночи. С наступлением утра ей кажется логичным возобновить вечерние поползновения в его сторону — это то, чего ей действительно хочется до сжимающихся внизу живота мышц, до вибрирующих от поцелуев, доставшихся ей перед сном, губ. Вместе со вчерашней исповедью освободилась не только часть забитой души, но и остальные органы кажутся готовыми к чему-то новому. Люцифер ощущает её взгляд, и его член реагирует, напрягаясь до жгучей боли. Ещё чуть-чуть, и они оба будут считаться святыми — первый за выдержку, а второй за то, что умудряется не отделиться нахрен от тела и не начать жить своей жизнью. Вики смотрит, как это самое тело, от наблюдения за которым она не хочет отрываться ни на секунду, приподнимается и упирается спиной в изголовье кровати. Она не думает — тоже отдирает верхнюю часть себя от мягкой подушки, протирает глаза, откидывает угол одеяла и усаживается на Люцифера. Она уже знает, как ей это понравится, — лицом к лицу, никаких пряток, — вот только он не выглядит слишком довольным. Люцифер зажмуривает глаза, а его руки так сильно сжимают талию: ей почти кажется, что далеко не обе стороны устраивает происходящее, вот только тело не имеет возможности обмануть. — Я уже говорила, как мне нравится с тобой просыпаться? — пальцами массирует каменные плечи, проминает подушечками. В погоне за телесным контактом жмётся всё теснее, но в голову бьёт ещё более привлекательная идея. Она отстраняется на пару секунд и успевает за это время стянуть с себя майку, в которой и осталась вчера спать. Люцифер почти готов обо всём на свете забыть — у него имеется выдержка, целая тонна, вся из бетона и прочнейших сплавов, но даже она сейчас рассыпается пеплом. Кровь вся сосредоточена между ног, до мозга попросту не доходит, что нужно поднимать свою задницу с кровати и находиться в сознании достаточно долго, чтобы доехать до места назначения. Перед глазами — сочная грудь с острой твёрдостью сосков, которые он ни за что не будет игнорировать. Возможность укусить, оставить свежий след на бледной коже поверх уже имеющегося, не до конца исчезнувшего, маячит мерцающими частицами. Он проводит языком по затвердевшей тёмно-розовой коже, втягивает в рот, слегка прикусывает, почти заходясь дрожью от желания сделать это сильнее, разложить Вики прямо сейчас перед собой, раздвинуть ноги и без препятствий войти в вибрирующее от необходимости тело. Она выгибает спину, постанывая от стимуляции, и мысленно старается не забегать вперёд, хотя кипящее желание заполнить пустоту внутри выбивается на самую поверхность мыслей. Вики чувствует чужие ладони на спине, прижимающие тела ещё ближе друг к другу, почти втирая одно в другое. Короткие ногти проваливаются в горячую плоть плеч под пальцами, оставляют ощутимые следы. Она теряется в ощущениях, едва блуждает в плавящемся сознании, проваливаясь и растворяясь. — Блядь! Громкий рык вырывает её из размеренной напряжённости, и ей хватает сил, чтобы открыть глаза и услышать блеющую вибрацию телефона. — Да они издеваются, — хнычет от ужаса, что всё может прямо сейчас закончиться. Она хватается за загривок, впивается в тёмные волосы, не давая ему отстраниться, но Люцифер ведь явно сильнее: её задница скользит дальше, к его коленям. — Нет-нет-нет! Пожалуйста, не сейчас, — Вики задыхается от забирающегося в горло страха. Вибрация продолжает сотрясать деревянную поверхность, она хочет выкинуть этот блядский телефон прямиком в окно со второго этажа, с самой крыши, только бы тот заткнулся. Люцифер поворачивает голову к тумбочке и мгновенно решает действовать — хватает телефон и вкладывает в ладонь Вики: — Сейчас ты примешь вызов и поставишь на громкую связь, — он старается не реагировать на её расширившиеся глаза. — А потом заткнёшься, ясно, детка? Он рад видеть, что не единственный, похоже, к чёрту слетает с катушек и прощается с остатками самообладания, — «только бы хватило времени, блядь, принять душ». Оттягивает тонкую ткань трусиков вбок, всего лишь раз проводит по влажным складкам, смазывая пальцы, прежде чем поворачивает запястье так, чтобы ввести пару внутрь. Телефон в её руке всё ещё вибрирует, и Люцифер кусает её за предплечье, протянутое так, чтобы Вики всё ещё могла удерживать верхнюю часть тела в каком-никаком вертикальном положении. Пока его пальцы скользят внутрь и наружу в размеренном темпе, Вики напрочь забывает о том, что должна была сделать, — до тех пор, пока её не приводит в чувства лёгкий укус руки. Она бросает телефон на матрас, сбивчиво тыкает на зелёную трубку, после чего тут же старается зажать значок динамика — и больше не слышит ни-че-го. Ей горячо и холодно сразу — хочется раздвинуть ноги ещё шире, и чтобы ничто не мешало принять в себя его член, но сейчас и эти яркие, попадающие в самое нужное место толчки, растягивающие тугие стенки, кажутся Вики ничуть не хуже всего, что было у неё раньше. Она изо всех сил старается держать губы склеенными, не открывать рот, не кричать во всю громкость, но стоны всё же вырываются, стоит ей ощутить прикосновение твёрдой кожи к клитору, — оно ни разу не нежное, такое далёкое от лёгкого. Всё её тело целиком напрягается, стараясь не выпустить вопль, но его руки слишком хороши. Люцифер едва воспринимает монолог Геральда, который продолжался ровно минуту после того, как ему удалось произнести «слушаю». Он не хочет молчать, ему надо сказать столько всего, но — блядь, блядь, блядь — это всё так не вовремя, чёрт возьми. Он продолжает движения пальцами, кисть почти сводит от неудобного положения, но осталось немного, — теснота становится всё более ощутимой, почти напрочь сжимающей, — и как только звонок прекращается, а экран телефона затухает, волны взрывного оргазма заставляют Вики в её руках сдавленно пропищать что-то невнятное. Ему не надо приходить в себя, но всё же надо, и у Люцифера это получается явно быстрее — он прижимает её к себе, всю горячую и горящую, клеймит страстным поцелуем, прежде чем произнести: — Следующее свидание будет в бункере. — Я согласна. В этот момент он почти жалеет, что не поддался, — они могли успеть всё на свете, — но... Нет. Всё идёт как надо, без лишней спешки, что в какой-нибудь день стала бы лишь более концентрированным катализатором страсти. Просто не сейчас. Они друг у друга далеко не первые, но и для Люцифера это что-то абсолютно новое. Правда в том, что он наверняка трахнул несколько травмированных сучек, — возможно, парень какой-нибудь из них был отбитым мудилой, или, например, ей всегда говорили, что она бревно, — но Люцифер никогда не разговаривал с ними настолько долго, чтобы это выяснить. Да и не хотел он знать всякий бред. Вики его точно не спрашивала, прежде чем вывалить подробности, — а он в этот раз и не планировал её прерывать. — Уж прости, что не стал тебя угощать пятиминутным трахом, — ничего плохого Люцифер в этом не видит, но сейчас это видится безвкусным, пресным перекусом, когда в ближайшие несколько часов и не предвидится наслаждение полноценным ужином из трёх блюд. На её лице целый скоп эмоций — немного румянца от грубоватых слов, некоторая обескураженность, а потом болезненно покрасневшие от поцелуев губы смещаются, изгибаясь в издевательской однобокой ухмылке. — За тебя переживаю, знаешь же? — она тянет руки вверх, скрепляет их за его шеей и снова подходит ближе. — В конце концов я своё получила. У неё такой довольный вид, и у него нет способа не улыбнуться, глядя на красивое ухмыляющееся лицо, — ладони суёт в задние карманы джинсов и сминает мягкую плоть. Вики понимает, что ощущает себя идиоткой-школьницей, у которой в голове только всякий бред, и никогда ещё так нелепо она не действовала. Люцифер думает, как ему нравится её видеть такой: стесняющейся, глупо улыбающейся и льнущей к нему так близко. Он ещё раз прижимает её к себе, грубо утыкаясь губами в кончик носа, вынимает руки из карманов и шлёпает по заднице. — Иди уже.

𓆩♡𓆪 𓆩♡𓆪 𓆩♡𓆪

Уже через четверть часа Люцифер поднимается по ведущей в компаунд лестнице, игнорируя каждую чётную ступень. Увидев четыре блестящих разными оттенками байка на стоянке у «Цербера», он подумал, что ему следовало добраться сюда часом, а то и двумя ранее, однако подниматься с постели раньше необходимого сегодня точно не хотелось. В памяти стёрты напрочь дни, когда он действительно хотел провести в своей постели, в собственном доме больше времени. Вики упомянула, что его дом огромен, — так оно и есть. Он купил его уже давно, накопив довольно приличную сумму, но несколько лет тот казался абсолютно пустым, хоть и наличие свободного угла после проживания в компаунде грело душу и разматывало скопившееся напряжение тишиной улицы. Потом, оборудовав внутри всё под себя, Люцифер одновременно наслаждался и был невероятно раздражён этим уютом — странно, но это так. Ему казалось, будто он только зря занимает там место. Дом казался пригодным для жизни, только когда там был кто-то из гостей, например, трое Стивенсонов. Наверное, поэтому он убеждал себя, что легче остаться в своей комнате недалеко от бара, а не ехать через весь город в убивающую тишину. Вчерашний день был не таким. И сегодняшнее утро тоже. Он входит в гостиную, замечая сидящего перед огромным экраном Дога — тот держит в руке наверняка не первую за этот день бутылку пива и приподнимает её в знак приветствия. Люцифер не спрашивает, где остальные, потому что прекрасно слышит грохот голосов в кухне — направляется прямиком туда, не задерживаясь. От порядка в день барбекю здесь уже ничего нет — все поверхности вновь заляпаны чёрт знает какими жидкостями, куча посуды свалена в раковину. Посреди этого хаоса, словно грёбаные его предводители, располагаются Всадники. Война своей задницей прилип к кухонной стойке рядом со столом, Смерть и Чума сидят друг напротив друга, держа в руках чашки с чем-то дымящимся, с одной только разницей — длинные, обтянутые чёрными кожаными штанами женские ноги закинуты на столешницу; Голод достаёт из холодильника банку какой-то содовой. — А вот и он! — Чума грациозно спускает ботинки на пол, готовится продемонстрировать своё приветствие. Война, заметив раздувающиеся от гнева ноздри Люцифера, принимается громко хохотать, едва не роняя из рук почти приконченную пачку начос. Ему забавно наблюдать за тем, как тот вечно сходит с ума от их присутствия, — так было давно, ведь Грешники считались самой опасной бандой на северо-западе Штатов, а значит, и дела у них были серьёзные, не терпящие такого веселья. Они же четверо, выбившиеся из одной патронатной семьи, херовы выжившие в системе дети, такого не принимали — вечно шатаются где-то, оседает максимум на полгода в новом городе, не имеют дома. Он им и не нужен — постоянным странникам, адским пилигримам. — Хватит, Элоиза! — рявкает Люцифер, проходя мимо и надавливая рукой на плечо Чумы, чтобы та не думала на него прыгать. — Не называй меня так, ублюдок! Все мужчины из её семьи закатывают глаза, понимая, что сейчас разверзнется настоящий ад, — их сестра до ужаса терпеть не может имени, данного ей донорами яйцеклеток и спермы, и считает, будто одна она имеет право нажимать на кнопки и выводить людей из равновесия. Она стала такой со своих шестнадцати, когда её брат Нокс, став совершеннолетним, первым из них всех получил возможность свалить из дома, где они с Элоизой воспитывались с детства. Их приёмная семья была неплохой — Беккеры не издевались над ними, не насиловали и не били, но дети находили умиротворение и чувство надобности, только когда зависали вчетвером в подвале, — там, где был доступ к телевизору и приставке. Нокс ушёл, чтобы заработать денег и подготовить почву к моменту, когда Элоизе тоже придётся свалить. Смерть действительно заботился о ней — заботится до сих пор, — однако Чуме тогда его уход виделся самым большим предательством. Она, прежде являясь приличной, тихой и спокойной девчонкой, знатно взбунтовалась, потрепав нервы всем старшим братьям, — и кровному, и Войне с Голодом. Она первой придумала себе прозвище, после чего наделила ими и остальных. — Ты в моём доме, Чума, будь спокойнее, — только отвечает Люцифер в ответ на её вспыхнувшую истерику. В этот момент в комнату входит Геральд — если он и удивляется такому столпотворению, то виду не подаёт. — През ждёт в Церкви, — объявляет он, глядя на Люцифера. Люцифер тут же переключается в рабочий режим и следует в указанную комнату, слыша топот десяти пар ног за собой, шипение и перекрикивания Войны с Чумой. Он пересекает порог, уже замечая сидящего во главе стола отца, — им тоже стоит о многом поговорить наедине, и Люцифер готов это сделать, как только все лишние покинут эти стены. — В чём дело? — интересуется Смерть, складывая руки на груди и не стараясь занять место за столом. — Не обязательно пытаться копать под нас, чтобы узнать местоположение. Могли бы просто… — Что? Позвонить? — Геральд захлопывает дверь и двигается вглубь, чтобы сесть рядом с Презом. — Вы гораздо заметнее именно так. И вас никто не звал, в конце концов мы бы приехали сами. Люцифер прислоняется плечом к стене, позволяя беседе течь без своего участия. — И, скорее всего, это произошло бы завтра. Где вы обосновались сейчас? — его отец пытается вести херову светскую беседу. — Спокан, — фыркает Чума. — Это совсем недалеко, братцу нравится, — она кивает на Войну, — Бретт настроен открыть там свой кабинет для консультаций. Люцифер не упускает из виду, как насмешливо её голосом произносится имя Войны, но всё же находит его глазами и коротко кивает — очередной раз — в знак признательности. Именно его заслуга в том, что Ади не пришлось сидеть даже назначенных ему двенадцати лет. Бретт только визуально выглядит самым отбитым из всех — длинные волосы на макушке даже периодически бывают окрашенными красной краской, он чаще остальных улыбается и вовсе не производит впечатление серьёзного взрослого с лицензией адвоката. Чем занимаются остальные, Люцифер понятия не имеет, да и в нынешней ситуации действительно безопаснее не знать. — Ясно. Что ж, на днях подожгли мой дом, — попытка отца непринуждённо начать диалог проваливается едва ли не сразу. — Подкинули чёртову записку с координатами нашего места. Тишина становится плотной, забирается в голову и оседает внутри противным тяжёлым осадком, не оставляя возможности избавиться от её значения. — И что? — уточняет Бретт. — Там же не тела закопаны, чего вы так всполошились. — Дело не в телах, — Сэм правильно опускает подробности того, что на самом деле там могут найтись некоторые останки. — Но это наше место — то, где мы вершили своё правосудие. Грешники привозили тех, кто по какой-то причине отказывался поступать правильно, на границу Орегона с Калифорнией, неподалёку от Береговых Хребтов — их визиты туда становились всё реже к тому моменту, когда Люцифер вырос и занял своё место в клубе. Самый кровавый разгар пришёлся на его детство — тогда он об этом и знать не знал, само собой, но позже отец перестал скрывать. — И этот кто-то точно знает о многом, — продолжает Сэм. — Ночью в воскресенье напали на официантку из Цербера, — Люцифер всё же подходит к столу, разворачивает деревянный стул, скрипом нарушая тишину, и садится, складывая руки на спинке. — Она отказывается давать делу ход, поэтому помощи от полиции не будет. — И вы думаете, это один и тот же человек? — скептицизм в протяжном вопросе Голода очевиден. — Кому нахрен понадобится угрожать какой-то там… — Лилу, — приподнимая брови, объясняет Люцифер. — Ты должен её помнить. Тот лишь пожимает плечами, зато Смерть рядом с ним напрягается: — Ваша девчонка? — Вот именно. — Значит, кто-то должен знать, что она привязана к клубу, и это, кстати, всё ещё ни о чём не говорит. Люцифер достаёт из внутреннего кармана куртки свёрнутый листок, найденный им на входе у бара. Он так и не успел показать его отцу, ведь собрания так и не было, но теперь разворачивает и направляет по столу к Сэму. Тот кидает на него недовольный взгляд и только после этого тянет записку к себе, быстро пробегая глазами по строчкам. Его брови хмурятся, а пальцы, сдавливающие тонкие края бумаги, напрягаются всё сильнее, и Люциферу кажется, будто он слышит тонкий треск, знаменующий скорое превращение целого послания в скоп клочков. Прежде, чем это случается, листок аккуратно вырывается из рук Чумой, что сидит ближе всех из Всадников к Презу. Она невероятно умна и сообразительна, хоть тщательно пытается это скрыть за истеричной натурой, подходящей самому младшему и избалованному вниманием ребёнку в семье. — Смахивает на каких-то религиозных фанатиков, честно сказать, — хмыкая, передаёт записку Ноксу. Они повёрнуты друг к другу лицами, и схожесть читается явно — ровные носы, форма губ, даже хмурятся эти двое одинаково. У них разный цвет глаз и волос, но всё же они слишком похожи. — Я всё ещё не понимаю, причём здесь мы. Трое из Грешников — почти вся вершина бывшего клуба — вздыхают с разной степенью тяжести: Геральд от усталости, Люцифер от тяжести, не позволяющей продолжать спокойное существование, а Сэм… Сэм пытается вспомнить, что же такого он мог натворить. — Если это кто-то один, очевидно, что он имеет на нас что-то, — излагает Геральд. — У нас только-только всё наладилось, а тут эта хрень вылезает. — Вам давно нужно было обратиться в полицию, — Бретт сворачивает только что изученную записку. — Даже эту бумажку можно было проверить на отпечатки или какие-то следы. Вы чем думали? — Такие дела не решаются через копов, сынок, — ворчит Сэм, поднимаясь из-за стола. — Могут вылезти подробности, а кому это надо? Срока давности за убийства не существует, ты и сам знаешь. Тяжесть сказанного ложится на плечи каждого из присутствующих. Люцифер окидывает взглядом отца — когда-то тот казался ему непобедимым, самым лучшим папой на свете, кем-то вроде всемогущей силы. Он не видел крови, в которой по самые плечи были обмазаны крепкие руки, — та тщательно смывалась, прежде чем Сэм заходил в их дом. — Нам нужно, чтобы вы поспрашивали, — Геральд тоже встаёт со стула. — Вашингтон неподалёку от нас, может, Калифорния, Невада, Айдахо? У вас есть связи, а мы их почти растеряли за последние годы. Четвёрка переглядывается между собой, явно не находясь в восторге от предложенного. По сути, они ничего Грешникам не должны, но в этом и заключается сотрудничество, — каждому в любой момент может понадобиться помощь, которую вторая сторона предоставит без вопросов. Счёт никто не ведёт, но все могут рассчитывать друг на друга. Всадники — кочевники, они не принадлежали ни одному из клубов на постоянной основе, однако много времени проводили здесь в прошлом. — Нам придётся обосноваться здесь ненадолго, — подытоживает Смерть. Он разминает ноги, готовясь к выходу из комнаты. — Легче нам будет делать пробег отсюда и к ночи возвращаться, штаты, конечно, граничат с Орегоном, но… — Места хватит для всех, — соглашается Сэм. Когда-то давно у каждого из них была своя комната здесь, сейчас явно им не получится занять те же, но в любом случае кровать найдётся для каждого. Люцифер ловит взгляд отца и губами произносит: «Поговорим?». Но тот только качает головой, выпроваживая из комнаты всю компанию, прежде чем указать на лестницу, ведущую на второй этаж. Люцифер приподнимает бровь в вопросе, но отправляется вслед за отцом, тогда как все остальные берут курс на гостиную. Они поднимаются в комнату Сэма в молчании, но издалека доносится гром дерущихся голосов и перекрикиваний. И отец, и сын думают об одном: о том, что этот дом и вполовину не тот, каким бывал раньше. И оба, похоже, этому больше рады, чем нет. — Проходи, — Сэм открывает дверь и пропускает Люцифера вперёд. Ему эта комната всегда казалась запретной — до определённого возраста его в компаунд не привозили, но это изменилось, стоило матери пропасть с концами непонятно где. Тогда Сэм предпочитал проводить свои вечера в своей компании, а не сидеть дома, где теперь не было его жены. Поэтому Люцифер был здесь — только никогда не конкретно тут: в спальню отца запрещалось заходить, поэтому он часто торчал в гостиной, которая раньше гораздо больше походила на неубранный сарай, или в кухне, где порой одна из толпы приходящих дамочек готовила ему обед и ужин, а иногда и помогала с домашними заданиями. Когда-то, сейчас и сам не вспомнит почему, он всё же решил добраться до папы. Был поздний вечер, и все Грешники после долгого дня устроили жуткую в своём масштабе попойку, играла громкая музыка, и его — двенадцатилетнего парня — почти не замечали, давая возможность творить почти что угодно. За ним должен был присматривать один из проспектов, но тот явно был куда больше заинтересован тем, как глубоко утопиться в сиськах и горле очередной сучки, поэтому совсем пропустил, как его подопечный убрался из общей комнаты и поднялся на второй этаж. Честно говоря, сейчас Люцифер думает, что было бы куда проще, застань он тогда отца трахающим какую-нибудь шлюху, но всё обернулось куда хуже: Люцифер прервал какой-то серьёзный разговор Сэма с одним из старых мемберов, за что впоследствии огребли все, считая беднягу-проспекта и самого нарушителя. Здесь всё кажется таким, каким было двадцать лет назад — тёмные стены, застиранные занавески, пыль по углам. Он проходит и садится на кровать, глядя на закрывающего за ними дверь отца. Сэм тоже изменился — постарел, приобрёл пелену взгляда, скрывающую прежнюю зоркость; он всё ещё внушителен, но уже не столь опасен. Или только ему так кажется? — Чего хотел? — уточняет тот, подходя к небольшому шкафу; он открывает дверцу, бегло осматривает полки, ища что-то среди горы вещей. — Что с домом? — А что с ним? — отец оборачивается к нему, бросая на матрас, неподалёку несколько сложенных стопок одежды; Люцифер готовится уточнить, раз Сэм так старательно пытается делать вид, что ничего не происходит, но тот вдруг вздыхает и продолжает: — Дино и Ади сегодня уже там, наняли кого-то из рукастых парней в городе, обещают восстановить к концу недели. Всё нормально. Может, так оно и есть, но, чёрт возьми, Люциферу что-то мешает поверить. Сэм кажется странным с тех пор, как прочитал последнюю записку, — он дёрганый, на него почти не смотрит, хотя всегда предпочитает сохранять зрительный контакт. Сейчас в руки Люцифера летит небольшая сумка — она старая, едва дно удерживается прикреплённым к бокам, но в памяти прекрасно отложилась старая эмблема. — Собрался куда-то? — Да, — впервые за всё время Сэм останавливается, поворачивается к нему, упирая кулаки в бёдра. — До конца недели Геральд прикроет меня в гараже, а мне нужно навестить… Помнишь Толстяка Джо? — Люцифер твёрдо кивает, с теплотой вспоминая одного из старейшин клуба. — Мы давно не виделись, а его старую задницу уже опасно перевозить на такие расстояния. Он не пытается переубедить отца — это бесполезно, это давно уяснено. Люцифер только пытается в голове выстроить план недели так, чтобы хватило времени на всё, — в особенности на то, чтобы успевать бывать здесь; не выпускать из-под контроля Цербер, который уже завтра вновь начнёт работать после вынужденного перерыва; в список дел включается разговор с Ости, раз уж к Лилу его не пускают. А ещё есть Вики. — Ладно, — он поднимается, по большей части оттого, что не знает, о чём ещё говорить. — Передавай Джо привет. Моя помощь нужна? Сэм отвлекается, разворачиваясь от шкафа к нему. Моргает несколько раз, но всё же качает головой. — Как знаешь, — Люцифер делает несколько шагов к выходу и добавляет: — Мы попытаемся выяснить, кто мог напасть на Лилу. В тот день в город приезжал один… Он живёт с дочерью Винса в Нью-Йорке, видимо, хотел с ней повидаться. И он посещал Цербер перед барбекю. — Не местный? — Точно не отсюда, — утверждает он. — Вчера я попросил Шефа разузнать о нём побольше, и… Отец прочищает горло и принимается пихать в сумку свои вещи, ворча себе под нос. Люцифер продолжает: — Винс узнает, и мы сможем выяснить. Возможно, он ни при чём, но у нас ведь никаких зацепок. Тебя это не смущает? Люцифер выходит за дверь, не получая ровно никакого ответа. Его злит эта ситуация, напрягает до самых ушей, заставляет сжиматься всё сильнее и сильнее — больше всего его раздражает, что каждый что-то умудряется при этом скрывать. А отец… Сэм давно такой, и, казалось бы, всё это дерьмо должно его расшевелить, но нет, — тот словно всё глубже зарывается в собственную раковину. Доставая телефон из кармана, Люцифер планирует набрать Геральда и узнать, успел ли тот покинуть компаунд, но встречает Стивенсона у подножья лестницы, ожидающего, по-видимому, именно его. Он вздёргивает подбородок, указывая на дверь. Как только свежий осенний воздух наполняет его органы, давление в голове ослабевает, переставая сжимать виски так уверенно, — они опираются предплечьями на перила ограды крыльца. — Цербер? — Откроем завтра, — отрезает Люцифер. — Я уже сообщил, кухня есть. Как Ости? Она сможет? — Конечно, — Геральд даже не раздумывает, отвечает сразу и чётко. — Мы вызовем няню на вечер и придём вместе. Не хочешь дать временное объявление? — Имеешь в виду официантку? — он улавливает положительный кивок. — Возможно, стоит… Надо спросить Ади, готов ли он помогать. Разумеется, Макбрайд согласится — вот только Люцифер этого не хочет. Или хотя бы не каждый день, иначе парень быстро выбьется из сил, упав в такое количество работы сразу. Ещё одно дело добавляется: нужно обсудить с Ади то, как тот собирается действовать в ближайшее время, чем планирует заниматься. — Вы с Вики приглашены на ужин, — Геральд оборачивается к нему, словно желая увидеть на лице жертвы своих расспросов хоть какую-то эмоцию, распознать границу, нащупать трещину. — Ости слишком заинтересована в том, чтобы вы были заинтересованы друг в друге. Но судя по тому, что я слышал… Ну, Люцифер действительно не знает, как реагировать, — идея заткнуть Геральда в привычной манере кажется привлекательной, но ведь, с другой стороны, ему скрывать нечего. Он глубоко вздыхает, укладывая в своей голове свалившиеся на них за неделю перемены, и, оказывается, это сделать слишком легко — как будто все детали не собирающейся прежде головоломки оказываются абсолютно подходящими, сливающимися каждой поломанной гранью. Люцифер давно уже в себе не сомневается — достаточно взрослый, чтобы быстро принимать решения, которые кажутся ему верными. — Скажи Ости, чтобы приготовила побольше гуакамоле.