оно выделяло тепло

В конце концов, все они были ублюдками. Разной степени запущенности и характера, отчаянно скрывающие свою сущность за притворной улыбкой или прямолинейно скалящиеся острозубой пастью, скрывающие свое прошлое или убегающие от своего будущего — неважно. Все они были конченными отморозками. Скарамучча понял это, стоило ему ступить на корабль. Ему не нужно было видеть выжженную метку на затылке, чтобы догадаться, кем были остальные. Крепость «Меропид» оставляла не только позорный ожог на коже, но и невидимый отпечаток на каждом ублюдке, который попадал в нее. Что-то навсегда менялось во взгляде. Сквозь невидимые трещины больше не светило то, что некоторые привыкли считать душой. А если остатки ее в них и были, то не стоили больше пары крепких самокруток или ношеных, снятых с едва остывшего трупа, сапог. — Нас ведь на убой везут, — ядовито улыбнувшись, словно смакуя этот факт, произнес один из них. Он подсел к нему, сразу же стирая все границы — бедром к бедру, заглядывая с хищным любопытством в лицо. Скарамучча заметил, как дрогнули его ноздри в предвкушении, когда он втянул воздух рядом с ним. Нюхал его, словно был животным. Он и был им. — Иль Дотторе. Так ведь? — Скарамучча не отсел и не дернул головой. С хищниками нельзя было показывать страх. Они его чуют. А этот — им питается. — Я думал, таких ублюдков не выпускают. Дотторе — это был он, сомнений больше не было — хрипло усмехнулся. Скарамучча успел увидеть кромки заостренных желтых зубов. Поговаривали, что Доктор сам спилил их себе еще в детстве, стоило его последнему молочному зубу выпасть. Про него ходили разные слухи. Отвратительные. Поражающие своей извращенной фантазией. Скарамучча был уверен, что они и вполовину не так страшны, как реальность. — Выпускают… — медленно начал он, а затем приблизился — Скарамуччу обдало тяжелым сладковатым запахом — и прошептал: — … на убой. Ты ведь в курсе куда нас везут, куколка?

***

Всего их было шестеро. Дотторе. Здоровяк в белой маске. Рыжий. Сторожевой пес. И женщина. Скарамучче было интересно, что сказали каждому из них. Ему: — Пять лет на станции. И скостим срок настолько же. Если такое обещали каждому, то Дотторе был намного глупее, чем о нем рассказывали. Отнять одно пожизненное из десяти? Было ли у него столько жизней в запасе, чтобы торговаться? Теперь, когда из иллюминатора виднелись ледяные наросты, все понимали — их привезли на смертную казнь. Станция «Снежная» находилась на полностью замерзшей, непригодной для жизни планете. Говорили, что когда-то здесь жили люди. Сейчас в это верилось с трудом. Лед сковал поверхность, а из-за метели не виднелся горизонт. Им выдали скафандры — они были тяжелее обычных, увесистые и с встроенными обогревателями. Пилот, грузный мужчина со шрамом на лице, усмехнулся, когда увидел, что Скарамучче приходится изрядно повозиться, чтобы облачиться в него. — Детского размера не было. Прости, приятель. — Приятель? — Скарамучча подавил в себе короткую вспышку гнева и вместо этого почти дружелюбно кивнул, а затем обманчиво вежливо, понизив голос до шепота, спросил: — Скажи, приятель, с каких пор правительство отправляет на станцию заключенных? Я ведь прав? Все здесь заключенные? Пилот замешкался — его бесхитростное лицо выдавало все его мысли. — А ты думаешь сбежать? — спросил он. — Сам ведь видел, приятель, даже если сбежишь со станции, то далеко не убежишь. Замерзнешь. И останешься во льдах. Скарамучча не думал сбегать, но точно знал — сбежать можно даже с самой мертвой планеты. — А что случилось с прошлой экспедицией? — невзначай поинтересовался он. — А что? Отработала свой срок, — как-то быстро ответил мужчина, тут же каменея лицом. — Не заговаривай мне зубы. Все готовы? Слушайте инструктаж… — он повернулся к остальным, и больше со Скарамуччей не заговаривал.

***

— Снэжнайа-а, — как-то по-дурацки протянул один из них, когда они вышли на станции. — Отец говорил, что раньше здесь были моря и леса. И люди жили. Он стянул с себя внешний шлем, оставаясь в легком внутреннем шлеме с наушниками, из-под которого выбивались рыжие пряди. — Да, — хмыкнул другой. Скарамучча прозвал его сторожевым псом. Молчаливый, плечистый, с внимательным взглядом. Скарамучче он казался смутно знакомым. — До того, как погасло Солнце, здесь и правда была жизнь. — Так значит в данный момент на планете не зафиксирована жизнь? — она была здесь единственной женщиной. И Скарамучча впервые услышал ее голос. Таким, он его себе и представлял. Безучастны и холодный, прямо как сама «Снежная». — Я бы не делал таких громких заявлений, — ответил Дотторе. Он освободился от шлема первым и с любопытством осматривался, но, заговорив, вновь нашел взглядом Скарамуччу. И он совсем не улыбался, только внимательно разглядывал его, когда хрипло произнес: — В нечеловеческих условиях могут выжить только настоящие чудовища. Он знал. Он догадался.

***

Станция напоминала стальной короб. Без окон, дверей, сделанная из старого сплава металла. Противного серого цвета. Сторожевой пес сказал, что это классическая постройка прошлого века. Все первые станции так выглядели. Словно блочные коммуналки из подземных районов, только обшитые плотными листами стали. Жилая зона располагалась на втором этаже, на третьем — все ключевое оборудование и панели управления. Из всех отсеков первый этаж казался самым запущенным. Люминесцентные лампы здесь мигали через одну, вот-вот готовые и вовсе погаснуть. А вся мебель и оборудование были накрыты прозрачной пленкой. — Издеваетесь? — рыжий возмутился так искренне, что Скарамучча заинтересованно заглянул в модуль с душевыми кабинками и направил фонарь на веснушчатое лицо. Совершенно глупое, детское и наивное. Оно не подходило этому месту. — Горячей воды нет, — сообщил он, выключая кран с водой. — Нужно найти печь. Скарамучче было все равно — помыться можно было и холодной. Но возвращаться наверх к остальным — к нему — не хотелось. Печь они нашли в соседнем модуле. Она шумела, как кровь в ушах после пробежки. Скарамучча поднес ладонь к ее стальному гладкому боку — она едва теплела. — Тарталья, — вдруг произнес рыжий. — Будь здоров, — флегматично отозвался Скараучча. — Мое имя, — пояснил он. — Я понял. Скарамучча не собирался узнавать и, тем более, запоминать их имена. Но имя Тартальи — такое же глупое и несуразное, как и его обладатель — он запомнил.

***

К вечеру они осмотрели всю станцию. — Странное дело, — заметил Дотторе, когда все собрались на третьем этаже. — Все выглядит так, будто предыдущая группа и не покидала стены «Снежной». Вещи некоторых так и остались в спальной зоне. Может, ты что-нибудь об этом знаешь… Ризли? Так ведь тебя зовут? Он повернулся к нему — мужчина с щетиной, тот самый с взглядом сторожевой псины. Было в нем что-то… Скарамучча поморщился, словно пытался вспомнить его. — В «Меропиде» ты был не последним человеком, — сощурив глаза, продолжил Дотторе. — Начальником тюрьмы. Какая ирония. Все они посмотрели на Ризли. Скарамучча кивнул — вот оно что. Теперь он вспомнил. Он слышал о нем. — Ризли? — переспросила женщина. Она и здоровяк в маске стояли дальше всех, но, услышав имя, подошли. Ризли сложил руки на груди и оглядел всех так, будто они были гостями в его доме. — В конце концов, кто-то за вами должен был присматривать, — спокойно сказал он. — Значит, все тут заключенные, — тихо сказала женщина. Скарамучча хмыкнул — он понял это с самого начала. Еще на магистральной станции, когда увидел эту несчастную пятерку в зале ожидания. Все они сидели в «Меропиде». Вероятно, все они были с разных уровней. Дотторе явно из подземного — там держали самых отбитых отморозков. Рыжий вероятно сидел недолго и из-за какого глупого проступка. Ограбление банка. Может, мошенничество. Женщина и здоровяк вызывали больше всего вопросов. А Ризли… О, Скарамучча слышал про него. Говорили, что он попал в «Меропид» еще совсем ребенком, но уже с окровавленными по локоть руками. Убил собственных родителей. Малолетний садист и социопат. За десять лет в тюрьме исправился — или только сделал вид — втерся в доверие, стал сначала уборщиком, потом исполнял мелкие поручения, а позже и вовсе добрался до тюремной администрации. Удивительная живучесть и стальной характер. Скарамучча ценил подобную хватку. А за убийство родителей осудить не мог. В конце концов, создателей не выбирают. Они вполне могли заслуживать то, что в итоге получили. — Пушечное мясо-о-о, — почти пропел Дотторе. — Почему ты здесь? — он снова переключился на Ризли. — Вызвался добровольцем, — ответил Ризли. — Как и все. — Ты правда начальник крепости? — спросил Тарталья. — Ни разу не видел и тебя. На нашем уровне начальником был… — он потер лоб, словно пытался вспомнить что-то, но Скарамучча почему-то был уверен, что он просто делал вид. — А! Клайнс. С ним можно было договориться. Дотторе посмотрел на Тарталью, и во взгляде его промелькнуло секундное раздражение напополам с отвращением. Будто он увидел зеленую муху в своей тарелке. — Бывший начальник, — коротко поправил Ризли. — Так вот, куда попадают бывшие начальники тюрьмы, — все также тихо произнесла женщина. — На «Снежную». Удивительно, но единственная здесь женщина вовсе не была овечкой среди волков. Совсем нет. Напротив она была главной хищницей — Скарамучча чувствовал это кожей. А вот тем, кого кольцом окружали волки, оказался бывший начальник крепости. Не овечка, но пастух, случайно наткнувшийся на стаю волков. — Почему мы здесь? И что произошло с предыдущей группой? — вновь спросил Дотторе. — Я такой же заключенный, как и вы, — пожал плечами Ризли. — И, что произошло с предыдущей группой, я не знаю. Вероятно, у них закончился контракт. — Врешь, — вынес вердикт Дотторе и снова сверкнул своей отвратительной острозубой ухмылкой. — Ты думаешь… Как тебя зовут? — вдруг спросил Тарталья, и этот бесхитростный вопрос на мгновенье стер ухмылку с лица Доторе. — Иль Дотторе, — ответил за него Ризли. Загнанным в угол он совсем не выглядел. — О, а ты знаешь тут каждого, верно? Будешь и дальше притворяться, что ты не знаешь, что происходит на «Снежной»? — Ты весьма знаменит, — хрипло усмехнувшись, ответил Ризли, но тут же быстро добавил: — В узких кругах. — Эй, — снова вмешался Тарталья. — Давайте проясним ситуацию. Вы думаете, с предыдущей группой что-то случилось? Дотторе кивнул, не сводя взгляда своих покрасневших глаз с Ризли. — И он знает. И мы здесь не просто так. — Это все увлекательно, — ее голос действовал, как шипение змеи. Гипнотизировал как удав кролика. Женщина говорила тихо, но все замолчали, стоило ей заговорить. — У нас много работы. Нам нужно разобраться с центральной печью. А затем проверить все трансформаторы снаружи. Станция должна работать. В конце концов, мы здесь ради этого. Здоровяк в белой литой маске за ее плечом что-то невнятно промычал. Скарамучче он не нравился. Впрочем, как и все здесь. — Ставлю на то, что они попытаются убить друг друга, — прошептал Тарталья ему на ухо, а когда Скарамучча вопросительно поднял бровь, добавил: — Дотторе и Ризли. Кто-то из них точно умрет.

***

К мерному гудению станции можно было привыкнуть. «Снежная» напоминала ему огромного зверя, ушедшего в спячку. Он слышал стук его большого сердца. Ощущал его дыхание. Скарамучча подумал, что возможно именно так ощущает себя ребенок в чреве матери. Уснуть не удавалось. Всю ночь мерещились то тихие осторожные шаги в коридоре, то душераздирающий вой за стальными стенами станции. Всего лишь метель, успокаивал себя Скарамучча. Дверь его комнаты была заперта на все замки. Вдобавок он пристроил стул. Никому здесь нельзя было доверять. Но ощущение опасности все равно не покидало его, и он начал думать о звере. О его чреве. О матери. Он зажмурил глаза и обнял себя. Так чувствуют себя дети? Чужое дыхание он ощутил не сразу — сначала нос уловил сладковатый запах гнили. А потом он услышал тихое: — Я знаю, кто ты. Лицо Дотторе фарфорой маской нависало в миллиметре от его лица. Скарамучча ощущал тепло его дыхания. Слышал, как он плотоядно сглатывает, прежде чем повторить. — Я знаю, кто ты. Ты — монстр. Монстр, монстр, монстр… Он продолжал повторять это. Капать слюной на лицо. Давить на грудь. Сжимать когтистыми лапами горло. — Монстр, монстр, монстр… — клокотал он неразборчиво, продолжая сдавливать пальцами его шею. — Я знаю, кто ты… Знаю-знаю-знаю… И когда дышать стало совсем невозможно, Скарамучча проснулся.