Повсюду ты

      Некоторые чувства невозможно уложить в рамки слов.       Любовь? Привязанность? Благодарность? Всё это слишком мало, слишком ограничено, когда внутри разгорается нечто большее, чем просто эмоции. Это не вспышка страсти и не нежность, рожденная временем. Это тянется из самой глубины души, прорастает сквозь боль, страхи и сомнения, пробуждая осознание, — и ты больше не принадлежишь себе.       Но если ты перестаёшь быть собой, кем же ты становишься?       Ответ пугает и одновременно притягивает, потому что однажды, заглянув в чьи-то глаза, ты понимаешь: вот оно — нечто, что является сильнее любви.

☆꧁✬◦°˚°◦. ƬϞɕɕ .◦°˚°◦✬꧂☆

«Ты стал для меня всем, смыслом каждого моего дня и ночи».

— Джейн Остин, «Гордость и предубеждение»

      Народ шептался, потрясённый вмешательством новой королевы в дела империи. Их взгляды жадно ловили каждое моё движение, а губы спешили передавать услышанное дальше. Как могла водная эльфийка, занявшая трон могущественной империи Фенр’Асар, оказаться настолько беспощадной, чтобы вынести смертный приговор родному дяде?       Никто не скорбел по послу из Эссилия, но в сердцах людей зародилось сомнение: на что же ещё способна их новая королева, если её не остановила даже родная кровь?       Ответа на этот вопрос не знала даже я сама.       Весть разлетелась по континенту, достигнув Водной империи. Король пришёл в бешенство. Он требовал моего возвращения… Хотя нет. Я неправильно выразилась. Он хотел моей головы.       Как мило.       Была объявлена война. Но на этот раз я сражалась на стороне тех, кого когда-то считала врагами. Судьба насмешливо перевернула доску, поменяв фигуры местами. И что самое удивительное — мои бывшие противники казались мне вернее, чем родные эльфы Эссилия. Здесь никто не жаждал моей головы… если только не для того, чтобы возложить на неё корону. Но можно было ли им доверять?..       Город жил в напряжённом ожидании. Охрану удвоили: теперь даже в самых тёмных переулках дежурили гвардейцы, их взгляды рыскали по теням в поисках малейшей угрозы. Над крышами, рассекая утренний туман, парили драконьи наездники, их цепкие взгляды осматривали каждую улицу, готовые в любую секунду подать сигнал тревоги.       Каждое моё движение ловили сотни глаз. Каждое решение могло стать последним. Воздух гудел от напряжения, будто сама судьба замерла перед бурей, готовая обрушиться на всех, кто осмелился бросить ей вызов.       Несколько дней я видела Ша’арнеза лишь мельком — и, пожалуй, это было к лучшему. Я засыпала задолго до его прихода во дворец, а когда просыпалась, его уже не было.       Мы спали раздельно. Каждое утро я находила новые свечи на прикроватной тумбе и широко распахнутые шторы, словно он пытался наполнить эти покои светом, которого мне так не хватало. Он больше не поднимал эту тему, будто всё забылось в ту же ночь, а я… и не пыталась напомнить. Только неловкость жгла где-то в груди, оставляя горький привкус на языке.       Письмо короля Эссилия стало последним ударом. Слова, от которых внутри всё сжалось, добили меня окончательно. Тогда я поняла: я одна в этом мире. У меня нет ни матери. Ни отца. Ни одного человека, кому бы я могла доверять.       Я принадлежала лишь самой себе.       Одна.       Никому не нужная.       Я не показала ни единой эмоции. Лицо оставалось бесстрастным, голос — ровным, но Ша’арнез видел меня насквозь. Будто читал не слова, а мысли — легко, безошибочно. Его пальцы коснулись моих, тёплые, сильные, и, переплетаясь, соединили нас в одно целое.       — Я уничтожу каждую гавань, — тихо пообещал он. — За то, что они осмелились упомянуть ваше имя, моя королева.       Я не знала, как реагировать. Всё внутри сжалось в болезненный комок. Почему я была достойна только ненависти? Только злости. Презрения. Почему никто не хотел любить меня искренне, от всей души? Почему вместо любви мне всегда приносили только боль?       Но именно теперь, когда мой бывший враг дарил мне больше внимания, чем кто-либо прежде, я начала бояться. Бояться того, как сильно привязываюсь. Как отчаянно хочу принадлежать ему. И как безвозвратно готова отдать ему всё сердце…       Несмотря ни на что, была объявлена война. И я собиралась в ней участвовать. Теперь, когда пути назад не осталось, я осознала всю тяжесть своих обещаний. Я поклялась уничтожить Эссилий — не просто слова, а приговор, вынесенный без права на обжалование. И я исполню его.       За то, что они продали меня.       За то, что выбросили, как испорченный товар.       За украденное детство.       Они думали, что я смирюсь? Забуду? Нет. Никогда.       Каждый из них заплатит сполна.

꧁◦°˚°◦.◦°˚°◦꧂

      Сегодняшнее чаепитие собрало во дворце женщин из знатных семей, в том числе гостей из Аэлории. Несмотря на слабую надежду на перемирие, осадок от событий на свадьбе всё ещё давал о себе знать.       Королева воздушной империи оказалась моложе принцессы, что выглядело нелепо, но никто, разумеется, не осмелился этого упомянуть. Дариона с видимым удовольствием поддерживала беседу, с улыбкой бросаясь любезностями, в то время как сама королева пыталась вовлечь в разговор меня.       Я отвечала коротко, без особого интереса, сохраняя ровный тон и учтивую улыбку. И всё же вся моя собранность рухнула в тот момент, когда среди деревьев сада мелькнул силуэт Ша’арнеза. В груди что-то болезненно сжалось, дыхание сбилось, а сердце глухо ударило о рёбра. Он исчез так же быстро, как появился, оставив меня в неприятном смятении.       Но, едва справившись с собой, я вдруг поняла, насколько сильно хочу увидеть его снова. Осознание этого раздражало. Ведь впереди оставалось ещё полтора долгих часа в окружении женщин, светской болтовни и натянутых улыбок, когда всё внутри кричало: «Где он?»       Бессонная ночь давала о себе знать. Веки тяжелели, глаза неприятно жгло, а зевок подступал к губам, едва не вырываясь наружу.       — Скажите, Ваше Величество, каково это — быть королевой империи, с которой ваша родина вела долгие годы войны?       Я чуть приподняла подбородок, взгляд потяжелел, заострился. Фальшивая улыбка скользнула по губам, но в ней не осталось ни капли теплоты.       — Необычное чувство, — отозвалась я, чеканя каждое слово. — Но теперь Фенр’Асар и есть моя родная империя.       — Это вы говорите из-за принуждения?       Опасный блеск скользнул в её серых глазах, мягкий, но предостерегающий. Золотистые кудри медленно качнулись, когда королева иной империи чуть откинулась назад, будто проверяя меня на прочность.       — Ваше Величество, при всём уважении, напомню: из-за неудачного поступка принца Аэлории сложилась весьма неприятная ситуация. В итоге я вынесла смертный приговор собственному дяде. — Я медленно обвела взглядом гостий, задерживаясь на каждой чуть дольше, чем было уместно. — И несколько дней назад я лично присутствовала на его казни.       Я сделала паузу, давая словам осесть в воздухе.       — Предательство короны, которой я служу, не подлежит обжалованию. Меня никто не принуждал приехать сюда. Никто не заставлял становиться королевой. Но так или иначе, это бремя легло бы на мои плечи, ведь я по-прежнему остаюсь наследницей престола Эссилия. И никакой эльф не сможет этого изменить.       Повисла напряжённая тишина. Я чуть склонила голову, взгляд стал холоднее.       — Почему бы нам просто не насладиться ароматной чашкой чая, вместо того чтобы искать мои слабые стороны?       На лице королевы Маргери отразилась напряжённая жёсткость. А Дориана скептически ухмыльнулась, как будто её позабавило, что мои слова смогли задеть королеву сильнее, чем следовало.       — У меня их нет. Я соткана не из воды, а из стали. И внутри меня пылает огонь Фенр’Асара.       — Разумеется. В этом никто не сомневается, раз уж вы смогли взойти на престол в столь юном возрасте, — отозвалась принцесса Джуодия с вежливой улыбкой.       — Возраст не имеет значения, когда есть сила воли.       — Давайте обсудим шелка, привезённые из Аэлории! — поспешила сменить тему Софира. — Говорят, они лучшие в своём роде!       С тех пор, кстати, она попадалась мне на глаза куда реже, чем раньше. И пусть снаружи всё выглядело, как прежде, внутри я смотрела на неё иначе — с осторожностью, сдержанным недоверием. Единственным, кому я хоть немного верила, оставался Ша’арнез. Он не просто обещал, а исполнял.       Но больше не целовал. Даже близко не подходил…       Разумеется, жалел. Как иначе? Его жена была испорченным товаром. Разбитой, надломленной, словно фарфоровая кукла, что треснула, но не разбилась окончательно. С ней нельзя было просто лечь рядом, обнять, провести рукой по щеке, прижать к себе, чтобы она расслабилась в его руках.       Она была безэмоциональным призраком, что защищалась не мечом, а острым языком, пряталась за ядовитыми словами, отталкивала, жалила первой, лишь бы не дать возможности ударить в ответ. Она не позволяла заботиться о себе, не принимала его тепло, будто обжигалась даже от малейших прикосновений. Говорила, что справится сама. Что не нуждается.       И он знал правду. Но всё равно стоял за её спиной, как несокрушимая стена. Как незыблемая гора. И не позволял никому, ни единой душе, даже взглянуть на неё с намёком на презрение.       Но я хотела к нему. Безумно хотела.       Увидеть дерзкую ухмылку, полюбоваться белоснежными волосами, что так резко контрастировали с тёмной кожей. Хоть на мгновение дотронуться до него, ощутить тепло, которым он всегда окутывал меня, даже когда не прикасался.       Воспоминания о наших первых поцелуях вспыхнули в памяти, заставляя сердце предательски сжаться. Щёки мгновенно запылали жарким румянцем. Я будто перенеслась в тот самый миг, снова ощущая его губы, жар дыхания.       Руки дрогнули. Всё внутри сжалось от волнения, и я больше не смогла выдержать.       Резко поднявшись, едва ли не опрокинув чашку с чаем, я почувствовала, как тут же вслед за мной встала Элоис. В саду опять наступила короткая тишина — все взгляды устремились на меня.       — Прошу меня простить, — спокойно, но уверенно произнесла я. — Ночью мне плохо спалось.       Софира приподняла бровь и тут же изогнула губы в едкой ухмылке. Она явно подумала, что причиной моей бессонницы была вовсе не бессонница.       Я сделала вид, что не заметила её реакцию, и в том же тоне продолжила:       — Я бы хотела немного отдохнуть, но буду искренне надеяться, что это чаепитие не последнее в нашем расписании.       Оставалось лишь развернуться и уйти, сохраняя осанку, и меня совсем не волновали чужие взгляды, но внутри всё кипело.       Ведь мне нужно было к нему.       Даже если я не найду мужа в покоях, то всё равно останусь там до глубокой ночи, пока он не появится. А он появится непременно.       Элоис пыталась не отставать, но мои шаги были слишком быстрыми. В конце концов, она ускорилась, встала передо мной, загородив дорогу, и почтительно поклонилась, тяжело дыша.       — Ваше Величество! — едва отдышавшись, заговорила она.       Я скользнула по ней оценивающим взглядом, молча ожидая продолжения.       — Такой величественной королеве, как вы, не следует так ходить, — наконец выдохнула Элоис, стараясь говорить спокойнее. — Будьте изящны, как всегда.       Я остановилась, чуть склонив голову набок, и взглянула на неё с едва заметной улыбкой.       — Да, — задумчиво кивнула я. — Возможно, мне действительно стоит быть грациознее.       Фрейлина оживлённо закивала, довольная моим ответом.       — У вас есть какие-то указания?       — Нет. — Я плавно повела плечами, словно сбрасывая с себя усталость. — Сейчас я просто хочу немного отдохнуть.       — Вас что-то тревожит, моя королева?       — Последние несколько дней были изнурительными, и я не выспалась. Так заметно?       Элоис сначала замерла, не понимая, стоит ли отвечать, а затем поспешно покачала головой.       — Нет, Ваше Величество, вы выглядите превосходно. С каждым днём всё краше. Брак вам, без сомнения, пошёл на пользу.       Я едва заметно улыбнулась, но тут же сменив тему, произнесла:       — Подготовь мою постель ко сну.       — Как вы пожелаете, госпожа.       Элоис провела меня до покоев, осторожно помогла снять наряд и облачиться в лёгкую ночную рубашку. Тонкая ткань ласково скользнула по коже, но мне она всё равно показалась слишком откровенной. Однако спорить не было смысла. Встряхнув подушки, Элоис расправила одеяло и, не дожидаясь моих указаний, погрузила комнату во мрак. Эльфийка не знала, что я ненавижу темноту. Но я не стала её поправлять — просто терпеливо ждала, когда она уйдёт.       Как только дверь за ней закрылась, я раздвинула тяжёлые шторы. В спальню хлынул мягкий золотистый свет, растекаясь по стенам и полу, рассеивая затаившиеся в углах тени. Глубокий вдох — и сердце замедлило удары, будто оттаивая под этими ласковыми лучами.       Я скинула туфли, ступив босыми ногами на прохладный мрамор. Сделала шаг, другой, позволяя солнечному свету скользить по коже, окутав тёплым, почти нежным прикосновением. Закрыла глаза, вслушиваясь в собственное дыхание, в шелест лёгких занавесок, в едва слышные звуки, доносящиеся снаружи.       И в этой тишине, наполненной теплом, я в который раз поняла — мне нужен не свет. Мне нужен он.       Сейчас все тревоги казались далекими, словно их никогда и не было. Всё, что происходило за стенами этих покоев, перестало иметь значение. Мне просто хотелось побыть наедине с собой, прислушаться к собственному дыханию, а потом, когда он вернётся, встать напротив и заглянуть в бескрайнее море его глаз.       Но Ша’арнез появится поздно — слишком поздно, чтобы застать меня бодрствующей. Или так ему будет казаться. Я обыграю его в этой молчаливой войне. Он может сколько угодно держать дистанцию, но после той ночи, после того, как сделал меня своей женой, ему не скрыться.       Я думала, он станет ближе. Что я почувствую его тепло не только в мимолётных прикосновениях. Но он отдалился. И теперь я не знала — продолжал ли он жаждать меня так же, как прежде, или, разглядев мои слабости, охладел.       Мне было страшно.       И впервые не из-за темноты.       Сон оказался тревожным, не дающим покоя. Я то и дело просыпалась, но каждый раз усталость вновь затягивала меня в его липкие сети, не желая отпускать.       Во мраке снов меня душили. Чёрные, змеящиеся руки сжимались вокруг горла, не давая вдохнуть. Я пыталась бороться, вырваться, но они были сильнее. Паника накатывала волнами, сковывая тело. Я задыхалась.       Рывком очнувшись, я почувствовала, что меня удерживает что-то тяжёлое. Страх мгновенно вспыхнул с новой силой, сжался ледяным комом в груди. Я замахала рукой, пытаясь избавиться от сковывающей хватки, и ударила того, кто меня держал. Почти впадая в истерику, я судорожно пыталась освободиться.       Но внезапно твёрдая рука перехватила мою дрожащую ладонь, крепко, но бережно сжимая её. Вскрик застрял в горле, когда меня притянули к себе, заключая в тёплые объятия. В спальне вспыхнул слабый свет свечи, отбрасывая дрожащие тени на стены.       — Тисс. — Тихое, но настойчивое предупреждение. — Успокойся, это я.       Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить его слова. Сердце всё ещё бешено колотилось, но хватка страха понемногу ослабевала. Я глубоко вдохнула, позволяя ему помочь выбраться из плена смятых простыней.       — Тебе приснился плохой сон?       Его голос звучал мягко, едва уловимо заботливо. Он прилёг рядом, осторожно проводя пальцами по моим волосам, словно я была хрупкой, словно от одного неловкого движения могла рассыпаться.       Я невольно прижалась ближе, а затем вдруг осознала, что лежу в объятиях мужа.       И мне не было страшно.       Страшно было без него.       Я ничего не ответила, а он больше и не спрашивал, продолжая шептать мне успокаивающие слова. Его тепло окутывало, как и рука, что осторожно скользнула по моей ладони, переплетая наши пальцы. Я тихо выдохнула, чувствуя, как напряжение покидает тело.       — Ты избегаешь меня, — заявила я, не глядя на него, хотя желание сжигало изнутри.       Ша’арнез не стал молчать. Вместо этого он приподнял мой подбородок, заставляя встретиться с ним взглядом. В полумраке его глаза, обычно сияющие холодным сапфиром, казались тёмными омутами, в которых так легко можно было утонуть.       — Глупенькая. — В этих словах смешались мягкость и укор. — Я не избегал тебя. Зачем мне избегать собственную королеву?       — Вот и меня интересует то же самое.       — Я разве не ответил на твой вопрос? — Его пальцы сжали мою руку чуть крепче, а взгляд задержался на губах.       Сердце резко ухнуло вниз, а затем сорвалось в бешеный ритм.       Нет, не бейся ты так. Он всё поймёт. Услышит. Увидит…       — Нет, — тихо выдохнула я.       — Что тебе снилось?       — Я, кажется, первая задала вопрос, — возмутилась я, пытаясь увести разговор в другую сторону.       Он усмехнулся — едва, почти незаметно.       — Я ведь сказал, что не избегал. Чем это тебе не ответ?       Я поджала губы. Всё не так просто. Не с ним.       — Где ты был всё это время?       — Это допрос?       — Не отвечай вопросом на вопрос, — тихо, но твёрдо проговорила я.       Мне не хватало его. Всё казалось слишком туманным, зыбким, но одно я знала точно — мне нужен был мой муж хотя бы просто рядом.       Пальцы дрожали, но я всё же осмелилась. Плавно, но решительно, перелезла на него, обвивая шею руками. Ша’арнез замер. Несколько секунд он просто смотрел, пристально, изучающе, будто пытался прочесть каждую эмоцию, прячущуюся во мне. А потом тёплые ладони легли на бёдра, скользнули чуть выше, оставляя за собой огненные следы.       Сердце колотилось так яростно, что казалось, он мог услышать его.       — Тогда почему же был так далеко? — прошептала я, чувствуя, как напряжение между нами нарастает.       Мои пальцы зарылись в его белоснежные волосы, а он притянул меня ближе.       — Я ближе, чем тебе кажется.       — Что, если мне хочется быть ещё ближе?       В груди у него что-то заурчало — тихий, вибрирующий звук, похожий на предупреждение.       — Я больше не принц. На мне теперь ответственность куда больше, чем ты думаешь. Но я учту, что оказываю тебе мало внимания.       — Я не это имела в виду… — тихо возразила я, кончиком пальца ведя по его разгорячённой коже вдоль расстёгнутого ворота рубашки.       Его мышцы напряглись под моим прикосновением. Взгляд впился в меня, голодный, обжигающий. Пространство между нами казалось невыносимо узким, воздух наполнился электричеством.       Я чувствовала, как участился пульс, но не могла заставить себя отстраниться.       — Конечно… — отозвался он, пальцами обхватывая моё запястье, но не отталкивая. Напротив, его рука медленно скользнула вверх, к плечу, а затем ниже…       Я шумно выдохнула, и холодные мурашки пробежали по моей коже, когда в комнате повисла тягучая, вязкая тишина. Губы пересохли, и я нервно провела по ним кончиком языка, собираясь с духом.       — Ты спишь в другом месте…       Ша’арнез ответил не сразу. Он просто смотрел. Так просто, обыденно.       — Да.       Этот короткий ответ вызвал во мне странное разочарование, но я не отступила.       — Поспи со мной… Если не считаешь, что получил бракованный приз…       Он не двигался, но в воздухе повисло напряжение. Появилось ощущение, будто я дёрнула за невидимую нить, сплетающую нас вместе, но теперь не была уверена, выдержит ли она.       — Бракованный? — Белокурая бровь приподнялась, но взгляд остался серьёзным.       Я кивнула, сглотнув.       — Ты думал, я сильная и независимая. А я… сломанная.       Он выдохнул сквозь стиснутые зубы, и в следующий миг его ладонь коснулась моего лица, тёплая, уверенная, сильная. Пальцы прошлись по щеке, задержались у виска, зарылись в мои волосы. В груди что-то болезненно сжалось, когда его дыхание скользнуло по моим губам.       — Да, я думал, что ты сильная и независимая. — Охрипший голос стал низким, бархатным, пробирающим до дрожи. — Ты привлекла меня в тот самый день, когда бросила мне вызов. В тебе была сила, дикая, необузданная. И знаешь что? Я до сих пор её вижу.       Тёплая ладонь спустилась вниз, скользнув по изгибу моей спины, и задержалась на пояснице, властно удерживая меня. Меня охватило непривычное чувство — будто он не просто держал меня, но и забирал себе.       — Ты не сломанная, Тисс.       Губы замерли в миллиметре от моих.       — Ты — моя.       Я выдохнула прямо в его губы, и в следующую секунду ощутила, как он жадно прильнул ко мне, срываясь на поцелуй, наполненный голодом и требовательностью. Ша’арнез сжимал меня в объятиях так, словно хотел раствориться в этом моменте, стать единым целым. Его руки были везде, горячие, жгучие, оставляющие невидимые следы на моей коже. И всё же… их было мало.       Ловкие губы скользнули вниз, оставляя дорожку из огненных прикосновений. Горячий язык обжигал шею, вызывая дрожь, а мои пальцы зарылись в его волосы, сжимая пряди.       Мы горели. Ничего не делая, просто сливаясь в этой безумной жажде друг друга.       Но когда его руки грубо проникли под мою рубашку, я замерла. Всё внутри сжалось, будто ледяная вода хлынула мне под кожу, затапливая пожар страсти. В груди возникла тяжесть, знакомая и давящая, отзывающаяся мерзким отголоском прошлого.       Глаза распахнулись, тело напряглось, и я почувствовала, как накатывает волна отвращения… к самой себе.       Я дёрнулась, издав сдавленный, непроизвольный звук.       — Всё хорошо, маленькая фурия, я с тобой. Это я.       Адреналин подскочил, сердце бешено зашлось, дыхание сбилось.       — Хочешь слезть? — Тихий, спокойный вопрос, но в нём звучало что-то болезненное.       Я не ответила. Просто осторожно выскользнула из его рук, которые ещё мгновение назад дарили тепло, но теперь казались пугающими.       Отступила к окну.       Комната утопала в полумраке, горела всего одна свеча. Слишком мало света. Слишком много тьмы. Дрожащими руками я стала зажигать остальные свечи, одну за другой, пока мягкий свет не залил пространство. Дыхание постепенно выравнивалось, но с каждым вдохом мне становилось всё невыносимее.       Я чувствовала его взгляд. Он не двигался, не произносил ни слова. Только наблюдал, и именно поэтому я не осмелилась посмотреть на него, но знала — воздух в комнате стал тяжелее.       — Я чувствую себя в безопасности рядом с тобой, но… — Пальцы крепче сжали край подоконника. — Мне нужно время, чтобы привыкнуть…       — Тисс…       — Ты можешь найти себе другую женщину…       Я не успела договорить.       Ша’арнез вскочил с постели, будто его пронзила вспышка огня. Движение было столь стремительным, что пламя свечей дрогнуло, бросая по стенам зловещие тени.       Я невольно сжалась.       Я видела его во многих состояниях. Видела, как он хладнокровно свергал отца. Видела его бесстрашного, несгибаемого. Но сейчас… Ещё никогда прежде он не выглядел таким злым.       — Ты. Бредишь. Тисс. — Слова срывались с его губ, как медленный огонь, готовый вспыхнуть пламенем.       — Моё состояние…       — Тебя в таком состоянии могу видеть лишь я, — прорычал он, перехватывая мои ладони, словно боялся, что я исчезну. Пальцы сжались крепко, но не больно — так, будто он хотел донести что-то важное, чтобы я почувствовала, поняла, поверила. — Ты. Моя. Жена.       — Не по-настоящему! — В голосе зазвенело отчаяние.       — Чёрт возьми, по-настоящему!       Я отвела взгляд, но он не позволил спрятаться, заставляя смотреть прямо в эти потемневшие, бушующие омуты.       — Твои сны теперь в безопасности. Я буду рядом, независимо от того, какая ты сильная. А ты очень сильная. Ты мне веришь?       — Верю.       Одно слово, но сколько в нём смысла…       Некоторые двери должны были закрыться навсегда, но я продолжала к ним возвращаться, снова и снова, будто пленница собственного разума. Я убеждала себя, что боюсь, что не готова шагнуть дальше, но, возможно, дело было вовсе не в страхе. Возможно, я просто привыкла к этому.       Ша’арнез стоял напротив, изучая меня с хищной сосредоточенностью, от которой по коже пробежали мурашки. В полумраке свечей его взгляд казался тяжёлым, пронизывающим. Безусловно, он видел все мои колебания и сомнения. Видел меня насквозь.       — Тисс, я взрослый мужчина. Я умею контролировать себя.       Я нервно сжала ткань рубашки, а затем выдохнула:       — А как же желание?       Лёгкая улыбка тронула его губы, но в глубине глаз вспыхнуло нечто дикое.       — Желание? — Его рука мягко прошлась по моему запястью, оставляя за собой ощущение жара. — Это всего лишь инстинкт. Животное влечение. И эльфы чем-то смахивают на животных.       Сердце гулко застучало. Казалось, он нарочно растягивал момент, наслаждаясь моим смятением.       — Я не уверена, что смогу дать тебе то, что должна правильная жена.       На его лице мелькнуло что-то похожее на ухмылку — тёмную, хищную.       — А ты неправильная?       Я не успела ответить. Он шагнул ближе, заполняя собой пространство, пока моя спина не упёрлась в стену. Тепло его тела окутало меня, дыхание сбилось, когда он медленно наклонился, оставляя между нами крошечное расстояние.       Я приоткрыла рот, но слова застряли в горле. Эта близость сбивала с толку, будоражила, но не пугала. Напротив — мне хотелось быть ближе.       — Откровенно говоря, я хочу тебя. Но я не прикоснусь к тебе, если ты сама этого не захочешь.       Я ждала, что отпряну и во мне вспыхнет тревога, но не почувствовала ничего, кроме тепла. Медленно, нерешительно я сделала шаг вперёд и обвила руками его торс, позволяя своему телу найти убежище в его объятиях.       — Возможно, наши слова не будут звучать в унисон, но… мне хочется, чтобы ты знал. Рядом с тобой я наконец могу дышать. Я чувствую себя живой. — Я сделала глубокий вдох, сжимая пальцы в кулак. — Ты терпеливо заботишься обо мне, даже когда я не даю повода. Просто я так привыкла защищаться, что до сих пор задаюсь вопросом, почему все меня бросают, а ты продолжаешь оставаться…       Я отвернулась, чтобы не встречаться с ним взглядом. В груди тянуло, но больше не было больно. Это было что-то другое. Тёплое.       — Но внутри меня что-то изменилось. Словно крошечная искра, которая с каждым днём разгорается сильнее. И я поняла… будь ты в опасности, я бы без раздумий закрыла тебя собой.       На несколько мгновений повисла тишина. Я чувствовала на себе его внимание, напряжённое и… довольное? Когда я всё-таки решилась взглянуть на него, он уже ухмылялся.       — Так это ты мне в любви признаёшься?       Я захлопала ресницами, поражённая его наглостью.       — Нет!       — Правда? А ведь ты только что призналась, что в тебе что-то разгорается…       Он нарочно смаковал каждое слово, наслаждаясь моим замешательством.       Я прищурилась, но горящие щёки меня выдавали.       Этот эльф определённо издевался!       Но что бы ни случилось, этой ночью я была в надёжных руках. Ша’арнез держал меня так, будто в этом мире не существовало ничего, кроме нас. Его дыхание касалось моих волос, тёплое, ровное, успокаивающее, словно обещание, что я в безопасности.       Я прижалась ближе, ловя себя на мысли: а вдруг это и правда есть любовь? Но почему, глядя на его умиротворённое лицо, была уверена, что это чувство гораздо больше? Сильнее. Это было необъяснимо.       Ведь любят не за что-то. Любят просто так.       Я прикрыла глаза, и тёплая слеза скатилась по щеке.       Оказывается, я умела любить.