Keep silence

Антон поставил перед собой несколько важных условий, которые ему было необходимо соблюдать, чтобы не подвергнуть себя никаким рискам и не попасть под чье-либо подозрение. Он пришёл к этим выводам не сразу. Поначалу он был в ужасе, когда на него обрушилось лавиной осознание, что он был полон томительного и нездорового влечения к парню, что могло навсегда разрушить ему жизнь, если хоть кто-то об этом догадается. Вначале он с трудом сдержал себя от того, чтобы как следует не проораться, но в данном случае никто бы ему это не позволил, поэтому он просто отпустил это и позволил себе вариться, вариться до помутнения в собственных мыслях, страхах и представлениях. Это была полная катастрофа, и это факт. И только на утро следующего дня, после того, как он проспал, как убитый, всю ночь — только тогда Антон вновь приобрел способность мыслить здраво. Ничего не изменилось, но он на это и не надеялся. Вчерашнее осознание не показалось ему каким-то бредом, утрированным или накрученным чувством. Наоборот — сейчас в голове это укоренилось и стало чуть более… естественным. А не так, словно в голове Антона поселилась какая-то гадость. Ситуация не перестала быть катастрофой от этого. Однако ему было необходимо что-то делать. Так что Антон прибегнул к тому, что у него получалось лучше всего — к анализу. К тому, благодаря чему он выпутывался из всевозможных передряг ещё с декабря. Антон для себя сразу решил, что не позволит этому стать явным, поэтому, немного проанализировав свое печальное и достаточно тяжелое положение, он смог вывести основные правила, которые нужно соблюдать во что бы то ни стало. Первое — контролировать взгляд. После того, как он сел за стол, включил настольную лампу и стал думать, думать, вспоминать все, что только мог, то с ужасом для себя понял, что до этого совершенно не обращал внимания на то, как часто смотрел на Ромку, чуть ли не заглядываясь на него. Запоминал привычки, выражения лица и даже улыбки. Если оставить все, как есть, то никто, может быть, и не заподозрит, однако где вероятность, что сам Антон, выяснив о своих чувствах, не будет пялиться на Ромку так же, как тот на Полину в самом начале — взглядом побитой, но верной дворняги? Он очень хотел найти бумагу, чтобы прописать на ней какие-либо правила, однако внутри все обледенело, как только он подумал о том, что это могут найти. Поэтому пришлось все выводить в собственной голове. Итак. Контролировать взгляд, не пялиться больше положенного времени и не смотреть слишком восхищенно или наоборот — слишком голодно. В целом — аргументированно, оправданно и не слишком параноидально, так что сойдет. Второе правило состояло в том, чтобы не вести себя, подобно… вертихвосту. Не привлекать изрядно Ромкино внимание, не… блять, не кокетничать с ним, не пытаться вступать в шутовские баталии или чересчур восторженно ловить его отзывы и мнения. Когда Антон вспоминал, как часто вел себя так, словно… заигрывал с ним — эти ухмылки, подначки, пихания — он утыкался лицом в собственные колени, коротко выл, а потом вновь призывал себя к рассудку, смахивая с себя морок стыда. И вновь начинал думать. Третье правило было последним и самым важным. Не касаться. Стараться пресечь тактильный контакт любым образом: не трогать за руку, не ерошить волосы и, что тоже было важно — не реагировать на тактильность Ромки слишком ярко. Будет сложно, но надо так же, как и прежде — воспринимать это спокойно и непринужденно. Последнее было просто сакральным словом. Все три правила Антона состояли в том, чтобы вести себя непринужденно. У него нет права на ошибку — он потонет сразу же, поэтому нужно было действовать очень тщательно, очень аккуратно, чтобы остаться для всех таким же, даже если внутри его мир перевернулся. Несмотря на все яростные убеждения, на внешнее напускное спокойствие и включение всех своих актерских талантов, Антон был близок к провалу, когда этим утром наткнулся на озадаченное Ромкино лицо. Все, абсолютно все, вплоть до визуального восприятия — после того, как Антон смог все это распознать — все стало настолько неузнаваемым, что будто землю из-под ног выбило. И, за что он был готов отлупить себя до беспамятства, Антон безумно ждал этой встречи, и все внутри взвилось трепетом, пуская трещину по его титаническому спокойствию. — Погнали покурим, — предложил Ромка, хотя звучало больше, как приказ. — Я не курю, — максимально ровно и вместе с тем тупо отозвался Антон. Тот закатил глаза и, подхватив его под локоть, повёл за собой. Вроде настолько обычный жест, но у Антона перехватило дыхание, а при сглатывании горло резануло наждачной сухостью. — Знаю я, что не куришь, просто в курилку зову, — проворчал Ромка, и Антон не смог выдавить из себя большее, чем понятливое «А-а…». Разговор. Однозначная цель всего этого — дальнейший разговор, поэтому Антон вмиг воспользовался тем временем, что у него было, пока они шли от выхода из раздевалки до курилки в конце противоположного коридора, где был запасной выход. Время было против него, но Антон мыслил лихорадочно, почти отчаянно. Про себя перечислил все правила, проконтролировал дыхание, представил себе как минимум три варианта для диалога и, поняв, что перестраховался со всех сторон, был благополучно впихнут в курилку, после чего Ромка закрыл за ними дверь, доставая пачку и жестом кивая ему на лавочку, куда Антон и уселся. Он решил начать разговор первым, чтобы контролировать русло диалога, поэтому, собрав по максимуму голос, заговорил вкрадчиво: — А ты зачем меня сюда позвал? — А че, не понятно, что ли? — невесело хмыкнул Ромка, чиркая зажигалкой и поднося огонь к сигарете. Затянувшись, он выжидающе кивнул, — Куда ты сдрыснул вчера? Че я опять сказал не то? — Да ничего ты не сказал, почему сразу из-за этого? — Антон нахмурился. Это становилось проблемой. Теперь он не мог внятно и быстро оценивать ситуацию, потому что половина ресурса уходила на то, чтобы обратить внимание на Ромкину мимику, на то, как он двигается. Антон весь внутри обмирал от желания услышать, что он скажет. — Ну а как ещё? Ты же любитель пообижаться на всякую… — Я не обижаюсь на слова, — отрезал Антон, — И не строю из себя тут никого. — Как же. А че ты вчера хотел за забором своим полуметровым скрыться, а? — Потому что… — Антон прикрыл глаза и, вдыхая с очевидным раздражением, продолжил поспокойнее, — Мне не нравится, когда со мной говорят, как на допросе. — Ну вот, а говорил, что на слова не обижаешься, — фыркнул Ромка. Антон не стал отвечать на этот выпад, потому что мало было смысла в том, чтобы вступать в какой-то спор, на который Ромка явно хотел его вывести. Тот цокнул неодобрительно, а потом поинтересовался: — Так я разве сказал херню? Или неправду? По поводу того, что ты врешь? — Ты сказал правду, — не стал юлить Антон. — Так схерали ты тогда взбеленился? — Ты тоже сказал Полине правду, когда мы после театра ехали, и ей она тоже не очень понравилась, — едко кольнул его Антон, и Ромка, судя по его лицу, крайне растерялся от такого выпада. — Да че с тобой… — Ничего, — вздохнул Антон, а потом применил к Ромке один из своих аргументов, — Просто с Евгением Сергеевичем был разговор… тяжкий. — Выговаривался ему? — тот, затянувшись, выдохнул дым в противоположную сторону, и Антон кивнул, чувствуя томление от того, как быстро все раздражение Ромки сошло на нет. — Вроде того. И как раз мы обсуждали то, как часто я вру. И много. Поэтому мне не хотелось, чтобы меня в этом… уличали. — Ну хорошо, мой косяк, — вмиг сдался Ромка, а потом, заглянув Антону в глаза, поинтересовался, — А почему ты тогда смылся, пока я перед тобой, как дрочила школьный, распинался? Подавив нервную улыбку, Антон сжал похолодевшие пальцы. Вот тут уже ситуация становится сложнее, потому что внятное оправдание было очень сложно придумать. Но вместе с тем — необходимо. Но он предугадывал, что ему придется объясниться, поэтому ситуация была схвачена. Тут, конечно, начинался театр одного актера, однако помимо того, чтобы не умереть со стыда, Антону ещё следовало быть достаточно убедительным. — Не в тебе проблема, — он покачал головой и отвел взгляд, — Я просто вспомнил всякое… Ну, про ложь, и так далее… — отлично, все шло по плану: непонимающий Ромкин взгляд, то, что он даже затягиваться не стал — все говорило об ожидании, так что Антон не стал долго томить его, — В общем, мы с Евгением Сергеевичем обсуждали, какие последствия у лжи… — А давно ты к нему ходишь? — внезапно поинтересовался Ромка, и Антон, растерявшись, ответил, как на автомате: — Почти месяц. Выдохнув ругательство, Ромка кивнул: — Так что там про ложь? — Да… — пробубнил Антон, а продолжил поувереннее, — В общем, он сказал, что вранье… Ну, у него эффект накопительный, так что паничка, возможно, случилась поэтому. Из-за того, что я заврался. Ромка кивнул, покручивая сигарету в пальцах: — Справедливо он это заметил… — Он посоветовал мне чаще говорить правду. Вот, помнишь, когда я книгу читал? — в целом, было почти что правдой. — Плаху? — Антон удивился, что Ромка смог вспомнить название. — Да, — выдохнул он и продолжил, — Я тогда хотел уйти, успокоиться… Но решил рассказать все вам. Ромка продолжил молча смотреть на Антона, ожидая его дальнейших слов. Антон замял пальцы. Так, необходимо, чтобы его речь звучала убедительно. Но пока он говорил правду, это было легко реализовать. — Я хотел понемногу переставать врать без причины или даже когда она есть… Так что когда ты сказал мне про ложь, — Антон горько усмехнулся, — Я даже не знал, что это будет так… Ну, знаешь, — он описал рукой какой-то росчерк в воздухе, — Это если в прятки играешь, и тебя в последнюю секунду находят и пугают ещё. Ты прям заорать готов, потому что этого не ждал. Ромка кивнул с пониманием. Сравнение, судя по всему, было для него знакомо, и он поинтересовался: — Так ты испугался, что ли? — Не испугался, — возразил Антон, — Просто не ожидал, что мне этим тыкнут, поэтому растерялся очень. Это было немного похоже на паничку. Ромка так вскинулся, что Антон дальше уже практически завопил: — Да нет, нет, не полностью, все нормально было! Я скорее просто… очень удивился, поэтому не попрощался нормально. Ты извини, если вдруг я… Мне прийти в себя надо было. Я думал позвонить, но потом решил, что потом сам расскажу… «Сам расскажу» — вещь, которая звучала достаточно убедительно и давала Ромке почву для мыслей: Антон не собирался лгать, он потихоньку начинает с этим бороться, он уже и вознамерился делиться чем-то, как есть. Ромка нахмурился. Было видно, как он терзался в сомнениях, и Антон очень переживал, что тот сейчас не поверит в его объяснения. Это было так волнительно в плохом смысле этого слова, что ладони вспотели, а голова буквально пульсировала. Антон будто по канату шел. — Да я не гнал, — помотал головой Ромка, — Я просто не понял, че случилось… Хотел понять. — Ну, получается, что понял, — Антон примирительно и искренне, как мог, улыбнулся. Ромка едва улыбнулся в ответ, и по его взгляду можно было понять, что версия Антона принята, и в неё даже поверили. Вздох облегчения сдержать удалось. Отлично, пока Антон у руля. За самое подозрительное он уже объяснился, поэтому дальше ему оставалось только следовать своим уже священным правилам, и тогда он останется на плаву. — Короче, — Ромка указал на Антона дымящимся кончиком сигареты и медленно подытожил, — Не пизди. Ты читал «Тайное становится явным»? Успенский написал. — Драгунский же, нет? — Да харе выебываться, — отмахнулся от него Ромка, и Антон издал смешок, стараясь делать свою улыбку не слишком восторженной от того, как его умилила Ромкина манера беситься на чьи-то заумные высказывания, — Так читал? — Читал, — кивнул Антон, закусывая щеку с внутренней стороны. — Так вот, будешь как уебан этот с кашей. Только в твоем случае все похуже. Так что завязывай вот это свое… — Ромка подбирал слово, — Выебство, геройство… В общем, понял ты меня. Это хорошим никогда не кончалось. «Ошибаешься, — возразил ему мысленно Антон, — Если я проболтаюсь тут, то это кончится далеко не хорошо». Ромка, услышав приглушенный школьный звонок, кивнул Антону: — Погнали? Антон практически полностью успокоился, потому что дальше будет сорок пять минут урока, где у него будет свобода для мыслей, для занятий, потому что эти пятнадцать-двадцать минут, что Антон провёл с Ромкой, его мозг так интенсивно думал, что было трудно не вымотаться.

***

Когда Антон держался близ своих трёх пунктов, все шло относительно гладко, пусть и казалось временами, что его жизнь снова стала такой же скучной и сероватой, как и прежде. Придерживаясь своих целей оставаться незамеченным, Антон взаимодействовал с Ромкой вполовину меньше, чем раньше, и тот неосознанно замечал это, тянулся навстречу, пытался разговорить. И порой Антон чувствовал себя виноватым, не поддаваясь на это и ещё больше озадачивая Ромку своей непринужденностью и улыбкой, будто ничего не происходит. Конечно, этим он себя защищал, но Ромку бессовестно водил за нос. Стоило отдать должное самому себе и плану, который Антон продумал: ни один человек ничего такого не подумал. Легкое недоумение было только в Ромке, в то время, как Бяша и Полина не заметили совершенно ничего. А это было плюсом, потому что слепота его друзей немного притупляла сомнения Ромы, отчего и он начинал ложно думать, что все, как раньше. Но Антон достаточно изловчился, чтобы все и было, как раньше. Он все так же давал Бяше и Ромке списывать, все так же ходил на чаепитие к Полине, и даже с Ромкой и Бяшей пару раз до дома шёл. Вот только все это было в том контексте, что Ромка персонально больше не получал от Антона внимание, он всегда шёл в комплекте с кем-либо: Антон старался по максимуму пресечь возможность их взаимодействия. Когда Ромка просил помочь Антона с домашней работой, Антон оглядывался на остальных и замечал, что у Бяши такая же проблема с задачей, поэтому он подзывал его и диктовал тему уже обоим. Когда Ромка подкалывал Антона, тот старался ответить не менее едко, подключив к этому Полину, которая с удовольствием вступала в безжалостные перепалки. Это работало, это правда работало, и Антон был абсолютно точно уверен, что такая схема имеет место быть ещё очень долго. Возможно, он и сам отделается от этого чувства, возможно, оно пройдет само. А может никогда не пройдет, но он был даже немного рад, что смог выстроить для себя эту страховку. Однако от этой схемы ему стало тяжело уже на четвертый день, в субботу, когда Полина позвала их всех на прогулку к холмам, на которые Антон, выцветший, уставший и не выспавшийся, даже не обратил должного внимания. Разговоры казались ни о чем, он особо не вслушивался, в нём не было задора и веселья — для него это по факту были несколько часов сплошного самоконтроля. Единственный момент, который действительно понравился Антону — это те минуты, когда они добрались до вершины холма, и взгляду его открылась прекрасная картина поселка, освещенного закатными лучами, ещё не растаявшего озера, леса и полей за ними. Это было действительно красиво. И это единственная вещь за эти напряженные дни, которая тронула Антона за душу. Но даже она прекратилась безжалостно быстро по его ощущениям, когда Полина предложила понемногу спускаться вниз, и Антон, будто бы очнувшись, ощутил на себе леденящий холод вместо ласкающих солнечных лучей. Схема была плодотворная, она имела место быть, однако менее тяжелой от этого не была. Антона сводила с ума собственная мания всем управлять, он почти никогда не мог расслабиться в компании друзей, а выходные, которые он исключительно так и провёл — с ними, выматывали его сильнее. Он понемногу загибался, хотя даже толком и не начал. Привыкнуть к хорошей жизни было уж очень легко, так что теперь, после полутора месяца добрых, светлых и весёлых дней Антону вновь предстояло столкнуться с чем-то тяжелым, он вновь врал, врал, безбожно врал. Только теперь у него нет никого, кому Антон может доверить это. Все опять скатывалось в какую-то бездну, но он так держался за последнюю соломинку, так хотел удержаться на этих двух стульях — продолжать дружить с ними и одновременно не выдать свои чувства к Ромке, что его ресурс понемногу истощался. Было сложнее себя контролировать. Крах чуть было не случился в воскресенье вечером, когда они сидели у Полины и готовились к понедельнику, делая уроки. Правила были буквально тремя древними слонами, державшими на себе Землю, однако Антон, не всегда себя здраво контролирующий, в тот день отходил от них греховное количество раз. Про себя он анализировал собственное неповиновение. Минимум три раза он заглядывался на Ромку, пока тот, нахмурившись, усердно выводил корявые буковки в своей тетради. Антон заглядывался на его густые ресницы, на линию рта, на грубую челюсть и глаза, которые скользили по предложениям в учебнике. И это было мучительно тяжело — ощущать себя так далеко от Ромки, когда расстояние между ними едва составляло метр. Было такое ощущение, что он от него ещё дальше, чем в первые дни в школе — тогда он мог вдоволь пялиться на Ромку, сколько влезет, думать о нём и даже касаться, пока они дрались. Сейчас же все внутри вспыхивало просто от малейшего пересечения. Сознательно ограждая себя от Ромки полностью, Антон с жадностью фиксировал даже крошечные переглядывания и задыхался от них, словно это был последний глоток воздуха. И чем дальше он шёл в этот лес, все более беспорядочным и бешеным становилось его желание отхватить больше. Он чудом успел отвести взгляд, когда Ромка поднял свой. Стало так жутко, хотя он ничего такого и не сделал. В любой другой день до этого Антон бы мог выкрутиться какой-то фразой, потому что тогда он свято верил в их дружбу, так что и самого себя убедить было легко. Но сейчас Антона вводило в стресс любое отступление от правил. Ему понадобилось порядка десяти минут, чтобы вновь вернуть себе уверенный вид и собрать себя по кусочкам. И так случалось каждый раз, если ему казалось, что он в шаге от того, чтобы проколоться. Это страшно выматывало, тревожило и не давало покоя. Ему, откровенно говоря, становилось все страшнее и страшнее от того, что он поставил себе задачу, которая ему не по силам, и не сможет с ней справиться — слишком высоко лезть. Казалось, что он просто потеряется среди этого потока, выцветет, померкнет… К понедельнику он растерял весь свой запал, который присутствовал в нём меньше недели назад. Дни тянулись, как жвачка, и Антон был готов взвыть собакой. Даже какие-то уморительные Ромкины действия почти не умиляли Антона, не пробуждали в нём тайное желание улыбнуться — теперь была сплошная тоска. Бесконечная и ноющая. Такие, какими они были раньше — этого больше нет. Они никогда не будут прежними, и Антон не покривит душой, если скажет, что это его вина. Эта ненормальная привязанность, острая и захватывающая границы его терпения — она разъедает все хорошее, что осталось в Антоне, как кислота, она истощает его… Теперь от прежней жизни не осталось практически ничего. Антон полностью потонул в сохранении собственной скрытности. И, что самое для него тяжелое, он не знал, с кем этим можно поделиться. С Полиной? Как можно было забивать её незамутненный, ясный ум такой… гадкой, противоестественной вещью? Полина ведь наверняка росла с вполне традиционными убеждениями: существуют мужчина и женщина, как объекты влечения, и это константа. Своим отклонением от этого Антон лишь подорвет её ценности. И их дружбу, которой он непомерно дорожил. Он не может потерять ещё одну ниточку, за которую цеплялся в худшие дни здесь, он не может потерять Полину. Мама и папа… В самом худшем кошмаре Антон боялся представить себе такое развитие событий. Папа морщился, когда по телевизору показывали американские рок-группы семидесятых: лохматых, накрашенных, с шипастыми ботинками, пирсингом и множеством браслетов. Антон не выглядел так, но он прекрасно понимал, что папа подразумевал под этой неприязнью. Так что если вскроется такая правда… Он даже боялся себе додумывать такой сценарий, просто не мог — сразу пробирала дрожь. Нет-нет-нет, вот это ни за что не должно произойти. Антон не мог поделиться этим ни с Бяшей, что даже звучало смешно, ни с Полиной, ни с родителями. Оставался только Евгений Сергеевич. Единственная, на данный момент, отдушина в школе, которая обещает Антону скрытность и гарантированную анонимность. Антон вспоминал добрые, серые глаза Евгения Сергеевича, кружки с чаем, которые приятно согревали руки, его темно-синий костюм в полосочку и изящную позу, которую тот принимал, сидя в кресле: нога на ногу. Он бы с удовольствием поделился с ним этим, но вдруг это было почти что противозаконно? А если Евгений Сергеевич решит, что ему понадобится помощь квалифицированнее и попросит помощи специалиста посерьёзнее? А если Антона посадят в психушку, где будут пичкать таблетками и превратят его в овоща? Или Евгений Сергеевич скажет директору? А что если кто-то узнает? Каждый школьник теперь виделся Антону потенциальным доносчиком, будто миллион глаз из тьмы наблюдали за ним, поэтому пока он не хотел говорить ни одной живой душе. Об этом не должен знать вообще никто, иначе Антон потерпит поражение на этой собственноручно развязанной войне непонятно с кем. Он думал об этом, сидя за партой во время перерыва. Полина, расчесывающая волосы, обсуждала с Ромой и Бяшей завтрашнюю дискотеку. — Тоха! — обратился к нему Ромка. В последнее время в его интонации появилась вот эта самая нотка: словно он не был до конца уверен, отзовется Антон или нет. Это резало не хуже ножа, потому что Антон был готов ответить даже в том случае, если будет за сотню миль, — Ты в чем на дискач придешь? Он оторвался от собственной тетради и для вида помычал задумчиво, а после ответил: — Наверное, в свитере приду и джинсы надену. Ну, чтобы удобно было. — Во-о, — кивнул на него Ромка, а потом обратился к Полине, — Ни один пацан нормальный в рубашке не притащится, Полинка, это же дискотека! Туда все и разоденутся не так, как в школу! — Я и не говорю про школу! — Да в рубашке припереться — это все равно, что для тебя — в школьную форму. Ты же нарядиться хочешь, а пацаны хотят в удобном шмотье припереться. — Какие вы все скучные, — Полина высунула язык. — Да и хер с ним, все равно на меня Алёнка клюнет даже в мешке, — Ромка поиграл бровями. Проклятье. Антон был готов сгрызть себя за это через милисекунду после содеянного, но он просто не успел проконтролировать себя. — А что за Алёна? Блять, зря. Зря, очень зря, почему он не оказался достаточно собранным, чтобы не среагировать на такую глупость так, как полагается?.. А самое болезненное было то, что Ромка обрадовался тому, что Антон впервые за долгое время спросил что-то сам, даже если речь шла… о девочке. — Так это ж… — Ромкина зазно-оба, — Бяша, издеваясь, причмокнул губами, и Ромка, хохоча во все горло, пихнул друга. Антон едва заставил себя улыбнуться, пытаясь поддерживать всеобщий веселый настрой. Сука, он учел все, он распланировал все, даже свои несвоевременные и неправильные отхождения от правил. Но кое-чего ещё он не учёл. Четырнадцатое февраля было не просто днем в календаре. И Ромка явно не собирался отсиживаться в стороне. Ему нравилась девочка. Она, блять, ему нравилась. Это было видно по мальчишеской Ромкиной улыбке, по азарту, взыгравшему в его глазах — как пацанята загораются идеей дернуть косичку понравившейся девочки. Это все было настолько… явно, что Антон почувствовал черное, жаркое, тяжелое чувство. — Это девочка из одиннадцатого класса, — пояснила Антону усмехающаяся Полина, — Может, ты её видел? У неё волосы светлые, кудрявые такие. Она с нами на волейбол ездила. Антон припомнил компанию одиннадцатиклассников, которые обедали за их столом. Группу девочек на соревнованиях. Да, Алёна. Антон её видел. Высокая, с распущенными кудрявыми волосами, которые гривой свисали по её спине. От неё пахло цветами, и она частенько здоровалась с Антоном в школе, когда проходила мимо него. И она, судя по всему, нравилась Лилии Павловне. Когда Антон приходил к ней за индивидуальным заданием, то увидел Алёну в классе. Перед тем, как приступить к Антону, Лилия Павловна помогала ей с сочинением и советовала, что можно добавить, хвалила. Речь шла про олимпиаду. Алёна даже улыбнулась Антону, а он, совершенно не зная, кто это, улыбнулся ей в ответ. И даже не вспомнил потом. Теперь он знал. Умная, очевидно. Приветливая и красивая. Очень даже красивая, такую и старшеклассницей сложно назвать, она как студентка. «Красивая… Не удивительно, что она ему понравилась…» — Антон пытался сохранить самообладание, пока ему казалось, что внутри отгнивает что-то уязвимое, слабое. Он всю волю в кулак собрал, чтобы протянуть понятливое и насмешливое: — А-а… Помню. Губа не дура. Ромка повелся мгновенно, выпятил грудь: — А ты че думал? Я не лошня! Сердце горело. Это не было физически больно, но Антону хотелось проораться от какой-то банальной несправедливости. Почему он должен страдать? Почему ему одному волочить эту ношу на себе, почему все его друзья проживают обыкновенную жизнь, влюбляются, выбирают наряды для дискотеки, а он одну неделю не может спокойно прожить, привязанный, как дворовая псина, к своим трем правилам? Тупая, незрелая и совершенно несвоевременная ревность грызла его, а Антон не мог ничего с этим поделать, в лицо улыбаясь человеку, который был и корнем всех его проблем, и тем, от чего не хотелось отказываться. — Тоха, и тебе девчонку найдем! Там девчонки все, как на подбор, на! — подключился Бяша. — Ты у нас парень видный, сразу отхватишь! — чуть ли не с гордостью произнес Ромка. — Спасибо, — криво улыбнулся Антон, — Хотя трудно представить, кто там без пары останется… — Семён, — сразу же выдала Полина, и Ромка громко фыркнул, даже особо не посмеявшись: — Ну и че ты про этого вспомнила? — Я просто даже не понимаю, — она закинула локоть на спинку стула, — Он вообще куда провалился? Я его не видела… Да сто лет я его не видела. — Да болеет он, — отозвался Бяша, для верности описав воздушные кавычки, — Поди дома сидит и херней мается. Всегда ж так делал, на… — Я даже не заметил, что его нет, — растерянно отозвался Антон, — Но уже месяц почти прошёл… — А он у нас на особом положении, — язвительно протянул Ромка, — Да забейте хер на него. Не было его — и заебись, лишь бы не мешался… Все молча согласились, и как раз в тот момент в класс впорхнула сияющая Катя. — Что-то хорошее случилось? — в тот же миг обратила на это внимание усмехающаяся Полина. — Да-а, — Катя села на другой ряд — напротив их парт, скрестив ноги, — Только что меня в коридоре остановил Евгений Сергеевич, — Антон прислушался, — Спросил, где взять классный журнал, и напомнил, что у нас урок сегодня у него, — Катя чуть ли не пропищала, — Он такой симпатичный и улыбчивый! — Хватит вестись на всяких щеглов в костюмчиках, — проворчал Ромка, — Пока вокруг таких девки вьются — пропадают настоящие мужики. — То, что от него парфюмом пахнет, а не потярой, и что он в костюмах ходит, а не в свитерах обгрызенных, ещё не значит, что он не мужик! — назидательным тоном сказала Катя. — От меня не воняет потярой! — оскорбился Ромка. — А кто сказал, что я про тебя? — съехидничала Катя, — Ха-ха, на себя перевел! — Мне Евгений Сергеевич тоже нравится, — пожала плечами Полина, — Вам бы у него поучиться, мальчики. — Че, в смокингах в школу пригонять, на? — ядовито улыбнулся Бяша. — Мы потом вырастем, — Бяша с Ромкой синхронно простонали, — Станем серьёзными, деловыми людьми. А на работу надо ходить в деловом стиле. Привыкнете потом к своим трем полоскам — и всю жизнь в них проходите. — Это классика! — гаркнул Ромка, — Поверь мне: через лет двадцать это будет раритет! Полина с улыбкой покачала головой, подпирая щеку рукой, а потом произнесла мечтательно: — Интересно, а как пройдет урок у него? — Главное, чтобы задачи по генетике не решали, — хмыкнула Катя, откидывая косу с плеча. «Действительно, — про себя подумал Антон, — Что будет на уроке?» Евгений Сергеевич в тот раз говорил про коммуникацию, и Антон всей душой робко надеялся на то, что ему не придётся в открытую взаимодействовать с Ромкой, иначе такой накал страстей будет достаточно сложно пережить. Это был уже почти конец школьного дня, и Антон лелеял робкую надежду на то, что совсем скоро он отделается от всех этих дурных впечатлений и, наконец, пойдет к себе домой, в свою хрупкую обитель, где он может побыть один. За последнюю неделю у него совсем не было такой возможности — он полноценно был наедине с собой жалкие полминуты в туалете, пятнадцать минут в душе и пару минут перед сном — все остальное время Антон был безжалостно нагружен времяпрепровождением то с Олей, то с родителями, то с компанией друзей. Ему становилось больно от того, что пару недель назад ему такое испытание даже не было бы в тягость — он бы воспринял это, как благодать. Антон весь шестой урок собирал себя по кусочкам и вышел в туалет, чтобы как следует умыться и прочистить голову от тяжелых, густых и навязчивых мыслей. Правда, он случайно нарушил чье-то другое уединение: кто-то курил в туалете прямо на подоконнике. Антон буркнул рассеянное «Ой» и уже хотел было прикрыть дверь, как ему крикнули: — Нормально все, заходи. — Спасибо, — он шагнул внутрь помещения и тут же приблизился к раковине, положив очки на её край. Он выкрутил воду на максимально холодную, закатал рукава и, склонившись, принялся агрессивно умывать лицо, словно пытался этими действиями смыть с себя морок безнадеги и тоски, найти своё новое лицо, которое не выглядело бы таким унылым и очевидным. — Жарко стало? — хмыкнули за его спиной, и Антон, прижав ладони к лицу и морщась от холодных капель, затекающих под рукава рубашки вдоль локтя, глухо отозвался: — День говно. — Сигаретки? — вот она: курительная солидарность. Если бы Антон хотел, он бы и в самом деле воспользовался. Утерев лицо собственной жилеткой, Антон бросил взгляд на мутный силуэт на подоконнике и криво улыбнулся: — Не, спасибо, я не курю, — развернувшись, он надел на себя очки и пошёл к выходу, бросив через плечо, — Пока. — Пока! — почти сразу донеслось до него. Антону этот небольшой разговор в туалете дал хоть чуток ресурса, которого просто катастрофически не хватало, хотя он даже толком и не разглядел парня, сидящего на подоконнике. Однако взять себя в руки сейчас было задачей куда более первостепенной. К седьмому уроку все засуетились. Девочки хихикающей стайкой пошли по своим делам, Катя стремглав умчалась в учительскую, а Антон, пройдя вдоль коридора к кабинету биологии на третьем этаже, скользнул взглядом по детям, пытаясь выискать среди них Олю. Он даже немного стыдился того, как редко интересовался её делами, потому что погряз в своих собственных. Однако кое-что было совершенно точно ясно и закономерно — Оля перестала бояться. Антон замечал, что в школу она идет, как на праздник, и что с продлёнки её за уши не оторвешь, а значит травля либо прекратилась, либо Оля стала травить всех сама, что, честно говоря, было бы, как бальзам на душу. И, что самое ироничное, Ромка успел пустить свои корни даже в семью Антона, что особенно нервировало, потому что почти ни одно воспоминание не могло прокрутиться в голове у Антона без одной назойливой персоны. Не выловив Олю взглядом, Антон со вздохом направился в кабинет в конце коридора, где его встретила нетипично живая обстановка. — А вы чего делаете? — полюбопытствовал он у своих одноклассников, которые лихо сдвигали парты к дальней стене, образуя в классе свободное пространство. — Нам так сказали, — отозвался Женя, засучивая рукава и взяв два стула. — Я понял, сейчас тоже… — Антон! — он чуть было не подорвался, когда из лаборантской к нему вышел Евгений Сергеевич, как всегда собранный, ухоженный и стильный, — Как приятно видеть ещё одни рабочие руки, — он мягко усмехнулся и спросил, — Сможешь помочь? Стыдно было признаться, но Антон был до сопливого рад увидеть его. Было такое ощущение, словно внутри появился условный рефлекс спокойствия и даже повышенного настроения, как только Антон видел Евгения Сергеевича, поэтому ему неожиданно стало хорошо и спокойно. Пусть и на короткое мгновение. — Конечно, смогу. — Отлично, я тоже с вами повожусь, парни, тоже не лыком шит, — ухмылка Евгения Сергеевича вызвала понимающие смешки у остальных, и работа вновь пошла своим путем. Повозившись какое-то время, Антон понял, что задумка Евгения Сергеевича состояла в том, чтобы расставить все стулья в круг, чтобы все сидели друг напротив друга, как на неформальной встрече. Антону почему-то представился клуб анонимных алкоголиков, и ему от этого стало до истерического смешно. Потом, когда вся работа была выполнена, в класс пришли Бяша с Ромкой, которые очень расстроились из-за того, что не успели помочь, но Евгений Сергеевич заверил их, что парты и после придется поставить, как было. — Мне кажется, что не всем, правда, понравится наша перестановка импровизированная… Главное, чтобы нас с вами не застукали… — он защелкал пальцами, — Как её зовут, Лилия Павловна? — Ага, — хмыкнул Ромка, усевшись за один из стульев, — А Вы что, её побаиваетесь? — Честно? Да, — безо всякого стеснения заявил Евгений Сергеевич, — Прошу прощения, если вдруг выскажусь некомпетентно… Но на педсоветах она странно на меня смотрит, мне кажется, что я ей не нравлюсь, — парни взорвались смехом, и Евгений Сергеевич, сам разулыбавшись, покачал головой, — Держу пари, вам самим не по себе, если она вас на уроках зовет. — Ещё как! — закивал Бяша. Они с Ромкой сидели прямо рядом с Антоном, и ему оставалось надеяться, что их взаимодействие все же будет ограничено в рамках урока. Он уже немного подуспокоился, да и присутствие Евгения Сергеевича внезапно так сгладило углы, что Антон почувствовал себя почти хорошо. — Так, что-то наши дамы, — Евгений Сергеевич бросил взгляд на наручные часы, — Немного задерживаются. — Да они сегодня все какие-то загадочные, — фыркнул Тихон, переглянувшись с Женей, — Звонок прозвенел же… Как раз в тот момент раздался стук в дверь и показались лица улыбающихся девчонок во главе с Катей, которая произнесла настолько приветливым голосом, какой Антон никогда от неё не слышал: — Простите за опоздание, Евгений Сергеевич, можно зайти? — Конечно, девочки, заходите, — он радушно улыбнулся, не высказывая и доли недовольства из-за опоздания, — У нас сегодня очень любопытный урок, думаю, вам понравится. — Мы в этом не сомневаемся, — поддержала его Полина, проходя к стульям и присаживаясь на один из них, рядом с Антоном. — Так, все на месте, я полагаю? — Евгений Сергеевич оглядел всех, довольно заметив, — Вот это сказка: всех стульев хватило, даже лишних не осталось, ну? Сегодня точно наш день! Так, немного пошуршим сейчас, но каждому из вас точно понадобится ручка. И что-нибудь подложить: тетрадка или учебник. Эта фраза повлекла за собой возню, которая дала Евгению Сергеевичу немного времени. Он прошёл в лаборантскую и, к тому моменту, как он вышел оттуда и закрыл её на ключ, все уже сидели с ручками. Развернулся к заинтригованным ученикам и, чуть подвинув Женю с Тихоном, Евгений Сергеевич прошёл внутрь их круга и уселся за единственный свободный стул. Между Катей и Ариной, которые засветились от счастья. — Так, я полагаю, вам всем интересно, чем же мы сегодня будем заниматься, — он закинул ногу на ногу и, устроившись поудобнее, принялся терпеливо рассказывать, — Как я вам уже рассказывал в прошлый раз, мне всегда была особенно интересна тема коммуникации. Я люблю людей, мне интересно их выслушивать и разговаривать с ними, а вам, я считаю, будет полезно получше изучить класс, в котором вы учитесь, — он, обаятельно улыбаясь, передал девочкам листки, — Раздайте остальным по кругу… Когда листок перекочевал Антону в руки, он удивленно уставился на нарисованный посередине циферблат. Было похоже на часы. Ну да, точно же часы. Цифры на месте, есть даже часовая и минутная стрелка. Антон непонимающе переглянулся с Полиной, которая на его недоумение лишь пожала плечами. Циферблат был явно нарисованный, в школе это было дорогое удовольствие — печатать по двадцать листочков с картинками ради одного урока. Антона даже тронула мысль о том, что Евгений Сергеевич вручную старательно прорисовывал этот циферблат. — Так, у всех листочки есть? — услышав согласный гул, Евгений Сергеевич кивнул, — Думаю, у всех вас есть вопросы, для чего это и так далее. Сейчас объясню. М-м, давайте-ка отметим в круг цифры два и четыре — это время, которое сегодня не будет использоваться. Мера на всякий случай — нас сегодня не очень много человек. В классе раздалось шкрябание ручек по бумаге, и Антон вместе со всеми послушно отметил нужные цифры в круг. — Чудно. Прежде, чем в классе сейчас будет вакханалия, — Евгений Сергеевич улыбнулся, — Я вам объясню. Вы же встречи назначаете? Мы, конечно, с вами не авторитетные люди, пока что, но я думаю, что с друзьями вы, например, договариваетесь, когда пойдете гулять. Так вот, сейчас то же самое. Вы назначаете встречу с любым из ваших одноклассников на указанное время: он это отмечает в своих часах, вы — в своих. На встречу дается несколько минут, и вы эти несколько минут обсуждаете заданную тему. Потом я хлопаю и говорю другое время, и вы идете и встречаетесь с одноклассником, с которым назначили на это время встречу. Десять тем и десять человек в разное время. — Здорово, — шепнула Антону Полина, и он молча кивнул, пока Евгений Сергеевич добавил: — Я тоже буду участвовать с вами, — Антон заинтересованно глянул на него, — Встречи назначаем вот как придется. Увидели сейчас в заварушке друга — назначили. Нужно, чтобы время у вас было одинаковое. Все понятно? Раздался возбужденный гул согласных ответов: всем стало интересно. — Ладно, я думаю, что можно начинать, — Евгений Сергеевич поднялся со своего места, и остальные последовали его примеру: начался самый настоящий галдёж. — На сколько?.. — они с Полиной автоматически развернулись друг к другу, задав этот вопрос, и оба рассмеялись, после чего Антон, поднеся свою бумажку с циферблатом, поинтересовался, — Давай на семь? — Давай на семь, — она чиркнула у себя «Антоша» рядом с цифрой семь, — Учти, если ты воспринимаешь это, как утро, то я тебя побаиваюсь. — Очень смешно, — с сарказмом произнес Антон, а потом, привстав со своего стула, уже было хотел унестись в противоположном направлении, в самую гущу одноклассников, за его спиной рявкнули: — Тоха, ну-ка стоять! Ох-х… Антон в этой веренице событий совсем забыл, что планировал держаться от Ромки подальше. Но сейчас-то он ничего с этим не сможет поделать: притвориться глухим не получится, он уже развернулся в сторону хмурого Ромки, который, подойдя к нему с листком, ворчливо произнес: — Куда умотал? А с братанами договориться? — он, прищурившись, поднес листок к себе, почесав ручкой затылок, — Во сколько у тебя получится? — Давай на восемь, — как на автомате произнес Антон, стараясь особо не всматриваться в Ромкино лицо. — Все, забились тогда на восемь… Антон сглотнул и кивнул, поднося ручку и подписывая «Рома» около нужной цифры. Ладно, не стоило паниковать. Это максимум несколько минут, которые Антон проведёт, обсуждая с Ромкой конкретно заданную тему, ничего лишнего. Тут-то делов раз плюнуть, так что ему не стоило ни о чем волноваться. Антон заверил себя в этом и, почувствовав намёк на облегчение, решил продолжить поиск, пока всех знакомых одноклассников не разобрали. Не успел он толком пройти и два шажка, как к нему тут же подлетел Тихон и, лихо разобравшись, свободен ли Антон в десять, договорился с ним о встрече и тут же ушёл в противоположном направлении. Антон моргнул. События развивались слишком быстро, он даже толком не успевал собраться и переварить диалог с одним человеком, как к нему тут же подлетал другой. Немного другим образом он договорился о встрече с Ариной и Женей, которые подошли к нему осторожно и очень вежливо поинтересовались, свободен ли Антон в двенадцать и в одиннадцать. После всех договоренностей Антон бросил взгляд на свой циферблат, где были пометки о встрече уже с пятью людьми, оставалось ровно столько же. Вокруг был непрерывный гул из разговоров и договоренностей, и Антон пытался не столкнуться ни с кем, вышагивая через одноклассников и пытаясь разглядеть там хоть одно лицо, которое будет точно так же выискивать собеседника для встречи. — Антон! — внезапно услышал он и, развернувшись, наткнулся на Евгения Сергеевича, который стоял рядом с ним, все так же мягко улыбаясь и держа ручку, — Вот тебя-то я и искал, не хочешь договориться о встрече? — С радостью, — эффект появления Евгения Сергеевича сработал на ура: Антон снова почувствовал себя спокойно и даже неплохо, поднося ручку к листку. — На сколько с тобой назначим? На час у тебя ничего не забито? — Нет, в час я свободен, — произнес Антон с видимым облегчением, подписывая «Евгений Сергеевич» около нужной цифры, — Договорились тогда? — Договорились, — кивнул Евгений Сергеевич, — До встречи, — он махнул рукой и шагнул в другом направлении. Антон бросил короткий взгляд ему вслед, про себя порадовавшись, что он смог назначить встречу с Евгением Сергеевичем, которого, как казалось, должны были с руками оторвать ещё в первые минуты. Он вновь кинул взгляд на циферблат. Осталось ещё четыре человека. Такая лихая и бурная деятельность немного сбили его с толку поначалу, но потом Антон уже поживее включился в процесс. Ему становилось понемногу интересно, какие темы будут обсуждаться, какой алгоритм выполнения… Сам факт такого взаимодействия вносил движение в его немного загустевшую реальность. Спустя какое-то время Антон сумел договориться с Димой и Настей, которые удачно ему подвернулись, о встрече в шесть и пять часов. Он подошёл к ним сам и был приятно обрадован тем, насколько они живо и инициативно отозвались на его просьбу и радушно согласились на встречу. Но больше всего Антона удивила Катя, подлетевшая к нему и развернувшая к себе за плечо. И выглядела она так, будто очень спешила. И побаивалась упустить возможность договориться с Антоном. — Ты свободен в три? — протараторила она, глядя в свой исписанный листок, где свободным значилось только одно конкретное время. Антон настолько растерялся, что практически сразу ответил: — Да. На это время договариваемся? — Договариваемся, — огладив прическу, кивнула она. Они оба подписали в своих листках время, после чего Антон с кривой усмешкой поинтересовался: — Что, уже забронировала своего кумира? Катя, прекрасно уловив намёк на Евгения Сергеевича, чуть порозовела, задрав нос: — Без издевок, Петров. А то постараюсь над твоей строчкой в журнале. — Боюсь-боюсь, — съехидничал Антон, — Пожалуйста, не делай этого! — Обязательно сделаю, если будешь высовываться лишний раз, — усмехнулась она, а потом махнула рукой, произнеся напоследок, — Все, давай, до трех. — До трех, — отозвался Антон. Все, осталось время только на девять, и нужно было найти последнего человека… Антон внезапно остановился, едва не ударив себя по лбу. Какой он дурак! Как он мог забыть про Бяшу?! Тот, по всей видимости, понёсся в гущу одноклассников сразу, чтобы сорвать все встречи как можно быстрее, но они-то с Антоном ещё не успели договориться! Он со своей недо-влюбленностью палится все сильнее, уже не обращая внимания на какие-то базовые вещи. Нужно быть повнимательнее, а то вскоре начнутся подозрения… Антон принялся сканировать одноклассников взглядом, выискивая Бяшу, но тот, будто почувствовав, вышел к Антону сам, расставив руки в стороны так, будто принимал блудного сына назад в дом. — Тоха, родной! Че ж мы с тобой разминулись, на? — Прости, — улыбнулся Антон. Его повеселили и растрогали Бяшины слова, — Я не смог к тебе сразу подойти, теперь не уверен, нам хватит времени или нет… — Ты в девять можешь? — без лишних слов сразу спросил Бяша, и Антон, оторопело моргнув, уставился в свой циферблат, неловко улыбнувшись. — Ты удивишься, но это последнее время, которое у меня осталось… — Значит, судьба это наша, Тоха — в девять пиздеть, на, — кивнул Бяша, чиркнув ручкой на своих часах, которые уже успел изрисовать всякими рисуночками и смешными пометками. Антон, бросив мимолетный взгляд на собственный циферблат, кивнул, все ещё будучи немного растерянным: — Тогда договорились? — Договорились, братан, — кивнул Бяша, — Все, адиос, — он приложил два пальца к виску и отсалютовал Антону. — Адиос, — хмыкнул Антон, скопировав его движение, и направился к своему стулу. Понемногу возня угоманивалась, и одноклассники, удовлетворенно глядя в свои листки, отходили к своим местам, так что толпа в центре их импровизированного круга понемногу редела. К тому моменту, как большинство уселись на свои места, Евгений Сергеевич, сжимая в руке полностью заполненный листок, поинтересовался: — Ребята, у всех пара нашлась? Раздался ворох согласных ответов, и он, довольно хмыкнув, что-то чиркнул у себя в блокноте, который подкладывал под листок с часами: — Это здорово. Обычно в этом задании всегда находится пара-тройка ребят без пары. Антон с Полиной, переглянувшись, тихо улыбнулись, и он, бросив взгляд на её часы, выгнул бровь, тихо шепнув ей: — У вас все девочки забили встречу с Евгением Сергеевичем? — Самые лихие — да, — Полина горделиво откинула волосы назад, — Как мы можем упустить такую возможность? Почти что свидание, — она, хихикнув, боднула Антона локтем в бок. — Прекрати, дурочка, — он потрепал её голову, фыркнув, — Найди себе ровесника. — А кто сказал, что у меня виды? — Полина ему подмигнула, — Я так, присматриваюсь. — Смотри не заглядись, — съязвил Антон, — У тебя четырнадцатое февраля, походу, на день раньше случилось… Полина захихикала и, прежде, чем она успела что-то ответить, Евгений Сергеевич вновь подал голос: — Так, ну что, давайте начинать? Я буду хлопать, когда тема, время и человек будут меняться, поэтому вы поймете, когда надо будет меняться, — тряхнув запястьем, он бросил взгляд на наручные часы и произнес нараспев, — Время будет в хаотичном порядке, имейте это в виду. Так… Все, начали, двенадцать часов, тема: как я начал это утро? Раздался хлопок, который тут же вверг Антона в растерянность. Так, двенадцать, двенадцать… Он вчитался в свой листок. Отлично, Женя… Антон, как и все остальные, лихо поднялся со своего стула, найдя ещё не успевшего отойти Женю взглядом. Хватило буквально пары секунд, прежде чем они кивнули и направились друг к другу навстречу. Вокруг туда-сюда сновали одноклассники, и Антон, подойдя к Жене, почувствовал странную неловкость. Он и не знал даже, что говорить. — Честно, я вообще понятия не имею, что говорить… — Женя изрек его мысли вслух, и Антон рассмеялся, почесав затылок. — Я тоже… Немного неловко от этого. — Ещё как, — подтвердил Женя, а потом, оглянувшись, предположил, — Вероятно, нам действительно надо про утро рассказывать… Неловкость подкреплялась ещё тем, что Женя был очень начитанный и грамотный, поэтому Антон, невыспавшийся, уставший и явно растерянный, вообще не знал, как им найти точки соприкосновения. Все-таки отметить нужных людей в нужное время на часах не было самой сложной задачей. — Видимо надо, — кивнул Антон и, после нескольких секунд их общего молчания выдал, — Но утро сегодня такое обычное было… — Как с языка снял! — с явным облегчением произнес Женя, — Я вообще не выспался, впрочем, как и всегда… — Я тоже не выспался, — поддержал его Антон, — Радует только, что хотя бы уже не так темно утром, вставать полегче. — Вообще да, — Женя кивнул, — Правда снег все не заканчивается. Я когда в школу шёл, мне сугробы были по колено… — …Хотя февраль, — они закончили одновременно и очень громко усмехнулись. Антон продолжил, — Я вообще терпеть не могу, если меня заставляют разгребать двор. А сегодня было именно так. — Не позавидуешь, — вздохнул Женя, — Ещё иногда холодно бывает вставать утром. — О-о, да, — кивнул Антон, — Это вообще отдельный разговор. Зато сегодня завтрак вкусный был — мама испекла блинчики. Такое вообще раз в столетие случается. — Ха-ха, — Женя засмеялся, — У нас обычно папа готовит. Он на хлеб кладет докторскую колбасу, сыр и кетчуп. — Ого, — Антон удивился, — И как, вкусно получается? — Если в духовку засунуть — очень, — Женя закивал, — Это как пицца горячая. — Я сто лет пиццу не ел, — у Антона аж рот слюной наполнился. — Попробуй, это прям очень вкусно, — настоял Женя. — Хорошо, обязательно… Раздался хлопок, и Антон с Женей синхронно развернули голову по направлению к Евгению Сергеевичу, который до этого разговаривал с Ариной. Обернувшись к одноклассникам, он, глядя на наручные часы, скомандовал: — Пять часов. Тема: какие качества я ценю в людях? Антон, бросив мимолетный взгляд на циферблат, увидел, что на это время назначена встреча с Настей. — Спасибо за разговор, — услышал он от Жени и, улыбнувшись, пожал ему руку. — Тебе спасибо. Настя, с виду холодная, но на деле очень энергичная, подошла к Антону сама, тыкнув его в плечо. И когда он, развернувшись, наткнулся на её смеющееся лицо, то слегка зарделся, будто пойманный в уголок. Такие, как Настя, ему нравились: с каштановыми волосами, льдистыми глазами. Даже неприступный вид Насте шёл. И Антон бы раньше наверняка влюбился в её пытливый ум, чувство юмора и прочие качества, которые его привлекали. Обязательно влюбился, если бы обстоятельства не сложились другим образом. — Так, ну что, обсуждаем? — с рабочим энтузиазмом поинтересовалась Настя. — Обсуждаем, — кивнул Антон, — Хочешь, ты начни? — Хочу, — Настя улыбнулась, — Вообще мне много не надо, — она хмыкнула, — Но что я прям вот очень ценю, это если человек умный, — она начала загибать пальцы, — Ответственных людей я люблю. И когда шутят смешно. Вот если шутят смешно или остроумно даже, это вообще в яблочко. А ты? — она скрестила руки на груди. — Ну, — Антон задумался, — Вообще то, что ты перечислила, мне тоже нравится. Я ещё люблю волевых людей. Просто… — он, отчего-то смутившись, поправил очки и продолжил, — Когда ты рядом с волевыми людьми, сам как-то увереннее себя чувствуешь. С такими точно не пропадешь. — Ого, я об этом не думала, — честно призналась Настя, намотав прядь волос на палец, а потом кивнула, — Но ты прав. Я хочу, чтобы рядом был кто-то сильный, как я… Так что мы тут опять сошлись, ура, — она улыбнулась, — Я дружу с Женей, а ты с Полиной. Она же умная тоже. А Ромка волевой, — Антона вдруг бросило в жар, когда он подумал, что Настя последней фразой попыталась его поддеть, а потом он понял, что она просто начала перечислять, — А Бяша смешной, — она прыснула, — Временами. — Да, Полина очень умная, — пробормотал он, отходя от приступа тревоги и испытывая слабость от страха, который внезапно его окатил и так же резко исчез, — Она ещё временами просвещать меня пытается, и я чувствую себя очень глупым и просто киваю. — Это когда она про музыку ворковать начинает? — Настя хихикнула, — Да. Женя мне когда начинает про астрономию говорить, я сама попадаю в астрал какой-то. Но я все равно радуюсь, что он такой умный. Антон слабо улыбнулся: — Тут ты права… Какое-то время они постояли молча, после чего Настя добавила: — На самом деле мне немного странно… — Почему? — не понял Антон. — Мы почти с тобой не общаемся, — откровенно поделилась она, — Поэтому странно из-за того, что мы впервые за долгое время так говорим, знаешь… С глазу на глаз. — Я так об этом не задумывался, — поделился Антон, — Я в принципе просто думаю о задании… Но мне нравится с тобой говорить. Настя растроганно улыбнулась: — Спасибо большое! Я вообще не думала, что ты такой, ну… — она засмеялась, — Милашка. — Милашка? — Антон ткнул в самого себя пальцем, а потом к собственному удивлению рассмеялся, — Так меня ещё не окрещивали. — Ну, это первое, что мне в голову пришло, — издав последний смешок, сказала Настя, — Ты просто когда только в класс пришёл, ты прям настолько от нас особняком держался, что было немного не по себе… — Мне тоже было не по себе, — откровенно признался Антон, — Мне казалось, что я здесь никогда нормально учиться не смогу. И что все вы тут злые такие, не рады мне. — Мы просто подумали, что ты высокомерный какой-то, — смущенно поделилась Настя, — Ну прости уж. Из девочек наших только Полина с тобой сразу общаться начала, а Арине ты просто понравился, и она нам всем говорила, что это просто «лицо у тебя такое». — Арина умеет правильно подобрать слова, — Антон глухо засмеялся, зачем-то коснувшись своего носа, словно пытаясь понять, какое «такое» у него лицо. — Она старалась, — Настя улыбнулась, — А уже потом мы начали понимать, что ты правда хороший, и просто не знал, как с нашим классом… Взаимодействовать. Да и мы не очень — даже не попытались… — Ладно уж, теперь вон как общаемся, — усмехнулся Антон, — Почти что лучшие под… Раздался хлопок, и Антон вместе с Настей синхронно повернули голову к источнику шума. Евгений Сергеевич, глянув на свои наручные часы, коротко произнес: — Шесть часов. Какие качества в людях мне не нравятся? На это время была назначена встреча с Димой. Про себя Антон порадовался, что по сути на конец задания остаются встречи с уже намного более близкими ему людьми, и это, по сути, должно оставить после себя очень хорошую ноту, потому что даже на этом этапе задания оно ему уже очень нравилось. — Ладно, я побегу, — обернулся он к Насте. — Я тоже, спасибо за диалог, — напоследок улыбнулась ему она и, развернувшись и обдав его приятным запахом каких-то сладковатых духов, отправилась искать своего собеседника. С Димой Антон нашелся практически сразу. Точек соприкосновения у них было не очень много: они не особо общались, однако Антон знал, что Дима — очень, очень скромный и добрый человек. Девочки его обожали просто по факту того, что он, будучи достаточно спокойным и тихим, всегда им помогал, молча и без лишних церемоний. Полина умиленно делилась тем, что Дима купил шоколадку в буфете для Насти, когда она плакала после контрольной по математике. Забавно, что такого маленького жеста было достаточно, чтобы завоевать бескорыстную любовь и нежность всех девчонок из их класса. Даже Катя прикрывала Диму, если он вдруг приходил без справки или уходил с уроков, забыв предупредить. В общем, сейчас Антон шёл на встречу с настоящим плюшевым мишкой, которого Полина, по её словам, хотела бы «затискать за щечки». Дима, когда они с Антоном встали друг напротив друга, немного смутился, почесав пальцем висок, а потом поинтересовался: — Хочешь ты первым начни? — Можно, — так же неловко отозвался Антон. Здесь было немного сложнее просто по той причине, что Дима был сам по себе не очень разговорчивый. Но Антон, опираясь на опыт с предыдущими людьми, все же не стал стоять в стороне. Задание действительно шло на пользу: он понимал, что это вполне в его силах — вывести диалог в более активное русло, если кто-то начнет говорить. Антон, сам не замечая, как идет время, просто начал перечислять. Он считал, что ненавидел Ромку первое время. Что тогда ему казалось таким? Какие качества он не переносит в людях? Он редко об этом думал: его обычно окружали хорошие ребята, но сейчас стало интересно самому: — Я не люблю грубость. Глупость время от времени… Он говорил и говорил, продолжая перечислять, и в один из таких моментов Дима поднял взгляд и добавил: — Мне тоже не нравится, когда хамят. Я не люблю, когда я в больнице сижу, и в очереди сидят злые бабушки. Вот тут-то, наверное, Антон почувствовал с Димой просто космическую связь. Задание по мере продвижения становилось все легче. Они сошлись с Димой во многих вещах и точно так же интересно прошло обсуждение с Тихоном и Ариной, где Антон уже раскрепостился и расслабился практически полностью. Арина, рассуждая о теме «Если бы я мог поговорить с кем угодно», сказала, что она бы очень хотела вновь немного поговорить со своей бабушкой, которой не стало несколько лет назад. Антон, испытывая чувство грусти, подумал и о своей, и они оба сошлись на мысли, что эта утрата ещё не прошла до конца. И чтобы немного взбодрить её, он поинтересовался, о чем бы она с ней говорила. К его облегчению, Арина улыбнулась: — Я бы ей рассказала, что хорошо сдала олимпиаду по английскому языку. И что научилась печь её кексы нормально. Если разговор с Ариной был ностальгическим и милым, то разбор полетов с Тихоном был диаметрально противоположным. Когда прозвучала тема «Если бы я выиграл в лотерее?», Тихон, практически не задумываясь, выдал очень серьёзно: — Я хочу в Геленджик. Антона это так развеселило, что он расхохотался в голос и, видя непонимающий, но тоже смеющийся взгляд Тихона, пояснил: — Это правильно. Я на море тоже лет сто не был. Понемногу его отпускало чувство утомленности, и по мере общения с собственными одноклассниками Антон набирался энергии от них и отдавал им собственные светлые чувства. Сейчас это помогало ему как никогда. После этой тяжелой и забитой недели снова с кем-то открыто разговаривать и смеяться казалось удивительно ценным. Когда Антон пересекся в три часа с Катей, со стороны Евгения Сергеевича прозвучала тема: — Что мне нравится в моем собеседнике? Катя посмотрела на Антона так, словно для этого задания ей придется копать часами, чтобы отрыть какие-нибудь плюсы. Проще говоря: со скепсисом. — Что смотришь на меня так? — проворчал Антон. Они с Катей встали друг напротив друга, скрестив руки на груди, и это всем своим видом походило на вызов. — А ты что смотришь? — выгнула бровь Катя. — Да вот, ищу. Что-то не получается. — То же самое, — съехидничала она. Естественно, эти наезды не были серьёзными, они забавлялись, однако Антону казалось, что это точно не их с Катей история: встать друг на против друга и восторженно хвалить. Нет, все далеко не так просто, есть обязательный этап пререканий. — Не то же самое, я лучше тебя. — И чем же это? — возмущенно ахнула Катя, сверкнув глазами. — Я в первый день не говорил, что «меня в списке нет», — Антон повысил голос до фальцета. Катя, не выдержав и прыснув, все же быстро вернула себе прежний вид и пихнула Антона. — Дурак, можно было и позабыть! — Не могу, ты меня очень тогда травмировала, — с прискорбием подытожил Антон. Катя, громко усмехнувшись, поинтересовалась нарочито театрально: — Что ж… Давай вернемся к сути задания. Антон, фыркнув, подхватил это замечание: — Ты права. Время-то идет. — Ладно… — Катя, потерев переносицу, вздохнула, — Я тогда… — Хочешь, я первым начну? — предложил Антон и тем самым заработал удивленный взгляд и растерянное: — Хочу. Ему сложно было представить, как же они выбьются в такое… мягкое и восхищенное взаимопонимание после всего этого сарказма и взаимных шуток. От Кати было трудно дождаться доброго слова, а сейчас вся суть задания строилась на этом… Тем не менее, глаза боятся — руки делают. Это было тяжело представить, но сделать было необходимо. И своеобразным, немного тугодумским, неловким путем у них получилось. По мере продвижения они с Катей все больше раскрепощались, начиная с каких-то мелочей и заканчивая глобальными вещами. Важными вещами. Изначально Антон долго топтался. Хотя ему было, что сказать. Катя — это не тот человек, у которого трудно найти плюсы. То, что она дочь Лилии Павловны, так или иначе было заметно — Катя невероятно разбиралась в литературе, была очень старательной. Она усердно собирала информацию для докладов, делая это не из-под палки, а роясь в библиотеке. И её ораторские навыки были действительно… впечатляющими. По крайней мере доклады у неё всегда были очень интересные. Так что Антону точно было, что сказать. И начать надо было. — Ну, — почесав нос, задумчиво произнес он, — У тебя везде порядок. Ты всегда аккуратно выглядишь. — Да, я тоже так думаю насчет тебя, — кивнула она, пройдясь по нему взглядом, — Хотя форме твоей школьной явно утюг в кошмарах снится. — Отстань, её мама не успела погладить, — сконфуженно проворчал Антон, отводя взгляд, — И вообще, это не по заданию. — Ладно, ладно, — усмехнулась Катя, — Ну… Например, ты неглупый. — Спасибо. — с искренним признанием кивнул Антон. — Ты нескучный. — Э-э… Спасибо ещё раз… — Ты… — Катя, я надеюсь, что там прозвучит что-то без приставки «не», — закатил глаза Антон, — Можно не какими-то словами кидаться, а по делу все расписать… — Ох-х… с каких пор ты правила выдумываешь? — простонала Катя. — Давай-давай, — нетерпеливо подначил её Антон, — Время идет, а ты все никак… — Хорошо, — Катя прочистила горло, — На самом деле я это подметила ещё, когда ты в первый раз к нам пришёл, — Антон навострил уши, — Ты на самом деле не трусливый… — увидев его взгляд в стиле «Ты издеваешься?» она раздраженно рявкнула, — Дай договорить! Уф-ф… Так вот. Ты умеешь что-то делать со своим страхом. Вообще не боятся только идиоты. Было видно, что тебе не по себе. Но ты никуда не ушел. И в принципе никогда не уходил. Я тебя за это уважаю… — произнесла она задумчиво, — За это тебя все уважают, на самом деле. Это вообще не так легко. Несмотря на то, что у тебя как будто мозги в голове появляются по желанию. В горле пересохло от волнения, но он решился заговорить: — Спасибо… Даже пропустил последнюю фразу мимо ушей — его настолько… сильно это впечатлило, что не осталось желания как-то отвечать на последний выпад. Тем более если учесть то, что Катя сказала это не из желания ему насолить. А скорее из желания все это вывести на ровную плоскость. Антон сглотнул. До чего же приятным осадком отозвались эти слова. И насколько он себя почувствовал… в своей тарелке. После этого назвать Катины плюсы стало намного легче, и когда Антон заговорил, заготовленные слова сами сорвались с его губ. Им с Катей удалось справиться с этим заданием. И даже закончить без привычных подколок. Антон подметил её начитанность и грамотность, Катя не осталась в стороне и сказала ему про его неплохие способности в литературе и умение… — Как-как? — переспросил Антон, прищурившись. — У тебя развитый эмоциональный интеллект, — по-другому пояснила Катя. — Господи, где ты этого понахваталась… — Книжек начиталась, — усмехнулась она. — А что ты имеешь в виду? — Бывают люди такие… Они знают, когда и что сказать, как пошутить. Проще говоря, они ситуацию хорошо чувствуют. — Хм… — задумчиво пробухтел Антон. Чего греха таить — ему было очень отрадно это слышать. Тем более от Кати, от которой похвалы хрен дождешься. Они в какой-то момент настолько увлеклись, что хлопок Евгения Сергеевича заставил обоих подскочить на месте и растерянно повернуть голову в сторону источника шума. Над классом пронесся голос Евгения Сергеевича: — Так, мы с вами половину миновали, ничего себе. Так, идем дальше. Девять часов. Тема: как бы я провел свой идеальный день? Распрощавшись с Катей немного смазанно, но искренне и без намека на ехидство, Антон развернулся в сторону своих одноклассников, снующих туда-сюда. Но ему даже не пришлось как-то пыжиться. Бяша нашёл его сам. Причем он вышел к Антону из кучки ребят, расставив при этом руки в стороны так, словно встречал из дальних странствий блудного сына. — Тоха, братан! Антон даже засветился немного: Бяша был слишком заразителен в своем радушном настроении. Оставалось четыре человека, включая Бяшу. И все четверо, на самом деле, были очень важной составляющей в жизни Антона. Он почувствовал от этого томительное, радостное ожидание и толику грусти. Задание ему на редкость понравилось, и было даже немного грустно понемногу завершать его. Антон постарался отвлечься от этого всего и просто поплыть по течению. А уж с таким человеком, как Бяша, сделать это было легче легкого. Он и в жизни был болтливый, даже если тем не находилось, а уж когда тема была, то его было просто не остановить. Бяша очень терпеливо и зачем-то очень тщательно принялся посвящать Антона в подробности своего идеального дня, куда входило: Встать в десять. Не очень рано, но не поздно — день не просран! Затем пойти завтракать. И посытнее, чтобы где-то до двух точно есть не хотелось. Антон слушал его завороженно, чуть ли не с открытым ртом. Бяша выбрал свой идеальный день явно со вкусом, потому что в его мире все происходило на море. И, конечно же, он жил возле него. И еду ему тоже готовили. — Это ж кем нужно быть, чтобы все так здорово складывалось? — усмехнулся про себя Антон. — Тох, это мечты, на, а не планы. Так-то я и с рыжухой из Человека-Паука встречаться хочу… Антон прыснул и серьёзно кивнул, засунув руки в карманы. — Ну, а ты б че хотел? — Я даже не знаю… — Антон почесал лоб, задумчиво нахмурившись, — Вообще для меня идеальный день — это день рождения, обычно… — Че, прям все, как в мечтах? — удивился Бяша. — Мне просто много не надо, — усмехнулся Антон, — Я обычно всегда встаю рано. Не знаю, почему. Мама покупает шоколад, топит его и потом мажет им блинчики… Это очень вкусно. Они с папой дарят мне один большой подарок. Например, пару лет назад они с папой подарили мне фигурки Бионикл… — Ты любил Бионикл? — у Бяши взлетели брови. — Я был диким фанатом, — кивнул Антон со смешком, — Вообще было плевать, сколько мне лет там… Как только они выходить начали, я просто с ума сходил. Журналы там покупал… В столовой не ел, откладывал… В общем, это был подарок мечты. Бяша неожиданно для себя улыбнулся. — Тох, а когда днюха-то у тебя? Скоро же там вроде… — Семнадцатого апреля… — как на автомате произнес Антон, — А у тебя? — Был в октябре. Десятого, на. А у Ромыча третьего августа. Упоминание Ромки почти никак в нём не отозвалось. Почти. — Я помню только то, что Полина родилась первого декабря, — Антон усмехнулся. — Значит ты у нас ближайший? — Бяша поиграл бровями, — Короче, держись, на, Тоха. Вот будет у тебя днюха — устроим тебе день. — Спасибо, — все внутри приятно заискрилось, как бенгальский огонь. Бяшино обещание показалось самым, что ни есть, искренним, и Антон ни на йоту не сомневался, что тот был готов претворить свои идеи в жизнь прямо сейчас. Словно идеально подобрав время, Евгений Сергеевич хлопнул в ладоши и, дождавшись, когда гул утихомирится, миролюбиво произнес: — Семь часов. Кто для меня настоящий друг? Антону даже не надо было смотреть в циферблат, чтобы улыбнуться и рассмеяться практически счастливо. На это время он назначил встречу с Полиной. А кто, как не она идеально подойдет для этого вопроса? Они с Бяшей по-дружески обняли друг друга, не забыв поблагодарить за хороший разговор, и Антон пошёл искать Полину. Она вышла к нему, сияющая и смеющаяся, чуть ли не пританцовывая. Было очевидно: задание очень пришлось Полине по душе, и сейчас она и вовсе готова пуститься в пляс. — Какой удачный у меня собеседник, — радостно улыбнулась она, подходя к Антону и обнимая его с силой, словно хотела поделиться толикой своей радости. Антон, усмехнувшись, тоже стиснул её в ответных объятиях, качнувшись. — Хорошо задание проходит? — поинтересовался он у Полины. — Отлично, — живо поделилась с ним она, — Мы так здорово поговорили с Тишей… И ещё с Катей. А с Евгением Сергеевичем одно удовольствие разговаривать, — она мечтательно улыбнулась, — У него слова так и льются… Очень начитанный человек! — Ты все ещё можешь кинуть валентинку в коробку, — поддразнил её Антон. — Отстань, — со смешком пихнула его она, — Ты должен пополнить список моих крутых собеседников! — Я там должен был досрочно встать на первое место, — закатил глаза Антон, — Слушаю тебя всегда, слушаю… А теперь, видите ли, все по одному… — Ну перестань, — засмеялась Полина, стиснув его руку, — Нам попалась идеальная тема… Давай обсудим как следует! — Давай обсудим как следует, — улыбнулся Антон, — Итак… Кто для меня настоящий друг… Он взглянул на Полину, доверчиво и открыто смотрящую на него, и его вдруг захлестнула волна нежности. Как можно быть такой… замечательной? Если бы не другие обстоятельства, странные и тяжелые, Антон уверен, что, например, года два назад он бы влюбился в Полину до беспамятства. Под каким-то романтическим углом он рассматривал её только в первые дни знакомства. Тогда она казалась ему умницей, дружелюбной, вежливой и аккуратной. Но познакомившись с ней ближе, он уже знал, что романтика — это не их история от слова совсем. Он узнал другую сторону Полины: безбашенную, злую, творческую, язвительную, упорную. Она была настолько больше того, чем казалась в первые дни, что Антона невольно брал восторг от того, что рядом с ним есть такой человек, как Полина. У него даже голос стал мягче. Сам Антон будто расклеился. — Полин, мне сложно сказать. Все, что в тебе есть… Реально больше ничего не надо. Ты мой лучший друг, правда. Полина даже растрогалась, не паясничая. — Антоша, перестань быть таким хорошим, — она смахнула с его плеча невидимые пылинки, — Ты когда так разговариваешь, тебя прям за щечки оттаскать хочется… — Нет у меня «щечек», — проворчал Антон, прикасаясь пальцами к лицу и пытаясь там нащупать припухлость. — Если сильно потянуть — найдутся, — миролюбиво кивнула Полина. — Оставь свою кровожадность при себе, ненормальная. — Ты только что говорил, какая я хорошая! — запищала она со смехом и возмущением одновременно. — Моё мнение может быстро поменяться, — фыркнул Антон, уворачиваясь от её шутливых тычков, — Ты лучше мне расскажи, какой я хороший. Твоя очередь! — Неправильно! — Полина вскинула палец наверх, — Суть задания в том, чтобы рассказать, кто для тебя лучший друг. — Поделись со мной, — шепнул Антон с заговорщицким видом. — А вот и поделюсь, — невозмутимо отозвалась Полина, — Значит так, — она внезапно посерьёзнела, отчего и Антон быстро растерял всю напускную насмешку, — Если вот прямо серьёзно говорить: у меня немало друзей. — Сам себя не похвалишь… — Дай договорю, — пожурила она, — У меня честно раньше не было проблем, чтобы завести друзей. Поэтому их у меня немало: Рома, Бяша, Катя, Арина… — она вздохнула, отведя взгляд в сторону, а потом внезапно взяла его за руку, — И я их всех люблю. И тебя я тоже очень люблю. Ты особенный для меня друг, — у него дрогнуло сердце, — Я тебя знаю меньше намного, чем всех остальных… Но ты настолько мне стал близок, что мне даже страшно, — она усмехнулась. — Мне тоже… иногда, — выдавил из себя он, побаиваясь, что его голос может дрогнуть от того, насколько приятно ему это было услышать. — Если мы, конечно, опустим тот факт, что с тобой надо начеку всегда быть, — ласково продолжила Полина, — Я очень рада дружить именно с тобой, — она начала загибать пальцы, глядя на него очень нежным взглядом, — Ты очень умный, ты верный, ты смелый. Я не жалею ни об одном разе, когда заступалась за тебя, когда никого не слушала. Ты очень красивый… — он смутился, и она, засмеявшись, положила ладонь себе на грудь и сказала, — Внешне тоже, конечно, но я не про это. Внутренне, знаешь? Мне интересно слушать, что ты скажешь, как отреагируешь… Антон, выдохнув, обнял Полину и, сам не зная почему, погладил её по голове. Он и близко не выручал её столько же раз, сколько она его. Но для Полины это не имело значения, и это было настолько… очевидно, какой для неё виделась дружба, насколько она была самоотверженна в этой же дружбе — это добивало Антона. — Ты тоже. Честно, — признался он, — Мне тут было очень тяжело в первые дни… Ты мой первый друг здесь. И мне кажется, что ты мой лучший друг за всю мою жизнь. У меня не было кого-то такого. Во всяком случае, на лыжах меня ещё никто кататься не учил, — усмехнулся он, — И в роще не искал. И на коньках не катал, чаи гонять не звал… — Поняла-поняла, — хихикнула она, похлопав его по лопаткам, — Ну прям вся вселенная схлопнулась, чтобы нам именно эта тема попалась. — Лучше и выйти не могло, — улыбнулся он, отстранившись. Почему-то хлопок и голос Евгения Сергеевича Антон практически ждал. Он будто бы уже был готов к этому, так что окончание беседы не стало для него неожиданностью. Они с Полиной умудрились идеально вписаться во временные рамки темы. — Так, мы на финишной прямой, — удовлетворенно заметил Евгений Сергеевич, — Значит так… Час. Тема: какие качества я ценю в себе? Антон коротко улыбнулся. На это время он договорился с Евгением Сергеевичем, уже не нужно было глядеть в часы, чтобы удостовериться. Они с Полиной сжали ладони друг друга, весело улыбнувшись. — Сегодня ко мне на чай, — предупредила его она. Антон вначале конкретно воспрял духом, а потом краем глаза увидел Ромку, который в тот момент шагал к Полине. На короткое мгновение они с Антоном пересеклись взглядами, и он с ужасом почувствовал, как все то теплое, нежное и доброе внутри, что расцветало в течение всего времени, что он выполнял задание, просто отмирает. В нём распускается эта чернильная цветущая гниль. Он поспешно отвернул голову, выискивая резко потерявшим осмысленность взглядом Евгения Сергеевича. Антон буквально в эту же секунду догнал, как проходила вся предыдущая неделя, где он вообще находится и как ему следует держаться. Он напрочь позабыл о таких фундаментально важных вещах… В голове мысль укоренилась сразу: он не придет к Полине на чай. Выдумает какой-нибудь предлог, свалит молча, отпросится, но в любом случае — после этого задания ему отказано подходить к Ромке ближе, чем на метр и говорить с ним, касаться его и улыбаться ему. Антон был уверен в том, что после этого задания не сможет от этого отказаться. Да что же, блять… Почему одного зрительного контакта хватило, чтобы с корнем вырубить все, что он старательно созидал почти весь урок. Почему все опять стало серым? И как теперь вернуть себе прежний вид? Натянуть быструю улыбку Антон смог, но он был уверен — его взгляд опустел полностью. Да все опустело. Евгений Сергеевич, улыбающийся, энергичный и счастливый, возник перед ним, и Антон, глядя на него, впервые за все время не заразился этими искренними чувствами. — Ну что, вот и встретились, да? — усмехнулся Евгений Сергеевич, поднимая взгляд на него. — Ваша правда, — отозвался Антон, складывая листочек с циферблатом. Пиздец. Он не рассчитал, насколько Евгений Сергеевич внимательный. Или догадливый? Так или иначе: хватило двух секунд и одной реплики от Антона, чтобы улыбка Евгения Сергеевича погасла, и он, кивнув Антону головой, сделал шаг в сторону, призывая его пойти в том же направлении. — Евгений Сергеевич… — неуверенно начал Антон и, не сумев закончить, просто уставился на него, взглядом упрашивая непонятно о чем. — Антон, ты сейчас как будто узнал о чем-то очень нехорошем, — заметил Евгений Сергеевич, тревожно всматриваясь в него, — С тобой все в порядке? — Кажется, нет, — едва сумел выдавить из себя Антон, подавляя желание буднично отшутиться или увильнуть от темы, — Кажется, не очень… — Что-то успело случиться? — Вроде того… — Антон время от времени оглядывался, пытаясь понять, не смотрят ли на них. — Дело в ком-то из присутствующих? — Евгений Сергеевич говорил так тихо, что даже Антону приходилось напрячь слух, чтобы различить слова между собой, а уж людям с дальнего расстояния это сделать не получится. И Антон был несказанно этому рад. — Да. — Я видел, что тебе нелегко в присутствии твоего друга, — Евгений Сергеевич положил руку на плечо Антона и увел его в сторону ещё подальше, произнеся совсем тихо, — Антон, скажи честно: он тебя обижает? Физически истязает? Антон, до этого плывший в сером густом мареве своих мыслей, вынырнул из него, как если бы его вытащили силой. Он уставился на Евгения Сергеевича огромными глазами и даже прикрикнул: — Нет, конечно! И тут же стушевался, когда подумал, что взгляды одноклассников могут быть направлены на него. Евгений Сергеевич смотрел на него непонимающим взглядом, и Антон устыдился того, как себя неадекватно повел. Бросив последний взгляд на одноклассников, он развернулся к Евгению Сергеевичу и тихо продолжил: — Извините, что повысил голос… Просто все не так, как Вы подумали. Я бы сказал, но не могу. — Ты не можешь сейчас поделиться? — уточнил Евгений Сергеевич. Антон кивнул. — Да. Пожалуйста, давайте не будем… — Конечно, — Евгений Сергеевич кивнул, — Конечно не будем, все в порядке… — он почесал затылок, неловко улыбнувшись, — Вот мы съехали с тобой с темы, да? — Это уж точно, — криво улыбнулся Антон, — Вы со мной специально встречу назначили? — Конечно, я же переживаю за состояние моего компаньона, — Антону было очень приятно не услышать режущие слух «пациент», «подопечный» и уж тем более «больной», от которого он шарахался, как от проказы. — Что-то успели подметить? — Что бледнеешь меньше, чем за минуту. Я до этого на тебя глянул, и ты был румяный, как булочка, и за мгновения превратился в белила, — было видно, что Евгений Сергеевич всеми силами пытался разрядить обстановку, и Антон был невероятно за это благодарен. Антон будто зашёл в теплый дом после того, как обледенел на улице. Стало почти хорошо и спокойно. — Тут с Вами не поспоришь. А у Вас как задание проходило? — Антон решил чуть сместить разговор в сторону Евгения Сергеевича, чтобы это не напоминало терапию и не заставляло того включать профессионализм. Антону хотелось поговорить с Евгением Сергеевичем в более расслабленной обстановке. — Ой, замечательно, — охотно поделился Евгений Сергеевич, — Во всяком случае я не понимаю старших с их восклицаниями про нынешнее поколение… Все такие искренние и отзывчивые. — Ну, Вы почти часть нашего поколения, — неловко улыбнулся Антон. — Да брось, — отмахнулся Евгений Сергеевич, — Мне скоро двадцать семь, куда там, за вами, молодыми… — В палеолите Вы были бы на закате жизни, — усмешку сдержать не удалось. — Да, сейчас-то медицина явно вперед шагнула, ну? — Евгений Сергеевич подмигнул ему. — А когда у Вас день рождения? — поинтересовался он, и Евгений Сергеевич, немного непонимающе глянув на него, ответил: — Двадцать восьмого февраля. — Всего через две недели? — удивился Антон, — Действительно скоро… Кстати, это же во вторник, день терапии, — заметил он, а ответом ему послужила привычная мягкая улыбка. — Да, так что я все равно приду в школу. — Зачем? У Вас не получится взять отгул? — Вряд ли, — Евгений Сергеевич усмехнулся, — Да и даже если мог бы — все равно не стал. — Дома не хотите сидеть? — Да нет. Дома-то все хорошо, просто я… — Евгений Сергеевич вздохнул, — Я, скорее, слишком большой фанат своей работы. Я тут как рыба в воде, поэтому не приходить мне тяжело. — Это здорово, когда так получается, — заметил Антон, — Почти все, кого я знаю, на работу идут, как на каторгу… — К счастью, это не моя история, — заверил его Евгений Сергеевич, — Так что мне не в тягость прийти сюда даже в день рождения. — Я Вас поздравлю тогда, — Антон произнес это как предупреждение. Евгений Сергеевич рассмеялся: — Это не так обязательно. — Не разубеждайте меня. Вы это заслужили. Евгений Сергеевич покачал головой и вдруг посмотрел на Антона очень ласковым взглядом. Отеческим. Глупо, конечно, между ними было только десять лет разницы… Возможно, Евгений Сергеевич ему был как наставник. — Знаешь, Антон, ты очень хороший парень… — он перевел взгляд в сторону, задумчиво произнеся, — Я работаю уже почти пять лет. И все, с кем я работал — они по-своему замечательные. Творческие, умные… Но почему-то ты мне очень запомнился, — он посмотрел на Антона, — Не знаю, почему. Может, ты мне немного напоминаешь меня… — он улыбнулся, — Все-таки некоторые сходства есть. Антон робко взглянул на Евгения Сергеевича. «Ты мне немного напоминаешь меня» Иронично. Как Антон, по обыкновению спокойный и предпочитающий делать свои дела, мог походить на Евгения Сергеевича, яркого, блистательного и энергичного, который подчинял своему вниманию остальных? Однако спорить он с ним не стал. Лишь кивнул. В конце концов, откуда он наверняка может знать, что Евгений Сергеевич имел в виду? Обстановка хоть разрядилась, поэтому он заговорил с Евгением Сергеевичем более непринужденно: — На задание мы с Вами забили так конкретно. — Пустяки, — небрежно произнес Евгений Сергеевич, будто отбросив мысли, которые до этого вертелись у него в голове, — Суть задания, прежде всего, в коммуникации. — Значит, мы справились? — Конечно, — он мягко похлопал Антона по плечу в знак поддержки, — Прости, но мне придется сейчас поменять тему, так что… — Да, конечно, все в порядке, — тихо произнес Антон. Чернь опять подходила к нему сзади — он знал, кто его последний собеседник. Поэтому он стоял, как прикованный, будто желая получить от Евгения Сергеевича ещё хоть немного спокойствия. Ещё немного этого живительного света… — Поговорим с тобой завтра, ладно? У нас будет время, — уточнил Евгений Сергеевич и, дождавшись утвердительного кивка, в последний раз сжал плечо Антона, словно хотел отдать ему смелость и поддержку, а затем хлопнул в ладони, — И последняя встреча: восемь часов, — Антон развернулся, чтобы шагнуть в сторону Ромки, и сбоку до него донесся голос Евгения Сергеевича, — Тема: что для меня любовь? Со следующим шагом Антон врос в пол. Ему захотелось рассмеяться от всей нелепости и абсурдности происходящего. Что, блять, происходит вообще… А следующим его желанием стало провалиться как можно глубже, когда он увидел, как Ромка, поймавший его взглядом, двинулся в сторону Антона. Целенаправленно и ни секунды не колеблясь. В горле все усохло. Нет. Нет, ни за что. Как он может… Да как он вообще сможет… Ну как так-то, а? Как так-то?! Антон вдруг обозлился на Евгения Сергеевича, словно тот должен был догадаться и сменить тему… Но он не мог быть виноватым по причине своего незнания. Антон умышленно смолчал и теперь пожинал горькие, ядовитые плоды своей лжи. Когда Ромка подошёл к нему, Антон собрал волю в кулак и постарался сделать непринужденное, спокойное лицо. Нужно было держать себя в руках и не вести себя, как неадекватный. Так… три правила. Его сакральные, надежные три правила. Не пялиться. Не касаться. Не привлекать внимания. Ромка подошёл к нему, и Антон выдал свою самую искреннюю улыбку, на которую был способен. И, слава Богу, это сработало. По крайней мере, ответная улыбка Ромки очень взбодрила Антона. — Привет, — усмехнулся Ромка. — Привет, — Антон, пытаясь куда-то деть взгляд, вытащил свой листок и уставился на часы. А потом, поняв, как глупо это выглядит, сложил листок и снова убрал, — Ну что… Хочешь, ты?.. — Да, давай, — даже не дождавшись, когда Антон закончит, охотно согласился Ромка, кивая. — Как лихо ты спохватился, — поддел его Антон, а сам будто ошпарился об утюг. Дурак, дурак! Зачем он подначивает Ромку? Почему нельзя было повести себя более хладнокровно? — Ха-ха, — перекривил Ромка, — Че выкобениваешься? — Я ничего такого не делал, — уклончиво ответил Антон. Проклятье, несмотря на то, что он как огня опасался всякого взаимодействия с Ромкой, он все равно не мог удержать улыбки, если тот внезапно заговаривал с ним и обращал на него внимание. Не касаться. Не пялиться. Не привлекать внимания. — Ну-ну, — усмехнулся Ромка, — А сам-то хоть влюблялся? В горле у Антона пересохло. Ромка даже не представлял, за какие ниточки он дергал. — Влюблялся. Один раз, — выдавил он из себя. Ромка, воодушевившись, живо поинтересовался: — Нихуя се, я об этом раньше не слышал! А кто… — Ты первый отвечаешь, — Антон еле сумел сохранить свой голос невозмутимым и не сорваться в какое-то нервное дрожание. — Ладно-ладно, — вскинул руки Ромка в примирительном жесте, — Щас распишу тебе дифирамбы. — Дифирамбы поют… — Ой да все, — закатил глаза Ромка, а потом, почесав подбородок, задумчиво пробубнил, — Ладно, погнали… Вообще меня бесит говорить «люблю», — увидев непонимающий взгляд Антона, он пояснил, — Ну, меня подмораживает, что им уже направо-налево раскидываются… — А маме ты, например, не говоришь, что ты её любишь? — Не очень часто, — честно признался Ромка, — Я обычно говорю, что ей дорожу или типа того… И она об этом знает. — Ну, в таком случае… — Антон прочистил горло, — Что тогда для тебя значит «дорожить»? — Ещё зависит по отношению к кому. Мама мне всех дороже… Бяшей я тоже дорожу, он мой братан, всегда на моей стороне был. И Полиной я дорожу, и тобой тоже. — Это радует, — криво улыбнулся Антон, и только хотел объясниться за себя, как Ромка вдруг выдал: — А, ну и ещё если в девчонку влюбиться! Антон поджал губы. Он почему-то до последнего надеялся, что об этом речь не зайдет, и получится отделаться малым. — Да, договори тогда, — почти прошелестел Антон. — Ну, для меня любовь в таком случае… — Ромка задумался и медленно заговорил, — Это когда мне вообще ничего от человека не надо, мне насрать, что там, как там… Лишь бы у него хорошо все было. Блять, больно. Это было больно — слышать про маленький, теплый Ромкин мир, частью которого он никогда не станет. — Если я все ему могу доверить. И не для того, чтобы выговориться, а чтобы услышать, что вот конкретно он думает. Я хочу быть с ним на равных, — заявил Ромка, — И если я чувствую, что готов защитить и все сделать, чтобы продолжать его радовать… Ну, там много всего, — Ромка почесал нос, — Ещё любовь — это когда меня вообще со всего тырит, что бы этот человек ни делал. Даже если он тупо лежит, и я вот смотрю и думаю: господи, ну вот как можно такой родиться? «Такой» резануло слух Антона, но он оставил спокойное лицо и лишь кивал на Ромкины высказывания. Тот продолжал что-то говорить, говорить, а у Антона будто слух заложило. Такое чувство, будто все внезапно исчезли из класса, и на пустынной равнине остался только один Ромка, который, рассказывая о любви, выглядел настолько уязвимым и мягким, что захотелось расхуярить весь этот проклятый класс, лишь бы не чувствовать, как неоправданная, тупая ревность сжигает его. — Ты про Алёну сейчас? — глухо уточнил Антон, посмотрев Ромке в глаза. Он должен был знать, он должен… Если вдруг его опасения сбудутся, и Ромка действительно влюблен в Алёну, то Антон должен просто принять это. И не рыпаться. Оставить Ромку в покое и просто жить спокойно свою жизнь дальше вплоть до выпускного. Ромка посмотрел на Антона недоумевающим взглядом, и ему внезапно стало погано, но заткнуть свой рот он не успел: — Ну, чего смотришь-то? Наверняка же о ней говорил. Господи, заткнись, заткнись. Прозвучало холодно, колко. Злобно. Ромкино лицо, которое вдруг стало чуть ли не виноватым, добивало ещё сильнее. — Да нет… — он мотнул головой, — Нравится, конечно… «Нравится, конечно» «Нравится, конечно» — Она хорошая, — добавил Ромка, — Но пока рано чета тут... Она симпотная очень, умная такая, но мы не так много ещё… — он внезапно поморщился, — Да и ты чего… Почему ты так говоришь? Ромкино очевидно огорченное лицо резануло ножом по сердцу: Антон почувствовал себя самой настоящей мразью. Так оно и было: он водил Ромку за нос, ничего ему не объясняя, но при этом разрушая их взаимоотношения. Ромка выглядел, как верный пёс, которого побил хозяин. Как будто его предали. — Ничего, — пробормотал Антон, отворачиваясь, — Настроение сегодня гадское какое-то… — Да уж заметил, — невесело ухмыльнулся Ромка, — Оно у тебя всю неделю такое. Антон сглотнул. Конечно же, Ромка это все подмечал и запоминал, как иначе… «Успокойся, успокойся…» — Ну, давай теперь ты скажешь че-нибудь? — предложил Ромка, и Антон, сглотнув, кивнул. — Да, ага… — он вздохнул поглубже. Что ж, ему и раньше приходилось действовать экспромтом. Нужно просто приложить немного усилий, и все получится. У него нет времени сидеть и жалеть себя: сейчас первостепенно — это выпутаться безо всяких последствий. — Для меня любовь… — он нахмурился, прикрыв глаза. Сперва он попробовал представить Олю, чтобы было, о чем говорить, — Если про члена семьи, например… — в голове возникли образы мамы с папой. Нужно погрузиться как следует, чтобы в эту искренность верилось самому, — Это когда я точно знаю, что у меня есть семья, даже если я где-то там… В Арктике. Что они вспоминают обо мне, волнуются, думают… Я рад знать, что для них я самый важный, и они для меня тоже. Он старался не особо смотреть на Ромку, но он знал, что Ромка в этот момент кивает на его слова. Так, нужно продвигаться дальше. — А если говорить про друзей, — он прочистил горло, — Конечно, я люблю своих друзей. Я хочу, чтобы вы радовались, чтобы у нас было больше прогулок, больше времени вместе, — Антон даже заулыбался, — Мне Полина предлагала летом съездить на велосипедах… — Да, я помню, ты уже как-то упоминал, — кивнул Ромка, и Антон, с замиранием сердца услышав это и поняв, что Ромка запомнил вскользь сказанные факты, продолжил вдруг охрипшим голосом: — Вот… Да, летом. Я бы так покатался пару раз. Только у меня велик чуть сломался… — Ниче страшного, починим, — кивнул Ромка, и Антон, явственно ощущая, как его замыкает, просто согласно промычал. Эмоции менялись с бешеной скоростью: от чистого страха в начале задания, до вспышки злобы при упоминании Алёны, потом самокопание, а теперь растерянность вперемешку с… желанием. Желанием отхватить хоть немного. Желанием больше Ромки. Касаться его, смотреть, разговаривать… Антон будто не дышал всю неделю без полноценных разговоров с Ромкой, а сейчас, когда говорил с ним так, без лишних ушей… Он будто не мог надышаться. Вокруг было столько кислорода, что Антон чувствовал головокружение. — А если говорить про любовь к… человеку, — запнулся Антон. Все, нужно отвести взгляд и не пялиться так красноречиво. Это уже слишком. Он и так сегодня пересёк границы слишком много раз, — Это когда я улавливаю все, мне интересно и важно вообще все. Если я готов все время его слушать, если я восхищаюсь даже его недостатками… Вообще всем. Если он для меня по-особенному важен, — на предпоследнем слове Антон неосознанно сделал акцент, чуть не прикусив себе язык после этого. Не ходи по льду, Антон. Ты и так конкретно зарываешься… Он скользнул взглядом по Ромке. «Мне важно про тебя все» «Все твои мысли и переживания» «Все, что с тобой связано» Он вдруг посмотрел на Ромку пустым взглядом и с отчаянием кое-что для себя понял. Притупленный своим осознанием, он вдруг резко вернулся в реальность и весь заледенел, когда Ромка неожиданно вскинулся и посмотрел на него странным, прицельным взглядом. Будь бы Антон не как обухом ударенный, он бы не выдержал мысли о том, что Ромка начал догадываться. — Тоха, — подозрительно произнес Ромка и, к ужасу Антона, шагнул к нему, — Ты… Хлопок Евгения Сергеевича чуть не остановил сердце Антона, который и так будто врос в пол под недоумевающим Ромкиным взглядом. — Так, ребята, давайте снова рассядемся по местам, — мягко предложил Евгений Сергеевич, — И поделимся впечатлениями. — Хватит с нас разговоров, — тихо отрезал Антон и уже было повернул к своему рюкзаку, как Ромка внезапно схватился за рукав его рубашки. Антона всего коротнуло высоковольтным зарядом, вызванным этим прикосновением. — Да куда ты… — удивительно глухим голосом для себя заговорил Ромка, — Мы же не договорили… — Я не хочу, — честно сознался Антон, не пытаясь вырвать руку из захвата. Не получится. Ромка должен разжать хватку сам. А сделает он это только в том случае, если у него не будет подозрений. — Куда ты собрался драпать? — не сдавался Ромка, — Все равно ж далеко не свинтишь, к Полине сейчас идем… — Я не пойду, — процедил Антон. На запястье, где смыкались Ромкины пальцы, понемногу становилось горячо. — Да что с тобой? — внезапно разозлился Ромка, — Ты всю неделю себя ведешь, как… — У меня проблемы дома, — Антон кинул свою козырную карту, которую планировал разыграть только в самом критическом случае. Кто же знал, что он настанет так рано — недели толком не прошло, а он весь в щепки… Ромка резко поменялся в лице и, к счастью для Антона, в более правильную сторону — в обеспокоенную. — А что там? У тебя родаки опять… — Не сейчас. Я не собираюсь никого туда… Я сам, — внезапно возникло раздражение. Он снова вспомнил день пропажи Оли. Как Рома стоял за калиткой их дома и слышал, как Антон орал за дверью на собственных родителей, как умалишенный… Даже если бы проблемы были, Антон не уверен, что хотел бы сказать об этом Роме вот так. И уж тем более, чтобы тот вмешивался. — Да давай помогу хоть как, — предложил Ромка. — А как ты поможешь-то? — горько усмехнулся Антон, — Давай сядем пока… Ромка, молча кивнув, высвободил руку Антона, и он пройдя к своему стулу и усевшись за него, только потом понял, что его сердце билось так, будто он вышел живым после встречи со львом. И, что самое сложное, в течение всего времени, что остальные делились итогами задания, Антон чувствовал на себе тяжелый Ромкин взгляд. Судя по всему, Антон исчерпал границы чужого терпения: его подозрительное поведение спустя неделю начало вызывать уже откровенные вопросы. Но он всей душой надеялся на то, что пока что «проблем дома» ему хватит для того, чтобы продержаться ещё с недельку-две. Потом он научится это контролировать… Антон горько усмехнулся. Да какое там контролировать? Он был готов заплакать от отчаяния. Ещё когда Ромка объяснялся перед ним касательно своего восприятия любви, Антона как обухом ударило: ему не отделаться от этого так просто ни за что. И, что добило его, он спохватился слишком поздно. Это чувство пустило корни слишком глубоко, и Антон со всем ужасом знал, что он влюблен в Ромку так прочно и безнадежно, что это не маленький сорняк, а огромный терновый клубок, который ему в жизни не вырвать, не оцарапав себе всю руку. И он просто не знает, что с этим делать. Как это контролировать, как пресечь… Он сходит с ума от черной ревности из-за девочки, которая в жизни ему плохого слова не сказала, его плющит, стоит Ромке оказаться в метре от него, ему херово думать о любом событии, где так или иначе будет присутствовать Ромка… Проклятье, что ему делать? — Я действительно очень рад слышать, что задание Вам так понравилось, — мягко улыбнулся Евгений Сергеевич, — Жаль, конечно, что это пока что последний с вами урок, — по классу пронеслись согласные огорченные бормотания, но Евгений Сергеевич улыбнулся, — Не стоит нам, конечно, так говорить, но если вдруг появится окно-второе, если кто-то из учителей заболеет или вынужденно куда-то поедет, то я буду тут как тут, без присмотра вас не оставлю, — все засмеялись, и Евгений Сергеевич закончил, — Хочу вас всех поблагодарить от всей души за вашу искренность и за то, как вы самоотверженно делились, чем хотели. Даже с теми людьми, которых вы мало знаете. Это дорого стоит. — Вам спасибо! — крикнул Тихон, и класс вдруг взорвался аплодисментами. Антон, сам не понимая, как это случилось, захлопал вместе со всеми в немом чувстве благодарности, и Евгений Сергеевич растроганно приложил ладонь к груди и низко поклонился. Все начали понемногу собираться и выходить из класса, и Евгений Сергеевич привычно прощался с каждым и мягко улыбался на любую благодарность. Антон кивнул ему на прощание со всей признательностью, на которую был способен, и вышел из класса, выдыхая с облегчением. Все, сейчас домой, а там и поспать можно будет лечь, забыться… — Антон! — раздалось из-за спины, и он, повернувшись, увидел в коридоре среди выходящих одноклассников Полину, которая, скрестив руки, выжидающе ему кивнула: — Можем поговорить? Его немного замутило: такие просьбы редко чем-то хорошим заканчивались. Но это все-таки Полина, ей можно доверять. «Ей можно доверять» — успокаивал он себя, подходя к ней. Они отошли к закутку в коридоре, где перед входом в женский туалет стояли умывальники. Полина поставила свой рюкзак на подоконник и, усевшись на него следом, спросила у Антона очень мягко и вкрадчиво: — Антон, можешь объяснить, что происходит? — А что происходит? — в тон ей задал вопрос Антон. В первую очередь нужно понять, о чем она, прежде, чем начать объясняться. — Ну, например, только что Рома подошёл ко мне злой, как черт, и сказал, что ты не пойдешь ко мне, — Полина намотала прядь волос на палец, — А когда я спросила, что случилось и почему он так раздражен, Рома на меня посмотрел, как самая настоящая язва, и сказал, — и тут Полина скорчила мерзопакостное лицо, от которого Антон выпал в осадок, и прогнусавила, — «Вот у него и спрашивай!». Как ты мог догадаться: я теперь сижу и спрашиваю… — Ох, — Антон покачал головой, чуть улыбнувшись, и посмотрел на Полину уставшим взглядом, — Я пока не совсем… — Антон, — Полина вскинула руку, — Скажи честно, пожалуйста. Я же видела твое лицо, когда тебе предложила пойти на чай. Ты был, как всегда. Там ничто беды не предвещало. Что успело-то случиться за десять минут? Скажи честно. И Антон, глядя в её искренние глаза, сказал. Нечестно и ни разу не касаемо правды. Сгорая со стыда. — Я не очень хотел вас беспокоить… У меня сейчас дома небольшие проблемы. — Как раньше? — Полина среагировала мгновенно. И Антон, желая угробить себя за такую ложь, в которую он вплел ещё и родителей, тихо отозвался: — Мне кажется, что хуже… — Антон, — с сочувствием произнесла Полина и, встав с подоконника, обняла его, — Пожалуйста, говори нам о таких вещах… Мы очень за тебя переживали всю неделю, ну… Пусть слова Антона не были ни разу правдой, но поддержка Полины была искренней, и Антон обнял её в ответ, наслаждаясь временным чувством спокойствия и безопасности. — Я пока не очень хочу там как-то вас вплетать. Все, что у меня дома, пускай там и остается, — он покачал головой. — Да, хорошо, я понимаю… — кивнула Полина, отстраняясь, и Антон поинтересовался: — Ты не обидишься тогда, если я все-таки не пойду?.. — Ты что, конечно не обижусь! Все в порядке, — заверила его она, а потом вкрадчиво добавила, — Антон, но все-таки приходи, если что. Лучший способ — это быть подальше от проблемы, если она вообще нерешаемая. «Вот я пытаюсь быть. Подальше» — мысленно процедил Антон, но на деле лишь кивнул с натянутой улыбкой. — Рома и Бяша ждут внизу, я пойду к ним, пока Ромка не взбеленился снова, — предупредила Полина. — Да, хорошо, — кивнул он, — Я попозже спущусь, не переживай… — Ладно-ладно. Если что вдруг — звони обязательно. Или приходи. Ты знаешь, у меня тебе рады, — напоследок она сжала его руку в своей, и Антон, с благодарностью на неё посмотрев, отпустил её, провожая взглядом её удаляющийся силуэт с длинными, блестящими волосами. «Прости, Полина» Он, посмотрев в окно какое-то время, подцепил рюкзак с подоконника и прошёл к лестничному пролету. «Я не буду звонить. И приходить. И рассказывать» Сняв свою куртку, единственную среди пустующих вешалок, Антон надел её, вжикнув молнией. «Потому что ни одна живая душа не должна знать об этом» Тихо попрощавшись с охранником, он вышел из школы. «Потому что я сам не уверен, как долго смогу молчать и всем врать» Было холодно. Мелкий неприятный мокрый снег ложился ему на щеки, а ветер обдувал их, превращая в маленькие льдинки. «И потому, что я, кажется, слишком поздно все осознал» Вдали все ещё виднелись их фигуры. Три силуэта, идущих вровень. Он снова был от них далеко. Ему снова придется давиться одиночеством. На его стороне нет даже Полины, которая была с ним хотя бы в начале. Когда все было тяжело, больно, страшно. Сейчас все абсолютно точно так же. Только хуже. На его стороне теперь вообще никого нет.