Один грамм терпения

Мики была настолько сосредоточена на антисептике, что когда хлопнула входная дверь, не сразу догадалась, что вернулся Тэхён. Она не ждала его так скоро, так часы показывали только четверть девятого, но им с Рё стоило бы догадаться, какой предатель Чон Хосок, и предусмотреть возможное возвращение хозяина дома. Тэхён влетел в кухню в обуви, стуча каблуками чёрных лаковых туфель, и направился прямиком к столу с совершенно обезумевшим видом. Первым его заметил Рё, прижимавший к распухшему носу пакет со льдом. У него пол-лица ужасно ныло, и почему-то он был уверен, что сейчас и оставшееся ныть будет. И не прогадал. Тэхён оттолкнул Мики локтем подальше, не беспокоясь о расплескавшемся по столу и полу антисептику с едким спиртовым запахом. Он схватил Рё за шкирку, раздражаясь ещё больше из-за его болезненных стонов. Пока не зная, что произошло, он всё равно успел подумать, что разбитого носа и посиневшего подбородка японцу мало, и в импульсивном выбросе кулака вперёд проехался по его щеке. Стоит отметить, что прежде Тэхён никогда руки не распускал, потому понятия не имел, насколько это больно. Ощущение пульсации и онемения охватило костяшки и кисть, но только потому, что Мики вклинилась, он не рискнул ударить ещё раз. — Отпусти! — стала требовать она, одной рукой дёргая за пиджак Рё, чтобы оттянуть его подальше, а другой за пиджак Тэхёна. Получалось так себе, но её друг, по крайней мере, не пытался поддержать драку, в ужасе хватаясь за саднящую скулу, хотя нижняя часть лица всё равно болела сильнее. — Пошёл вон! — низкий и угрожающий голос Тэхёна громом прокатывался по кухне. — Пошёл. Отсюда. Вон. Рё с радостью бы пошёл, но для этого нужно было разъединить как-нибудь пальцы, которые мёртвой хваткой вцепились в его одежду. — Тэхён, отпусти его, ты разве не видишь, что случилось? Тэхён не видел. Ему ярость глаза застилала, потому единственное, что он мог сделать — буквально вытрясти душу из Рё, а потом протащить его через всю кухню к выходу и швырнуть на крыльцо, опасно близко к ступенькам. Мики всё это время бежала за ними, охая из-за того, что муж всё не так понял и ещё пожалеет, но к тому моменту, как он закрыл дверь на замок, ему было не до нелепых сожалений о потенциально испорченной дружбе. После решения одной проблемы его суровый взгляд был устремлён на другую. — Какого чёрта, Мики? — прошипел он. — Ты же обещала… Она не привыкла бояться и просить прощения, потому ожидаемо подбоченилась и стала смотреть не менее строго. — Ты тоже много чего обещал, — напомнила она. — Даже клялся. Не помнишь? Кланялся моему отцу и мне и клялся в верности… — На свадьбах все клянутся. Традиция такая. Его взгляд ничуть не смягчился, но стал более растерянным, когда он попытался заглянуть в гостиную, а затем вновь на кухню. — Где Юни? Что вы с ней сделали? Мики хотелось взвыть от злости и обиды. Всегда он переживал за кого угодно, только не за неё. Неужели хоть раз не мог проявить и к ней столько же чуткости и заботы? Не в этой ситуации, но в какой-нибудь другой, когда отчаянно нужен был ей. — Она у себя. Прячется после того, как не поняла шутку и напала на Рё. Её слова звучали так нелепо, что у Тэхёна невольно вырвался нервный смешок. Кого она пыталась обмануть? Он знал её и её друзей как облупленных. Рё Абэ не шутил, как и Хосок по телефону. — Ты уйдёшь сейчас? — возмутилась Мики, сильнее вжимая кулаки в бока. — Ты даже не объяснишься, не говоря уже об извинениях? Он прошёл мимо, нечаянно или специально задев её локоть. Хотя Мики шла следом, он всё равно был быстрее и вырвался вперёд, успевая закрыть дверь в спальню Юни прямо перед носом жены. Он и не ожидал застать девушку в постели, догадывался, что она забилась в какой-нибудь угол, слишком напуганная, потому обшарил взглядом комнату в её поисках и даже распахнул дверцы шкафа. — Юни? Юни, ты где? Несколько мгновений он напряжённо вслушивался в тишину, а потом расслышал щелчок — дверь в ванную приоткрылась, показывая полоску черноты, скрывающейся за ней. Ворвавшись внутрь одновременно с Мики, вошедшей в спальню, он включил свет, заставляя Юни зажмуриться и прикрыть глаза руками. Её тяжёлое дыхание было громким и прерывистым, оно отбивалось от стен ванной комнаты, наполняя её от пола до потолка. — Ты в порядке? — присев на корточки, спросил Тэхён. Он взялся за её кисть под пристальным взглядом жены, убирая руку, чтобы взглянуть на раскрасневшееся от слёз лицо Юни. Её глаза опухли и стали похожи на две маленькие щёлочки с блестящими чёрными бусинками, а рот кривился в болезненном выражении. — Живот… — простонала она. — Живот ужасно болит. Она попыталась сомкнуть губы, но выдохи всё равно вырывались через рот. — Вызвать скорую? — спросил Тэхён испуганно, одной рукой продолжая сжимать её кисть, а другой нервно ощупывая карманы и понимая, что забыл мобильный в машине на пассажирском сидении. — Мики, почему ты стоишь? Вызови врача! Мики и с места не сдвинулась. Она больше ни во что не верила. А главное — никому. Другие обманывали и им не было совестно впоследствии, они ещё умудрялись разыгрывать перед ней сценки, надеясь вызвать сострадание. — Мики, вдруг что-то с ребёнком? — предположил ужасное Тэхён. Пускай ей было плевать на Юни, но на ребёнка ведь нет? Она его очень хотела. Они приложили столько усилий… — Я рожу тебе лучше. Её слова отдались под рёбрами Тэхёна тупой болью. Мики всегда находила способ удивить его в плохом смысле этого слова. В первую очередь своим безучастием. Она заведомо готовилась отказаться от чьей-то жизни и не осознавала, что говорит ужасные вещи. — Возьмись за моё плечо, — сказал Тэхён, наклоняясь к Юни. — Ухватись за него, я тебя подниму. Она решительно кивнула, делая так, как он сказал. Когда он брал её на руки, ещё две слезинки скатились по её щекам и превратились в одну большую на подбородке. Она капнула за шиворот её ночной рубашки. — Мики, бери её одежду и выходи к машине сейчас же, — приказным тоном сказал Тэхён. Он бы хотел быть в состоянии сделать всё самостоятельно, но без Мики пришлось бы потерять ещё больше времени, а он понятия не имел, сколько у них есть. Его дрожь пробирала от страха, в точности как и Юни. Они резонировали в этом плане. Тэхён вышел из спальни, быстрым шагом пересекая коридор, пока Мики с нежеланием рылась в шкафу Юни, выбирая для неё чёрные леггинсы и свитер. Она вынесла их вместе с обувью к машине и швырнула на заднее сидение, сама и не думая оставаться с этими голубками. Ситуация не позволяла ей вести себя плохо, да и Юни знала, как надавить на Тэхёна плачем. В каком-то роде она манипулировала лучше Мики. Это вызывало зависть. — Ты не поедешь? — спросил Тэхён. — Нет. Он не стал спрашивать дважды или уговаривать её, сорвался с места, как только она закрыла двери. Левой рукой он держался за руль, а правую предложил Юни, чтобы она могла сжимать её сильнее, если станет больно, но к клинике ей стало немного лучше. Из приоткрытого на сантиметр окна в салон попадал свежий воздух, и чем дальше они отъезжали от дома, тем легче дышалось. Тэхён хотел много о чём спросить, в частности о Рё. Его ненависть была перехвачена волнением, но он бы предпочёл снова сильно злиться, только бы не думать о том, что с Мики придётся поговорить в скором времени, и что Юни теперь в ещё большей опасности, раз всем всё известно. — Он ведь ничего не сделал? — негромко спросил он. Даже если Юни было не до вопросов сейчас, он хотел знать. — Нет, — вдобавок она покачала головой. — Он удерживал меня на кровати и хотел поцеловать, но я испугалась и укусила его за подбородок. Сильно, наверное. А потом нечаянно ударила в нос головой. Я спряталась в ванной, а госпожа Гото его увела. Она говорила ему успокоиться, возможно, она… спасла меня. Пальцы Тэхёна сжались крепче вокруг её ладони. Радовало лишь то, что её дыхание более-менее выровнялось, и она могла нормально разговаривать, не то что прежде. — Мики узнала про нас, — сообщил Тэхён. — Поэтому она попросила Рё сделать это. У неё своеобразные способы мести. Его слова привели Юни в чувства. Мгновение назад она испытывала благодарность к его жене, и вдруг это сменилось животным страхом. Низ живота вновь свело в болезненном спазме. — Что? — Она узнала, что мы вместе. Её поражало его спокойствие. Он буквально попался, был загнан в угол, но находил в себе силы не думать о том, как дерьмово всё получилось. Он ещё не знал, о чём именно будет говорить с Мики после того, как убедится, что Юни в порядке, но подозревал, что как раньше ничего не будет. Надеялся ли он на прощение? Совсем нет. Пугало ли его происходящее? Ещё как. — И что теперь будет? — в ужасе поинтересовалась Юни. — Не знаю, но это не так уж и важно сейчас. Как давно у тебя болит живот? Крови ведь нет? Юни не знала наверняка. Ей было тяжело уже несколько дней, живот словно тянул ко дну, а в момент испуга стало ещё хуже. Она даже решила, что у неё начались схватки, пока сидела на холодной плитке в туалете, но, кажется, она просто запаниковала. Нервы кого угодно могли свести с ума, особенно беременную женщину. — Он немного болел до того, как… — она умолкла, потому что подходящие слова, которыми можно было бы обозвать приставания Рё, не находились. — Но сейчас лучше. Слегка тянет внизу, но не исключено, что это из-за шевелений ребёнка. Он активно ворочается последние минут десять. — Это ведь хорошо, что он ворочается? — оживился Тэхён. — Наверное. Её улучшившееся самочувствие дало им немного времени на парковке. Юни смогла надеть свитер на голое тело, а Тэхён помог ей натянуть леггинсы и кроссовки. Он приобнимал её за талию всю дорогу до клиники, а там представлялся её опекуном и договаривался об экстренной консультации. Некоторые анализы невозможно было провести сразу, но доктора и медсёстры окружили Юни заботой. Сперва её положили в приёмном отделении с двумя другими беременными. У одной из них уже начались схватки и она расхаживала вдоль задёрнутой шторки, постанывая и не находя себе места. Другая дремала на кушетке ближе к выходу. Юни же не могла расслабиться, опять держась за руку Тэхёна и нервно ожидая последующих действий врачей. Её перевели в палату ближе к полуночи, поставив капельницу и сделав два укола, из-за которых у неё буквально глаза из орбит вылезали. Медсестра сказала, что это витамины. — Мы можем поговорить здесь? — спросил дежурный гинеколог полушёпотом, уверенный, что Юни уже задремала, но узнав о его присутствии, она распахнула глаза и попыталась лечь повыше на подушке. — Конечно, — сказал Тэхён, не прекращая поглаживать тыльную сторону её ладони. — Ничего ведь страшного не случилось? Они сделали УЗИ, и предварительно с плодом всё было в порядке. — Как сказать… — протянул врач. — Хорошо, что вы обратились сейчас, а не дни и недели спустя. У госпожи Ча незначительные кровянистые выделения из половых путей и повышение тонуса матки. Такое бывает, это не всегда критично, но некоторая физическая активность и даже стресс могут всё усугубить и привести к выкидышам. — Но теперь этого не будет? Мы же вовремя обратились? — пробормотала Юни испуганно. — Тише, тише, — попросил врач, подразумевая под этим скорее «успокойтесь», нежели просьбу о молчании. — Сложно что-либо гарантировать сейчас, потому лучший вариант — ложиться на сохранение. При преждевременных родах на двадцать четвёртой неделе прогнозы для ребёнка не очень утешительные, поэтому нам нужно проследить за тем, чтобы вы оставались беременной как можно дольше. Минимум до тридцать второй недели, а ещё лучше — до тридцать седьмой. — И что подразумевает это «сохранение»? — спросил Тэхён. — В первую очередь физический покой. Помимо него гормональные средства, содержащие прогестерон, для снижения гипертонуса — спазмолитики, которые также снимают боли внизу живота и в области поясницы, при появлении повторных кровянистых выделений — кровоостанавливающие препараты. Наши пациентки находятся под присмотром квалифицированных акушеров-гинекологов и проходят все необходимые обследования. Это нужно в большей мере для того, чтобы предупредить преждевременные роды, но в некоторых случаях приходится проводить срочные роды, и тогда тоже лучше находиться здесь. Это повышает шансы как для плода, так и для матери. До этих очевидных слов Юни толком не думала о том, что беременность и роды могут убить не только чужого ребёнка, но и её. С Харам всё было не так. С Харам всё шло прекрасно, и она родила на тридцать девятой неделе без каких-либо осложнений. Её выписали из роддома через два дня, а неудобства и восстановление были пустяками в сравнении с этим. Тэхён провёл указательным пальцем по голубо-зелёным венкам на руке Юни, немного не доходя до пластыря, который удерживал утолщённую иглу капельницы. Он чуть не сделал ей больно. — Если она останется здесь, всё будет хорошо? — Вероятнее всего. Без стопроцентной уверенности Юни всё равно не становилось легче. — А я могу с ней оставаться? — Днём или ночью? — уточнил доктор. — И днём, и ночью. Кровать в палате была только одна, но Тэхён мог купить раскладушку или спать в кресле. Удобства для него не имели значения сейчас. Он был готов променять любимый дом на палату, и на это было несколько причин. Не только опасения по поводу Юни. — Что ж, не думаю, что это будет проблемой. Пока состояние не стабилизируется, можете остаться. Я запишу вас на анализ крови на завтра, на восемь утра. А в семь вас проведает медсестра. Если вдруг станет хуже, прямо над кроватью, — он указал пальцем на стену, — есть кнопка. Не терпите боль, нажимайте без раздумий. — Спасибо, — сказал Тэхён. Он вышел из палаты вместе с мужчиной, чтобы обсудить некоторые вопросы касательно палаты и оплаты за неё и лечение, а ещё, чтобы позвонить Мики. От последнего, увы, некуда было деться. — Что? — недовольно спросила она, подняв трубку. — Ты даже не представляешь, как тяжело мне сдерживаться, пока я говорю с тобой, — выпалил Тэхён в её же манере. — Ты позвонил мне, чтобы сказать это? Если бы у неё были силы после всего, она бы с удовольствием напомнила бы ему, что это ей должно быть тяжело, это ведь её предали. — Нет, — рявкнул Тэхён так, что Мики по ту сторону невольно вздрогнула. — Из-за твоих сумасшедших решений у Юни угроза выкидыша. Её кладут на сохранение. И я собираюсь остаться с ней, чтобы она не чувствовала себя одиноко. Мики надеялась, что это ещё не конец, просто обстоятельства так сложились. — Ты не вернёшься домой этой ночью? — Нет. — А завтра? — Заеду за кое-какими вещами. — Тогда мы поговорим? — А нам есть, о чём? Она обязана была чувствовать себя так, как обычно чувствовал себя он. Мики причиняла ему боль, ранила его, а потом делала вид, что ничего не было. Он не заслуживал её извинений, так почему она должна была слышать что-то подобное от него? — Я люблю тебя, Тэхён, — едва дыша от волнения, проговорила Мики в трубку. — Мне нужно возвращаться в палату, — проигнорировал он её признание. — Для чего? Чтобы сказать ей то, что я только что сказала тебе? Ты хотя бы любишь Юни? Её слишком честный вопрос загнал его в тупик. Тэхён любил свою покойную маму, потому что это было самой логичной любовью, на которую он был способен. Любил вкусную еду, потому что кто не любит поесть? Любил ту старую атмосферу настоящих праздников, а может, лишь воспоминания о ней. Любил детей, потому что находил с ними общий язык скорее, чем со многими взрослыми. Любил свою работу, потому что это был способ сбежать из дома и потому что у него хорошо получалось. А Юни… она ему определённо нравилась, она его привлекала, и он хотел заботиться о ней, а это было проявлением его любви в какой-то степени, но заставить себя сказать что-то такое он просто не мог. — Я собираюсь сбросить, — предупредил он, после и впрямь сбрасывая. Какое-то время он стоял в пустом коридоре, стараясь прийти в себя и отогнать это ледяное ощущение надвигающейся паники. Он привык быть напуганным, всегда жил в каком-то страхе отпустить то, что в течение жизни собирал вокруг себя. Когда он терял одно, тут же хватался за другое, только бы не упустить смысл всего пройденного пути, потому что зачем было принимать предложение господина Гото, если рак всё равно победил? И зачем было жениться, если в итоге придётся развестись? И зачем было так трястись над ребёнком, если снова есть риск выкидыша? Единственное, что Тэхён собирался осознанно оттолкнуть со временем, была Юни. Он был уверен, что у них максимум шесть-семь месяцев, в которые он будет максимально осторожен и которые заставят его почувствовать себя хоть чуточку счастливее. Он хотел насладиться этим временем и когда-нибудь в будущем вспоминать о нём с приятной тоской, говоря себе, что хотя бы надкусил нормальность этого мира в лице девушки, которая тянулась к нему, и к которой он тоже тянулся. Теперь оставалось признать, что он сам всё запорол. В который раз оказался слабым звеном, которому сейчас практически не за что было уцепиться, чтобы не развалить всю цепочку. Он открыл двери палаты, тут же сталкиваясь с взглядом Юни. Она была на нервах, не могла так просто уснуть. — Наконец-то ты вернулся, — она выдохнула, осторожно двигаясь на край кровати и откидывая дальний край одеяла. — Хочешь лечь этой ночью со мной? Кровать огромная, мы вдвоём на ней уместимся… У Тэхёна в планах было другое, но он с огромным удовольствием лёг рядом на покрывало, подставляя Юни плечо, чтобы она смогла опустить на него свою горячую голову. — У тебя нет температуры? — забеспокоился он, прижимаясь к её лбу ладонью, а после и губами. — Нет, это ты какой-то холодный, — она прильнула к нему, обхватывая его лицо ладонями, чтобы поделиться своим теплом. — О чём вы там говорили с врачом? — Ни о чём практически. Он сказал внести аванс за твоё пребывание здесь и попросил проследить за тем, чтобы ты минимально шевелилась и ни в коем случае ни о чём не переживала. Ты должна думать о себе и о ребёнке, а больше ни о чём. Она сделала глубокий вдох, собираясь заговорить, и Тэхён испугался, что она снова спросит о Мики. Но её мысли занимало кое-что другое. — Я хочу рассказать родителям. — О чём? — О том, что я суррогатная мать. Хочу, чтобы они меня поддержали, и я могла видеть Харам практически каждый день. Это было навеяно страхом перед неизвестностью, которой ей представлялись последующие недели беременности. Она пыталась себя не накручивать, но ужасные мысли и предостережения врача никак не лезли из головы. Пока Тэхён отсутствовал, Юни успела удариться в латентную истерию и представить себе, что умрёт в этой самой клинике, до родов или во время них, а маме с папой потом сообщат об этом по телефону. Они будут в шоке, узнав, что их дочь умерла из-за плода, потому что даже не знали, что она была беременна. Хорошо, если Тэхён им всё объяснит, а если нет? Если госпожа Гото её обманет и не заплатит? И тогда её семья останется с двухлетним ребёнком на руках без денег и без Юни. — Но ты же солгала им про школу, — на Тэхёна нахлынуло смущение, — а я поддержал. — Это неважно. Мама с папой будут удивлены, но им придётся принять всё как есть. — Ты не понимаешь, — жалобно выдавил Тэхён. — В последний раз я наговорил госпоже Квон всякого, потому что она расспрашивала. Как я буду выглядеть в её глазах после этого? Так же, как в глазах Мики, — обманщиком. Юни нежно погладила его по щекам и лбу, убирая с глаз тёмную чёлку. — Не переживай, мои родители поймут, что ты сделал это из-за меня. И осталось всего ничего. Ты ведь сможешь недолго потерпеть осуждающие взгляды? — Осуждающие взгляды?! — ужаснулся Тэхён. У Юни это вызвало улыбку. Хорошо, что они оба были смущены и напуганы. Их чувства отлично совпадали. Некоторые их чувства. — Я дам тебе подготовиться к этому. Недельку? Или пяти дней будет достаточно? — она желала признаться во всём поскорее и пережить все ужасные моменты одним махом. — Мы оба с этим справимся, и позже нам двоим будет легче. Тэхён так не думал. Какие-то проблемы можно было решить признанием, но что делать со всей этой кашей, в которую превращался его брак? Что ему делать? — А как ты меня представишь своим родителям тогда? — спросил он, внимательно вглядываясь в карие глаза Юни. — Как господина Кима, который и правда мой работодатель, но не в том смысле? — А в каком? — Буквально будущий отец ребёнка, которого я вынашиваю. — Звучит не слишком многообещающе? В смысле… — он запнулся, раздумывая, как бы ей сказать. — Твоя мама от меня без ума. Я съел три порции пельменей, которые она приготовила, и заказал для Харам игрушечного медведя. Под конец визита меня называли «сыном». Юни сместила руки ниже, сжимая пальцами ворот пиджака Тэхёна. Её взгляд блуждал по его красивому лицу. Казалось, она никогда не сможет налюбоваться им. — Ничего страшного, она должна была привыкнуть к разочарованиям, учитывая моё прошлое, — проговорила она осторожно, неизменно испытывая стыд при воспоминаниях о дьяконе. — К тому же, эта маленькая ложь не такая уж и страшная. Она всё ещё может относиться к тебе хорошо, даже если узнает, что ты женат и скоро станешь отцом… Тэхён её перебил, внезапно спрашивая: — Ты бы хотела, чтобы я развёлся? Он так и сяк крутил вопрос на языке, боясь к нему подступиться, но в итоге тот сорвался быстро и легко. Гораздо страшнее было после, когда в палате повисла тишина. — Или… — он прикусил щёку с внутренней стороны, надеясь, что не допускает очередную ошибку. — Ты бы хотела выйти за меня? Он молился о том, чтобы она не была как Мики, чтобы не спрашивала ни о какой любви и не сталкивалась с его неловким молчанием. Юни ведь была проще, он её обычно хорошо понимал, значит, и она должна была понимать его. На неё накатила волна тошноты, не в качестве токсикоза или очередного признака плохого самочувствия, а из-за шквала эмоций. Она была поражена, но при этом восторженна; в ужасе, но в эйфории. — Ты не должна отвечать так сразу, — Тэхён попытался отстраниться, чтобы не заставлять Юни чувствовать себя некомфортно, но она крепче сжала ткань пиджака. — Да, хотела бы, — дрожащим голосом проговорила она. Приходилось отгонять настырный звонкий голос госпожи Бэ, которая твердила, что Юни стоит быть на стороне Тэхёна, а она не верила. Было глупо даже мечтать о том, что он предпочтёт её Мики. Они пришли к этому наихудшими путями, но если Бог посылает лишь то, что человек в состоянии осилить, значит, они делают всё правильно. Тэхён накрыл затылок Юни ладонью, притягивая её ещё ближе к своей груди. Его подбородок уткнулся в её макушку, и они едва ощутимо стали покачиваться. Юни делала так с Харам, когда руки уставали носить её — укладывала в постель, крепко обнимала и начинала покачиваться, убаюкивая. — Отдыхай, — сказал он ей с лёгкой улыбкой, — отдыхай и ни о чём не волнуйся. Поговорим о твоих родителях и остальном завтра. У Тэхёна всё ещё были запасные варианты. Это ему очень поднимало настроение.

***

В эти дни Мики не давалось чтение — мысли были о другом. Она не могла нормально есть, не могла спать, в основном сидела в кровати и обнимала подушку Тэхёна, улавливая фантомный запах его одеколона и его самого. Она была где-то между «плохо» и «кошмарно», приблизительно на том уровне, который подразумевал откинуть одеяло, заставить себя умыться, одеться и найти ключи от машины, чтобы поехать в клинику к доктору Ли. Она хотела сделать это ещё на следующее утро после того, как Юни положили в больницу, но было страшно. Мики выглядела опухшей от слёз и боялась, что доктор Ли щипцами вытянет из неё правду, а тогда попросту не выпустит из больницы. Поэтому она написала ему, что пропустит один день из-за важной поездки. На второй ей не стало лучше и пришлось солгать снова. На третий история повторилась. Доктору Ли это, разумеется, было не по душе, но поскольку Мики лгала, что не в Сеуле, он выслал ей электронный рецепт, по которому она должна была получить лекарства на следующие десять дней. Если бы у неё были силы выйти из дома, она бы непременно это сделала, но вслед за ними ушла и мотивация. Зачем она должна была стараться держать своё настроение под контролем, когда рядом не было никого, кто оценил бы это? Тэхён и прежде ничего не замечал, а в последний визит за вещами и ноутбуком ни разу даже не взглянул на Мики. Он сказал, что устал и выяснить отношения они смогут позже, а потом собрал одну сумку для Юни, одну для себя и уехал. Мики не попыталась его остановить, так как спохватилась слишком поздно — когда не было риска показаться ему жалкой, потому что он уехал. Ей не нужно было спрашивать себя, жалеет ли она об этом. Она очень жалела, и навязчивые мысли о том, как именно она могла бы уговорить или заставить его остаться с ней, донимали её ночью и днём. От страха, что последний шанс упущен у неё начиналась мигрень, такая сильная, что она нормально вздохнуть не могла, а когда боль отпускала, Мики утыкалась лицом в подушку Тэхёна и пыталась надышаться им, а может и попросту задохнуться, чтобы не бродить по тем же кругам ада день за днём. Зачастую она понятия не имела, который час, но судя по тому, что за окном светило яркое солнце, ночь снова отступила, и пришло утро. В лучшие дни дом в это время пустовал бы, потому что Тэхён поехал бы в похоронное бюро, а Мики в салон, и до ужина они друг с другом не увиделись бы. Если бы он приехал раньше, поставил бы воду на лапшу и пропылесосил в коридорах, если бы она — запекла бы картофель с фалафелем и разобрала корзину с грязными вещами. За ужином Тэхён стоял бы напротив, опираясь ладонью на стол и кушая как можно скорее, чтобы уйти в спальню к своему телефону, а после делал бы вид, что слушает её разговоры в постели перед сном. Когда один из них выключил бы ночник, второй бы понял намёк и тоже лёг спать. В течение ночи их голые ноги сталкивались бы под одеялом, а утром они оба с неохотой вставали бы и чистили вместе зубы, избегая прямых взглядов в зеркале. По возможности Тэхён пропустил бы завтрак и уехал на работу первым, чтобы вечером снова встретиться с Мики на кухне за ужином, который один из них приготовил. Мики догадывалась, что в таком браке нет ничего идеального, но для неё это было идеально. Тэхён, каким бы он ни был, оставался рядом. Он смотрел только на неё, он терпел, ненавидел, а в чём-то и восхищался только её и только ей. Стараясь не разрыдаться снова, она рухнула на кровать, нечаянно задевая локтем прикроватную тумбочку с его стороны. Ночник на ней пошатнулся, выдвижной ящичек выехал на два сантиметра вперёд, внезапно вызывая у Мики интерес. Прежде ей не доводилось заглядывать в его вещи, а сейчас возникла острая необходимость сделать это. В ящичке лежали блокнот в кожаной обложке и перьевая ручка с золотистым колпачком — подарок господина Гото ещё чёрт знает на какую годовщину. Чернила давно закончились, а в блокноте Тэхён оставил всего две записи. За восемнадцатое июля «Забрать вещи Мики из химчистки»; за тринадцатое сентября «Мамины результаты в кабинете med-lab.kr код 2347971243 (пароль: GM-131115-KT)». Мики нервно сглотнула, удивляясь тому, что пароль от их Wi-Fi совпадал с паролем Тэхёна. Раньше в нём не было ни капли загадочности, он просто использовал то, что подобрала для них она — их инициалы и дату свадьбы. Раньше он был предсказуемым и элементарным. Пролистав блокнот до конца, чтобы точно ничего не упустить, она стащила из ящика футляр с очками. Когда-то они принадлежали его отцу, и он очень берёг их. Мики прекрасно помнила уродливую светло-коричневую оправу, но всё равно открыла футляр. Её губы почти дрогнули в ностальгической улыбке, но секундное помутнение рассудка отрезвили перетянутые резинкой пластинки таблеток. С чего бы Тэхён стал хранить лекарства в таком месте, а не в аптечке или на кухне? Отбросив футляр на постель, Мики перелегла на живот, подставляя обратную сторону пластинок с пилюлями под солнечный свет, льющийся в спальню через окно. «Галоперидол» — было раскидано на расстоянии трёх сантиметров друг от друга. Ей нужно было чуть больше времени, чтобы покрутить пластинки в руках и догадаться, как она ошибалась, но звук шагов в коридоре напугал её и подтолкнул к мысли, что лучше спрятать таблетки обратно. — Ты тут, — устало сказал Тэхён, удерживая ладонь на двери и останавливаясь на пороге спальни. — Ты же не занята? Мики сотрясала матрас, поворачиваясь к мужу и глядя на него как на какое-то произведение искусства, хотя он был всего-то человеком, который пытался свести её с ума. Но сейчас это не имело значения. Он вошёл в спальню, приближаясь к кровати, а затем сел на самый край, расправляя скомканное одеяло правой рукой и избегая взгляда Мики. — Юни выписали? — Нет. Она пробудет в клинике до самых родов, поэтому она попросила собрать остаток её вещей — она хочет передать их родителям. Несмотря на недавнюю находку, Мики не побоялась спросить с надеждой: — А ты домой вернёшься? Его молчание, судя по всему, значило нет. Он решил, что между ними всё окончательно испорчено и прятался от неё в клинике. — Я могу тебя простить, — как можно убедительнее сказала Мики. — Тебе было тяжело, а я этого не понимала. Я знаю, почему ты предпочёл Юни, но это не по-настоящему. Ты её не любишь. Её пальцы пробегались по краю пододеяльника, внутри которого всё пребывало в хаосе. — Я и тебя не люблю, — твёрдо произнёс Тэхён. Мики тут же кивнула, показывая, что знает. — Это неважно. Мы вместе семь с половиной лет. Даже у тех, кто любит изначально, не всегда получается столько всего преодолеть, но у нас получилось. Она не моргала, пока слёзы пеленой застилали глаза. Она старалась сдержаться и не показаться ему слишком отчаянной, но голос её всё равно выдавал. — Я тебе всё прощу, Тэхён, — пообещала она. — Даже самое худшее. А ты прости мне. Он замотал головой, больше не желая ничего прощать ей. Раньше ему приходилось, потому что не было другого выбора, но она же сама видит, как всё изменилось со смерти её отца. С Юни или без неё, они должны были однажды прийти к этому. — Ты сказала, что можешь родить лучше, — он отвернулся от неё, глядя в пол. — Я так и думал, что этот ребёнок тебе не нужен. Никто не заводит детей для того, чтобы разобраться с наследством. Но если тебе всё ещё мало, можешь забирать всё, кроме бюро и ребёнка. В суде я не попрошу ничего больше. — В суде? — дыхание Мики сбилось. — Что ты такое говоришь?.. Он набрался смелости поднять на неё свой бесстрастный взгляд. Ему не было жаль, не было стыдно, не было больно. Ему как всегда было всё равно, когда речь шла о Мики. Её слёзы, извинения и мольбы ничего не значили. — Я не хочу тянуть с разводом, — его слова звучали холодно и жёстко. — Мы и так откладывали слишком долго. Теперь он понимал, что нужно было покончить с этим сразу после смерти господина Гото. До того, как мама умерла, до затеи с суррогатным материнством и многочисленных плохих вещей, которые пришлось сделать Тэхёну. Думать об этом сейчас было куда проще, чем сделать тогда. Более того, если бы появился шанс вернуться во времени назад, он бы снова струсил и снова остался. Хотя бы для того, чтобы встретить Юни. — Мы не будем… — начала Мики. — Будем, — возразил Тэхён. — Ты можешь согласиться со мной и сделать это спокойно, по обоюдному согласию и с максимальной выгодой для себя. А можешь отрицать и избегать, но тогда я попрошу тебя делиться имуществом и отсужу ребёнка методами, которые тебе не очень понравятся. Он слегка прищурил глаза, разглядывая её лицо. — Ты знаешь, что проиграешь, Мики, — сказал он с высокомерными нотками. Очевидно, что для принятия решения ей нужно было обдумать всё, побесноваться и остыть, поэтому Тэхён встал и прошёлся по комнате. Ему нужно было найти зарядку от своего телефона и новые станки для бритья. У него ещё хватало наглости периодически что-то мурлыкать себе под нос. В точности как Мики когда-то — в самые неподходящие моменты. — Лучше не звони мне, когда всё обдумаешь, а пиши. Юни до сих пор переживает из-за того, что вы с Рё пытались сделать. Побереги её и свои нервы. Прошу. На мгновение он сложил руки у лица, умоляя её, а затем расслабился и вышел из спальни. Он отправился в комнату Юни и больше получаса собирал её вещи, складывая их по сумкам и пакетам. Ему предстояло отвезти всё это домой к семье Ча и заодно столкнуться с неловкими объяснениями из-за лжи. Зато это будет последний неприятный разговор. — Можешь не провожать, — перед отъездом сказал он. Его вещи остались на месте, что значило, что он ещё непременно вернётся, но не было никаких гарантий, что Мики придумает что-нибудь к тому времени. Нуждаясь в чьей-нибудь помощи, она набрала доктора Ли. Ей всё ещё было стыдно и страшно, колени под одеялом дрожали, но как у психотерапевта у него должны были найтись хоть какие-нибудь идеи, чтобы спасти эту ситуацию. А вот связи не нашлось. Длинные гудки даже не начинались, прерываясь одним быстрым и коротким, который значил, что он вне зоны доступа. Обиделся и заблокировал её? Он мог бы, ведь она не приходила на сеансы и, соответственно, заработать с неё таким образом не получалось. Доктору Ли ничего не стоило отказаться от неё, потому что хорошие пациенты те, которые прислушиваются к рекомендациям и оплачивают больничные счета. Злясь, Мики переключилась на другой номер, срывая Рё телефон. — Какого чёрта? — выругался он, ответив на второй раз. — Ты занят? — Нет, но судя по всему, это ты была очень занята почти неделю. Почему? Отсасывала у Тэхёна прощение? Ты даже не позвонила, чтобы узнать, как мои дела, хотя это твои любовнички наставили мне синяков, Мики, — его упрекающий и шипящий тон вызывал у неё не сочувствие, а раздражение, потому что он даже не хотел её послушать. — Рё, Тэхён хочет развестись… — ДжиУ тоже, и что? Это причина, чтобы игнорировать друзей? Я сам звонил тебе миллион раз, и на сколько звонков ты ответила? — он понизил голос, злясь ещё больше. — Мне нужна была помощь, но у тебя всегда на первом месте только ты. Тебе на всех срать. Так мне на тебя тоже. Заранее поздравляю с разводом! Он сбросил вызов, чего раньше никогда не делал. Всё указывало на то, что Мики придётся сдаться. Помимо Рё никто больше не отвечал на звонки. ДжиУ игнорировала, Кэйта был не в сети, а Куми радовать новостями о разводе вовсе не хотелось. Оставался только Хосок, но длинные гудки тянулись и тянулись, давая понять, что всё тщетно, и вот, в последний момент, когда Мики была уверена, что сейчас звонок сорвётся, он ответил. — Мики? — его голос звучал весело, словно он только что смеялся из-за какой-то очень смешной шутки и всё ещё обдумывал её, намереваясь вскоре рассмеяться вновь. — Ты почему звонишь? Случилось что-то? — Да, — она выпалила со стоном, потому что уже и не ждала этого вопроса. — Хосок, помоги мне. — Кхм, — он посерьёзнел совсем немного, — и с чем же? Она открыла рот, задыхаясь из-за подступающих рыданий и бессилия, которое бетонной стеной стояло перед ней. Она бормотала и сетовала, пересказывая Хосоку последствия того вечера, жалуясь на Рё, Тэхёна, Юни и доктора Ли. Он терпеливо слушал, мыча периодически для того, чтобы у неё не возникало сомнений, что он слушает. — Мики, не плачь, — попросил он, когда она сказала о разводе и захныкала в трубку как маленькая. — Ты просто постоянно делаешь всё для того, чтобы оттолкнуть Тэхёна, а нужно наоборот. Разве ты до сих пор не поняла, что ему нравятся овечки, способные вызвать только сочувствие? Ча Юни — многострадальная овечка. И тебе стоит такой прикинуться. Мики всю жизнь боялась показаться Тэхёну «овечкой». Такими просто манипулировать. — Как? — всхлипывая, спросила она. — Заставь его поволноваться о тебе, вызови жалость, — Хосок ненадолго смолк, размышляя. — Хм, ты могла бы рассказать ему о своём диагнозе и отправить на промывку мозгов к врачу, который скажет, какая ты бедная-несчастная и как тебе не повезло жить с расстройством. Или поступить умнее и действеннее — напугай его тем, чего он боится больше всего на свете. Она и не догадывалась, что Хосок настолько хорошо знает Тэхёна. — Чего он боится? — спросила она, готовая впитывать каждое его слово. — Осознания, что может кого-то потерять. Он годами учился равнодушию в похоронном бюро, но так и не перестал бояться смерти. Он даже женился, чтобы оттянуть неизбежное. И готов развестись по той же причине. Тэхён самого убогого пожалеет, если узнает, что он умер или на волоске, — Хосок едва боролся с восторгом, который вызывал у него этот разговор. — Так что будь на волоске, Мики.