Один грамм терпения

Зачастую Тэхён старался не интересоваться тем, чем интересовалась Мики, иначе у них могло возникнуть больше общих тем для разговоров, а ему этого совсем не хотелось. Она любила художественные книги и американские фильмы восьмидесятых, а он из принципа читал исключительно новостные статьи и ценил современный корейский кинематограф, который ей казался бездушным, скучным и затянутым. Единственным исключением, пожалуй, был покер. Они оба обожали техасский холдем. Мики из-за встреч с друзьями и интересных историй, а Тэхён — из-за денег и возможности отвлечься. Он предвкушал пятничные вечера, на которые были назначены встречи. В такие дни настроение Мики поначалу всегда было хорошим. Ей нравилось нарезать фрукты и одобрять или отвергать вино, что выбирал в баре муж. Когда прибывали гости, она с радостью целовала их в щёки и провожала в библиотеку, где уже горели свечи, растекаясь быстро остывающим воском по серебристым канделябрам. Игра начиналась около семи, а до тех пор все обменивались новостями, и в небольшой комнате со стенами, уставленными книжными стеллажами, не стихали разговоры. — Так ей всего двадцать пять? — в голосе Хосока слышалось искреннее удивление. — А уже ребёнок есть, — с неким осуждением сказала Куми. Рё, как всегда, спросил единственное, что его интересовало в женщинах: — Красивая? Тэхён сидел на своём излюбленном месте, спиной к окну, и потягивал крохотными глотками вино комнатной температуры. Его терпкий вкус оставался на языке и сушил горло, и потому иногда приходилось тянуться за кусочком очищенного яблока или кубиком манго. — Как по мне, обыкновенная, — высокомерие в голосе Мики преобладало, — но тебе лучше спросить у Тэхёна. Все взгляды вскоре устремились в сторону окна, но Тэхён не сразу понял, чего от него ждут, потому что толком не слушал. У него было достаточно мыслей и дел, и пока не приходилось следить за картами, он витал в облаках. — Так что, Юни красивая? — ДжиУ, сестра Хосока, повторила вопрос нетерпеливо. Тэхён не сразу нашёлся, что ответить. Он удивился, что интересуются его мнением, и как-то взволнованно взглянул на Мики, чтобы понимать, чего она от него ждёт. Уголки её губ были приподняты в лёгкой улыбке, но во всём остальном казалось, что она недовольна. Ей хотелось говорить о будущем ребёнке, а не об инкубаторе, который этого ребёнка выносит. — Мики красивее, — Тэхён задержал бокал у губ, желая убедиться, что его жена осталась тронута, и только тогда сделал ещё глоток. Все остальные забормотали, что это нечестно, что вопрос был о красоте Юни, а не Мики, но других комментариев не дождались. Единственным, кому было не особо-то и интересно, был Кэйта. Он втягивал фрукты с огромной тарелки как пылесос и спрашивал, может ли Мики принести ещё винограда. Она могла, потому временно отлучилась, оставив мужа на съедение любопытным. — Готов поспорить, она уродка, раз её выбирала Мики, — небрежно проронил Рё. Хосок лишь ухмыльнулся, вынимая из кармана чёрного пиджака новую колоду карт и стягивая прозрачную плёнку с упаковки. Он не понимал, почему всем так интересно, что там с этой Юни. Зачем гадать и умирать от пытливости, если рано или поздно они всё равно её увидят? — Ты знаешь, что она любит смотреть исключительно на красивые вещи, — Куми метнула взгляд в Тэхёна, как-то неосознанно наклоняясь ближе к нему и недвусмысленно подмигивая. Кэйта предпочёл не заметить, что его жена тянется к кому-то другому. Он весь день никак не мог найти время на перекус и теперь думал только еде. Даже игра его так не интересовала, как собственный пустой желудок. — Какая, собственно, разница, насколько та девушка красива или уродлива? Её гены не играют никакой роли, потому что яйцеклетка Мики, а сперма Тэхёна, — ответил Хосок. — Кстати, помнится, Мики пришлось колоть гормоны в течение нескольких недель… — понизив тон, заговорила Куми. — По-моему, она немного поправилась. — Не так сильно, как Кэйта, — рассмеялась ДжиУ, похлопывая мужчину, сидящего от неё по левое плечо, по округлому животу. — Может, у нас тут ещё кое-кто беременный? Он оттолкнул её руку, глядя свирепо и дыша так же. — Лучше смотри за своим мужем, — сказал он жёстко. — Скорее его усилиями за нашим столом появится кто-то беременный. И я не про тебя, ДжиУ. Рё несдержанно хохотнул, не воспринимая всерьёз уличающие и колкие слова по поводу его измен. ДжиУ и сама всё прекрасно знала, но они устали объяснять всем, что у них свободные отношения, потому что после этого всегда звучал вопрос, почему же в чужих постелях оказывается исключительно Рё. — А вот я слегка завидую тому, что Рё может себе такое позволить, — протянула с намёком Куми. — Иногда так сильно устаёшь от одного и того же… Разве нет, Тэхён? — Я бы тоже устал, если бы мне с нашим Кэйта пришлось иметь дело. Наверняка его ненасытность и на постель распространяется, — выручая друга, вклинился Хосок. — Собственно, почему мы вообще об этом говорим, когда уже пять минут восьмого? Где носит Мики? Словно услышав его вопрос, она ворвалась в библиотеку с тарелкой, полной не только фруктов, но и сыров, а перед тем, как присесть, прошлась вокруг стола, подливая вино из двух бутылок. — Ты снова наш дилер? — Рё надулся, заметив, как Хосок вынимает из коробочки карты и поднимается из-за стола, чтобы выбрать на этот вечер жертву, что окажется от него слева и будет делать ставки первой. — Я не азартный человек, не играю, — напомнил Хосок, прохаживаясь по кругу и наблюдая за тем, как друзья понемногу напрягаются. Все хотят делать ставки последними, это всегда самое выгодное положение. — Помнится, в позапрошлый раз ты играл, — с недовольством напомнила ДжиУ. — И остался с пустыми карманами, — насмехаясь, сказала Мики. Хосок сдержанно кивнул, останавливаясь сперва возле сестры, а после переходя к Мики и решая, что именно она должна получать свои сегодняшние карты и делать ставки первой. Благодаря этому Тэхён, что сидел справа от дилера, становился последним игроком. Хосок принялся тасовать. Делал это четырежды, затем сдвинул колоду и начал принимать блайнды. Начиная игру, Мики сделала ставку в пятьдесят тысяч вон, а Рё сразу же поднял до ста тысяч. Получив по две карты на руки, ДжиУ добавила в банк ещё сотню, Кэйта и Куми поддержали, Тэхён тоже. У него уже была пара двоек, и он чувствовал, что это может быть весьма удачный вечер для его кошелька. Хосок выложил на стол три карты одну за другой: бубновый король, пиковый король и червовая девятка. Таким образом, у каждого игрока уже была минимум одна пара, а у Тэхёна даже две. Это немного подняло ему настроение, но на лице никак не отразилось, да и вероятность, что с последующими картами у кого-то шансы забрать банк будут выше, либо кто-то, как и он, сидит с парой на руках, очевидно более высокой, нежели двойки, никуда не исчезала. — Госпожа Гото? — важничая, спросил Хосок, ожидая от неё дальнейших действий. Тэхён был знаком со стилем игры каждого за столом, и он знал, что Мики крайне редко отказывается от ставки на данном этапе. Она — агрессивный игрок, даже если у неё всё паршивее некуда. Своей уверенностью она любого может заставить скинуть карты, пусть они намного лучше её проигрышней комбинации. Блеф — важный элемент её покерной стратегии. Они обычно играли в безлимитный техасский холдем, выбирая начальную ставку хаотично, но всегда не меньше пятидесяти тысяч вон, и повышали на столько же, чтобы за их столом не было никакой мелочи. Так Мики охотно поддержала игру, выложив сто пятьдесят тысяч на стол. — Надеюсь, у тебя минимум ещё один король имеется, и это не очередная попытка водить нас за нос, — сказал Рё с улыбкой и сделал свою ставку. ДжиУ долго и задумчиво пялилась на общие карты, прикидывая по-всякому, но в итоге решила не продолжать, сбросив свою пару. Кэйта сбросил следом, цокая языком, а Куми повысила ставку на пятьдесят тысяч вон, вложив в банк двести тысяч. Притворяясь, что думает, стоит ли оно дальнейшей игры, Тэхён всё же положил ближе к Хосоку двести тысяч вон и чуть стиснул зубы, когда тот сбросил верхнюю карту из колоды, мня себя великим крупье, и выложил на стол ещё пиковую двойку. То, как Куми едва заметно скривила губы, дало Тэхёну понять, что она будет сбрасывать в этот раз. А Мики подкинула ещё деньжат в банк, играя не столько с мужем, сколько с Рё, для которого делом принципа было доказать, что она блефует, а не ведёт. Так полтора миллиона в банке быстро превратились в миллион девятьсот, а после ставки Тэхёна перешагнули за два миллиона. Довольный таким хорошим началом этого вечера Хосок вновь скинул верхнюю карту и неспешно подцепил последнюю — пятую, — на которую могли рассчитывать игроки. Тэхёну было действительно сложно сдержать восторг, который вызвала двойка треф из колоды. Рё негромко выдохнул, должно быть, радуясь двум парам на столе, а Мики зашевелилась, сдвигая ноги и глядя на друзей исподлобья. У неё было хобби, которое Тэхён просто ненавидел, — нервировать людей. Если она была слегка взволнована, а кто-то вроде Рё чересчур расслаблен, она этого никак не могла пережить. — Я так понимаю, сдаваться никто не намерен в шаге от вероятной победы, — предположил Хосок, подбивая Мики выложить купюры на стол. Кэйта давно предлагал купить уже чёртовы фишки, раз пару пятниц в месяц библиотека в этом доме всё равно превращается в казино, но никто не поддержал, кроме Тэхёна. Другим нравилось шуршать деньгами, бросать бумажки на стол и ожидать, что Хосок, как банкир со стажем, моментально всё подсчитает и подскажет ставку, в случае чего. — Хм, — Рё давно бы скинул, но с такими хорошими картами на столе было грех уступать Мики. Они оба были так увлечены игрой, что совершенно упустили из виду Тэхёна. Только Куми буравила его взглядом, и то потому, что насмотреться на его красоту не могла. Кэйта же наслаждался сыром и вином, мысленно бросаясь к работе, на которой в последнее время был завал, а ДжиУ готовилась к следующей игре, лениво пересчитывая деньги в сумочке и сбиваясь несколько раз подряд. Она была совсем плоха в элементарной математике, и до своего брата ей было очень далеко. — Что ж, — Хосок убрал руку, в которой сжимал колоду, за спину, — в таком случае время раскрыть карты. Тэхён чуть подпрыгнул на стуле, потому что он последним делал ставку во время итогового раунда, значит, именно ему предстояло первому положить карты на стол, что он и сделал. Вновь заинтересовавшись игрой, Кэйта подавился сыром и громко закашлялся, жестом умоляя жену похлопать ему по спине, а Рё тем временем расхохотался. Он выложил на стол бубновую семёрку и червового короля. Если бы не карты Тэхёна, он бы точно победил Мики с её несчастной пиковой дамой и максимально неуместной тройкой. Ей можно было сдаваться ещё на флопе. — У-у, каре, — откашлявшись, изумился Кэйта, — кому-то сегодня везёт с первой игры. — А кому-то нет, — поддевая подругу локтем, проговорил Рё. — Ну, не везёт в картах, повезёт в любви, — беззаботно ответила Мики, вовсе не беспокоясь о двух с лишним миллионах вон, что выиграл Тэхён. — Боюсь представить, что у вас в «любви» происходит после таких вот игр, где ты — проигравшая, а Тэхён прямо-таки на коне, — сказала ДжиУ. — Не боишься, что однажды он обыграет тебя настолько, что станет богаче? От такого сравнения Тэхёна передёрнуло, а Мики деликатно улыбнулась, отвечая: — Не боюсь. Он всё равно это для нас выигрывает.

***

Мики и правда не везло. Три часа беспрерывной игры привели к опустошению её кошелька, и она беспокойно крутилась на стуле, пытаясь подглядеть у кого что. Она действительно любила своих друзей, но в карточных играх они ей казались очень непредсказуемыми. Она знала, что Рё улыбается почти постоянно, любое обсуждение сводя к женщинам и заигрывая с Мики исключительно чтобы отвлечь от игры; знала, что ДжиУ вообще не рискует и потому зачастую по мелочи многое проигрывает, зато никогда не остаётся на мели; знала, что Куми играет только чтобы под столом топтаться своей ногой по ноге Тэхёна, иногда поднимаясь к колену и выше, и потому он беспокойно покашливал и понемногу двигал стул ближе к Хосоку; знала, что Кэйта грабит её не только на деньги, но и на продукты с очень довольным и красным лицом. Мики стала хмурой и молчаливой, когда стрит привёл к первому и последнему за этот вечер выигрышу ДжиУ, потому что как только у одного из игроков заканчивались подготовленные на вечер деньги, игра прекращалась. Нынче банкротом стала хозяйка дома. Она не любила проигрывать по нескольким причинам. Во-первых, жалела потерянных денег, во-вторых, сразу чувствовала себя менее могущественной в глазах Тэхёна, и в-третьих, должна была историю всем собравшимся в библиотеке. Это началось несколько лет назад, когда их банк ещё не был таким большим, а игры не затягивались на четыре часа и дольше. В их компании тогда не было ДжиУ и её брата, а Рё был заядлым холостяком, который, казалось, никогда не женится, будучи настолько любвеобильным. Они только пробовали играть, входили во вкус и, как малые дети, усложняли жизнь проигравшему глупыми желаниями. Забавно, что обычно лузер тянул за собой ещё кого-то, ввязывая его в озвученные задания. Так после одного проигрыша Мики и Рё загадали, чтобы Кэйта ударил Куми, а Мики заставили съесть стейк тартар, после которого её рвало ещё несколько дней, и Тэхён стал козлом отпущения. Он тоже проигрывал и тоже страдал, потому был особенно счастлив переключиться на истории. Это были маленькие незначительные секреты — то, о чём не говорят друзьям и вообще никому, что-нибудь волнующее, но не слишком глобальное. Начинали с того кто с кем потерял девственность, потом с самых низких поступков в жизни, и это укоренилось, став единственным постоянным требованием к проигравшему — растянуть вечер ещё на несколько минут, поделившись тем, о чём никто не знал. Тэхён иногда подозревал, что люди за столом врут. Во всяком случае, ему хотелось бы, чтобы озвученное ими было не более чем их извращённым воображением, грязными фантазиями, до которых они опускались, чтобы заставить кого-нибудь вздрогнуть. Он был хорошим игроком, никогда не делал поспешных выводов и не расслаблялся, мог как отступить, так и идти до последнего, и потому с тех пор, как посыпались пятничные секреты вместо веселящих компанию представлений с побоями и сырым мясом, ещё ни разу не оказывался среди проигравших. С огромными потерями — да, без ничего совсем — нет. — Жду не дождусь твою историю, — нараспев произнёс Хосок, пряча карты обратно в карман и присаживаясь на прежнее место возле сестры. — Предпочтительно что-нибудь из твоей практики, — попросила Куми, подпирая подбородок руками. — Никак не могу забыть тот случай, когда ты приревновала Тэхёна к клиентке, которая с ним флиртовать пыталась за твоей спиной, и устроила ей небольшую передозировку ботоксом. Фото её воскового лица в нашей беседе до сих пор вызывает у меня улыбку. — Это одна из тех причин, по которым тебе не следует ходить на косметические процедуры к Мики, — пошутил Рё, — а то ещё разучишься улыбаться из-за попыток лезть к занятым мужчинам. Тэхён уставился в пустой бокал. Ему следовало бы посмеяться вместе со всеми, но жестокость Мики, шутки за столом, а ещё приставания Куми были слишком неприятными для него. Он был сыт японками по горло, ещё и рисковал быть наказанным из-за чрезмерного внимания к своей скромной персоне, благо, отличное время за игрой и приумножившийся капитал частично затмевали эти мелочи. — Разве я лезу? — оскорблённо спросила Куми, хватая Кэйта за плечо и прижимаясь к нему. — Милый, ты слышишь, что они говорят обо мне? Я так похожа на изменщицу? — Очень, — ответил Хосок, вытягивая ноги под столом и задевая ими сразу нескольких друзей. — Мики, что там с историей? Тут хорошо, но я предпочёл бы заканчивать поскорее. Он всегда был тем, кто куда-то спешил и у кого были планы и дела, которые он никак не мог подвинуть. — История, да, — Мики откинулась на спинку стула и сложила руки на груди. Иногда она запросто находила, о чём рассказать, иногда подолгу перебирала события своей жизни, выбирая что-нибудь касающееся исключительно её, а иногда переходила на личности, приплетая Тэхёна или других присутствующих за столом. Но кое-что оставалось неизменным годами — рассказывая о своих плохих поступках, Мики никогда не считала это чистосердечным признанием, ей не бывало стыдно и жалко пострадавших от её безрассудства сторон. Она вообще считала исповедь как таковую лицемерием. Кому-то просто хочется послушать побольше мерзостей из чужой жизни, и он притворяется святошей, чтобы пробраться в головы «грешников». А её друзья не завышают ценность своего умения слушать и не принижают искренний интерес, маскируя его под необходимость. — В первый год замужества, — Мики бросила короткий взгляд на Тэхёна, чтобы убедиться в том, что он внемлет со всеми, — папа только купил для нас этот дом, и из-за ремонта мы временно жили у него с мамой. Все праздники отмечали вместе. В том декабре их было достаточно: сперва свадьба, потом Рождество и… день рождения Тэхёна. Было очень просто погрузиться в воспоминания семилетней давности. Если всё сейчас казалось каким-то чёрно-белым, то те времена пусть и не являлись цветными, но были окрашены сепией. Незнание ближайшего будущего, но готовность к нему чувствовалась в каждом действии тогдашнего Тэхёна. Он женился, заботился о Мики и её семье, а взамен получал заботу о своей больной матери. Помощь господина Гото всегда казалась искренней, потому и он делал всё от чистого сердца, с улыбкой. Но с годами это приелось, да и не осталось тех, кому нужна была бы его улыбка или дырявая искренность. — Я выяснила, что папа не собирается Тэхёну ничего дарить, поскольку и так много денег ушло на дом и ремонт, а ещё на лечение его матери. Он сам мне сказал, что дарить ничего не будет, но после символического празднования, когда я убирала со стола, заметила, что папа увёл Тэхёна к себе в кабинет. Вы же знаете, насколько я любопытна и люблю справедливость? Я была вынуждена подсмотреть, как папа совал моему мужу пухлый конверт, и сильно разозлиться на бесконечную лживость мужчин. Это до сих пор вызывало у неё злость — её тонкие брови хмурились, а у Тэхёна глаза шире раскрылись, так как он тоже отлично помнил тот день и сцену в кабинете. Господин Гото и правда пытался дать ему денег, приговаривая: «Я всегда мечтал о таком сыне, как ты». — Так что на следующий день, когда отца не было дома, я пробралась в гардеробную и перевернула все карманы его курток и пальто. Он всегда носил с собой наличку, и мне удалось насобирать больше двух миллионов, — её губы вдруг растянулись в самодовольной улыбке, и она взялась за ножку бокала, на дне которого ещё оставалось немного вина. — Украла у отца деньги? — выдохнул Кэйта. — И это вся твоя история? Он выглядел скучающим и совершенно не впечатлённым. — Не перебивай, — потребовала Мики. — Я забрала те деньги, а буквально через пару дней отец позвал меня и Тэхёна к себе, чтобы отдать конверт нам двоим, потому что мой муж-болван отказался распоряжаться средствами, которые всё равно были бы нашими, а не лично его. Так что, в итоге, выигрыш Тэхёна сегодня уравнял мой выигрыш в тот его день рождения. — Твой отец не заметил пропажи? — поинтересовался Рё. — Заметил, — загробным голосом ответил Тэхён. Это был такой стыдный и неприятный момент его жизни, в который он понял, что имеет дело не только с богатыми людьми, но и с жадными, трясущимися за каждой воной. — Да, — Мики кивнула, допивая вино последней, так как у всех уже давно были пустые бокалы. — Он решил, что это была мама Тэхёна, которая заезжала к нам в гости. Ей сын экскурсию по дому проводил и они, разумеется, заглядывали во многие комнаты. Вот папа и подумал, что это она полазила по его карманам из-за бедности, в которой её семья долгое время жила. Хосок неопределённо хмыкнул. Он ещё не решил, как относится к этому всему и понравилась ли ему история. Зачастую во второстепенных героях, которых тот или иной член их маленького покерного клуба вплетал в свою неугодную для нормальных людей правду, можно было вычислить отношение рассказчика к этим самым героям. И Тэхён у Мики всегда был одинаковым: обманутым, опущенным, униженным. Но это вовсе не мешало ему сохранять горделивое молчание и смотреть на Мики пусть и обиженно, но с высокомерием. Хосок думал, что как-то так должен смотреть Господь, которого люди ежесекундно предают, — с едва различимой укоризной во взгляде, но не смея опустить подбородка. И в это же время, безмолвно осуждая, он запоминает всё сказанное и сделанное, чтобы, когда придёт время судить, было о чём потолковать и что вспомнить. — Невероятно, — Куми покачала головой, — каждый раз для меня открываются всё новые и новые грани твоей бессовестности. — Молчи уже, — сказал Кэйта, — ты ничем не лучше. Забыла, как украла у меня дорогущую перьевую ручку, которую мне подарили твои родители? — Одно дело красть у мужа и совсем другое — у отца, — заступилась за Куми ДжиУ. — Родителей и их труды нужно уважать. — А мужа не нужно? — Хосок улыбнулся, во время повисшей за столом тишины выдыхая и хрустя пальцами. — Вы, ребята, заставляете жалеть, что Босх жил так давно и в Хертогенбосе, а не в Сеуле. Если бы у него была возможность познакомиться с вами, он бы писал «Семь смертных грехов и Четыре последние вещи» с вас. А Павич для своего сборника про грехи позаимствовал бы по одной из ваших историй. Окинув друзей любящим взглядом, который намекал, что он говорит это не со зла, он начал перечислять: — Кэйта — ходячее чревоугодие, Куми — зависть, Рё — похоть, ДжиУ… — он сделал паузу, склоняя немного голову. — Уж прости, сестрица, но ты воплощение лени, я жил с тобой достаточно, чтобы понять это. Мики, разумеется, жадность, а Тэхён — гордыня. Кэйта как-то неосознанно попытался втянуть живот, садясь на стуле ровнее, чтобы придать своему пухлому внешнему виду минимальной внушительности. В его семье все были полными, и он считал свой непомерный аппетит не более чем генетикой. Да и если есть возможность кушать в своё удовольствие, зачем себе в этом отказывать и страдать ограничениями? Ямамура не такие, они при деньгах и с животами. А на его посте начальника полиции, которому только по телевидению выступать и отчёты о закрытых делах получать, вовсе ни к чему хорошая физическая форма, главное, чтобы сыт и доволен был. Куми явно оскорбилась, прищуривая глаза и в первую очередь глядя на Мики. Она и правда в чём-то была завистливой, но не более чем остальные. А если и страдала этим, разве так плохо мечтать о большем, отчасти завидуя профессионализму других или тому, что у них настолько привлекательные мужья? С тех пор, как она стала частью семьи Ямамура, ей только и остаётся, что смотреть на людей вокруг и представлять себя на их месте. С таким мужем, хочешь не хочешь, а взгляд всё равно метнётся к какому-нибудь симпатичному корейцу. Рё своим грехом остался абсолютно доволен. Он был большим ценителем творчества Маркиза де Сада и жил идеей дописать аморальные «Сто двадцать дней Содома» в перерывах между врачебной практикой, потому поддавался похоти так часто, как только мог, собирая необходимые для книги материалы. Но он бы вовсе не расстроился, если бы, как и его любимый писатель, не успел дописать её до конца жизни, главное то, что каждая его фантазия будет воплощена в реальность, а это ли не самое приятное в подборе сцен для книги? ДжиУ даже оскорбиться поленилась. Её растили как принцессу, а после замужества она стала настоящей королевой — она и её король жили в разных дворцах, его регулярно посещали наложницы, зато она могла от него отдохнуть, живя свою жизнь максимально беззаботно. Мики замечание к своей персоне упустила, зато рассмеялась на подобранный для её мужа грех. — О, поверь, Хосок, — начала она, всё ещё хохоча, — Тэхён и самолюбие, а также гордость — понятия несовместимые. Он не страдает ни эгоизмом, ни нетерпением упрёков. Он куда покладистее, чем тебе кажется. Но лучше скажи… Раз перечислил ты всего шесть людей и шесть грехов, седьмой остаётся тебе? — Гнев? — Хосок вздёрнул правую бровь, размышляя над этим всерьёз. — Точно-точно, — поддакнула ДжиУ, — он страшен в гневе, это ему идеально подходит. Немного подумав, Хосок развёл руками, ничего не подтверждая и не отрицая. Обрубая на корню дальнейшие разговоры, он встал из-за стола. — С удовольствием поболтал бы с вами ещё, но мне пора. Спасибо за хорошую игру и историю. Кэйта тут же закопошился, дёргая Куми за руку. — Нам тоже следует идти, — сказал он, отодвигаясь вместе со стулом назад. Мики была бы не прочь посидеть ещё недолго, но раз все так спешили уйти, задерживать их не стала. Пока она провожала гостей, Тэхён убирал со стола и выбрасывал практически догоревшие свечи, сдирая с деревянных комодов потёкший и застывший воск. Остатки фруктов он убрал в холодильник, а вино вылил, пустые бутылки споласкивая и собирая в коробку на переработку. Он ни с кем не прощался, а когда за последним гостем закрылась дверь, погружая дом в приятную тишину, он уже сидел на кровати в спальне, расстёгивая чёрную рубашку. — Ты видел, что некоторые соседи уже начали украшать дома к Рождеству? — Мики прикрыла дверь в спальню, оставляя снаружи длинный пустой коридор, через который тянулась тонкая дорожка белого лунного света. — Нам тоже стоит достать гирлянды и всю это ерунду. — Хорошо, — ответил Тэхён. — И за продуктами пора съездить. Нужно побольше овощных смесей, чтобы у Юни всегда была еда. — Ладно. — Наверняка в следующий раз всем будет интересно с ней познакомиться… — Ага. Мики откинулась назад, растягиваясь на подушках, хватая Тэхёна за расстёгнутые края рубашки и не позволяя ему встать. — Ты ведь не обижаешься? — спросила она, имея в виду свою сегодняшнюю историю. — Это было очень давно и всем всё равно. Тэхён так не думал. Ему-то до сих пор было стыдно. — Нет, не обижаюсь, — он чуть наклонился вперёд, надеясь на этом и закончить, сбежав от жены в душ до тех пор, пока она не уснёт. Но Мики не собиралась отпускать его так просто. Она повернулась на левый бок, перекатываясь ближе к Тэхёну и щекоча его пальцами по пояснице. — Тогда давай поиграем, — сказала она, таща его упрямее в свою сторону. — Ты был таким сексуальным, когда сгребал со стола деньги. Неудивительно, что Куми всё время вертелась, места себе не находя. Тэхён не мог ей отказать, потому что иначе она бы затеяла ссору или заставила его делать то, что она хочет, потому решил разделаться с её «играми» поскорее, и без того утомлённый работой и покером. Он позволил ей стянуть с себя рубашку и пересел на колени, садясь к ней вполоборота. Он вглядывался в благородные черты её лица, изящные, правильные. Как ей удавалось быть красивее всех за столом, но настолько отбивать желание любоваться этой красотой? Её губы разомкнулись, а рукой она поманила его к себе. Понимая без лишних слов, Тэхён наклонился за поцелуями. С ней они всегда были какими-то не такими, не совсем приятными и понятными, а ещё со вкусом помады. Он иногда думал, что попросту не умеет целоваться, и за годы их брака так и не освоил эти простые движения губами и языком, хотя мало-мальски поддерживал процесс. Мики легонько оттолкнула его, упираясь левой ладонью в голую мужскую грудь, а правой зарываясь в его волосы. Выдыхая ему в лицо, она спросила: — Я поправилась? Так значит, она слышала. Не ушла так сразу, а задержалась, чтобы послушать, что о ней говорят. — Нет, — Тэхён быстро замотал головой, показывая малую часть беспокойства и испуга, — тебе так хорошо. Она гладила его по голове, портя причёску, которая выдержала ветреный день на кладбище, моросящий дождь, но не её пальцы. — Тогда почему ничего не сказал им? Почему не заступился за меня? Тэхён не понимал, за что он должен был заступаться и для чего. Её друзья всё равно остались бы при своём мнении, а он бы только выставил себя идиотом, стараясь разубедить всех в том, что Мики немного набрала из-за уколов. Она же сама заметила это и с ещё большим рвением, чем обычно, поглощала зелень, пытаясь привести себя в былую форму. Не давая ему шанса как-нибудь оправдаться, она подтолкнула его вниз, по-прежнему сжимая пальцами густые чёрные волосы. Выдыхая, она запрокинула голову и раздвинула ноги шире. — Ну же, давай, — сказала она, толкая его всё ниже, — хочу убедиться в том, что от наличия у тебя языка есть хоть какая-то польза. От перемещений Тэхёна по кровати матрас прогибался. Ему бы хотелось, чтобы Мики хоть немного пожалела его волосы, но она держала крепко, а чем ниже он опускался, задирая руками её чёрную юбку и проводя руками по капроновым чулкам, тем сильнее она тянула его за тёмные пряди. Она буквально ткнула его носом в чёрные трусики мини. Они сидели низко на выпирающих косточках бёдер. Тэхён упёрся локтями в кровать, большие тёплые ладони задерживая на задранной юбке, а языком проводя по трусикам и выуживая из Мики полустон-полувыдох. Она сама себя настроила на утешительный приз проигравшему, и Тэхён не смел подвести её ожидания. Не мучаясь с раздеванием, он отодвинул плотно прилегавшую к гладкой коже ткань в сторону и за пару мгновений нашёл языком клитор. Мики ещё не была заведена и становилась мокрой очень медленно. В основном она была молчаливой, редко срываясь на неловкие стоны, которые заставляли Тэхёна немного ёжиться. Он не верил, что ей на самом деле хорошо, не чувствовал этого и не видел. Он обхватывал клитор губами, играл на нём языком, как играют смычком на скрипке, стараясь задеть самые высокие по звучанию струны и заставить Мики почувствовать себя лучше, но ей требовалось много времени, чтобы настроиться. Двигая головой, лакая её скудную смазку, Тэхён чувствовал себя голодным псом, который был готов вылизывать даже пустую миску, потому что хозяйка сказала, что так он насытится. И он продолжал делать это, пока она вдыхала и выдыхала, сдвигала ноги, пытаясь его придушить, и разводила их очень широко, топталась у него по спине, а в конце попросту оттолкнула, отпуская его волосы и глядя в потолок. Она не кончила и была даже не близка. — В понедельник нужно, чтобы ты съездил за Юни в эту её деревню, — сказала она, поправляя нижнее белье и опуская обратно юбку. — Я? — удивился Тэхён, вытирая губы тыльной стороной ладони. — Мы не можем вызвать для неё такси? — Я не доверяю таксистам, но к тебе у меня доверия чуточку больше, чем к ним. Не позволяй ей носить тяжёлые вещи и накорми каким-нибудь не острым овощным супом на ужин. — А ты? — беспомощно спросил Тэхён. Он думал, она хотела контролировать Юни, следя за всем, что та делает, вынашивая их ребёнка. — У меня перелёт в Японию из-за кое-каких косметически процедур, не уверена, что успею вернуться до вторника. Так что позаботься о нашей сурмаме, как она и просила.